А дело было действительно крутое. Как выяснилось на следствии, вакцина изготовлялась вовсе не в Италии, а в Иордании, а через Италию только переправлялась — специально, чтобы там получить фальшивые европейские бумаги и сертификаты.
   Итоев, которого ваххабиты считали своим, ехал на переговоры по поводу поставки вакцины в Чечню. Умело подсунутый Светлане материал для статьи в «Абсолютно секретно» помог «чехам» раскусить Итоева, и его тут же, не задумываясь, убрали. Так что информацию о поставках вакцины он ФСБ сообщить не успел. Ну а потом начали убирать всех, кто хоть как-то касался этой темы.
   В школы вакцина попала не случайно. Эти подонки хотели ее сначала испробовать, провести, так сказать, «клинические испытания». Они были абсолютно уверены в своей безнаказанности! И ведь действительно аналитики из ФСБ прохлопали армейскую поставку вакцины, потому что шла она под другой маркой, через другую фирму, была тщательно проверена и сертифицирована Минздравом.
   Самое-то гнусное, конечно, что дело не обошлось без пособничества армейских чиновников. Сколько уж им давали террористы, я не знаю, но это ж надо было начмеду армии умудриться издать приказ о вакцинации всех подразделений, находящихся на территории Чечни, в один день! Эффект, блин, был бы стопроцентный. Промедли мы еще хотя бы один день!..
   Следователи так и не сказали мне, сколько армейского народу пошло под трибунал, под суд, но я думаю — немало.
   Как я и предполагал, итальянца первым спровадили на родину — от греха подальше. Он перед отъездом заходил, прощался. Я на всякий случай записал его адрес и телефон. Вдруг придется с Ольгой и Настеной в Италии отдыхать?
* * *
   ...Светлана Корниенко вязала, удобно устроившись на диване, когда в замке входной двери повернулся ключ. Она подалась вперед, прислушиваясь. Протянула руку к гантеле, лежащей рядом с диваном. Недавние страшные события научили ее многому, но прежде всего — осторожности.
   Ко всему прочему, дверь была закрыта на засов, поэтому при всем желании снаружи ее открыть не удалось бы.
   Светлана подошла, глянула в глазок. На лестничной площадке было темно.
   — Кто там? — тихо спросила она, вжавшись с гантелей в руке в стену.
   — Света, это я! Открыть не могу! — раздался из-за двери голос Злотникова.
   — Семен! — вскрикнула она и принялась открывать замки.
   Он вошел. Загорелый, почти черный, с выгоревшими волосами. Она растерянно отступила на шаг, потом вдруг бросилась ему на шею:
   — Сема, Сема! Господи, как же я по тебе соскучилась! Неужели в этой твоей командировке нельзя было позвонить?
   — А чего звонить-то? Приехал вот.
   — Балбес! — шутливо хлопнула она его по плечу. — Я бы хоть ужин приготовила.
   — Не надо ужин. — Злотников привлек к себе девушку и стал целовать.
   — Да ты хоть кроссовки сними, — засмеялась Светлана.
   — Да-да, — растерянно пробормотал Артист. — Слушай, а что с дверью?
   — Он еще спрашивает! Дверь новая, и замки новые. Или ты хотел с дырками жить?
   — А! — вспомнил Артист и снова привлек к себе Светлану.
* * *
   Была глубокая ночь. Светлана лежала на плече у Злотникова и счастливо улыбалась.
   — Свет, ты спишь? — шепотом спросил Семен.
   — Устал?
   — Да нет, ты что! Просто я спросить у тебя хотел.
   — Ну спрашивай.
   — Ты это... замуж за меня не пойдешь?
   — Господи, и он еще называет себя артистом! — рассмеялась Светлана. — Кто так предложение делает? А где букет, подарки?
   — Подарки завтра. Я сегодня не успел. Но завтра точно будут. Ну так как?
   — Что — как?
   — Насчет моего предложения?
   — Раз подарки и букеты завтра, — значит, и ответ тоже завтра.
   — А сейчас никак нельзя? — Артист горестно закряхтел.
   Светлана крепко обняла его, прижалась всем телом.
   — Господи, какой дурачок! Конечно, можно! Неужели ты не видишь!
* * *
   ...Я сидел в своей мастерской и от нечего делать строгал Настене жар-птицу из деревяшки. Работы сегодня не было, и я отпустил мою столярную гвардию.
   Когда я вернулся со своих «военных сборов», Ольга посмотрела на меня и заплакала, и Настенка, глядя на мать, тоже заплакала. Видок у меня был, конечно, тот еще: морда в синяках, на груди специальный корсет, чтобы срастались сломанные ребра. Я обнял их и сказал, что ни на какие сборы больше никогда не поеду.
   — Врешь ты все — поедешь, — вздохнула Ольга и ничего больше не сказала. Она у меня никогда лишнего не говорит. Что можно — я сам расскажу, ну а что нельзя, то нельзя. Настоящая офицерская жена! У мужика своя мужицкая работа, и нечего в нее нос совать! Это, кстати, не я так говорю, это жена моя так говорит...
   На домашних харчах я быстро поправился, уже через неделю прежним Пастуховым стал — затопинским столяром и плотником.
   И вот когда я достругивал ту самую жар-птицу, снаружи вдруг послышался шум машины. Я приоткрыл дверь.
   Черная «Волга» — и прямо к моей мастерской. Только гостей мне еще сейчас не хватало! Ух, не люблю я эти черные казенные «Волги»!
   Из «Волги» выбрался незнакомый мне майор. Козырнул, открыто улыбнулся. Нет, этот, слава богу, не фээсбэшник, этот простой вояка.
   — Добрый день. А я за вами, Сергей Сергеевич.
   — Куда еще?
   — В Москву. Имею поручение доставить вас в министерство. Замминистра будет всей вашей группе ордена вручать.
   — Замминистра? — переспросил я, полагая, что ослышался.
   — Так точно.
   Небольшой я с некоторых пор любитель всяких висюлек и побрякушек, а все же... Вишь, как все обернулось — могла бы Родина срок дать, да решила наградить... Нет, нельзя плевать в протянутую в знак благодарности руку.
   — Ну что ж, — сказал я майору, — давайте тогда хоть домой заскочим. Не в таком же виде ехать? — На мне были потертые джинсы и клетчатая рубаха с заплатами на рукавах.
   Майор взглянул на часы:
   — Да-да, конечно. Давайте, только, если можно, побыстрее!
   Вот армия родная! На часы он смотрит, а чтобы предупредить заранее, за день хотя бы, на это ума ни у кого не хватило.
* * *
   Войдя в приемную Замминистра, я обалдел. И Артист, и Боцман, и Док, и Муха — все были в темных костюмах одинакового покроя — ну точь-в-точь как у меня! Не выдержал, расхохотался. Они тоже.
   Замминистра оказался весьма бодрым стариканом. Он не стал говорить долгих речей по поводу героизма и патриотизма, он как-то просто и по-домашнему вручил нам ордена и пожелал спокойной, мирной жизни безо всякой стрельбы, физических и моральных ран.
   — Скажу честно, вы армию от гибели спасли, а мы вам за это даже заплатить достойно не можем...
   — Это точно, — не удержался от реплики Артист. Впрочем, сказал он это шепотом, мне.
   — Ну примите от нас хоть «спасибо».
   Мы выпили с ним по рюмочке водки, и он на прощание крепко нас всех по очереди обнял.
   Вышли из министерства мы с двойным чувством: с одной стороны, конечно, приятно — еще одна побрякушка на пиджак, а с другой — досадно. Получается так, что в этой операции мы армию от самой себя спасали. Ведь если в нельзя было армейских чиновников подкупить, разве смогли бы «чехи» свою вакцину реализовать?
   — Ну что, может, забуримся куда-нибудь — кресты обмыть, и вообще... — с каким-то странным выражением лица предложил Артист.
   — В ресторанчик потом, если не расхотим. Еще одно дело важное есть, — сказал я. — Где тут поблизости фрукты продают?
   Генуя, 15 августа, 10.15
   В кабинете у прокурора Сержио Адамо было многолюдно. Сегодня он устраивал для журналистов пресс-конференцию по поводу успешной операции, проведенной совместно с отделом по борьбе с наркотиками. Благодаря этой операции с десяток наркокурьеров и трое оптовиков оказались в тюрьме.
   — Рассаживайтесь, рассаживайтесь, господа, — попросил журналистов прокурор. У меня для вас не больше часа.
   Журналисты утихомирились и начали задавать Адамо вопросы. Сержио отвечал уверенно, сыпал остротами. Пресс-конференция проходила в веселой непринужденной обстановке.
   Неожиданно дверь его кабинета отворилась, и на пороге возник... следователь Адриано ди Бернарди. Он был очень худ, глаза его странно блестели. На нем был новый дорогой костюм.
   — Адриано? — На мгновение прокурор растерялся, потом произнес радостно: — Слава богу, ты жив! Когда ты вернулся?
   — Сейчас. Из аэропорта — и прямо к тебе.
   — Господа журналисты, позвольте вам представить следователя прокуратуры Адриано ди Бернарди, который только что вернулся из долгосрочной командировки в ужасную Россию. Ему там многое пришлось пережить. Он попал в чеченский плен. Бандиты требовали за него огромный выкуп. Мы здесь сделали все, чтобы его освободить, но... Да, думаю, он вам сам все сейчас расскажет.
   По рядам прокатился гул. Журналисты в предвкушении сенсации наставили на Адриано диктофоны и камеры.
   — Нет-нет, никаких интервью, — помотал он головой и подошел к столу прокурора.
   — Адриано, ты представить себе не можешь, как я рад! — Адамо двинулся навстречу, попытался обнять его, но Бернарди от объятий уклонился.
   — Почему не могу представить? Могу. Знаешь, как тебя назвали бы в России?
   — Как? — улыбнулся прокурор, скосив взгляд на замерших в охотничьей стойке журналистов.
   — Мудак! — произнес Бернарди по-русски и неожиданно ударил прокурора в челюсть. Удар был таким сильным, что Адамо упал.
   Журналисты в изумлении повскакали со своих мест. Адриано ди Бернарди направился к выходу.
   — Кстати, господа! — остановился он в дверях. — Синьор прокурор уверял меня, что Россия похожа на болото. Так вот, Россия похожа вовсе не на болото, она похожа на огонь. — Сказав это, Адриано хлопнул дверью.
* * *
   Из палаты навстречу нам вышел Вадим Прилуков. Когда мы оставляли его в госпитале Бурденко, он ни говорить, ни ходить не мог, а теперь поздоровел, поправился, глаза блестят, мне даже показалось, что он слегка подрос.
   — Извини, что долго не навещали. На сборах были. Мы же офицеры, хоть и уволенные... На вот тебе, держи. — Я протянул ему большой пакет с фруктами. — Бананов-то, поди, здесь не дают?
   — Не дают, — заулыбался Вадим. — А ко мне мать с отцом приезжали. Так что назад теперь уже точно не пошлют. Сказали, в Москве дослуживать буду.
   — Во, правильно. В президентском полку. Туда только из Бурденко и берут, — не удержался от шуточки Артист.
   Боцман посмотрел на него неодобрительно и сказал парню:
   — Этот хлыщ у нас в театрах играет, так что ты на него внимания не обращай... Ты тут как, девушку еще не завел?
   — Завел. — Прилуков засмущался.
   — Вот и молодец, — одобрил я, — на свадьбе погуляем. Пригласишь?
   — Приглашу, — еще больше засмущался Вадим.
   — Ну вот, а теперь я хочу представить тебе человека, благодаря которому ты оказался здесь.
   Док пожал Вадиму руку:
   — Иван Перегудов. Для друзей — Док.
   — Док? — Вадим расплылся в улыбке. — Меня пацаны в роте тоже Доком звали. Я же фельдшером служил.
   — Ну вот, значит, коллеги.
   Мы уселись в кресла и начали травить армейские байки, но минут через двадцать появилась строгая пожилая медсестра и отправила нашего Прилукова на процедуры.
   — Ну так что, идем в ресторан? — снова спросил Артист.
   — Да, блин, дался тебе этот ресторан! — сказал я.
   — Дорого и порции такие, что не наешься, — поддержал меня Боцман.
   — На этот счет можете не беспокоиться — я вас приглашаю.
   — Чего это вдруг? — подозрительно глянул на Артиста Боцман. — Зарплату в театре получил?
   — Дождешься ее! — вздохнул Злотников. — Да нет, торжество у меня сегодня.
   — Что за торжество? — поинтересовался Муха.
   — Помолвка у нас, — наконец-то сознался Артист, покраснев до корней своих рыжих волос.
   — Что ж ты раньше-то молчал? — закричал Муха.
   — Ну ты, блин, даешь! — возмутился Боцман. — У него помолвка, а у людей ни подарков, ни цветов.
   — Мы вообще-то со Светкой по-скромному все хотели, без шика.
   — Я тебе дам по-скромному! — погрозил Семену кулаком Боцман. — В каком кабаке и во сколько?
   — В «Хижине», через полчаса.
   — А ну отойдем, мужики! — скомандовал я Перегудову, Боцману и Мухе.
   — Э-э, а я-то как? — растерянно произнес Артист.
   — А ты к своей журналистке иди! — посоветовал ему Боцман.
   По поводу подарка совещались мы недолго. Решили, что хватит уже Артисту быть безлошадным — скинемся-ка мы ему пока на «шестерку», пускай свою журналистку в редакцию возит. Ну а уж если по-настоящему женится — тогда подарим что-нибудь посущественнее. Слупим же мы когда-нибудь с товарища Горобца по полной программе.


Эпилог


   Сегодня я отправился в нашу церквушку, в Спас-Заулок — это стало вроде как обязанностью души: ставить за моих парней свечи, особенно вот как сейчас, когда закончились наши очередные «военные сборы»... Ставить и за живых, таких дорогих мне боевых друзей, и за товарищей, павших солдатской смертью, той, что возносит наши души на самое почетное у Бога место...
   Кончились «сборы»... Теперь опять не знаю, сколько не увижусь ни с Доком, и с Боцманом, ни с Мухой, ни с Артистом.
   Война объединяет нас, мирная жизнь разводит. И собираемся мы вместе только тогда, когда где-то опять начинает пахнуть жареным. Все не как у людей. И только двое моих пацанов всегда со мной, рядышком.
   Я вошел в ограду нашего деревенского кладбища, сел на скамейку рядом с могилами моих друзей Тимофея Варпаховского, Тимохи, Каскадера, и Николая Ухова, Трубача.
   Я сидел, слушал, как по-осеннему шумят листвой деревья у могил, и вспоминал, какие мы были когда-то...