Таманцев Андрей. Гонки на выживание

   Включили стоп-кадр. Они сидели и молча смотрели на бездыханную женщину, лежащую на бетоне. Кадр не менялся, и эта странная пауза все длилась и не кончалась… Человек, что обращался к ним из скрытых динамиков, спрятанных в разных углах комнаты, где они сидели в заточении перед экраном, был здесь, в этой же огромной даче, на втором этаже.
   И он тоже смотрел на экран большого телевизора, стоящего на столе рядом с пультом и аппаратными шкафами, на которых перемигивались разноцветные огоньки светодиодов.
   На экране мрачно переглядывались его пленники — Сергей Пастухов, Иван Перегудов, Дмитрий Хохлов, Семен Злотников, Николай Ухов и Олег Мухин.
   Человек в затененном кабинете был не один. Рядом с ним сидели еще двое мужчин, чьи лица тоже скрывал полумрак. Но чувствовалось, что первый повелевает здесь всем и всеми.
   Он держал в руке дистанционный пульт, которым управлял на расстоянии незримой телекамерой. Ее объектив холодно рассматривал, как товар на прилавке, шестерых бывших элитных офицеров войск специального назначения Российской армии.
   Камера брала крупным планом то одно лицо, то второе, то третье.
   Вот они все перед ним. В его полной власти. Со всем своим прошлым и будущим. Резко сведенные брови Пастухова. Колючий, напряженный взгляд исподлобья Мухина. Покусывающий губу Перегудов. Насупившийся Хохлов. Погруженный в себя бородатый Ухов. Чуть иронично прищуривший глаз Злотников. Наконец-то он мог не спеша рассмотреть каждого.
   — В них действительно что-то есть… — сказал тот, что повелевал здесь всеми.Передайте Чернецову — я им доволен. Он нашел тех, кто нам нужен. Хотя… не будем спешить.
   Он приблизил ко рту беспроводный радиомикрофон:
   — Прервемся на минуту. Итак, господа, вы сами сообщили о себе все. Выплатные наемники. Все это беспристрастно зарегистрировано камерой, что признает любая экспертиза. Согласно мировой юридической практике наемники — вне закона. Вы пьянствовали на лоне природы, потом усадили за руль нетрезвого приятеля и загубили безвинную юную душу. Продолжим, однако, наш сериал… Те шестеро, что сидели перед ним на экране, молчали. Их лица были угрюмы, но страха или растерянности на них не читалось. И это выводило из себя их собеседника. Он с раздражением нажал кнопку на другом пульте. И вновь Пастух и его товарищи увидели на экране самих себя.
   …Вот они бегут в свете фар к распластанному женскому телу на бетоне… Перегудов внезапно приостанавливается на полпути, оборачивается и кричит… Вот их смутные силуэты со всех сторон заливает яркий свет… Они невольно щурятся, озираются… их лица крупным планом. Только теперь все они поняли, зачем устроившим засаду потребовалось столько фонарей. Для этой съемки.
   Через мгновение на экране уже метались тени… Прижавшись спинами к своему «джипу», они отчаянно сопротивлялись, раз за разом переходя в контратаку и вырубая нападавших одного за другим… Опять вступил невидимый собеседник:
   — Ну и так далее. Правомерен вопрос: зачем мне все это? Ответ прост — вы мне нужны. Потребовались специалисты с вашим опытом и подготовкой.
   Вашу группу порекомендовали знающие люди. И я решил провести небольшой контрольный эксперимент. В общем и целом вы меня не разочаровали. Решения принимали верные, дрались неплохо. Я был бы вполне удовлетворен, если бы вы не допустили двух грубейших ошибок. Это рождает во мне сильные сомнения — годитесь ли вы для того задания, которое я бы хотел вам поручить… — Давайте покороче! — решительно перебил Пастух.
   — Когда говорю я, капитан Пастухов, — ответил невидимый собеседник,положено слушать и молчать. Так вот, ваша первая ошибка: парни, которые мне нужны, не тормозили бы перед какой-то то ли мертвой, то ли пьяной девкой на дороге. Они спокойно проехали бы мимо. И тем самым избавили бы себя от кучи проблем.
   Все шестеро молча переглянулись.
   — Все же давайте ближе к делу, — снова прервал его Пастух. — Мы не на лекции.
   — Ах, смельчак! — невозмутимо-одобрительно заметил говоривший. — Не спешите, капитан. Ведь я еще не принял окончательного решения. Так вот, вторая ваша ошибка… Вы оказали сопротивление представителям государственной власти. Группе СОН — спецподразделению особого назначения, что само по себе уже составляет преступление.
   — Амба! — резко перебил Пастух. — Мы не пацаны. Все поняли еще там, на шоссе.
   К делу! Пли кончайте разом.
   — Ну-ну, капитан Пастухов! Ни выдержки, ни дисциплины. Разболтались на гражданке. Ладно. Еще один небольшой сюжетец под занавес.
   На экране возникло лицо молодой девушки лет двадцати, и из телевизора зазвучал знакомый закадровый голос диктора, ведущего программу «Дорожный патруль»:
   «Управлением МВД по Москве и Московской области разыскивается Меркушева Надежда, двадцати трех лет, которая была вчера вечером похищена группой неизвестных в районе метро „Щелковская“. Была одета в короткое зеленое платье и белые босоножки. По свидетельству очевидцев, девушка была увезена в неизвестном направлении в черном „джипе“ „ниссан-патрол“, последние цифры номера которого шестьдесят восемь. Всех, кому что-либо известно о местонахождении похищенной, просят немедленно сообщить по телефону ноль два». Экран телевизора погас.
   — Ну, как вам мой сериал? — вновь прозвучал голос из динамиков.
   — Неужели вы полагаете, — сказал Пастух, — будто мы будем играть в такие игры? Вас надули — мы не те, кто вам нужен. Так что можете сразу вызывать своих мясников.
   — Браво! — воскликнул тот, к кому он обращался. — Нет, все-таки я не ошибся.
   Вы именно те… Ну что ж. Теперь, когда вы знаете, какие у меня на руках козыри и на какие расходы мне пришлось пойти, чтобы снять этот маленький боевичок, мы можем приступить к деловой части. Или вам нужен тайм-аут?
   — Не нужен тайм-аут! — резко сказал Пастух. — Мы готовы выслушать ваше предложение.
   — Да ты что, Серега?! — изумленно воскликнул Муха. — Ты что-о?!
   — Разговорчики! — обрезал Пастух.
   — Приятно, что среди вас нашелся разумный человек, — насмешливо прозвучал голос. — Выхода у вас нет. У всех вас имеются дети, жены, возлюбленные или родители. Согласитесь, это отличный фундамент для серьезной совместной работы.
   Скажете — старый прием? Согласен. Ход тривиальный. Зато самый верный и надежный.
   И потом… Я знаю о вас все. Вы же не знаете, кто я, и не узнаете никогда.
   — Так. Что дальше? — сквозь зубы процедил Пастух.
   — Несмотря на ваш вчерашний зарок, вам придется еще немного повоевать. Вам ведь не хватало только стоящего дела? Верно? Так вот, я его вам предлагаю.
   — Какое дело — вот вопрос, — сказал Пастух. — Если вроде того, что вы провернули на шоссе, то мы за такое не возьмемся. Даже под страхом смерти.
   — Да-да, помню. Как ни странно, вам еще присущ наивный идеализм. Так вот, о деле после. Обговорим условия контракта. Ваш стандартный гонорар — пятьдесят тысяч долларов США на руки каждому за проведенную акцию. Не так ли?
   И снова они переглянулись. Об этом могли знать только… — Допустим, — сказал Пастухов.
   — Я плачу щедро, не торгуясь и не скупясь. Сделаете работу — получите больше.
   — Так в чем будет состоять работа? — повторил Сергей.
   — Все конкретные вопросы потом. Сегодня мы просто познакомились. Я хотел взглянуть на вас, оценить.
   — Оценили? — спросил Муха.
   — Оценил. Следующий наш контакт, думаю, произойдет в самое ближайшее время, возможно — в ближайшие часы. В какой именно форме — будет зависеть от того, как будут складываться обстоятельства. Скорее всего, вы просто получите приказ прибыть на встречу туда-то и туда-то для получения конкретного задания с указанием точного места и времени. Режим постоянной готовности. И никаких резких движений. Вы блокированы со всех сторон. Согласны? Или у вас… иное мнение?
   И, несмотря на предельно накаленную атмосферу этого разговора, все шестеро неожиданно нервно расхохотались.
   — Слушайте, вы мне нравитесь все больше, — заметил тот, кого они не видели.Кажется, мы поладим. Через час все вы снова обретете свободу. А сейчас вам нужно привести себя в порядок, расслабиться, смыть грязь и кровь. У меня тут отличная финская сауна и русская банька. Попарьтесь, потешьтесь кипяточком, помашите веничками. После банной церемонии получите пейджеры для получения моих дальнейших распоряжений.
   — Связь будет односторонней? — спросил Док.
   — Этого вполне достаточно… В динамике щелкнуло — микрофон отключили. В ту же минуту к ним вошли трое мужчин в масках, и вскоре они уже раздевались в предбаннике под присмотром охранников-тяжеловесов. Их одежду сложили в прозрачные целлофановые пакеты и унесли.
   Они остались одни. Молча рассматривали друг друга — их тела были в синяках, ссадинах и кровоподтеках. Один за другим вошли в жаркую парную и принялись, как и советовал неведомый заказчик, не щадя сил, охаживать друг друга вениками и обдавать из маленьких шаек горячей водой.
   — Пару, пару побольше! — сквозь зубы покрикивал Док.
   Горячий туман окутал их. Лишь бледные силуэты фигур выплывали из молочных клубов и снова исчезали в них. Теперь никакая камера не разглядела бы их в этом мареве. Пастух забрался на верхний полок и быстро ощупал поверхность мокрой деревянной плахи, на которой лежал. Доски были обработаны на совесть. И все же он нашел то, что искал. В одном месте у самой стены дерево дало небольшую трещинку, чуть отслоилось, и если теперь… — Трубач! — громким шепотом позвал Сергей. — Окати-ка меня горяченькой… Ухов тут же возник из облака с полной шайкой горячей воды. Плеснул от души.
   — У-ух! — вскрикнул Пастух и, перехватив у запястья толстенную ручищу Трубача, приложил его ладонь к выбоине у трещины на доске.
   Шепнул в ухо:
   — Попробуй оторвать. Я не смог… Николай, ни о чем не спрашивая, прихватил железными пальцами за край доски в том месте, где наметилась трещина, поднатужился, рванул и отщепил узкую лучинку древесины. Этот кусочек с характерным рельефом древесных волокон он показал Пастуху.
   — Геракл! — прошептал Сергей. — Этот кусочек надо вынести отсюда.
   — Где спрятать-то? — спросил Трубач. — Мы же голые. Обыщут.
   — Не допетрят, — сказал Сергей. — Тут, Коля, нужна крестьянская психология.
   Сунь хоть в рот, за щеку. Вот твоя молчаливость и сгодится.
   Отдуваясь и отфыркиваясь, красные, распаренные, они вывалились обратно в предбанник. Тотчас явились охранники и вернули их одежду. Каким-то образом она была отчищена и выглажена за полчаса. Вместо старых принесли новенькие носки и кроссовки — разумеется, их прежняя обувка с налипшей глиной и песком, прихваченными там, на шоссе, была «приобщена к делу».
   — С легким паром! — насмешливо буркнул один из охранников через черную маску.
   — Ну как, нашли что-нибудь? — с невиннейшим видом поинтересовался Артист.
   Те не ответили.
   Когда оделись, то по знаку одного из стражей двинулись за ним из сауны, поднимаясь вверх по крутой лестнице.
   Их привели в ту же гостиную с камином, где один из углов загораживало белое полотно и стояли софиты на высоких штативах.
   — Это еще зачем? — спросил Муха.
   — Значит, с вас и начнем, — сказал человек в маске. Их сфотографировали одного за другим, всех шестерых.
   — На память об этой ночи, — пояснил человек в такой же маске, стоявший у фотоаппарата на треноге.
   Фотоаппарат был дорогой, роскошный «Хассельблад» — видно, все тут было с размахом, иначе уже не умели жить.
   Через час их вывели во двор, посадили в японский микроавтобус, который, выехав за высокие железные ворота, довольно долго катил по черному пустынному шоссе, петлял по каким-то лесным дорогам, вновь возвращался на то же шоссе, потом выбрался на незнакомую трассу и не менее четверти часа летел по ней со скоростью выше ста километров. Затем оказались в узком тоннеле, который неведомо как вывел их на широченную многорядную, разделенную надвое магистраль.
   — Кольцевая, — сказал Боцман.
   — Точно — кольцевая, — вгляделся Артист. — Только как мы на ней оказались, вот вопрос?
   Перед выездом им всем вернули их наручные часы, вручили маленькие черные коробочки новеньких пейджеров «Моторола» и выдали каждому по десятитысячной пачке долларов в упаковке Центробанка.
   Как заметил выдававший деньги и часы: «Это аванс. Остальное — после дела».
   Микроавтобус отмахал чуть ли ни половину МКАД, потом свернул на Можайское шоссе и понесся в сторону Кутузовского проспекта. Никакой охраны или слежки не было — только немолодой молчаливый водитель.
   Он обернулся к ним.
   — Ребят, — спросил буднично, как какой-нибудь заурядный левак. — Вас как — по домам развезти?
   — Слушай, батя, — повернулся к нему Пастух. — У тебя что, относительно нас никакого приказа? И все адреса есть?
   — Адреса имеются, — кивнул водитель. — Московских велено развезти по домам или куда скажете-и все.
   — Тогда вот что, — попросил Сергей, — выбрось-ка нас где-нибудь прямо тут.
   Они уже были в начале Кутузовского. Впереди призрачно светилась Триумфальная арка.
   — Как скажете… — пожал плечами шофер. — Мне без разницы.
   Он остановил свой хорошенький японский минивэн, кивнул на прощанье:
   — Ну, счастливо… И неспешно укатил по пустынному в этот час Кутузовскому проспекту.
   Переминаясь с ноги на ногу, зябко поеживаясь на предутреннем холодке, они молча стояли небольшой кучкой на тротуаре, озирались, будто спустились с другой планеты.
   — Тьфу! — словно очнувшись, шепеляво выговорил Трубач и вытащил из-за щеки героически добытую щепку.
   — Молодчага, — сказал Пастух. — Человек-сейф.
   Он осторожно забрал у него мокрый трофей и спрятал во внутренний карман куртки.
   — Чего это? — вытаращил глаза Муха.
   — Наш ответ Чемберлену, — ответил Трубач и с наслаждением плюнул себе под ноги.
   Они внимательно осмотрелись, проверились… В самом деле — никто за ними не следил, не преследовал, не вел наблюдение. Не сговариваясь, все шестеро свернули в первый же двор, вошли в ближайший подъезд девятиэтажки и тщательно прощупали на себе и друг на друге всю одежду, намереваясь найти еще какую-нибудь мелкую пакость вроде давешних боцманских висюлек. Но ничего такого не обнаружилось — ни в швах курток, ни за отворотами воротников, ни за лацканами пиджаков Артиста и Мухи, ни в новых кроссовках.
   Перегудов усмехнулся:
   — Не будем обольщаться, коллеги, — и постучал ногтем по своим наручным часам.
   Остальные поняли и одновременно стянули браслеты своих наручных часов. У всех были разные — японские, швейцарские, а у Боцмана — старые командирские с гравировкой: «Капитану третьего ранга Василию Хохлову за мужество от командования Северного флота» — отцовский подарок.
   Трубач достал из кармана свой старый, заслуженный армейский нож и без колебаний свинтил крышку своей «сейки»… тихонько засмеялся. Он назубок знал, как выглядит сверкающая начинка его японских «непотопляемых». Поманил друзей пальцем — молча показал тончайшую полупрозрачную пленочную пластинку, поблескивающую многочисленными золотыми прожилками. Потом так же быстро и умело открыл крышки остальных часов. Во всех оказались такие же крохотные невесомые полупрозрачные диски.
   — Жаль… — задумчиво промолвил Николай. — Думаю, слаженный был секстет.
   Нежным движением кончика ножа он отделил пластинки от часовых механизмов, закрыл и раздал товарищам часы. Последующие его действия немало удивили остальных.
   Поманив их за собой, он вошел в кабину лифта, без труда дотянулся до се потолка, чуть облизнул языком одну из пластинок и приклеил ее к теплому черному обрамлению светящегося плафона над головой. А остальные пять пластинок, сложив крохотной невесомой стопкой, завернул в носовой платок и осторожно вложил во внутренний карман куртки.
   Операции вскрытия были подвергнуты и пейджеры. Но тут сюрпризов умелец Трубач не обнаружил. Однако на всякий случай обесточил питание, вытащив маленькие батарейки.
   — Ну вот, — с облегчением вздохнул он, — да здравствует свобода слова и гласность! Хотя бы на время. Напридумывали, сволочи! Читал я об этих херовинках, — показал он на кабину лифта, — но не перил. Оказывается, правда. Эта фитюлька — одновременно мини-микрофон и цифровой излучающий контур. Отсекает шумы часовой механики, передает речь и служит для пеленгации того, на ком часы.
   Питается от тепла человеческого тела, антенной служит часовой корпус. Если часы снять — работает еще минут пять-шесть. Но в тепле и на солнце — сколько угодно. На кожаном ремешке дальность действия — триста метров, с металлическим браслетомкилометр. Со станции приема можно транслировать усиленный сигнал хоть на спутник и следить за всеми перемещениями интересующей персоны. Разве не гениально? Ну а сейчас маленький эксперимент. Если он даст положительный результат — значит, других «ушек» на нас сейчас нету. Уходим в темпе!
   Они высыпали гурьбой из подъезда, перебежали через двор, вошли в подъезд дома напротив, поднялись на второй этаж и приникли к окну.
   Начинало светать. В серо-голубом сумраке все казалось таинственным и тревожным, как в фильме ужасов.
   — Засекаем время… — тихо сказал Трубач. И точно — минут через пять во двор медленно въехал знакомый микроавтобус «мицубиси», тот самый, что доставил их в эту часть города.
   — Вот он, лапочка, — присвистнул Трубач. — Потерял сигналы с этих хреновин.
   Как видите, наш симпатичный водила не так уж прост. Но на ту, в лифте, он должен сделать стойку… Минивэн проехал мимо подъезда, где Трубач демонстрировал им свою смекалку и оставил тончайший пленочный кружок на черном металле светильника в кабине лифта.
   Увидеть и найти его там едва ли было возможно.
   — Пусть поищет, — злорадно сказал Артист. Микроавтобус сделал несколько кругов по двору. Потом тот самый водитель выскочил из кабины и забегал взад-вперед мимо дома напротив, поминутно поглядывая на свои часы.
   — Пытается запеленговать… — прошептал Трубач. — Ну давай, дед, давай… Чего мечешься?
   Наконец водитель «мицубиси» уловил направление, скрылся в парадном напротив, пробыл в нем довольно долго и выскочил обратно во двор, явно растерянный и удрученный. Торопливо забрался в кабину своего минивэна, нервно газанул, так что взвизгнули покрышки, и вылетел со двора.
   — Не нашел, — сочувственно вздохнул Боцман. — Спасибо, Колька, за представление. На старости лет подавайся в массовики-затейники, не прогадаешь.
   — До старости лет дожить надо, — серьезно проговорил Трубач, глядя в сторону;
   — Считаю, эксперимент удался, — улыбнулся Док. — А что с остальными фитюльками будем делать?
   — Да выкинуть их, — предложил Муха, — и все дела! На фиг нам этот геморрой?
   — И правда, ты, Чарли Паркер, или как там его, посоветуй… — сказал Пастух.
   — Не поминайте имени гения всуе, — укоризненно покачал головой Трубач. — А выбрасывать такие чудные вещички было бы грешно. Они нам еще наверняка пригодятся.
   — А сколько стоит такая фиговина? — спросил Боцман.
   — Люблю хозяйственных мужиков, — усмехнулся Трубач. — Точно не скажу, но со всем комплексом слежения и контроля никак не меньше твоего «форда».
   — Ого! — присвистнул Боцман.
   — Не свисти, — сказал Артист. — Деньги водиться не будут.
   И все шестеро негромко загоготали, точно так, как смеялись они на коротких привалах между боями на склонах Кавказского хребта.
   — Кстати, о деньгах, — сказал Пастух. — Если этот человек-невидимка знает про пятьдесят штук баксов, стало быть, на нас его вывели в управе. Так? Да и вообще, если пораскинуть мозгой, узнали мы не так уж мало… — Ну что, пошли? — сказал Артист. — По крайней мере, сейчас нас, надеюсь, ни одна гнида не слышит.
   — А этот хрен в «мицубиси»? — спросил Боцман.
   — Будь спокоен, — ответил Пастух. — Он теперь далеко. Сейчас мы для них временно потеряны. И если б были сиротами, старыми холостяками и импотентами, вполне могли бы без всякого риска раствориться на шарике и исчезнуть навсегда.
   — Удивительный день! — откликнулся Артист. — Семен Злотников впервые жалеет, что он не импотент.
   — Не грусти, Казанова, — обнял его за плечи Иван. — Что-что, а это у нас у всех впереди. Если, конечно, крупно повезет и сумеем дожить до этих старческих неожиданностей.
   И снова их смех странно разнесся по чужому Двору.
   Так, словно сбросив на время гнетущую тяжесть этого нового витка своей общей судьбы, они шагали в сторону Триумфальной арки, мимо Поклонной горы.
   — Что будем делать, господа офицеры? — приостановился Артист. — Удрать от них нам все равно не удастся. Судя по всему, нас бросят в дело не сегодня завтра.
   Так что не вижу смысла расставаться. Предки мои на даче, квартира свободна и гостеприимна. Аида ко мне, и будем ждать.
   — Здоровая мысль! — одобрительно воскликнул Док. — Завалимся к Семке, отоспимся, а там война план покажет.
   Кончалась зыбкая предутренняя пора, но гулкая тишина, изредка нарушаемая шелестом одиноко летящей черной правительственной «Волги» или «мерседеса», еще висела над пустынным проспектом.
   — У тебя пожрать-то найдется что-нибудь в холодильнике? — спросил Боцман. — А то заглянем в ночной магазин, на всякий случай чего-нибудь прихватим.
   Так и сделали. И минут через двадцать, обвешанные пакетами, уже стояли на мостовой у тротуара в надежде голоснуть и поймать таксиста или шального левака.
   Но редкие машины проносились мимо — то ли спешили по неотложным делам, то ли орава здоровенных мужиков, блуждающих ни свет ни заря по безлюдному проспекту, мало вдохновляла многоопытных московских шоферюг.
   — Пустой номер, — минут через десять безуспешной «ловли» сказал Артист. — Нас никто не возьмет. Шесть таких лбов впустить в свой собственный автомобиль?
   Взгляните только на Боцмана или Трубача — это ж надо быть профессиональным самоубийцей!
   — К тому же нам большая машина нужна, — сказал Перегудов. — Вроде «рафика» или того же «мицубиси»… И странно, не успел Иван договорить эту фразу, как вдруг вдали показался быстро приближающийся голубой «рафик», который лихо подкатил и лихо осадил около них свой стремительный бег. Молодой парень приоткрыл дверцу и высунулся из машины:
   — Куда?
   — К «Академической», — сказал Артист.
   — А сколько дадите?
   — Не обидим, — заверил Пастух.
   — Двадцать баксов, — непререкаемым тоном потребовал водитель.
   — Ну ты пират, однако, — восхитился Боцман.
   — Пират не пират, — ухмыльнулся наглый водила, — а свои сто баксов в день имею.
   — Это обезьяна в анекдоте имеет, — поправил Артист.
   — А мне по фигу, — отозвался тот. — Ладно, залезайте. Раз вы нищие, могу домчать и за так.
   — В каком смысле? — не понял Артист.
   — В прямом, прямом… — огрызнулся водитель. — А то «пират», «обезьяна»… Да садитесь вы скорей, чего пялитесь!
   В его голосе прозвучало непонятное нетерпение. Впрочем, выбирать не приходилось. Хотелось поскорей убраться с этого Кутузовского, и они быстро забрались в салон голубого микроавтобуса.
   Расселись по креслам, машина тронулась и понеслась.
   И только тут они заметили, что внутри этот «рафик» какой-то необычныймежду водительским сиденьем и пространством позади него вдруг поднялась прозрачная стеклянная стенка, как в дорогом лимузине или нью-йоркском такси. Все окна машины были завешены плотными розовыми занавесками с дурацкой бахромой по какой-то старой колхозной моде.
   Неожиданно с заднего сиденья прозвучал низкий, прокуренный голос:
   — Ну что, здорово, орлы! Совсем, что ли, обеднели, на халяву катаетесь?
   Все шестеро стремительно обернулись, не веря ушам и глазам своим.
   — Мать честная! — воскликнул Пастух. — Константин Дмитриевич! Вы?!
   С заднего сиденья на них с усталой улыбкой смотрел тот самый человек, что позавчера на стадионе после гонок на выживание так внимательно следил за ними в бинокль и переговаривался со своей странной маленькой зажигалкой.
   — Тихо, тихо! — поднял руку полковник Голубков. — Конечно я, а то кто же?
   — Да откуда вы взялись тут? — изумился и Перегудов.
   — Как понимаете, доктор, чисто случайно, — усмехнулся полковник. — По какому-то немыслимому стечению обстоятельств. Ладно, ребята. Времени — минуты, а обсудить надо уйму всего.
   — Куда, товарищ полковник? — по внутреннему переговорному устройству спросил водитель.
   — Куда глаза глядят, а после куда седоки прикажут, — ответил Голубков и щелкнул каким-то рычажком, видимо, отключил связь между водителем и салоном.
   — Прошу внимания! — начал полковник. — Согласно оперативным данным мы пришли к выводу, что готовится колоссальная афера. Как мы полагаем, осуществляют ее господа-товарищи чрезвычайно высокого ранга. У нас сложилась некая гипотеза, которая требовала подтверждения… Однако лица, о которых я говорю, сидят столь высоко и прочно, что… В общем, понятно. Для закона они сегодня практически недосягаемы. Поэтому мы ждали каких-то действий с их стороны, которые подтвердили бы, что наши догадки не на пустом месте… Голубков перевел дух и закурил. Сделал пару затяжек и заговорил вновь: