Страница:
Теперь попробуем вызвать и наложить на созданную мной эфемерную карту заложенную в сознании такую же эфемерную схему… Как будто что-то получается, отзывается, но как-то нечетко… будто смотришь сквозь плоскую ледяную пластинку на другую такую же – не к чему привязаться, с реальной картой было бы все же проще… Стоп! Да вот же оно, есть! Мать вашу, есть, получилось!.. Я молодец. Я, честное слово, молодец! Как и в прошлый раз, я неожиданно вынырнул, даже скорее выпал, в «реальный мир» и вздрогнул от навалившейся со всех сторон темноты, лишь сейчас осознав, что там, в мире созданной мной карты, было светло. Н-да, так и с ума сойти недолго…
Из темноты тут же раздалось невежливое капитанское «ну?». И откуда узнал, дыханием я, что ли, себя выдал? Хамишь, однако, коллега. Ладно, хрен с тобой, я все равно молодец. Правда, вспотевший весь, словно стометровку пробежал.
– Нормально, есть контакт.
– Ну?!
– Ошибка вышла, – упустить такую возможность я не мог, – нам в другую сторону…
– Куда? – слегка упавшим голосом осведомился Сергей.
– В Уругвай, – скрыв тяжким вздохом смех, очень серьезно сообщил я. – Надо пересаживаться…
– …?!
Интересно, у него Уругвай с этим эпитетом ассоциируется? Или просто расстроился мужик?
Выждав еще с полминуты (пока делал несколько жадных глотков из фляжки – пить отчего-то хотелось ужасно), я покаялся в том, что в Южную Америку нам пока не надо. Как-нибудь в другой раз. Инки с аптеками, то есть, ацтеками, типа, подождут.
Капитан, конечно, обиделся, возможно, даже сильно – я в темноте не видел. Зато слышал – в «Альфе», оказывается, тоже ругаться умеют.
«Урегулировав» недоразумение, я не спеша обрисовал Сереге картину. Сходить нам, в принципе, не надо – конечно, если состав действительно идет в сторону Одессы. Поскольку, перефразируя Володю Высоцкого, «а нам туда и надо». Может, и не в саму Южную Пальмиру, но куда-то в том направлении – точно. Разберемся, чего там… Я вот тоже, когда первый раз на Аравийский полуостров попал… впрочем, извиняюсь, это я снова от избытка чувств лишнего сболтнул.
На этой оптимистичной ноте мы и решили отправиться на боковую, тем более что вернулся отдежуривший свое Вовчик и «на пост» заступил заспанный и вполголоса матерящий «этих недобитых коммуняк-энкавэдистов» Штырь, а это означало, что скоро одному из нас предстоит его сменить…
ГЛАВА 14
ГЛАВА 15
Из темноты тут же раздалось невежливое капитанское «ну?». И откуда узнал, дыханием я, что ли, себя выдал? Хамишь, однако, коллега. Ладно, хрен с тобой, я все равно молодец. Правда, вспотевший весь, словно стометровку пробежал.
– Нормально, есть контакт.
– Ну?!
– Ошибка вышла, – упустить такую возможность я не мог, – нам в другую сторону…
– Куда? – слегка упавшим голосом осведомился Сергей.
– В Уругвай, – скрыв тяжким вздохом смех, очень серьезно сообщил я. – Надо пересаживаться…
– …?!
Интересно, у него Уругвай с этим эпитетом ассоциируется? Или просто расстроился мужик?
Выждав еще с полминуты (пока делал несколько жадных глотков из фляжки – пить отчего-то хотелось ужасно), я покаялся в том, что в Южную Америку нам пока не надо. Как-нибудь в другой раз. Инки с аптеками, то есть, ацтеками, типа, подождут.
Капитан, конечно, обиделся, возможно, даже сильно – я в темноте не видел. Зато слышал – в «Альфе», оказывается, тоже ругаться умеют.
«Урегулировав» недоразумение, я не спеша обрисовал Сереге картину. Сходить нам, в принципе, не надо – конечно, если состав действительно идет в сторону Одессы. Поскольку, перефразируя Володю Высоцкого, «а нам туда и надо». Может, и не в саму Южную Пальмиру, но куда-то в том направлении – точно. Разберемся, чего там… Я вот тоже, когда первый раз на Аравийский полуостров попал… впрочем, извиняюсь, это я снова от избытка чувств лишнего сболтнул.
На этой оптимистичной ноте мы и решили отправиться на боковую, тем более что вернулся отдежуривший свое Вовчик и «на пост» заступил заспанный и вполголоса матерящий «этих недобитых коммуняк-энкавэдистов» Штырь, а это означало, что скоро одному из нас предстоит его сменить…
ГЛАВА 14
Дежурить мне выпало в самое гиблое и нелюбимое большинством людей нашей профессии время – перед самым рассветом, в так называемый «час быка» – в «собачье время» по-нашему.
Впрочем, дежурить именно в это время я вызвался сам – не поверите, но мне по-настоящему хорошо думается именно в этот предутренний час – вот такая у меня есть странная, но полезная в нашем деле особенность. А подумать и проанализировать было что…
Будить меня не пришлось – по старой привычке я проснулся за несколько минут до положенного срока, поднялся с лавки и, стараясь не упасть от тряски раскачивающейся из стороны в сторону платформы, выбрался из приютившего нас автомобиля.
Сидящий у невысокого бортика платформы Штырь, дежуривший передо мной, обернулся и, приветственно кивнув, встал. Передав мне выключенный «ночник» и непривычно длинный за счет прикрученного глушителя «Кипарис», он сильно, до хруста, потянулся.
– Доброе утро. Присаживайтесь. – Боец кивнул на кучу какой-то ветоши – и где он только ее раздобыл? – Жестковато, конечно, но сидеть можно.
– Как оно? Тихо?
– Угу. – Штырь аппетитно зевнул и, покопавшись в кармане, протянул мне измятую пачку, в которой осталось всего две сигареты. – Так тихо, что у меня от грохота уши опухли. Нарушайте на здоровье. Тут как раз до утра…
Благодарно кивнув (с сигаретами у всех уже было туго), я устроился поудобнее, положил на колени автомат и, не включая прибора ночного видения, осмотрелся, привычно намечая наиболее приметные ориентиры: темный горб второй автомашины да закрепленный на двух соседних платформах груз.
Все было спокойно, и я решился закурить, привычно пряча уголек сигареты в ладони. В том, что отправившийся спать Штырь прав, я нисколько не сомневался: прятаться тут было совершенно не от кого, а значит, можно было спокойно нарушить устав караульной службы, запрешающий, как известно, курить на боевом посту. Да и «гнездо» мои предшественники расположили идеально – профессионалы, что говорить! Докурив, я все-таки включил «ночник» и пробежался по намеченным ранее ориентирам. Не заметив ничего подозрительного, сдвинул детище бельгийских мастеров на лоб и задумался, покачиваясь в такт движению и не забывая, впрочем, поглядывать в готовую уступить место приближающемуся утру ночь.
Итак, пока что все не так уж плохо – даже с учетом нашего «дорожного» приключения. Спалиться-то мы, конечно, спалились, но кто знает, не было б еще хуже, успей мы сунуться в город. Одно дело с двумя ментами справиться, другое – вступить в открытый огневой контакт (с нашими-то малошумными «пукалками» для ближнего боя, ха!) с превосходящими силами местных правоохранителей или «госбезов». Впрочем, ладно, в очередной раз замнем для ясности и поразмыслим о куда более приятных материях.
Для выполнения любого задания нужно знать, по большому счету, только две вещи: что делать (знаем) и где делать (ну… разберемся на месте). Все остальные сведения и средства достижения цели профессионал сумеет добыть «по ходу дела» – на то он и профессионал. Осталась, можно сказать, самая малость – собственно, добраться и сделать. Не так и сложно вроде бы…
Только вот на отрезке между этими двумя понятиями срезается и зачастую гибнет немалая часть боевых групп.
Это, так сказать, общности. А теперь перейдем к частностям. Положительным и не очень. Из явных плюсов у нас четко сформулированная боевая задача, кое-какое оружие, родной спецназовский профессионализм и более-менее сработавшаяся группа из четырех боевых единиц. Кстати, об оружии: как ни прискорбно, но с так и не опробованным «Штурмгевером», похоже, придется расстаться – таскать эту железяку и дальше становилось накладно. Жаль, конечно, один подъем из затопленной шахты «Вервольфа» чего стоит; да и вообще – хорошо бы иметь среди нашего вооружения хоть один более-менее мощный «ствол», но… Мы все-таки не за линией фронта и не на территории государства, находящегося с нами в состоянии войны, – операция наша, как ни крути, «тихая» и открыто разгуливать с автоматом я себе позволить не могу. Хотя прихваченный в бункере полный цинк патронов мог бы нам здорово пригодиться – носимым боекомплектом к своим «пээсэсам» и «кипарисам» мои союзники похвастать не могли. Да уж, ситуация – просто сюжет для фельетона или какой-нибудь другой «шутки юмора»: столько времени проносить с собой оружие и в итоге просто оставить его, даже не приведя в боевую готовность! Дурдом…
Ну а из минусов у нас – полное отсутствие еды (оставшаяся банка консервов не в счет) и лишь теоретически известный маршрут движения, не подкрепленный знанием реальной местности. Вот и все, пожалуй.
Остальное, опять же, общности, будь они дважды и трижды неладны!
Прерывая мои размышления, платформа ощутимо дернулась, вдоль всего состава грохотнули сцепки – поезд замедлял ход, явно готовясь к остановке. Вдали замелькали огни, в предутренней дымке проступили темные контуры каких-то зданий, и, наконец, мимо проплыла укрепленная над пустынным в этот час («без четверти пять» – отметил я, автоматически взглянув на часы) перроном табличка: «Котовск». Что ж, все верно, значит, мы с капитаном не ошиблись – состав идет в Одессу, поскольку, направляйся он куда-нибудь в сторону Кировограда или Днепропетровска, мы бы уже ехали совсем по другой ветке, гораздо восточнее. Значит, опять свезло – настолько, что это уже начинает вызывать у меня определенные опасения из серии «как бы чего не вышло». Когда все идет слишком хорошо, начинаешь, как известно, ждать какой-то каверзы. Особенно будет обидно, если замеченные при посадке контейнеры на самом деле поедут в Одессу, а «наши» грузовики будут сгружать здесь – вот вам и обещанная каверза. Ладно, может, и пронесет…
Пронесло! Оставив пассажирский перрон позади, состав прогрохотал на стрелке и, протянув на малом ходу еще пару километров, начал вновь набирать скорость. Ну и славненько. А вот диспозицию уже пора менять – светает.
Поднявшись с насиженного места и закинув свое импровизированное сиденье в угол платформы, я полез в кузов, едва не столкнувшись при этом с собравшимся наружу капитаном:
– Что там?
– Котовск, – лаконично сообщил я, забираясь в кузов, усаживаясь на лавку и с наслаждением вытягивая ноги. – Едем в Одессу, тут другой крупной ветки все равно нет.
– Неплохо. – Сергей отогнул край брезента и осторожно выглянул наружу. – Ого, скоро совсем рассветет!
– Ага, утро уже, – откровенно зевнул я. – Если смываться, то прямо сейчас, потом не получится. Как думаешь?
– Может, рискнуть? – Особой уверенности в капитанском голосе я не почувствовал. – Нарвемся на кого – шухер будет…
– Согласен. – Стянув с головы ненужный больше «ночник», я протянул Сергею автомат и самым наглым образом разлегся на скамье. – Садись, не маячь, нам еще ехать и ехать, так что расслабься пока. Давай-ка мы сначала доедем, а там уж будем решать, что и как дальше делать.
– О'кей. – Капитан опустился на скамью с явным намерением подежурить.
Вот и правильно, коллега, очень актуальное решение, а я пока подремлю.
Впрочем, благие намерения, как известно, существуют исключительно для того, чтобы ни в коем случае не сбываться. Или сбываться совсем не так, как ожидается, заводя намеревающегося в одно не слишком хорошее место.
И эта жизненная мудрость конечно же подтвердилась и на сей раз…
Проснулся я от непривычной после стольких часов дорожного грохота тишины. Сквозь щели в брезентовом тенте пробивался яркий дневной свет, и я машинально посмотрел на часы – половина десятого. Да я, оказывается, неплохо поспал!
Приподнявшись, я огляделся. Коллеги в полном составе стояли возле заднего борта, внимательно высматривая что-то снаружи. Интересно! Что за станция такая, Бологое иль…
Заметив, что я уже проснулся, капитан призывно кивнул, приглашая меня присоединиться, и, как только я подошел, тихонько проинформировал:
– Раздельная, название видел, когда вокзал проезжали. Я думал, мимо пройдем, как в Котовске, но нас почему-то на запасной путь отогнали, так что особо не высовывайся.
Я кивнул и, отодвинув в сторону Вовчика, осторожно выглянул. Обзор был не очень, но кое-что рассмотреть можно. Да, похоже, Серега прав: типичные запасные пути, обязательный атрибут любой мало-мальски крупной железнодорожной станции. Последний приют списанных вагонов и, если верить одной старой песне, место тайной парковки наших бронепоездов – несколько приземистых зданий с давным-давно лишившимися стекол окнами, ржавая электричка на подъездных путях, нависший над рельсами арочный кран…
Ну и зачем нас сюда загнали? Не самое подходящее место для транзитного состава, следующего в областной центр. Странно.
B следующую минуту мы получили ответ – рядом с «нашей» платформой громко захрустел гравий под чьими-то подошвами, и да нас донесся недовольный голос:
– Ты что, этих начальничков не знаешь? Они, б…, хоть когда-то хоть что-то объясняют? Я их спрашиваю: «Какого х…, мол?», а они мне: «Тебе что, партбилет надоел? Много знать хочешь? На выходной отметке проходи стрелку и загоняй состав на двенадцатый, б…». А у нас теперь весь график на х… летит, значит, перед Выгодой опять, б…, час ждать будем, пока они нас со встречными поразведут. Тебе-то ладно, не твоя смена, а мне… Уроды, б…!
– Опять небось намудрили чего-то, – подал голос собеседник невидимого матерщинника, нервно чиркающего спичками. – Помнишь, как весной было? Ну, когда спецсостав ихний на разъезде не туда свернул, и пришлось ему «зеленый семафор» до самой Одессы по-новому делать? Тогда целых три состава в отстойники отвели.
Поклонник ненормативной лексики шумно высморкался и разразился новой тирадой, на сей раз сплошь матерной, с упоминанием уже не только женщин легкого поведения и всем известного адреса, но и куда более заковыристых понятий. Суть выступления (в более литературном переводе конечно) сводилась к тому, что ему глубоко плевать на все проблемы этих самых «начальников» и их спецпоезда, из-за которых он, второй машинист Петрович, потом получит по голове от уже своего начальника, потеряет премию и вообще создаст аварийно-опасную ситуацию на перегоне Раздельная – Выгода – Одесса-товарная. Ну, молодец, мужик, вот это слог, аж послушать приятно!
А если серьезно, то огромное тебе спецназовское спасибо, товарищ «второй машинист Петрович» – и за то, что остановился перекурить именно в этом месте, и за поистине ценнейшую информацию! Боюсь, что в отличие от тебя мы очень хорошо догадываемся о причине всех твоих нынешних проблем.
Потому что, скорее всего, это по нашей вине тебе пришлось поломать свой путевой (или как он там у вас называется) график. И это нас ищут неведомые «начальнички»… Но ты не переживай, Петрович, мы тебя не подставим, поскольку не собираемся доставлять им удовольствия личного с нами знакомства. Считай, что нас здесь уже нет и никогда не было!
Гравий под ногами вновь захрустел, однако теперь шаги удалялись – машинист-матерщинник и его собеседник уходили в сторону «хвоста» поезда. Пора и нам тоже куда-нибудь удалиться. Быстро и по-английски.
Хотя, конечно, хрен его знает, как там ихний английский SAS[14] удаляется.
Так же, как и мы, наверное..
– Давай! – Капитан хлопнул Штыря по спине, приказывая двигаться. – Ну, с богом. Пошли потихоньку.
Боец поднырнул под заранее отшпиленный от борта брезент и спустя миг был уже внизу, на грязных, пропитанных застарелым мазутом досках настила. Еще через секунду в борт легонько стукнули: осмотревшийся Штырь показывал, что мы тоже можем выходить. Вторым пошел Вовчик, затем капитан, принявший снаружи мою сумку и… многострадальный автомат. Ну не в кузове ж его бросать – тогда уж проще записку оставить: «Мы тут были, ФИО, звание, должность, дата, подпись». Я покинул кузов последним.
Мягко приземлившись на четвереньки, растянулся рядом с Сергеем и осторожно огляделся. Вроде тихо, да и Вовчик со Штырем, каждый около своего борта, грамотно контролируют пустынный периметр, но торчать во весь рост все равно не стоит.
– Штырь, вниз! – Выполняющий сегодня роль первопроходца боец в одно движение перевалился через борт и, негромко шебуршнув гравием, перекатился под платформу. Вовчик, уже без предупреждения, сиганул следом; затем, хоть и не так грациозно, спустились мы с капитаном и сумкой.
Прощай, паровоз, стучи колесами в Одессу без нас – мы, как говорил один исторический персонаж, наверняка по-прежнему весьма популярный в этом мире, «пойдем другим путем»… хотя и в том же направлении.
Добраться до замеченного из кузова здания было уже делом техники: напарники мне попались что надо, и сто метров открытого пространства мы преодолели красиво, как на учениях. Внутри огромного, площадью не в одну сотню метров помещения ничего интересного не было. Полуразобранный пассажирский вагон на оканчивающихся тупиком рельсах, кучи какого-то ржавого хлама по углам, подвесной кран под высоким потолком – и почти забытое за годы нашего доморощенного капитализма ощущение родной безалаберности, когда «все вокруг было народное, все вокруг ничье»…
Хорошее вроде бы место для засады или «пересиживания» облавы, только вот какая-то мысль никак не давала мне покоя, не увязывалась в сознании в единое целое. Что-то было неправильно, совсем не так, как должно было быть. Но вот что, я пока понять не мог…
– Глянь, коллега, – обозревающий окрестности через щель в стене капитан обернулся ко мне, – похоже, начинается.
Я «глянул» – снаружи и на самом деле произошли кое-какие изменения. Возле застывшего на путях поезда более не было безлюдно – в сторону тепловоза быстрым шагом, почти бегом, шли три человека. Двое из них, насколько я понимал, были теми самыми, уже заочно знакомыми нам, машинистами, а вот кто такой третий – я не знал, однако вел он себя явно как начальник – размахивал руками и, подталкивая работяг в спины, что-то говорил. Услышать, что именно, с такого расстояния, конечно, было нельзя, но, похоже, отчитывал мужиков за то, что они самовольно отлучились от тепловоза.
Машинисты покорно дотопали до локомотива и, взобравшись по лесенке наверх, скрылись в кабине. Спустя минуту над покатой крышей поднялось облако дыма, вдоль состава прошла короткая судорога и он медленно тронулся с места, постепенно разгоняясь все быстрее и быстрее… Опаньки! Ускользающая до сего момента мысль неожиданно оформилась, сложившись наконец во вполне четкую картинку… Я повернулся к Сергею:
– Надо уходить. Очень быстро. Хотя, наверное, уже поздно…
– Почему? – не понял капитан. – Из-за поезда? Ну, обидно, конечно, но…
– Сегодня среда, коллега, рабочий день, – на долгие объяснения не было времени, и я, продолжая говорить, лихорадочно расстегивал сумку, нашаривая внутри запасные обоймы к «Глоку» и принесенные из бункера гранаты, – а вокруг ни одного человека. Никто и не собирался осматривать поезд, нас просто хотели выманить наружу. Сюда выманить, Сережа!
– Они что – знали, что мы на этом поезде? – Профессионализм все-таки взял верх над недоверием, и в руках капитана появился «Кипарис». «Въехавшие в тему» ребята тоже вытащили оружие.
– Может, и знали, а может, только предполагали, – бросив полный сожаления взгляд на бесполезный «Штурмгевер», я запихнул в карманы парочку гранат и кивнул «альфовцам» на три оставшиеся: «берите, мол». – Решили загонять сюда все ночные транзитные через Винницу составы и наблюдать. Чтобы понять, что мы постараемся скрыться перед досмотром поезда, не надо быть гением.
– Но как?! – Капитан уже поверил мне и подобрался, готовясь к бою, однако по инерции еще продолжал сомневаться.
– Да откуда мне знать? Может, у них там куча скрытых камер вокруг «Вервольфа», или кто-то видел нас с ментами на дороге, или потом, когда мы через пригород шли… не знаю. – Я засунул «Глок» за ремень и теперь пытался припомнить, нет ли в сумке еще чего-то, что может понадобиться в ближайшее время. – Может быть, тут тотальная слежка!
– Или спутник над бункером постоянно висит, – не то всерьез, не то шутя вставил Вовчик, опуская сектор предохранителя трофейного АКСУ на автоматический огонь. – Если б у дедушки Сталина были такие технологии, жить нам сейчас во Всемирном Совке от Антарктиды до Арктики. Товарищ майор дело говорит, переиграли нас…
И словно в ответ на его пессимистическое заявление снаружи донесся искаженный громкоговорителем голос:
– Внимание! Территория окружена. Мы знаем, что вы здесь. И мы знаем, кто вы и откуда. Вы нужны нам, живыми. Предлагаем выходить по одному, держа оружие над головой на вытянутых руках. Вам будет гарантировано нормальное отношение и непредвзятое расследование. За вами…
Едва слышный, на самом пределе чувствительности человеческого уха, шорох, донесшийся откуда-то со стороны старого вагона, мы со Штырем уловили одновременно, так что окончание последней фразы навсегда осталось для нас секретом.
Наши супротивники – уж не знаю, случайно или и вправду догадываясь, кто мы, – избрали единственно верную, учитывая нашу специальность и боевую квалификацию, в данной ситуации тактику: отвлечь на несколько секунд внимание и напасть первыми. Приходилось, видать, со спецназом дело иметь; знали, гады, что эти секунды – единственное, что у них будет…
А потом слушать стало уже некогда.
Теряющиеся в пыльной полутьме углы огромного помещения хлопнули в нашу сторону выпущенными из подствольников дымовыми гранатами, и из-за вагона ломанулись затянутые в темный камуфляж, отблескивающие широкими стеклами противогазных масок фигуры.
И – понеслось, завертелось все по-взрослому.
Потому что сдаваться и испытывать на себе «нормальное отношение и непредвзятое расследование» нам отчего-то сильно не хотелось…
Впрочем, дежурить именно в это время я вызвался сам – не поверите, но мне по-настоящему хорошо думается именно в этот предутренний час – вот такая у меня есть странная, но полезная в нашем деле особенность. А подумать и проанализировать было что…
Будить меня не пришлось – по старой привычке я проснулся за несколько минут до положенного срока, поднялся с лавки и, стараясь не упасть от тряски раскачивающейся из стороны в сторону платформы, выбрался из приютившего нас автомобиля.
Сидящий у невысокого бортика платформы Штырь, дежуривший передо мной, обернулся и, приветственно кивнув, встал. Передав мне выключенный «ночник» и непривычно длинный за счет прикрученного глушителя «Кипарис», он сильно, до хруста, потянулся.
– Доброе утро. Присаживайтесь. – Боец кивнул на кучу какой-то ветоши – и где он только ее раздобыл? – Жестковато, конечно, но сидеть можно.
– Как оно? Тихо?
– Угу. – Штырь аппетитно зевнул и, покопавшись в кармане, протянул мне измятую пачку, в которой осталось всего две сигареты. – Так тихо, что у меня от грохота уши опухли. Нарушайте на здоровье. Тут как раз до утра…
Благодарно кивнув (с сигаретами у всех уже было туго), я устроился поудобнее, положил на колени автомат и, не включая прибора ночного видения, осмотрелся, привычно намечая наиболее приметные ориентиры: темный горб второй автомашины да закрепленный на двух соседних платформах груз.
Все было спокойно, и я решился закурить, привычно пряча уголек сигареты в ладони. В том, что отправившийся спать Штырь прав, я нисколько не сомневался: прятаться тут было совершенно не от кого, а значит, можно было спокойно нарушить устав караульной службы, запрешающий, как известно, курить на боевом посту. Да и «гнездо» мои предшественники расположили идеально – профессионалы, что говорить! Докурив, я все-таки включил «ночник» и пробежался по намеченным ранее ориентирам. Не заметив ничего подозрительного, сдвинул детище бельгийских мастеров на лоб и задумался, покачиваясь в такт движению и не забывая, впрочем, поглядывать в готовую уступить место приближающемуся утру ночь.
Итак, пока что все не так уж плохо – даже с учетом нашего «дорожного» приключения. Спалиться-то мы, конечно, спалились, но кто знает, не было б еще хуже, успей мы сунуться в город. Одно дело с двумя ментами справиться, другое – вступить в открытый огневой контакт (с нашими-то малошумными «пукалками» для ближнего боя, ха!) с превосходящими силами местных правоохранителей или «госбезов». Впрочем, ладно, в очередной раз замнем для ясности и поразмыслим о куда более приятных материях.
Для выполнения любого задания нужно знать, по большому счету, только две вещи: что делать (знаем) и где делать (ну… разберемся на месте). Все остальные сведения и средства достижения цели профессионал сумеет добыть «по ходу дела» – на то он и профессионал. Осталась, можно сказать, самая малость – собственно, добраться и сделать. Не так и сложно вроде бы…
Только вот на отрезке между этими двумя понятиями срезается и зачастую гибнет немалая часть боевых групп.
Это, так сказать, общности. А теперь перейдем к частностям. Положительным и не очень. Из явных плюсов у нас четко сформулированная боевая задача, кое-какое оружие, родной спецназовский профессионализм и более-менее сработавшаяся группа из четырех боевых единиц. Кстати, об оружии: как ни прискорбно, но с так и не опробованным «Штурмгевером», похоже, придется расстаться – таскать эту железяку и дальше становилось накладно. Жаль, конечно, один подъем из затопленной шахты «Вервольфа» чего стоит; да и вообще – хорошо бы иметь среди нашего вооружения хоть один более-менее мощный «ствол», но… Мы все-таки не за линией фронта и не на территории государства, находящегося с нами в состоянии войны, – операция наша, как ни крути, «тихая» и открыто разгуливать с автоматом я себе позволить не могу. Хотя прихваченный в бункере полный цинк патронов мог бы нам здорово пригодиться – носимым боекомплектом к своим «пээсэсам» и «кипарисам» мои союзники похвастать не могли. Да уж, ситуация – просто сюжет для фельетона или какой-нибудь другой «шутки юмора»: столько времени проносить с собой оружие и в итоге просто оставить его, даже не приведя в боевую готовность! Дурдом…
Ну а из минусов у нас – полное отсутствие еды (оставшаяся банка консервов не в счет) и лишь теоретически известный маршрут движения, не подкрепленный знанием реальной местности. Вот и все, пожалуй.
Остальное, опять же, общности, будь они дважды и трижды неладны!
Прерывая мои размышления, платформа ощутимо дернулась, вдоль всего состава грохотнули сцепки – поезд замедлял ход, явно готовясь к остановке. Вдали замелькали огни, в предутренней дымке проступили темные контуры каких-то зданий, и, наконец, мимо проплыла укрепленная над пустынным в этот час («без четверти пять» – отметил я, автоматически взглянув на часы) перроном табличка: «Котовск». Что ж, все верно, значит, мы с капитаном не ошиблись – состав идет в Одессу, поскольку, направляйся он куда-нибудь в сторону Кировограда или Днепропетровска, мы бы уже ехали совсем по другой ветке, гораздо восточнее. Значит, опять свезло – настолько, что это уже начинает вызывать у меня определенные опасения из серии «как бы чего не вышло». Когда все идет слишком хорошо, начинаешь, как известно, ждать какой-то каверзы. Особенно будет обидно, если замеченные при посадке контейнеры на самом деле поедут в Одессу, а «наши» грузовики будут сгружать здесь – вот вам и обещанная каверза. Ладно, может, и пронесет…
Пронесло! Оставив пассажирский перрон позади, состав прогрохотал на стрелке и, протянув на малом ходу еще пару километров, начал вновь набирать скорость. Ну и славненько. А вот диспозицию уже пора менять – светает.
Поднявшись с насиженного места и закинув свое импровизированное сиденье в угол платформы, я полез в кузов, едва не столкнувшись при этом с собравшимся наружу капитаном:
– Что там?
– Котовск, – лаконично сообщил я, забираясь в кузов, усаживаясь на лавку и с наслаждением вытягивая ноги. – Едем в Одессу, тут другой крупной ветки все равно нет.
– Неплохо. – Сергей отогнул край брезента и осторожно выглянул наружу. – Ого, скоро совсем рассветет!
– Ага, утро уже, – откровенно зевнул я. – Если смываться, то прямо сейчас, потом не получится. Как думаешь?
– Может, рискнуть? – Особой уверенности в капитанском голосе я не почувствовал. – Нарвемся на кого – шухер будет…
– Согласен. – Стянув с головы ненужный больше «ночник», я протянул Сергею автомат и самым наглым образом разлегся на скамье. – Садись, не маячь, нам еще ехать и ехать, так что расслабься пока. Давай-ка мы сначала доедем, а там уж будем решать, что и как дальше делать.
– О'кей. – Капитан опустился на скамью с явным намерением подежурить.
Вот и правильно, коллега, очень актуальное решение, а я пока подремлю.
Впрочем, благие намерения, как известно, существуют исключительно для того, чтобы ни в коем случае не сбываться. Или сбываться совсем не так, как ожидается, заводя намеревающегося в одно не слишком хорошее место.
И эта жизненная мудрость конечно же подтвердилась и на сей раз…
Проснулся я от непривычной после стольких часов дорожного грохота тишины. Сквозь щели в брезентовом тенте пробивался яркий дневной свет, и я машинально посмотрел на часы – половина десятого. Да я, оказывается, неплохо поспал!
Приподнявшись, я огляделся. Коллеги в полном составе стояли возле заднего борта, внимательно высматривая что-то снаружи. Интересно! Что за станция такая, Бологое иль…
Заметив, что я уже проснулся, капитан призывно кивнул, приглашая меня присоединиться, и, как только я подошел, тихонько проинформировал:
– Раздельная, название видел, когда вокзал проезжали. Я думал, мимо пройдем, как в Котовске, но нас почему-то на запасной путь отогнали, так что особо не высовывайся.
Я кивнул и, отодвинув в сторону Вовчика, осторожно выглянул. Обзор был не очень, но кое-что рассмотреть можно. Да, похоже, Серега прав: типичные запасные пути, обязательный атрибут любой мало-мальски крупной железнодорожной станции. Последний приют списанных вагонов и, если верить одной старой песне, место тайной парковки наших бронепоездов – несколько приземистых зданий с давным-давно лишившимися стекол окнами, ржавая электричка на подъездных путях, нависший над рельсами арочный кран…
Ну и зачем нас сюда загнали? Не самое подходящее место для транзитного состава, следующего в областной центр. Странно.
B следующую минуту мы получили ответ – рядом с «нашей» платформой громко захрустел гравий под чьими-то подошвами, и да нас донесся недовольный голос:
– Ты что, этих начальничков не знаешь? Они, б…, хоть когда-то хоть что-то объясняют? Я их спрашиваю: «Какого х…, мол?», а они мне: «Тебе что, партбилет надоел? Много знать хочешь? На выходной отметке проходи стрелку и загоняй состав на двенадцатый, б…». А у нас теперь весь график на х… летит, значит, перед Выгодой опять, б…, час ждать будем, пока они нас со встречными поразведут. Тебе-то ладно, не твоя смена, а мне… Уроды, б…!
– Опять небось намудрили чего-то, – подал голос собеседник невидимого матерщинника, нервно чиркающего спичками. – Помнишь, как весной было? Ну, когда спецсостав ихний на разъезде не туда свернул, и пришлось ему «зеленый семафор» до самой Одессы по-новому делать? Тогда целых три состава в отстойники отвели.
Поклонник ненормативной лексики шумно высморкался и разразился новой тирадой, на сей раз сплошь матерной, с упоминанием уже не только женщин легкого поведения и всем известного адреса, но и куда более заковыристых понятий. Суть выступления (в более литературном переводе конечно) сводилась к тому, что ему глубоко плевать на все проблемы этих самых «начальников» и их спецпоезда, из-за которых он, второй машинист Петрович, потом получит по голове от уже своего начальника, потеряет премию и вообще создаст аварийно-опасную ситуацию на перегоне Раздельная – Выгода – Одесса-товарная. Ну, молодец, мужик, вот это слог, аж послушать приятно!
А если серьезно, то огромное тебе спецназовское спасибо, товарищ «второй машинист Петрович» – и за то, что остановился перекурить именно в этом месте, и за поистине ценнейшую информацию! Боюсь, что в отличие от тебя мы очень хорошо догадываемся о причине всех твоих нынешних проблем.
Потому что, скорее всего, это по нашей вине тебе пришлось поломать свой путевой (или как он там у вас называется) график. И это нас ищут неведомые «начальнички»… Но ты не переживай, Петрович, мы тебя не подставим, поскольку не собираемся доставлять им удовольствия личного с нами знакомства. Считай, что нас здесь уже нет и никогда не было!
Гравий под ногами вновь захрустел, однако теперь шаги удалялись – машинист-матерщинник и его собеседник уходили в сторону «хвоста» поезда. Пора и нам тоже куда-нибудь удалиться. Быстро и по-английски.
Хотя, конечно, хрен его знает, как там ихний английский SAS[14] удаляется.
Так же, как и мы, наверное..
– Давай! – Капитан хлопнул Штыря по спине, приказывая двигаться. – Ну, с богом. Пошли потихоньку.
Боец поднырнул под заранее отшпиленный от борта брезент и спустя миг был уже внизу, на грязных, пропитанных застарелым мазутом досках настила. Еще через секунду в борт легонько стукнули: осмотревшийся Штырь показывал, что мы тоже можем выходить. Вторым пошел Вовчик, затем капитан, принявший снаружи мою сумку и… многострадальный автомат. Ну не в кузове ж его бросать – тогда уж проще записку оставить: «Мы тут были, ФИО, звание, должность, дата, подпись». Я покинул кузов последним.
Мягко приземлившись на четвереньки, растянулся рядом с Сергеем и осторожно огляделся. Вроде тихо, да и Вовчик со Штырем, каждый около своего борта, грамотно контролируют пустынный периметр, но торчать во весь рост все равно не стоит.
– Штырь, вниз! – Выполняющий сегодня роль первопроходца боец в одно движение перевалился через борт и, негромко шебуршнув гравием, перекатился под платформу. Вовчик, уже без предупреждения, сиганул следом; затем, хоть и не так грациозно, спустились мы с капитаном и сумкой.
Прощай, паровоз, стучи колесами в Одессу без нас – мы, как говорил один исторический персонаж, наверняка по-прежнему весьма популярный в этом мире, «пойдем другим путем»… хотя и в том же направлении.
Добраться до замеченного из кузова здания было уже делом техники: напарники мне попались что надо, и сто метров открытого пространства мы преодолели красиво, как на учениях. Внутри огромного, площадью не в одну сотню метров помещения ничего интересного не было. Полуразобранный пассажирский вагон на оканчивающихся тупиком рельсах, кучи какого-то ржавого хлама по углам, подвесной кран под высоким потолком – и почти забытое за годы нашего доморощенного капитализма ощущение родной безалаберности, когда «все вокруг было народное, все вокруг ничье»…
Хорошее вроде бы место для засады или «пересиживания» облавы, только вот какая-то мысль никак не давала мне покоя, не увязывалась в сознании в единое целое. Что-то было неправильно, совсем не так, как должно было быть. Но вот что, я пока понять не мог…
– Глянь, коллега, – обозревающий окрестности через щель в стене капитан обернулся ко мне, – похоже, начинается.
Я «глянул» – снаружи и на самом деле произошли кое-какие изменения. Возле застывшего на путях поезда более не было безлюдно – в сторону тепловоза быстрым шагом, почти бегом, шли три человека. Двое из них, насколько я понимал, были теми самыми, уже заочно знакомыми нам, машинистами, а вот кто такой третий – я не знал, однако вел он себя явно как начальник – размахивал руками и, подталкивая работяг в спины, что-то говорил. Услышать, что именно, с такого расстояния, конечно, было нельзя, но, похоже, отчитывал мужиков за то, что они самовольно отлучились от тепловоза.
Машинисты покорно дотопали до локомотива и, взобравшись по лесенке наверх, скрылись в кабине. Спустя минуту над покатой крышей поднялось облако дыма, вдоль состава прошла короткая судорога и он медленно тронулся с места, постепенно разгоняясь все быстрее и быстрее… Опаньки! Ускользающая до сего момента мысль неожиданно оформилась, сложившись наконец во вполне четкую картинку… Я повернулся к Сергею:
– Надо уходить. Очень быстро. Хотя, наверное, уже поздно…
– Почему? – не понял капитан. – Из-за поезда? Ну, обидно, конечно, но…
– Сегодня среда, коллега, рабочий день, – на долгие объяснения не было времени, и я, продолжая говорить, лихорадочно расстегивал сумку, нашаривая внутри запасные обоймы к «Глоку» и принесенные из бункера гранаты, – а вокруг ни одного человека. Никто и не собирался осматривать поезд, нас просто хотели выманить наружу. Сюда выманить, Сережа!
– Они что – знали, что мы на этом поезде? – Профессионализм все-таки взял верх над недоверием, и в руках капитана появился «Кипарис». «Въехавшие в тему» ребята тоже вытащили оружие.
– Может, и знали, а может, только предполагали, – бросив полный сожаления взгляд на бесполезный «Штурмгевер», я запихнул в карманы парочку гранат и кивнул «альфовцам» на три оставшиеся: «берите, мол». – Решили загонять сюда все ночные транзитные через Винницу составы и наблюдать. Чтобы понять, что мы постараемся скрыться перед досмотром поезда, не надо быть гением.
– Но как?! – Капитан уже поверил мне и подобрался, готовясь к бою, однако по инерции еще продолжал сомневаться.
– Да откуда мне знать? Может, у них там куча скрытых камер вокруг «Вервольфа», или кто-то видел нас с ментами на дороге, или потом, когда мы через пригород шли… не знаю. – Я засунул «Глок» за ремень и теперь пытался припомнить, нет ли в сумке еще чего-то, что может понадобиться в ближайшее время. – Может быть, тут тотальная слежка!
– Или спутник над бункером постоянно висит, – не то всерьез, не то шутя вставил Вовчик, опуская сектор предохранителя трофейного АКСУ на автоматический огонь. – Если б у дедушки Сталина были такие технологии, жить нам сейчас во Всемирном Совке от Антарктиды до Арктики. Товарищ майор дело говорит, переиграли нас…
И словно в ответ на его пессимистическое заявление снаружи донесся искаженный громкоговорителем голос:
– Внимание! Территория окружена. Мы знаем, что вы здесь. И мы знаем, кто вы и откуда. Вы нужны нам, живыми. Предлагаем выходить по одному, держа оружие над головой на вытянутых руках. Вам будет гарантировано нормальное отношение и непредвзятое расследование. За вами…
Едва слышный, на самом пределе чувствительности человеческого уха, шорох, донесшийся откуда-то со стороны старого вагона, мы со Штырем уловили одновременно, так что окончание последней фразы навсегда осталось для нас секретом.
Наши супротивники – уж не знаю, случайно или и вправду догадываясь, кто мы, – избрали единственно верную, учитывая нашу специальность и боевую квалификацию, в данной ситуации тактику: отвлечь на несколько секунд внимание и напасть первыми. Приходилось, видать, со спецназом дело иметь; знали, гады, что эти секунды – единственное, что у них будет…
А потом слушать стало уже некогда.
Теряющиеся в пыльной полутьме углы огромного помещения хлопнули в нашу сторону выпущенными из подствольников дымовыми гранатами, и из-за вагона ломанулись затянутые в темный камуфляж, отблескивающие широкими стеклами противогазных масок фигуры.
И – понеслось, завертелось все по-взрослому.
Потому что сдаваться и испытывать на себе «нормальное отношение и непредвзятое расследование» нам отчего-то сильно не хотелось…
ГЛАВА 15
Нападавших оказалось восемь – прямо по Высоцкому. Правда, в руках у нас были не ножи, да и драться мы, позволю предположить, умели лучше, нежели герой той старой песни со своим верным корешем Валюхой. А в целом мы были в равных условиях – их было больше, но у них был приказ брать нас только живыми. Нас же, хоть и было ровно в два раза меньше, ничто не сдерживало – кроме разве что здравого смысла и необходимости любой ценой вырваться отсюда живыми.
Итак, восемь. Пятеро прятались за старым вагоном, остальные, «пустив дымы», сейчас спешили к нам с трех разных сторон начинающего затягиваться едким туманом помещения. Бронежилеты, выставленные перед собой АК-74М с разложенными прикладами, черные противогазы – прямо группа захвата из какого-нибудь крутого кинобоевика. Только это, как я сам говорил Сереге совсем недавно, увы, совсем не кино!
Счет этой кровавой игры на чужом поле открыл оказавшийся чуть в стороне, а значит, имевший большую свободу маневра, Штырь – слева коротко прошлепал «Кипарис», девятимиллиметровой свинцовой строчкой обрывая чью-то молодую, но наверняка давно не безгрешную, жизнь.
Впрочем, особо акцентировать на этом внимание было некогда: на меня самого перли аж двое, причем первый уже целился ребристым затыльником откинутого «акаэмовского» приклада мне в голову. Что за дурной тон – ведь мы даже еще не знакомы… О времена, о нравы! Ладно, хрен с тобой, прочь буржуазные условности – позволив ему вложить в удар достаточную для моей цели силу, я уклонился в самый последний момент – сталь ствольной коробки даже слегка обожгла щеку – и, поднырнув под автомат, рывком развернул разогнанное инерцией тело спиной к себе.
Левая рука привычно поймала локтевым сгибом ничем не защищенную вражескую шею, правая скользнула вдоль корпуса оружия, нащупывая пистолетную рукоятку. Есть! Палец скользнул под предохранительную скобу, и я выжал спуск, одновременно задирая ствол AKM вверх и вправо, в сторону наваливающейся из белесых дымовых клубов темной фигуры второго нападавшего.
Спусковой крючок привычно просел под пальцем и… ничего не произошло! Б…!!! Ты что ж, дурак, на боевой операции оружие на предохранителе держишь?! Вот, блин, попался же противничек… Ладно, план «б». Я выдохнул, задерживая дыхание, и опрокинулся назад, заваливая так подставившего меня «противничка» на себя и от обиды коротким рывком ломая ему шейные позвонки. Больше я ничего сделать не успел – в тот момент, когда я пребольно приложился спиной об пол, на меня (точнее, на нас) разъяренным медведем обрушился проживший уже на несколько секунд дольше положенного второй номер. Обрушился – и тут же попытался плашмя звездануть меня автоматом по башке – «семьдесят четвертый» лязгнул об бетон совсем рядом, опасно рядом, я бы сказал. Вот же далась им сегодня моя голова!
Однако пора заканчивать – долго вожусь, как сказал бы все тот же уже упомянутый раньше Жора Герасимякин, а не то и вправду рискую получить черепно-мозговую травму на всю свою короткостриженую голову.
Не дожидаясь, пока он занесет оружие для нового удара, я нащупал наконец треугольничек предохранителя и опустил его вниз. Рывком высвободив левую руку, сорвал с его лица противогаз и оттолкнул в сторону. Ровно настолько, чтобы освободить и чуть приподнять автомат. На этот раз «калаш» не подвел и короткая, привычно гулкая очередь избавила меня от давящего сверху груза… и необходимости продолжать дальнейшую борьбу. С такого расстояния его не мог бы спасти никакой бронежилет, даже знаменитая «четверка»… Все!
Слева дважды плюнул свинцом капитанский ПСС (удачи, коллега), и в начинающем ощутимо резать глаза дыму что-то глухо упало. Немного в стороне длинно, не меньше чем в полмагазина, выругался «калаш», только непонятно чей: то ли Вовчиков милицейский трофей, то ли АКМ кого-то из группы захвата. Пули звонко сыпанули о борт вагона, ему ответили – так же длинно и скандально, позабыв, похоже, про приказ о захвате живыми. Одна из смертоносных шальных пчел зло клюнула бетонный пол в полуметре от меня и, подняв облачко пыли, с визгом срикошетила вверх. Перебьем же друг друга, идиоты!
Избавившись наконец от второго тела, я вместе с автоматом откатился в сторону и залег за кучей какого-то металлического хлама, выискивая в клубах рукотворного тумана цель. Нашел – мелькнула светлая штормовка капитана, сцепившегося с одним из нападавших – похоже, «броники» группы захвата оказались ПСС не по зубам.
Приподнявшись на локте, я аккуратно выцелил прикрытую бронежилетом камуфлированную спину и, чуть приподняв ствол, выстрелил одиночным. Попал. Извини, Серега, попачкал тебя немного, но сейчас не до этого…
Итак, восемь. Пятеро прятались за старым вагоном, остальные, «пустив дымы», сейчас спешили к нам с трех разных сторон начинающего затягиваться едким туманом помещения. Бронежилеты, выставленные перед собой АК-74М с разложенными прикладами, черные противогазы – прямо группа захвата из какого-нибудь крутого кинобоевика. Только это, как я сам говорил Сереге совсем недавно, увы, совсем не кино!
Счет этой кровавой игры на чужом поле открыл оказавшийся чуть в стороне, а значит, имевший большую свободу маневра, Штырь – слева коротко прошлепал «Кипарис», девятимиллиметровой свинцовой строчкой обрывая чью-то молодую, но наверняка давно не безгрешную, жизнь.
Впрочем, особо акцентировать на этом внимание было некогда: на меня самого перли аж двое, причем первый уже целился ребристым затыльником откинутого «акаэмовского» приклада мне в голову. Что за дурной тон – ведь мы даже еще не знакомы… О времена, о нравы! Ладно, хрен с тобой, прочь буржуазные условности – позволив ему вложить в удар достаточную для моей цели силу, я уклонился в самый последний момент – сталь ствольной коробки даже слегка обожгла щеку – и, поднырнув под автомат, рывком развернул разогнанное инерцией тело спиной к себе.
Левая рука привычно поймала локтевым сгибом ничем не защищенную вражескую шею, правая скользнула вдоль корпуса оружия, нащупывая пистолетную рукоятку. Есть! Палец скользнул под предохранительную скобу, и я выжал спуск, одновременно задирая ствол AKM вверх и вправо, в сторону наваливающейся из белесых дымовых клубов темной фигуры второго нападавшего.
Спусковой крючок привычно просел под пальцем и… ничего не произошло! Б…!!! Ты что ж, дурак, на боевой операции оружие на предохранителе держишь?! Вот, блин, попался же противничек… Ладно, план «б». Я выдохнул, задерживая дыхание, и опрокинулся назад, заваливая так подставившего меня «противничка» на себя и от обиды коротким рывком ломая ему шейные позвонки. Больше я ничего сделать не успел – в тот момент, когда я пребольно приложился спиной об пол, на меня (точнее, на нас) разъяренным медведем обрушился проживший уже на несколько секунд дольше положенного второй номер. Обрушился – и тут же попытался плашмя звездануть меня автоматом по башке – «семьдесят четвертый» лязгнул об бетон совсем рядом, опасно рядом, я бы сказал. Вот же далась им сегодня моя голова!
Однако пора заканчивать – долго вожусь, как сказал бы все тот же уже упомянутый раньше Жора Герасимякин, а не то и вправду рискую получить черепно-мозговую травму на всю свою короткостриженую голову.
Не дожидаясь, пока он занесет оружие для нового удара, я нащупал наконец треугольничек предохранителя и опустил его вниз. Рывком высвободив левую руку, сорвал с его лица противогаз и оттолкнул в сторону. Ровно настолько, чтобы освободить и чуть приподнять автомат. На этот раз «калаш» не подвел и короткая, привычно гулкая очередь избавила меня от давящего сверху груза… и необходимости продолжать дальнейшую борьбу. С такого расстояния его не мог бы спасти никакой бронежилет, даже знаменитая «четверка»… Все!
Слева дважды плюнул свинцом капитанский ПСС (удачи, коллега), и в начинающем ощутимо резать глаза дыму что-то глухо упало. Немного в стороне длинно, не меньше чем в полмагазина, выругался «калаш», только непонятно чей: то ли Вовчиков милицейский трофей, то ли АКМ кого-то из группы захвата. Пули звонко сыпанули о борт вагона, ему ответили – так же длинно и скандально, позабыв, похоже, про приказ о захвате живыми. Одна из смертоносных шальных пчел зло клюнула бетонный пол в полуметре от меня и, подняв облачко пыли, с визгом срикошетила вверх. Перебьем же друг друга, идиоты!
Избавившись наконец от второго тела, я вместе с автоматом откатился в сторону и залег за кучей какого-то металлического хлама, выискивая в клубах рукотворного тумана цель. Нашел – мелькнула светлая штормовка капитана, сцепившегося с одним из нападавших – похоже, «броники» группы захвата оказались ПСС не по зубам.
Приподнявшись на локте, я аккуратно выцелил прикрытую бронежилетом камуфлированную спину и, чуть приподняв ствол, выстрелил одиночным. Попал. Извини, Серега, попачкал тебя немного, но сейчас не до этого…