После разрешения диадных и триадных конфликтов пациента, а также после различных фазово-специфичес-ких идентификаций, которые были в достаточной мере завершены и интегрированы, можно ожидать относительную эмансипацию пациента от своих эволюционных объектов. Наиболее надежно это будет проявляться в установлении им интернализованных личностных идеалов как для себя, так и для своего объекта любви, которые более не скроены по образцам бессознательных родительских моделей или их экстернализованных представителей.
   Важно осознавать, что отказ от идеализированных эволюционных объектов редко, если вообще когда-либо, является полным, он также не свободен от регрессии в стрессовых ситуациях. Это представляется особенно справедливым относительно взаимоотношений некоторых пациентов мужского пола со своими матерями. В отличие от дочери, на протяжении всех эволюционных лет мать будет в большинстве случаев продолжать оставаться главным объектом любви сына; мать часто разнообразными путями отвечает взаимностью на эту преданность. Особая привязанность, существующая между матерью и сыном, как правило, несмотря на успешно разрешенный сыном подростковый кризис, более легко возрождается через регрессию, которая, по-видимому, в меньшей степени происходит с женщинами вообще. Умирающие солдаты зовут своих матерей, в то время как аналогичные призывы к первому поставщику любви и безопасности, по-видимому, менее часто встречаются среди женщин в соответствующих критических обстоятельствах.
   Так же как сын предан матери как идеальному объекту любви, он склонен быть предан отцу как диадному образцу для подражания. Эта объектно сохраняемая часть двойной идеализации отца, по-видимому, не только обеспечивает основу для солидарности между мужчинами, но часто избегает соответствующей интеграции в личностный идеал Собственного Я. Намного более часто, чем женщины, мужчины продолжают на протяжении всей жизни искать объекты для подражания в различных иерархических системах общества. Почти повсеместный голод по диадным взаимоотношениям с представителем отца (см. также Bios, 1985), в особенности когда он ошибочно принимается и интегрируется пациенту как негативная эдипальная привязанность, проявляемый в настоящее время в переносах невротических мужчин на своих аналитиков-мужчин, часто показывает склонность сопротивляться декатектированию и интегрированию в личностный идеал Собственного Я пациента. Это та область в переносе пациента, которая особенно привлекательна для контрпереносных потребностей аналитика в учениках, из чего следует, что ей надо уделять особое внимание, в особенности в тренинговых анализах.
   Постаналитические взаимоотношения взрослого пациента со своими нынешними родителями не подвергались значительному обсуждению в психоаналитической литературе. В целом ожидается, что невротический пациент станет предъявлять меньше требований к своим родителям после успешного анализа; они больше не считаются ответственными и не обвиняются в связи с трудностями пациента. Вместо этого пациент, как правило, относится к ним благосклонно или по крайней мере нейтрально, как к людям, которые сделали все возможное в рамках их собственных проблем и предпосылок.
   Смешивание пациентом своих нынешних родителей с образами родителей как неудачных эволюционных объектов периода его эволюционной задержки лишь сравнительно недавно было достаточно проанализировано и понято, когда пациент заканчивает свое успешно завершенное психоаналитическое лечение. Следовательно, аналитик обычно не может следить за дальнейшим развитием взаимоотношений пациента со своими родителями, а также не может надежно предсказать эти взаимоотношения. Однако, у меня такое впечатление, что бывшие аналитические пациенты со своей недавно установленной относительной автономией склонны не столько стремиться к узнаванию своих родителей как личностей с точки зрения своей новой личности, освободившейся от груза нерешенных прошлых проблем, сколько выстраивать вторичные защиты относительно новых отношений со своими родителями. Это часто включает иллюзию, что возросшее у бывшего пациента понимание своих прошлых переживаний с родителями как эволюционными объектами одновременно обеспечило его полным знанием личностей родителей. Это содействует развитию стереотипных взаимоотношений, в которых к родителю в лучшем случае относятся и обращаются со снисходительной благожелательностью как к человеку, чьи мысли, чувства и особенности предположительно досконально известны и предсказуемы для его проанализированного отпрыска.
   Чаще родители склонны с облегчением и благодарностью принимать такое изменение в ранее проблематичных отношениях к ним со стороны их сына или дочери. Все заинтересованные стороны могут чувствовать, что между ними установились хорошие и взрослые взаимоотношения. Такая ситуация может в большинстве случаев быть достаточно хорошим или даже наилучшим возможным достижением в том, что касается взаимоотношений бывшего пациента к своим нынешним родителям. Однако в тех редких случаях, где обе стороны мотивированы и способны предпринимать попытку узнавания друг друга на новом, индивидуальном и автономном уровне, результатом может быть особенно обогащающая и вознаграждающая близость между автономными взрослыми индивидуальностями, разделяющими долгую общую историю. Если бывшему пациенту удается стать подлинным другом своим прежним эволюционным объектам, переживание индивидом личностной автономии может быть скреплено радостным и умиротворяющим чувством его бесповоротности и окончательности.
   Взаимоотношения между аналитиком и пациентом обычно заканчивается с окончанием аналитических взаимоотношений. Это уникальные взаимоотношения между экспертом и клиентом, в которых может быть пережит и понят весь диапазон человеческого развития и форм привязанности. Экспертная роль аналитика в этом процессе существенным образом заключается в роли нового разви-тийного объекта, которая завершена, когда пациент более не нуждается в развитийных объектах. Это не означает, однако, что в связи с этим аналитик становится доступен в качестве текущего объекта для дружбы и любви пациента. То, что он становится текущим объектом для пациента, означает конец, а-не начало взаимоотношений. Работа аналитика заключается в освобождении пациента от его потребности как в трансферентных, так и в новых развитийных объектах, предлагая пациенту использование себя для этих целей таким образом, который ведет к постепенному исчезновению этих потребностей. Аналитик не является новым родителем для пациента и не разделял с ним годы его первоначального развития. Все сказанное выше о желательности того, чтобы пациент подружился со своими первичными эволюционными объектами, не относится сходным образом к постаналитическим отношениям пациента со своим аналитиком.
   Как хорошо известно, ситуация еще более осложняется во время и после тренинговых анализов с будущими коллегами. В принципе то, что говорилось выше, в равной степени справедливо для всех аналитических пациентов, и опасность осложнений после тренингового анализа тем меньше, чем в большей мере могут соблюдаться эти принципы. Однако я не вижу каких-либо причин для фобического избегания контакта в этой связи, ибо от двух аналитически обученных людей обычно ожидается знание границ между профессиональным и общепринятым социальным поведением, с одной стороны, и более близкой дружбой — с другой.
   Для пациента аналитическое лечение было длительным преодолением утраты объекта, в ходе которого происходил постепенный отказ как от первоначальных, так и от новых эволюционных объектов, и их утрата тщательно прорабатывалась по мере их экстернализации на аналитика или их запоздалого обнаружения в репрезентации аналитика. При условии, что этот процесс был в достаточной мере завершен, невротический пациент обычно не сталкивается с чрезмерными затруднениями при сепарации от аналитика при завершении лечения. Во время успешного анализа пациент, как правило, устанавливает объектные отношения, которые соответствуют его возрасту и текущим жизненным обстоятельствам, в то время как его представление об аналитике доросло до представления о текущем эксперте, с которым он долгое время работал, который оказал ему огромную помощь и к которому он стал испытывать нежные чувства и научился уважать. Анализ в течение многих лет был важной частью его жизни, и пациент знает, что ему будет не хватать анализа и аналитика. Однако, хотя в психике присутствует опасение и искушение регрессировать, вновь консолидированное Собственное Я пациента одновременно испытывает чрезвычайное облегчение вследствие перспективы навсегда освободиться от развитийных объектов. В ходе анализа пациент все в большей мере учился понимать и чувствовать, что все, реально значимое для его текущей и будущей жизни, следует искать вне аналитической консультационной комнаты и его взаимоотношений с аналитиком.
   Многие практические и теоретические соображения по поводу завершения психоаналитического лечения невротических пациентов широко и надлежащим образом исследовались в различных психоаналитических трудах (Fenichel, 1924; Ferenczi, 1927; Freud, 1937; Lorand, 1946; A.Reich, 1950; Glover, 1955; Menninger, 1958; Greenson, 1966; Rangell, 1966; Panel, 1969; Ticho, 1972; Schlesinger and Robbins, 1974; Panel, 1975; Firestein, 1978; Novick, 1982; Schachter, 1990) и не будут более подробно обсуждаться здесь.

Структуры автономии

   Представляется, что те структурные достижения, к которым оптимально стремятся в аналитическом лечении невротических пациентов, хотя они различным образом взаимозависимы, могут быть приблизительно сгруппированы в пять главных категорий: (1) формирование воспоминания (см. главу 4); (2) улучшение структур индивидуализированного Собственного Я; (3) улучшение базисных структур Собственного Я; (4) установление личных норм и идеалов; (5) установление личной истории.
   Согласно моему предположению, формирование воспоминания имеет отношение к процессу интернализации, посредством которого переживание репрезентации действительно утраченного индивидуального объекта как существующего вовне или как интроекта будет переходить в представление о прошлом объекте. Подобно любым концепциям интернализации формирование воспоминания имеет отношение как к процессу, так и к результату. Формирование воспоминания составляет сущность работы траура (Freud, 1917) после утраты индивидуального объекта, а также ту часть процессов тщательной аналитической проработки, в которой трансферентные иллюзии о продолжающемся существовании эдипального объекта в настоящем будут разрушаться и заменяться воспоминаниями, которые относят эдипальных родителей к детству пациента. Формирование воспоминания, таким образом, решающим образом содействует восстановлению личной истории во время аналитического лечения невротического пациента.
   Индивидуальная структура Собственного Я невротического пациента улучшается различным образом в ходе аналитического лечения. Как неоднократно подчеркивалось выше, важную роль в этом процессе играют фазово-специ-фические идентификации пациента с образом аналитика как нового развитийного объекта. В зависимости от степени и природы развитийных нехваток пациента и соответствующих потребностей в запоздалом структурообразовании его идентификации как с диадно, так и с триадно идеализируемыми образами аналитика могут различными путями улучшать и обогащать его способы переживания себя и объектов. Различные формы фазово-специфических идеализации и возникающие в результате идентификации уже обсуждались ранее. В этой связи достаточно подчеркнуть специфическую важность идентификаций пациента с аналитиком как новым диадным образцом для подражания как содействующих установлению и сохранению терапевтического альянса, а также интернализацию пациентом опыта аналитика в способах сближения с ним в собственное отношение к самому себе и к своим проблемам.
   Улучшение базисной структуры Собственного Я невротического пациента через функционально-селективные идентификации часто затмевается разрешением его бессознательных конфликтов и улучшениями в его индивидуальной идентичности. Однако функционально-селективные идентификации, как правило, в большом количестве присутствуют в анализах невротических пациентов. Они содействуют уменьшению остатков функциональной зависимости пациента от объектов, таким образом содействуя и улучшая качество автономии, достигнутой в его лечении. Важная причина, почему это наращивание базисной структуры Собственного Я часто остается безмолвным процессом в анализе невротического пациента, по-видимому, заключается в том, что пациент, достигший индивидуации, может, когда это требуется, использовать конфронтации и прояснения аналитика в качестве эмпатических описаний, обеспечивающих модели для функционально-селективных идентификаций.
   Специфические структурные достижения, чей приход ожидается до того, как анализ пациента можно будет считать завершенным, состоят из установленных им личных норм и идеалов. Переживание внутренней автономии требует, чтобы индивид воспринимал свои представления о правильном и неправильном, а также свои ценности и идеалы как в основном свои собственные, а не как представления и идеалы внешних судей и обра'зцов для подражания. В среднем жизненном цикле человеческого индивида это, как правило, происходит в период и посредством подросткового кризиса как порога между детством и взрослостью, подразумевающим эмансипацию от собственных развитий-ных объектов.
   Когда незавершенный подростковый кризис невротического пациента становится запоздало завершенным в успешном аналитическом лечении, возможно проследить, как постепенный отказ пациента от своих развитийных объектов любви, ненависти и идеализации идет параллельно с его избавлением от тех же самых объектов как интроеци-рованных и реэкстернализованных носителей моральных принципов и ценностей. Тщательная проработка вытесненных эдипальных конфликтов и их регрессивных выработок включает все большую необязательность использования интроекта суперэго в качестве надзирателя за вытесненными эдипальными репрезентациями. Однако помимо интерпретации и тщательной проработки интроекта суперэго невротического пациента, совместно с другими эдипальными интроектами, по мере того как они будут экстернализова-ны на образ аналитика, пациент склонен со своей стороны начать наращивание другой нормативной системы, которая основана на диадно и триадно постигаемых отношениях идеализируемого аналитика к пациенту и его внутреннему миру. Представляется, что при окончательном распаде интроекта суперэго отобранные его части будут интернали-зованы в новую личную нормативную структуру Собственного Я, в которую станут интегрированы также отобранные аспекты аналитико-дериватных нормативных элементов. Как правило после успешного анализа в новых нормативных структурах автономного Собственного Я пациента можно будет различить элементы, которые отражают терпимое, но не попустительствующее, реалистическое, но не циничное, либеральное, но не продажное, отношения аналитика к пациенту на различных стадиях его анализа (Tahka, 1984).
   Помимо установления интернализованных норм, прочно интегрированных с восприятием пациентом самого себя, установление личных идеалов в отношении себя и объекта любви представляет другое важное структурное достижение, требуемое для переживания индивидом относительной автономии. К концу анализа это синтетическое достижение пациента можно видеть по возрастающей у него деидеализации образа аналитика с соответствующим акцентом на текущей природе взаимоотношений. Это часто сопровождается возрастанием чувства собственного достоинства пациента, которое наполняет все его существо и проявляется в его высказываниях о себе и своих объектах.
   Его взаимоотношения с близкими людьми, в особенности с его главным объектом любви, склонны приобретать большую значимость, разносторонность и глубину, или, когда это требуется, он может иметь смелость закончить взаимоотношения, которые никогда не смогут выйти за пределы своей преимущественно трансферентной значимости. Поскольку отказ от эдипального объекта любви и новый индивидуальный синтез личного объект-идеала делают возможным установление неинцестуозных любовных отношений и полное сексуальное наслаждение, продолжает быть уместной в качестве центрального критерия психического здоровья при оценке результатов аналитического лечения пациента старая психоаналитическая концепция «полной генитальности».
   Ожидается, что ценности, идеалы и путеводные звезды пациента после завершенного аналитического лечения должны быть в как можно большей степени его собственными. Хотя аналитик крайне заинтересован в развитии системы ценностей и идеалов пациента на всех уровнях психопатологии, как особенно чувствительных индикаторов его уровня психической структурализации, аналитик будет одновременно усердно пытаться избегать активного воздействия на идеационное содержание ценностей и идеалов пациента на всех стадиях его аналитического лечения. Аналитик может следить за развитием чисто нарциссических ценностей пограничного пациента, действующих на функциональном уровне переживания и привязанности, за уровнем предвзятой оценки, на котором невротический пациент разделяет идеи и мнения своих диадных и триадных идеальных объектов как очевидные, и наконец за установлением личных ценностей и идеалов в индивиде, достаточно эмансипированном от внешних образцов для подражания и мнений других людей. Аналитик будет рассматривать продвижение пациента с одного уровня на другой в качестве важных шагов в его возобновленной структурализа-ции в лечении. Однако с точки зрения аналитика крайне важно, чтобы нормы, ценности и идеалы пациента к концу его анализа достигли столь продвинутого уровня структу-рализации, какой для него возможен, а не то, что он, покидая анализ, предпочитает левое или правое крыло в политике, верит в бога или является атеистом, или исповедует философию жизни, которая может совпадать или отличаться от философии жизни аналитика.
   Тот факт, что пациенты интернализуют функции и характерные черты своего образа аналитика, идеализируемого в качестве нового развитийного объекта, не означает, что они будут интернализировать личные ценности и идеалы аналитика, если он не открывает их пациенту. Хотя пациент может в этом процессе идентифицировать себя с очевидной высокой оценкой аналитиком саморефлексии, честности, храбрости и стойкости в аналитической работе, такие «аналитические ценности» в очень многом совпадают с общими и объективными человеческими ценностями и не будут как таковые внушать пациенту специфическую идеологию или философию жизни.
   Последнее процитированное выше структурное достижение как принадлежащее структурам автономии является личной историей пациента, которая становится создана и консолидирована во время его аналитического лечения (Kris, 1956). Личная история является репрезен-тационной структурой, основанной на организованной воскрешенной памяти и эмпирически расположенной на оси линейного времени. Переживание исторического измерения своей жизни становится надежно возможным после индивидуации, которая позволяет индивиду отражать и вспоминать прошлые переживания по существу идентичным Собственным Я.
   Однако достижение невротическим пациентом полной смысла и единообразной личной истории требует, чтобы он в достаточной мере преодолел свои вытеснения и интегрировал диссоциированные репрезентации в непрерывную последовательность воспоминаний. Этому будут способствовать все обсужденные выше структурные развития, которые делают возможными и мотивируют интернализа-ции и интеграции, ведущие к относительной психологической автономии.
   Эмпирическая автономия индивида представляет собой продвинутый уровень идентичности, который одновременно основывается и является предпосылкой для полной смысла личной истории. Развитие идентичности в значительной степени является развитием личной истории индивида (Erikson, 1950,1959), и, лишь когда имеется автономное Собственное Я для оценки этой истории как находящейся в полном владении индивида, оно будет достигать максимальной наполненности смыслом как основы и экрана для его текущего переживания себя и своих объектов.
   Хотя Фрейд (1937) считал, что в аналитическом лечении следует стремиться к достижению полной исторической правды и что терапевтическая эффективность аналитического лечения зависит от достижения этой цели, позднее авторы доказывали недостижимость исторической правды о прошлом пациента, а также подчеркивали терапевтическую достаточность установления «нарративной правды», то есть достаточно важной личной истории жизни пациента, которая становится открыта и сконструирована во время его аналитического лечения (Schimek, 1975; Michels, 1985; Wetzler, 1985;Berger, 1987).
   В принципе соглашаясь с вышеназваиными авторами, я хочу подчеркнуть, что, строго говоря, психоаналитическая работа может дать пациенту историю его прошлого развития лишь в той степени, в какой такая история может быть реконструирована из его собственных переживаний. Когда нет какой-либо эволюционной истории, так как большие области психики пациента никогда не развивались, возобновленное развитие в ходе лечения станет представлять существенно значимые области отсутствующей истории пациента. Чем больше вытеснение, тем в большей мере прошлая история пациента может быть реконструирована в ходе его анализа. Чем больше первичный дефицит структур, тем в большей мере его историю приходится конструировать и эмпирически заменять новыми развитийными взаимодействиями с аналитиком.
   Даже когда у пациента нет каких-либо значительных структурных дефицитов, предшествующих константности Собственного Я и объекта, история, предшествующая ин-дивидуации его Собственного Я, в значительной степени кристаллизовалась в деперсонифицированные структуры его психологической конституции, а также переживалась на функциональных уровнях переживания Собственного Я, что может вспоминаться достигшим индивидуации Собственным Я лишь как фрагменты воспоминаний, у которых отсутствуют исторические размеры. Поэтому история личности до индивидуации может, как правило, быть лишь сконструирована.
   Ожидается, что появление и интеграция личной истории невротического пациента, приближающегося к относительной автономии в своем анализе, будет, таким образом, творческим и полным смысла синтезом того, что он вспомнил, что ему рассказывали о его прошлом до начала анализа, из вновь обретенных воспоминаний и тех областей припоминания, которые стали возможны посредством интерпретации и тщательной проработки его бессознательных триадных конфликтов, а также из его воспоминаний вытесненных нарциссических травм посредством разрешения его диадных конфликтов. К этому будет добавлено то, что было сконструировано относительно его прошлого на основании того, что было о нем известно и что смогло быть выявлено из функциональных аспектов его переноса.
   Годы, проведенные пациентом в анализе, будут оставаться длительной частью его личной истории. Однако чем лучше в процессе анализа удалось достичь своих целей, тем в большей мере пациент будет использовать и наслаждаться его результатами и тем меньшей будет потребность вспоминать сам аналитический процесс.

Примечания

1

   * Par excellence (фр.) — преимущественно, в основном. — (Прим. перев.)

2

   Впервые эта статья была опубликована в журнале «The International Journal of Psycho-Analysis» (1-987), 68: 229-251. Печатается с разрешения. Copyright © Institute of Psycho-Analysis. London.

3

   Self — «самость», «Собственное Я», «само-», «себя». — (Прим. науч. ред.)

4

   2 В рассматриваемый здесь самый ранний период развития наиболее важными структурными образованиями, по-видимому, являются аккумуляция недифференцированных представлений и их дифференциация в первые грубые самостные и объектные образы. Рождение воспринимающего диалога это не только условие для субъективного ощущения своей наполненности жизнью, но также необходимая основа для любой дальнейшей структурализации и дифференциации мира восприятий. При таком подходе Собственное Я определенно получает статус базальной структурной сущности, эмпирически противостоящей объектному миру (Hartmann, 1950; Modell, 1968). Последний в свою очередь подразделяется на то, что воспринимается как существующее вне Собственного Я, и на то, что воспринимается как находящееся «внутри» субъекта в качестве образов интроекций, фантазий и воспоминаний, представляющих и отображающих объектный мир.