Страница:
– Что случилось? – спрашивает Уно, поднимая стекло.
Щеки у него горят, глаза блестят.
– Ты не развлекаешься, – говорит Мори. – Ты проводишь расследование. Теперь объясни, что там происходит?
Уно объясняет: кабуки,[28] чайные дома, злые ростовщики, распутные мытари, загадочные вопросы, пришпиленные к стенам, записки в бутылках из-под сакэ, засада, измена, яд.
Он снимает шлем, протягивает его Мори.
– Вы не сможете понять, пока сами не попробуете. Это – как оказаться там, в центре этого всего.
Мори осторожно надевает шлем. Опускает стекло: мир темнеет, как в кино перед тем, как начинают крутить ленту.
И лента начинает крутиться. Вокруг образы: яркие, быстрые, они проносятся перед глазами. Шум: шаги, крики уличных разносчиков, лютневая музыка из верхнего окна. Пульс Мори ускоряется. Кто-то за спиной, кто-то шепчет вопрос ему в ухо. Он поворачивается, оказываясь лицом к лицу с гейшей – белое лицо, маленький рот, волосы заколоты гребнями в драгоценных камнях. Ванна? Она просит его зайти внутрь, ему приготовили ванну. Приготовили? Откуда они знали, что он придет? Мори отказывается и отправляется прочь. Кругом сплошные лица, крики; люди в индиговых кимоно тряской рысью несут по улице лакированный паланкин. Попрошайка смотрит вверх на Мори из своей тележки, усмехаясь ртом, в котором недостает зубов.
– Ты знаешь, кто это?
Мори мотает головой.
– Тот самый. Он сделал яд, который убил жену твоего друга.
Теперь Мори вспоминает. Торговец китайскими снадобьями, отравляющий врагов сегуна. Паланкин проносят мимо.
– Он направляется в чайный домик за рекой, – говорит попрошайка. – Если войдешь в заднюю дверь, сможешь застать его врасплох.
Мори кивает, но он не верит попрошайке. У него слишком чистые руки. Мори осторожно продвигается сквозь толпу к мосту. Небо чистое, голубое, на реке отблески солнца. Глядя налево, Мори видит снежные вершины горы Фудзи над изогнутой крышей театра кабуки. Внизу люди в соломенных шляпах скользят по мерцающей поверхности реки на плоскодонках с шестами. Сцена яркая, как картинка.
Вдруг Мори останавливается, до глубины души пораженный. Да это же и есть картинка! Изогнутые формы моста, расположение лодок на реке, даже цвет небес – он помнит все это по гравюре Хиросигэ.[29] А туша горы Фудзи, вырисовывающаяся так близко, что слишком нереально, – это с гравюры Хокусаи.[30] Мори видит, как паланкин исчезает в толпе по ту сторону моста. Люди, толпящиеся вокруг: взгляни повнимательней в их лица. Пустые пятна, ходячие иллюстрации. Мори охватывает паника. Он потерян в мире лжи, ловушек и секретов, в мире, созданном и контролируемом другими. Он поднимает руки к голове, пытается снять шлем.
– Сними с меня эту штуку! – кричит он.
К нему приближаются двое мужчин, самураи, руки на мечах.
– Ты что, не слышишь? Я говорю, сними с меня эту штуку!
Один из самураев улыбается.
– Чтобы пройти по мосту, тебе придется выдержать бой.
– Уйди с дороги, – ворчит Мори, сердце его колотится.
Первый самурай поднимает меч, подходит ближе. Мори дергает джойстик. Одно движение – и Мори срезает ему голову. Кровь льется потоком, крупными каплями разбрызгивается по пыльной земле. Размытое лицо складывается в гримасу боли. Мори стискивает зубы, снова наносит удар – на этот раз замахиваясь сбоку. Голова самурая отделяется от тела и летит с моста в реку.
– Х-хо! – кричит воодушевленный Мори.
Он наносит удар другому самураю, приплясывающему сзади. Откуда ни возьмись – еще самураи, окружают Мори, подходят ближе. Он чувствует, что они нервничают. Мори кружится, наносит удары. Самурай кричит в смятении, отступает снова. Это уже забавно. Мори выбирает самого крупного, с толстым пучком волос на голове и карбункулом посреди лба. Этот человек умрет следующим. После этого остальные рассыплются и помчатся, завывая в страхе, к тому, кто им заплатил. Откуда он знает? Инстинкт, прочный и верный инстинкт.
– Х-хо! – кричит он снова. А потом: – Что? Мир темнеет. Мост, река, гора Фудзи – все исчезло.
Мори закрывает глаза, делает глубокий вдох. Звуки пропали – ни уличных криков, ни лютневой музыки.
Он медленно снимает шлем, глядя в насмешливое лицо Уно.
– Ну как? – говорит Уно. – Весьма реалистично, правда?
Мори смотрит на часы на стене. Поразительно – он провел за игрой пятнадцать минут. Пролетели, как одно мгновение.
– Реалистично? – переспрашивает он, вытирая пот со лба. – Нет, это не совсем то слово…
Реалистична вот эта комната, маленькая цементная коробка, трудноотличимая от других цементных коробок, в которых мы проживаем свою жизнь. Реальность – скучная, бесцветная, в ней нет никакого смысла, кроме того, который мы сами ей придаем. В противоположность ей, мир внутри шлема преисполнен, набит, оформлен и проложен смыслами, заготовленными неизвестными умными людьми. Для Мори все это душно и удручающе.
Уно вытаскивает низкий столик. Они садятся, пьют зеленый чай с сухими кальмарами. Уно объясняет Мори подробности из жизни индустрии видеоигр: разные форматы, разные поколения, разные сегменты рынка. Есть игры азартные, научно-фантастические и такие, в которых Япония выигрывает Вторую мировую, и такие, в которых можешь вновь сотворить человеческую расу, что-нибудь в ней изменив.
– Много есть и детективных игр, хотя, – добавляет Уно со снисходительной улыбкой, – сейчас они не очень популярны. На самом деле, ничто не остается популярным больше нескольких месяцев.
Мори прожевывает кальмара и идеи. Человек, которого он ищет, – должно быть, заядлый игрок. Играть в «Черного Клинка» – такое может прийти в чью-нибудь больную голову, и человек будет вынужден повторять сцены, сыгранные внутри шлема. Вполне возможно.
Всего пятнадцать минут, а эти голоса и картинки до сих пор не выходят у Мори из головы. Вот это поле колебаний и импульсов, которое Уно назвал «КХИ-интерфейс», – оно определенно имеет какое-то воздействие.
Черный Клинок мстит высшим чиновникам. Миура и был таким высокопоставленным бюрократом. Вырисовывается некий смысл. Мори попивает чай, размышляет.
– Сколько штук надо продать, чтобы она стала хитом? – спрашивает он.
Уно втягивает воздух сквозь зубы:
– Погодите… Наверное, около пятисот тысяч.
Мори в смятении хрюкает. Человек, которого они ищут, мог быть одним из пятисот тысяч. Это слишком много и не дает никакой практической пользы расследованию.
Мори снова смотрит на часы. Время уходить. Он встает, бормочет спасибо, выходит в коридор. Внизу на улице: студенты покупают пиво в автомате; водитель такси мочится у стены; бабушки тащат сумки из магазина; светофоры играют мелодию «Зеленые рукава». Как бы Хокусаи это изобразил? Он точно вставил бы куда-нибудь гору Фудзи. Он всегда так делал.
Выйдя на лестницу, Мори вдруг останавливается. Странная мысль пришла ему в голову. Может, ничего, а может, и кое-что. В любом случае, надо проверить. Он возвращается в квартиру Уно, нажимает на звонок. Когда Уно открывает дверь, Мори стоит весь облитый дождем, тыча в него пальцем.
– Ты говорил про рынок видеоигр. Что там ничто не остается популярным надолго, так?
Мори говорит быстро. Уно изумлен, но видит, что Мори нужен ответ.
– Верно. Поэтому большие компании – такие как «Софтджой» и «Мега», – постоянно выводят на рынок новые игры – по двадцать или тридцать в месяц.
– А парень в магазине сказал, что игра про Черного Клинка враз стала номером первым в списке бестселлеров. Это его слова, так? Прямо сразу взлетела на самый верх…
– Ну да, вроде. А почему вы спрашиваете?
– Потому что я хочу кое-что выяснить. Я хочу выяснить, когда эта игра впервые появилась на рынке.
– Впервые? Думаю, на коробке это написано. А почему это так важно?
– Поменьше спрашивай! – прерывает его Мори. – Просто дай мне эту коробку.
Уно исчезает внутри и возвращается с коробкой в руке.
– Вот дата выпуска, – говорит он, тыча пальцем в ряд цифр на боку. – Месяц назад.
– Месяц назад! Ты уверен?
Мори таращится на коробку. Никакой ошибки. Игру выпустили через шесть недель после смерти Миуры!
– В чем дело? – говорит Уно. – Это важно? Мори говорит, что важно, но не объясняет, почему.
Ему нужно вернуться к себе и сделать несколько звонков.
Уно же явно не терпится.
– То есть, есть прогресс, так? И что мне делать дальше?
Мори поворачивается к лестнице.
– Сейчас нет времени, – говорит он через плечо. – Все подробности завтра.
– Эй, скажите мне что-нибудь еще! – кричит Уно. Погодите, я еду с вами! Только ботинки надену!
Но Мори не ждет. Он сбегает по лестнице и у входа в здание едва не сталкивается с девушкой в красном плаще. Она спешит мимо, не замечая его. Мимоходом он видит ее лицо – серьезное, внимательное, эффективно симпатичное. На улице Мори заводит «хонду» и бросает взгляд на коридор третьего этажа. Красный плащ стоит у дверей квартиры Уно. Дверь открыта. Голос Уно – парень оправдывается, умоляет. Мори газует, выжимает сцепление. Можно поспорить, никуда сегодня вечером Уно не пойдет.
По мнению Джорджа Волка Нисио, окончание «холодной войны» – в высшей степени неоднозначное благо. Конечно, есть выгоды. Сам Джордж имел дело с несовершеннолетними проститутками из Вьетнама, дешевыми польскими пистолетами, спидами из Владивостока. Но в ежедневной работе недостатки более очевидны. В особенности – неприятная необходимость сосуществования со «Змеиной Головой».
Когда мафиозные группировки с континента впервые начали работать в Японии в начале 80-х, они были почтительны, старались выказывать уважение к местным. В терминологии бизнеса, они были чистыми субподрядчиками. Но пришла «Змеиная Голова», и все изменилось. «Змеиная Голова» держала настоящую монополию на весьма прибыльном новом рынке: незаконный ввоз китайских крестьян для тяжелого физического труда и строительства. Спрос был взрывным, предложение – безграничным. «Змеиная Голова» делалась все более влиятельной и начала совать нос в торговлю наркотиками и азартные игры.
И китайцы, с которыми Джорджу приходится иметь дело, изменились. Раньше это были грубые и простые люди, они трепетали перед всем, что видели вокруг, стремились научиться чему только можно. Теперь не так. Новая поросль – хорошо оплачиваемые бывшие бойцы Народной армии с холодными глазами. Реальная проблема: они не боятся. Джордж не любит иметь дело с людьми, которые его не боятся. Он их сам побаивается.
Поэтому когда человек по имени Ван звонит Джорджу и говорит, что у него есть для него кое-что интересное, Джорджа обуревают двойственные чувства. Ван – личность зловещая, говорят, он убил тинпиру, который его обманул, разрезал тело на куски и скормил свиньям. Но все-таки Ван и Джордж уже сотрудничали к обоюдной выгоде. Вот каким образом.
Сцена первая. Ван поехал в Шанхай, имея при себе девяносто пакетов, которые продал за десять тысяч долларов каждый. В каждом пакете – синий териленовый костюм, белая рубашка, фальшивая визитка и бесплатная койка в трюме японского траулера, арендованного старым боссом.
Сцена вторая. Джордж и Ван взяли грузовик с контейнером и подъехали на нем к побережью Японского моря. В половину пятого утра на мобильник Вана приходит звонок от его помощника на траулере, входящем в японские воды. Ван берет маленькую моторную лодку и перевозит их сквозь морозный туман, по дюжине за раз.
Сцена третья. На следующий день девяносто сарариманов доставлены в контейнере на места работы, расположенные в центральной Японии. Они не говорят по-японски, но жаждут работать за треть зарплаты, без страховки и без налогов. Однако за это с них берутся весомые вычеты. 30 % заработка – людям Вана, 20 % – старому боссу.
Это было примерно три года назад. Теперь Ван делает все сам, ощутимо присутствуя на рынке наркотиков, азартных игр, а также в «индустрии эякуляции». Он быстро растет – слишком быстро, на вкус Джорджа.
Они встречаются в комнате на задворках ресторана в китайском квартале Иокогамы. Декор: расшитые золотом шелковые ширмы, мраморные полы, сверкающие подсвечники. Ван сидит за низким столиком в окружении молодых китайцев с глазами, похожими на черные фишки на доске го.[31]
– Рад вас видеть, – говорит Ван, не затрудняя себя вставанием. Джордж не собирается кланяться – ему, одному из этих. Вместо этого кивает и бормочет ни к чему не обязывающие слова приветствия. Джорджу всегда неуютно, когда не определен статус собеседников. Ван ниже его по статусу? В традиционном смысле – да: в конце концов, он китаец и по крайней мере на пять лет моложе Джорджа. С другой стороны, нет: он богатый, имеет власть, дюжины подчиненных, которые ради него в момент совершат убийство. И сейчас он оказывает Джорджу одолжение, как старший член синдиката помогает младшему. Джорджу это не нравится, но то, что ему предлагают, ему необходимо.
Ван делает знак, чтобы Джордж сел.
– Вы ищете человека, которого зовут Мори, – говорит он.
– Да, – говорит Джордж, сильно удивляясь. – Откуда вы знаете?
Ван улыбается – слегка, холодно.
– Некоторые люди, которых вы спрашивали, ведут дела и с нами.
Это плохие новости. Это значит, что Ван залез в область, контролируемую старым боссом.
– Вы знаете этого Мори? – спрашивает Джордж.
Ван щелкает пальцами. Один из молодых людей выходит из комнаты и возвращается с высокой китаянкой с забинтованным лбом.
– Эту женщину зовут Чен-ли. Она расскажет вам то, что вы хотите знать.
Чен-ли кивает, притворно-застенчиво садится на колени у стола. Вот что она рассказывает. Шлюха Ангел – ее враг. С тех пор, как они подрались в ресторане, Чен-ли пытается ее выследить. Она выяснила, что ее купил неизвестный врач средних лет и живет с ней где-то в Иокогаме. Она также выяснила, что Ангел была привезена обратно в Токио частным детективом по имени Мори.
Джордж загорается изнутри:
– Частный детектив? Ты уверена?
Чен-ли уверена. Она даже знает, где он живет – где-то в Синдзюку.
Джордж, запинаясь, благодарит и говорит, что постарается вернуть одолжение. Не беспокойся, говорит Ван, слегка махнув рукой. Всегда приятно помочь старому товарищу. И кто знает – может, представится какой-нибудь особенный случай вернуть нам одолжение в будущем.
Два молодых человека отводят Джорджа обратно к «мазде-роудстару» – ореховые панели, сиденья из телячьей кожи, – которую он только что позаимствовал у агента по недвижимости, задолжавшего некоторое благодеяние старому боссу. Агент по недвижимости еще не знает, что «мазда» позаимствована, но когда узнает, возражать не будет.
«Мазда» припаркована более-менее диагонально, задние колеса на тротуаре. Джордж показным движением вытаскивает из кармана связку ключей.
– Хорошенькая машинка, – говорит без выражения один китаец.
– Как у моей младшей сестренки, – говорит другой с таким произношением, что вздрогнуть можно.
Подобный недостаток уважения в другое время мог бы ввергнуть Джорджа в припадок ярости. Но сегодня вечером его дух взволнован. Человек по имени Мори наконец в пределах досягаемости! Только несясь по шоссе со скоростью на тридцать километров выше допустимой, он начинает думать о том, что за особенное одолжение имел в виду Ван.
Синдзюку, девять вечера – неоновые лужи, топот ног, отголоски караокэ в пустых коридорах. Мори сидит за столом, в руках стакан виски «Сантори». Дата выпуска игры «Черный Клинок» переворачивает все дело Миуры кверху ногами. Он больше не блуждает во тьме, разыскивая умершего человека по имени Наканиси или пропавшего охранника. Теперь он сосредоточен на четкой задаче: компания «Софтджой», поставщик электронных галлюцинаций бездумным подросткам всех возрастов.
Где-то там, в недрах «Софтджоя», есть тот, кто называет себя Черным Клинком, возбужденный субъект, виновный, может статься, в двух убийствах. Как подойти ближе? Уно для этой работы не годится. Неопытный частный детектив, озадаченный ценовой конкуренцией, не сможет вытащить информацию из такого засекреченного предприятия, как «Софтджой». Даже Мори будет трудно без какого-то прикрытия, позволяющего задавать вопросы. Кто может стать таким прикрытием? Кто может просто прийти в крупную софтверную компанию и расспросить руководителей о процессе разработки продукта? Мори раскалывает зубами кубик льда. Ему приходит в голову идея – безумная, но все хорошие идеи сперва кажутся безумными. Ну и многие плохие, конечно, тоже.
Мори размалывает лед зубами и берет телефонную трубку.
Тринадцать
Щеки у него горят, глаза блестят.
– Ты не развлекаешься, – говорит Мори. – Ты проводишь расследование. Теперь объясни, что там происходит?
Уно объясняет: кабуки,[28] чайные дома, злые ростовщики, распутные мытари, загадочные вопросы, пришпиленные к стенам, записки в бутылках из-под сакэ, засада, измена, яд.
Он снимает шлем, протягивает его Мори.
– Вы не сможете понять, пока сами не попробуете. Это – как оказаться там, в центре этого всего.
Мори осторожно надевает шлем. Опускает стекло: мир темнеет, как в кино перед тем, как начинают крутить ленту.
И лента начинает крутиться. Вокруг образы: яркие, быстрые, они проносятся перед глазами. Шум: шаги, крики уличных разносчиков, лютневая музыка из верхнего окна. Пульс Мори ускоряется. Кто-то за спиной, кто-то шепчет вопрос ему в ухо. Он поворачивается, оказываясь лицом к лицу с гейшей – белое лицо, маленький рот, волосы заколоты гребнями в драгоценных камнях. Ванна? Она просит его зайти внутрь, ему приготовили ванну. Приготовили? Откуда они знали, что он придет? Мори отказывается и отправляется прочь. Кругом сплошные лица, крики; люди в индиговых кимоно тряской рысью несут по улице лакированный паланкин. Попрошайка смотрит вверх на Мори из своей тележки, усмехаясь ртом, в котором недостает зубов.
– Ты знаешь, кто это?
Мори мотает головой.
– Тот самый. Он сделал яд, который убил жену твоего друга.
Теперь Мори вспоминает. Торговец китайскими снадобьями, отравляющий врагов сегуна. Паланкин проносят мимо.
– Он направляется в чайный домик за рекой, – говорит попрошайка. – Если войдешь в заднюю дверь, сможешь застать его врасплох.
Мори кивает, но он не верит попрошайке. У него слишком чистые руки. Мори осторожно продвигается сквозь толпу к мосту. Небо чистое, голубое, на реке отблески солнца. Глядя налево, Мори видит снежные вершины горы Фудзи над изогнутой крышей театра кабуки. Внизу люди в соломенных шляпах скользят по мерцающей поверхности реки на плоскодонках с шестами. Сцена яркая, как картинка.
Вдруг Мори останавливается, до глубины души пораженный. Да это же и есть картинка! Изогнутые формы моста, расположение лодок на реке, даже цвет небес – он помнит все это по гравюре Хиросигэ.[29] А туша горы Фудзи, вырисовывающаяся так близко, что слишком нереально, – это с гравюры Хокусаи.[30] Мори видит, как паланкин исчезает в толпе по ту сторону моста. Люди, толпящиеся вокруг: взгляни повнимательней в их лица. Пустые пятна, ходячие иллюстрации. Мори охватывает паника. Он потерян в мире лжи, ловушек и секретов, в мире, созданном и контролируемом другими. Он поднимает руки к голове, пытается снять шлем.
– Сними с меня эту штуку! – кричит он.
К нему приближаются двое мужчин, самураи, руки на мечах.
– Ты что, не слышишь? Я говорю, сними с меня эту штуку!
Один из самураев улыбается.
– Чтобы пройти по мосту, тебе придется выдержать бой.
– Уйди с дороги, – ворчит Мори, сердце его колотится.
Первый самурай поднимает меч, подходит ближе. Мори дергает джойстик. Одно движение – и Мори срезает ему голову. Кровь льется потоком, крупными каплями разбрызгивается по пыльной земле. Размытое лицо складывается в гримасу боли. Мори стискивает зубы, снова наносит удар – на этот раз замахиваясь сбоку. Голова самурая отделяется от тела и летит с моста в реку.
– Х-хо! – кричит воодушевленный Мори.
Он наносит удар другому самураю, приплясывающему сзади. Откуда ни возьмись – еще самураи, окружают Мори, подходят ближе. Он чувствует, что они нервничают. Мори кружится, наносит удары. Самурай кричит в смятении, отступает снова. Это уже забавно. Мори выбирает самого крупного, с толстым пучком волос на голове и карбункулом посреди лба. Этот человек умрет следующим. После этого остальные рассыплются и помчатся, завывая в страхе, к тому, кто им заплатил. Откуда он знает? Инстинкт, прочный и верный инстинкт.
– Х-хо! – кричит он снова. А потом: – Что? Мир темнеет. Мост, река, гора Фудзи – все исчезло.
Мори закрывает глаза, делает глубокий вдох. Звуки пропали – ни уличных криков, ни лютневой музыки.
Он медленно снимает шлем, глядя в насмешливое лицо Уно.
– Ну как? – говорит Уно. – Весьма реалистично, правда?
Мори смотрит на часы на стене. Поразительно – он провел за игрой пятнадцать минут. Пролетели, как одно мгновение.
– Реалистично? – переспрашивает он, вытирая пот со лба. – Нет, это не совсем то слово…
Реалистична вот эта комната, маленькая цементная коробка, трудноотличимая от других цементных коробок, в которых мы проживаем свою жизнь. Реальность – скучная, бесцветная, в ней нет никакого смысла, кроме того, который мы сами ей придаем. В противоположность ей, мир внутри шлема преисполнен, набит, оформлен и проложен смыслами, заготовленными неизвестными умными людьми. Для Мори все это душно и удручающе.
Уно вытаскивает низкий столик. Они садятся, пьют зеленый чай с сухими кальмарами. Уно объясняет Мори подробности из жизни индустрии видеоигр: разные форматы, разные поколения, разные сегменты рынка. Есть игры азартные, научно-фантастические и такие, в которых Япония выигрывает Вторую мировую, и такие, в которых можешь вновь сотворить человеческую расу, что-нибудь в ней изменив.
– Много есть и детективных игр, хотя, – добавляет Уно со снисходительной улыбкой, – сейчас они не очень популярны. На самом деле, ничто не остается популярным больше нескольких месяцев.
Мори прожевывает кальмара и идеи. Человек, которого он ищет, – должно быть, заядлый игрок. Играть в «Черного Клинка» – такое может прийти в чью-нибудь больную голову, и человек будет вынужден повторять сцены, сыгранные внутри шлема. Вполне возможно.
Всего пятнадцать минут, а эти голоса и картинки до сих пор не выходят у Мори из головы. Вот это поле колебаний и импульсов, которое Уно назвал «КХИ-интерфейс», – оно определенно имеет какое-то воздействие.
Черный Клинок мстит высшим чиновникам. Миура и был таким высокопоставленным бюрократом. Вырисовывается некий смысл. Мори попивает чай, размышляет.
– Сколько штук надо продать, чтобы она стала хитом? – спрашивает он.
Уно втягивает воздух сквозь зубы:
– Погодите… Наверное, около пятисот тысяч.
Мори в смятении хрюкает. Человек, которого они ищут, мог быть одним из пятисот тысяч. Это слишком много и не дает никакой практической пользы расследованию.
Мори снова смотрит на часы. Время уходить. Он встает, бормочет спасибо, выходит в коридор. Внизу на улице: студенты покупают пиво в автомате; водитель такси мочится у стены; бабушки тащат сумки из магазина; светофоры играют мелодию «Зеленые рукава». Как бы Хокусаи это изобразил? Он точно вставил бы куда-нибудь гору Фудзи. Он всегда так делал.
Выйдя на лестницу, Мори вдруг останавливается. Странная мысль пришла ему в голову. Может, ничего, а может, и кое-что. В любом случае, надо проверить. Он возвращается в квартиру Уно, нажимает на звонок. Когда Уно открывает дверь, Мори стоит весь облитый дождем, тыча в него пальцем.
– Ты говорил про рынок видеоигр. Что там ничто не остается популярным надолго, так?
Мори говорит быстро. Уно изумлен, но видит, что Мори нужен ответ.
– Верно. Поэтому большие компании – такие как «Софтджой» и «Мега», – постоянно выводят на рынок новые игры – по двадцать или тридцать в месяц.
– А парень в магазине сказал, что игра про Черного Клинка враз стала номером первым в списке бестселлеров. Это его слова, так? Прямо сразу взлетела на самый верх…
– Ну да, вроде. А почему вы спрашиваете?
– Потому что я хочу кое-что выяснить. Я хочу выяснить, когда эта игра впервые появилась на рынке.
– Впервые? Думаю, на коробке это написано. А почему это так важно?
– Поменьше спрашивай! – прерывает его Мори. – Просто дай мне эту коробку.
Уно исчезает внутри и возвращается с коробкой в руке.
– Вот дата выпуска, – говорит он, тыча пальцем в ряд цифр на боку. – Месяц назад.
– Месяц назад! Ты уверен?
Мори таращится на коробку. Никакой ошибки. Игру выпустили через шесть недель после смерти Миуры!
– В чем дело? – говорит Уно. – Это важно? Мори говорит, что важно, но не объясняет, почему.
Ему нужно вернуться к себе и сделать несколько звонков.
Уно же явно не терпится.
– То есть, есть прогресс, так? И что мне делать дальше?
Мори поворачивается к лестнице.
– Сейчас нет времени, – говорит он через плечо. – Все подробности завтра.
– Эй, скажите мне что-нибудь еще! – кричит Уно. Погодите, я еду с вами! Только ботинки надену!
Но Мори не ждет. Он сбегает по лестнице и у входа в здание едва не сталкивается с девушкой в красном плаще. Она спешит мимо, не замечая его. Мимоходом он видит ее лицо – серьезное, внимательное, эффективно симпатичное. На улице Мори заводит «хонду» и бросает взгляд на коридор третьего этажа. Красный плащ стоит у дверей квартиры Уно. Дверь открыта. Голос Уно – парень оправдывается, умоляет. Мори газует, выжимает сцепление. Можно поспорить, никуда сегодня вечером Уно не пойдет.
По мнению Джорджа Волка Нисио, окончание «холодной войны» – в высшей степени неоднозначное благо. Конечно, есть выгоды. Сам Джордж имел дело с несовершеннолетними проститутками из Вьетнама, дешевыми польскими пистолетами, спидами из Владивостока. Но в ежедневной работе недостатки более очевидны. В особенности – неприятная необходимость сосуществования со «Змеиной Головой».
Когда мафиозные группировки с континента впервые начали работать в Японии в начале 80-х, они были почтительны, старались выказывать уважение к местным. В терминологии бизнеса, они были чистыми субподрядчиками. Но пришла «Змеиная Голова», и все изменилось. «Змеиная Голова» держала настоящую монополию на весьма прибыльном новом рынке: незаконный ввоз китайских крестьян для тяжелого физического труда и строительства. Спрос был взрывным, предложение – безграничным. «Змеиная Голова» делалась все более влиятельной и начала совать нос в торговлю наркотиками и азартные игры.
И китайцы, с которыми Джорджу приходится иметь дело, изменились. Раньше это были грубые и простые люди, они трепетали перед всем, что видели вокруг, стремились научиться чему только можно. Теперь не так. Новая поросль – хорошо оплачиваемые бывшие бойцы Народной армии с холодными глазами. Реальная проблема: они не боятся. Джордж не любит иметь дело с людьми, которые его не боятся. Он их сам побаивается.
Поэтому когда человек по имени Ван звонит Джорджу и говорит, что у него есть для него кое-что интересное, Джорджа обуревают двойственные чувства. Ван – личность зловещая, говорят, он убил тинпиру, который его обманул, разрезал тело на куски и скормил свиньям. Но все-таки Ван и Джордж уже сотрудничали к обоюдной выгоде. Вот каким образом.
Сцена первая. Ван поехал в Шанхай, имея при себе девяносто пакетов, которые продал за десять тысяч долларов каждый. В каждом пакете – синий териленовый костюм, белая рубашка, фальшивая визитка и бесплатная койка в трюме японского траулера, арендованного старым боссом.
Сцена вторая. Джордж и Ван взяли грузовик с контейнером и подъехали на нем к побережью Японского моря. В половину пятого утра на мобильник Вана приходит звонок от его помощника на траулере, входящем в японские воды. Ван берет маленькую моторную лодку и перевозит их сквозь морозный туман, по дюжине за раз.
Сцена третья. На следующий день девяносто сарариманов доставлены в контейнере на места работы, расположенные в центральной Японии. Они не говорят по-японски, но жаждут работать за треть зарплаты, без страховки и без налогов. Однако за это с них берутся весомые вычеты. 30 % заработка – людям Вана, 20 % – старому боссу.
Это было примерно три года назад. Теперь Ван делает все сам, ощутимо присутствуя на рынке наркотиков, азартных игр, а также в «индустрии эякуляции». Он быстро растет – слишком быстро, на вкус Джорджа.
Они встречаются в комнате на задворках ресторана в китайском квартале Иокогамы. Декор: расшитые золотом шелковые ширмы, мраморные полы, сверкающие подсвечники. Ван сидит за низким столиком в окружении молодых китайцев с глазами, похожими на черные фишки на доске го.[31]
– Рад вас видеть, – говорит Ван, не затрудняя себя вставанием. Джордж не собирается кланяться – ему, одному из этих. Вместо этого кивает и бормочет ни к чему не обязывающие слова приветствия. Джорджу всегда неуютно, когда не определен статус собеседников. Ван ниже его по статусу? В традиционном смысле – да: в конце концов, он китаец и по крайней мере на пять лет моложе Джорджа. С другой стороны, нет: он богатый, имеет власть, дюжины подчиненных, которые ради него в момент совершат убийство. И сейчас он оказывает Джорджу одолжение, как старший член синдиката помогает младшему. Джорджу это не нравится, но то, что ему предлагают, ему необходимо.
Ван делает знак, чтобы Джордж сел.
– Вы ищете человека, которого зовут Мори, – говорит он.
– Да, – говорит Джордж, сильно удивляясь. – Откуда вы знаете?
Ван улыбается – слегка, холодно.
– Некоторые люди, которых вы спрашивали, ведут дела и с нами.
Это плохие новости. Это значит, что Ван залез в область, контролируемую старым боссом.
– Вы знаете этого Мори? – спрашивает Джордж.
Ван щелкает пальцами. Один из молодых людей выходит из комнаты и возвращается с высокой китаянкой с забинтованным лбом.
– Эту женщину зовут Чен-ли. Она расскажет вам то, что вы хотите знать.
Чен-ли кивает, притворно-застенчиво садится на колени у стола. Вот что она рассказывает. Шлюха Ангел – ее враг. С тех пор, как они подрались в ресторане, Чен-ли пытается ее выследить. Она выяснила, что ее купил неизвестный врач средних лет и живет с ней где-то в Иокогаме. Она также выяснила, что Ангел была привезена обратно в Токио частным детективом по имени Мори.
Джордж загорается изнутри:
– Частный детектив? Ты уверена?
Чен-ли уверена. Она даже знает, где он живет – где-то в Синдзюку.
Джордж, запинаясь, благодарит и говорит, что постарается вернуть одолжение. Не беспокойся, говорит Ван, слегка махнув рукой. Всегда приятно помочь старому товарищу. И кто знает – может, представится какой-нибудь особенный случай вернуть нам одолжение в будущем.
Два молодых человека отводят Джорджа обратно к «мазде-роудстару» – ореховые панели, сиденья из телячьей кожи, – которую он только что позаимствовал у агента по недвижимости, задолжавшего некоторое благодеяние старому боссу. Агент по недвижимости еще не знает, что «мазда» позаимствована, но когда узнает, возражать не будет.
«Мазда» припаркована более-менее диагонально, задние колеса на тротуаре. Джордж показным движением вытаскивает из кармана связку ключей.
– Хорошенькая машинка, – говорит без выражения один китаец.
– Как у моей младшей сестренки, – говорит другой с таким произношением, что вздрогнуть можно.
Подобный недостаток уважения в другое время мог бы ввергнуть Джорджа в припадок ярости. Но сегодня вечером его дух взволнован. Человек по имени Мори наконец в пределах досягаемости! Только несясь по шоссе со скоростью на тридцать километров выше допустимой, он начинает думать о том, что за особенное одолжение имел в виду Ван.
Синдзюку, девять вечера – неоновые лужи, топот ног, отголоски караокэ в пустых коридорах. Мори сидит за столом, в руках стакан виски «Сантори». Дата выпуска игры «Черный Клинок» переворачивает все дело Миуры кверху ногами. Он больше не блуждает во тьме, разыскивая умершего человека по имени Наканиси или пропавшего охранника. Теперь он сосредоточен на четкой задаче: компания «Софтджой», поставщик электронных галлюцинаций бездумным подросткам всех возрастов.
Где-то там, в недрах «Софтджоя», есть тот, кто называет себя Черным Клинком, возбужденный субъект, виновный, может статься, в двух убийствах. Как подойти ближе? Уно для этой работы не годится. Неопытный частный детектив, озадаченный ценовой конкуренцией, не сможет вытащить информацию из такого засекреченного предприятия, как «Софтджой». Даже Мори будет трудно без какого-то прикрытия, позволяющего задавать вопросы. Кто может стать таким прикрытием? Кто может просто прийти в крупную софтверную компанию и расспросить руководителей о процессе разработки продукта? Мори раскалывает зубами кубик льда. Ему приходит в голову идея – безумная, но все хорошие идеи сперва кажутся безумными. Ну и многие плохие, конечно, тоже.
Мори размалывает лед зубами и берет телефонную трубку.
Тринадцать
Многие люди – от водителей такси до чиновников иммиграционного ведомства, от банкиров до одержимых собственным телом девушек из Роппонги – говорят Митчеллу, что в Японии только четыре сезона. Говорят гордо, подразумевая, что ни одно место на земле не может похвастаться столь же замечательным климатом. Они редко упоминают пятый сезон – сезон дождей. Понятно, почему.
В дождливый сезон все неприятно. Неряха встречается лицом к лицу с последствиями своей неряшливости. Все растет: плесень на тарелках в раковине; слизь в ванне; маленькая грибница – окно оставили открытым, и дождь намочил татами. В дождливый сезон грязные носки воняют. Конечно, они всегда воняют. Но не так. Они воняют как ничто никогда не воняло. Биохимическая атака.
В дождливый сезон наружу вылезают тараканы. Суетятся в сумерках, шуршат в мусоре, появляются в самых неподходящих местах – в раковине, на клавиатуре компьютера, на краешке посуды.
Дождливый сезон смывает с мира краски, все становится серым. Дома, одежда, деревья, лица сарариманов – все оттенки серого.
Митчелл страстно ждет конца дождливого сезона, но миновала только половина. Мокрые дни простираются впереди, сколько видит глаз.
Типичный вечер дома. Митчелл сидит на корточках на футоне и играет в свежекупленную видеоигру. Дождевые капли плюхаются в шесть мисок для риса на полу. Звуки снаружи – кваканье лягушек, жужжание вертолетов. Радио бабушки Абэ завывает блюз дождливого сезона.
Новый звук: звонит телефон. Митчелл смотрит на часы, и желудок его сжимается. Слишком поздно для Ёко, Кэйко, Сатико или Рики. Но не слишком поздно для Саши де Глазье. Вполне возможно: немедленная экзекуция. Митчелл прочищает горло. Он готов встретить казнь с уверенностью сэра Уолтера Рэли.
Но никакой казни, во всяком случае – пока. Голос на том конце совершенно не глобальный. Митчелл вспоминает лицо обладателя этого голоса, глубоко посаженные глаза, линии вокруг рта. Мори – они не виделись почти год! Ну и почему же частный детектив звонит ему так поздно вечером? И с чего бы ему неуклюже льстить Митчеллу, говоря, что он прекрасно разбирается в японских корпорациях? Не надо быть опытным аналитиком, чтобы что-то заподозрить.
А когда он предлагает встретиться и выпить через часок и обсудить старые времена, подозрения углубляются. Но ты все равно пойдешь. Потому что в последнее время тебе ужасно скучно, а что бы Мори ни сказал, в какую бы замороченную проблему тебя ни втянул, скучно с ним явно не будет.
Мори кладет трубку и наливает себе еще стакан «Сантори Уайт». Нестандартным проблемам – нестандартные решения. Иностранец, конечно, нескладный, но для участника большой денежной игры достаточно надежный. Проверено обстоятельствами, в которых они впервые встретились, убегая от кучки религиозных фанатиков. С тех пор они пару раз виделись, пили сакэ, ходили в ночные клубы. Все же у них мало общего. Митчелл любит дискотеки Роппонги, голливудские фильмы. Он иностранец, и у него случаются проблемы с распознаванием оттенков – между шуткой и оскорблением, между хорошим дешевым суси и дерьмовым дешевым суси, между действительно глупыми женщинами и теми, что лишь притворяются дурочками. Он прилично говорит по-японски; Мори понимает почти все, что он говорит. И именно на его примере Мори видит, что иностранец – это совсем не вопрос знания языка. Митчелл все время говорит про Японию и японцев – сравнивает, суммирует, судит. В той Японии, о которой он говорит, Мори ни разу не был.
В прошлый раз они встречались в латиноамериканском баре близ перекрестка Ёцуя. Мори запомнил фрагменты разговора. Они пили кислое бразильское пойло. На танцполе извивались и тряслись офисные девушки – тридцатиминутный карнавал перед последним поездом на окраину.
Митчелл упомянул, что работает на немцев, и тон у него был не слишком воодушевленный. Мори спросил, чем конкретно он занимается. Митчелл ответил, что он отвечает за технологии роста. Это интересно? – с сомнением спросил Мори. Бывает хуже, ответил Митчелл. Дает возможность изучать такие компании, как «Мега» и «Софтджой».
Тут воспоминания обрываются. Митчелл кинулся на танцпол. Мори растворился в ночи. И вот теперь, почти год спустя, настало время продолжить беседу.
Мори входит в ресторан, поднимает руку в знак приветствия. Митчелл встает и кланяется – точно по-японски, – но Мори машет ему так нетерпеливо, будто он совершил какую-то глупость. Митчелл вспоминает – у этого человека сложный и скрытный характер. Никаких улыбок, этикета, никаких нерешительно-взвешенных вопросов. Обычно, стоя рядом с японцами на три-четыре дюйма короче, чем он сам, Митчелл чувствует себя большим, могучим. Рядом с Мори он чувствует себя легким, как бумага. Как будто этот человек сделан из какого-то сверхплотного материала, кубический дюйм которого в несколько раз тяжелее человеческого мяса.
Их последняя встреча – смутные воспоминания, вечер, тонущий в бразильском пойле и бое барабанов. Какие-то пьяные танцующие девчонки из рекламного агентства. Митчелл присоединился к ним, обменялся визитками, потом встретился с одной на выходных. В общем, он дрыгал конечностями под музыку, встречался глазами с девицами, как вдруг заметил, что стул Мори пуст. Этот человек не танцует самбу.
Мори садится, заказывает холодное пиво, рис и говяжий суп.
– Два, – говорит Митчелл.
– Вам сделать острый? – спрашивает официант.
– Насколько возможно, – говорит Мори.
– Мне так же, – говорит Митчелл, пытаясь копировать характерное полухрюканье, полурычанье Мори. Не получается; официант странно смотрит на него. Никто больше не говорит так – во всяком случае, никто из знакомых Митчеллу японцев.
– Мне нужна услуга, – говорит Мори. – Компания, которая называется «Софтджой». Помните, вы говорили, что следили за ней.
– Так, – говорит Митчелл беспокойно. – Моя рекомендация номер один. А в чем конкретно проблема?
Мори обескураживающе туманными выражениями обрисовывает контуры проблемы. Кто-то из «Софтджоя» замешан в некий инцидент. Этот человек помешался на хитовой видеоигре задолго до того, как ее выпустили на рынок. Мори хочет знать, каким образом происходит разработка видеоигр, сколько людей участвуют в процессе, насколько легко выяснить их имена.
– Имена? – переспрашивает Митчелл, пытаясь скрыть изумление. – Это совершенно секретная информация.
Мори сужает взгляд, хмурится.
– Знать секретную информацию – ваша работа, так? Если бы вы обладали той же информацией, что и любой другой человек, в чем смысл?
Митчелл вздыхает и думает, объяснять ли Мори про концепцию эффективных рынков, бесплатное и справедливое раскрытие информации, риски инсайдерской торговли. Решает, что объяснять не будет. Он уже пробовал объяснять Мори про финансы. Безнадежно. Не более эффективно, чем (этой фразе он научился от Мори) писать лягушке на голову.
Приносят холодное пиво: огромные заледеневшие кружки, внутри осколки льда. Митчелл делает глоток, размышляет. Ему нужно знать больше. Инцидент – подозрительное слово. В Японии «инцидентами» часто называют короткие войны.
– Какой именно инцидент? Какое-то преступление?
– Можно и так сказать.
– Серьезное?
Мори уставился в пятно на стене над головой Митчелла.
– Достаточно серьезное для человека, которого убили.
Митчелл со стуком опускает кружку на формайку.
– Что? Вы хотите сказать, что кто-то из работников «Софтджоя» замешан в убийстве? И это связано с одним из их продуктов?
– В двух убийствах, – говорит Мори.
Митчелл открывает рот и озирает стол. В мозгу у него всплывают картинки: полиция рыщет в офисах «Софтджоя»; цена акций падает камнем; Скотт Хамада ухмыляется; длинные когти Саши де Глазье хватают мобильник. Митчелл откидывается на стуле и стонет от унижения.
В дождливый сезон все неприятно. Неряха встречается лицом к лицу с последствиями своей неряшливости. Все растет: плесень на тарелках в раковине; слизь в ванне; маленькая грибница – окно оставили открытым, и дождь намочил татами. В дождливый сезон грязные носки воняют. Конечно, они всегда воняют. Но не так. Они воняют как ничто никогда не воняло. Биохимическая атака.
В дождливый сезон наружу вылезают тараканы. Суетятся в сумерках, шуршат в мусоре, появляются в самых неподходящих местах – в раковине, на клавиатуре компьютера, на краешке посуды.
Дождливый сезон смывает с мира краски, все становится серым. Дома, одежда, деревья, лица сарариманов – все оттенки серого.
Митчелл страстно ждет конца дождливого сезона, но миновала только половина. Мокрые дни простираются впереди, сколько видит глаз.
Типичный вечер дома. Митчелл сидит на корточках на футоне и играет в свежекупленную видеоигру. Дождевые капли плюхаются в шесть мисок для риса на полу. Звуки снаружи – кваканье лягушек, жужжание вертолетов. Радио бабушки Абэ завывает блюз дождливого сезона.
Новый звук: звонит телефон. Митчелл смотрит на часы, и желудок его сжимается. Слишком поздно для Ёко, Кэйко, Сатико или Рики. Но не слишком поздно для Саши де Глазье. Вполне возможно: немедленная экзекуция. Митчелл прочищает горло. Он готов встретить казнь с уверенностью сэра Уолтера Рэли.
Но никакой казни, во всяком случае – пока. Голос на том конце совершенно не глобальный. Митчелл вспоминает лицо обладателя этого голоса, глубоко посаженные глаза, линии вокруг рта. Мори – они не виделись почти год! Ну и почему же частный детектив звонит ему так поздно вечером? И с чего бы ему неуклюже льстить Митчеллу, говоря, что он прекрасно разбирается в японских корпорациях? Не надо быть опытным аналитиком, чтобы что-то заподозрить.
А когда он предлагает встретиться и выпить через часок и обсудить старые времена, подозрения углубляются. Но ты все равно пойдешь. Потому что в последнее время тебе ужасно скучно, а что бы Мори ни сказал, в какую бы замороченную проблему тебя ни втянул, скучно с ним явно не будет.
Мори кладет трубку и наливает себе еще стакан «Сантори Уайт». Нестандартным проблемам – нестандартные решения. Иностранец, конечно, нескладный, но для участника большой денежной игры достаточно надежный. Проверено обстоятельствами, в которых они впервые встретились, убегая от кучки религиозных фанатиков. С тех пор они пару раз виделись, пили сакэ, ходили в ночные клубы. Все же у них мало общего. Митчелл любит дискотеки Роппонги, голливудские фильмы. Он иностранец, и у него случаются проблемы с распознаванием оттенков – между шуткой и оскорблением, между хорошим дешевым суси и дерьмовым дешевым суси, между действительно глупыми женщинами и теми, что лишь притворяются дурочками. Он прилично говорит по-японски; Мори понимает почти все, что он говорит. И именно на его примере Мори видит, что иностранец – это совсем не вопрос знания языка. Митчелл все время говорит про Японию и японцев – сравнивает, суммирует, судит. В той Японии, о которой он говорит, Мори ни разу не был.
В прошлый раз они встречались в латиноамериканском баре близ перекрестка Ёцуя. Мори запомнил фрагменты разговора. Они пили кислое бразильское пойло. На танцполе извивались и тряслись офисные девушки – тридцатиминутный карнавал перед последним поездом на окраину.
Митчелл упомянул, что работает на немцев, и тон у него был не слишком воодушевленный. Мори спросил, чем конкретно он занимается. Митчелл ответил, что он отвечает за технологии роста. Это интересно? – с сомнением спросил Мори. Бывает хуже, ответил Митчелл. Дает возможность изучать такие компании, как «Мега» и «Софтджой».
Тут воспоминания обрываются. Митчелл кинулся на танцпол. Мори растворился в ночи. И вот теперь, почти год спустя, настало время продолжить беседу.
* * *
Митчелл ждет Мори в корейском барбекю на южной стороне станции Синдзюку. Потягивает пиво, глядит из окна на людей, спешащих сквозь шипящий дождь. Мори подъезжает к краю тротуара на мотоцикле, его легко узнать даже в шлеме. Сколько ему лет? С такого расстояния, глядя на спокойное овальное лицо и волосы, торчащие во все стороны, скажешь – между тридцатью и сорока. Ближе, когда видишь морщины и седину, скажешь – между сорока и пятьюдесятью. Послушаешь его разговор, скажешь – несколько столетий.Мори входит в ресторан, поднимает руку в знак приветствия. Митчелл встает и кланяется – точно по-японски, – но Мори машет ему так нетерпеливо, будто он совершил какую-то глупость. Митчелл вспоминает – у этого человека сложный и скрытный характер. Никаких улыбок, этикета, никаких нерешительно-взвешенных вопросов. Обычно, стоя рядом с японцами на три-четыре дюйма короче, чем он сам, Митчелл чувствует себя большим, могучим. Рядом с Мори он чувствует себя легким, как бумага. Как будто этот человек сделан из какого-то сверхплотного материала, кубический дюйм которого в несколько раз тяжелее человеческого мяса.
Их последняя встреча – смутные воспоминания, вечер, тонущий в бразильском пойле и бое барабанов. Какие-то пьяные танцующие девчонки из рекламного агентства. Митчелл присоединился к ним, обменялся визитками, потом встретился с одной на выходных. В общем, он дрыгал конечностями под музыку, встречался глазами с девицами, как вдруг заметил, что стул Мори пуст. Этот человек не танцует самбу.
Мори садится, заказывает холодное пиво, рис и говяжий суп.
– Два, – говорит Митчелл.
– Вам сделать острый? – спрашивает официант.
– Насколько возможно, – говорит Мори.
– Мне так же, – говорит Митчелл, пытаясь копировать характерное полухрюканье, полурычанье Мори. Не получается; официант странно смотрит на него. Никто больше не говорит так – во всяком случае, никто из знакомых Митчеллу японцев.
– Мне нужна услуга, – говорит Мори. – Компания, которая называется «Софтджой». Помните, вы говорили, что следили за ней.
– Так, – говорит Митчелл беспокойно. – Моя рекомендация номер один. А в чем конкретно проблема?
Мори обескураживающе туманными выражениями обрисовывает контуры проблемы. Кто-то из «Софтджоя» замешан в некий инцидент. Этот человек помешался на хитовой видеоигре задолго до того, как ее выпустили на рынок. Мори хочет знать, каким образом происходит разработка видеоигр, сколько людей участвуют в процессе, насколько легко выяснить их имена.
– Имена? – переспрашивает Митчелл, пытаясь скрыть изумление. – Это совершенно секретная информация.
Мори сужает взгляд, хмурится.
– Знать секретную информацию – ваша работа, так? Если бы вы обладали той же информацией, что и любой другой человек, в чем смысл?
Митчелл вздыхает и думает, объяснять ли Мори про концепцию эффективных рынков, бесплатное и справедливое раскрытие информации, риски инсайдерской торговли. Решает, что объяснять не будет. Он уже пробовал объяснять Мори про финансы. Безнадежно. Не более эффективно, чем (этой фразе он научился от Мори) писать лягушке на голову.
Приносят холодное пиво: огромные заледеневшие кружки, внутри осколки льда. Митчелл делает глоток, размышляет. Ему нужно знать больше. Инцидент – подозрительное слово. В Японии «инцидентами» часто называют короткие войны.
– Какой именно инцидент? Какое-то преступление?
– Можно и так сказать.
– Серьезное?
Мори уставился в пятно на стене над головой Митчелла.
– Достаточно серьезное для человека, которого убили.
Митчелл со стуком опускает кружку на формайку.
– Что? Вы хотите сказать, что кто-то из работников «Софтджоя» замешан в убийстве? И это связано с одним из их продуктов?
– В двух убийствах, – говорит Мори.
Митчелл открывает рот и озирает стол. В мозгу у него всплывают картинки: полиция рыщет в офисах «Софтджоя»; цена акций падает камнем; Скотт Хамада ухмыляется; длинные когти Саши де Глазье хватают мобильник. Митчелл откидывается на стуле и стонет от унижения.