Страница:
В принципе я прекрасно понимал, что инновации — самое ценное, что есть в стране. Но мне даже в голову не приходило смотреть на это с позиции бизнесмена: о, мы сейчас сделаем на инновациях бешеные деньги! А в то время масса иностранных эмиссаров была уже заслана в Россию на охоту за отечественными технологиями и изобретениями…
Основными делами ведала одна очень красивая молодая дама, которая была рядом с Иваном Степановичем едва ли не с самого ее детства. Ей позволялось в любое время входить в кабинет премьера без стука, и она тут же получила должность руководителя канцелярии.
Любой из претендентов на министерский пост должен был пройти личные собеседования со всеми членами этого неформального совета при премьере. И разумеется, все начиналось именно с начальника канцелярии. Если дама оказывалась неудовлетворенной беседой, дальнейших шансов у претендента практически не было.
У меня с ней установились приятельские отношения. И однажды она предложила где-нибудь вместе отобедать. Я понимал, что это было признаком чего-то важного — любовным приключением тут и не пахло.
Мы отправились в только что построенный клуб бизнесменов Владимира Семаго на Таганке, где был югославский Ресторан. Я старался быть галантным, шутил, иногда удачно, и угощал красавицу самыми дорогими винами. Изредка она задавала вопросы о моей жизни в легкой, ненавязчивой манере… В итоге мы расстались, вполне довольные друг другом.
А на следующий день она звонит мне в офис: «Артем, срочно приходи! У Ивана Степановича к тебе конфиденциальный разговор!»
Это была третья или четвертая наша встреча. Премьер был в кабинете один.
— Артем Михайлович, я вызвал вас по очень важному делу. Хочу назначить вас министром внешнеэкономических связей России.
— Ни за что на свете! — немедленно ответил я.
Силаев очень изумился:
— Впервые вижу человека, который отказывается от поста министра… Вы что?!
— Не хочу и не пойду! — отвечаю я. — Вы только представьте: три года я работал самостоятельно, ни перед кем не отчитывался. Я сам себе хозяин: хочу — иду на работу, хочу — сплю… Заработки у меня раз в десять больше, чем у любого министра. Да я уже просто не в состоянии после такой жизни вдруг стать министром! Другое дело — рекомендовать кого-нибудь могу…
— Вот это да! Ну ладно, рекомендуйте! — говорит Силаев.
Так я сделал доброе дело своему знакомому Хвостову, бывшему советскому резиденту в Англии, который потом стал директором Центра международной торговли на Красной Пресне и поддерживал наш кооператив «Техника».
Хвостов не прошел на место министра по внешнеэкономическим связям, поскольку туда направил своего человека сам Ельцин. Но, так как собеседование с советом было пройдено успешно, Хвостова назначили министром торговли России…
А мне самому действительно не нужны были никакие портфели. Я и так пользовался в стране огромной популярностью. В какую бы республику я ни приезжал, везде меня принимали с одинаковой роскошью и всевозможными почестями.
Помню, как в Республике Коми меня познакомили с Вадимом Тумановым и его бывшими соратниками из артели «Печора», отсидевшими годы в тюрьме за предпринимательство. Они остались там после отсидки и построили в тайге настоящие города и автомобильные трассы. Такая была прекрасная поездка — с сауной, великолепной охотой, рыбалкой на заповедных таежных реках…
Или вояж в Белоруссию: там тоже дали сопровождающего егеря, устроили отличную рыбалку, ведь все знали, что я заядлый рыбак.
Я чувствовал, что нахожусь у власти, и этого было вполне достаточно для удовлетворения моего честолюбия. А что касается денег — тогда, в эпоху становления первого правительства России, никто не смотрел на пост министра как на уникальную кормушку, способную создать финансовое благополучие на всю оставшуюся жизнь. Наоборот, работа министра казалась отчаянно трудным и ответственным делом, требующим полной отдачи. Сейчас, я понимаю, это звучит просто забавно…
Глава 6. НЕСЧАСТЬЕ НЕ В ДЕНЬГАХ, А В ИХ КОЛИЧЕСТВЕ
* * *
Первое российское правительство формировалось довольно оригинально. Сначала у Силаева появились его старые знакомые из аппаратных структур, которые образовали некий узкий совет вокруг премьера.Основными делами ведала одна очень красивая молодая дама, которая была рядом с Иваном Степановичем едва ли не с самого ее детства. Ей позволялось в любое время входить в кабинет премьера без стука, и она тут же получила должность руководителя канцелярии.
Любой из претендентов на министерский пост должен был пройти личные собеседования со всеми членами этого неформального совета при премьере. И разумеется, все начиналось именно с начальника канцелярии. Если дама оказывалась неудовлетворенной беседой, дальнейших шансов у претендента практически не было.
У меня с ней установились приятельские отношения. И однажды она предложила где-нибудь вместе отобедать. Я понимал, что это было признаком чего-то важного — любовным приключением тут и не пахло.
Мы отправились в только что построенный клуб бизнесменов Владимира Семаго на Таганке, где был югославский Ресторан. Я старался быть галантным, шутил, иногда удачно, и угощал красавицу самыми дорогими винами. Изредка она задавала вопросы о моей жизни в легкой, ненавязчивой манере… В итоге мы расстались, вполне довольные друг другом.
А на следующий день она звонит мне в офис: «Артем, срочно приходи! У Ивана Степановича к тебе конфиденциальный разговор!»
Это была третья или четвертая наша встреча. Премьер был в кабинете один.
— Артем Михайлович, я вызвал вас по очень важному делу. Хочу назначить вас министром внешнеэкономических связей России.
— Ни за что на свете! — немедленно ответил я.
Силаев очень изумился:
— Впервые вижу человека, который отказывается от поста министра… Вы что?!
— Не хочу и не пойду! — отвечаю я. — Вы только представьте: три года я работал самостоятельно, ни перед кем не отчитывался. Я сам себе хозяин: хочу — иду на работу, хочу — сплю… Заработки у меня раз в десять больше, чем у любого министра. Да я уже просто не в состоянии после такой жизни вдруг стать министром! Другое дело — рекомендовать кого-нибудь могу…
— Вот это да! Ну ладно, рекомендуйте! — говорит Силаев.
Так я сделал доброе дело своему знакомому Хвостову, бывшему советскому резиденту в Англии, который потом стал директором Центра международной торговли на Красной Пресне и поддерживал наш кооператив «Техника».
Хвостов не прошел на место министра по внешнеэкономическим связям, поскольку туда направил своего человека сам Ельцин. Но, так как собеседование с советом было пройдено успешно, Хвостова назначили министром торговли России…
А мне самому действительно не нужны были никакие портфели. Я и так пользовался в стране огромной популярностью. В какую бы республику я ни приезжал, везде меня принимали с одинаковой роскошью и всевозможными почестями.
Помню, как в Республике Коми меня познакомили с Вадимом Тумановым и его бывшими соратниками из артели «Печора», отсидевшими годы в тюрьме за предпринимательство. Они остались там после отсидки и построили в тайге настоящие города и автомобильные трассы. Такая была прекрасная поездка — с сауной, великолепной охотой, рыбалкой на заповедных таежных реках…
Или вояж в Белоруссию: там тоже дали сопровождающего егеря, устроили отличную рыбалку, ведь все знали, что я заядлый рыбак.
Я чувствовал, что нахожусь у власти, и этого было вполне достаточно для удовлетворения моего честолюбия. А что касается денег — тогда, в эпоху становления первого правительства России, никто не смотрел на пост министра как на уникальную кормушку, способную создать финансовое благополучие на всю оставшуюся жизнь. Наоборот, работа министра казалась отчаянно трудным и ответственным делом, требующим полной отдачи. Сейчас, я понимаю, это звучит просто забавно…
Глава 6. НЕСЧАСТЬЕ НЕ В ДЕНЬГАХ, А В ИХ КОЛИЧЕСТВЕ
Неплохой выдался денек: сначала я ввязался в авантюру государственного масштаба, а потом на меня наехала мафия! Впрочем, похожих дней в моей жизни потом было немало…
Меня нашли на какой-то международной выставке. Я мог быть где угодно, поэтому очень удивился, когда увидел своего помощника.
— Артем Михайлович! Что-то случилось… Вас срочно вызывают к премьер-министру! На час дня. Мы с ног сбились, чтобы вас найти!
Была половина первого. До Белого дома мы домчались за десять минут… Кроме премьера России Ивана Силаева в кабинете находились его первый заместитель Юрий Скоков, министр сельского хозяйства Анатолий Кулик и еще несколько чиновников. Сам Силаев выглядел ужасно. Его лицо было абсолютно белым, под цвет пышной копны седых волос. Он ходил по кабинету, время от времени хватаясь руками за голову.
— Артем Михайлович! Слушай, беда: Кремль решил свалить наше правительство! Первое правительство суверенной России. Нас просто подставили, как дураков!
Так я впервые услышал о программе «Урожай-90». Тогда, в середине 90-го года, в стране были только государственные продуктовые магазины с нарушенной системой поставок продуктов. Даже в Москве любые продовольственные товары доставались людям, простоявшим огромные очереди. Не говоря уже о периферии, где продовольственные товары из сети государственных магазинов просто исчезли. Качественные продукты продавались только на колхозных рынках или «из-под полы», с черного хода в магазины за переплату или по блату. А импорта продовольствия в Россию практически не было.
Я не помню точно, кто был автором программы «Чеки „Урожай-90“», по-моему, сам министр сельского хозяйства России Кулик. Но суть программы заключалась в том, чтобы найти способ предотвратить уход на колхозные рынки произведенного в России продовольствия. Как и чем стимулировать сельских производителей продавать продукты государству по низким закупочным ценам? Надо было как-то заинтересовать производителей пополнять закрома государства, а не гнаться за прибылью на рынке. Другого способа кормить городское население и поставлять продукты в магазины не было. Все магазины оставались собственностью государства и зависели только от централизованных поставок продовольствия.
Вот и придумали способ поощрения за проданное стране продовольствие: тем, кто продавал сельхозпродукцию за государственную цену, стали выдавать специальные чеки «Урожай-90». Владельцу таких чеков предоставлялось право отовариться в специальных магазинах самыми дефицитными товарами народного потребления: одеждой, обувью, телевизорами, швейными машинами, видеомагнитофонами и т.д. Заметьте — предоставлялось только право, но не сами деньги на эти покупки. Это обстоятельство важно запомнить для дальнейшего понимания ситуации.
Поскольку таких промышленных товаров в стране тоже не было, их надо было срочно привезти из-за границы. И Горбачев лично пообещал Силаеву, только что назначенному премьером, выделить миллиард долларов для закупки дефицита за рубежом централизованно для поощрения российских сельских работников.
На основании этих решений были изготовлены сотни тысяч, а может и миллионы, чеков «Урожай-90», которые стали раздавать в сельскохозяйственных районах России во всех закупочных пунктах продовольствия.
И вот сегодня, почти через девять месяцев с начала реализации программы, вдруг пришло известие из Кремля: Горбачев передумал и никаких денег Россия на эти цели не получит!
Но этим неприятности не ограничивались. Поскольку сами чеки были отпечатаны плохо и практически не защищены от подделок, где-то в Ростове их начали подделывать и штамповать в огромных количествах. Милиция задержала колонну грузовиков, доверху груженных поддельными чеками «Урожай-90», и это была только капля из моря напечатанных подделок! Фактически чеки, как настоящие, так и фальшивые, уже были на руках миллионов возмущенных граждан, а обещанных им товаров в специальных (закрытых) отделах магазинов так и не появилось. Назревал бунт, который, возможно (здесь я склонен был верить премьер-министру Силаеву) по задумке Кремля, должен был быть направлен против Ельцина и его нового правительства России.
— Мы решили обратиться к вам, российским кооператорам. Это единственный выход! Валюты у России нет. Но вы умеете ввозить товары без прямых закупок. Сформулируйте, что вам нужно от правительства, чтобы срочно привезти из-за границы товаров на миллиард долларов? — спросил меня Силаев.
— Нам многое понадобится! Лицензии на экспорт сырья и фонды на это сырье, чтобы превратить это в валюту и организовать бартер. Разрешение советской таможни на вывоз и ввоз… Нужны еще деньги — я имею в виду рубли, на которые мы сначала выкупим сырье у государства в долг, а потом возвратим. Нужен транспорт, который обеспечил бы перевозку экспорта и импорта. Да много еще чего понадобится! Я не могу сразу ответить.
— Готовьте постановление правительства, Артем Михайлович, я вам тут же все подпишу!
Потом состоялось расширенное совещание, на котором присутствовали известные тогда в России неправительственные организации и кооперативы: «Ант», фонд «Возрождение» Инкомбанк, «Менатеп» и многие другие, представленные банкиром Виноградовым, молодым начинающим бизнесменом Михаилом Ходорковским и знаменитым уже после дела о попытке экспорта советских танков Ряшенцевым из «Анта».
Я подготовил постановление правительства об участии кооперативов и негосударственных структур в программе «Урожай-90». Оно действительно было подписано в течение недели. И я искренне думал, что если там будет сказано выдать, разрешить, обеспечить, то это все будет выполнено. Какая наивность! Постановления России на службы, подчиненные СССР, в то время не действовали! Суверенитет России был тогда даже не провозглашен. Поэтому советская таможня, советская система транспорта и советские банки в открытую насмехались над формулировками, которые я включил в постановление. И, конечно, ничего из написанного нам не дали!
Я и не подозревал, что влезаю в программу, которая в последующие годы позволит представителям российской власти публично красть из своего же бюджета десятки миллиардов долларов США, а меня лично подведет под уголовное преследование, растянувшееся на долгих десять лет…
Павличенко был человеком абсолютно не из моего круга, и наши биографии разительно отличались друг от друга, как, впрочем, и все остальное — от понятий и моральных принципов внешнего вида. Я мало о нем знал. Но выбирать партнеров после того, как из кооператива «Техника» все сотрудники практически сбежали и сам он распущен, было просто не из кого.
По непроверенной информации, которую я получил позже, до знакомства со мной Павличенко спекулировал антиквариатом а также перепродавал автомашины, занимался валютой, фарцовкой и даже «ломкой» купюр у магазинов «Березка». К тому же, как мне рассказали потом, он был стукачом по кличке Песик, работавшим на Петровку, 38.
Тех, кого сдавал органам Павличенко, арестовывали, а ему самому всегда удавалось уходить от преследования милиции. К моменту нашей встречи он ни от кого не скрывался, имел прекрасную машину «Фольксваген-Пассат», что для Москвы считалось очень престижным.
Павличенко обладал по-настоящему собачьим чутьем. Только этим можно объяснить, что в самое тяжелое для меня время, когда крах казался неотвратимым, он забросил свой собственный доходный промысел и прибился ко мне. Когда мы зарегистрировали «Исток», я стал генеральным директором, а Павличенко — моим заместителем.
А «Исток» рос как на дрожжах. Вскоре мы уже крутили большие дела с заграницей. Надо сказать, что тогда еще вся внешняя торговля, а значит, и почти вся валюта оставалась в ведении двух советских организаций: Министерства внешней торговли СССР и загадочного ведомства ГКС. У этих организаций были сотни объединений, которые сами себе выдавали лицензии на экспорт сырья и импорт продукции. По многим контрактам они договаривались об отсрочках платежей. Эти долговые обязательства и составили в будущем огромные международные долги Советского Союза и России перед западными кредиторами.
Когда возникли перебои с зарплатой, обычные министерства потихоньку стали интересоваться внешней торговлей. До этого, например, Министерство по производству минеральных удобрений, производя на своих заводах продукции на полтора миллиарда долларов в год, этих валютных средств и в глаза не видело. Кто покупал удобрения на Западе? Почем покупал? — этого знать не знал даже сам министр по производству удобрений.
А валюты в стране не хватало все больше. И не надо было быть министром, чтобы понимать, насколько бездарно она тратилась. Только на поддержку братского кубинского режима Фиделя Кастро, например, ежегодно из бюджета СССР выделялось 365 миллионов долларов — по миллиону долларов в день!
Конечно, министр, как умный человек, все это прекрасно понимал. Поэтому он сам нашел меня, пригласил и говорит:
— Артем Михайлович, помогай! Давай будем продавать минеральные удобрения через вашу внешнеэкономическую ассоциацию «Исток»!
— Хорошо, — отвечаю, — но для этого, во-первых, надо иметь начальную валюту, которой у нас нет. И во-вторых, вы должны открыть свое представительство за рубежом, чтобы иметь прямые заказы. Ведь никто и никогда нам координаты покупателей из государственных внешторгов не раскроет. Их придется искать самим.
Министр обрадовался:
— Вот-вот, это то, что нужно! А валюты у меня много, может, вы у меня ее купите?
Я удивился:
— Как это?
— Очень просто, — говорит. — Мое министерство имеет право на распоряжение небольшой частью валютной выручки. У нас официальный курс — рубль двадцать пять копеек за доллар. Вы мне дадите по три рубля, и я вам продам, ну, допустим, миллиона три долларов.
В самом деле, если можно продать кооперативу удобрения, почему нельзя продать валюту? И мы купили у Министерства по производству минеральных удобрений три миллиона долларов за девять миллионов рублей.
Внешнеэкономическая ассоциация «Исток» была новой, поистине уникальной формой кооперативной деятельности. Как ни странно, ее придумал автор "Семнадцати мгновений
весны", писатель Юлиан Семенов. Он пробил такую ассоциацию в начале для себя. Мы пошли по его стопам вместе с российским отделением издательства журнала «Бурда-моден».
Идея Семенова была проста и гениальна: внешнеэкономической ассоциации в отличие от обычного кооператива позволялась внешнеторговая деятельность! Главное, чтобы в ее состав входили предприятия, продукцию которых вы собирались экспортировать.
Получалось, что нам предоставили права, о которых не могли даже мечтать ни министерства, ни сами предприятия-производители! Это было гениальным проявлением лоббизма, организованного Юлианом Семеновым. Разумеется, мы моментально приняли в ассоциацию «Исток» десятки самых разных предприятий — от нефтеперерабатывающих заводов до объединений по производству алюминия и минеральных удобрений. И на всю их продукцию нам полагались разрешения и лицензии на экспорт! Заметьте, настоящие, действующие лицензии Советского Союза, а не России. По законодательному праву Советского Союза!
Так издательство «Бурда-моден» одно время вообще было в числе главных экспортеров меди и металлургической продукции из СССР. Еще бы — журнал выписывала сама Раиса Максимовна Горбачева и лично ему покровительствовала. Это был настоящий рай вседозволенности, который закончился только через год.
Пока же, купив у Минудобрений три миллиона долларов, Павличенко был послан в Ниццу и в Монте-Карло, где он открыл счета в банке «Париба Монако» и офис для ассоциации «Исток» как представителя Министерства по производству минеральных удобрений. Поскольку российским фирмам не разрешалось иметь западный счет, мы пошли самым простым путем: купили французскую компанию, которую тут же переименовали в «Исток», и поставили директорами двух французов.
Теперь мы могли получать деньги во Франции, вертеть ими как угодно, и никаких разрешений ни от кого нам больше не требовалось! Ведь деньги шли на французскую фирму с названием «Исток».
Вскоре мы завезли в Россию огромное количество ширпотреба: магнитофонные кассеты, компьютерные диски, дисководы… Тогда все это было жутким дефицитом и давало огромную прибыль. Мы покупали кассеты по двадцать центов за штуку, а продавали по тридцать рублей — это вместо шестидесяти копеек, которые они нам стоили по курсу покупки валюты у Минудобрений. А в государственных магазинах или у фарцовщиков цены были и того выше — по пятьдесят рублей за кассету.
Мы снова стали торговать компьютерами, впервые в Россию привезли цветные копировальные машины, которые только-только появились на западном рынке. За эти чудеса техники нам переводили по безналу сумасшедшие деньги — по нескольку сотен тысяч рублей и больше. А на Западе мы платили за них оптом от тысячи долларов. Конечно, это были потрясающе прибыльные операции!
Очень скоро мы открыли еще одну внешнеэкономическую ассоциацию — «Биту». Это была первая в Москве частная валютная аптека, где на рубли продавались валютные лекарства. Раньше больные, у которых не было нужных лекарств, могли либо пытаться попасть в кремлевскую аптеку, что для обычного человека являлось делом почти невозможным, либо просто умирать. Теперь они могли пойти в «Биту» и дорого, но купить любое импортное лекарство. В том числе и по специальному заказу прямо из Франции.
Аптека обошлась нам в пятьсот тысяч долларов. Об этом нашем новом детище написали тогда все центральные газеты, а символическую ленточку во время открытия аптеки перерезал новый мэр Москвы Гавриил Попов…
В одном надо отдать должное моему заму: он устраивался в жизни очень быстро и с большим размахом, чего я в силу своего характера никогда не умел делать. Для меня деньги были побочным результатом выполненной работы, для него — смыслом существования. Это был абсолютно типичный представитель нарождающегося класса новых русских, о которых потом сложили столько анекдотов.
Не забывайте: шел только 1990 год! Никому и в страшном сне не мог тогда присниться скорый распад СССР и конец эры «строителей коммунизма». Богатые люди, теневики, опасаясь арестов и конфискаций, всячески скрывали свои миллионы, действуя по примеру незабвенного Александра Ивановича Корейко из «Золотого теленка».
А Павличенко был совсем другим. Признаки нового русского так и выпирали из него на каждом шагу. Помню, мы зашли с ним в какой-то ювелирный магазин в Монако, и он вдруг решил купить себе часы за сто восемьдесят тысяч долларов. Я говорю:
— Ну зачем они тебе? На эти деньги в Союзе можно содержать огромный офис!
— Нужно! — отвечает. — Я так хочу, что просто умираю! Они же такие дорогие!
Он купил «Блан Пэйн», знаменитые швейцарские часы, причем выбрал модель, выпускавшуюся в количестве десяти штук в год, ручной сборки! В паспорте было написано, что часы вечные, непромокаемые и антиударные. Разумеется, первое, что дальше сделал Павличенко, — пошел в них купаться. И когда он несколько раз нырнул в часах за сто восемьдесят тысяч долларов, стекло изнутри чуть запотело.
Павличенко тут же понес часы назад.
— Как это так! — возмущался он. — Что вы мне туфту подсунули, в натуре?!!
Часы немедленно забрали, а через полгода в Москву приехал представитель фирмы с новыми часами и целым кейсом дорогого французского шампанского для Павличенко.
В дополнение к часам Павличенко купил в Ницце роскошный БМВ, объяснив мне, что это лицо нашей фирмы и что он мечтал о такой машине всю сознательную жизнь. Вскоре появилась и частная вилла, записанная на «Исток», в которой поселилась его семья…
А я был от всего этого очень далек. Какая разница, что за часы на руке? Тем более что мои электронные идут вполне нормально и меня устраивают! Павличенко как-то буквально силой затащил меня в магазин и заставил купить «Ролекс» с золотым браслетом за двадцать семь тысяч долларов. И до сих пор эта вещь у меня одна из самых дорогостоящих.
Поскольку деньги лежали во французском «Истоке» и были абсолютно неподотчетны, мы могли делать с ними все, что угодно: покупать виллы, машины, яхты. И когда на нашем счете появилось много миллионов долларов, Павличенко свой шанс не упустил…
Люди Рича, которые занимались покупкой нефти и нефтепродуктов, сразу сообразили: наконец-то появилась замечательная лазейка, с помощью которой можно торговать в обход государства, а значит, вне всяких лимитов и отчетности! Поэтому они решили меня хорошенько обработать, чтобы клиент номер один не ушел на сторону…
Меня поселили в люксе престижной гостиницы «Меридиан» на Пикадилли. Арендовали яхту с оркестром и роскошным угощением, которая плавала по Темзе. Сняли несколько ночных клубов, где мне предлагали взять любую танцовщицу в номер: все уже было оплачено за счет фирмы…
Конечно, это очень подействовало на мою неокрепшую советскую психику, и вскоре я безоговорочно считал «Марк Рич» самой лучшей зарубежной фирмой всех стран и народов. Несколько дней я очень вкусно ел, пил, путешествовал, рыбачил на корабле, слушал оркестр, игравший в мою честь, и в итоге, конечно, контракт подписал.
Кроме того, вернувшись в Москву, я познакомил представителей Рича с товарищем Челинским, тогдашним министром хлебной промышленности России, и вскоре фирма «Марк Рич» уже меняла по бартеру российские нефтепродукты на аргентинское зерно, получая на этих операциях миллиардные прибыли.
«Исток» тоже процветал: у нас работало триста человек, оборот компании приближался к пятнадцати миллионам долларов, и это еще без огромного мазутного контракта, который тянул миллионов на тридцать-тридцать пять и был подписан с «Марк Рич».
Я по-прежнему не чувствовал себя миллионером и относился к этому абсолютно спокойно. И так же спокойно перестал ждать компенсации от Министерства финансов СССР в сто миллионов рублей, выигранных в арбитраже кооперативом «Техника». Вскоре мой старый кооператив просто прекратил свое существование, отдав все долги и медленно почив на своих увядших лаврах.
Бурбулис пригласил меня и Явлинского экспертами в неформальный совет при президенте Ельцине: мы встречались в его кабинете по воскресеньям и за рюмкой армянского коньяка свободно обсуждали многие важные вопросы…
При этом у меня даже не возникало мысли использовать свои связи для получения какой-то личной выгоды. Тогда мы все были просто единомышленниками и у нас был общий враг — советская система. Мы мечтали изменить ее, чтобы люди стали жить лучше. Вот именно так это и было, хотите — верьте, хотите — нет.
Помню поездку в Ленинград, где в Мариинском дворце меня встретил озабоченный Анатолий Собчак.
— Переезжай к нам! — с запалом сказал он. — Я тебя приглашаю стать председателем Ленгорисполкома и моим первым замом! Ты ведь потомственный петербуржец! Выделим квартиру сразу. Ну что, согласен?
Мне, конечно, польстило это предложение. Интересно, как это Собчак запомнил, что корни моих предков из Питера? Я очень давно и мимоходом об этом ему рассказал, когда мы куда-то летели в самолете…
Тем не менее я отказался и от этого предложения, потому что просто не мог больше представить себя на любой государственной службе. Нужна ли свободной птице клетка, пусть даже золотая?
Было в ту пору еще одно очень заманчивое предложение, которое я тоже отклонил. И последствия этого шага для Москвы даже трудно переоценить!
Гавриил Попов, только что назначенный Ельциным мэром столицы, вдруг попросил срочно приехать к нему домой. Он жил тогда в правом крыле здания Университета имени Ломоносова на Воробьевых горах. Представьте себе старомодную московскую коммуналку с интеллигентными жильцами: очень узкий коридор, три комнаты подряд, в воздухе специфический запах от давно не протираемых переплетов книг. А в комнате мэра обшарпанный диван, на котором мы едва разместились, древний стол, заваленный бумагами, и чай, поданный в разноцветных чашках без блюдец.
Меня нашли на какой-то международной выставке. Я мог быть где угодно, поэтому очень удивился, когда увидел своего помощника.
— Артем Михайлович! Что-то случилось… Вас срочно вызывают к премьер-министру! На час дня. Мы с ног сбились, чтобы вас найти!
Была половина первого. До Белого дома мы домчались за десять минут… Кроме премьера России Ивана Силаева в кабинете находились его первый заместитель Юрий Скоков, министр сельского хозяйства Анатолий Кулик и еще несколько чиновников. Сам Силаев выглядел ужасно. Его лицо было абсолютно белым, под цвет пышной копны седых волос. Он ходил по кабинету, время от времени хватаясь руками за голову.
— Артем Михайлович! Слушай, беда: Кремль решил свалить наше правительство! Первое правительство суверенной России. Нас просто подставили, как дураков!
Так я впервые услышал о программе «Урожай-90». Тогда, в середине 90-го года, в стране были только государственные продуктовые магазины с нарушенной системой поставок продуктов. Даже в Москве любые продовольственные товары доставались людям, простоявшим огромные очереди. Не говоря уже о периферии, где продовольственные товары из сети государственных магазинов просто исчезли. Качественные продукты продавались только на колхозных рынках или «из-под полы», с черного хода в магазины за переплату или по блату. А импорта продовольствия в Россию практически не было.
Я не помню точно, кто был автором программы «Чеки „Урожай-90“», по-моему, сам министр сельского хозяйства России Кулик. Но суть программы заключалась в том, чтобы найти способ предотвратить уход на колхозные рынки произведенного в России продовольствия. Как и чем стимулировать сельских производителей продавать продукты государству по низким закупочным ценам? Надо было как-то заинтересовать производителей пополнять закрома государства, а не гнаться за прибылью на рынке. Другого способа кормить городское население и поставлять продукты в магазины не было. Все магазины оставались собственностью государства и зависели только от централизованных поставок продовольствия.
Вот и придумали способ поощрения за проданное стране продовольствие: тем, кто продавал сельхозпродукцию за государственную цену, стали выдавать специальные чеки «Урожай-90». Владельцу таких чеков предоставлялось право отовариться в специальных магазинах самыми дефицитными товарами народного потребления: одеждой, обувью, телевизорами, швейными машинами, видеомагнитофонами и т.д. Заметьте — предоставлялось только право, но не сами деньги на эти покупки. Это обстоятельство важно запомнить для дальнейшего понимания ситуации.
Поскольку таких промышленных товаров в стране тоже не было, их надо было срочно привезти из-за границы. И Горбачев лично пообещал Силаеву, только что назначенному премьером, выделить миллиард долларов для закупки дефицита за рубежом централизованно для поощрения российских сельских работников.
На основании этих решений были изготовлены сотни тысяч, а может и миллионы, чеков «Урожай-90», которые стали раздавать в сельскохозяйственных районах России во всех закупочных пунктах продовольствия.
И вот сегодня, почти через девять месяцев с начала реализации программы, вдруг пришло известие из Кремля: Горбачев передумал и никаких денег Россия на эти цели не получит!
Но этим неприятности не ограничивались. Поскольку сами чеки были отпечатаны плохо и практически не защищены от подделок, где-то в Ростове их начали подделывать и штамповать в огромных количествах. Милиция задержала колонну грузовиков, доверху груженных поддельными чеками «Урожай-90», и это была только капля из моря напечатанных подделок! Фактически чеки, как настоящие, так и фальшивые, уже были на руках миллионов возмущенных граждан, а обещанных им товаров в специальных (закрытых) отделах магазинов так и не появилось. Назревал бунт, который, возможно (здесь я склонен был верить премьер-министру Силаеву) по задумке Кремля, должен был быть направлен против Ельцина и его нового правительства России.
— Мы решили обратиться к вам, российским кооператорам. Это единственный выход! Валюты у России нет. Но вы умеете ввозить товары без прямых закупок. Сформулируйте, что вам нужно от правительства, чтобы срочно привезти из-за границы товаров на миллиард долларов? — спросил меня Силаев.
— Нам многое понадобится! Лицензии на экспорт сырья и фонды на это сырье, чтобы превратить это в валюту и организовать бартер. Разрешение советской таможни на вывоз и ввоз… Нужны еще деньги — я имею в виду рубли, на которые мы сначала выкупим сырье у государства в долг, а потом возвратим. Нужен транспорт, который обеспечил бы перевозку экспорта и импорта. Да много еще чего понадобится! Я не могу сразу ответить.
— Готовьте постановление правительства, Артем Михайлович, я вам тут же все подпишу!
Потом состоялось расширенное совещание, на котором присутствовали известные тогда в России неправительственные организации и кооперативы: «Ант», фонд «Возрождение» Инкомбанк, «Менатеп» и многие другие, представленные банкиром Виноградовым, молодым начинающим бизнесменом Михаилом Ходорковским и знаменитым уже после дела о попытке экспорта советских танков Ряшенцевым из «Анта».
Я подготовил постановление правительства об участии кооперативов и негосударственных структур в программе «Урожай-90». Оно действительно было подписано в течение недели. И я искренне думал, что если там будет сказано выдать, разрешить, обеспечить, то это все будет выполнено. Какая наивность! Постановления России на службы, подчиненные СССР, в то время не действовали! Суверенитет России был тогда даже не провозглашен. Поэтому советская таможня, советская система транспорта и советские банки в открытую насмехались над формулировками, которые я включил в постановление. И, конечно, ничего из написанного нам не дали!
Я и не подозревал, что влезаю в программу, которая в последующие годы позволит представителям российской власти публично красть из своего же бюджета десятки миллиардов долларов США, а меня лично подведет под уголовное преследование, растянувшееся на долгих десять лет…
* * *
Я был в то время генеральным директором негосударственной внешнеэкономической ассоциации «Исток». Нашу новую структуру мы организовали вместе с Владимиром Павличенко в середине 1989 года, когда дело кооператива «Техника» еще ждало своего рассмотрения в арбитражном суде.Павличенко был человеком абсолютно не из моего круга, и наши биографии разительно отличались друг от друга, как, впрочем, и все остальное — от понятий и моральных принципов внешнего вида. Я мало о нем знал. Но выбирать партнеров после того, как из кооператива «Техника» все сотрудники практически сбежали и сам он распущен, было просто не из кого.
По непроверенной информации, которую я получил позже, до знакомства со мной Павличенко спекулировал антиквариатом а также перепродавал автомашины, занимался валютой, фарцовкой и даже «ломкой» купюр у магазинов «Березка». К тому же, как мне рассказали потом, он был стукачом по кличке Песик, работавшим на Петровку, 38.
Тех, кого сдавал органам Павличенко, арестовывали, а ему самому всегда удавалось уходить от преследования милиции. К моменту нашей встречи он ни от кого не скрывался, имел прекрасную машину «Фольксваген-Пассат», что для Москвы считалось очень престижным.
Павличенко обладал по-настоящему собачьим чутьем. Только этим можно объяснить, что в самое тяжелое для меня время, когда крах казался неотвратимым, он забросил свой собственный доходный промысел и прибился ко мне. Когда мы зарегистрировали «Исток», я стал генеральным директором, а Павличенко — моим заместителем.
А «Исток» рос как на дрожжах. Вскоре мы уже крутили большие дела с заграницей. Надо сказать, что тогда еще вся внешняя торговля, а значит, и почти вся валюта оставалась в ведении двух советских организаций: Министерства внешней торговли СССР и загадочного ведомства ГКС. У этих организаций были сотни объединений, которые сами себе выдавали лицензии на экспорт сырья и импорт продукции. По многим контрактам они договаривались об отсрочках платежей. Эти долговые обязательства и составили в будущем огромные международные долги Советского Союза и России перед западными кредиторами.
Когда возникли перебои с зарплатой, обычные министерства потихоньку стали интересоваться внешней торговлей. До этого, например, Министерство по производству минеральных удобрений, производя на своих заводах продукции на полтора миллиарда долларов в год, этих валютных средств и в глаза не видело. Кто покупал удобрения на Западе? Почем покупал? — этого знать не знал даже сам министр по производству удобрений.
А валюты в стране не хватало все больше. И не надо было быть министром, чтобы понимать, насколько бездарно она тратилась. Только на поддержку братского кубинского режима Фиделя Кастро, например, ежегодно из бюджета СССР выделялось 365 миллионов долларов — по миллиону долларов в день!
Конечно, министр, как умный человек, все это прекрасно понимал. Поэтому он сам нашел меня, пригласил и говорит:
— Артем Михайлович, помогай! Давай будем продавать минеральные удобрения через вашу внешнеэкономическую ассоциацию «Исток»!
— Хорошо, — отвечаю, — но для этого, во-первых, надо иметь начальную валюту, которой у нас нет. И во-вторых, вы должны открыть свое представительство за рубежом, чтобы иметь прямые заказы. Ведь никто и никогда нам координаты покупателей из государственных внешторгов не раскроет. Их придется искать самим.
Министр обрадовался:
— Вот-вот, это то, что нужно! А валюты у меня много, может, вы у меня ее купите?
Я удивился:
— Как это?
— Очень просто, — говорит. — Мое министерство имеет право на распоряжение небольшой частью валютной выручки. У нас официальный курс — рубль двадцать пять копеек за доллар. Вы мне дадите по три рубля, и я вам продам, ну, допустим, миллиона три долларов.
В самом деле, если можно продать кооперативу удобрения, почему нельзя продать валюту? И мы купили у Министерства по производству минеральных удобрений три миллиона долларов за девять миллионов рублей.
Внешнеэкономическая ассоциация «Исток» была новой, поистине уникальной формой кооперативной деятельности. Как ни странно, ее придумал автор "Семнадцати мгновений
весны", писатель Юлиан Семенов. Он пробил такую ассоциацию в начале для себя. Мы пошли по его стопам вместе с российским отделением издательства журнала «Бурда-моден».
Идея Семенова была проста и гениальна: внешнеэкономической ассоциации в отличие от обычного кооператива позволялась внешнеторговая деятельность! Главное, чтобы в ее состав входили предприятия, продукцию которых вы собирались экспортировать.
Получалось, что нам предоставили права, о которых не могли даже мечтать ни министерства, ни сами предприятия-производители! Это было гениальным проявлением лоббизма, организованного Юлианом Семеновым. Разумеется, мы моментально приняли в ассоциацию «Исток» десятки самых разных предприятий — от нефтеперерабатывающих заводов до объединений по производству алюминия и минеральных удобрений. И на всю их продукцию нам полагались разрешения и лицензии на экспорт! Заметьте, настоящие, действующие лицензии Советского Союза, а не России. По законодательному праву Советского Союза!
Так издательство «Бурда-моден» одно время вообще было в числе главных экспортеров меди и металлургической продукции из СССР. Еще бы — журнал выписывала сама Раиса Максимовна Горбачева и лично ему покровительствовала. Это был настоящий рай вседозволенности, который закончился только через год.
Пока же, купив у Минудобрений три миллиона долларов, Павличенко был послан в Ниццу и в Монте-Карло, где он открыл счета в банке «Париба Монако» и офис для ассоциации «Исток» как представителя Министерства по производству минеральных удобрений. Поскольку российским фирмам не разрешалось иметь западный счет, мы пошли самым простым путем: купили французскую компанию, которую тут же переименовали в «Исток», и поставили директорами двух французов.
Теперь мы могли получать деньги во Франции, вертеть ими как угодно, и никаких разрешений ни от кого нам больше не требовалось! Ведь деньги шли на французскую фирму с названием «Исток».
Вскоре мы завезли в Россию огромное количество ширпотреба: магнитофонные кассеты, компьютерные диски, дисководы… Тогда все это было жутким дефицитом и давало огромную прибыль. Мы покупали кассеты по двадцать центов за штуку, а продавали по тридцать рублей — это вместо шестидесяти копеек, которые они нам стоили по курсу покупки валюты у Минудобрений. А в государственных магазинах или у фарцовщиков цены были и того выше — по пятьдесят рублей за кассету.
Мы снова стали торговать компьютерами, впервые в Россию привезли цветные копировальные машины, которые только-только появились на западном рынке. За эти чудеса техники нам переводили по безналу сумасшедшие деньги — по нескольку сотен тысяч рублей и больше. А на Западе мы платили за них оптом от тысячи долларов. Конечно, это были потрясающе прибыльные операции!
Очень скоро мы открыли еще одну внешнеэкономическую ассоциацию — «Биту». Это была первая в Москве частная валютная аптека, где на рубли продавались валютные лекарства. Раньше больные, у которых не было нужных лекарств, могли либо пытаться попасть в кремлевскую аптеку, что для обычного человека являлось делом почти невозможным, либо просто умирать. Теперь они могли пойти в «Биту» и дорого, но купить любое импортное лекарство. В том числе и по специальному заказу прямо из Франции.
Аптека обошлась нам в пятьсот тысяч долларов. Об этом нашем новом детище написали тогда все центральные газеты, а символическую ленточку во время открытия аптеки перерезал новый мэр Москвы Гавриил Попов…
* * *
Попав первый раз за границу, Павличенко тут же вошел в контакт с владельцем банка «Париба Монако», и банкир через несколько недель выдал ему пластиковую кредитную карточку Master Card.В одном надо отдать должное моему заму: он устраивался в жизни очень быстро и с большим размахом, чего я в силу своего характера никогда не умел делать. Для меня деньги были побочным результатом выполненной работы, для него — смыслом существования. Это был абсолютно типичный представитель нарождающегося класса новых русских, о которых потом сложили столько анекдотов.
Не забывайте: шел только 1990 год! Никому и в страшном сне не мог тогда присниться скорый распад СССР и конец эры «строителей коммунизма». Богатые люди, теневики, опасаясь арестов и конфискаций, всячески скрывали свои миллионы, действуя по примеру незабвенного Александра Ивановича Корейко из «Золотого теленка».
А Павличенко был совсем другим. Признаки нового русского так и выпирали из него на каждом шагу. Помню, мы зашли с ним в какой-то ювелирный магазин в Монако, и он вдруг решил купить себе часы за сто восемьдесят тысяч долларов. Я говорю:
— Ну зачем они тебе? На эти деньги в Союзе можно содержать огромный офис!
— Нужно! — отвечает. — Я так хочу, что просто умираю! Они же такие дорогие!
Он купил «Блан Пэйн», знаменитые швейцарские часы, причем выбрал модель, выпускавшуюся в количестве десяти штук в год, ручной сборки! В паспорте было написано, что часы вечные, непромокаемые и антиударные. Разумеется, первое, что дальше сделал Павличенко, — пошел в них купаться. И когда он несколько раз нырнул в часах за сто восемьдесят тысяч долларов, стекло изнутри чуть запотело.
Павличенко тут же понес часы назад.
— Как это так! — возмущался он. — Что вы мне туфту подсунули, в натуре?!!
Часы немедленно забрали, а через полгода в Москву приехал представитель фирмы с новыми часами и целым кейсом дорогого французского шампанского для Павличенко.
В дополнение к часам Павличенко купил в Ницце роскошный БМВ, объяснив мне, что это лицо нашей фирмы и что он мечтал о такой машине всю сознательную жизнь. Вскоре появилась и частная вилла, записанная на «Исток», в которой поселилась его семья…
А я был от всего этого очень далек. Какая разница, что за часы на руке? Тем более что мои электронные идут вполне нормально и меня устраивают! Павличенко как-то буквально силой затащил меня в магазин и заставил купить «Ролекс» с золотым браслетом за двадцать семь тысяч долларов. И до сих пор эта вещь у меня одна из самых дорогостоящих.
Поскольку деньги лежали во французском «Истоке» и были абсолютно неподотчетны, мы могли делать с ними все, что угодно: покупать виллы, машины, яхты. И когда на нашем счете появилось много миллионов долларов, Павличенко свой шанс не упустил…
* * *
Конечно, некоторые атрибуты западной красивой жизни не могли не произвести на меня должного впечатления. Незабываемой оказалась моя первая поездка в Англию — я отправился туда для встречи с фирмой «Марк Рич», которая хотела закупить у нас мазут. Ее хозяин, миллиардер Жан Марк Рич, жил в Швейцарии, скрываясь от американского суда за неуплату налогов. Лично я никогда его не видел, хотя потом и у нас, и за рубежом часто писали, что мы с Ричем чуть ли не закадычные друзья.Люди Рича, которые занимались покупкой нефти и нефтепродуктов, сразу сообразили: наконец-то появилась замечательная лазейка, с помощью которой можно торговать в обход государства, а значит, вне всяких лимитов и отчетности! Поэтому они решили меня хорошенько обработать, чтобы клиент номер один не ушел на сторону…
Меня поселили в люксе престижной гостиницы «Меридиан» на Пикадилли. Арендовали яхту с оркестром и роскошным угощением, которая плавала по Темзе. Сняли несколько ночных клубов, где мне предлагали взять любую танцовщицу в номер: все уже было оплачено за счет фирмы…
Конечно, это очень подействовало на мою неокрепшую советскую психику, и вскоре я безоговорочно считал «Марк Рич» самой лучшей зарубежной фирмой всех стран и народов. Несколько дней я очень вкусно ел, пил, путешествовал, рыбачил на корабле, слушал оркестр, игравший в мою честь, и в итоге, конечно, контракт подписал.
Кроме того, вернувшись в Москву, я познакомил представителей Рича с товарищем Челинским, тогдашним министром хлебной промышленности России, и вскоре фирма «Марк Рич» уже меняла по бартеру российские нефтепродукты на аргентинское зерно, получая на этих операциях миллиардные прибыли.
«Исток» тоже процветал: у нас работало триста человек, оборот компании приближался к пятнадцати миллионам долларов, и это еще без огромного мазутного контракта, который тянул миллионов на тридцать-тридцать пять и был подписан с «Марк Рич».
Я по-прежнему не чувствовал себя миллионером и относился к этому абсолютно спокойно. И так же спокойно перестал ждать компенсации от Министерства финансов СССР в сто миллионов рублей, выигранных в арбитраже кооперативом «Техника». Вскоре мой старый кооператив просто прекратил свое существование, отдав все долги и медленно почив на своих увядших лаврах.
* * *
Очень солидным моральным капиталом были мои приятельские отношения со многими высокопоставленными персонами из демократов, которые пришли к власти. Я подружился с Гавриилом Поповым и покойным ныне Анатолием Собчаком. Отношения с премьером Силаевым, особенно после того, как я отказался стать министром внешнеэкономических связей России, тоже переросли в бескорыстную дружбу.Бурбулис пригласил меня и Явлинского экспертами в неформальный совет при президенте Ельцине: мы встречались в его кабинете по воскресеньям и за рюмкой армянского коньяка свободно обсуждали многие важные вопросы…
При этом у меня даже не возникало мысли использовать свои связи для получения какой-то личной выгоды. Тогда мы все были просто единомышленниками и у нас был общий враг — советская система. Мы мечтали изменить ее, чтобы люди стали жить лучше. Вот именно так это и было, хотите — верьте, хотите — нет.
Помню поездку в Ленинград, где в Мариинском дворце меня встретил озабоченный Анатолий Собчак.
— Переезжай к нам! — с запалом сказал он. — Я тебя приглашаю стать председателем Ленгорисполкома и моим первым замом! Ты ведь потомственный петербуржец! Выделим квартиру сразу. Ну что, согласен?
Мне, конечно, польстило это предложение. Интересно, как это Собчак запомнил, что корни моих предков из Питера? Я очень давно и мимоходом об этом ему рассказал, когда мы куда-то летели в самолете…
Тем не менее я отказался и от этого предложения, потому что просто не мог больше представить себя на любой государственной службе. Нужна ли свободной птице клетка, пусть даже золотая?
Было в ту пору еще одно очень заманчивое предложение, которое я тоже отклонил. И последствия этого шага для Москвы даже трудно переоценить!
Гавриил Попов, только что назначенный Ельциным мэром столицы, вдруг попросил срочно приехать к нему домой. Он жил тогда в правом крыле здания Университета имени Ломоносова на Воробьевых горах. Представьте себе старомодную московскую коммуналку с интеллигентными жильцами: очень узкий коридор, три комнаты подряд, в воздухе специфический запах от давно не протираемых переплетов книг. А в комнате мэра обшарпанный диван, на котором мы едва разместились, древний стол, заваленный бумагами, и чай, поданный в разноцветных чашках без блюдец.