Таманцев Андрей. Пятеро против всех

   — Пастухов, я не могу решить этот вопрос самостоятельно.
   — Решайте. — Мы направились к двери. — О результатах сообщите мне по телефону.
   — Это дезертирство, Пастухов! О вашем поведении я немедленно доложу полковнику Голубкову.
   — Это ваше право, Вадим Петрович.
   Лицо Горобца побелело от ярости.
   — Немедленно всем сдать оружие!
   Мы молча выложили на стол пистолеты в кобурах, обоймы и хлопнули дверью.

* * *

   — Вот козел, а! — покачал головой Боцман, когда мы очутились на улице.
   — Точно. — Артист усмехнулся. — Хотя можно подумать, в первый раз сталкиваемся с тем, что кидают не только бизнесмены, но и работники спецслужб. Второе даже чаще...
   — Я сегодня же позвоню Голубкову и обо всем доложу ему сам. Пусть заставит этих сволочей рассчитаться полностью.
   — Держи карман шире. Ладно, хоть что-то с этих козлов срубили. — Артист усмехнулся. — Главное — меня теперь за прогулы наверняка выгнали, снова придется какую-нибудь халтуру сшибать... Ну что, разбегаемся?
   — Куда — разбегаемся? — У меня был такой суровый вид, что Артист тут же осадил. — А Иван как же?
   — Но ты же говорил — он погиб...
   — Разве мы больше не мстим за своих друзей? Ведь это же Док, ребята! — Я обвел взглядом свою команду.
   — Мстим, — в голос ответили Боцман и Муха.
   — И еще как! — кивнул Артист. — Око за око, зуб за зуб, а халтура моя, думаю, пока подождет. Вопрос только в том, как мы доберемся до места. Там ведь боевые действия — естественно, особый режим.
   — Да, надо подумать, — сказал я. — Голубков нам вряд ли посочувствует. — И вдруг меня осенило: — А девочка твоя помочь никак не может? — спросил я.
   — Какая девочка? Ах Светлана! Нашел тоже девочку. А что, это мысль! Надо у нее спросить.

* * *

   Светлана Корниенко нам действительно помогла. Как простые граждане в Чечню мы попасть не могли. Как бывшие офицеры спецназа — подавно. В лучшем случае полковая разведка приняла бы нас за дезертиров, в худшем — за банду наемников Хаттаба. Прежде чем ехать в район Горагорского, мы должны были получить какой-нибудь официальный статус. Оказалось, что проще всего — журналистский.
   Светлана связалась со своими друзьями на телевидении, и те, соблазнившись возможностью получить материалы о Чечне из рук профессиональных военных, то бишь наших, отправили ходатайство в администрацию президента с просьбой об аккредитации съемочной группы из четырех человек. Правда, ждать ответа пришлось больше недели.
   Впрочем, это время мы, конечно, зря не теряли. Еще раз пощупали фирму «Выбор плюс» (ничего нового эта процедура нам не дала), выяснили про итальянскую «Ричину». Во всех документах этой фирмы значилась крупная партия импортного гамма-глобулина. Итальянцы отправили — русские получили. Но при чем же тут арабы, про которых упомянула снайперша? Зачем поставщикам вакцины какие-то посредники? Ох, не нравились мне эти арабы!
   Боцман по своим каналам добыл армейскую карту района, в котором нам предстояло действовать, и мы занялись тщательным изучением местности. Наверное, со стороны это выглядело смешно: сидят четверо взрослых мужиков на полу и играют в войнушку на карте пластмассовыми солдатиками: воют, кричат, издают звуки, похожие на выстрелы. На самом деле это была, конечно, не игра, а самая что ни на есть эффективная подготовка к операции — отработка вариантов действий в различных условиях. Примерно так же играют в ящиках с песком какие-нибудь генералы перед решительным наступлением на фронте. Зато разбуди меня теперь посреди ночи и спроси, что находится между высотами 2054 и 2131, я без запинки отвечу: ручей — ширина полтора метра, глубина метр, подвесной мост, по обеим сторонам ручья «зеленка» в виде густого кустарника высотой до двадцати метров. За «зеленкой», у подножия высоты 2054, находится одиноко стоящий дом. На карте он обозначен, но, скорей всего, его разрушили во время боевых действий. Впрочем, стены, за которыми в случае чего можно укрыться от пуль, могли сохраниться... И вот так подробно, до мельчайших деталей, мы изучали весь район, в котором нам придется действовать.
   Светлана достала нам камеру формата «супервэхаэс», штатив и микрофон, чтобы мы хоть как-то походили на настоящую съемочную группу. Это пока прикрытие. В Чечне нам все время придется делать перед армейскими вид, что мы снимаем документальный фильм.
   Я видел, как Артист поглядывает на журналистку и как журналистка поглядывает на него, и догадывался, что, пока Артист лежал в больнице, кое-что изменилось в их отношениях. Иначе с чего бы у Семена на лице иногда появляться тому идиотскому выражению, какое бывает у влюбившихся в первый раз пятнадцатилетних безусых мальчишек.

* * *

   Наконец-то нам позвонили из администрации президента и приказали явиться за нашими удостоверениями. Удостоверение представляло собой ламинированную карточку с фотографией и подписью одного из руководителей администрации. Выдано до конца года. Ну теперь-то нам сам черт не брат! Подумать только: из офицера спецназа в плотники ушел, из плотников — в журналисты. И бросает нас судьба от снежных Альп до грозного Терека! Свободно передвигаться по территории Чечни мы, правда, не могли. Нашу «съемочную группу» прикомандировали к одной из частей, расположенных в Надтеречной. Но это уже, как говорится, дело техники. Главное — на место попасть, а там уж разберемся.

* * *

   Незадолго до отъезда я имел с Артистом определенный разговор:
   — Слушай, Семен, может не надо с нами лететь. Обойдемся и без тебя.
   — Здрасте вам! — Артист обиделся. — Это почему еще?
   — Ну ты же понимаешь, что мы не цветочки собирать едем.
   — Знаю, ягодки. К чему клонишь, командир?
   — Я думаю, тебе после ранения тяжело будет. Ну прикинь только... где-нибудь в горах уходить надо или круговую держать — а у тебя рана открылась... А если сшибка? У тебя вроде как невеста появилась? Ждет девушка... А там... Да и потом... мало ли что...
   — Да ты что, командир! Что значит — мало ли! Нет, Сережа, я лечу с вами, и все, без базаров! Разве можно против «чехов» в три ствола воевать? Тут вчетвером-то дай бог управиться... А Света... ну это мы с ней сами как-нибудь договоримся.
   — Ну как знаешь. Мое дело — сказать. Все-таки ты еще от раны не оправился.
   Я нисколько не сомневался в том, что Артист откажется остаться в Москве. Он был прав: в деле, в которое мы задумали ввязаться, лишних штыков не бывает.

* * *

   Адриано ди Бернарди взвалил на спину большую корзину с землей и, едва переставляя от тяжести ноги, двинулся в гору.
   Пот заливал ему глаза. Здесь, в плену, он похудел килограммов на двадцать — никаких диет не надо! И всего-то два месяца назад его матушка переживала, что Адриано, как и она, склонен к ожирению. Видела бы она его сейчас! Подумав о матери, он тяжело вздохнул.
   Сзади послышались торопливые шаги. Адриано привалился спиной к камню и оглянулся. Сзади его догонял Перегудов. Корзина у него была еще больше, чем у Бернарди.
   — Придумали же, сволочи, в горах поля делать! — произнес он, приваливаясь рядом с Адриано. — Что, тяжеловато, брат?
   — Тяжело, — сознался итальянец.
   — Все еще надеешься, что родственники за тебя выкуп дадут?
   Бернарди кивнул:
   — Да, конечно.
   — Зря! Видать, не могут они тебе помочь. Если в могли, давно бы уже все сделали.
   — Нет-нет, могут. Я просить мой начальник. Прокурор. Он может. Он знает банкиры, бизнесмены. Мама — денег мало, дядя — денег нет, а он — есть. Он может. Как это? Реласьони.
   — Связи?
   — Да-да, связи. — Бернарди улыбнулся.
   Док наклонился к нему и сказал тихо:
   — Не надо ни на кого надеяться. Ни на родственников, ни на связи. «Чехи» могут деньги получить и все равно тебя грохнуть. Только ты сам, и я сам. Мы вместе. Сваливать отсюда надо.
   — Что? — не понял итальянец.
   — Бежать. Бежать, понял? — Перегудов подвигал пальцами, изображая бег.
   — Нет-нет, импосибле, — отчаянно замотал головой Адриано. — Они много. Оружие. Стрелять. Смерть!
   — Эй, свиньи, почему встали? Вперед! — раздался грозный голос подростка с автоматом.
   Бернарди с Перегудовым, перехватив корзины, заспешили в гору.
   — Ты как хочешь, Адриано, а я сбегу. Ждать, пока меня расстреляют, я не собираюсь. Учти, когда ты совсем дойдешь, они тебя тоже кончат!
   — Что значит — дойдешь? — тяжело дыша, спросил Бернарди.
   — Работать не сможешь. Им без разницы: итальянец ты или нет. Ты раб. Или выкуп плати, или работай!
   — Нет-нет, бежать страшно! — У Адриано от усталости уже подкашивались ноги.

* * *

   В вертолете стоял громкий гул. Мы сидели на скамейках вдоль бортов и смотрели в иллюминаторы на проплывающие внизу перевалы, на аулы, притулившиеся к горным склонам, на зелень, покрывавшую долины и ущелья. Сейчас, летом, самая война. Что там, в «зеленке», делается, хоть в стократный бинокль глаза обуй, все равно не увидишь.
   Вчера на военно-транспортном самолете мы вместе с молодым пополнением прилетели в Моздок. Сутки проторчали на пересылке возле аэродрома, а сегодня утром нас взял вертолет, летевший в расположение той части, к которой мы были прикомандированы... Давно мы все не были в этих краях — уже пять лет прошло!
   Вертолет сел прямо на дорогу метрах в двадцати от КПП. Мы быстро выгрузились, и вертушка сразу же взмыла в воздух.
   Навстречу нам вышел рослый подполковник с папкой под мышкой, козырнул, улыбнувшись:
   — Вы, что ли, съемочная бригада? Заместитель командира полка подполковник Назаров, Анатолий Борисович. — Он пожал нам всем руки. — Прошу!
   Мы прошли через КПП на территорию части, и подполковник повел нас вдоль ряда палаток.
   — Скажу честно, не балуют нас журналисты. Они все больше в Грозном да в Гудермесе. Про моих бойцов кино будете снимать?
   — И про них, и про вас, — в свою очередь улыбнулся я подполковнику. — Суровые армейские будни. Повседневная ваша работа.
   — Полк сейчас на боевом задании. Остался только караул да повара. Так что снимать пока некого.
   — Да ничего, мы не торопимся.
   — Вот и прекрасно. — Подполковник откинул полог палатки. В ней стояли четыре аккуратно заправленные кровати, посреди палатки — стол, накрытый потертой клеенкой, четыре табурета. Назаров бросил папку на стол, сел на табурет, отер платком пот. — Фу, жарковато сегодня. Вы располагайтесь, отдыхайте. А вечером можно будет чего-нибудь сообразить. — Назаров выразительно щелкнул себя пальцами по горлу. — И девяностошестипроцентный есть, и сорокаградусная.
   — Спасибо, конечно. Вы говорите, полк на задании. Часто операции бывают?
   — Почти каждый день. Завтра зачистку планируем.
   — Нас с собой возьмете?
   — Да вы че, мужики? А если вас подстрелят? Вы же сами говорили — армейские будни снимать хотите, вот и снимайте их в расположении полка. Я могу вам тут на месте и разминирование организовать, и прочесывание, и стрельбу показать...
   — Но это же фальшивка будет.
   — Да ладно вам — фальшивка! Все будет выглядеть в лучшем виде.
   Я отрицательно покачал головой:
   — Нет, любезный Анатолий Борисович, так дело не пойдет. Показуху мы снимать не будем. На операцию не хотите брать, так хотя бы в сопровождение возьмите.
   — В сопровождении безопасней, что ли? — Подполковник задумался. — Ладно, в сопровождение возьму... Но учтите, всякую ответственность мы с командиром полка за ваши действия в таком случае с себя снимем!
   — По-моему, никто на вас ее и не возлагал.
   — Ну хорошо, располагайтесь, — сказал, на секунду задумавшись, подполковник и направился к выходу.
   — Папочку-то забыли, — напомнил ему Артист.
   — Точно! — Назаров сокрушенно покачал головой и подхватил папку. — Приказ командующего о вакцинации. В медсанчасть отдать надо. С гепатитом боремся.

* * *

   Был уже вечер. Солнце быстро садилось за горы.
   — Быстрее, быстрее, свиньи! — поторапливал пленных подросток с автоматом наперевес. — А то ужина не дам!
   Адриано взвалил на спину последнюю корзину с землей. Согнувшись под тяжестью, прошел несколько шагов и, споткнувшись о камень, упал. Хотел подняться, но не смог — тяжелая корзина придавила его к земле.
   — Эй ты, вставай! — прикрикнул на него чеченец.
   — Не могу, — едва слышно проговорил итальянец.
   Подросток подскочил к Адриано и начал его пинать:
   — Вставай, свинья, вставай!
   — Не могу, не могу, — шептал итальянец, пытаясь закрыть голову руками.
   И вдруг, когда он ждал очередного удара, парень вдруг коротко вскрикнул и осел на землю. Его автомат загремел о камни. Адриано повернул голову и увидел, как русский доктор, отбросив в сторону железный прут, садится перед Адриано на корточки. Перегудов помог итальянцу скинуть с плеч лямки корзины, потом встал, подхватив автомат.
   Адриано поднялся следом за ним.
   — Зачем вы так сделать? — Итальянец испуганно смотрел на лежащего в неестественной позе парня, из-под головы которого тонкой струйкой вытекала кровь.
   — Потом поговорим! Пошли! — Доктор подхватил Бернарди под руку и потащил к кустарнику. — Все, кто может бежать, бегите! — крикнул он пленным, которые застыли с лопатами в руках, испуганно глядя на них. После этих слов кто-то бросился к кустарнику, а кто-то так и остался стоять на месте.

* * *

   Ветви кустарника больно хлестали Адриано ди Бернарди по лицу. Он бежал следом за Перегудовым, который несся по лесу, не разбирая дороги. Итальянец очень боялся отстать от Дока. Один он заблудится, погибнет, пропадет.
   Скоро стало совсем темно, и Док немного сбавил шаг.
   Впереди шумел ручей. Перегудов выбрался из кустов, лег животом на камни, опустил голову в поток. Адриано упал рядом.
   — Не могу! Не могу! — сказал он, припадая к воде.
   — Лежи отдыхай. Воды, смотри, много не пей — идти тогда не сможешь.
   — Ты асасьен. Ты убить его!
   — Кого, парня? Да жив он, жив. Очухался давно. За ствол-то ему попадет, конечно. — Док усмехнулся.
   — Не надо бежать. Они ловить нас и убивать.
   — Это мы еще посмотрим, кто кого «убивать». Нам теперь только второй ствол добыть, и все — будем в шоколаде.
   — Ствол?
   — Да, вот такую хреновнику. — Перегудов поднял с камней автомат. — Ты хоть раз стрелял из такой штуки?
   — Такой? Нет. Пистолет много раз. Автомат — один раз.
   — Ничего, быстро научишься. Тут большого умения не надо.
   Адриано снова хотел припасть к воде, но Перегудов ему не дал — рывком поднял с камней и указал пальцем на противоположную сторону ручья.
   — Туда! Всю ночь идти будем. Ночью идти, днем в укрытиях отдыхать. Главное, чтоб не увидел нас никто.
   — Не могу, не могу! — снова забормотал Адриано.
   — Можешь! — И Док толкнул итальянца в ручей.

* * *

   Было еще темно — первые проблески зари едва брезжили за горами, — а на дороге около КПП уже выстраивалась колонна. Надсадно ревели бронетранспортеры, урчали «КамАЗы». Мы топтались чуть поодаль. В суматохе подготовки про нас, видимо, совсем забыли. У Артиста в руках была камера. В соответствии с нашим сценарием он должен был играть роль оператора. Я с легким содроганием вспомнил вчерашнее застолье. Постарался-таки подполковник Назаров. Мои парни, правда, себя в руках держали, сорокаградусной не злоупотребляли, но как теперь с похмелья командиры командовать будут?
   — Командир, как же мы без оружия-то? — спросил Боцман. — А если стрельба?
   — Митя, мы же теперь не вояки, а журналисты. Возьми блокнотик, карандаш и записывай свои путевые впечатления.
   — Издеваешься, да? — не оценил юмора Боцман.
   — Не издеваюсь — шучу. Не волнуйся, добудем мы себе стволы. Дай только срок.
   Вообще-то оружие у нас было — холодное. У меня — складной нож, у Боцмана — финка, у Артиста перочинный ножик с щипчиками для ногтей. С таким оружием на современной войне только и воевать...
   В темноте, на ходу застегиваясь, пробежал Назаров. Увидел нас, остановился.
   — О! А вы чего здесь? Спали бы да спали еще.
   — Идем с сопровождением. Нам надо работать.
   — На кой хрен нам эта работа! Ну ладно, лезьте в шестьсот первый бэтээр. Он как раз посередке пойдет.
   «Посередке» — это он нам в целях безопасности устроил, чтобы мы все время под присмотром были.
   Мы послушно полезли в 601-й бронетранспортер. В машине было трое бойцов: водила, оператор-наводчик и сержант — за старшего.
   — Здрасте. А вы журналисты? — тут же поинтересовался сержант.
   — Журналисты. Кино про вас будем снимать.
   — Во, классно! Меня снимите. — Сержант заулыбался.
   — Снимем, снимем. А ты бы лучше шлемофон надел, команды слушать. Колонна-то сейчас тронется.
   — А чего их слушать? — проигнорировал мое замечание сержант. — Тронется — поедем. Я вам много интересного про службу рассказать могу. Второй год уже парюсь. Скоро дембель. А на каком канале вы свое кино показывать будете?
   За какую-нибудь минуту он достал меня своим любопытством.
   — На втором.
   — РТР который? Классно. А когда покажете?
   — Пока снимем, пока смонтируем. Не раньше чем месяца через три, — отозвался со своего места немного сведущий в этом вопросе Артист.
   — Во, я как раз уже дембельнусь. Дома посмотрю. А как ваш фильм называется-то?
   — Ты чего ушами-то хлопаешь? — сердито остановил его Боцман. — Колонна тронулась.
   — Поехали, — скомандовал сержант водителю.
   Бронетранспортер тронулся.
   — Ты бы занял свое место за пулеметами. — сказал я оператору-наводчику, который сидел у борта на скамейке.
   — Да ладно, рано еще! Обстрел начнется — тогда и займу.
   — Когда обстрел начнется, поздно будет.
   Парень с неохотой уселся за пулеметы Я покачал головой — ну и вояки! Если в эти бойцы ко мне в свое время попали, я бы их дисциплине живо научил! Мои парни украдкой улыбались — они видели выражение моего лица.

* * *

   Бронетранспортер медленно пополз по дороге. Но не прошло и нескольких минут, как впереди сверкнули стоп-сигналы другого бэтээра. Мы снова встали. Езда в колонне тем и ужасна: плетешься как черепаха и обогнать никого не можешь.
   Сержант сидел в командирском кресле и что-то мурлыкал себе под нос. Складывалось впечатление, что ловит он рацией не приказы командиров, а какие-нибудь современные шлягеры.
   Дорога была долгой и изматывающей. Даже на шоссе колонна не разгонялась больше сорока километров в час. Я видел, как не только солдаты, но и мои парни начинают клевать носами. Ладно, пусть поспят. Неизвестно, когда потом удастся.
   Потом колонна свернула с шоссе на грунтовую дорогу. С обеих сторон замелькала густая зелень. «Вот они — самые неприятные для нас места, — подумал я. — За тридцать метров уже ничего не видно. К колонне можно подойти почти вплотную...» И словно подтверждая мои мысли, впереди что-то ухнуло. Бронетранспортер встал.
   — Фугас. Головная тачка подорвалась, — сообщил нам сержант, послушав, что говорят в наушниках, и скомандовал своим: — К бою!
   Буквально тут же о левый борт нашей машины звонко зацокали пули. Солдатик открыл одну из бойниц и выставил в нее автомат. Оператор-наводчик торопливо сел за пулеметы, попытался развернуть башню в ту сторону, откуда стреляли, но у него ничего не вышло.
   — Башня не вертится! Заклинило! — закричал он.
   А бой тем временем нарастал. Со всех сторон уже раздавались выстрелы, сливающиеся в сплошной адский грохот.
   — Отвали, салага! — прикрикнул на наводчика Боцман. Он согнал парня с кресла и с силой ударил ногой по ручке колеса, с помощью которого приводился в действие механизм вращения башни, после чего сам уселся в кресло наводчика и повернул пулеметы влево. Нажал на кнопку электроспуска, но выстрелов не последовало.
   — Ты, что же, сука, пулеметы не взвел! — заорал на наводчика Боцман.
   Тут же к пулеметам подскочил Мухин, резко потянул на себя ручки взвода:
   — Готов!
   Пулеметы загрохотали над нашими головами. Боцман стрелял из обоих стволов. Гильзы со звоном сыпались в мешки.
   Ох, как не люблю я сидеть в замкнутом пространстве бронемашины и ждать, когда противник продырявит ее из гранатомета! Лучше уж по воздуху немного прогуляться.
   — Работаем! — закричал я своим. — Боцман прикрывает, я выхожу.
   — Куда без оружия? — закричал Артист.
   — Дай-ка на минутку, — попросил я автомат у солдатика, сидящего у бойницы.
   — Э-э, как это? — возмутился было боец, но, глянув мне в глаза, послушно отдал оружие.
   Я открыл нижний люк бронетранспортера и выбрался наружу. Сразу же распластался на земле — к стоящим на месте машинам «чехи» давно уже пристрелялись.
   Боцман сверху дал очередь. Пара трассирующих пуль красиво ушла в листву, словно прокладывая мне дорогу. Я вскочил и, нагнувшись, кинулся в кустарник.
   Далеко бежать не пришлось — метрах в сорока от дороги я обнаружил двух убитых «чехов» — наверняка работа Боцмана. Вот и замечательно, можно считать, что двое из нашей команды уже вооружены, осталось вооружить еще двоих. Я услышал, как впереди зашуршали кусты, и дал туда короткую очередь, после чего сделал обманный маневр: бросился влево, а потом резко вперед, пытаясь обойти отступающего противника. Здесь главное — фактор неожиданности. Отступая, противник всегда оглядывается, его внимание сосредоточено на том направлении, откуда по нему стреляют. Он таращился в одну сторону, а по нему вдруг открывают огонь совсем с другой. Он теряется, паникует, начинает совершать ошибочные действия. И все, он уже покойник! В этом деле главное — не попасть под свою пулю. Обидно погибнуть от рук своих же, а часто именно так и бывает. Сколько раз я со своими бойцами попадал под обстрел нашей артиллерии! Бывало, идешь по горам, и вдруг вокруг тебя снаряды начинают рваться. Ложись да молись, чтобы не накрыло. Пока артнаводчик по рации скорректирует огонь, сто раз погибнуть можно!
   Давненько не бегал я вот так по лесу с автоматом! Пули шуршали то справа, то слева, то низко над головой. Иногда мне даже казалось, что я по звуку могу отличить «свою» пулю от «чужой». Но это, конечно, сущая ерунда! У «чехов» такие же «калаши», как и у нас.
   Я быстро обошел группу из трех человек и, когда они собирались переправляться через ручей, дал длинную очередь. Двое упали, один успел юркнуть в кусты. Встреча с основной группой противника в мои планы не входила, поэтому я забрал их оружие и быстро ретировался. Ничего особенного — обычная спецназовская работа...

* * *

   ...Лежа в куче хвороста на опушке леса, Док и Адриано давно уже наблюдали за стариком-чеченцем, пасшим на зеленом склоне небольшую отару овец. Помогала ему собака — овчарка. Как только какая-нибудь овечка, увлекшись травой, начинала отставать, овчарка с лаем гнала ее к отаре.
   Беглецы рассчитывали двинуться дальше, когда старик со своими овцами скроется из вида, но все вышло иначе.
   У кромки леса, у подножия горного пастбища, трава была сочнее, и старик погнал отару вниз — прямо в сторону той опушки, на которой спрятались Док и Адриано.
   Неожиданно овчарка, забыв о стаде, кинулась к их убежищу и принялась бешено лаять и рыть лапами землю. Старик, решив, что в хворосте спрятался зайчонок, попытался было оттащить овчарку за ошейник. Но собака так упиралась всеми четырьмя лапами, не желая уходить, что старик даже замахнулся на нее палкой. Он стал вглядываться в кучу хвороста, пытаясь среди наваленных веток что-нибудь увидеть, потом скинул с плеча винтовку и для очистки совести дважды выстрелил в кучу, прежде чем двинуться своей дорогой. Овчарка полаяла еще немного и побежала догонять стадо.
   Когда старик с отарой скрылся за склоном, из хвороста раздался тихий стон. Это не повезло Доку — одна пуля старика ушла в землю, а другая угодила ему в ногу. Всю ночь они шли, а под утро спрятались в этой куче, надеясь немного отдохнуть, отлежаться, поспать. Поспали!
   — Ранить? Где ранить?
   — Сильно течет, Адриано! Промыть надо, перевязать.
   — Да-да! — Итальянец начал раскидывать ветви.
   — Тихо ты, а то собака вернется! — зашипел на него Перегудов. — Я лучше потерплю немного.
   — Нет-нет, терпеть нет. Много крови, можно умирать, — замотал головой Адриано. Он вылез из кучи, закинул на плечо автомат и помог Перегудову подняться.
   Док попробовал ступить на раненую ногу, но тут же сморщился от боли.
   — Палку мне надо. Костыль.
   — Я помогать. Потом палка. — Адриано взвалил Дока себе на плечи и потащил вниз, к ручью.
   Около воды он аккуратно опустил Дока на камни.
   — Штанину разорвать надо, — сказал Перегудов, но итальянец не понял, и тогда Док показал жестом на его рубахе: — Рвать, рвать!
   Адриано кивнул. Послышался треск разрываемой материи.
   — Молодец. Теперь рану промыть надо. Понял, нет? Потом вот этим присыплем. — Перегудов вынул из кармана упаковку с сильным антибиотиком. Чеченцы, когда обыскивали, хотели отобрать ее, но он сказал, что без этого не сможет жить, и они оставили лекарство.
   Адриано снял с себя рубаху, оторвал один рукав и, тщательно прополоскав его в ручье, принялся аккуратно смывать с раны кровь.
   Док заскрипел зубами от боли.
   — Ничего, ничего, — бормотал Бернарди. — Сейчас терпеть немного.
   Перегудов взглянул на раненую ногу, скривился.
   — Хорошо, теперь я сам.
   Он аккуратно ощупал рану. Вдруг вскрикнул и повалился на камни без сознания.
   — Что? Что? — залепетал Адриано. Он зачерпнул ладонями воды, побрызгал на Дока.
   Тот пришел в себя. Сказал, корчась от боли: