– На мой взгляд, самое время завязывать, – замечает Мори.
   Кофе для Ангела – слишком крепкий. Она морщит нос, как школьница.
   – Пока нет. Маме нужны лекарства для желудка, а сестричка хочет поступить в колледж. А что опасно – я видела много опасных вещей, много опасных людей. Я сама опасная, знаешь.
   Она снова улыбается, сверкая большими белыми зубами. И достает что-то из кармана плаща.
   – Возьми паспорт, – говорит она, вставая на ноги. – Я отдаю его тебе – вот зачем я пришла.
   – Он твой, – говорит Мори.
   – Нет, он твой. Если надо будет, приду и попрошу опять.
   Она наклоняется вперед, целует его в губы. Мори прижимает ее к себе – упругое тело, волосы колются, как электричество, – но она вырывается, снова смеясь.
   – Вот за что ты мне нравишься, – говорит она. – Ты никогда не наложишь лапу на женщину. Ты не свинья, детектив-сан.
   – Спасибо, – сухо отвечает Мори.
   Ангел исчезает за дверью. Мори слышит, как ее каблучки стучат по металлической лестнице. Он пьет кофе, думает: правду ли она говорит, сколько ей лет, как она выглядит голой.
 
   Мори проводит большую часть вечера у телефона. Он пользуется тяжелым черным аппаратом, который стоит посередине стола – уверенное и властное присутствие. Он сознает, что мобильный был бы удобнее. К тому же в наше время их раздают почти за так. Но он не хочет подключаться, как в свое время отказался покупать ноутбук, органайзер или факс. Причина? Наполовину лень, наполовину протест против необязательных вещей. К тому же он подозревает, что мобильники могут вызывать рак мозга. Если это и так, все точно будут молчать, пока не станет слишком поздно.
   Звонки не приносят особенных результатов. На удивление сложно выяснить даже простые вещи – где и когда умер Миура. Он звонит в министерство, коронеру, в несколько больниц, в отдел расследований крупной газеты. Притворяется родственником, только что приехавшим из США, банковским менеджером, младшим коллегой. Наконец он сопоставляет несколько неясных деталей. У Миуры был сердечный приступ на работе. Охранник нашел его вскоре после полуночи. Его доставили в больницу министерства, но слишком поздно.
   Мысленно прокрути это кино:
   Миура в рубашке с короткими рукавами, в одиночестве, сидит поздней ночью над каким-то замороченным законом, жизненно необходимым для будущего нации. Вдруг у него перехватывает дыхание, он выходит в коридор, и тут – бац – сердце не выдерживает и начинается спазм. Миура вцепляется в воротничок, оседает на пол и испускает дух в центре организации, коей он посвятил свою жизнь.
   Грустный фильм. Даже вдохновляющий, если вас легко вдохновить. Сюжет более-менее правдоподобный. Высшие чиновники гордятся тем, сколько часов они проводят на работе. Когда сдается бюджет, они приносят из дома спальные мешки и чистые рубашки и не покидают офиса неделями. По-настоящему честолюбивый человек должен демонстрировать фанатическую преданность. Иначе он не получит одобрения коллег – ключ к успеху в любой большой организации.
   Вот только Кимико Ито говорит, что все это неправда. А она была достаточно близка к нему, чтобы знать наверняка. Хорошо, предположим, она права. Предположим, Миуру убила жена. Исполнитель должен был прокрасться в министерство, когда там никого нет. Потом применить такой метод, чтобы не отличили от сердечного приступа. К чему столько сложностей? Почему бы просто не устроить что-нибудь вроде автокатастрофы?
   Первая мысль: Кимико Ито может ошибаться, даже лгать. Она огорчена смертью спонсора, хочет навлечь неприятности на его жену. Вторая мысль: Кимико Ито – клиент. А клиент не может ошибаться. Особенно если это единственный клиент на горизонте, а квартира стоит на 30 % дешевле, чем шесть лет назад, когда ты купил ее, а мускулы твоей задницы, как дикие кошки, сопротивляются несправедливым требованиям, которые ты им предъявляешь.
   Вывод: заткнись и работай.
   Мори начинает с очевидного: безымянный охранник. Находит номер и дозванивается начальнику охраны министерства. Он пользуется одной из любимых легенд – величественный, многоречивый академик из Национального фонда культурных исследований. Если кто-нибудь решит проверить, организаций с таким названием существует пять, и в каждой – десятки сотрудников по имени Танака.
   – Какого рода скромную помощь я мог бы вам оказать? – следует обыкновенный в таких случаях вежливый ответ.
   Человек привык подчиняться как раз таким шишкам, какую играет Мори.
   – Я был тесно знаком с прекрасным чиновником, встретившим безвременную кончину две недели тому назад. Я желал бы выразить благодарность представителю вашей службы, нашедшего его в столь ужасных обстоятельствах.
   – Понимаю… – Озадачен, но ничего не подозревает.
   – Небольшой бочонок сакэ будет доставлен в министерство в течение нескольких дней. Это партия из Ниигаты высшего качества, при употреблении его следует обязательно охладить ровно до восьми градусов Цельсия. Ни более и ни менее. Понимаете ли вы меня?
   – О, конечно!
   – А теперь, будьте любезны, предоставьте мне полное имя и должность сотрудника, о котором я говорю.
   – Вы имеете в виду Канэду? Боюсь, это будет трудновато.
   – Трудновато? Что это значит?
   – Просто он больше не работает у нас в министерстве. Его перевели.
   – Куда перевели? – быстро спрашивает Мори. Начальник охраны вроде бы оправдывается. Вообще-то голос его звучит неуверенно.
   – Гм – понимаете – это еще точно не решено. Но если вы пришлете сакэ мне, я обязательно ему отдам. Надеюсь, это приемлемо…
   – Совершенно неприемлемо! – отрезает Мори и бросает трубку на рычаг со смачным хрустом.
   Все-таки для некоторых вещей мобильники определенно не годятся.
* * *
   В полдень Мори отправляется в крохотную баню за углом. Четверть часа он сидит в пару, вытянув ноги, с полотенцем на голове. Как обычно, вода – мстительный кипяток. Единственный посетитель, кроме Мори, – менеджер салона патинко из соседнего дома. Мори пытается расспрашивать его о новых машинах на интегральных микросхемах – сколько раз в месяц их надо перепрограммировать, в каком салоне они стояли раньше, – но тот не хочет отвечать. Вместо этого рассказывает об оттоке клиентов, как его прессует местный синдикат и в районе вообще чересчур много салонов патинко. Мори равнодушно хмыкает. Этот парень каждый год меняет «БМВ», его любовница появляется в рекламных роликах, у него лыжный домик в Японских Альпах[6] и пляжный – в Симоде. Все это на деньги, которые люди, вроде Мори, запускают в его машинки, чтоб посмотреть, как скачут серебристые шарики. И он еще жалуется! Поменяться бы ему местами с Мори на пару месяцев. Поездить бы на работу на «хонде», которой пятнадцать лет. Пожить бы на восьмидесяти квадратных метрах, купленных в тридцатилетнюю рассрочку. И провести бы пару вечеров так, как обычно проводит их Мори, – делясь слухами с пропившими мозги городскими подонками, роясь в помойках, часами ожидая с камерой у дверей домов свиданий. Тогда бы ему было на что жаловаться.
   Менеджер выбирается из ванны. Похоже, от беседы с Мори ему полегчало. Чувство это не взаимное.
   Мори ложится обратно в ванну и смотрит, как конечности снова становятся багрово-красными. Он думает о человеке по фамилии Канэда. Этого человека почему-то скрывают. Вероятно, стоит выяснить, почему. Но сколько в Токио Канэд? Десятки тысяч – так же, как Ито, Симад и, конечно, Мори. Чтоб найти того самого, нужны деньги. Но, как заметила госпожа Ито, деньги нужны, чтобы их тратить.
   В этом городе вся информация легко доступна, если знать, кого спрашивать. Но саму информацию о том, кого спрашивать, нужно копить годами, даже десятилетиями. Здесь требуются сноровка рыбака, терпение дзэнского монаха. Приходится уговаривать, дразнить, выдаивать сведения ночными пьянками, благодеяниями, которые продаются и перепродаются, разговорами, вьющимися, как лента Мёбиуса. Золотое правило: не ты ищешь информацию – информация ищет тебя.
   Когда Мори надо найти что-то о ком-то, он обычно спрашивает Кадзуко. У Мори и Кадзуко великолепные отношения: они никогда не встречались и никогда не встретятся. Он узнал ее имя от человека, который ни его, ни ее никогда не видел. А имя того человека – от брата юриста, который однажды хорошо поработал на компанию, которой владеет друг кое-кого, кому бы не жить, если б не Мори. Вот откуда Мори знает имя Кадзуко. По крайней мере, ему так кажется. По правде говоря, все это было так давно, он уж и позабыл.
   Кадзуко работает на финансовую компанию потребительского кредитования, котирующуюся в первой секции Токийской фондовой биржи. Судя по голосу, ровесница Мори. Работала едва ли не во всех отделах компании. Знает о бизнесе больше всех своих коллег. Возможно – больше президента, жизнерадостного пожилого головореза, большую часть времени гоняющего на катерах. Безусловно – больше председателя совета директоров, бывшего чиновника, «спустившегося с небес» на сонную и доходную синекуру.
   Кадзуко знает множество вещей о людях – точнее, приблизительно о ста двадцати миллионах человек. Даешь ей имя, одну-две детали. Через некоторое время она перезванивает и называет дату и место рождения, имена родственников, образование, вес, группу крови, остроту зрения, судимость, зарплату, средний счет за квартиру, любимые фильмы и так далее. Обычное вознаграждение – пятьдесят тысяч иен, переведенных в маленький банк в Осаке. Название счета: «Производственные услуги Табути». Имя Кадзуко – не Табути. Кто такой Табути? Этого вопроса Мори никогда не задаст.
   Вернувшись к себе, Мори звонит Кадзуко. Разговор краток. Он дает ей фамилию и место работы. Она говорит только одно слово: «Ясно». Мори садится на диван и ждет. Покусывает булочку. Залпом выпивает стакан энергетического напитка, купленного в автомате через дорогу (кофеин, чеснок, маточное молочко). Просматривает вечернюю газету. «Гиганты» выиграли оба сегодняшних матча, ученый совет постановил, что Нанкинской резни[7] никогда не бывало, известный политик запрашивает дополнительный бюджет. То есть, дела как всегда. А этот политик с хитрыми глазами и гладкими щечками, с таким количеством лака на волосах, что пожарной безопасностью и не пахнет, – он, кажется, был замешан в какой-то финансовый скандал несколько лет назад? Мори вспоминает его выступление перед Парламентом, как он мямлил оправдания и ссылался на забывчивость. А теперь снова наверху, как нив чем ни бывало. Вот как работает система. Украдешь пятьдесят тысяч иен из круглосуточного магазина – тебя заметут. А если несколько триллионов при помощи ипотечной компании – дадут место в кабинете министров.
   Почти в шесть Кадзуко звонит из автомата. Мори записывает адрес и телефон Канэды. Остальное он сделает сам.
   Еще одна неудача: никого нет дома. Значит, надо ехать. Место: неприятный спальный район на полдороге к горе Фудзи. Ехать на «хонде» по битком набитым улицам или полтора часа трястись в столь же битком набитом поезде? Мори выбирает: индивидуальный дискомфорт лучше коллективного, – и достает из шкафа перчатки и шлем.
 
   Ночь, город состоит из воды и света. Лужи, окна, речки, маяки, отражения в мокром асфальте. Вся неоновая империя мерцает в мороси. Десять тысяч лучей фар в косом серебристом дожде.
   «Хонда» Мори пробирается по переулкам, ревет по шоссе, призраком скользит меж габаритных огней. Ехать дольше, чем он рассчитывал, – так всегда в этом городе. Наконец, почти в восемь, он подъезжает.
   Квартира Канэды – на пятнадцатом этаже самого нового дома-башни из восьми одинаковых. Кругом заброшенные и замусоренные рисовые поля. У подножия здания ровными рядами стоят сотни велосипедов. Мори паркует «хонду», смотрит вверх: во всех квартирах одинаковые металлические серые двери и маленькие балкончики. Наверное, квартиры тут больше, чем у Мори, да и дешевле. Но ему бы не понравилось здесь жить. Ни шума, ни людской суеты, никого, ничего: идеальное место, чтобы свихнуться.
   Мори поднимается в сырой бетонной пустоте, стучится в дверь Канэды. Темнота, тишина. Мори светит фонариком в щель для писем и видит, что квартира совершенно опустошена. Почему же все так сложно? – думает Мори. Почему никаких зацепок?
   И зацепку он получает. Лифт снова оживает и поднимается на пятнадцатый этаж. Стало быть, здесь есть еще кто-то живой. Из лифта выходит громила-подросток в мешковатых штанах, с волосами, крашенными в «чайный цвет». Он видит Мори, вразвалочку подходит к нему и с такой же развальцей в голосе произносит:
   – Эй! Ты это чего тут делаешь?
   Мощные плечи, коренастый, как чемпион по дзюдо. Серьга в ухе, гвоздик в носу и какая-то блестящая штука в брови. Такие обычно вымогают деньги у младших детей, отпиваются в шайках байкеров, грабят подвыпивших сарариманов[8] в пятницу вечером. Обычный симпатяга.
   – А, добрый вечер, – говорит Мори, поворачиваясь к нему лицом. – Я наношу визит Канэде-сан.
   – Его тут нет, дядя.
   Дядя! Это слово задевает Мори. Детей уже не учат почтительности? Мори размышляет, не преподать ли краткий вводный курс. Начать с быстрого лишения наличных украшений. Но это ничего не даст. А Мори проехал длинный путь, чтоб добыть информацию. Так что он лишь улыбается, стиснув зубы.
   – Тогда не мог бы ты мне сказать, где его найти?
   Это громиле нравится. Он получает возможность быть неприятным. Подходит, суется прыщавой ряшкой к Мори. Зрачки расширены, острый запах растворителя.
   – Может, и мог бы, да не буду. Не собираюсь ничего тебе говорить!
   Он смеется, будто исключительно сострил. Терпение Мори лопается. День был тяжелый, сплошные разочарования. Он делает шаг вперед.
   – Послушай-ка, прыщавый идиот…
   Дверь отворяется. Выглядывает лицо: женщина средних лет в линялом хлопчатом кимоно.
   – Син-тян, идем ужинать. Быстренько, я твое любимое приготовила.
   Она улыбается и воркует, будто сын ее – симпатичный восьмилетка. Не видит, что ли, какую мини-Годзиллу[9] вскормила?
   – А это кто? – спрашивает женщина, бросая тревожный взгляд на Мори.
   – Подозрительный тип, – брякает Годзилла-младший. – Я спросил его, что он тут делает, а он пригрозил меня избить!
   Мори снисходительно улыбается:
   – Боюсь, это недоразумение. Но ваш сын совершенно прав, что так ответственно отнесся к моему появлению. На самом деле, я хочу сказать, что наше общество нуждается в подобных молодых людях с повышенным чувством гражданской ответственности. Позвольте представиться…
   Визитки на все случаи жизни. На той, которую Мори вытаскивает из бумажника, прописана должность, внушающая получателю визитки максимум уважения: «Следователь по особым делам. Налоговая инспекция Западного Канто».
   На самом деле нет никакого Кадзуо Мори, работающего в налоговой инспекции Западного Канто. Нет и никакой налоговой инспекции Западного Канто. Телефонный номер принадлежит одному кабаре со стриптизом в Икэбукуро, где музыка играет слишком громко, чтоб вообще можно было услышать звонок и поднять трубку. Эти факты легко проверить за пару секунд. Но женщина не станет проверять. Если бы она была из тех, кто проверяет, то поинтересовалась бы, например, почему налоговый инспектор носит потертую кожаную куртку и джинсы, которые выглядят так, будто поставь их вертикально – и сами пойдут. И тогда Мори выбрал бы другую визитку.
   Разговор краток, но Мори выясняет все, что ему нужно. Канэда и его жена съехали месяц назад. Посреди ночи. Никому ничего не сказав. Странно, ведь они были весьма дружелюбной парой. Сын – ровесник Син-тяна, тоже заядлый дзюдоист. Уехали, даже не попрощавшись.
   Соседка Канэды обижена, озадачена. А вот Мори – ничуть. Он догадывается, почему Канэда не попрощался: он не знал, что уезжает.

Четыре

   Джордж Волк Нисио забывает, что на нем лучшие белые штаны. Он становится на четвереньки, прижимает лоб к татами. Но юный принц синдиката беспощаден.
   – У тебя в башке тофу, – рычит он и ставит ногу на затылок Джорджу. – Твоя тупость стоила нам выгодного контракта!
   Прижав щеку к полу, Джордж хнычет жалкие слова извинения и стыда. Он ненавидит юного принца больше, чем когда-либо – его крем после бритья, костюм от Армани, жаргон бизнес-школы.
   Старый босс сидит в нескольких ярдах позади, молчит, лицо грозовое. Он в официальном кимоно – черный шелк, широкие рукава. Джордж благодарен ему за это. Это знак уважения.
   – Больше никаких ошибок, – предупреждает юный принц. – Нашему бизнесу нужны надежные люди, умные люди. А не пьяные мартышки. Ясно?
   Нога юного принца придвигается к его носу. Джордж закрывает глаза. Как это может быть: якудза, у которого хобби – хорошие вина и теннис? Который анализирует рынок азартных игр на своем ноутбуке? Общается с музыкантами и архитекторами? Истинный консерватор в душе, Джордж сожалеет о растущем влиянии юного принца и других «якудза-экономистов». Но перечить не хочет – этот человек легендарно беспощаден. Так что Джордж просто хнычет.
   – Готовься, – произносит старый босс.
   Голос звучит скорее устало, чем зло. Сердце Джорджа переполняет благодарность. Он сделает для старого босса все, все. Время от времени он мечтает: однажды старому боссу надоест юный принц. Он велит Джорджу избавиться от него так, как Джордж пожелает. В некоторых версиях Джордж выбирает струну от рояля, иногда – мощную дрель…
   Бац! Нога молодого принца врезается в живот Джорджа, опрокидывая его на спину. Двое хватают его под локти и тащат к низкому столику в центре комнаты. На столике несколько рулонов бумаги для каллиграфии: листья шелковицы, ручная работа, босс закупает у мастера из Камакуры. Рядом с бумагой – короткий меч из его личной коллекции. Лезвие выглядит острым, как бритва.
   Остальные отходят к стене. Джордж разворачивает бумагу, кладет на нее левую руку, растопырив пальцы. Пот блестит у него в бровях и струится по спине.
   – Побыстрее, – недовольно ворчит юный принц. – Я не могу тратить время на ерунду!
   Джордж смотрит на мизинец – такой голый, такой беззащитный. Они были вместе тридцать пять лет. Теперь настало время расстаться. Каково будет сжимать кулак из четырех пальцев? Тискать женскую грудь, браться за руль?
   – В чем дело? Ты боишься? – Опять этот насмешливый голос.
   Джордж поднимает меч над головой. Лезвие почему-то подрагивает, будто меч живой и дышит.
   – Руби! – орет юный принц.
   Зажмурившись, Джордж опускает меч на бумагу. Левую руку кидает назад отдачей. Мизинец остается на бумаге.
   – УйЯААААА! – Волк воет, громко и визгливо.
   Боль острее, чем он думал, гораздо острее. Крови больше, чем он думал, гораздо больше. А ярость сильнее, чем он думал, гораздо сильнее. Ярость – на юного принца, чьи губы сложены сейчас в надменную ухмылку. Ярость на шлюху по имени Ангел. Но сильнее всего ярость на фальшивого цветочника, чьи происки лишили его чести и уважения!
 
   Типичный дождливый сезон, весь день выглядит и ощущается как вечер. Облокотившись на «хонду», Мори вглядывается в серый мокрый воздух.
   Сначала он думает, что ошибся. Он полагал, что высокопоставленный чиновник живет, как обычный представитель среднего класса. Стереотип: может, высокомерный, но строгих нравов, усердный, преданно служащий нации. Что ж, на фиг стереотипы. Поглядите только, в каком доме жил этот человек! Мори даже не знал, что в центре Токио есть такие места.
   Он, дивясь, объезжает квартал. Вот что он видит. Огромный кусок земли – входы спереди, сбоку, сзади. Сквозь ограду видны отблески пруда с карпами, бамбуковая роща, деревянный чайный домик, в котором больше квадратных метров, чем во всей квартире Мори. Основное здание – традиционно трехэтажное, с красной черепичной крышей и длинными загибающимися свесами крыши. Фасадом на восток, идеально для процветания и здоровья.
   «Хонда» тормозит, останавливается. Мори жадно смотрит на изящные линии и на главную роскошь Токио – много места. Потом на стене начинает мигать красный огонек, и Мори отворачивается, притворившись, что изучает карту. Ворота отворяются, выпуская свекольного цвета «ягуар» с затемненными стеклами. Мори внимательно вглядывается в лицо женщины за ветровым стеклом. Около тридцати пяти, короткие волосы, строгий рот. Безутешная вдова? Законченная убийца? «Ягуар» въезжает в лужу, забрызгивая штанину Мори грязной водой.
   Мори заезжает на торговые улицы, наводит справки. В первой он представляется массажистом сиацу[10] в поисках богатой клиентуры. В другой становится продавцом рак по сниженным ценам: в этом месяце покупать погребальные урны особенно выгодно. Местные знают все о смерти Миуры. Мори несложно вызвать их на разговор. Чужие несчастья всегда вызывают массу любопытства.
   Вот что ему рассказывают. Миура купил участок пять лет назад и снес старый дом. Тихая пара, без детей. А что за женщина его жена? Обычный тип элиты: недоступная изысканная консервативная. Дважды в неделю учит чайной церемонии. По вторникам изучает искусство составления букетов в зале Согэцу. Еще кто-нибудь живет в доме – домработница или родственники? Нет.
   Сегодня вторник. Время – два часа дня, хотя, глядя на пасмурное небо, понять это невозможно. Мори возвращается к дому Миуры.
   Теперь он – курьер, с папкой и конвертом, разбухшим от документов. Улица пуста, но он все равно жмет на звонок и нетерпеливо переминается с ноги на ногу. Через несколько минут ожидания заходит за угол к двери в сад. Старая и ржавая щеколда. Мори достает из конверта отвертку, просовывает в щель и сильно бьет по ручке. Щеколда вылетает на ту сторону.
   Дом богатый, но уровень защиты просто умиляет. Все потому, что в этом городе не грабят на улицах. Серьезные люди заняты мошенничеством, вымогательством, шантажом, взяточничеством, отмыванием денег, откатами, ростовщичеством, сутенерством, инсайдерской торговлей, продажей оружия, редких животных, гнилого мяса, пиратского программного обеспечения, фальшивой валюты, детской порнографии, рабочих-иммигрантов. А подобные занятия требуют высокого уровня общественного порядка.
   Мори срывает задвижку на кухонном окне и забирается внутрь, перелезая через раковину. Изнутри дом кажется еще больше. Он ходит по огромным комнатам; во многих, кроме ковров, ничего нет. В чем смысл такого простора? У человека, который последнюю четверть столетия жил и работал в тесных комнатах на шесть татами,[11] здесь может начаться агорафобия.
   Он суется в немногие шкафы – ничего, кроме книг, журналов, тинсо.[12] Где они хранят важные вещи? В таком доме должен быть хозяйский кабинет. В холле – большая лестница с ореховыми перилами. Мори, крадучись, поднимается. Перила скрипят. Ступеньки скрипят. Даже потолок скрипит.
   Наверху лестницы длинный коридор. В конце – раздвижная дверь, панели из прозрачной бумаги. За ней – сгорбленный силуэт. Человеческий. Мужской.
   Мори делает полшага назад. Половица скрипит. Силуэт неподвижен. Мори тоже. Тишина. Лишь дождь барабанит снаружи.
   Вперед или назад? Решение принимают инстинкты Мори. Он движется по коридору, как кошка, медленно, при каждом шаге перенося вес с одной ноги на другую. У двери долго ждет. Потом ногтем приоткрывает миллиметровую щелку и приникает к ней глазом.
   Он видит лицо цвета засохшей крови. Бешено искривленный рот. Шипастый шлем.
   Мори приоткрывает дверь еще на несколько дюймов. На него с воинственным весельем глядит самурай – так же, как смотрит на всех уже век или больше. В комнате много и другого антиквариата. На стене – маска но.[13] В алькове – деревянная статуя: семь ненормально веселых богов удачи с мешками риса и корзинами рыбы. Рядом с окном – полка с чайными чашками земляного цвета. За такие чашки можно заплатить и по две тысячи иен, и по двести тысяч, и по двадцать миллионов – все зависит от того, какого вы мнения о конфигурации всех этих темных пятен и разводов. А под полкой – традиционный деревянный комод из блестящего вишневого дерева. Мори никогда не страховал свою жизнь, но если бы у него имелся полис, он хранил бы его как раз в таком старинном комоде вместе с другими важными документами. В нижнем ящике с импозантной кованой ручкой.
   Ящик закрыт на ключ, что обнадеживает. Если бы у него был такой комод, где бы он хранил ключ? Разумеется, где-нибудь недалеко, здесь же в комнате.