Страница:
Сидящий на заднем кресле двухместной кабины старший авиатехник Стоян Илков еще раз глянул на приборы: заправка шестьдесят процентов максимума, до России в обрез, но хватит, а в крайнем случае можно сесть где-нибудь на Украине, только бы успеть взлететь, прежде чем американцы доберутся до Любимца. Надо было, конечно, послать ко всем чертям этих русских, которые не назвали своих имен и старались поменьше показывать лица... "А как их пошлешь, когда они, не в пример нам с Георгием, просто рвутся в бой! Вот и пришлось до ночи готовить их машины к вылету, откладывая свой на позднюю ночь, да еще с неполной заправкой. Да где же наконец Георгий, бежит он или нет?!" Техник поднял глаза, увидел, как к полосе по склону холма, подпрыгивая на неровностях, несется камуфлированный джип-переросток, и понял, что летчик до самолета добежать не успеет и что вообще вся их затея убраться на учебной спарке подальше от агонии "четвертого Болгарского царства" провалилась. "Что теперь? Глушить движок и сдаваться на милость американцев? А те передадут меня специчарам Ихванова, и придется годик-другой жрать консервированные бобы за колючей проволокой, если только они сразу же не сделают из меня перченую отбивную? Нет, просто так у вас со мной не получится!" - и Стоян решительно двинул сектор газа. Замысел сержанта из секции "Альфа" был прост - поставить "хаммер" там, где рулежка вливается во взлетную полосу, и таким образом закрыть дорогу любым попыткам взлета. Вездеход резво вскарабкался на земляной вал, перевалился вниз и устремился к выбранному месту, а навстречу ему, слепя фарами и все ускоряясь, катился самолет. - Он что, спятил? - воскликнул сидящий рядом солдат. - Надеюсь, нет! - ответил сержант и резко развернул машину поперек дорожки, рассчитывая дать человеку в самолете понять, что тут ему не пройти. Но почти неразличимый за светом своих огней самолет стремительно надвигался, более того, в визг турбин вплелся новый звук - дробная очередь из встроенной 30-миллиметровой пушки распорола ночь, и ярко-красная вереница трассирующих снарядов унеслась вдаль, взорвавшись на склоне холма. - О, черт! Все вон! - крикнул сержант. Солдаты бросились из машины, но было поздно: многотонная махина самолета ударилась о корпус вездехода. Переднюю стойку снесло ударом, и нос самолета всей тяжестью опустился на вездеход. Тяги двигателей хватило на то, чтобы со снопами искр проволочь "хаммер" вперед по бетону, а продолжающие выпрыгивать из него солдаты разбегались, чтобы не попасть под колеса. От удара корпус вездехода перекосило, дверь со стороны сержанта заклинило, и он в панике несколько раз ударил в нее ногой, но в скрежете металла по бетону этих ударов не услышал даже сам. Тогда он, извиваясь, перекатился к другой двери, висящей на одной петле, и с силой оттолкнулся ногами. Дверь отлетела, сержант вывалился на бетон и, подняв глаза, увидел надвигающийся черный проем воздухозаборника, скребущий нижней кромкой по бетону и гигантским пылесосом затягивающий в себя все вокруг...
Двигатель АЛ-31Ф способен без вреда для себя выдержать попадание в вентилятор некрупной птицы, но на такое инородное тело, как американский сержант, его лопатки рассчитаны не были. Стоян Илков ощутил, как содрогнулся самолет, потом раздались свистящие удары. "Бедная турбина, - почему-то подумал он. - Всего полгода, как меняли;.." Однако на подобные воспоминания времени уже не было. Разлетающиеся в стороны лопатки вентилятора прошивали топливные баки, электрокабели, и в любую секунду керосин мог вспыхнуть. Технику никогда не приходилось управлять самолетом, но панель управления он знал хорошо и "ту самую ручку" дернул безошибочно. Мгновенно натянувшиеся ремни тут же сорвали его руки с панели управления, а ноги - с педалей. Стоян ощутил, словно невидимый великан дал ему могучего пинка такого могучего, что кресло вместе с ним прошибло фонарь и вознеслось ввысь, и там, в вышине, вспыхнул целый фейерверк маленьких взрывов. Один пиропатрон оборвал крепления ремней, другой отбросил в сторону кресло, третий пронесся маленькой ракетой, вытащив из мягкого контейнера парашют... А там внизу, откуда только что выстрелила катапульта Стояна, вспухал новый взрыв - жаркое желтое пламя взметнулось ввысь и в стороны, а когда оно опало, на бетоне среди почерневших останков самолета и вездехода корчились и катались два горящих силуэта.
Лейтенанта Крофорда взрыв застиг, когда он, выпрыгнув из вездехода, бежал вместе со своей секцией к воротам ангара. Прижавшись к стене, он несколько секунд смотрел на пламя, почти беззвучно шепча "О, черт!", а потом резко повернулся и заорал на солдат: - Вперед, вперед! - хотя в крике никакой надобности не было - переговорка работала по-прежнему нормально. Пластитовый заряд оставил на месте замка на воротах безобразную рваную дыру, и двое рядовых, взявшись за заботливо приваренные рукоятки, с натугой откатили ворота в сторону. Лейтенант бросился внутрь, зажигая на ходу фонарь, и его луч высветил скопление лесенок и стремянок в углу, несколько подвесных баков на стойке у стены, большой плакат над ними, с которого улыбалась полуголая мисс мира прошлого года Анна Ликова... И пустое место, на котором, по данным разведки, должен был стоять боевой самолет "плохих парней". - Дерьмо! Дерьмо!! Дерьмо!!! - выругался лейтенант, и, не в силах сдержаться, выпустил из автомата очередь в пупок белокурой мисс мира. Клочья бумаги полетели в стороны, и талия красавицы на плакате превратилась в лохмотья. Но глаза ее улыбались все так же ласково и чуть насмешливо. Массив Шар-Планина. База в скалах Утро постепенно сменяло ночь. На востоке небо над горами уже превращалось из черного в серое, из серого в голубое, а из голубого в красно-желтое, подсвеченное готовящимся вот-вот подняться солнцем. Словно убегая от рассвета, четыре из шестнадцати "индийских" СУ-37, целиком в зелено-коричневом летнем камуфляже, но без опознавательных знаков и бортовых номеров, второй час летели на запад по сложному маршруту, проложенному среди гор Болгарии и Сербии. Неизвестные специалисты, приложившие руку к созданию программы, загруженной накануне в память бортовых навигационных комплексов, постарались на славу: почти ни разу на протяжении полета ни одна из машин не поднималась выше шестидесяти метров, точно следуя рельефу местности. Если б еще эта местность была поровнее... Молодой летчик, лишившийся на время согласно контракту имени и звания и имевший теперь только позывной "Казак", снова сглотнул подкативший к горлу комок - автомат отследил еще один извилистый коридор между двумя горами, оканчивающийся невысоким перевалом. Самолет привычно завалился на крыло и опустил нос, обтекая очередной изгиб рельефа. Казак невольно простонал про себя: "О Господи, долго еще?" - и глянул на часы. По графику перелета автоматический режим должен был продолжаться еще десять минут, после чего надо было брать управление в свои руки. Еще целых десять минут сидеть и ощущать себя участником какого-то аттракциона в парке культуры! Те же самые крутые маневры он перенес бы куда легче, управляй он самолетом сам, но справедливости ради стоило признать, что человек неспособен на такой полет - не та реакция. Казак дотронулся до боковой панели и набрал код. Экран подернулся рябью, а когда рябь погасла, вместо схемы полета на нем высветилась икона Богоматери Одигитрии. Сам образок, который носил на груди еще дед летчика, пришлось оставить дома, но уже со времен училища у Казака была среди вещей неприметная коробочка. Друг отца, свихнувшийся на компьютерах еще в те времена, когда их называли ЭВМ, сделал цифровую копию образа и написал маленькую программу, которую можно было загрузить практически в любую систему вывода графической информации. Кроме того, то ли случайно, то ли из любви к искусству этот человек сделал так, что нимб вокруг головы Богоматери время от времени переливался неяркими искорками, и это придавало образу особую красоту и внушительность. Казак и сам не заметил, как его губы беззвучно прошептали краткую молитву, и лишь выработанная многими часами полетов привычка всегда быть готовым взять управление на себя не позволила ему сложить руки в смиренном жесте. Четверка самолетов продолжала свой бреющий полет, то подставляя хвост под первые утренние лучи, то ныряя в густую тень долин, и жители редких деревень и поселков, над которыми они пролетали, выскакивали на улицу, пытаясь понять, откуда накатил этот грохот, куда он через несколько секунд исчез, а главное - какими новыми бедами это грозит. Ближе к горным ущельям люди тоже выбегали на звук летящих самолетов, но уже не просто так, а готовые к встрече, и некоторые успевали выпустить вслед удаляющимся в небе силуэтам очередь из "Калашникова": в этих местах любой самолет воспринимался как вестник беды и смерти. Из всех типов летательных аппаратов такого приема избежал бы здесь разве что тарахтящий биплан АН-2 с опознавательными знаками старой Югославии, но эти четыре самолета на старый добрый "кукурузник" вовсе не походили.
- Внимание! - Казак услышал в наушниках голос командира группы, позывной которого "Корсар" идеально подходил к его черной повязке через лицо, и нажатием кнопки вернул индикатор в прежнее состояние. - Заход в директорном режиме, автомат не включать. Интервал пятнадцать секунд. Порядок посадки: Дед, Казак, Хомяк, я. Все. "Дед понял... - Хомяк... - Казак..." - раздались в эфире краткие ответы, и группа снова замолчала. Казак знал, что несколько передатчиков дальше в горах, совсем не там, где расположен аэродром, через несколько минут сымитируют сначала переговоры при уходе на второй круг из-за плохой видимости и потом, по очереди выходя в эфир, уведут пеленги вражеской службы радиоперехвата далеко в сторону. А в конце ложного следа раздастся его собственный голос: "Ребята, тяни вверх! Пры..." - и на склоне горы в тот же миг раздадутся четыре мощных взрыва. "Очевидцы" из местных будут потом рассказывать, как один летчик пытался катапультироваться перед самой катастрофой, но разбился о скалу, а через несколько дней на базаре появятся ветровки, сшитые из парашюта героя. Казаку не очень-то верилось, что эта немудреная затея надолго введет в заблуждение разведки мусульман, и - главное - американцев, но какое-то время на проверку у них уйдет. "И то хлеб", - подумал он, внимательно следя за уменьшающимся зеленым сектором одного из индикаторов на экране. Узкая зеленая полоска замигала: пора! Казак плотнее сжал пальцы на ручке управления и плавно потянул ее на себя. Самолет послушно направил нос в небо, и через мгновение летчик увидел перед собой панораму уходящего вдаль Балканского хребта, весело подсвеченные солнцем вершины гор, отбрасывающих длинные причудливы" тени. Теперь он заметил впереди истребитель пилота, представленного товарищам как Дед. Тот легко качнул крылом и скользнул правее, такой же маневр предстояло проделать и остальным машинам, следуя появившемуся на лобовом стекле указателю курса. "Так... Разворот... Скорость... Закрылки... На снижение... Шасси... Но куда нас ведут? Где полоса?!" Ничего похожего на привычную картину приближающегося аэродрома впереди не было: такая же, как и везде, гора с небольшой кучкой домиков на склоне, речушка в долине, извивающаяся дорога... "А может, это все подстроено?! - мелькнула вдруг мысль. - Вогнать всю группу в землю, и не по сценарию вовсе, а в натуре?!" Казак почувствовал, как лоб под шлемом покрылся потом. Ну, он-то еще успеет уйти вверх, а Дед, похоже, нет... Но куда он собрался садиться?! И вдруг, будто по мановению волшебной палочки, он увидел куда. Бетон взлетно-посадочной полосы, проложенной вдоль пологого склона горы, был раскрашен под цвета окружающей местности, и даже ручей, уходящий под полосой в трубу, был не только нарисован поперек нее, но выложен чем-то блестящим, и рисунок сверкал в лучах утреннего солнца совсем как настоящая вода. На середине полосы только что стояли два сарая, но сейчас Казак увидел, как, открывая дорогу садящимся самолетам, они быстро разъехались в разные стороны, словно были легкими надувными игрушками, да так оно, наверно, и было на самом деле. Колеса шедшего впереди СУ-37 коснулись бетона, оставив легкое облачко резиновой гари, и сразу за его хвостом заметался тормозной парашют. На случай если Дед не успеет уйти с дороги, Казак припомнил теоретические занятия по полетам с авианосца: непосредственно перед касанием перевести двигатель на полный газ, и либо продолжать посадку, либо уйти на второй круг. Похоже, здесь эта методика пригодится! Вот граница аэродрома уже близко, пора! Как там Дед, успевает? Вроде да... Первый самолет уже докатился до конца полосы, где мельтешили фигурки людей, когда Казак почувствовал знакомый удар и перевел двигатели на реверс, одновременно услышав хлопок парашюта. Теперь взлететь в любом случае не успеешь, будь что будет! Молодой пилот посильнее нажал на педали колесных тормозов. Его истребитель приближался к встречающим, и Казак с облегчением увидел, что самолет Деда уже свернул в сторону и двигается куда-то к склону, вслед за идущим с раскинутыми руками человеком. Перед носом его собственной машины тоже возник молодой смуглый парень с красным и синим флажками, он резво бежал примерно в туже сторону, подбадривая летчика взмахами то одного, то другого. Первые секунды Казак не понимал что к чему и по привычке пытался развернуть самолет точно по знакам этого парня, но каждая новая команда противоречила предыдущей, парень явно не имел никакого представления об аэродромных сигналах и махал флажками исключительно по наитию, не задумываясь о том, как его жесты будут истолкованы. "Тебе бы, чувак, в гаишники идти, палкой полосатой махать, а не серьезным делом заниматься!" - без особой, впрочем, злости подумал про себя Казак, включая механизм подъема фонаря. Все обстояло не так уж плохо: и Дед, и он, и севший следом Хомяк успели сойти с полосы в сторону, а заходивший на посадку последним самолет командира группы медленно подкатывал к вешке, обозначающей конец бетонки. "Вроде все нормально, тьфу-тьфу, не сглазить. По дереву бы постучать..." и, наверное, именно отсутствие дерева под рукой Казака сыграло свою недобрую роль. Раздался громкий хлопок, слышный даже сквозь остекление, и последний самолет группы нелепо развернуло поперек полосы, а неумелому парню с флажками досталось по шее ошметком горячей резины. Из стоящего рядом СУ, "сухого", послышался язвительный голос немолодого летчика с позывным "Хомяк": - Пневматик от нагрева разнесло, поздно наш командир парашют выпустил, и тормоза передержал. Чему только в частях учат?! Казак в ответ промолчал, заметив про себя, что хотя званий тут и нет, но Хомяк определенно имеет в России не самые маленькие должность и чин. Тем временем к замершему самолету подъехал "уазик", и несколько человек принялись подводить под поврежденную стойку четырехколесную тележку, с которой спешно были сброшены несколько баллонов со сжатым воздухом. Пришедший в себя "дирижер" снова замахал флажками, и Казак чуть-чуть добавил оборотов турбине, трогая самолет с места в сторону неторопливо отодвигающихся ворот, до сих пор казавшихся частью горы. За ними открывалась пещера, вырубленная в скале, тускло - по сравнению с поднимающимся солнцем - освещенная электрическими лампочками. Пещера казалась глубокой, хотя и узковатой для такой машины, как СУ-37. "Впрочем, если быть аккуратным, то поместимся..." Казаку пришлось раз десять крутануть головой туда-сюда, пока он не убедился, что между крыльями самолета и стенками укрытия есть зазор. "Вот ведь пенал! Сюда заезжать труднее, чем отцовскую "Волгу" в "ракушку" ставить! Надо же такое построить!"
Увидев, что истребитель полностью вошел в укрытие, смуглый парень бросил наконец флажки и принес от стены лесенку - не штатную "суховскую" стремянку, а простую деревянную, раздвижную. Неделю назад с нее, наверное, яблоки в саду собирали, и вот теперь мирная лестница призвана на военную службу Казак осторожно поставил одну ногу на дюраль аэродинамического наплыва, как следует схватился рукой за металлический каркас фонаря и утвердил вторую ногу на деревянной перекладине. Полдела было сделано. Переведя дух, Казак оттолкнулся от наплыва и встал на садовую стремянку второй ногой. Деревянная конструкция опасно покачнулась, но смуглый парень помог удержать ее в вертикальном положении. - Добры ден! - поприветствовал "дирижер" Казака, увидев, что тот удержал равновесие и уже спускался вниз. - Здравствуй, - не слишком приветливо ответил тот. - Лесенку другую найди, а? А то ведь грохнусь на фиг когда-нибудь! - Добры ден? - не понял парень. - Лестница! - Казак показал на деревянное сооружение и, решив использовать другой язык межнационального общения, коротко охарактеризовал: - Бэд. - Бэд? - парень был озадачен, но, сообразив, что беседа пошла по-английски, понимающе замотал головой: - О ес, бэд, бэд. Вонт ту слип, ес?6 Казак вернулся к славянскому изъяснению. - Плохая! - рявкнул он и демонстративно легко толкнул мизинцем в ближайшую перекладину. Как и следовало ожидать, лестница покачнулась и рухнула наземь, тут же сложившись, на что Казак с укором заметил: - Добры ден, да? - Добры ден... - смущенно согласился парень.
* * *
Свет в пещере медленно померк: створка ворот, неторопливо катясь по порыжелым рельсам, постепенно закрывала собой панораму долины. Сбоку на стене висела коробка с ведущими к ней проводами, и невысокий человек, державший рубильник, дожидался, пока створка не встанет на положенное место, а когда это произошло, энергично подошел к Казаку. - Здравствуйте. Я подпоручик Малошан, ваш переводчик, помощник и консультант. Все ваши вопросы и просьбы адресуйте, пожалуйста, мне. У каждого человека из вашего отряда будет такой помощник. Разумеется, вы точно так же можете обращаться и к ним, но, полагаю, удобнее будет все же общаться именно с прикрепленным офицером. Говорил Малошан гладко и практически без акцента. Лишь изредка, перед особо сложным оборотом, его речь немного запиналась, и только тогда чувствовалось, что русский язык для подпоручика не родной. - Здравствуйте, - ответил Казак, - и я хотел бы сразу задать первый вопрос. Почему не начато техническое обслуживание самолета? Не обижайтесь, это очень важно. - Не обижаюсь. У нас всего одна с половиной... то есть полторы бригады хорошо квалифицированных техников. Не беспокойтесь, очередь дойдет и до вашего аппарата. - Хорошо, тогда пусть плохо квалифицированные пока что снимут с подвесок и распакуют контейнеры с ЗИПами... - Простите, с чем? - Ну запчасти, инструменты всякие. Сокращение такое. - Понятно. К сожалению, этого не получится. Неквалифицированный персонал это добровольцы из окрестных сел. Прекрасные люди, патриоты, но в авиации смыслят мало. Казак припомнил лихие взмахи флажков и согласно кивнул. Малошан махнул рукой: - Пойдемте! Вслед за подпоручиком Казак двинулся в глубь укрытия. Свод пещеры поддерживали изогнутые решетчатые фермы, с которых свисали лампочки без абажуров. Под подошвами похрустывал песок, а откуда-то издалека доносился стук дизеля. У дальней стены стоял на тонких ногах двухстоечного шасси зачехленный самолет со снятыми крыльями, чем-то отдаленно похожий на тренировочно-пилотажный ЯК, только заметно побольше. "Ничего себе! - подумал Казак. - Неужто под учебу такие казематы городили? Вряд ли... И что это за аэроплан такой? Силуэт вроде знакомый!" Не удержавшись, он свернул к зачехленному самолету. Подпоручик заметил его порыв, но останавливать не стал и сам неторопливо пошел следом. На брезенте оказался толстый слой пыли, непонятно даже, откуда она взялась в этой пещере. Казак ухватил за свисающий конец чехла и осторожно потянул, боясь поднять в воздух тучу трухи. Но избежать этого не удалось, и он несколько раз громко, от души чихнул, а когда протер слезящиеся глаза, то сначала им не поверил. На хвосте самолета грубой, как топором рубленной, формы, красовалась черная свастика. Чехол соскользнул дальше вниз, и когда новые облака пыли осели, перед изумленным Казаком предстал фюзеляж "Фокке-Вульфа-190". Этот самолет явно бывал в боях - на борту виднелось несколько заплат на местах бывших пробоин, краска вокруг торчащих из обтекателя двигателя стволов пушек и пулеметов явно обгорела, и на металле лежал слой пороховой копоти. Обшивка самолета даже на первый взгляд казалась обветшалой, плексиглас кабины пожелтел и потрескался, но в общем "фокке-вульф" сохранился довольно прилично. - Этот аэродром построили немцы, - пояснил подошедший сзади Малошан. - Как скрытный узел противовоздушной обороны, и даже некоторое время так его и использовали - отсюда поднимались истребители на перехват бомбардировщиков из Италии, что бомбили румынские нефтепромыслы. Здесь же, в горах Шар-Планина, немцы отрабатывали высадку парашютного десанта на Дрвар и полосу продлили для трехмоторных транспортников. Казак кивнул, хотя не имел никакого понятия об упомянутом подпоручиком десанте. - Но большой роли эта база сыграть не успела, - продолжал тот. - При Тито здесь собирались скрывать авиацию Народной Армии в случае ядерного конфликта, кое-что подновили, и сейчас у нас есть возможность с грехом пополам принимать современные самолеты. Ну а этот экспонат военным не мешал, было даже интересно, что он тут стоит, местных же умельцев сюда пока что не пускали. Давайте накроем его обратно, товарищ Казак, пусть стоит и дальше! Казак молча кивнул, и они вместе вернули ветхий брезент на прежнее место, вновь подняв маленькую пыльную бурю.
* * *
Комната, в которой летчикам было предложено переодеться, тоже носила неизгладимый отпечаток своих первых хозяев - офицерская форма без знаков различия бывшей Югославии была повешена, как на плечики, на крылья украшавшего стену немецкого орла. Правда, кто-то позаботился выковырять из его когтей свастику, и теперь орел напоминал почему-то престарелого попугая на обруче. Впрочем, обращать на это особого внимания никто не стал: сказывалась и усталость от полета, и не прошедшее еще напряжение после трудной посадки. - Ну, маскировка так маскировка! - не выдержал наконец Казак. - Ты, Дед, шел так уверенно, будто знал про нее, а я все время думал, что нас подставили! Дед привычным жестом почесал подбородок через скрывавшую его бороду и хрипловато ответил: - Да это-то как раз было ясно. Как же без маскировки? Во Вьетнаме, например, мы делали так: ночью янки налетят, бомбы побросают куда попало, а мы шурикам сразу команду.. - Кому? - не понял Корсар. - Вьетнамцев у нас так называли, "шурики". Так вот, мы им сразу команду даем. Они из песка на бетоне круги выложат, по краям камешков мелких, а когда воды хватает, еще и лужу в середине нальют. Американцы днем "фантом"-разведчик пришлют, мы не поднимаемся, а он фотографии привозит дескать, все, конец полосе. Они второй налет уже и не делают - наоборот, прокладывают через нас маршрут штурмовой группы, тут-то мы их с шуриками и перехватываем. - А что, там не только наши воевали? - удивился Казак. - Я слышал, вьетнамцы вообще летать не умеют! - Мало ли кто что слышал. Нормальные ребята. Мы на МИГ-21 летали, а у них все больше "семнадцатые" были. И пришлось такое разделение труда устроить: "двадцать первые" американцев с высоты оттесняют, а у земли уж их встречают вьетнамцы. "Семнадцатый", конечно, уже тогда старьем был, медленней "фантома" раза в два, но зато верткий, и пушка у него встроенная, а не на подвесном контейнере. Янки ведь неповоротливы, на подвесках у них ракеты гирляндами, и баки. Бывало, его и бить не надо: сманеврирует неграмотно, скорость потеряет и валится в спираль. А выводить - высоты нету. - А вообще-то американцы - сильные летчики? - поинтересовался Хомяк, уже переодевшийся в мундир, едва сходящийся на животе. - Кого встретишь. Я, например, во Вьетнам попал как раз в тот момент, когда они чохом заменили свой состав, и вместо обычных пилотов посадили на свои самолеты специально подготовленных. Ну, те, конечно, были асы, какие сейчас - не знаю. Если я правильно понимаю, им еще здесь в воздухе никто не противодействовал? - Не совсем так, - заметил Корсар. - У Сербской Босны было несколько МИГ-23, против хорватов они держались вполне пристойно, и даже с американцами раза два-три повоевали. Короче, тогда сербские машины были сбиты все, а у штатников - вопрос. Сами они признали одну потерю, сербы говорят о пяти сбитых машинах - словом, как всегда. Поди проверь летчика сбил он или не сбил, особенно если сам сидишь в разбитом самолете. - Да уж, поди проверь! - неожиданно взорвался Дед. - А на слово поверить у нас никак нельзя! Когда по три захода на один и тот же самолет, уже горящий, идешь, так ура и да здравствует - как же, фотокинопулемет подтверждает три сбитых... Герой, мать его, и орден ему, и звание! А когда... - голос Деда осекся, и продолжил он уже совсем другим тоном: Извините, ребята. У кого что болит, ну и так далее. - Ничего-ничего, все нормально, - Корсар сказал это так, что было ясно: на самом деле тирада Деда ему нормальной отнюдь не показалась, но человек сам понял, что не прав, и добавить к этому было нечего. Без большой надобности он поправил повязку на глазу и предложил: - Ну что, пойдем к хозяевам? А то, небось, заждались уже, а?
* * *
От раздевалки на улицу вел очень скудно освещенный коридор - электричество здесь экономили всерьез, - и в конце его оказалась тяжелая железная дверь с винтовым запором.
Двигатель АЛ-31Ф способен без вреда для себя выдержать попадание в вентилятор некрупной птицы, но на такое инородное тело, как американский сержант, его лопатки рассчитаны не были. Стоян Илков ощутил, как содрогнулся самолет, потом раздались свистящие удары. "Бедная турбина, - почему-то подумал он. - Всего полгода, как меняли;.." Однако на подобные воспоминания времени уже не было. Разлетающиеся в стороны лопатки вентилятора прошивали топливные баки, электрокабели, и в любую секунду керосин мог вспыхнуть. Технику никогда не приходилось управлять самолетом, но панель управления он знал хорошо и "ту самую ручку" дернул безошибочно. Мгновенно натянувшиеся ремни тут же сорвали его руки с панели управления, а ноги - с педалей. Стоян ощутил, словно невидимый великан дал ему могучего пинка такого могучего, что кресло вместе с ним прошибло фонарь и вознеслось ввысь, и там, в вышине, вспыхнул целый фейерверк маленьких взрывов. Один пиропатрон оборвал крепления ремней, другой отбросил в сторону кресло, третий пронесся маленькой ракетой, вытащив из мягкого контейнера парашют... А там внизу, откуда только что выстрелила катапульта Стояна, вспухал новый взрыв - жаркое желтое пламя взметнулось ввысь и в стороны, а когда оно опало, на бетоне среди почерневших останков самолета и вездехода корчились и катались два горящих силуэта.
Лейтенанта Крофорда взрыв застиг, когда он, выпрыгнув из вездехода, бежал вместе со своей секцией к воротам ангара. Прижавшись к стене, он несколько секунд смотрел на пламя, почти беззвучно шепча "О, черт!", а потом резко повернулся и заорал на солдат: - Вперед, вперед! - хотя в крике никакой надобности не было - переговорка работала по-прежнему нормально. Пластитовый заряд оставил на месте замка на воротах безобразную рваную дыру, и двое рядовых, взявшись за заботливо приваренные рукоятки, с натугой откатили ворота в сторону. Лейтенант бросился внутрь, зажигая на ходу фонарь, и его луч высветил скопление лесенок и стремянок в углу, несколько подвесных баков на стойке у стены, большой плакат над ними, с которого улыбалась полуголая мисс мира прошлого года Анна Ликова... И пустое место, на котором, по данным разведки, должен был стоять боевой самолет "плохих парней". - Дерьмо! Дерьмо!! Дерьмо!!! - выругался лейтенант, и, не в силах сдержаться, выпустил из автомата очередь в пупок белокурой мисс мира. Клочья бумаги полетели в стороны, и талия красавицы на плакате превратилась в лохмотья. Но глаза ее улыбались все так же ласково и чуть насмешливо. Массив Шар-Планина. База в скалах Утро постепенно сменяло ночь. На востоке небо над горами уже превращалось из черного в серое, из серого в голубое, а из голубого в красно-желтое, подсвеченное готовящимся вот-вот подняться солнцем. Словно убегая от рассвета, четыре из шестнадцати "индийских" СУ-37, целиком в зелено-коричневом летнем камуфляже, но без опознавательных знаков и бортовых номеров, второй час летели на запад по сложному маршруту, проложенному среди гор Болгарии и Сербии. Неизвестные специалисты, приложившие руку к созданию программы, загруженной накануне в память бортовых навигационных комплексов, постарались на славу: почти ни разу на протяжении полета ни одна из машин не поднималась выше шестидесяти метров, точно следуя рельефу местности. Если б еще эта местность была поровнее... Молодой летчик, лишившийся на время согласно контракту имени и звания и имевший теперь только позывной "Казак", снова сглотнул подкативший к горлу комок - автомат отследил еще один извилистый коридор между двумя горами, оканчивающийся невысоким перевалом. Самолет привычно завалился на крыло и опустил нос, обтекая очередной изгиб рельефа. Казак невольно простонал про себя: "О Господи, долго еще?" - и глянул на часы. По графику перелета автоматический режим должен был продолжаться еще десять минут, после чего надо было брать управление в свои руки. Еще целых десять минут сидеть и ощущать себя участником какого-то аттракциона в парке культуры! Те же самые крутые маневры он перенес бы куда легче, управляй он самолетом сам, но справедливости ради стоило признать, что человек неспособен на такой полет - не та реакция. Казак дотронулся до боковой панели и набрал код. Экран подернулся рябью, а когда рябь погасла, вместо схемы полета на нем высветилась икона Богоматери Одигитрии. Сам образок, который носил на груди еще дед летчика, пришлось оставить дома, но уже со времен училища у Казака была среди вещей неприметная коробочка. Друг отца, свихнувшийся на компьютерах еще в те времена, когда их называли ЭВМ, сделал цифровую копию образа и написал маленькую программу, которую можно было загрузить практически в любую систему вывода графической информации. Кроме того, то ли случайно, то ли из любви к искусству этот человек сделал так, что нимб вокруг головы Богоматери время от времени переливался неяркими искорками, и это придавало образу особую красоту и внушительность. Казак и сам не заметил, как его губы беззвучно прошептали краткую молитву, и лишь выработанная многими часами полетов привычка всегда быть готовым взять управление на себя не позволила ему сложить руки в смиренном жесте. Четверка самолетов продолжала свой бреющий полет, то подставляя хвост под первые утренние лучи, то ныряя в густую тень долин, и жители редких деревень и поселков, над которыми они пролетали, выскакивали на улицу, пытаясь понять, откуда накатил этот грохот, куда он через несколько секунд исчез, а главное - какими новыми бедами это грозит. Ближе к горным ущельям люди тоже выбегали на звук летящих самолетов, но уже не просто так, а готовые к встрече, и некоторые успевали выпустить вслед удаляющимся в небе силуэтам очередь из "Калашникова": в этих местах любой самолет воспринимался как вестник беды и смерти. Из всех типов летательных аппаратов такого приема избежал бы здесь разве что тарахтящий биплан АН-2 с опознавательными знаками старой Югославии, но эти четыре самолета на старый добрый "кукурузник" вовсе не походили.
- Внимание! - Казак услышал в наушниках голос командира группы, позывной которого "Корсар" идеально подходил к его черной повязке через лицо, и нажатием кнопки вернул индикатор в прежнее состояние. - Заход в директорном режиме, автомат не включать. Интервал пятнадцать секунд. Порядок посадки: Дед, Казак, Хомяк, я. Все. "Дед понял... - Хомяк... - Казак..." - раздались в эфире краткие ответы, и группа снова замолчала. Казак знал, что несколько передатчиков дальше в горах, совсем не там, где расположен аэродром, через несколько минут сымитируют сначала переговоры при уходе на второй круг из-за плохой видимости и потом, по очереди выходя в эфир, уведут пеленги вражеской службы радиоперехвата далеко в сторону. А в конце ложного следа раздастся его собственный голос: "Ребята, тяни вверх! Пры..." - и на склоне горы в тот же миг раздадутся четыре мощных взрыва. "Очевидцы" из местных будут потом рассказывать, как один летчик пытался катапультироваться перед самой катастрофой, но разбился о скалу, а через несколько дней на базаре появятся ветровки, сшитые из парашюта героя. Казаку не очень-то верилось, что эта немудреная затея надолго введет в заблуждение разведки мусульман, и - главное - американцев, но какое-то время на проверку у них уйдет. "И то хлеб", - подумал он, внимательно следя за уменьшающимся зеленым сектором одного из индикаторов на экране. Узкая зеленая полоска замигала: пора! Казак плотнее сжал пальцы на ручке управления и плавно потянул ее на себя. Самолет послушно направил нос в небо, и через мгновение летчик увидел перед собой панораму уходящего вдаль Балканского хребта, весело подсвеченные солнцем вершины гор, отбрасывающих длинные причудливы" тени. Теперь он заметил впереди истребитель пилота, представленного товарищам как Дед. Тот легко качнул крылом и скользнул правее, такой же маневр предстояло проделать и остальным машинам, следуя появившемуся на лобовом стекле указателю курса. "Так... Разворот... Скорость... Закрылки... На снижение... Шасси... Но куда нас ведут? Где полоса?!" Ничего похожего на привычную картину приближающегося аэродрома впереди не было: такая же, как и везде, гора с небольшой кучкой домиков на склоне, речушка в долине, извивающаяся дорога... "А может, это все подстроено?! - мелькнула вдруг мысль. - Вогнать всю группу в землю, и не по сценарию вовсе, а в натуре?!" Казак почувствовал, как лоб под шлемом покрылся потом. Ну, он-то еще успеет уйти вверх, а Дед, похоже, нет... Но куда он собрался садиться?! И вдруг, будто по мановению волшебной палочки, он увидел куда. Бетон взлетно-посадочной полосы, проложенной вдоль пологого склона горы, был раскрашен под цвета окружающей местности, и даже ручей, уходящий под полосой в трубу, был не только нарисован поперек нее, но выложен чем-то блестящим, и рисунок сверкал в лучах утреннего солнца совсем как настоящая вода. На середине полосы только что стояли два сарая, но сейчас Казак увидел, как, открывая дорогу садящимся самолетам, они быстро разъехались в разные стороны, словно были легкими надувными игрушками, да так оно, наверно, и было на самом деле. Колеса шедшего впереди СУ-37 коснулись бетона, оставив легкое облачко резиновой гари, и сразу за его хвостом заметался тормозной парашют. На случай если Дед не успеет уйти с дороги, Казак припомнил теоретические занятия по полетам с авианосца: непосредственно перед касанием перевести двигатель на полный газ, и либо продолжать посадку, либо уйти на второй круг. Похоже, здесь эта методика пригодится! Вот граница аэродрома уже близко, пора! Как там Дед, успевает? Вроде да... Первый самолет уже докатился до конца полосы, где мельтешили фигурки людей, когда Казак почувствовал знакомый удар и перевел двигатели на реверс, одновременно услышав хлопок парашюта. Теперь взлететь в любом случае не успеешь, будь что будет! Молодой пилот посильнее нажал на педали колесных тормозов. Его истребитель приближался к встречающим, и Казак с облегчением увидел, что самолет Деда уже свернул в сторону и двигается куда-то к склону, вслед за идущим с раскинутыми руками человеком. Перед носом его собственной машины тоже возник молодой смуглый парень с красным и синим флажками, он резво бежал примерно в туже сторону, подбадривая летчика взмахами то одного, то другого. Первые секунды Казак не понимал что к чему и по привычке пытался развернуть самолет точно по знакам этого парня, но каждая новая команда противоречила предыдущей, парень явно не имел никакого представления об аэродромных сигналах и махал флажками исключительно по наитию, не задумываясь о том, как его жесты будут истолкованы. "Тебе бы, чувак, в гаишники идти, палкой полосатой махать, а не серьезным делом заниматься!" - без особой, впрочем, злости подумал про себя Казак, включая механизм подъема фонаря. Все обстояло не так уж плохо: и Дед, и он, и севший следом Хомяк успели сойти с полосы в сторону, а заходивший на посадку последним самолет командира группы медленно подкатывал к вешке, обозначающей конец бетонки. "Вроде все нормально, тьфу-тьфу, не сглазить. По дереву бы постучать..." и, наверное, именно отсутствие дерева под рукой Казака сыграло свою недобрую роль. Раздался громкий хлопок, слышный даже сквозь остекление, и последний самолет группы нелепо развернуло поперек полосы, а неумелому парню с флажками досталось по шее ошметком горячей резины. Из стоящего рядом СУ, "сухого", послышался язвительный голос немолодого летчика с позывным "Хомяк": - Пневматик от нагрева разнесло, поздно наш командир парашют выпустил, и тормоза передержал. Чему только в частях учат?! Казак в ответ промолчал, заметив про себя, что хотя званий тут и нет, но Хомяк определенно имеет в России не самые маленькие должность и чин. Тем временем к замершему самолету подъехал "уазик", и несколько человек принялись подводить под поврежденную стойку четырехколесную тележку, с которой спешно были сброшены несколько баллонов со сжатым воздухом. Пришедший в себя "дирижер" снова замахал флажками, и Казак чуть-чуть добавил оборотов турбине, трогая самолет с места в сторону неторопливо отодвигающихся ворот, до сих пор казавшихся частью горы. За ними открывалась пещера, вырубленная в скале, тускло - по сравнению с поднимающимся солнцем - освещенная электрическими лампочками. Пещера казалась глубокой, хотя и узковатой для такой машины, как СУ-37. "Впрочем, если быть аккуратным, то поместимся..." Казаку пришлось раз десять крутануть головой туда-сюда, пока он не убедился, что между крыльями самолета и стенками укрытия есть зазор. "Вот ведь пенал! Сюда заезжать труднее, чем отцовскую "Волгу" в "ракушку" ставить! Надо же такое построить!"
Увидев, что истребитель полностью вошел в укрытие, смуглый парень бросил наконец флажки и принес от стены лесенку - не штатную "суховскую" стремянку, а простую деревянную, раздвижную. Неделю назад с нее, наверное, яблоки в саду собирали, и вот теперь мирная лестница призвана на военную службу Казак осторожно поставил одну ногу на дюраль аэродинамического наплыва, как следует схватился рукой за металлический каркас фонаря и утвердил вторую ногу на деревянной перекладине. Полдела было сделано. Переведя дух, Казак оттолкнулся от наплыва и встал на садовую стремянку второй ногой. Деревянная конструкция опасно покачнулась, но смуглый парень помог удержать ее в вертикальном положении. - Добры ден! - поприветствовал "дирижер" Казака, увидев, что тот удержал равновесие и уже спускался вниз. - Здравствуй, - не слишком приветливо ответил тот. - Лесенку другую найди, а? А то ведь грохнусь на фиг когда-нибудь! - Добры ден? - не понял парень. - Лестница! - Казак показал на деревянное сооружение и, решив использовать другой язык межнационального общения, коротко охарактеризовал: - Бэд. - Бэд? - парень был озадачен, но, сообразив, что беседа пошла по-английски, понимающе замотал головой: - О ес, бэд, бэд. Вонт ту слип, ес?6 Казак вернулся к славянскому изъяснению. - Плохая! - рявкнул он и демонстративно легко толкнул мизинцем в ближайшую перекладину. Как и следовало ожидать, лестница покачнулась и рухнула наземь, тут же сложившись, на что Казак с укором заметил: - Добры ден, да? - Добры ден... - смущенно согласился парень.
* * *
Свет в пещере медленно померк: створка ворот, неторопливо катясь по порыжелым рельсам, постепенно закрывала собой панораму долины. Сбоку на стене висела коробка с ведущими к ней проводами, и невысокий человек, державший рубильник, дожидался, пока створка не встанет на положенное место, а когда это произошло, энергично подошел к Казаку. - Здравствуйте. Я подпоручик Малошан, ваш переводчик, помощник и консультант. Все ваши вопросы и просьбы адресуйте, пожалуйста, мне. У каждого человека из вашего отряда будет такой помощник. Разумеется, вы точно так же можете обращаться и к ним, но, полагаю, удобнее будет все же общаться именно с прикрепленным офицером. Говорил Малошан гладко и практически без акцента. Лишь изредка, перед особо сложным оборотом, его речь немного запиналась, и только тогда чувствовалось, что русский язык для подпоручика не родной. - Здравствуйте, - ответил Казак, - и я хотел бы сразу задать первый вопрос. Почему не начато техническое обслуживание самолета? Не обижайтесь, это очень важно. - Не обижаюсь. У нас всего одна с половиной... то есть полторы бригады хорошо квалифицированных техников. Не беспокойтесь, очередь дойдет и до вашего аппарата. - Хорошо, тогда пусть плохо квалифицированные пока что снимут с подвесок и распакуют контейнеры с ЗИПами... - Простите, с чем? - Ну запчасти, инструменты всякие. Сокращение такое. - Понятно. К сожалению, этого не получится. Неквалифицированный персонал это добровольцы из окрестных сел. Прекрасные люди, патриоты, но в авиации смыслят мало. Казак припомнил лихие взмахи флажков и согласно кивнул. Малошан махнул рукой: - Пойдемте! Вслед за подпоручиком Казак двинулся в глубь укрытия. Свод пещеры поддерживали изогнутые решетчатые фермы, с которых свисали лампочки без абажуров. Под подошвами похрустывал песок, а откуда-то издалека доносился стук дизеля. У дальней стены стоял на тонких ногах двухстоечного шасси зачехленный самолет со снятыми крыльями, чем-то отдаленно похожий на тренировочно-пилотажный ЯК, только заметно побольше. "Ничего себе! - подумал Казак. - Неужто под учебу такие казематы городили? Вряд ли... И что это за аэроплан такой? Силуэт вроде знакомый!" Не удержавшись, он свернул к зачехленному самолету. Подпоручик заметил его порыв, но останавливать не стал и сам неторопливо пошел следом. На брезенте оказался толстый слой пыли, непонятно даже, откуда она взялась в этой пещере. Казак ухватил за свисающий конец чехла и осторожно потянул, боясь поднять в воздух тучу трухи. Но избежать этого не удалось, и он несколько раз громко, от души чихнул, а когда протер слезящиеся глаза, то сначала им не поверил. На хвосте самолета грубой, как топором рубленной, формы, красовалась черная свастика. Чехол соскользнул дальше вниз, и когда новые облака пыли осели, перед изумленным Казаком предстал фюзеляж "Фокке-Вульфа-190". Этот самолет явно бывал в боях - на борту виднелось несколько заплат на местах бывших пробоин, краска вокруг торчащих из обтекателя двигателя стволов пушек и пулеметов явно обгорела, и на металле лежал слой пороховой копоти. Обшивка самолета даже на первый взгляд казалась обветшалой, плексиглас кабины пожелтел и потрескался, но в общем "фокке-вульф" сохранился довольно прилично. - Этот аэродром построили немцы, - пояснил подошедший сзади Малошан. - Как скрытный узел противовоздушной обороны, и даже некоторое время так его и использовали - отсюда поднимались истребители на перехват бомбардировщиков из Италии, что бомбили румынские нефтепромыслы. Здесь же, в горах Шар-Планина, немцы отрабатывали высадку парашютного десанта на Дрвар и полосу продлили для трехмоторных транспортников. Казак кивнул, хотя не имел никакого понятия об упомянутом подпоручиком десанте. - Но большой роли эта база сыграть не успела, - продолжал тот. - При Тито здесь собирались скрывать авиацию Народной Армии в случае ядерного конфликта, кое-что подновили, и сейчас у нас есть возможность с грехом пополам принимать современные самолеты. Ну а этот экспонат военным не мешал, было даже интересно, что он тут стоит, местных же умельцев сюда пока что не пускали. Давайте накроем его обратно, товарищ Казак, пусть стоит и дальше! Казак молча кивнул, и они вместе вернули ветхий брезент на прежнее место, вновь подняв маленькую пыльную бурю.
* * *
Комната, в которой летчикам было предложено переодеться, тоже носила неизгладимый отпечаток своих первых хозяев - офицерская форма без знаков различия бывшей Югославии была повешена, как на плечики, на крылья украшавшего стену немецкого орла. Правда, кто-то позаботился выковырять из его когтей свастику, и теперь орел напоминал почему-то престарелого попугая на обруче. Впрочем, обращать на это особого внимания никто не стал: сказывалась и усталость от полета, и не прошедшее еще напряжение после трудной посадки. - Ну, маскировка так маскировка! - не выдержал наконец Казак. - Ты, Дед, шел так уверенно, будто знал про нее, а я все время думал, что нас подставили! Дед привычным жестом почесал подбородок через скрывавшую его бороду и хрипловато ответил: - Да это-то как раз было ясно. Как же без маскировки? Во Вьетнаме, например, мы делали так: ночью янки налетят, бомбы побросают куда попало, а мы шурикам сразу команду.. - Кому? - не понял Корсар. - Вьетнамцев у нас так называли, "шурики". Так вот, мы им сразу команду даем. Они из песка на бетоне круги выложат, по краям камешков мелких, а когда воды хватает, еще и лужу в середине нальют. Американцы днем "фантом"-разведчик пришлют, мы не поднимаемся, а он фотографии привозит дескать, все, конец полосе. Они второй налет уже и не делают - наоборот, прокладывают через нас маршрут штурмовой группы, тут-то мы их с шуриками и перехватываем. - А что, там не только наши воевали? - удивился Казак. - Я слышал, вьетнамцы вообще летать не умеют! - Мало ли кто что слышал. Нормальные ребята. Мы на МИГ-21 летали, а у них все больше "семнадцатые" были. И пришлось такое разделение труда устроить: "двадцать первые" американцев с высоты оттесняют, а у земли уж их встречают вьетнамцы. "Семнадцатый", конечно, уже тогда старьем был, медленней "фантома" раза в два, но зато верткий, и пушка у него встроенная, а не на подвесном контейнере. Янки ведь неповоротливы, на подвесках у них ракеты гирляндами, и баки. Бывало, его и бить не надо: сманеврирует неграмотно, скорость потеряет и валится в спираль. А выводить - высоты нету. - А вообще-то американцы - сильные летчики? - поинтересовался Хомяк, уже переодевшийся в мундир, едва сходящийся на животе. - Кого встретишь. Я, например, во Вьетнам попал как раз в тот момент, когда они чохом заменили свой состав, и вместо обычных пилотов посадили на свои самолеты специально подготовленных. Ну, те, конечно, были асы, какие сейчас - не знаю. Если я правильно понимаю, им еще здесь в воздухе никто не противодействовал? - Не совсем так, - заметил Корсар. - У Сербской Босны было несколько МИГ-23, против хорватов они держались вполне пристойно, и даже с американцами раза два-три повоевали. Короче, тогда сербские машины были сбиты все, а у штатников - вопрос. Сами они признали одну потерю, сербы говорят о пяти сбитых машинах - словом, как всегда. Поди проверь летчика сбил он или не сбил, особенно если сам сидишь в разбитом самолете. - Да уж, поди проверь! - неожиданно взорвался Дед. - А на слово поверить у нас никак нельзя! Когда по три захода на один и тот же самолет, уже горящий, идешь, так ура и да здравствует - как же, фотокинопулемет подтверждает три сбитых... Герой, мать его, и орден ему, и звание! А когда... - голос Деда осекся, и продолжил он уже совсем другим тоном: Извините, ребята. У кого что болит, ну и так далее. - Ничего-ничего, все нормально, - Корсар сказал это так, что было ясно: на самом деле тирада Деда ему нормальной отнюдь не показалась, но человек сам понял, что не прав, и добавить к этому было нечего. Без большой надобности он поправил повязку на глазу и предложил: - Ну что, пойдем к хозяевам? А то, небось, заждались уже, а?
* * *
От раздевалки на улицу вел очень скудно освещенный коридор - электричество здесь экономили всерьез, - и в конце его оказалась тяжелая железная дверь с винтовым запором.