Страница:
Я усматриваю эти причины в директиве штаба 10-й армии от 17 сентября. Эта директива предусматривала отход в ночь на 20 сентября с линии Быстрица Шумск, на фронт Слободка - Ошмяны. Эта директива была известна всему командованию III Сибирского корпуса и являлась основой для планирования его действий. Но весьма благоприятные изменения, происходившие 19 сентября в тылу 10-й армии с развертыванием 2-й армии и оставшиеся войскам еще неизвестными, заставили с одной стороны высшее командование думать о задержке отхода, а III Сибирский корпус другой стороны имел традицию всегда поторопиться с отходом, и действия его резко разошлись с требованиями боевой действительности. Если с предыдущей позиции III Сибирский корпус снялся за 3 часа раньше срока, чем поставил меня в чрезвычайно рискованное положение, то теперь для III Сибирского корпуса вопрос шел о том, чтобы предвосхитить намеченный на ночь отход. Подготовительные мероприятия к этому отходу были с утра в работе. Все стремились занять такое положение, которое обеспечило бы максимальное удобство для ведения боя на завтра, когда корпус окажется, после ночного перехода на новом фронте. Штаб III Сибирского корпуса с утра улизнул в м. Солы, находившееся в 33 км (по воздуху) от фронта, на котором корпус вел бой, которому не придавалось слишком большого значения; но на завтра, когда корпус отскочил бы, как предусматривала директива 10-й армии, на переход, штаб III Сибирского корпуса имел бы уже организованную связь и находился бы в надлежащем удалении за фронтом.
Равно и штаб 7-й Сибирской дивизии, в интересах завтрашнего дня, отошел в м. Слободку, в 20 км за фронт, на котором пока дрались его полки; он предполагал, что его левый фланг будет завтра где-то в районе с. Палоши, и выбрал достаточно боевую позицию, всего в 7 км за этой деревней. Штаб 8-й Сибирской дивизии несколько задержался и успел ориентироваться, что ночью предполагается отход в меньшем против предположенного размера, и удалился поэтому только в м. Островец, за 14 км от своего фронта. Командиры полков III Сибирского корпуса не отставали в предусмотрительности от своего начальства и выслали с утра свои резервные батальоны, с лучшими командирами батальонов и средствами связи, в район р. Лоши; там люди могли отдохнуть, и когда последует - часов в 15 - распоряжение об отходе и позиция будет указана и распределена между полками, эти батальоны дружно возьмутся за ее укрепление, крепко ее займут, и ночной отход явится пустяками - дравшиеся роты просто проскочат за основательно укрепленный и с толком занятый рубеж. В делах сибирских полков сохранилось много соответствующих распоряжений. Можно полагать, что на будущем, еще не указанном рубеже собралось не только высокое начальство, но и добрая половина батальонов III Сибирского корпуса. Корпус был искусен и многоопытен в движении назад перекатами. После 6 месяцев отступления огромный процент русской армии способен был вести оборону лишь в стиле арьергардных боев, и в действиях сибиряков я не могу усмотреть ни малейших следов жесткости.
Арьергардные мотивы чрезвычайно сильно ослабляли устойчивость фронта III Сибирского корпуса. Не было стимулов цепляться за каждый вершок земли, если на переход позади подготовлялся рубеж, куда надлежало отойти ночью, и если резервы отводились туда с утра. А тут еще, сверх того, среди стрелков распространялись зловещие слухи, что в глубоком тылу обозы подверглись нападению, днем со спины доносился пушечный гром, а по ночам на всех сторонах горизонта начинали вспыхивать звездки осветительных пистолетов германского охранения. Мимо спешно уходили гвардейские части, чтобы вступить в бой за наши сообщения; но в воображении массы начальство в первую очередь заботилось о том, чтобы спасти хотя бы гвардию и вывести ее из угрожаемой окружением площади, и пожалуй это было не совсем неверно. В конечном счете, не отрицая процесса разложения сибирских полков, я думаю, что в общем бегстве 19 сентября повинно не столько это разложение, как все командование корпуса, от командира корпуса до командиров полков включительно, подготовившее для него все материальные и психологические предпосылки.
Высокое начальство напротив 19 сентября находилось в благодушном настроении. Среди конницы Орановского и Тюлина полностью развернулся хороший V армейский корпус, 7-я дивизия которого наступала от Бол.Якентавы; у с. Ковали сгущающим конницу элементом явилась, правда слабенькая, 124-я дивизия; из м. Солы противник был выбит уже накануне; гвардия продвигалась восточнее м. Солы.
На обращенном к востоку фронте Флуга было в этот день спокойно; 18 сентября, в день вступления немцев в Вильну, почва под ногами VI конного корпуса, выдвинувшегося на линию Сморгонь - Вилейка, уже горела, и Людендорф отдал приказ о доведении числа пехотных дивизий, поддерживающих его, до 4. В дополнение к израсходованной уже по частям 115-й дивизии была двинута 77-я дивизия, атаковавшая 16 сентября 2-ю Финляндскую дивизию; а I германский корпус, действовавший против Флуга, должен был отозвать из боя 42-ю и 75-ю дивизии. Последнее конечно обусловило длительную заминку в наступательных усилиях немцев, и объясняет, почему бегство III Сибирского корпуса 19 сентября не повлекло катастрофических последствий для фронта 10-й армии. И самое главное, в этот день XXXVI корпус 2-й армии успешно начал штурм Сморгони, который должен был затем повести к истреблению 1-й германской кавалерийской дивизии. Другие корпуса 2-й армии давали себя знать в тылу и на фланге ген. Флуга, представляя прочную для него опору. Можно было уже усмотреть, что хорошо задуманная и энергично начатая немцами операция по окружению 10-й армии терпит неудачу, так как была предпринята слишком поздно, когда наши основные силы вышли из пределов Польши, и находились в столь недалеком расстоянии от Молодечно, что русское высшее командование могло в несколько дней извлечь из них резервы, сформировать 2-ю армию и бросить ее против охватывающих сил немцев. Это был несомненно перелом операции: на решительном пункте, в Сморгони, немцы смогли противопоставить лишь одну истощенную кавалерийскую дивизию русскому армейскому корпусу, потерпели неудачу, и должны были открыть русским захваченную железную дорогу Молодечно - Соли, которой только и могла снабжаться 10-я армия.
Людендорф еще продолжал бороться за размах операции и напрягал все силы; он приказал Неманской армии, стоявшей перед Двинским тет-де-поном, выделить 2 пехотных дивизии (3-ю и 87-ю) и 2-ю кавалерийскую дивизию (усиленную гвардейской кавалерийской бригадой), с тем, чтобы протолкнуть их между оз. Дрисвяты и Нарочь и защитить таким образом свое охватывающее крыло от удара в тыл, с востока{81}. Неудача охватывающего движения в направлении на участок Молодечно - Солы окончательно выяснилась 21 сентября, но Людендорф хотел бороться с этим производством нового, более глубокого охвата на Минск: 22 сентября он приказывал, чтобы смененный пехотой VI кавалерийский корпус двинулся на линию Вилейка - Минск, задержал здесь русских и затем последовательно отходил бы на восток, к Березине, где должны были завершиться "Канны" для большей части русских армий Западного фронта. Свободный от этой фантастики генерал Фалькенгайн{82} считал операции на русском фронте в основном завершенными; для него дело шло лишь о том, чтобы с возможно меньшим расходом войск и снабжения окопаться на русском фронте на зиму; его интересовал Сербский поход и отражение французского натиска в Шампани; ему ясно обрисовывались требования и возможности войны на измор, и 19 сентября он предъявил Людендорфу, переживавшему жесточайший кризис, требование об отправлении 6 его дивизий на запад и в Сербию; одна из этих дивизий должна была начать погрузку немедленно.
Этот оперативный перелом первым почувствовал ген. Флуг. В 10 час. утра 19 сентября, когда левый фланг Флуга только начинал трещать, его временный начальник штаба телеграфировал начальнику штаба 10-й армии о том, что весь тыл забит обозами, что происходит общее опоздание войск, развертывающихся в составе его группы; так, бригада 43-й дивизии опоздала с подходом на 12 час.; "при таких условиях и принимая во внимание нахождение в тылу IV Сибирского корпуса (2-й армии. -А. С.), ген. Флуг считает дальнейший безостановочный отход группы ген. Мехмандарова нежелательным и на сегодняшнюю ночь считает вполне достаточным лишь немного выпрямить фронт примерно по линии Корвели - г. дв. Олесино - Палоши - Лоша - Медники. Ген. Флуг настоятельно требует подвоза снарядов и восстановления движения по линии Молодечно - Солы. С ранее указанных пунктов скорого подвоза снарядов ожидать нельзя. 144 Шильдбах".
Требование Флуга - уменьшить размер отхода центра 10-й армии вполне отвечало настроениям штаба 10-й армии, лучше осведомленного об успехах 2-й армии. Зачем уменьшать размер отхода, когда выгоднее его остановить вовсе? И на телеграфной ленте стал отбиваться следующий ответ командующего 10-й армией: "19/IX
13 ч.5 м. дня.
144.
На завтра 20 сентября приказал группе Мехмандарова оставаться на той же позиции, которую сегодня она занимает, т. е. от Осиновки, где должен оставаться ваш левый фланг. Что же касается снарядов, мною отдано приказание выслать вам часть запасов из V и II Кавказских корпусов. Завтра 20 сентября в Молодечно должен прибыть XIV корпус. Повторяю, что, несмотря на утомление войск, обстановка требует быстрого выдвижения правого фланга вперед, для чего требую полного напряжения сил и самых решительных действий,
9860 Радкевич".
Но о линии Корвели - г. дв. Олесино - Палоши Флуг, официально или неофициально, успел уже сообщить III Сибирскому корпусу, и последний явно тяготел к ней с 10 час. утра, когда начальник штаба Флуга испрашивал первый раз одобрения ограничения его отхода. Штаб Флуга переехал со ст. Кены в м. Солы, под прикрытие гвардии, и туда же явился командир III Сибирского корпуса ген. Трофимов. Флугу пришлось оправдывать перед штабом армии этот переход тем, что он был выполнен раньше, чем ген. Трофимов был осведомлен о приостановке отступления. В штабе Флуга понимали, что требование сохранить стык с группой Мехмандарова в з. Осиновке является неисполнимым для III Сибирского корпуса, и потому он возобновил свое ходатайство, ссылаясь на то, что 26-я дивизия, атакованная немцами в 10 час. утра, уже отошла на линию Столбуры - г. дв. Дубники, и 8-я Сибирская дивизия постепенно отходит, под давлением, на линию г. дв. Дубники - Осиповка; при этом в III Сибирском корпусе снаряды и патроны на исходе (неверно. -А. С.). Отход на г. дв. Олесино очень желателен. На эти печалования в 14 ч. 53 м. дня 19 сентября последовал ответ начальника штаба 10-й армии: "Ген. Флугу. 151. Отход группы ген. Мехмандарова отменен, почему и надлежит стык вашей группы с V Кавказским корпусом оставить у Осиновки. Прошу уведомить меня о получении этой депеши".
Таковы были обстоятельства, объяснявшие отсутствие вмешательства командиров корпусов и начальников дивизий в явно нелепо складывавшуюся в 13 часов обстановку на фронте и отсутствие регулировки ими отступления, начатого III Сибирским корпусом еще в десятом часу утра; полковые командиры были предоставлены себе. Ни начальники дивизий, ни командиры полков не вводили в бой своих резервов, но и не давали разрешения на отход. Отрицательно вероятно отозвалась на порядке штабной службы происходившая около полудня 20 сентября смена важнейшего штабного работника - оправившийся от переутомления Н. Г. Семенов вступал в должность начальника штаба Флуга вместо заменявшего его Шильдбаха и должен был затратить некоторое время, чтобы войти в курс событий.
Уклонясь от прорыва, происходившего восточнее, масса беглецов - тысячи "индивидуально" следующих солдат десятков различных полков - и III Сибирского корпуса, и отсталых разных частей, и даже 26-й дивизии, и в том числе все, что 28-й Сибирский полк имел на фронте - как какая-то лавина, потеряв ориентировку, бросилась после 16 час. в расположение 6-го полка; иные, проскочив линию моих батальонных поддержек, натыкались сзади на обращенные на запад цепи 8-го полка, и только тогда сворачивали на юг. Все они твердили, что на их плечах следуют немцы. Это была паника, днем, когда каждый бегущий виден издали, а их было без конца - и они, как старые опытные солдаты, не собирались в кучи, на дороги, а держались равномерно рассеянными по всей площади; немецкая артиллерия в этот момент начала обстреливать шрапнелью беглым огнем все расположение 6-го полка и его тылы. Чем дальше к югу, тем настроение было более паническое, беглецов там было больше. Я видел, как 8-й полк, почти не вступавший в бой, поднялся весь, как один человек, и покатился вдоль своего фронта, справа налево, на юг.
Я еще пытался что-то выслать из полкового резерва навстречу немцам, в Селище, но в 5 - 10 мин. орава беглецов сделала свое дело и на участке 6-го полка; оба батальона боевой части поднялись и отходили "беглым" шагом. Мне, при дружном появлении беглецов, очень хотелось выиграть хотя бы 20 мин. времени, чтобы их лавина успела прокатиться дальше и можно было бы отвести 6-й полк, не смешивая его с ними. Но и для меня, и для всего полутора десятка офицеров, находившихся в строю, одновременно выяснилась и тактическая, и психологическая необходимость отходить: сейчас можно было дать команду отступать, через минуту каждый стрелок поднялся бы сам и пошел. Мне не было необходимости в средствах связи, чтобы привести в отступательное движение сразу все 3 батальона.
6-й полк находился несомненно на самой границе паники; на границе, потому что весь командный состав полка делал отчаянные усилия, чтобы сохранить управление в своих руках, и в конечном счете, жертвуя требованиями тактики, справился с этой задачей. На глазах у нас было море рассеянных, одиночных людей, руководимых только своими инстинктами, и у всех офицеров 6-го полка была только одна мысль - о сомкнутости. Я находился у резервного I батальона и, давая ему приказание отходить, просил командира батальона не выпускать роты из-под своего непосредственного наблюдения: "я поведу в батальонной колонне", был полученный мною ответ. III батальон был по своему положению на левом фланге полка наименее угрожаемым паникой, почти не был затронут волной беглецов и отходил, имея даже вначале какое-то подобие цепей. Труднее всего было II батальону, непосредственному соседу рассеявшегося 28-го полка; я поскакал навстречу ему. Командир Чернышенко, которого я расценивал не слишком высоко, в этот момент был прекрасен. Его роты, отбегая, на ходу смыкались, не обращая внимания на шрапнельный огонь; немцы плохо наблюдали и били по площади. Чернышенко, несчастливый, израненный, обычно упавший духом, теперь верхом скакал от одной роты к другой, сколачивал их в кучу, налетал на отделяющихся вперед стрелков, замедляя шаг; конечно у него в строю были надежные помощники, но они были пешком, а в такие моменты конная фигура имеет решающее превосходство. Только несколько дозоров отстреливались и прикрывали отход сомкнутых рот II и III батальонов.
Стрелков удалось сохранить под командой офицеров лишь ценой почти полного отказа от выполнения какой-либо тактической задачи; 6-й полк отходил последним, но в этот момент не вполне являлся арьергардом. А перед нами у Древеников, к которым мы неслись, задерживаясь иногда на 2-3 мин. для приведения рот в порядок, находилось море артиллерии, обозов, какие-то скопища людей, задержанные лесисто-болотной тесниной на пути в Задворники. Нужно было что-то делать. Успокоившись за II и III батальоны, я поскакал к своему I батальону; я нагнал его, когда он, в массивной батальонной колонне, легкой рысцой спускался с пригорка к д. Бабичи. Я обратился к нему с резкими, укоризненными словами; стрелки отвечали довольно весело - "мы только с горки прибавили ходу", а командир батальона, обидевшись, настаивал, что у него все в полном порядке. Я остановил батальон, так как здесь на дороге, в 2-3 колонны рядом стояла артиллерия - финляндские и гвардейские батареи, и стал соображать. Начали подходить роты III батальона, приближался II батальон. Я хотел сделать попытку развернуть полк, чтобы выиграть хотя бы полчаса на отход батарей и обозов, представлявших огромный, беспомощный табор. Паника батарей пока не коснулась, они сохраняли полный порядок.
Вероятно, из моего доброго намерения ничего основательного не получилось бы. Из затруднительного положения меня вывел следующий случай. Вдоль дороги лежало много имущества, брошенного обозами при отступлении; может быть предметы снабжения заменялись награбленным барахлом. Какой-то любопытный стрелок моей 11-й роты обратил внимание на лежащий ящик, извлек из него странный тяжелый, незнакомой формы металлический предмет и принялся его ковырять. Внимание его прямых начальников было отвлечено общим ходом событий; неожиданно в колонне раздался жестокий взрыв; таинственный предмет, извлеченный из ящика, представлял, повидимому аэропланную бомбу. 12 стрелков 11-й роты были убиты или тяжело ранены. В причине взрыва мне удалось разобраться только потом. В ту минуту у всех одновременно явилась одна и та же мысль, что это взрыв немецкой гранаты, что на пригорок в км, с которого мы только что спустились, выехала немецкая батарея и берет нас под расстрел. Как будто по какой-то невидимой команде поднялись сотни нагаек артиллерийских ездовых, и все батареи одновременно поднялись в бешенный галоп и помчались, не разбирая дороги, в южном направлении. Полем, проселком на д. Мешкуцы, лесными дорожками, погоняемые страхом, обоз и артиллерия быстро скрылись из глаз. Журнал военных действий II Финляндского артиллерийского дивизиона отводит пальму первенства при этом "поспешном отступлении" в проложении пути через обозы гвардейским мортирным батареям. В 6-м полку все начальство было насторожено, несколько рванувшихся стрелков удалось остановить через два десятка шагов, и полк, постепенно принимая вид походной колонны, зашагал спокойно к д. Древеники. Не доходя до него, я получил приказ штаба дивизии{83}.
В составе табора у д. Древеники находились и "остатки", как спешили они сами о себе подчеркнуть, 4-й Финляндской и пограничной дивизий. В журнале военных действий 4-й Финляндской дивизии отмечено доброе желание временно командующего дивизией прикрыть отход 2-й Финляндской дивизии высылкой хотя бы слабых частей в район III Сибирского корпуса, но сейчас же началось общее бегство, и пришлось всех отозвать назад. "Войска отходили к югу без дорог, двумя потоками, часть батарей оставалась на позиции и продолжала вести огонь, прикрывая отход". Если такие батареи и имелись, то лишь значительно раньше. Наши две батареи (2-го Финляндского артиллерийского дивизиона) переехали в 13 ч. 45 м. к с. Селище, где заняли позицию фронтом на север и стреляли по немцам, наступавшим на III Сибирский корпус, в охват правого фланга 6-го полка. В 15 час. батареи находились на позиции у Древеники, где их обеспечивал находившийся в резерве дивизии 7-й Финляндский полк. В момент взрыва аэропланной бомбы - около 18 час. - наши батареи находились в общей колонне в походных строях, между гвардейскими батареями. "Немецкая артиллерия обстреливала артиллерийским огнем отходившие части" - утверждает журнал военных действий 4-й Финляндской дивизии. Это утверждение верно только для начала отступления 6-го Финляндского полка. К моменту второй паники (18 час.) ни одного артиллерийского выстрела на поле сражения не раздавалось. Расхождение в описании событий мной и свидетелями 4-й Финляндской дивизии объясняется тем, что они отходили на юг значительно впереди 6-го полка - на полтора часа. Около 17 час. этот "резерв" V Кавказского корпуса, смешавшись с обозами, начал протискиваться на юг; через 2 часа он успел продвинуться только на 3 км к с. Задворники, а еще через 2 часа, в 21 час. 19 сентября, был у с. Палоши, пройдя всего 5 км в 4 часа непрерывной толкотни.
Глава девятая. История одного стыка
(Схема 1, 5, 6)
Полученный мной в 18 ч. 30 м. 19 сентября, на пути на д. Бабичи в с. Древеники, приказ штаба дивизии гласил о том, что на 6-й полк возлагается оборона участка д. Мешкуцы (включительно) - г. дв. Древеники (включительно); на 8-й полк - участка г. дв. Древеники (исключительно) - з. Прокорты (включительно); 7-й полк - дивизионный резерв - у ф. Марьяново. Штаб дивизии уезжал в какую-то деревню за реку Лошу, изрядно далеко в тыл. Моим стрелкам и офицерам было бы чрезвычайно полезно отдохнуть спокойно одну ночь после беспокойных ночей всей предыдущей недели и сильных, разлагающих впечатлений сегодняшнего дня. Я лично чувствовал, что начинаю исчерпывать свои последние силы. Как было бы уместно, если бы штаб дивизии развернул на нашем участке 7-й полк, а мы перекатились бы через него в резерв. Но Марушевский и весь 7-й полк были решительно против теории перекатов.
Указанный полку участок также возбуждал большие сомнения. Деревня Мешкуцы и г. дв. Древеники находятся по разным сторонам значительного и проходимого только по немногим тропам болота. Оба эти пункта находятся на важных дорогах и вероятно вскоре будут атакованы немцами. Оборона г. дв. Древеники, лежащего на полянке среди леса, трудна и требует внимательного приспособления к местности и большой организованности; между тем я не могу сосредоточить на этой задаче все внимание и все силы имеющихся у меня 1 000 бойцов, так как мне надо занимать на отлете д. Мешкуцы, расположенную у подошвы высоты, составляющей участок III Сибирского корпуса, и на краю болота, и не представляющую самостоятельного объекта обороны: участь ее зависит от того - в чьих руках высота 111,1. Насколько было бы лучше, если бы III Сибирский корпус включил в свой участок и д. Мешкуцы, а разграничительная линия между группами Мехмандарова и Флуга была бы проведена по болоту. Это увеличивало бы фронт III Сибирского корпуса только на 200 - 300 шагов. Несомненно, это была не ошибка. высших штабов, а интрига III Сибирского корпуса, который не желал иметь соседа за болотом, с известной самостоятельностью, а локоть к локтю, непосредственно ощутимого. Этот эгоизм и недоверие к соседу ставили 6-й Финляндский полк в трудное тактическое положение и наполовину понижали его способность к отпору, что после недоразумений дня могло иметь роковое значение{84}.
Я расценивал как основное и наиболее опасное направление - путь г. дв. Древеники - Задворники. Скорое установление контакта с соседом слева - 8-м полком - после его отхода в полном расстройстве днем, было сомнительно. Начинало темнеть. Я приказал относительно мало пострадавшему III батальону занять основной участок полка - г. дв. Древеники, имея впереди него, в 1 км, на опушке леса, густое и непрерывное сторожевое охранение. За ним, в д. Задворники, располагался полковой резерв - самый крепкий I батальон. Потрепанный и ослабленный II батальон назначался мной для обороны второстепенного участка у Мешкуцы. Батальоны немедленно двинулись на свои участки, так как неприятель следовал близко за нами. Во избежание каких-либо недоразумений с блужданием, я лично отвел II батальон в д. Мешкуцы. Участок был противный, болотистый{85}, чего я полностью, не слезая с коня, рассмотреть не успел. В реляции командира IV батальона 28-го Сибирского полка указывается: "в 19 час. вечера батальон подошел к д. Мешкуцы. Впереди д. Мешкуцы и влево до с. Древеники (заблуждение - на опушке леса южнее с. Древеники и у г. дв. Древеники. -А. С.) уже окапывался 6-й Финляндский стрелковый полк. Командир Финляндского стрелкового полка, бывший на своем правом участке, просил меня скорее становиться на позицию, так как немцы могли подойти каждую минуту".
III Сибирский корпус занимал фронт Соколово (исключительно) - г. дв. Олесино - высота 3,1 - д. Мешкуцы (исключительно), протяжением всего 5 км, 8-я Сибирская дивизия удерживала фронт всего в 2 км, 7-я Сибирская дивизия, моя непосредственная соседка - в 3 км, до г. дв. Олесино (включительно). Расположение штабов, по своему удалению совершенно не отвечало нервности войск, требовавших личного руководства и непосредственного присутствия начальников на поле боя. 7-я Сибирская дивизия имела сначала всего 3 батальона - 25% своего состава - в боевой линии. 2 При этих условиях конечно занятие д. Мешкуцы не могло бы составлять для нее никакого вопроса. Теперь III Сибирский корпус имел бесспорное преимущество над 2-й Финляндской дивизией; почти все части, развернутые на его фронте, не принимали участия в дневной панике, так как были отведены в тыл с утра. 4-й батальон 28-го Сибирского полка встал на позицию несколькими минутами позже моего II батальона, но тогда, как последний подошел из пекла, сибирский батальон выдвинулся из тыла, из какой-то деревни на р. Лоша, где он провел часть дня.
Предоставив Чернышенко полную свободу, я ускакал через Бурбишки и далее по трудно проходимой для конного тропе через болото в с. Задворники. Напрямую через болото поддерживать связь, даже одиночными пешими людьми было затруднительно. Телефонная линия, связывающая III батальон с I батальоном в Задворниках, прокладывалась через деревни Бурбишки и Палоши; в последней расположилась центральная станция полка. О месте расположения штаба полка я указаний еще не давал, но полковой адъютант распорядился подыскать в с. Палоши хорошую, чистую избу.
Равно и штаб 7-й Сибирской дивизии, в интересах завтрашнего дня, отошел в м. Слободку, в 20 км за фронт, на котором пока дрались его полки; он предполагал, что его левый фланг будет завтра где-то в районе с. Палоши, и выбрал достаточно боевую позицию, всего в 7 км за этой деревней. Штаб 8-й Сибирской дивизии несколько задержался и успел ориентироваться, что ночью предполагается отход в меньшем против предположенного размера, и удалился поэтому только в м. Островец, за 14 км от своего фронта. Командиры полков III Сибирского корпуса не отставали в предусмотрительности от своего начальства и выслали с утра свои резервные батальоны, с лучшими командирами батальонов и средствами связи, в район р. Лоши; там люди могли отдохнуть, и когда последует - часов в 15 - распоряжение об отходе и позиция будет указана и распределена между полками, эти батальоны дружно возьмутся за ее укрепление, крепко ее займут, и ночной отход явится пустяками - дравшиеся роты просто проскочат за основательно укрепленный и с толком занятый рубеж. В делах сибирских полков сохранилось много соответствующих распоряжений. Можно полагать, что на будущем, еще не указанном рубеже собралось не только высокое начальство, но и добрая половина батальонов III Сибирского корпуса. Корпус был искусен и многоопытен в движении назад перекатами. После 6 месяцев отступления огромный процент русской армии способен был вести оборону лишь в стиле арьергардных боев, и в действиях сибиряков я не могу усмотреть ни малейших следов жесткости.
Арьергардные мотивы чрезвычайно сильно ослабляли устойчивость фронта III Сибирского корпуса. Не было стимулов цепляться за каждый вершок земли, если на переход позади подготовлялся рубеж, куда надлежало отойти ночью, и если резервы отводились туда с утра. А тут еще, сверх того, среди стрелков распространялись зловещие слухи, что в глубоком тылу обозы подверглись нападению, днем со спины доносился пушечный гром, а по ночам на всех сторонах горизонта начинали вспыхивать звездки осветительных пистолетов германского охранения. Мимо спешно уходили гвардейские части, чтобы вступить в бой за наши сообщения; но в воображении массы начальство в первую очередь заботилось о том, чтобы спасти хотя бы гвардию и вывести ее из угрожаемой окружением площади, и пожалуй это было не совсем неверно. В конечном счете, не отрицая процесса разложения сибирских полков, я думаю, что в общем бегстве 19 сентября повинно не столько это разложение, как все командование корпуса, от командира корпуса до командиров полков включительно, подготовившее для него все материальные и психологические предпосылки.
Высокое начальство напротив 19 сентября находилось в благодушном настроении. Среди конницы Орановского и Тюлина полностью развернулся хороший V армейский корпус, 7-я дивизия которого наступала от Бол.Якентавы; у с. Ковали сгущающим конницу элементом явилась, правда слабенькая, 124-я дивизия; из м. Солы противник был выбит уже накануне; гвардия продвигалась восточнее м. Солы.
На обращенном к востоку фронте Флуга было в этот день спокойно; 18 сентября, в день вступления немцев в Вильну, почва под ногами VI конного корпуса, выдвинувшегося на линию Сморгонь - Вилейка, уже горела, и Людендорф отдал приказ о доведении числа пехотных дивизий, поддерживающих его, до 4. В дополнение к израсходованной уже по частям 115-й дивизии была двинута 77-я дивизия, атаковавшая 16 сентября 2-ю Финляндскую дивизию; а I германский корпус, действовавший против Флуга, должен был отозвать из боя 42-ю и 75-ю дивизии. Последнее конечно обусловило длительную заминку в наступательных усилиях немцев, и объясняет, почему бегство III Сибирского корпуса 19 сентября не повлекло катастрофических последствий для фронта 10-й армии. И самое главное, в этот день XXXVI корпус 2-й армии успешно начал штурм Сморгони, который должен был затем повести к истреблению 1-й германской кавалерийской дивизии. Другие корпуса 2-й армии давали себя знать в тылу и на фланге ген. Флуга, представляя прочную для него опору. Можно было уже усмотреть, что хорошо задуманная и энергично начатая немцами операция по окружению 10-й армии терпит неудачу, так как была предпринята слишком поздно, когда наши основные силы вышли из пределов Польши, и находились в столь недалеком расстоянии от Молодечно, что русское высшее командование могло в несколько дней извлечь из них резервы, сформировать 2-ю армию и бросить ее против охватывающих сил немцев. Это был несомненно перелом операции: на решительном пункте, в Сморгони, немцы смогли противопоставить лишь одну истощенную кавалерийскую дивизию русскому армейскому корпусу, потерпели неудачу, и должны были открыть русским захваченную железную дорогу Молодечно - Соли, которой только и могла снабжаться 10-я армия.
Людендорф еще продолжал бороться за размах операции и напрягал все силы; он приказал Неманской армии, стоявшей перед Двинским тет-де-поном, выделить 2 пехотных дивизии (3-ю и 87-ю) и 2-ю кавалерийскую дивизию (усиленную гвардейской кавалерийской бригадой), с тем, чтобы протолкнуть их между оз. Дрисвяты и Нарочь и защитить таким образом свое охватывающее крыло от удара в тыл, с востока{81}. Неудача охватывающего движения в направлении на участок Молодечно - Солы окончательно выяснилась 21 сентября, но Людендорф хотел бороться с этим производством нового, более глубокого охвата на Минск: 22 сентября он приказывал, чтобы смененный пехотой VI кавалерийский корпус двинулся на линию Вилейка - Минск, задержал здесь русских и затем последовательно отходил бы на восток, к Березине, где должны были завершиться "Канны" для большей части русских армий Западного фронта. Свободный от этой фантастики генерал Фалькенгайн{82} считал операции на русском фронте в основном завершенными; для него дело шло лишь о том, чтобы с возможно меньшим расходом войск и снабжения окопаться на русском фронте на зиму; его интересовал Сербский поход и отражение французского натиска в Шампани; ему ясно обрисовывались требования и возможности войны на измор, и 19 сентября он предъявил Людендорфу, переживавшему жесточайший кризис, требование об отправлении 6 его дивизий на запад и в Сербию; одна из этих дивизий должна была начать погрузку немедленно.
Этот оперативный перелом первым почувствовал ген. Флуг. В 10 час. утра 19 сентября, когда левый фланг Флуга только начинал трещать, его временный начальник штаба телеграфировал начальнику штаба 10-й армии о том, что весь тыл забит обозами, что происходит общее опоздание войск, развертывающихся в составе его группы; так, бригада 43-й дивизии опоздала с подходом на 12 час.; "при таких условиях и принимая во внимание нахождение в тылу IV Сибирского корпуса (2-й армии. -А. С.), ген. Флуг считает дальнейший безостановочный отход группы ген. Мехмандарова нежелательным и на сегодняшнюю ночь считает вполне достаточным лишь немного выпрямить фронт примерно по линии Корвели - г. дв. Олесино - Палоши - Лоша - Медники. Ген. Флуг настоятельно требует подвоза снарядов и восстановления движения по линии Молодечно - Солы. С ранее указанных пунктов скорого подвоза снарядов ожидать нельзя. 144 Шильдбах".
Требование Флуга - уменьшить размер отхода центра 10-й армии вполне отвечало настроениям штаба 10-й армии, лучше осведомленного об успехах 2-й армии. Зачем уменьшать размер отхода, когда выгоднее его остановить вовсе? И на телеграфной ленте стал отбиваться следующий ответ командующего 10-й армией: "19/IX
13 ч.5 м. дня.
144.
На завтра 20 сентября приказал группе Мехмандарова оставаться на той же позиции, которую сегодня она занимает, т. е. от Осиновки, где должен оставаться ваш левый фланг. Что же касается снарядов, мною отдано приказание выслать вам часть запасов из V и II Кавказских корпусов. Завтра 20 сентября в Молодечно должен прибыть XIV корпус. Повторяю, что, несмотря на утомление войск, обстановка требует быстрого выдвижения правого фланга вперед, для чего требую полного напряжения сил и самых решительных действий,
9860 Радкевич".
Но о линии Корвели - г. дв. Олесино - Палоши Флуг, официально или неофициально, успел уже сообщить III Сибирскому корпусу, и последний явно тяготел к ней с 10 час. утра, когда начальник штаба Флуга испрашивал первый раз одобрения ограничения его отхода. Штаб Флуга переехал со ст. Кены в м. Солы, под прикрытие гвардии, и туда же явился командир III Сибирского корпуса ген. Трофимов. Флугу пришлось оправдывать перед штабом армии этот переход тем, что он был выполнен раньше, чем ген. Трофимов был осведомлен о приостановке отступления. В штабе Флуга понимали, что требование сохранить стык с группой Мехмандарова в з. Осиновке является неисполнимым для III Сибирского корпуса, и потому он возобновил свое ходатайство, ссылаясь на то, что 26-я дивизия, атакованная немцами в 10 час. утра, уже отошла на линию Столбуры - г. дв. Дубники, и 8-я Сибирская дивизия постепенно отходит, под давлением, на линию г. дв. Дубники - Осиповка; при этом в III Сибирском корпусе снаряды и патроны на исходе (неверно. -А. С.). Отход на г. дв. Олесино очень желателен. На эти печалования в 14 ч. 53 м. дня 19 сентября последовал ответ начальника штаба 10-й армии: "Ген. Флугу. 151. Отход группы ген. Мехмандарова отменен, почему и надлежит стык вашей группы с V Кавказским корпусом оставить у Осиновки. Прошу уведомить меня о получении этой депеши".
Таковы были обстоятельства, объяснявшие отсутствие вмешательства командиров корпусов и начальников дивизий в явно нелепо складывавшуюся в 13 часов обстановку на фронте и отсутствие регулировки ими отступления, начатого III Сибирским корпусом еще в десятом часу утра; полковые командиры были предоставлены себе. Ни начальники дивизий, ни командиры полков не вводили в бой своих резервов, но и не давали разрешения на отход. Отрицательно вероятно отозвалась на порядке штабной службы происходившая около полудня 20 сентября смена важнейшего штабного работника - оправившийся от переутомления Н. Г. Семенов вступал в должность начальника штаба Флуга вместо заменявшего его Шильдбаха и должен был затратить некоторое время, чтобы войти в курс событий.
Уклонясь от прорыва, происходившего восточнее, масса беглецов - тысячи "индивидуально" следующих солдат десятков различных полков - и III Сибирского корпуса, и отсталых разных частей, и даже 26-й дивизии, и в том числе все, что 28-й Сибирский полк имел на фронте - как какая-то лавина, потеряв ориентировку, бросилась после 16 час. в расположение 6-го полка; иные, проскочив линию моих батальонных поддержек, натыкались сзади на обращенные на запад цепи 8-го полка, и только тогда сворачивали на юг. Все они твердили, что на их плечах следуют немцы. Это была паника, днем, когда каждый бегущий виден издали, а их было без конца - и они, как старые опытные солдаты, не собирались в кучи, на дороги, а держались равномерно рассеянными по всей площади; немецкая артиллерия в этот момент начала обстреливать шрапнелью беглым огнем все расположение 6-го полка и его тылы. Чем дальше к югу, тем настроение было более паническое, беглецов там было больше. Я видел, как 8-й полк, почти не вступавший в бой, поднялся весь, как один человек, и покатился вдоль своего фронта, справа налево, на юг.
Я еще пытался что-то выслать из полкового резерва навстречу немцам, в Селище, но в 5 - 10 мин. орава беглецов сделала свое дело и на участке 6-го полка; оба батальона боевой части поднялись и отходили "беглым" шагом. Мне, при дружном появлении беглецов, очень хотелось выиграть хотя бы 20 мин. времени, чтобы их лавина успела прокатиться дальше и можно было бы отвести 6-й полк, не смешивая его с ними. Но и для меня, и для всего полутора десятка офицеров, находившихся в строю, одновременно выяснилась и тактическая, и психологическая необходимость отходить: сейчас можно было дать команду отступать, через минуту каждый стрелок поднялся бы сам и пошел. Мне не было необходимости в средствах связи, чтобы привести в отступательное движение сразу все 3 батальона.
6-й полк находился несомненно на самой границе паники; на границе, потому что весь командный состав полка делал отчаянные усилия, чтобы сохранить управление в своих руках, и в конечном счете, жертвуя требованиями тактики, справился с этой задачей. На глазах у нас было море рассеянных, одиночных людей, руководимых только своими инстинктами, и у всех офицеров 6-го полка была только одна мысль - о сомкнутости. Я находился у резервного I батальона и, давая ему приказание отходить, просил командира батальона не выпускать роты из-под своего непосредственного наблюдения: "я поведу в батальонной колонне", был полученный мною ответ. III батальон был по своему положению на левом фланге полка наименее угрожаемым паникой, почти не был затронут волной беглецов и отходил, имея даже вначале какое-то подобие цепей. Труднее всего было II батальону, непосредственному соседу рассеявшегося 28-го полка; я поскакал навстречу ему. Командир Чернышенко, которого я расценивал не слишком высоко, в этот момент был прекрасен. Его роты, отбегая, на ходу смыкались, не обращая внимания на шрапнельный огонь; немцы плохо наблюдали и били по площади. Чернышенко, несчастливый, израненный, обычно упавший духом, теперь верхом скакал от одной роты к другой, сколачивал их в кучу, налетал на отделяющихся вперед стрелков, замедляя шаг; конечно у него в строю были надежные помощники, но они были пешком, а в такие моменты конная фигура имеет решающее превосходство. Только несколько дозоров отстреливались и прикрывали отход сомкнутых рот II и III батальонов.
Стрелков удалось сохранить под командой офицеров лишь ценой почти полного отказа от выполнения какой-либо тактической задачи; 6-й полк отходил последним, но в этот момент не вполне являлся арьергардом. А перед нами у Древеников, к которым мы неслись, задерживаясь иногда на 2-3 мин. для приведения рот в порядок, находилось море артиллерии, обозов, какие-то скопища людей, задержанные лесисто-болотной тесниной на пути в Задворники. Нужно было что-то делать. Успокоившись за II и III батальоны, я поскакал к своему I батальону; я нагнал его, когда он, в массивной батальонной колонне, легкой рысцой спускался с пригорка к д. Бабичи. Я обратился к нему с резкими, укоризненными словами; стрелки отвечали довольно весело - "мы только с горки прибавили ходу", а командир батальона, обидевшись, настаивал, что у него все в полном порядке. Я остановил батальон, так как здесь на дороге, в 2-3 колонны рядом стояла артиллерия - финляндские и гвардейские батареи, и стал соображать. Начали подходить роты III батальона, приближался II батальон. Я хотел сделать попытку развернуть полк, чтобы выиграть хотя бы полчаса на отход батарей и обозов, представлявших огромный, беспомощный табор. Паника батарей пока не коснулась, они сохраняли полный порядок.
Вероятно, из моего доброго намерения ничего основательного не получилось бы. Из затруднительного положения меня вывел следующий случай. Вдоль дороги лежало много имущества, брошенного обозами при отступлении; может быть предметы снабжения заменялись награбленным барахлом. Какой-то любопытный стрелок моей 11-й роты обратил внимание на лежащий ящик, извлек из него странный тяжелый, незнакомой формы металлический предмет и принялся его ковырять. Внимание его прямых начальников было отвлечено общим ходом событий; неожиданно в колонне раздался жестокий взрыв; таинственный предмет, извлеченный из ящика, представлял, повидимому аэропланную бомбу. 12 стрелков 11-й роты были убиты или тяжело ранены. В причине взрыва мне удалось разобраться только потом. В ту минуту у всех одновременно явилась одна и та же мысль, что это взрыв немецкой гранаты, что на пригорок в км, с которого мы только что спустились, выехала немецкая батарея и берет нас под расстрел. Как будто по какой-то невидимой команде поднялись сотни нагаек артиллерийских ездовых, и все батареи одновременно поднялись в бешенный галоп и помчались, не разбирая дороги, в южном направлении. Полем, проселком на д. Мешкуцы, лесными дорожками, погоняемые страхом, обоз и артиллерия быстро скрылись из глаз. Журнал военных действий II Финляндского артиллерийского дивизиона отводит пальму первенства при этом "поспешном отступлении" в проложении пути через обозы гвардейским мортирным батареям. В 6-м полку все начальство было насторожено, несколько рванувшихся стрелков удалось остановить через два десятка шагов, и полк, постепенно принимая вид походной колонны, зашагал спокойно к д. Древеники. Не доходя до него, я получил приказ штаба дивизии{83}.
В составе табора у д. Древеники находились и "остатки", как спешили они сами о себе подчеркнуть, 4-й Финляндской и пограничной дивизий. В журнале военных действий 4-й Финляндской дивизии отмечено доброе желание временно командующего дивизией прикрыть отход 2-й Финляндской дивизии высылкой хотя бы слабых частей в район III Сибирского корпуса, но сейчас же началось общее бегство, и пришлось всех отозвать назад. "Войска отходили к югу без дорог, двумя потоками, часть батарей оставалась на позиции и продолжала вести огонь, прикрывая отход". Если такие батареи и имелись, то лишь значительно раньше. Наши две батареи (2-го Финляндского артиллерийского дивизиона) переехали в 13 ч. 45 м. к с. Селище, где заняли позицию фронтом на север и стреляли по немцам, наступавшим на III Сибирский корпус, в охват правого фланга 6-го полка. В 15 час. батареи находились на позиции у Древеники, где их обеспечивал находившийся в резерве дивизии 7-й Финляндский полк. В момент взрыва аэропланной бомбы - около 18 час. - наши батареи находились в общей колонне в походных строях, между гвардейскими батареями. "Немецкая артиллерия обстреливала артиллерийским огнем отходившие части" - утверждает журнал военных действий 4-й Финляндской дивизии. Это утверждение верно только для начала отступления 6-го Финляндского полка. К моменту второй паники (18 час.) ни одного артиллерийского выстрела на поле сражения не раздавалось. Расхождение в описании событий мной и свидетелями 4-й Финляндской дивизии объясняется тем, что они отходили на юг значительно впереди 6-го полка - на полтора часа. Около 17 час. этот "резерв" V Кавказского корпуса, смешавшись с обозами, начал протискиваться на юг; через 2 часа он успел продвинуться только на 3 км к с. Задворники, а еще через 2 часа, в 21 час. 19 сентября, был у с. Палоши, пройдя всего 5 км в 4 часа непрерывной толкотни.
Глава девятая. История одного стыка
(Схема 1, 5, 6)
Полученный мной в 18 ч. 30 м. 19 сентября, на пути на д. Бабичи в с. Древеники, приказ штаба дивизии гласил о том, что на 6-й полк возлагается оборона участка д. Мешкуцы (включительно) - г. дв. Древеники (включительно); на 8-й полк - участка г. дв. Древеники (исключительно) - з. Прокорты (включительно); 7-й полк - дивизионный резерв - у ф. Марьяново. Штаб дивизии уезжал в какую-то деревню за реку Лошу, изрядно далеко в тыл. Моим стрелкам и офицерам было бы чрезвычайно полезно отдохнуть спокойно одну ночь после беспокойных ночей всей предыдущей недели и сильных, разлагающих впечатлений сегодняшнего дня. Я лично чувствовал, что начинаю исчерпывать свои последние силы. Как было бы уместно, если бы штаб дивизии развернул на нашем участке 7-й полк, а мы перекатились бы через него в резерв. Но Марушевский и весь 7-й полк были решительно против теории перекатов.
Указанный полку участок также возбуждал большие сомнения. Деревня Мешкуцы и г. дв. Древеники находятся по разным сторонам значительного и проходимого только по немногим тропам болота. Оба эти пункта находятся на важных дорогах и вероятно вскоре будут атакованы немцами. Оборона г. дв. Древеники, лежащего на полянке среди леса, трудна и требует внимательного приспособления к местности и большой организованности; между тем я не могу сосредоточить на этой задаче все внимание и все силы имеющихся у меня 1 000 бойцов, так как мне надо занимать на отлете д. Мешкуцы, расположенную у подошвы высоты, составляющей участок III Сибирского корпуса, и на краю болота, и не представляющую самостоятельного объекта обороны: участь ее зависит от того - в чьих руках высота 111,1. Насколько было бы лучше, если бы III Сибирский корпус включил в свой участок и д. Мешкуцы, а разграничительная линия между группами Мехмандарова и Флуга была бы проведена по болоту. Это увеличивало бы фронт III Сибирского корпуса только на 200 - 300 шагов. Несомненно, это была не ошибка. высших штабов, а интрига III Сибирского корпуса, который не желал иметь соседа за болотом, с известной самостоятельностью, а локоть к локтю, непосредственно ощутимого. Этот эгоизм и недоверие к соседу ставили 6-й Финляндский полк в трудное тактическое положение и наполовину понижали его способность к отпору, что после недоразумений дня могло иметь роковое значение{84}.
Я расценивал как основное и наиболее опасное направление - путь г. дв. Древеники - Задворники. Скорое установление контакта с соседом слева - 8-м полком - после его отхода в полном расстройстве днем, было сомнительно. Начинало темнеть. Я приказал относительно мало пострадавшему III батальону занять основной участок полка - г. дв. Древеники, имея впереди него, в 1 км, на опушке леса, густое и непрерывное сторожевое охранение. За ним, в д. Задворники, располагался полковой резерв - самый крепкий I батальон. Потрепанный и ослабленный II батальон назначался мной для обороны второстепенного участка у Мешкуцы. Батальоны немедленно двинулись на свои участки, так как неприятель следовал близко за нами. Во избежание каких-либо недоразумений с блужданием, я лично отвел II батальон в д. Мешкуцы. Участок был противный, болотистый{85}, чего я полностью, не слезая с коня, рассмотреть не успел. В реляции командира IV батальона 28-го Сибирского полка указывается: "в 19 час. вечера батальон подошел к д. Мешкуцы. Впереди д. Мешкуцы и влево до с. Древеники (заблуждение - на опушке леса южнее с. Древеники и у г. дв. Древеники. -А. С.) уже окапывался 6-й Финляндский стрелковый полк. Командир Финляндского стрелкового полка, бывший на своем правом участке, просил меня скорее становиться на позицию, так как немцы могли подойти каждую минуту".
III Сибирский корпус занимал фронт Соколово (исключительно) - г. дв. Олесино - высота 3,1 - д. Мешкуцы (исключительно), протяжением всего 5 км, 8-я Сибирская дивизия удерживала фронт всего в 2 км, 7-я Сибирская дивизия, моя непосредственная соседка - в 3 км, до г. дв. Олесино (включительно). Расположение штабов, по своему удалению совершенно не отвечало нервности войск, требовавших личного руководства и непосредственного присутствия начальников на поле боя. 7-я Сибирская дивизия имела сначала всего 3 батальона - 25% своего состава - в боевой линии. 2 При этих условиях конечно занятие д. Мешкуцы не могло бы составлять для нее никакого вопроса. Теперь III Сибирский корпус имел бесспорное преимущество над 2-й Финляндской дивизией; почти все части, развернутые на его фронте, не принимали участия в дневной панике, так как были отведены в тыл с утра. 4-й батальон 28-го Сибирского полка встал на позицию несколькими минутами позже моего II батальона, но тогда, как последний подошел из пекла, сибирский батальон выдвинулся из тыла, из какой-то деревни на р. Лоша, где он провел часть дня.
Предоставив Чернышенко полную свободу, я ускакал через Бурбишки и далее по трудно проходимой для конного тропе через болото в с. Задворники. Напрямую через болото поддерживать связь, даже одиночными пешими людьми было затруднительно. Телефонная линия, связывающая III батальон с I батальоном в Задворниках, прокладывалась через деревни Бурбишки и Палоши; в последней расположилась центральная станция полка. О месте расположения штаба полка я указаний еще не давал, но полковой адъютант распорядился подыскать в с. Палоши хорошую, чистую избу.