Страница:
В это время очнулся и взялся за толстые рукояти штурвала второй пилот.
— Скворцов! — повернулся к нему командир. — Очнулся, что ли, стрелок?
Пригляди за курсом… Я отлучусь на пару минут.
Он поднялся из кресла и вышел в проход за кабиной, где Гусев стоял над Пастуховым.
— Ладно, парни, вы тут разбирайтесь, кто откуда, а у меня еще кое к кому разговор… Подполковник, покачиваясь, подошел к бортрадисту.
— Ну, Горелов, докладывай… Ты зачем, мразь, нам всю связь отрубил? Мы слепые и глухие летели. Говори!
— Не имею права говорить, — помотал тот головой и отвел глаза в сторону.
— Ничего, — сказал Гусев, — зато я имею право! У меня нынче прав этих навалом! Давай, командир, открывай любой люк. Высота у нас какая?
— Четыре шестьсот.
— Это сколько ему примерно до земли лететь?
— Да с минуту… — Как раз хватит, чтобы все вспомнить… А ну вставай!
— Вас все равно всех кончат, — произнес белый как снег бортрадист. — Вы трупы. Все до одного. Даже пепла от вас не останется.
— Это наши проблемы, — мрачно усмехнулся майор Гусев.
— Если бы вы только знали… — ощерился бортрадист, — какие люди, какие силы стоят… — По-моему, он нас пугает, — удивился командир «Руслана». — Вот ведь чудак!
Ты что, Горелов, и правда не понимаешь, чем дело пахнет, или притворяешься?
— А ну погодите, — вдруг быстро поднял голову Пастух. — Погодите, мужики. А ну глянь на меня, иуда! — И, с ненавистью вперив в майора-бортрадиста ледяные глаза. Пастух медленно проговорил:
— "Подари мне лунный камень, все пути преодолей…" Так?
Бортрадист смолк с приоткрытым ртом. Потом, очнувшись, рванул на себе ворот форменной рубашки.
— Раз так, черт с вами, скажу! Все скажу… — Нет, погоди! — крикнул Гусев. — Погоди!
Он выхватил из кармана и поднес к губам бортрадиста черную «зажигалку».
— Лешка! — увидев ее, заорал Пастух. — Ты не мудила! Это они там все полные мудаки! Начальники наши дебильные. А ну сунь руку мне в карман! Обыщи, обыщи!
Через мгновенье в руке майора Гусева оказалась точно такая же «зажигалка», как и его собственная. Он ошарашено уставился на Пастухова.
— И точно, мудаки… Значит, ты из… — Молчи! — оборвал Пастух.
— Да мы ведь… мы ведь только чудом не изрешетили друг друга!
— Тьфу ты! — плюнул командир «Руслана». — Теперь это называется «межведомственная неразбериха». А еще говорят, что где начинается авиация, там кончается порядок… — Суки, ну и суки, — бормотал Гусев, торопливо размыкая наручники на руках и ногах Пастуха. — Головотяпы советские!
Пастух поднялся, и они крепко обнялись. Их облапил и командир.
— Где мы сейчас? — спохватился Гусев.
— Прошли Сызрань, на траверзе Пенза, — невозмутимо ответил летчик.Четвертый час круги мотаю… — Слушай, Гусев, — вдруг спросил Пастух. — Ты когда-нибудь калькой задницу вытирал?
— Интересный вопрос, — заржал майор.
— Думаю, в скором времени такой эксперимент будет проведен, — серьезно сказал Сергей. — Причем очень умными людьми. И главное — как всегда у нас — впервые в мире.
Улыбаясь расквашенными губами, потирая запястья, к ним подошел Боцман.
Пожал руку Гусеву.
— Вот и познакомились… Серега нам рассказывал о тебе. Ну, так что, будем брать интервью? — он кивнул в сторону бортрадиста.
— А то как же? — сказал командир. — Только как в том старом анекдоте — пусть сначала подмоется… «Руслан», борт 48-220, плыл по ночному небу. Черно было за калеными лобовыми стеклами кабины, черно за иллюминаторами. Лишь изредка где-то внизу проплывали тончайшие строчки огней… До утра было еще далеко.
Пулевую пробоину удалось заделать мгновенно твердеющей специальной мастикой и восстановить внутреннее давление в самолете.
Люди, выведенные из игры Пастухом, Боцманом и группой майора Гусева, очухались и с ужасом ворочали глазами из стороны в сторону. Их усадили в кресла для обстоятельной беседы.
— Значит, так, — начал Гусев. — Кто вы, мы знаем. Иначе нас не было бы здесь и ваша прогулка завершилась бы к вашему удовольствию. Но судьба-индейка решила показать вам дулю. Люди вы военные. Так что разговор с вами будет недолгий. И без трибуналов. Захват воздушного судна, три трупа — полный абзац, без вариантов.
Я могу запросто сделать из вас дуршлаг. Пораскиньте серым веществом — надо ли?
— Мы бы сказали… — прохрипел Боб, которого они считали главарем. — Но за нами… Лучше кончайте.
— За вами — семьи, так? — подался к нему Пастух. — Игры в заложников?
И, не владея собой, он схватил его за горло и тряханул так, что зубы у того лязгнули.
— Ты ведь Боб, так? Бывший майор спецназа! Тот ошалело вытаращил глаза.
— Гадина! — прошипел Пастух. — Ты ведь девчонку «джипом» задавил! Ты нас угрохать шел! Вот и встретились.
— Ладно, Пастух! Тут миндальничать нечего! — перебил Гусев. — Слушай сюда, ты! — обратился он к Бобу. — У вас — один шанс! Раскрыть хлебальники! Чтоб нам успеть обезвредить тех, кто отдаст приказ отыграться за вас на ваших бабах и матерях! Назовешь бугров — может, и тебя не расстреляют. Как оказавшего содействие в раскрытии… Главарь подумал и помотал головой: нет.
— Ладно, ты сам решил! — кивнул Гусев, и лицо его в каске с поднятым забралом стало по-настоящему страшным. — Бортрадист оказался поумней, выложил все, нам просто нужно было, чтоб сошлись показания… Гришин! — обернулся он к одному из своих, и тот подскочил, встав навытяжку.
— Берите этого, — Гусев кивнул в сторону главаря. — Вниз! К тем двум жмурам у ящиков в носу. Кончишь этого из автомата одного из тех. Случилась небольшая внутренняя разборка… Бывает! Да, и смотрите! Опять обшивку трамвая не продырявьте!
— А вдруг… — Какие еще «а вдруг»? Фигли учить тебя, Гришин? Поставишь на одиночный выстрел… Выполняй!
— У-У-У… — зарычал Боб… — Да подождите вы… Скажу, что знаю. Только знаю я мало… Тех, внизу, срочно бросили на замену… Поначалу мы должны были убрать каких-то других… Гусев торопливо поднес «зажигалку» к его разбитым, трясущимся губам… — Знаешь, кто должен был лететь вместо тех? — толкнул плечом Гусева Пастух, когда главарь выложил все, что имел за душой, — фамилии, звания, пароли — и двое в черном из отряда «Молния» уволокли его в задний салон верхней палубы «Руслана».Мы. Моя группа. Представляешь?..
Они молча смотрели в глаза друг другу, все понимая.
— Пошли в кабину, — сказал Гусев. — Мне надо связаться с моим полковником.
Но вот, наконец, она выдохлась, изошла ливнем и грохочущим электричеством.
Канонада смолкла, потоки ливня обратились в неспешный тихий дождь.
Наконец под крыльями «ила» засвистели турбины.
— Осторожно, двери закрываются! — закричал Мухин, перекрывая грохот.Следующая остановка… Самолет потянулся на старт. К ним подошел один из членов экипажа.
— Наденьте наушники внутренней связи. Пристегните ремни. Сейчас пойдем на взлет.
Они послушно выполнили распоряжение. «Ил» выкатился куда-то и замер в черноте, приглушенно свистя четырьмя двигателями. Томительно шли минуты… — По-моему, ребята просто передумали, — прокричал в ухо Олегу Мухину Артист.
— Я уже ничему не удивлюсь, — кивнул тот и, как жених на невесту, взглянул на белый «лендровер».
Время шло, а они все не взлетали, словно летчики решили выжечь на земле все наличное топливо. Самолет вздрагивал, сдержанно грохотал, но не двигался к взлетной полосе. Артист и Муха во все глаза смотрели в черные иллюминаторы. Но ничего, кроме уходящего к горизонту пунктира красных сигнальных лампочек по краю полосы, там не было видно. Тревожное ожидание нарастало.
Артист уж было снова хотел отправляться к «вагоновожатым», как вдруг вдали в дождливом черном небе над взлетно-посадочной полосой появились огни. Сверкая в темноте и отражаясь на мокром бетоне, они медленно сближались со своим отражением.
— Так вот кого мы ждали! — воскликнул Злотников. — Ну и страшила!
Даже издали было видно, что навстречу земле идет нечто пугающе-величественное. Зеленые и красные мигающие искры на концах крыльев, длинные лучи посадочных фар, пробивающие струи дождя, алые вспышки… — Семка! — с мальчишеским восторгом вскрикнул Муха. — Вот это да!
Гигантский самолет, как темное облако, пронесся во мгле по полосе, и к нему тотчас устремились какие-то машины.
Если бы знали в ту минуту бывшие лейтенанты спецназа Мухин и Злотников, кого вернул на землю приземлившийся «Руслан», тот самый, что несколько часов назад мелькнул под их вертолетом на краю поля Чкаловского аэродрома! Ах, если бы они знали!
Но Ил-76 увеличил обороты, выехал на полосу, развернулся и побежал на взлет, вновь разнося друзей на тысячи и тысячи верст.
Измотанный волнениями, Голубков дремал рядом с ним на переднем сиденье.
Машина притормозила у светофора, он встрепенулся и поднял голову.
— Я вообще-то не спал, Витя. Просто ехал и думал с закрытыми глазами. Даже кошка и та умеет извлекать уроки. Мы не можем больше вести это дело разобщенно.
Надо объединяться. Кто-то должен все-таки друг другу верить… Может быть, уже случилось непоправимое там, в самолете. И тогда вина за это полностью ложится на нас.
— Согласен, — кивнул Макарычев. — Не на сто, а на двести процентов. Но мы люди военные. Инициатива наказуема, надо мной начальство… — Все упирается в то, — сказал Голубков, — насколько ты своему начальству доверяешь.
— Кому-то доверяю, — сказал Макарычев, — кому-то не вполне. То, что это дело вообще начали крутить, все-таки обнадеживает. В любом случае решение о том, объединяться нам или по-прежнему бегать ноздря в ноздрю параллельным курсом, то и дело рискуя ухлопать союзников, должно быть принято не нами.
— Все равно, — сказал Голубков, — я хочу свести тебя со своим руководством. А уж там пускай решают.
— Я не против, — кивнул Макарычев. — Валяй! Через пять минут Константин Дмитриевич уже связался с управлением и говорил с Нифонтовым. Выслушав полковника, генерал не думал долго.
— Где вы сейчас? — спросил он. — Нужно срочно встретиться.
— В районе ВДНХ.
— Хорошо. Покрутитесь там с полчасика. Встречаемся в час тридцать на углу Аргуновской и Королева. Вы узнаете мою машину. Как увидите — езжайте за мной.
— Вон он, — показал Голубков. — Посигналь ему.
Но Александр Николаевич уже и сам увидел Голубкова, сбавил скорость, пристроился сбоку.
— Живой еще? — крикнул он, чуть высунувшись из открытого окна машины.Давайте к бровке.
Голубков хотел представить Макарычева генералу, но Нифонтов опередил его:
— Виктор Петрович меня, может быть, и не знает, но я полковника Макарычева знаю очень хорошо. Одного только не предполагал, что столкнемся мы с вами, Виктор Петрович, на этом деле. Давайте знакомиться лично. Генерал-лейтенант Нифонтов.
— Очень рад, — искренне сказал Макарычев. И, окинув взглядом ночное Останкино, светящиеся в ночи корпуса телецентра по обеим сторонам улицы Королева, темный пруд, за которым чернели деревья парка, продолжил:
— Ну и местечко выпало нам для «стрелки». Никогда не забуду, что творилось тут в ту ночь, в девяносто третьем… — Я тоже здесь был, — кивнул Нифонтов.
— И я тоже, — вздохнул Голубков.
— Я прекрасно понимаю, полковник, — сказал Нифонтов, — на что вы идете, встречаясь со мной без санкции своего начальства. Скажите, на ваш взгляд, к кому я должен обратиться, чтобы эти санкции вам были даны?
Макарычев назвал заместителя директора ФСБ генерала Касьянова.
— Только к нему. Он и руководит нашей операцией против «Армады» и группы Курцевского.
— Хорошо, — кивнул Нифонтов. — Обещаю, что вы будете прикрыты от гнева вашего руководства. С этой минуты считаю, что мы работаем вместе. Времени нет, а события развиваются. Возможно, вы еще не знаете — сегодня вечером, подъезжая к Москве, при очень странных обстоятельствах погиб вместе с дочерью академик Черемисин.
— Да вы что! — воскликнул Макарычев. — В ближайшее время мы собирались выйти с ним на контакт. Вокруг этого «Апогея» завязалось что-то уж больно крутое… Как это случилось?
— За рулем была его дочь, он сидел рядом. Ехали очень быстро, явно куда-то торопились. На их сторону движения выскочил самосвал без номеров. Лобовой удар… Водитель самосвала исчез. У нас есть, конечно, кое-какие предположения, есть странные радиоперехваты, но пока мы не имели еще возможности прослушать все записи… Они помолчали.
— Вот что, — сказал Нифонтов. — Разговор у нас долгий. Садитесь в мой драндулет, посидим маленько да потолкуем. Как говорили древние, начнем ab ovo, то бишь от яйца… А уж с тупого кончика, с острого — не суть важно. Так как все-таки получилось, что вы занялись этим делом?
Рассказ Макарычева продолжался больше полутора часов.
Все события он излагал подробно и точно, стараясь не упустить ничего существенного.
Голубков и Нифонтов слушали его предельно внимательно, боясь упустить даже самую пустячную малость. Иногда переспрашивали, уточняли и переглядывались.
— Да, — сказал Нифонтов, когда рассказ был окончен. — Наши задачи полностью совпадают. Серьезную кашу они заварили. Но нужны доказательства. Неопровержимые улики, свидетели и фигуранты… — Разумеется, тут все в одной цепи, — сказал Макарычев. — Да и гибель Черемисина именно сегодня наверняка не случайность.
Нифонтов снял одну из телефонных трубок между передними сиденьями своей «Волги», нажал несколько кнопок.
— Я — «третий». Соедините со специальным оперативным отделом Главного штаба ВВС. И примерно через минуту продолжил:
— Говорит «третий». Есть новые данные по борту сорок восемь — двести двадцать? Да-да, слушаю! Благодарю, спасибо!
Он повернулся к сидящим сзади Макарычеву и Голубкову.
— Самолет в воздухе. Его отслеживают локаторы на центральном узле воздушного движения. Связи с экипажем по-прежнему нет. Работает только автоответчик. Других сведений пока не имеют.
— Что же там происходит у них? — волнуясь, повторил Голубков.
Через короткое время Нифонтов повторил запрос по борту.
— Связь с экипажем восстановлена. Кружат в зоне ожидания Андреаполясильная гроза… Помехи… Прошло еще полчаса. Сорок минут. Час. И вдруг во внутреннем кармане широкого пиджака полковника Макарычева часто-часто запиликала рация спецсвязи.
Он схватил ее и высунул за окно машины почти двухметровую гибкую антенну.
— Да-да, на приеме, на приеме! Что-что? Повторите! Когда?
Теперь Нифонтов и Голубков, затаив дыхание, смотрели на него.
— Немедленно соединяйте! — закричал Виктор Петрович. — Немедленно! Гусев, ты?
Все живы? Докладывай скорей! Коротко, основное… Так… Так… Понял… Сколько холодных? Трое? Понятно… Продолжай!
— Это они? — схватил его за руку Голубков. — Витя, спроси его скорей, Хохлов и Пастухов живы?
Макарычев дослушал сообщение и передал вопрос Голубкова.
— Да… Да… Ясно, ясно. — И, повернувшись к Константину Дмитриевичу, радостно закивал.
— Пусть передаст им, — крикнул Голубков, — чтобы срочно возвращались для встречи со своими! Без минуты промедления!
Виктор Петрович передал и это. И, поблагодарив своих подчиненных, обессилено откинулся на спинку сиденья, перевел дух.
— Двадцать минут назад сели в Андреаполе. Схвачена группа угонщиков и их сообщник из экипажа. Террористы хлопнули двух своих… Еще один из них убит непонятно как… я не разобрал… Мой майор дожал ситуацию и вытряс из них показания. Есть все — имена, цель задания, связные пароли… — Вы можете с ним опять связаться? — спросил Нифонтов.
— Без проблем.
— Тогда вот что, передайте мне рацию, я дам своим ребятам инструкции, как им действовать дальше.
— Уф!.. Нескучный был полет, — сказал командир и стащил с головы наушники.Век не забудем!
— Ну, — сказал Пастух, — нам пора. Давай, Лешка! Может, еще и свидимся когда… — Свидеться-то свидимся, — сказал майор Гусев. — Главное — не перестрелять друг друга. Сейчас сюда прикатит мое начальство. Сдам этих гадов под личную роспись — и привет! Счастливо вам!
— И тебе!
Они обменялись рукопожатиями.
Открылся дверной люк, и Хохлов с Пастуховым спрыгнули на мокрый черный бетон. Постояли немного, жадно вдыхая насыщенный озоном и самолетными запахами холодный влажный воздух. Разгоняясь, с грохочущим воем по полосе мчался на взлет тяжелый Ил-76. Они проводили его взглядом. Поднявшись, он то скрывался во тьме, мигая красными вспышками, то, при всполохах молний, на мгновение выделялся среди светящихся облаков темным силуэтом.
К ним подбежал майор в летной форме.
— Пастухов и Хохлов?
— Мы! — повернулся Пастух.
— Майор Снегирев, — козырнул майор, — личный пилот генерала Нифонтова. Имею приказ взять вас на борт и доставить в известное вам место. — Ясно, — сказал Сергей. — Пошли. Через десять минут они уже опять были в воздухе и сидели на тех самых местах, где вчера на закате в этом же вертолете летели над Москвой Артист и Муха.
В винтокрылой машине их было пятеро — двое пилотов-вертолетчиков, бортмеханик и они, крепко спящие, несмотря на тряску и оглушающий частый стук двигателей над головой.
— С прибытием! — приветствовал их летчик-провожатый, когда они, выкатив на летное поле, уже хлопотали у своего «лендровера», и зашагал к приземистым сооружениям авиабазы.
Вскоре он вернулся.
— Лидеры ралли оторвались от основной группы на сто семьдесят километров,сообщил он. — Все вместе участники съедутся в Красноводск через сутки. День отдыха. Намечены разные мероприятия, торжественная встреча. Наутро в пять ноль-ноль — старт следующего этапа. Готовьтесь, тренируйтесь, обживайтесь. Будут вопросы, пожелания — ко мне… — Разрешите обратиться, товарищ подполковник, — сказал Муха.
— В дальнейшем — не по уставу, — холодно ответил тот. — Слушаю… — Нам же должны аттестовать машину… Как внеконкурсным участникам. И аккредитовать.
— Все уже сделано.
— То есть как, когда? — ушам своим не поверил Муха.
— Вы были заявлены заблаговременно. Еще есть вопросы? — Сухо кивнув, он повернулся и пошел к самолету.
— Вот бука, — пожал плечами Артист. — Если б встретил раньше, непременно подумал бы: с таким в разведку — ни за что!
— И, тем не менее, мы с ним, — усмехнулся Олег. — И как раз в разведке.
— С другой стороны, кого попало дядя Костя не послал бы, согласен? — спросил Артист.
— Значит, знает его, раз послал, — подтвердил Муха. — А наше дело солдатское.
Нравится, не нравится — спи моя красавица.
— Кто он все-таки? Одно понятно — летчик. В штате управления. Придан нам на подмогу. Сам сел за штурвал, значит, о рейсе, которым мы прилетели, никто не должен был знать, — рассуждал Артист. — Потому и сменили экипаж.
— Ладно, — сказал Муха. — Чего мы голову ломаем? Доставил нас на место — и спасибо.
Снаряжение для гигантского марафонского ралли, которое они нашли в «лендровере», поразило их. Видно, готовились всерьез и не наспех. Продумано было все, решительно все, до мелочей. Они обнаружили четыре запаски с новой резиной, запчасти для двигателя и ходовой. Не забыты противопыльные защитные щитки, сменные фильтры, термостаты, отличная аптечка, канистры с маслом и бензином, полный набор техжидкостей для охлаждения, второй аккумулятор, лопаты, лебедки, тросы, два мощных домкрата, сигнальные дымовые шашки, не говоря о защитных шлемах, рации спутниковой связи, высококалорийных пищевых концентратах… Имелись и сменная обувь, одежда и объемистая сумка-холодильник.
— Да-а, — восхищенно покачал головой Муха. — Вот это подготовка! Плюнь мне в глаза, Артист, тут без эксперта-раллиста не обошлось. Ничего не упустил. И машина, заметь, уже не новая, то есть обкатана, все притерто, каждая шестеренка.
Просто блеск!
В металлическом чемодане оказалось и шикарное снаряжение радиорепортеравысококлассные легкие магнитофоны и диктофоны, блокноты, записные книжки, несколько блоков батареек-аккумуляторов и чистых аудиокассет.
— Твори, выдумывай, пробуй! — воскликнул Артист, ознакомившись со своим хозяйством. — Это ж сколько надо взять интервью!
Все документы оказались в бардачке: паспорта, визы, валюта, кредитные карточки «Виза» и «Америкэн экспресс», международные журналистские удостоверения, заполненные таможенные декларации.
Артист подошел к подполковнику.
— А оружие?
— Есть и оно.
— Вот так бы все! — невольно воскликнул Муха. — Так бы нам всегда строить, так бы хлеб растить, так бы воевать… — Значит, можем, когда хотим, — заметил Артист.
— А то! — усмехнулся Муха. — Одно непонятно, почему мы так редко хотим?
— Ну это уже не ко мне вопрос, — развел руками Артист. — Скорее, к сексопатологу.
— Ладно, загорай! — хлопнул его по плечу Олег. — Загорай, дыши весенней степью, решай этот неразрешимый сексуальный российский вопрос, а я маленько покатаюсь. Объезжу коня, обомну седло… Белый «лендровер», унизанный рядами фар на мощных защитных дугах перед радиатором, сорвался с места и начал описывать замысловатые круги по бетону и по пожухшей траве аэродрома. Мощная, верткая, послушная машина привела Олега в полный восторг. Он разгонялся, резко останавливался, круто поворачивал на заднем ходу, проверял на устойчивость, на чувствительность акселератора и тормозов.
Разгоряченный, вспотевший, он подкатил к Артисту и, распахнув дверь, выпрыгнул на бетон.
— Да, Сема! Твой «БМВ», конечно, игрушка, но это… — И, не найдя подходящих превосходных степеней, взмахом руки пригласил занять место за рулем.Почувствуйте разницу!
— Не откажусь!
Семен уселся за баранку, включил передачу, но тут в карманах у обоих мелким-мелким ознобом задрожали их «зажигалки». Они одновременно вытащили их и щелкнули крышками, выпустив штырьки антенн.
— Ну, как ваш вездеход? — пиликнули «зажигалки» голосом провожатого.Подходит?
— Так точно! — ответил Муха.
— Ждите меня. Отправимся в степь, а потом к морю. Неплохо бы искупаться.
Они ехали целиной, зеленой степью, уже во многих местах выжженной палящим туркменским солнцем.
Лето было в разгаре, и наступающий день обещал быть невыносимо знойным. Но пока еще было не так жарко, и они с жадностью рассматривали эту новую непривычную землю и серо-голубую плоскую гладь моря за невысокими холмами.
Артист медленно, наслаждаясь удобством и комфортом, вел «лендровер» к берегу моря.
Прибой шумел в своем извечном неспешном ритме. Артист подкатил к песчаной береговой линии, выключил мотор и глубоко вздохнул в наступившей тишине, окинув глазом сразу все — и дымный горизонт, и выступающие далеко в море длинные песчаные косы, и невысокие покатые горы за спиной, и поросшую полынью и ковылем серо-зеленую степь… — Хорошо-то как! — невольно воскликнул он. Муха кивнул, глотая воздух, горько пахнущий морем и полынью. А молодой подполковник — летчик, попутчик или кто он там? — ничего не ответил, не отозвался. Словно не замечая их, пошел, по серому песку к воде, к шумящей линии прибоя, на ходу сбрасывая рубашку.
Они знали толк в мужской красоте. Оба когда-то, зелеными мальчишками, сто потов пролили, отдав дань культуризму, который к тому времени уже называли по-новому-бодибилдингом. И потому невольно засмотрелись на фигуру своего спутника. Он сбросил майку и стоял вдали в черных плавках, будто изваянный из красно-коричневого камня. Ничего лишнего не было в этом идеально соразмерном мужском теле. Широкие мускулистые плечи, треугольная спина, узкая талия, литые бедра… Он стоял и молча смотрел на море — непонятный человек с неведомой судьбой, живое воплощение силы, безупречной точности, строгой меры. И в то же время что-то суровое и трагичное явственно исходило от него.
Артист и Муха быстро разделись и, обгоняя друг друга, побежали к волнам, туда, где стоял он. Вот он ближе, еще ближе… И вдруг они разом остановились, глядя в его спину широко раскрытыми глазами. Все тело подполковника было в шрамах, в глубоких рытвинах и рубцах. На нем в полном смысле слова не было ни одного живого, не израненного, не изрезанного места. И им, солдатам, не в кино и не по телеку повидавшим войну, сразу стало понятно, что такие бесчисленные раны от шеи до пят — не просто следы аварий, осколков или пуль, а навечные знаки изуверских истязаний, которые вынес этот человек.
— Скворцов! — повернулся к нему командир. — Очнулся, что ли, стрелок?
Пригляди за курсом… Я отлучусь на пару минут.
Он поднялся из кресла и вышел в проход за кабиной, где Гусев стоял над Пастуховым.
— Ладно, парни, вы тут разбирайтесь, кто откуда, а у меня еще кое к кому разговор… Подполковник, покачиваясь, подошел к бортрадисту.
— Ну, Горелов, докладывай… Ты зачем, мразь, нам всю связь отрубил? Мы слепые и глухие летели. Говори!
— Не имею права говорить, — помотал тот головой и отвел глаза в сторону.
— Ничего, — сказал Гусев, — зато я имею право! У меня нынче прав этих навалом! Давай, командир, открывай любой люк. Высота у нас какая?
— Четыре шестьсот.
— Это сколько ему примерно до земли лететь?
— Да с минуту… — Как раз хватит, чтобы все вспомнить… А ну вставай!
— Вас все равно всех кончат, — произнес белый как снег бортрадист. — Вы трупы. Все до одного. Даже пепла от вас не останется.
— Это наши проблемы, — мрачно усмехнулся майор Гусев.
— Если бы вы только знали… — ощерился бортрадист, — какие люди, какие силы стоят… — По-моему, он нас пугает, — удивился командир «Руслана». — Вот ведь чудак!
Ты что, Горелов, и правда не понимаешь, чем дело пахнет, или притворяешься?
— А ну погодите, — вдруг быстро поднял голову Пастух. — Погодите, мужики. А ну глянь на меня, иуда! — И, с ненавистью вперив в майора-бортрадиста ледяные глаза. Пастух медленно проговорил:
— "Подари мне лунный камень, все пути преодолей…" Так?
Бортрадист смолк с приоткрытым ртом. Потом, очнувшись, рванул на себе ворот форменной рубашки.
— Раз так, черт с вами, скажу! Все скажу… — Нет, погоди! — крикнул Гусев. — Погоди!
Он выхватил из кармана и поднес к губам бортрадиста черную «зажигалку».
— Лешка! — увидев ее, заорал Пастух. — Ты не мудила! Это они там все полные мудаки! Начальники наши дебильные. А ну сунь руку мне в карман! Обыщи, обыщи!
Через мгновенье в руке майора Гусева оказалась точно такая же «зажигалка», как и его собственная. Он ошарашено уставился на Пастухова.
— И точно, мудаки… Значит, ты из… — Молчи! — оборвал Пастух.
— Да мы ведь… мы ведь только чудом не изрешетили друг друга!
— Тьфу ты! — плюнул командир «Руслана». — Теперь это называется «межведомственная неразбериха». А еще говорят, что где начинается авиация, там кончается порядок… — Суки, ну и суки, — бормотал Гусев, торопливо размыкая наручники на руках и ногах Пастуха. — Головотяпы советские!
Пастух поднялся, и они крепко обнялись. Их облапил и командир.
— Где мы сейчас? — спохватился Гусев.
— Прошли Сызрань, на траверзе Пенза, — невозмутимо ответил летчик.Четвертый час круги мотаю… — Слушай, Гусев, — вдруг спросил Пастух. — Ты когда-нибудь калькой задницу вытирал?
— Интересный вопрос, — заржал майор.
— Думаю, в скором времени такой эксперимент будет проведен, — серьезно сказал Сергей. — Причем очень умными людьми. И главное — как всегда у нас — впервые в мире.
Улыбаясь расквашенными губами, потирая запястья, к ним подошел Боцман.
Пожал руку Гусеву.
— Вот и познакомились… Серега нам рассказывал о тебе. Ну, так что, будем брать интервью? — он кивнул в сторону бортрадиста.
— А то как же? — сказал командир. — Только как в том старом анекдоте — пусть сначала подмоется… «Руслан», борт 48-220, плыл по ночному небу. Черно было за калеными лобовыми стеклами кабины, черно за иллюминаторами. Лишь изредка где-то внизу проплывали тончайшие строчки огней… До утра было еще далеко.
Пулевую пробоину удалось заделать мгновенно твердеющей специальной мастикой и восстановить внутреннее давление в самолете.
Люди, выведенные из игры Пастухом, Боцманом и группой майора Гусева, очухались и с ужасом ворочали глазами из стороны в сторону. Их усадили в кресла для обстоятельной беседы.
— Значит, так, — начал Гусев. — Кто вы, мы знаем. Иначе нас не было бы здесь и ваша прогулка завершилась бы к вашему удовольствию. Но судьба-индейка решила показать вам дулю. Люди вы военные. Так что разговор с вами будет недолгий. И без трибуналов. Захват воздушного судна, три трупа — полный абзац, без вариантов.
Я могу запросто сделать из вас дуршлаг. Пораскиньте серым веществом — надо ли?
— Мы бы сказали… — прохрипел Боб, которого они считали главарем. — Но за нами… Лучше кончайте.
— За вами — семьи, так? — подался к нему Пастух. — Игры в заложников?
И, не владея собой, он схватил его за горло и тряханул так, что зубы у того лязгнули.
— Ты ведь Боб, так? Бывший майор спецназа! Тот ошалело вытаращил глаза.
— Гадина! — прошипел Пастух. — Ты ведь девчонку «джипом» задавил! Ты нас угрохать шел! Вот и встретились.
— Ладно, Пастух! Тут миндальничать нечего! — перебил Гусев. — Слушай сюда, ты! — обратился он к Бобу. — У вас — один шанс! Раскрыть хлебальники! Чтоб нам успеть обезвредить тех, кто отдаст приказ отыграться за вас на ваших бабах и матерях! Назовешь бугров — может, и тебя не расстреляют. Как оказавшего содействие в раскрытии… Главарь подумал и помотал головой: нет.
— Ладно, ты сам решил! — кивнул Гусев, и лицо его в каске с поднятым забралом стало по-настоящему страшным. — Бортрадист оказался поумней, выложил все, нам просто нужно было, чтоб сошлись показания… Гришин! — обернулся он к одному из своих, и тот подскочил, встав навытяжку.
— Берите этого, — Гусев кивнул в сторону главаря. — Вниз! К тем двум жмурам у ящиков в носу. Кончишь этого из автомата одного из тех. Случилась небольшая внутренняя разборка… Бывает! Да, и смотрите! Опять обшивку трамвая не продырявьте!
— А вдруг… — Какие еще «а вдруг»? Фигли учить тебя, Гришин? Поставишь на одиночный выстрел… Выполняй!
— У-У-У… — зарычал Боб… — Да подождите вы… Скажу, что знаю. Только знаю я мало… Тех, внизу, срочно бросили на замену… Поначалу мы должны были убрать каких-то других… Гусев торопливо поднес «зажигалку» к его разбитым, трясущимся губам… — Знаешь, кто должен был лететь вместо тех? — толкнул плечом Гусева Пастух, когда главарь выложил все, что имел за душой, — фамилии, звания, пароли — и двое в черном из отряда «Молния» уволокли его в задний салон верхней палубы «Руслана».Мы. Моя группа. Представляешь?..
Они молча смотрели в глаза друг другу, все понимая.
— Пошли в кабину, — сказал Гусев. — Мне надо связаться с моим полковником.
* * *
Больше двух часов грохотала ночная гроза над Андреаполем.Но вот, наконец, она выдохлась, изошла ливнем и грохочущим электричеством.
Канонада смолкла, потоки ливня обратились в неспешный тихий дождь.
Наконец под крыльями «ила» засвистели турбины.
— Осторожно, двери закрываются! — закричал Мухин, перекрывая грохот.Следующая остановка… Самолет потянулся на старт. К ним подошел один из членов экипажа.
— Наденьте наушники внутренней связи. Пристегните ремни. Сейчас пойдем на взлет.
Они послушно выполнили распоряжение. «Ил» выкатился куда-то и замер в черноте, приглушенно свистя четырьмя двигателями. Томительно шли минуты… — По-моему, ребята просто передумали, — прокричал в ухо Олегу Мухину Артист.
— Я уже ничему не удивлюсь, — кивнул тот и, как жених на невесту, взглянул на белый «лендровер».
Время шло, а они все не взлетали, словно летчики решили выжечь на земле все наличное топливо. Самолет вздрагивал, сдержанно грохотал, но не двигался к взлетной полосе. Артист и Муха во все глаза смотрели в черные иллюминаторы. Но ничего, кроме уходящего к горизонту пунктира красных сигнальных лампочек по краю полосы, там не было видно. Тревожное ожидание нарастало.
Артист уж было снова хотел отправляться к «вагоновожатым», как вдруг вдали в дождливом черном небе над взлетно-посадочной полосой появились огни. Сверкая в темноте и отражаясь на мокром бетоне, они медленно сближались со своим отражением.
— Так вот кого мы ждали! — воскликнул Злотников. — Ну и страшила!
Даже издали было видно, что навстречу земле идет нечто пугающе-величественное. Зеленые и красные мигающие искры на концах крыльев, длинные лучи посадочных фар, пробивающие струи дождя, алые вспышки… — Семка! — с мальчишеским восторгом вскрикнул Муха. — Вот это да!
Гигантский самолет, как темное облако, пронесся во мгле по полосе, и к нему тотчас устремились какие-то машины.
Если бы знали в ту минуту бывшие лейтенанты спецназа Мухин и Злотников, кого вернул на землю приземлившийся «Руслан», тот самый, что несколько часов назад мелькнул под их вертолетом на краю поля Чкаловского аэродрома! Ах, если бы они знали!
Но Ил-76 увеличил обороты, выехал на полосу, развернулся и побежал на взлет, вновь разнося друзей на тысячи и тысячи верст.
* * *
Черный «сааб» полковника Макарычева въехал в Москву глубокой ночью. Виктор Петрович давно отпустил своих людей, и те уехали на машине Голубкова.Измотанный волнениями, Голубков дремал рядом с ним на переднем сиденье.
Машина притормозила у светофора, он встрепенулся и поднял голову.
— Я вообще-то не спал, Витя. Просто ехал и думал с закрытыми глазами. Даже кошка и та умеет извлекать уроки. Мы не можем больше вести это дело разобщенно.
Надо объединяться. Кто-то должен все-таки друг другу верить… Может быть, уже случилось непоправимое там, в самолете. И тогда вина за это полностью ложится на нас.
— Согласен, — кивнул Макарычев. — Не на сто, а на двести процентов. Но мы люди военные. Инициатива наказуема, надо мной начальство… — Все упирается в то, — сказал Голубков, — насколько ты своему начальству доверяешь.
— Кому-то доверяю, — сказал Макарычев, — кому-то не вполне. То, что это дело вообще начали крутить, все-таки обнадеживает. В любом случае решение о том, объединяться нам или по-прежнему бегать ноздря в ноздрю параллельным курсом, то и дело рискуя ухлопать союзников, должно быть принято не нами.
— Все равно, — сказал Голубков, — я хочу свести тебя со своим руководством. А уж там пускай решают.
— Я не против, — кивнул Макарычев. — Валяй! Через пять минут Константин Дмитриевич уже связался с управлением и говорил с Нифонтовым. Выслушав полковника, генерал не думал долго.
— Где вы сейчас? — спросил он. — Нужно срочно встретиться.
— В районе ВДНХ.
— Хорошо. Покрутитесь там с полчасика. Встречаемся в час тридцать на углу Аргуновской и Королева. Вы узнаете мою машину. Как увидите — езжайте за мной.
* * *
Голубков сразу узнал черную «Волгу», ту самую, в которой они возвращались с Нифонтовым зимой из того далекого подмосковного городка после памятного разговора в электричке. Нифонтов снова был за рулем, один в машине.— Вон он, — показал Голубков. — Посигналь ему.
Но Александр Николаевич уже и сам увидел Голубкова, сбавил скорость, пристроился сбоку.
— Живой еще? — крикнул он, чуть высунувшись из открытого окна машины.Давайте к бровке.
Голубков хотел представить Макарычева генералу, но Нифонтов опередил его:
— Виктор Петрович меня, может быть, и не знает, но я полковника Макарычева знаю очень хорошо. Одного только не предполагал, что столкнемся мы с вами, Виктор Петрович, на этом деле. Давайте знакомиться лично. Генерал-лейтенант Нифонтов.
— Очень рад, — искренне сказал Макарычев. И, окинув взглядом ночное Останкино, светящиеся в ночи корпуса телецентра по обеим сторонам улицы Королева, темный пруд, за которым чернели деревья парка, продолжил:
— Ну и местечко выпало нам для «стрелки». Никогда не забуду, что творилось тут в ту ночь, в девяносто третьем… — Я тоже здесь был, — кивнул Нифонтов.
— И я тоже, — вздохнул Голубков.
— Я прекрасно понимаю, полковник, — сказал Нифонтов, — на что вы идете, встречаясь со мной без санкции своего начальства. Скажите, на ваш взгляд, к кому я должен обратиться, чтобы эти санкции вам были даны?
Макарычев назвал заместителя директора ФСБ генерала Касьянова.
— Только к нему. Он и руководит нашей операцией против «Армады» и группы Курцевского.
— Хорошо, — кивнул Нифонтов. — Обещаю, что вы будете прикрыты от гнева вашего руководства. С этой минуты считаю, что мы работаем вместе. Времени нет, а события развиваются. Возможно, вы еще не знаете — сегодня вечером, подъезжая к Москве, при очень странных обстоятельствах погиб вместе с дочерью академик Черемисин.
— Да вы что! — воскликнул Макарычев. — В ближайшее время мы собирались выйти с ним на контакт. Вокруг этого «Апогея» завязалось что-то уж больно крутое… Как это случилось?
— За рулем была его дочь, он сидел рядом. Ехали очень быстро, явно куда-то торопились. На их сторону движения выскочил самосвал без номеров. Лобовой удар… Водитель самосвала исчез. У нас есть, конечно, кое-какие предположения, есть странные радиоперехваты, но пока мы не имели еще возможности прослушать все записи… Они помолчали.
— Вот что, — сказал Нифонтов. — Разговор у нас долгий. Садитесь в мой драндулет, посидим маленько да потолкуем. Как говорили древние, начнем ab ovo, то бишь от яйца… А уж с тупого кончика, с острого — не суть важно. Так как все-таки получилось, что вы занялись этим делом?
Рассказ Макарычева продолжался больше полутора часов.
Все события он излагал подробно и точно, стараясь не упустить ничего существенного.
Голубков и Нифонтов слушали его предельно внимательно, боясь упустить даже самую пустячную малость. Иногда переспрашивали, уточняли и переглядывались.
— Да, — сказал Нифонтов, когда рассказ был окончен. — Наши задачи полностью совпадают. Серьезную кашу они заварили. Но нужны доказательства. Неопровержимые улики, свидетели и фигуранты… — Разумеется, тут все в одной цепи, — сказал Макарычев. — Да и гибель Черемисина именно сегодня наверняка не случайность.
Нифонтов снял одну из телефонных трубок между передними сиденьями своей «Волги», нажал несколько кнопок.
— Я — «третий». Соедините со специальным оперативным отделом Главного штаба ВВС. И примерно через минуту продолжил:
— Говорит «третий». Есть новые данные по борту сорок восемь — двести двадцать? Да-да, слушаю! Благодарю, спасибо!
Он повернулся к сидящим сзади Макарычеву и Голубкову.
— Самолет в воздухе. Его отслеживают локаторы на центральном узле воздушного движения. Связи с экипажем по-прежнему нет. Работает только автоответчик. Других сведений пока не имеют.
— Что же там происходит у них? — волнуясь, повторил Голубков.
Через короткое время Нифонтов повторил запрос по борту.
— Связь с экипажем восстановлена. Кружат в зоне ожидания Андреаполясильная гроза… Помехи… Прошло еще полчаса. Сорок минут. Час. И вдруг во внутреннем кармане широкого пиджака полковника Макарычева часто-часто запиликала рация спецсвязи.
Он схватил ее и высунул за окно машины почти двухметровую гибкую антенну.
— Да-да, на приеме, на приеме! Что-что? Повторите! Когда?
Теперь Нифонтов и Голубков, затаив дыхание, смотрели на него.
— Немедленно соединяйте! — закричал Виктор Петрович. — Немедленно! Гусев, ты?
Все живы? Докладывай скорей! Коротко, основное… Так… Так… Понял… Сколько холодных? Трое? Понятно… Продолжай!
— Это они? — схватил его за руку Голубков. — Витя, спроси его скорей, Хохлов и Пастухов живы?
Макарычев дослушал сообщение и передал вопрос Голубкова.
— Да… Да… Ясно, ясно. — И, повернувшись к Константину Дмитриевичу, радостно закивал.
— Пусть передаст им, — крикнул Голубков, — чтобы срочно возвращались для встречи со своими! Без минуты промедления!
Виктор Петрович передал и это. И, поблагодарив своих подчиненных, обессилено откинулся на спинку сиденья, перевел дух.
— Двадцать минут назад сели в Андреаполе. Схвачена группа угонщиков и их сообщник из экипажа. Террористы хлопнули двух своих… Еще один из них убит непонятно как… я не разобрал… Мой майор дожал ситуацию и вытряс из них показания. Есть все — имена, цель задания, связные пароли… — Вы можете с ним опять связаться? — спросил Нифонтов.
— Без проблем.
— Тогда вот что, передайте мне рацию, я дам своим ребятам инструкции, как им действовать дальше.
* * *
…К приземлившемуся «Руслану», завывая моторами, с разных сторон подкатило несколько машин. Впереди пристроился «уазик» сопровождения и, указывая путь летчикам, мигая ярким оранжевым маячком, медленно поехал, уводя самолет на самую дальнюю стоянку. Все было мокрым вокруг, в залитых дождем плитах бетона расплывчато отражались огни. Во всех концах ночного неба вспыхивали молнии и отдаленно грохотал гром. Гроза отходила… Наконец «Руслан», бортовой номер 48-220, замер, и приглушенный шум турбин со свистом сошел на нет. Человек двадцать военных с автоматами оцепили самолет.— Уф!.. Нескучный был полет, — сказал командир и стащил с головы наушники.Век не забудем!
— Ну, — сказал Пастух, — нам пора. Давай, Лешка! Может, еще и свидимся когда… — Свидеться-то свидимся, — сказал майор Гусев. — Главное — не перестрелять друг друга. Сейчас сюда прикатит мое начальство. Сдам этих гадов под личную роспись — и привет! Счастливо вам!
— И тебе!
Они обменялись рукопожатиями.
Открылся дверной люк, и Хохлов с Пастуховым спрыгнули на мокрый черный бетон. Постояли немного, жадно вдыхая насыщенный озоном и самолетными запахами холодный влажный воздух. Разгоняясь, с грохочущим воем по полосе мчался на взлет тяжелый Ил-76. Они проводили его взглядом. Поднявшись, он то скрывался во тьме, мигая красными вспышками, то, при всполохах молний, на мгновение выделялся среди светящихся облаков темным силуэтом.
К ним подбежал майор в летной форме.
— Пастухов и Хохлов?
— Мы! — повернулся Пастух.
— Майор Снегирев, — козырнул майор, — личный пилот генерала Нифонтова. Имею приказ взять вас на борт и доставить в известное вам место. — Ясно, — сказал Сергей. — Пошли. Через десять минут они уже опять были в воздухе и сидели на тех самых местах, где вчера на закате в этом же вертолете летели над Москвой Артист и Муха.
В винтокрылой машине их было пятеро — двое пилотов-вертолетчиков, бортмеханик и они, крепко спящие, несмотря на тряску и оглушающий частый стук двигателей над головой.
* * *
В Красноводске сели ранним утром, на военном аэродроме в прикаспийской степи.— С прибытием! — приветствовал их летчик-провожатый, когда они, выкатив на летное поле, уже хлопотали у своего «лендровера», и зашагал к приземистым сооружениям авиабазы.
Вскоре он вернулся.
— Лидеры ралли оторвались от основной группы на сто семьдесят километров,сообщил он. — Все вместе участники съедутся в Красноводск через сутки. День отдыха. Намечены разные мероприятия, торжественная встреча. Наутро в пять ноль-ноль — старт следующего этапа. Готовьтесь, тренируйтесь, обживайтесь. Будут вопросы, пожелания — ко мне… — Разрешите обратиться, товарищ подполковник, — сказал Муха.
— В дальнейшем — не по уставу, — холодно ответил тот. — Слушаю… — Нам же должны аттестовать машину… Как внеконкурсным участникам. И аккредитовать.
— Все уже сделано.
— То есть как, когда? — ушам своим не поверил Муха.
— Вы были заявлены заблаговременно. Еще есть вопросы? — Сухо кивнув, он повернулся и пошел к самолету.
— Вот бука, — пожал плечами Артист. — Если б встретил раньше, непременно подумал бы: с таким в разведку — ни за что!
— И, тем не менее, мы с ним, — усмехнулся Олег. — И как раз в разведке.
— С другой стороны, кого попало дядя Костя не послал бы, согласен? — спросил Артист.
— Значит, знает его, раз послал, — подтвердил Муха. — А наше дело солдатское.
Нравится, не нравится — спи моя красавица.
— Кто он все-таки? Одно понятно — летчик. В штате управления. Придан нам на подмогу. Сам сел за штурвал, значит, о рейсе, которым мы прилетели, никто не должен был знать, — рассуждал Артист. — Потому и сменили экипаж.
— Ладно, — сказал Муха. — Чего мы голову ломаем? Доставил нас на место — и спасибо.
Снаряжение для гигантского марафонского ралли, которое они нашли в «лендровере», поразило их. Видно, готовились всерьез и не наспех. Продумано было все, решительно все, до мелочей. Они обнаружили четыре запаски с новой резиной, запчасти для двигателя и ходовой. Не забыты противопыльные защитные щитки, сменные фильтры, термостаты, отличная аптечка, канистры с маслом и бензином, полный набор техжидкостей для охлаждения, второй аккумулятор, лопаты, лебедки, тросы, два мощных домкрата, сигнальные дымовые шашки, не говоря о защитных шлемах, рации спутниковой связи, высококалорийных пищевых концентратах… Имелись и сменная обувь, одежда и объемистая сумка-холодильник.
— Да-а, — восхищенно покачал головой Муха. — Вот это подготовка! Плюнь мне в глаза, Артист, тут без эксперта-раллиста не обошлось. Ничего не упустил. И машина, заметь, уже не новая, то есть обкатана, все притерто, каждая шестеренка.
Просто блеск!
В металлическом чемодане оказалось и шикарное снаряжение радиорепортеравысококлассные легкие магнитофоны и диктофоны, блокноты, записные книжки, несколько блоков батареек-аккумуляторов и чистых аудиокассет.
— Твори, выдумывай, пробуй! — воскликнул Артист, ознакомившись со своим хозяйством. — Это ж сколько надо взять интервью!
Все документы оказались в бардачке: паспорта, визы, валюта, кредитные карточки «Виза» и «Америкэн экспресс», международные журналистские удостоверения, заполненные таможенные декларации.
Артист подошел к подполковнику.
— А оружие?
— Есть и оно.
— Вот так бы все! — невольно воскликнул Муха. — Так бы нам всегда строить, так бы хлеб растить, так бы воевать… — Значит, можем, когда хотим, — заметил Артист.
— А то! — усмехнулся Муха. — Одно непонятно, почему мы так редко хотим?
— Ну это уже не ко мне вопрос, — развел руками Артист. — Скорее, к сексопатологу.
— Ладно, загорай! — хлопнул его по плечу Олег. — Загорай, дыши весенней степью, решай этот неразрешимый сексуальный российский вопрос, а я маленько покатаюсь. Объезжу коня, обомну седло… Белый «лендровер», унизанный рядами фар на мощных защитных дугах перед радиатором, сорвался с места и начал описывать замысловатые круги по бетону и по пожухшей траве аэродрома. Мощная, верткая, послушная машина привела Олега в полный восторг. Он разгонялся, резко останавливался, круто поворачивал на заднем ходу, проверял на устойчивость, на чувствительность акселератора и тормозов.
Разгоряченный, вспотевший, он подкатил к Артисту и, распахнув дверь, выпрыгнул на бетон.
— Да, Сема! Твой «БМВ», конечно, игрушка, но это… — И, не найдя подходящих превосходных степеней, взмахом руки пригласил занять место за рулем.Почувствуйте разницу!
— Не откажусь!
Семен уселся за баранку, включил передачу, но тут в карманах у обоих мелким-мелким ознобом задрожали их «зажигалки». Они одновременно вытащили их и щелкнули крышками, выпустив штырьки антенн.
— Ну, как ваш вездеход? — пиликнули «зажигалки» голосом провожатого.Подходит?
— Так точно! — ответил Муха.
— Ждите меня. Отправимся в степь, а потом к морю. Неплохо бы искупаться.
Они ехали целиной, зеленой степью, уже во многих местах выжженной палящим туркменским солнцем.
Лето было в разгаре, и наступающий день обещал быть невыносимо знойным. Но пока еще было не так жарко, и они с жадностью рассматривали эту новую непривычную землю и серо-голубую плоскую гладь моря за невысокими холмами.
Артист медленно, наслаждаясь удобством и комфортом, вел «лендровер» к берегу моря.
Прибой шумел в своем извечном неспешном ритме. Артист подкатил к песчаной береговой линии, выключил мотор и глубоко вздохнул в наступившей тишине, окинув глазом сразу все — и дымный горизонт, и выступающие далеко в море длинные песчаные косы, и невысокие покатые горы за спиной, и поросшую полынью и ковылем серо-зеленую степь… — Хорошо-то как! — невольно воскликнул он. Муха кивнул, глотая воздух, горько пахнущий морем и полынью. А молодой подполковник — летчик, попутчик или кто он там? — ничего не ответил, не отозвался. Словно не замечая их, пошел, по серому песку к воде, к шумящей линии прибоя, на ходу сбрасывая рубашку.
Они знали толк в мужской красоте. Оба когда-то, зелеными мальчишками, сто потов пролили, отдав дань культуризму, который к тому времени уже называли по-новому-бодибилдингом. И потому невольно засмотрелись на фигуру своего спутника. Он сбросил майку и стоял вдали в черных плавках, будто изваянный из красно-коричневого камня. Ничего лишнего не было в этом идеально соразмерном мужском теле. Широкие мускулистые плечи, треугольная спина, узкая талия, литые бедра… Он стоял и молча смотрел на море — непонятный человек с неведомой судьбой, живое воплощение силы, безупречной точности, строгой меры. И в то же время что-то суровое и трагичное явственно исходило от него.
Артист и Муха быстро разделись и, обгоняя друг друга, побежали к волнам, туда, где стоял он. Вот он ближе, еще ближе… И вдруг они разом остановились, глядя в его спину широко раскрытыми глазами. Все тело подполковника было в шрамах, в глубоких рытвинах и рубцах. На нем в полном смысле слова не было ни одного живого, не израненного, не изрезанного места. И им, солдатам, не в кино и не по телеку повидавшим войну, сразу стало понятно, что такие бесчисленные раны от шеи до пят — не просто следы аварий, осколков или пуль, а навечные знаки изуверских истязаний, которые вынес этот человек.