шевелиться. Почти сразу жужжание наверху, вдруг преобразившись, зазвучало
вопиющим сигналом тревоги: муха угодила в паутину! Приподняв голову, Найл
окинул взглядом зал, и ему показалось, будто что-то суетливо прошмыгнуло в
темноте.
Да и темнота теперь была какая-то живая, населенная россыпью ярких
точек. Сна как не бывало. Юноша попробовал сесть и наконец-то сообразил, что
именно ему мешает.
Над ним стелились густые тенета, каким-то образом крепившиеся к полу.
Паутина покрывала тело Найла почти полностью, словно мягкое, рыхлое одеяло.
Он бросил взгляд на отца и Ингельд - и те тоже окутаны паутиной, еще мягкой,
не успевшей просохнуть. Теперь он разглядел, что светящиеся точки это глаза
десятков пауков, которые наблюдали за людьми. Его крик разбудил спутников,
однако, стоило им шевельнуться, как паутина облекла их, словно влажная
простыня. Садясь, они лишь плотнее соприкасались с мгновенно пристающим
липким шелком, попытавшись высвободиться, безнадежно увязли в паутине.
Пауки высыпали из тени, будто присматриваясь, и Найл с облегчением
обнаружил, что это так, мелюзга - туловище не крупнее ладони, а лапы на
сгибе не длиннее руки. Он также определил, что у них есть что-то общее с
серыми пустынниками - значит, насекомые не ядовиты. Тут до Найла дошло, как
все-таки удачно он поступил, не поленившись натянуть на себя одеяло: паутина
пристала лишь к плечу, правой руке и левой ступне.
Потянувшись левой рукой, он сумел подвинуть к себе поклажу, вытащить
кремневый нож и распилить нити, стягивающие запястье, затем примерно так же
освободил плечо и левую ступню. Выскользнув из-под одеяла, юноша встал на
ноги - пауки попятились в тень.
Подобрав с пола увесистый камень, он швырнул его им вслед и услышал,
как насекомые с глухим шелестом разбегаются.
- Не шевелись! - прикрикнул он на Ингельд. Лицо женщины исказилось от
страха. Судорожно поскуливая, она силилась разодрать тенета, а по
остекленевшим глазам было видно, что бедняжка уже распрощалась с жизнью.
Несколькими ловкими движениями Найл отсек паутину в местах, где та крепилась
к полу, и через несколько минут Ингельд удалось, пошатываясь, подняться.
Шелковистые нити по-прежнему обвивали ее со всех сторон.
- Давай наружу! - скомандовал Найл. Подгонять ее не пришлось, женщина
кинулась вон, волоча за собой концы паутины. Затем юноша начал освобождать
отца. Пока он это делал, насекомые снова выкарабкались наружу, и он бросил в
них еще несколько камней. Пауки вновь рассеялись. Стало ясно, что
непосредственная опасность миновала. Теперь, когда добыча бодрствует,
насекомые не отважатся напасть. День был в разгаре, свет снаружи ослеплял.
Найл помог отцу и Ингельд освободиться от тенет. Он мотал паутину в одну
сторону, а те раскручивались в другую. На коже оставались прилипшие волокна
и влажно поблескивающие полоски. Прошло около часа, прежде чем все
освободились окончательно. Поклажа оставалась внутри.
Возвратясь за ней, путники снова увидели россыпь блестящих точек:
насекомые следили из темноты. Приставшие к полу обрубленные концы паутины
отвердели, став заметно прочней, клейковина, выделяемая пауками,
превратилась в подобие грубой резины.
Насекомые испускали легкие волокна, набрасывая их затем на спящих. Нити
были невесомыми и ложились легко, словно снежные хлопья. Именно от
прикосновения одной из них и пробудился Найл. Не укройся он одеялом, увяз бы
точно так же, как Улф с Ингельд. И лежали бы они сейчас, ожидая скорбной
участи.
Неожиданная опасность, по крайней мере, прогнала усталость. Путники
теперь готовы были отмахать сотню миль, лишь бы оказаться как можно дальше
от этого зловещего угла.
Но, не определившись с направлением, не имело смысла и уходить. Оставив
поклажу в тени, они отправились на поиски нового места, откуда было бы
сподручнее осмотреть южную часть равнины.
То, что они искали, обнаружилось в смежном дворе: пролет каменной
лестницы, идущей вверх по внешней стороне стены. Одолев с сотню неплохо
сохранившихся ступеней, путники вышли на стену цитадели, метра три толщиной,
с каменным квадратом примыкающего к смежному двору караульного помещения.
Найл зашел в караульную и оттуда выглянул из окна - как-то безопаснее, чем
стоять на открытой всем ветрам площадке. Вдали виднелись сияющие воды
соленого озера. Прямо перед глазами пропасть с полкилометра глубиной. В этом
месте склон выглядел не таким отвесным, но и по нему спускаться было
немыслимо. Все ясно.
- Бесполезно. Бездна вон какая, - мрачно сказал Улф.
- Но как они-то спускались вон туда? - спросил юноша, не отводя взгляда
от равнины.
- Пешком шли, вот и все, - раздраженно вставила Ингельд.
- Пешком-то оно пешком, но как? Не может быть, чтобы на ту сторону они
проходили вот так, вокруг всего плато.
- Да, ты, пожалуй, прав, - слегка удивился Улф. - Должен быть какой-то
спуск.
- Это все что, строили великаны? - озадаченно спросил Найл.
- Нет. - Отец покачал головой. - Та лестница рассчитана на таких же,
как мы с тобой.
Найл глубоко задумался. Неужели эту цитадель сооружали такие же люди,
как он сам? Но тогда, наверное, на это ушли сотни и сотни лет? Хотя понятно,
все зависит от того, сколько их было. Впервые юноша на самом деле понял, что
все же и правда было время, когда человек правил Землей.
Прежде Найл иногда тешился такой мыслью, но никогда не воспринимал ее
всерьез. Теперь же перед его мысленным взором прошли тысячи людей, сообща
вырезающих каменные блоки, возводящих эти грандиозные стены. И его пронизал
небывалый восторг, сравнимый разве что с потоком живительной проточной воды.
Столь нужные ступени - небольшие, выбитые в стене утеса - Найл обнаружил в
другой сторожевой башне. Разглядеть их можно было только сверху. Тогда
становилось заметно, что утес - это не просто голый мертвый камень. Ветер и
песок источили его поверхность, выдув более податливую породу, так что склон
стал представлять собой причудливую бугристую колоннаду. Из случайных щелей,
где придется, выглядывали корявые деревца и кусты. Здесь склон больше
походил на то место, откуда они начинали взбираться на плато. А
непосредственно впереди виднелись идущие вниз ступени, которые терялись за
округлым горбом большой скалы, напоминающей морщинистую кожу живого существа
- это сотворил ветер. По ступеням они спустились во внутренний двор, но не
обнаружили там прохода, который вывел бы их за наружную стену. Миновали еще
один двор, и еще один - выхода не было нигде.
- И правильно, - заметил Улф. - Иначе зачем строить громадную крепость,
где, куда ни сунься, сплошь входы и выходы? Как же тогда, спрашивается,
защищаться от непрошеных гостей? Но как же удавалось проникать сюда самим
обитателям крепости? Найл опять взобрался на стену, оглядел оттуда ступени и
только тогда заприметил нечто такое, чего нельзя было различить, если
присматриваться сбоку. Лестница начиналась метрах в пяти-шести над подножием
утеса. Но как тогда добирались до цитадели люди, идущие со стороны равнины?
Подойдя к другой стороне стены, Найл глянул вниз. Там на почти белом фоне
чуть заметно выделялось округлое пятно метров трех в поперечнике.
- Что это? - крикнул Найл отцу.
- Ты о чем?
- Там на земле круг, вот ты сейчас прямо на нем стоишь!
- Где?
- Ну вот прямо подо мной! Найл поспешно спустился с лестницы
Оказывается, со двора различить круг было невозможно, но, поскольку отец
стоял непосредственно на нем, юноша, подойдя к этому месту вплотную, встал
на четвереньки и принялся кропотливо изучать каждый сантиметр пыльного
грунта. Там, где пыль казалась мягче, он пытался скоблить кремневым ножом.
Наконец между камнями обнаружилась трещина. Тогда к Найлу присоединились
отец и Ингельд. В результате через пять минут обозначился круг, а затем
металлическое кольцо (Найл прежде никогда не видел металла, поэтому принял
его за какую-то редкую породу камня). Кольцо большое, тяжелое, впору
ухватиться всем троим.
Упершись ногами, они потянули кольцо на себя - бесполезно. Попытались
еще раз - большая каменная крышка, похоже, чуть подалась. Минут пять они,
выбиваясь из сил, тянули не переставая, однако крышку удалось приподнять
лишь на пару сантиметров, не больше.
В конце концов решили заглянуть в зал, вход в который виднелся на
противоположном конце двора. Это помещение уступало в размерах тому, где им
довелось спать, и заполнено было непонятными деревянными предметами. Никто
из путников не знал, что такое стол и стул, поэтому и не разобрались, что
находятся в трапезной военачальников.
Почти вся мебель была источена червями, и когда Найл попробовал поднять
стул, тот развалился прямо у него в руках. Остатки ковра выбелило солнце, но
по краям, куда оно почти не проникало, все еще виднелись цветастые узоры -
поблекшие, но удивительно красивые. А в углу, выдаваясь над грудой
безмолвного праха, стоял длинный деревянный шест, достаточно толстый.
Приподняв один его конец, Улф попробовал древесину на прочность - ничего,
вполне сгодится. Найл подхватил с другого конца, шест вынесли во двор и
продели его в металлическое кольцо. Найл и Ингельд взялись за один конец,
Улф - за другой. Упершись коленями, потянули изо всех сил. Каменная крышка
приподнялась сантиметров на десять. Вес оказался непомерно велик, удержать
ее не удалось. Найл сходил в комнату еще раз и вернулся еще с одним
продолговатым куском дерева. Когда крышку приподняли снова, юноша впихнул
ногой деревяшку в образовавшуюся щель. Затем, используя шест как рычаг,
снова подняли каменную крышку и в конце концов отвалили. Лица обдало стру"й
воздуха. Внизу виднелись ступени уходящей вниз, в темноту, лестницы.
Спустя десять минут путники стали спускаться - потихоньку, осторожно.
На протяжении метров двадцати стояла такая непроницаемая темнота, что
приходилось пробираться буквально на ощупь, обшаривая ногой каждую
ступеньку. Вскоре, однако, стало чуть светлее, а прорезавшийся за поворотом
солнечный луч буквально ослепил. Путники оказались на площадке под узенькой
аркой. Сверху казалось, что ступени идут вниз едва ли не вертикально, и от
этого даже слегка кружилась голова. Ингельд, согнувшись, медленно села,
прижавшись спиной к стене туннеля:
- Ой, простите. Я дальше не пойду. Высотища-то какая! Улф изумленно
взглянул на нее:
- Но ты же как-то забралась наверх!
- Так то вверх! К тому же было почти темно. Улф язвительно усмехнулся:
- Будем дожидаться темноты? Ингельд уже чуть не плакала:
- Извини, но никак не могу.
- Ты что, ночь собираешься провести здесь? - спросил Улф, пожав
плечами.
- А может, где-то есть спуск поудобнее?
- Меня и этот вполне устраивает.
Лицо Ингельд окаменело, и, упрямо поджав губы, она заявила:
- Я здесь спускаться не буду.
Улф побледнел от ярости. Сколько раз Торг выводил его из себя тем, что
постоянно потакал капризам своей бабы, которая вертела им как хотела. Он
посмотрел на Ингельд с угрюмой решимостью:
- Поступай как знаешь. А мы пойдем дальше и ночевать будем на равнине.
Ингельд оторопела: еще никто так не обращался с ней.
- А что прикажешь делать мне?
- Можешь возвращаться и ночевать в крепости.
- К паукам?!
- Так чего ты больше боишься, пауков или темноты? - Улф повернулся
лицом к ступеням. - Пойдем, Найл. Паренек неохотно повиновался (отец был,
безусловно, прав, но все-таки и Ингельд жаль) и пошел за Улфом след в след.
На деле спуск оказался не таким опасным, как представлялось вначале: помимо
ступеней в скале были проделаны и углубления для рук. Еще тридцать метров
вниз по склону, где ступени, делая поворот, исчезали за выпирающим горбом
камнем - и спуск внезапно стал пологим. Теперь Ингельд видеть их уже не
могла. Улф приказал Найлу сесть. Они посидели минут пятнадцать, сжевали по
опунции и по маисовому хлебцу, затем Улф освободился от поклажи и снова
полез вверх. Через несколько минут он вернулся, ведя за собой Ингельд. Глаза
у женщины припухли от слез, губы были недовольно надуты, но непрошибаемое
упрямство не покинуло ее. Ступеней было тысячи три, не меньше. Путь вниз шел
как бы по спирали, то теряясь в расселинах, то вновь выходя на склон утеса.
Пошли долиной, где кверху вздымались прямоугольные скалы-обелиски,
обтесанные человеческой рукой. На них виднелись барельефы, изображавшие
диковинных животных. Некоторые из них слегка походили на обитающих в пустыне
грызунов, но только значительно мельче. Путники, остановившись, с трепетом
разглядывали изваяния. Найл указал на одно существо, выглядевшее особенно
грозно, которое окружали, судя по всему, охотники:
- Что это?
- Понятия не имею.
- Наверное, тигр? - неуверенно предположила Ингельд.
- Неужели такие существа и вправду водились на Земле?
- А то как же!
- Пауки истребили всех крупных животных, - сказал Улф.
- Тогда почему они оставили человека?
- Потому что человек беззащитен. Нет у него ни когтей, ни бивней, ни
острых клыков.
- Зато есть оружие!
- Оружие можно отнять, - мрачно заметил Улф. - У тигра не отнимешь
когтей, пока не убьешь его. Двинулись дальше. Последние десятки метров идти
оказалось довольно трудно: порода здесь вся была выщерблена ветром, а у
основания ее и вовсе не было, так что пришлось вначале побросать вниз
поклажу, а затем, не дойдя последних пяти метров, прыгать на рыхлый песок.
Вскинув головы, путники обнаружили, что лестница - та самая - исчезла из
виду. Видно, строители все предусмотрели, чтобы враги не проникли внутрь.
Открывшийся впереди пейзаж во многом напоминал родные места. Правда,
растительности здесь было побольше.
В глубине души Найл глубоко сожалел, что они оставили цитадель так
быстро (сожаления не умаляла даже стычка с пауками). Для него это было
нечто, с чем прежде никогда не доводилось сталкиваться - чудесная, чарующая
тайна.
Солнце завершало свой круг по небу. Долгий спуск утомил всех, и Улф
решил устроить привал, пока не взойдет луна. В подножье каменного склона
кое-где встречались впадины - некоторые, судя по всему, достаточно глубокие.
В поисках места под ночлег путники прошли на запад уже больше мили, но все
впадины казались им ничтожно мелкими.
В конце концов набрели на рощицу - не то кустарников, не то деревьев
наподобие той, что на плато. Выбрав растения пониже, раскинули сверху куски
шелка, образовав навес, и устроились на отдых. Ингельд демонстративно
улеглась в стороне: все не могла простить, что Улф поступил по-своему, не
посчитавшись с ней. Когда солнце уже клонилось к закату, Улф пробрался в
самую гущу поросли и, скрестив ноги, сел и оперся спиной об изогнутое
древесное корневище- Отец хотел установить связь с Сайрис. Под единым для
всех небом он и она могли видеть закат одновременно, а вступать в контакт
они условились в тот миг, когда солнце касается горизонта.
Найл чуть придвинулся, чтобы лучше видеть отца. Улф был измотан и
вместо того, чтобы расслабиться, мог просто заснуть. Поэтому юноша рассудил,
что за отцом надо приглядывать: если того одолеет дремота, можно будет
пошуршать чем-нибудь, и отец, заслышав, проснется. Взглянув в очередной раз
на Улфа, Найл остолбенел от ужаса.
В полом корневище, как раз за спиной отца, что-то грузно зашевелилось,
и наружу прямо на глазах стало выползать длинное, извилистое туловище серой
сороконожки.
Длины в ней было около полутора метров, суставчатые антенны
настороженно вибрировали: тварь учуяла на своей территории чужаков. Улфа она
пока не видела: он сидел неподвижно, как каменный. Юноше случалось наблюдать
тысяченожек, хотя и редко - они были довольно противными тварями, но уж
больно забавно передвигали свои крохотные конечности, да и вреда от них было
немного.
В отличие от тысяченожек сороконожки были еще и ядовиты и тем самым
опасны. Когда насекомое. обшарив все вокруг, почуяло чужака, оно тут же
вскинуло голову, обнажив ядовитые клыки, похожие на паучьи. Пока Улф сидел
без движения, он был в безопасности, но стоило ему шевельнуться, как
сороконожка неминуемо бы в него впилась. Найл резко обернулся и взглянул на
Ингельд. Так и есть! Эта истеричка лежит именно там, откуда хорошо виден
Улф. Глаза у нее закрыты, но если она
- о небо! - их откроет, то вскочит и заорет дурным голосом. И тогда все
пропало.
Пересилив ударивший в голову страх, Найл заставил себя успокоиться. В
этот миг Улф задышал глубже и реже: вступил в контакт. Сороконожка все так
же стояла, угрожающе вздыбившись, и лишь считанные дюймы отделяли ее
ядовитые клыки от незащищенной спины Улфа. Отец сидел не шевелясь, и
насекомое немного расслабилось. Соблюдал предельную осторожность, юноша
оглянулся в поисках копья: до прислоненного к стволу дерева оружия можно
было дотянуться рукой.
Найл потянулся к нему - медленно, очень медленно, чтобы не потревожить
Ингельд, и когда пальцы намертво стиснули древко, начал плавно возводить
руку для мгновенного удара. Судя по дыханию, Улф из контакта еще не вышел.
Стояла полная тишина.
И тут некстати пошевелилась во сне Ингельд, костяные браслеты на ее
запястье глухо звякнули. Этого оказалось достаточно, чтобы сороконожка опять
мгновенно приняла боевую стойку. Через какое-то время насекомое снова
немного успокоилось.
Улф вышел из контакта и. глубоко вздохнув, пошевелился. Найл что есть
силы метнул копье. Оно скользнуло ядовитой твари под брюхо, вспахав землю в
нескольких дюймах от нее. Улф вскочил на ноги. Копье отшвырнуло насекомое на
шагдругой в сторону, и секунду спустя Найл уже стоял над конвульсивно
подергивавшимся туловищем и яростно гвоздил его отцовским оружием. Ингельд,
проснувшись и увидев, что творится, дико завизжала. Полминуты назад этот
визг стоил бы Улфу жизни, а теперь лишь придал ему решительности. Схватив
другое копье, отец принялся лихорадочно колоть хищника, влажно блестящие
клыки которого были уже не опасны: голова наполовину отделилась от туловища.
Когда тварь затихла, отец скупым движением взъерошил Найлу волосы:
- Молодец, сын.
Слышать похвалу от отца юноше доводилось крайне редко, и он просто
зарделся от добрых слов. Ингельд все никак не могла прийти в себя от ужаса.
- Скорей, скорей отсюда! Ужас какой! - вопила она.
- Теперь-то как раз все спокойно, - пожал плечами Улф и глубоко всадил
копье в корень дерева.
- Я не могу всего этого выносить! - В голосе женщины слышались
истерические нотки. Улф вздохнул:
- Все равно нет смысла куда-то трогаться, пока луна не взошла. Мы даже
не разглядим, куда идти.
- Тогда я пойду одна! Выбравшись из кустарника, Ингельд с дерзким видом
отошла шагов на тридцать и вызывающе обернулась.
Найл хотел было сказать вдогонку, что на открытых местах водятся
скорпионы, а сороконожки могут напасть там еще скорее, чем среди кустарника,
но вовремя понял, что это заведомо пустая трата слов. Мысль, что терпеть
осталось недолго, вызывала в его душе неописуемый восторг, и он не стал
спорить с капризной бабенкой.
Через час взошла луна, и путники двинулись на юг. Одолев еще несколько
миль, они вышли на истоптанную дорогу, ведущую, судя по всему, к соленому
озеру.
По ней и шли остаток ночи. Время от времени то с одной, то с другой
стороны дороги из недр пустыни доносились смутные, настораживающие звуки
шорохи, глухой шелест, а один раз и зловещее шипение. Однако прямой
опасности не было заметно нигде: мало кто из обитателей пустыни отважится
напасть сразу на троих. Когда луна села, устроили часовой привал. Ингельд
устало, с протяжным вздохом растянулась на земле.
Улф улегся на спину, положив голову на плоский камень. Найл предпочел
сесть, опершись спиной о валун (недобрые звуки пустыни действовали ему на
нервы). Крепко заснуть не удалось, и вскоре его разбудил еле слышный шелест.
Встрепенувшись, парень затих - тишина. Найл расслабился, не утратив, а,
наоборот, усилив бдительность, а затем сосредоточился. Усталость при этом,
как ни странно, сработала на пользу: достичь нужного состояния оказалось
легче обычного, и юноша внезапно ощутил глубокий внутренний покой, словно
ступил в какой-то огромный пустой зал. Завозилась во сне Ингельд, и внимание
Найла переключилось на нее. Он прекрасно понимал ее чувства: усталость,
недовольство тяготами пути, от которых не могут уберечь ее двое спутников.
Ясно было и то, что в Ингельд нет благодарности ни к нему, ни к его отцу за
то, что они сопровождают ее в опасном пути, - только презрение. Он осознал
теперь, что в ней живет злая, беспощадная обида на Улфа и Вайга за гибель
Торга, ее мужа, и Хролфа, сына. Ингельд и заснула-то с этим чувством. Улф
спал глубоко, беспробудно. Переведя внимание на отца, Найл словно погрузился
в серую пульсирующую взвесь, полную зыбких образов и видений. Когда юноше
пришло в голову окинуть мысленным вором пустыню, он неожиданно ясно ощутил
незримое присутствие множества живых существ: жуков, пауков, муравьев.
Некоторые, серые пауки например, чувствовали, что кто-то посторонний
пытается вторгнуться в их разум, остальные ни о чем не подозревали.
Отчего-то ощущалось смутное беспокойство, какое-то отдаленное чувство
смятения, проникающее словно из-за плотного занавеса. Сознание Найла будто
пробудилось, и он увидел, что уже рассвело.
Юноша невольно вздрогнул: что-то, чиркнув, метнулось по ноге. Вокруг
суетливо, проворно ползали темные, мохнатые, похожие на гусениц существа,
которые выползали откуда-то из низкой поросли, ветвящейся возле дороги. На
миг у, него промелькнула паническая мысль, что это ядовитые сороконожки, но
уже со второго взгляда Найл определил, что эти движутся по-иному - как
гусеницы. Длина насекомых была различной, от десяти сантиметров почти до
метра. Ингельд лежала на спине - рот приоткрыт, рука закинута за голову.
Одна из гусениц проворно вползла ей на короткий подол. Юноша зашевелился,
намереваясь разбудить спящую, но в этот миг уже доползшая до груди гусеница
приподнялась на хвосте, словно изготовившаяся к прыжку кобра, и кинулась
вперед.
Ингельд, проснувшись, начала задыхаться, и Найл с ужасом понял, что
нечисть вползает ей в рот. По подбородку у женщины вился шестидюймовый
хвост, который прямо на глазах становился все короче и короче. Лицо Ингельд
побагровело. Найл вцепился в мохнатый хвост и с силой потянул на себя. Тварь
извиваясь выскользнула, а юноша почувствовал, что запястье ему мусолят
цепкие челюсти. Ингельд стошнило.
Брезгливо швырнув нечисть оземь, Найл почувствовал, что такие же точно
твари взбираются по его ногам.
Он быстро обернулся на отца: тот тоже был весь обвешан гусеницами.
Проснувшись от пронзительного окрика сына, Улф тотчас вскочил на ноги. Одна
из тварей попыталась влезть ему в рот, но Улф. клацнув зубами, откусил ей
голову, а туловище отшвырнул прочь. Забыв о поклаже, путники припустили
прочь, смахивая на бегу льнущих к ногам паразитов. Остановились метрах в
двадцати, преследовать их гусеницы не пытались.
Ингельд тяжело дышала, Улф то и дело с отвращением сплевывал в пыль,
пытаясь очистить рот.
В воздухе стоял гнилостный запах.
- Это что еще за мерзость? - спросил Найл,
- Черви-точильщики. Тьфу! - Улф в который уже раз сердито сплюнул. -
Нет в пустыне твари гнуснее.
- Он хотел залезть мне в рот! - кривя губы, словно перепуганный
ребенок, сказала Ингельд. Улф кивнул:
- Успей он это сделать, тебя бы уже не было в живых. Они жрут
внутренности. Это было уже выше сил Ингельд, и она, воя, повалилась на
землю. Улф не пытался ее успокаивать - пускай из бабы вылезет лишний вздор.
Спустя несколько минут мохнатых червей уже как не бывало - исчезли в
кустарнике по другую сторону дороги.
Путники решили возвратиться за оружием и поклажей. Весь запас еды
оказался безнадежно испорчен. Черви не съели ничего, но маисовые хлебцы,
мясо и плоды кактуса покрывала дурно пахнущая слизь. Волей-неволей провизию
пришлось вытряхнуть прямо на дорогу. Идти, по крайней мере, стало легче. В
сумках оставались лишь фляги с водой.
Когда солнце взошло, слизь, успевшая испоганить заодно и сумки, начала
ощутимо пованивать. В конце концов с поклажей решили расстаться
окончательно. Бросили ее без сожаления: смрад поднялся невыносимый. Через
полчаса до слуха путников донесся шум, от которого сердце юноши радостно
встрепенулось. Где-то неподалеку журчала вода. И правда, за кустами,
стоявшими вдоль дороги, прятался небольшой ручеек. По гладким белым камешкам
бежала чистая, звонкая вода. Улф, Ингельд и Найл бросились в ручей, упали на
четвереньки и принялись жадно пить. Затем, сев в воде, начали отмываться.
Спустя полчаса гнилостный запах больше никого не донимал. Пройдя
несколько миль, они приблизились к усеянным валунами склонам белой
каменистой осыпи. Дорога здесь была вымощена плитами известняка. Отсюда
открывался ясный вид на блестящую гладь соленого озера. Столько воды в одном
месте! От одного лишь ее вида захватывало ДУХ. Дорога постепенно спускалась
в долину, раскинувшуюся между отвесными каменными склонами. На одном из них,
высоко, как на стене, виднелись исполинские барельефы: люди в диковинных
головных уборах и долгополых одеяниях, с прямыми бородами.
- Кто это? - удивился Найл. В ответ Улф молча пожал плечами.
- А я знаю, - сказала вдруг Ингельд. окинув своих спутников взглядом,
полным презрения. - Это мои предки.
Издалека донесся звук, от которого, подпрыгнув, гулко заколотилось
вопиющим сигналом тревоги: муха угодила в паутину! Приподняв голову, Найл
окинул взглядом зал, и ему показалось, будто что-то суетливо прошмыгнуло в
темноте.
Да и темнота теперь была какая-то живая, населенная россыпью ярких
точек. Сна как не бывало. Юноша попробовал сесть и наконец-то сообразил, что
именно ему мешает.
Над ним стелились густые тенета, каким-то образом крепившиеся к полу.
Паутина покрывала тело Найла почти полностью, словно мягкое, рыхлое одеяло.
Он бросил взгляд на отца и Ингельд - и те тоже окутаны паутиной, еще мягкой,
не успевшей просохнуть. Теперь он разглядел, что светящиеся точки это глаза
десятков пауков, которые наблюдали за людьми. Его крик разбудил спутников,
однако, стоило им шевельнуться, как паутина облекла их, словно влажная
простыня. Садясь, они лишь плотнее соприкасались с мгновенно пристающим
липким шелком, попытавшись высвободиться, безнадежно увязли в паутине.
Пауки высыпали из тени, будто присматриваясь, и Найл с облегчением
обнаружил, что это так, мелюзга - туловище не крупнее ладони, а лапы на
сгибе не длиннее руки. Он также определил, что у них есть что-то общее с
серыми пустынниками - значит, насекомые не ядовиты. Тут до Найла дошло, как
все-таки удачно он поступил, не поленившись натянуть на себя одеяло: паутина
пристала лишь к плечу, правой руке и левой ступне.
Потянувшись левой рукой, он сумел подвинуть к себе поклажу, вытащить
кремневый нож и распилить нити, стягивающие запястье, затем примерно так же
освободил плечо и левую ступню. Выскользнув из-под одеяла, юноша встал на
ноги - пауки попятились в тень.
Подобрав с пола увесистый камень, он швырнул его им вслед и услышал,
как насекомые с глухим шелестом разбегаются.
- Не шевелись! - прикрикнул он на Ингельд. Лицо женщины исказилось от
страха. Судорожно поскуливая, она силилась разодрать тенета, а по
остекленевшим глазам было видно, что бедняжка уже распрощалась с жизнью.
Несколькими ловкими движениями Найл отсек паутину в местах, где та крепилась
к полу, и через несколько минут Ингельд удалось, пошатываясь, подняться.
Шелковистые нити по-прежнему обвивали ее со всех сторон.
- Давай наружу! - скомандовал Найл. Подгонять ее не пришлось, женщина
кинулась вон, волоча за собой концы паутины. Затем юноша начал освобождать
отца. Пока он это делал, насекомые снова выкарабкались наружу, и он бросил в
них еще несколько камней. Пауки вновь рассеялись. Стало ясно, что
непосредственная опасность миновала. Теперь, когда добыча бодрствует,
насекомые не отважатся напасть. День был в разгаре, свет снаружи ослеплял.
Найл помог отцу и Ингельд освободиться от тенет. Он мотал паутину в одну
сторону, а те раскручивались в другую. На коже оставались прилипшие волокна
и влажно поблескивающие полоски. Прошло около часа, прежде чем все
освободились окончательно. Поклажа оставалась внутри.
Возвратясь за ней, путники снова увидели россыпь блестящих точек:
насекомые следили из темноты. Приставшие к полу обрубленные концы паутины
отвердели, став заметно прочней, клейковина, выделяемая пауками,
превратилась в подобие грубой резины.
Насекомые испускали легкие волокна, набрасывая их затем на спящих. Нити
были невесомыми и ложились легко, словно снежные хлопья. Именно от
прикосновения одной из них и пробудился Найл. Не укройся он одеялом, увяз бы
точно так же, как Улф с Ингельд. И лежали бы они сейчас, ожидая скорбной
участи.
Неожиданная опасность, по крайней мере, прогнала усталость. Путники
теперь готовы были отмахать сотню миль, лишь бы оказаться как можно дальше
от этого зловещего угла.
Но, не определившись с направлением, не имело смысла и уходить. Оставив
поклажу в тени, они отправились на поиски нового места, откуда было бы
сподручнее осмотреть южную часть равнины.
То, что они искали, обнаружилось в смежном дворе: пролет каменной
лестницы, идущей вверх по внешней стороне стены. Одолев с сотню неплохо
сохранившихся ступеней, путники вышли на стену цитадели, метра три толщиной,
с каменным квадратом примыкающего к смежному двору караульного помещения.
Найл зашел в караульную и оттуда выглянул из окна - как-то безопаснее, чем
стоять на открытой всем ветрам площадке. Вдали виднелись сияющие воды
соленого озера. Прямо перед глазами пропасть с полкилометра глубиной. В этом
месте склон выглядел не таким отвесным, но и по нему спускаться было
немыслимо. Все ясно.
- Бесполезно. Бездна вон какая, - мрачно сказал Улф.
- Но как они-то спускались вон туда? - спросил юноша, не отводя взгляда
от равнины.
- Пешком шли, вот и все, - раздраженно вставила Ингельд.
- Пешком-то оно пешком, но как? Не может быть, чтобы на ту сторону они
проходили вот так, вокруг всего плато.
- Да, ты, пожалуй, прав, - слегка удивился Улф. - Должен быть какой-то
спуск.
- Это все что, строили великаны? - озадаченно спросил Найл.
- Нет. - Отец покачал головой. - Та лестница рассчитана на таких же,
как мы с тобой.
Найл глубоко задумался. Неужели эту цитадель сооружали такие же люди,
как он сам? Но тогда, наверное, на это ушли сотни и сотни лет? Хотя понятно,
все зависит от того, сколько их было. Впервые юноша на самом деле понял, что
все же и правда было время, когда человек правил Землей.
Прежде Найл иногда тешился такой мыслью, но никогда не воспринимал ее
всерьез. Теперь же перед его мысленным взором прошли тысячи людей, сообща
вырезающих каменные блоки, возводящих эти грандиозные стены. И его пронизал
небывалый восторг, сравнимый разве что с потоком живительной проточной воды.
Столь нужные ступени - небольшие, выбитые в стене утеса - Найл обнаружил в
другой сторожевой башне. Разглядеть их можно было только сверху. Тогда
становилось заметно, что утес - это не просто голый мертвый камень. Ветер и
песок источили его поверхность, выдув более податливую породу, так что склон
стал представлять собой причудливую бугристую колоннаду. Из случайных щелей,
где придется, выглядывали корявые деревца и кусты. Здесь склон больше
походил на то место, откуда они начинали взбираться на плато. А
непосредственно впереди виднелись идущие вниз ступени, которые терялись за
округлым горбом большой скалы, напоминающей морщинистую кожу живого существа
- это сотворил ветер. По ступеням они спустились во внутренний двор, но не
обнаружили там прохода, который вывел бы их за наружную стену. Миновали еще
один двор, и еще один - выхода не было нигде.
- И правильно, - заметил Улф. - Иначе зачем строить громадную крепость,
где, куда ни сунься, сплошь входы и выходы? Как же тогда, спрашивается,
защищаться от непрошеных гостей? Но как же удавалось проникать сюда самим
обитателям крепости? Найл опять взобрался на стену, оглядел оттуда ступени и
только тогда заприметил нечто такое, чего нельзя было различить, если
присматриваться сбоку. Лестница начиналась метрах в пяти-шести над подножием
утеса. Но как тогда добирались до цитадели люди, идущие со стороны равнины?
Подойдя к другой стороне стены, Найл глянул вниз. Там на почти белом фоне
чуть заметно выделялось округлое пятно метров трех в поперечнике.
- Что это? - крикнул Найл отцу.
- Ты о чем?
- Там на земле круг, вот ты сейчас прямо на нем стоишь!
- Где?
- Ну вот прямо подо мной! Найл поспешно спустился с лестницы
Оказывается, со двора различить круг было невозможно, но, поскольку отец
стоял непосредственно на нем, юноша, подойдя к этому месту вплотную, встал
на четвереньки и принялся кропотливо изучать каждый сантиметр пыльного
грунта. Там, где пыль казалась мягче, он пытался скоблить кремневым ножом.
Наконец между камнями обнаружилась трещина. Тогда к Найлу присоединились
отец и Ингельд. В результате через пять минут обозначился круг, а затем
металлическое кольцо (Найл прежде никогда не видел металла, поэтому принял
его за какую-то редкую породу камня). Кольцо большое, тяжелое, впору
ухватиться всем троим.
Упершись ногами, они потянули кольцо на себя - бесполезно. Попытались
еще раз - большая каменная крышка, похоже, чуть подалась. Минут пять они,
выбиваясь из сил, тянули не переставая, однако крышку удалось приподнять
лишь на пару сантиметров, не больше.
В конце концов решили заглянуть в зал, вход в который виднелся на
противоположном конце двора. Это помещение уступало в размерах тому, где им
довелось спать, и заполнено было непонятными деревянными предметами. Никто
из путников не знал, что такое стол и стул, поэтому и не разобрались, что
находятся в трапезной военачальников.
Почти вся мебель была источена червями, и когда Найл попробовал поднять
стул, тот развалился прямо у него в руках. Остатки ковра выбелило солнце, но
по краям, куда оно почти не проникало, все еще виднелись цветастые узоры -
поблекшие, но удивительно красивые. А в углу, выдаваясь над грудой
безмолвного праха, стоял длинный деревянный шест, достаточно толстый.
Приподняв один его конец, Улф попробовал древесину на прочность - ничего,
вполне сгодится. Найл подхватил с другого конца, шест вынесли во двор и
продели его в металлическое кольцо. Найл и Ингельд взялись за один конец,
Улф - за другой. Упершись коленями, потянули изо всех сил. Каменная крышка
приподнялась сантиметров на десять. Вес оказался непомерно велик, удержать
ее не удалось. Найл сходил в комнату еще раз и вернулся еще с одним
продолговатым куском дерева. Когда крышку приподняли снова, юноша впихнул
ногой деревяшку в образовавшуюся щель. Затем, используя шест как рычаг,
снова подняли каменную крышку и в конце концов отвалили. Лица обдало стру"й
воздуха. Внизу виднелись ступени уходящей вниз, в темноту, лестницы.
Спустя десять минут путники стали спускаться - потихоньку, осторожно.
На протяжении метров двадцати стояла такая непроницаемая темнота, что
приходилось пробираться буквально на ощупь, обшаривая ногой каждую
ступеньку. Вскоре, однако, стало чуть светлее, а прорезавшийся за поворотом
солнечный луч буквально ослепил. Путники оказались на площадке под узенькой
аркой. Сверху казалось, что ступени идут вниз едва ли не вертикально, и от
этого даже слегка кружилась голова. Ингельд, согнувшись, медленно села,
прижавшись спиной к стене туннеля:
- Ой, простите. Я дальше не пойду. Высотища-то какая! Улф изумленно
взглянул на нее:
- Но ты же как-то забралась наверх!
- Так то вверх! К тому же было почти темно. Улф язвительно усмехнулся:
- Будем дожидаться темноты? Ингельд уже чуть не плакала:
- Извини, но никак не могу.
- Ты что, ночь собираешься провести здесь? - спросил Улф, пожав
плечами.
- А может, где-то есть спуск поудобнее?
- Меня и этот вполне устраивает.
Лицо Ингельд окаменело, и, упрямо поджав губы, она заявила:
- Я здесь спускаться не буду.
Улф побледнел от ярости. Сколько раз Торг выводил его из себя тем, что
постоянно потакал капризам своей бабы, которая вертела им как хотела. Он
посмотрел на Ингельд с угрюмой решимостью:
- Поступай как знаешь. А мы пойдем дальше и ночевать будем на равнине.
Ингельд оторопела: еще никто так не обращался с ней.
- А что прикажешь делать мне?
- Можешь возвращаться и ночевать в крепости.
- К паукам?!
- Так чего ты больше боишься, пауков или темноты? - Улф повернулся
лицом к ступеням. - Пойдем, Найл. Паренек неохотно повиновался (отец был,
безусловно, прав, но все-таки и Ингельд жаль) и пошел за Улфом след в след.
На деле спуск оказался не таким опасным, как представлялось вначале: помимо
ступеней в скале были проделаны и углубления для рук. Еще тридцать метров
вниз по склону, где ступени, делая поворот, исчезали за выпирающим горбом
камнем - и спуск внезапно стал пологим. Теперь Ингельд видеть их уже не
могла. Улф приказал Найлу сесть. Они посидели минут пятнадцать, сжевали по
опунции и по маисовому хлебцу, затем Улф освободился от поклажи и снова
полез вверх. Через несколько минут он вернулся, ведя за собой Ингельд. Глаза
у женщины припухли от слез, губы были недовольно надуты, но непрошибаемое
упрямство не покинуло ее. Ступеней было тысячи три, не меньше. Путь вниз шел
как бы по спирали, то теряясь в расселинах, то вновь выходя на склон утеса.
Пошли долиной, где кверху вздымались прямоугольные скалы-обелиски,
обтесанные человеческой рукой. На них виднелись барельефы, изображавшие
диковинных животных. Некоторые из них слегка походили на обитающих в пустыне
грызунов, но только значительно мельче. Путники, остановившись, с трепетом
разглядывали изваяния. Найл указал на одно существо, выглядевшее особенно
грозно, которое окружали, судя по всему, охотники:
- Что это?
- Понятия не имею.
- Наверное, тигр? - неуверенно предположила Ингельд.
- Неужели такие существа и вправду водились на Земле?
- А то как же!
- Пауки истребили всех крупных животных, - сказал Улф.
- Тогда почему они оставили человека?
- Потому что человек беззащитен. Нет у него ни когтей, ни бивней, ни
острых клыков.
- Зато есть оружие!
- Оружие можно отнять, - мрачно заметил Улф. - У тигра не отнимешь
когтей, пока не убьешь его. Двинулись дальше. Последние десятки метров идти
оказалось довольно трудно: порода здесь вся была выщерблена ветром, а у
основания ее и вовсе не было, так что пришлось вначале побросать вниз
поклажу, а затем, не дойдя последних пяти метров, прыгать на рыхлый песок.
Вскинув головы, путники обнаружили, что лестница - та самая - исчезла из
виду. Видно, строители все предусмотрели, чтобы враги не проникли внутрь.
Открывшийся впереди пейзаж во многом напоминал родные места. Правда,
растительности здесь было побольше.
В глубине души Найл глубоко сожалел, что они оставили цитадель так
быстро (сожаления не умаляла даже стычка с пауками). Для него это было
нечто, с чем прежде никогда не доводилось сталкиваться - чудесная, чарующая
тайна.
Солнце завершало свой круг по небу. Долгий спуск утомил всех, и Улф
решил устроить привал, пока не взойдет луна. В подножье каменного склона
кое-где встречались впадины - некоторые, судя по всему, достаточно глубокие.
В поисках места под ночлег путники прошли на запад уже больше мили, но все
впадины казались им ничтожно мелкими.
В конце концов набрели на рощицу - не то кустарников, не то деревьев
наподобие той, что на плато. Выбрав растения пониже, раскинули сверху куски
шелка, образовав навес, и устроились на отдых. Ингельд демонстративно
улеглась в стороне: все не могла простить, что Улф поступил по-своему, не
посчитавшись с ней. Когда солнце уже клонилось к закату, Улф пробрался в
самую гущу поросли и, скрестив ноги, сел и оперся спиной об изогнутое
древесное корневище- Отец хотел установить связь с Сайрис. Под единым для
всех небом он и она могли видеть закат одновременно, а вступать в контакт
они условились в тот миг, когда солнце касается горизонта.
Найл чуть придвинулся, чтобы лучше видеть отца. Улф был измотан и
вместо того, чтобы расслабиться, мог просто заснуть. Поэтому юноша рассудил,
что за отцом надо приглядывать: если того одолеет дремота, можно будет
пошуршать чем-нибудь, и отец, заслышав, проснется. Взглянув в очередной раз
на Улфа, Найл остолбенел от ужаса.
В полом корневище, как раз за спиной отца, что-то грузно зашевелилось,
и наружу прямо на глазах стало выползать длинное, извилистое туловище серой
сороконожки.
Длины в ней было около полутора метров, суставчатые антенны
настороженно вибрировали: тварь учуяла на своей территории чужаков. Улфа она
пока не видела: он сидел неподвижно, как каменный. Юноше случалось наблюдать
тысяченожек, хотя и редко - они были довольно противными тварями, но уж
больно забавно передвигали свои крохотные конечности, да и вреда от них было
немного.
В отличие от тысяченожек сороконожки были еще и ядовиты и тем самым
опасны. Когда насекомое. обшарив все вокруг, почуяло чужака, оно тут же
вскинуло голову, обнажив ядовитые клыки, похожие на паучьи. Пока Улф сидел
без движения, он был в безопасности, но стоило ему шевельнуться, как
сороконожка неминуемо бы в него впилась. Найл резко обернулся и взглянул на
Ингельд. Так и есть! Эта истеричка лежит именно там, откуда хорошо виден
Улф. Глаза у нее закрыты, но если она
- о небо! - их откроет, то вскочит и заорет дурным голосом. И тогда все
пропало.
Пересилив ударивший в голову страх, Найл заставил себя успокоиться. В
этот миг Улф задышал глубже и реже: вступил в контакт. Сороконожка все так
же стояла, угрожающе вздыбившись, и лишь считанные дюймы отделяли ее
ядовитые клыки от незащищенной спины Улфа. Отец сидел не шевелясь, и
насекомое немного расслабилось. Соблюдал предельную осторожность, юноша
оглянулся в поисках копья: до прислоненного к стволу дерева оружия можно
было дотянуться рукой.
Найл потянулся к нему - медленно, очень медленно, чтобы не потревожить
Ингельд, и когда пальцы намертво стиснули древко, начал плавно возводить
руку для мгновенного удара. Судя по дыханию, Улф из контакта еще не вышел.
Стояла полная тишина.
И тут некстати пошевелилась во сне Ингельд, костяные браслеты на ее
запястье глухо звякнули. Этого оказалось достаточно, чтобы сороконожка опять
мгновенно приняла боевую стойку. Через какое-то время насекомое снова
немного успокоилось.
Улф вышел из контакта и. глубоко вздохнув, пошевелился. Найл что есть
силы метнул копье. Оно скользнуло ядовитой твари под брюхо, вспахав землю в
нескольких дюймах от нее. Улф вскочил на ноги. Копье отшвырнуло насекомое на
шагдругой в сторону, и секунду спустя Найл уже стоял над конвульсивно
подергивавшимся туловищем и яростно гвоздил его отцовским оружием. Ингельд,
проснувшись и увидев, что творится, дико завизжала. Полминуты назад этот
визг стоил бы Улфу жизни, а теперь лишь придал ему решительности. Схватив
другое копье, отец принялся лихорадочно колоть хищника, влажно блестящие
клыки которого были уже не опасны: голова наполовину отделилась от туловища.
Когда тварь затихла, отец скупым движением взъерошил Найлу волосы:
- Молодец, сын.
Слышать похвалу от отца юноше доводилось крайне редко, и он просто
зарделся от добрых слов. Ингельд все никак не могла прийти в себя от ужаса.
- Скорей, скорей отсюда! Ужас какой! - вопила она.
- Теперь-то как раз все спокойно, - пожал плечами Улф и глубоко всадил
копье в корень дерева.
- Я не могу всего этого выносить! - В голосе женщины слышались
истерические нотки. Улф вздохнул:
- Все равно нет смысла куда-то трогаться, пока луна не взошла. Мы даже
не разглядим, куда идти.
- Тогда я пойду одна! Выбравшись из кустарника, Ингельд с дерзким видом
отошла шагов на тридцать и вызывающе обернулась.
Найл хотел было сказать вдогонку, что на открытых местах водятся
скорпионы, а сороконожки могут напасть там еще скорее, чем среди кустарника,
но вовремя понял, что это заведомо пустая трата слов. Мысль, что терпеть
осталось недолго, вызывала в его душе неописуемый восторг, и он не стал
спорить с капризной бабенкой.
Через час взошла луна, и путники двинулись на юг. Одолев еще несколько
миль, они вышли на истоптанную дорогу, ведущую, судя по всему, к соленому
озеру.
По ней и шли остаток ночи. Время от времени то с одной, то с другой
стороны дороги из недр пустыни доносились смутные, настораживающие звуки
шорохи, глухой шелест, а один раз и зловещее шипение. Однако прямой
опасности не было заметно нигде: мало кто из обитателей пустыни отважится
напасть сразу на троих. Когда луна села, устроили часовой привал. Ингельд
устало, с протяжным вздохом растянулась на земле.
Улф улегся на спину, положив голову на плоский камень. Найл предпочел
сесть, опершись спиной о валун (недобрые звуки пустыни действовали ему на
нервы). Крепко заснуть не удалось, и вскоре его разбудил еле слышный шелест.
Встрепенувшись, парень затих - тишина. Найл расслабился, не утратив, а,
наоборот, усилив бдительность, а затем сосредоточился. Усталость при этом,
как ни странно, сработала на пользу: достичь нужного состояния оказалось
легче обычного, и юноша внезапно ощутил глубокий внутренний покой, словно
ступил в какой-то огромный пустой зал. Завозилась во сне Ингельд, и внимание
Найла переключилось на нее. Он прекрасно понимал ее чувства: усталость,
недовольство тяготами пути, от которых не могут уберечь ее двое спутников.
Ясно было и то, что в Ингельд нет благодарности ни к нему, ни к его отцу за
то, что они сопровождают ее в опасном пути, - только презрение. Он осознал
теперь, что в ней живет злая, беспощадная обида на Улфа и Вайга за гибель
Торга, ее мужа, и Хролфа, сына. Ингельд и заснула-то с этим чувством. Улф
спал глубоко, беспробудно. Переведя внимание на отца, Найл словно погрузился
в серую пульсирующую взвесь, полную зыбких образов и видений. Когда юноше
пришло в голову окинуть мысленным вором пустыню, он неожиданно ясно ощутил
незримое присутствие множества живых существ: жуков, пауков, муравьев.
Некоторые, серые пауки например, чувствовали, что кто-то посторонний
пытается вторгнуться в их разум, остальные ни о чем не подозревали.
Отчего-то ощущалось смутное беспокойство, какое-то отдаленное чувство
смятения, проникающее словно из-за плотного занавеса. Сознание Найла будто
пробудилось, и он увидел, что уже рассвело.
Юноша невольно вздрогнул: что-то, чиркнув, метнулось по ноге. Вокруг
суетливо, проворно ползали темные, мохнатые, похожие на гусениц существа,
которые выползали откуда-то из низкой поросли, ветвящейся возле дороги. На
миг у, него промелькнула паническая мысль, что это ядовитые сороконожки, но
уже со второго взгляда Найл определил, что эти движутся по-иному - как
гусеницы. Длина насекомых была различной, от десяти сантиметров почти до
метра. Ингельд лежала на спине - рот приоткрыт, рука закинута за голову.
Одна из гусениц проворно вползла ей на короткий подол. Юноша зашевелился,
намереваясь разбудить спящую, но в этот миг уже доползшая до груди гусеница
приподнялась на хвосте, словно изготовившаяся к прыжку кобра, и кинулась
вперед.
Ингельд, проснувшись, начала задыхаться, и Найл с ужасом понял, что
нечисть вползает ей в рот. По подбородку у женщины вился шестидюймовый
хвост, который прямо на глазах становился все короче и короче. Лицо Ингельд
побагровело. Найл вцепился в мохнатый хвост и с силой потянул на себя. Тварь
извиваясь выскользнула, а юноша почувствовал, что запястье ему мусолят
цепкие челюсти. Ингельд стошнило.
Брезгливо швырнув нечисть оземь, Найл почувствовал, что такие же точно
твари взбираются по его ногам.
Он быстро обернулся на отца: тот тоже был весь обвешан гусеницами.
Проснувшись от пронзительного окрика сына, Улф тотчас вскочил на ноги. Одна
из тварей попыталась влезть ему в рот, но Улф. клацнув зубами, откусил ей
голову, а туловище отшвырнул прочь. Забыв о поклаже, путники припустили
прочь, смахивая на бегу льнущих к ногам паразитов. Остановились метрах в
двадцати, преследовать их гусеницы не пытались.
Ингельд тяжело дышала, Улф то и дело с отвращением сплевывал в пыль,
пытаясь очистить рот.
В воздухе стоял гнилостный запах.
- Это что еще за мерзость? - спросил Найл,
- Черви-точильщики. Тьфу! - Улф в который уже раз сердито сплюнул. -
Нет в пустыне твари гнуснее.
- Он хотел залезть мне в рот! - кривя губы, словно перепуганный
ребенок, сказала Ингельд. Улф кивнул:
- Успей он это сделать, тебя бы уже не было в живых. Они жрут
внутренности. Это было уже выше сил Ингельд, и она, воя, повалилась на
землю. Улф не пытался ее успокаивать - пускай из бабы вылезет лишний вздор.
Спустя несколько минут мохнатых червей уже как не бывало - исчезли в
кустарнике по другую сторону дороги.
Путники решили возвратиться за оружием и поклажей. Весь запас еды
оказался безнадежно испорчен. Черви не съели ничего, но маисовые хлебцы,
мясо и плоды кактуса покрывала дурно пахнущая слизь. Волей-неволей провизию
пришлось вытряхнуть прямо на дорогу. Идти, по крайней мере, стало легче. В
сумках оставались лишь фляги с водой.
Когда солнце взошло, слизь, успевшая испоганить заодно и сумки, начала
ощутимо пованивать. В конце концов с поклажей решили расстаться
окончательно. Бросили ее без сожаления: смрад поднялся невыносимый. Через
полчаса до слуха путников донесся шум, от которого сердце юноши радостно
встрепенулось. Где-то неподалеку журчала вода. И правда, за кустами,
стоявшими вдоль дороги, прятался небольшой ручеек. По гладким белым камешкам
бежала чистая, звонкая вода. Улф, Ингельд и Найл бросились в ручей, упали на
четвереньки и принялись жадно пить. Затем, сев в воде, начали отмываться.
Спустя полчаса гнилостный запах больше никого не донимал. Пройдя
несколько миль, они приблизились к усеянным валунами склонам белой
каменистой осыпи. Дорога здесь была вымощена плитами известняка. Отсюда
открывался ясный вид на блестящую гладь соленого озера. Столько воды в одном
месте! От одного лишь ее вида захватывало ДУХ. Дорога постепенно спускалась
в долину, раскинувшуюся между отвесными каменными склонами. На одном из них,
высоко, как на стене, виднелись исполинские барельефы: люди в диковинных
головных уборах и долгополых одеяниях, с прямыми бородами.
- Кто это? - удивился Найл. В ответ Улф молча пожал плечами.
- А я знаю, - сказала вдруг Ингельд. окинув своих спутников взглядом,
полным презрения. - Это мои предки.
Издалека донесся звук, от которого, подпрыгнув, гулко заколотилось