Страница:
Товарищ мистера Саймонса мистер Лайонс выступил вперед и сказал, что его дом чрезвычайно удобен и благородные джентльмены часто гостят под его кровом: он будет горд и счастлив принять у себя его преподобие.
У дверей церкви ждали два портшеза. Леди Мария Эсмонд и мистер Сэмпсон сели в них и отправились в обитель мистера Лайонса в сопровождении джентльменов, с которыми мы только что имели честь познакомиться.
Баронесса Бернштейн не замедлила послать к племяннице своего доверенного слугу мистера Кейса с запиской, в которой заверяла ее в самой горячей привязанности и сожалела, что значительные карточные проигрыши, к несчастью, не позволяют ей уплатить за леди Марию ее долг. Однако она с этой же почтой пишет миссис Пинкотт, умоляя ее об отсрочке, и едва только получит ответ, как не замедлит ознакомить с ним дражайшую племянницу.
Миссис Бетти явилась утешать свою госпожу, и они вместе принялись раздумывать над тем, как раздобыть денег на почтовую коляску для Бетти, которая и сама чуть было не угодила в беду. В карты ей везло не более, чем леди Марии, и на двоих у них нашлось всего лишь восемнадцать шиллингов, а потому было решено, что Бетти продаст золотую цепочку своей госпожи с тем, чтобы на вырученные деньги поспешить в Лондон. Но Бетти отнесла цепочку тому самому ювелиру, который продал ее мистеру Уорингтону, преподнесшему эту безделицу своей кузине, и тот, решив, что Бетти украла цепочку, пригрозил послать за констеблем. Тут уж ей пришлось признаться, что ее госпожа находится в заточении, и еще до наступления ночи весь Танбридж знал, что леди Мария Эсмонд арестована за долги. Однако деньги Бетти получила и умчалась в Лондон за рыцарем, на чью помощь уповала бедная пленница.
- Смотри, не проговорись, что это письмо пропало. Мерзавка! Я еще с ней рассчитаюсь!
(По моим предположениям, слово "мерзавка" леди Мария адресовала своей тетушке.)
Мистер Сэмпсон прочел ее сиятельству проповедь, и они скоротали вечер за планами мести и триктраком, лелея хорошо обоснованную надежду, что Гарри Уорингтон поспешит на выручку, едва услышит о постигшем их несчастье.
Хотя до истечения вечера весь Танбридж уже знал, в каком положении очутилась леди Мария и еще многое сверх того, хотя каждому было известно, что она находится под арестом, и где именно, и за какую сумму (только в десять раз преувеличенную), и что ей пришлось заложить последние побрякушки, чтобы раздобыть денег на пропитание в узилище, и хотя все утверждали, что это - дело рук старой ведьмы Бернштейн, общество было сама учтивость, и на карточном вечере у леди Тузингтон, где присутствовала госпожа Бернштейн, никто ни словом не обмолвился об утреннем происшествии, - во всяком случае, так, чтобы она могла расслышать. Леди Ярмут осведомилась у баронессы, как пошивает ее ошеровательный племянник, и узнала, что мистер Уорингтон находится в Лондоне. А леди Мария будет нынче у леди Тузингтон? Леди Мария занемогла - утром у нее был обморок, и ей пока следует оставаться в постели. Шелестели карты, пели скрипки, наполнялись бокалы, благородные дамы и господа беседовали, смеялись, зевали, шутили, лакеи таскали куски с блюд, носильщики пили и ругались возле своих портшезов, а звезды усыпали небосклон, словно никакая леди Мария не томилась в заключении и никакой мистер Сэмпсон не изнывал под арестом.
Возможно, госпожа Бернштейн уехала с ассамблеи одной из последних, потому что не желала дать обществу возможность перемывать ей косточки у нее за спиной. Ах, какое утешение, скажу я еще раз, что у нас есть спины и что на спинах нет ушей! Имеющий уши, чтобы слышать, да заткнет их ватой! Может быть, госпожа Бернштейн и слышала, как люди осуждали ее за бессердечие: выезжать в свет, играть в карты и развлекаться, когда у ее племянницы такое несчастье! Как будто Марии было бы легче, если бы она осталась дома! И к тому же в ее возрасте всякое нарушение душевного спокойствия бывает опасным.
- Ах, оставьте! - говорит леди Ярмут. - Бернштейн села бы играть в карты и на гробе своей племянницы. Сердце! Откуда оно у нее? Старая шпионка отдала его Кавалеру тысячу лет назад и с тех пор отлично без него обходилась. А за какую сумму арестовали леди Марию? Если долг невелик, мы его уплатим - ее тетушка будет очень недовольна. Фукс, узнайте утром, за какую сумму арестовали леди Марию Эсмонд.
И верный Фукс с поклоном заверил сиятельную даму, что ее поручение будет исполнено.
Итак, госпожа Бернштейн отправилась домой около полуночи и вскоре уже спала крепким сном. Пробудившись от него поздно утром, она призвала верную камеристку, которая тотчас подала ее милости утренний чай. Если я скажу вам, что она приняла с ним малую толику рома, вы, конечно, будете шокированы. Но наши прабабушки имели обыкновение хранить в своих шкапчиках "укрепляющие средства". Разве не читали вы у Уолпола про знатную даму, сказавшую: "Если я выпью еще, то приду в захмеленибус"? Да, ваши прародительницы не стесняли себя в употреблении крепких напитков, и это так же верно, как и то, что мистер Гоф здравствует и поныне.
И вот, отхлебнув укрепляющего средства, госпожа Бернштейн окончательно пробуждается и спрашивает у миссис Бретт, что случилось нового.
- А это уж пускай он вам скажет, - сердито отвечает камеристка.
- Он? Кто он?
Миссис Бретт называет Гарри и сообщает, что мистер Уорингтов приехал накануне после полуночи и что с ним была Бетти, горничная леди Марии.
- А леди Мария просит передать вашей милости ее нежный привет и нижайший поклон и уповает, что вы хорошо почивали, - говорит Бретт.
- Очень хорошо, бедняжечка! А Бетти отправилась к ней?
- Нет, она тут, - говорит миссис Бретт.
- Так пусть же войдет! - приказывает старая дама.
- Я ей сейчас скажу, - отвечает подобострастная миссис Бретт и удаляется выполнять распоряжение своей госпожи, которая удобно откидывается на подушки. Вскоре раздается стук двух пар высоких каблуков по паркету спальни - в те дни ковры в спальне были еще неслыханной роскошью.
- А, голубушка Бетти, так вы вчера были в Лондоне? - спрашивает из-за полога госпожа Бернштейн.
- Это не Бетти, это я! Доброе утро, тетушка, надеюсь, вы хорошо спали? - восклицает голос, от которого старуха вздрагивает и приподнимается с подушек.
Это голос леди Марии, которая, откинув полог делает тетушке глубокий реверанс. Леди Мария выглядит очень хорошенькой, розовой и веселой. И на этом ее появлении у кровати госпожи Бернштейн мы, я думаю, можем завершить настоящую главу.
^TГлава XXXIX^U
Гарри на выручку
"Дорогой лорд Марч (писал мистер Уорингтон из Танбридж-Уэлза утром в субботу 25 августа 1756 года). Спешу сообщить вам (с удовольствием), что я выиграл все наши три парри. В Бромли я был ровно через час без двух минут. Мои новые лошади бежали очень резво. Правил я сам, почтальона посадил рядом, чтобы он показывал дорогу, а мой негр сидел внутри с миссис Бетти. Надеюсь, им поездка была очень приятна. На Блекхите нас никто не остановил, хотя к нам было подскакали два всадника, но наши физиономии им как будто пришлись не по вкусу и они отстали, а в Танбридж-Уэлз (где я уладил свое дело) мы въехали без четверти двенадцать. Так что мы с вашей милостью квитты за вчерашний пикет, и я буду рад дать вам отыграться, когда вам будет угодно, а пока остаюсь весьма благодарный и покорный ваш слуга
Г. Эсмонд-Уорингтон".
Теперь, быть может, читатель поймет, каким образом утром в субботу леди Марии Эсмонд удалось выйти на свободу и застать свою дорогую тетушку еще в постели. Отправив миссис Бетти в Лондон, она никак не ожидала, что ее посол вернется в тот же день, и в полночь после легкого ужина, которым их угостила супруга бейлифа, они с капелланом, мирно играли в карты, когда на улице послышался стук колес, и леди Мария, чье сердце вдруг забилось много быстрее обычного, поспешила открыть свои козыри. Стук стал громче и смолк - экипаж остановился перед домом, начались переговоры у ворот, а затем в комнату вошла миссис Бетти с сияющим лицом, хотя ее глаза были полны слез, а за ней... Кто этот высокий юноша? В силах ли мои читатели догадаться, кто вошел следом за ней? Очень ли они рассердятся, если я сообщу, что капеллан швырнул карты на стол с криком "ура!", а леди Мария, побелев как полотно, поднялась со стула, шатаясь сделала шаг-другой и с истерическим "ах" бросилась в объятия своего кузена? Сколькими поцелуями он ее осыпал! Пусть даже mille, deinde centum, dein mille altera, dein secimda centum {Тысяча, а потом сотня, а после другая тысяча, а затем вторая сотня (лат.).}, и так далее, я ничего не скажу. Он явился спасти ее. Она знала, знала! Он ее рыцарь, он избавил ее от плена и позора. Она проливала на его плече потоки самых искренних слез, и в этот миг, вся во власти глубокого чувства, она, право же, выглядит такой красивой, какой мы ее еще не видели с начала этой истории. В обморок она на этот раз не упала, а отправилась домой, нежно опираясь на руку кузена, и хотя на протяжении ночи у нее и случилось два-три приступа истерических рыданий, госпожа Бернштейн спала крепко и ничего не слышала.
- Вы оба свободны, - таковы были первые слова Генри. - Бетти, подайте миледи ее шляпу и пелерину, а мы с вами, капеллан, выкурим у себя по трубочке - это освежит меня после поездки.
Капеллан, также отличавшийся легко возбудимой чувствительностью, совсем утратил власть над собой. Он заплакал, схватил руку Гарри, запечатлел на ней благодарный поцелуй и призвал благословение небес на своего великодушного юного покровителя. Мистер Уорингтон ощутил сладкое волнение. Как это приятно - приходить на помощь страждущим и сирым! Как это приятно - обращать печаль в радость! И пока наш юный рыцарь, лихо заломив шляпу, шагал рядом со своей спасенной принцессой, он был весьма горд и доволен собой. Его чувства, так сказать, устроили ему триумфальную встречу, и счастье во всяческих прекрасных обличиях улыбалось ему, танцевало перед ним, облекало его в почетные одежды, разбрасывало цветы у него на пути, трубило в трубы и гобои сладостных восхвалений, восклицая: "Вот наш славный герой! Дорогу победителю!" И оно ввело его в дом царя и в зале самолюбования усадило на подушки благодушия. А ведь совершил он не так уж и много. Всего лишь добрый поступок. Ему достаточно было достать из кармана кошелек, и могучий талисман отогнал дракона от ворот, принудил жестокого тирана, обрекшего леди Марию на казнь, в бессилии уронить роковой топор. Ну, да пусть он потешит свое тщеславие. Он ведь правда очень добрый юноша и спас двух несчастных, исторгнув из их глаз слезы благодарности и радости, а потому, если он слегка и расхвастался перед капелланом и рассказывает ему про Лондон, про лорда Марча, про кофейню Уайта и про ассамблеи у Олмэка с видом столичного вертопраха, мне кажется, нам не следует ставить ему это в особую вину.
Сэмпсон же все никак не мог успокоиться. Он обладал на редкость впечатлительной натурой и чрезвычайно легко страдал и радовался, проливал слезы, пылал благодарностью, смеялся, ненавидел, любил. К тому же он был проповедником и так развил и вышколил свою чувствительность, что)она стала для него немалым подспорьем в его профессии. Он не просто делал вид, но действительно на мгновение испытывал все, о чем говорил. Он плакал искренне, потому что слезы сами навертывались ему, на глаза. Он любил вас, пока был с вами, и печаль его, когда он соболезновал горю вдов и сирот, была неподдельной, но, выйдя из их дверей и повстречав Джека, он заходил в трактир напротив, и хохотал, и пел за стаканом вина. Он щедро одалживал деньги, но никогда не возвращал того, что занимал сам. В эту ночь его признательность Гарри Уорингтону была поистине беспредельной, и он льстил ему, не зная удержу. Пожалуй, и во всем Лондоне Юный Счастливец не мог бы отыскать более опасного собутыльника.
Его преисполняла благодарность и самые горячие чувства к благодетелю, который исторг его из узилища, и с каждым бокалом его восхищение росло. Он превозносил Гарри - лучшего и благороднейшего из людей, а простодушный юноша, как мы уже говорили, был склонен самодовольно считать все эти похвалы вполне заслуженными.
- Младшая ветвь нашего дома, - надменно объявил Тарри, - обошлась с вами мерзко, но, черт побери, милейший Сэмпсон, я о вас позабочусь.
Под воздействием винных паров мистер Уорингтон имел обыкновение говорить о знатности и богатстве своего семейства с большим жаром.
- Я очень рад, что мне выпал случай оказать вам помощь в беде. Рассчитывайте на меня, Сэмпсон. Вы ведь, кажется, упоминали, что отдали сестру в пансион. Вам будут нужны для нее деньги, сэр. Вот бумажка, которая может прийтись кстати, когда надо будет платить за ее учение. - И щедрый молодой человек протянул капеллану новенькую банкноту.
Тот вновь не удержался от слез. Доброта Гарри потрясла его до глубины души.
- Мистер Уорингтон! - сказал он, слегка отодвинув банкноту. - Я... я не заслуживаю ваших забот. Да, черт побери, не заслуживаю. - И он выругался, клятвенно подтверждая свое чистосердечное признание.
- Пф! - говорит Гарри. - У меня их еще много остается. В бумажнике, который я потерял на прошлой неделе, чтоб его черт побрал, денег ведь не было.
- Да, сэр, не было, - говорит мистер Сэмпсон, опуская голову.
- Э-эй! А вам это откуда известно, господин капеллан? - спрашивает молодой человек.
- Мне это известно, сэр, потому что я негодяй. Я недостоин вашей доброты. Я же вам это уже сказал. Я нашел ваш бумажник, сэр, в тот же вечер, когда вы хватили лишнего у Барбо.
- И прочли письма? - спросил мистер Уорингтон, вздрагивая и краснея.
- В них не было ничего, мне прежде не известного, сэр, - объявил капеллан. - Вы были окружены соглядатаями, сэр, о которых даже и не догадывались. И вы слишком молоды и простодушны, чтобы вам удалось уберечь от них свою тайну.
- Так, значит, все эти россказни про леди Фанни и проделки моего кузена Уилла - чистая правда? - осведомился Гарри.
- Да, сэр, - вздохнул капеллан. - Судьба была немилостива к дому Каслвудов с тех пор, как старшая ветвь семьи, ветвь вашей милости, отделилась от него.
- А леди Мария? О ней вы ни слова сказать не посмеете! - вскричал Гарри.
- Да ни в коем случае, сэр, - говорит капеллан, бросая на своего юного друга непонятный взгляд. - Разве только, что она старовата для вашей чести и вам было бы лучше найти жену, более подходящую вам по годам, хотя, надо признать, для своего возраста она выглядит очень молодо и наделена всеми добродетелями и достоинствами.
- Да, она для меня старовата, Сэмпсон, я знаю, - величественно говорит мистер Уорингтон, - но я дал ей слово. И вы сами видите, сэр, как она ко мне привязана. Пойдите, сэр, принесите письма, которые вы нашли, и я постараюсь простить, что вы их скрыли.
- Благодетель мой! Прощу ли я себе! - восклицает мистер Сэмпсон и удаляется, оставляя своего патрона наедине с вином.
Однако вернулся Сэмпсон очень скоро, и вид у него был чрезвычайно расстроенный.
- Что случилось, сэр? - властно осведомился Гарри.
Капеллан протянул ему бумажник.
- На нем ваше имя, сэр, - сказал он.
- Имя моего брата, - возразил Гарри. - Мне его подарил Джордж.
- Я хранил его в шкатулке под замком, сэр, и запер ее нынче утром, до того как меня схватили эти люди. Вот бумажник, сэр, но письма пропали. Кроме того, кто-то открывал мой сундук и саквояж. Я виновен, я жалок, я не могу вернуть вам вашу собственность!
Произнося эти слова, Сэмпсон являл собой картину глубочайшего горя. Он умоляюще сложил ладони и только что не пал к ногам Гарри в самой трогательной позе.
Кто же побывал в комнатах мистера Сэмпсона и мистера Уорингтона в их отсутствие? Хозяйка была готова на коленях присягнуть, что туда никто не входил, и в спальне мистера Уорингтона ничего тронуто не было, да и скудный гардероб мистера Сэмпсона, а также прочее его имущество не понесли никакого ущерба, - исчезло только содержимое бумажника, потерю которого он оплакивал.
Кому же понадобилось его похищать? Леди Марии? Но бедняжка весь день провела под арестом, включая и те часы, когда могли быть похищены письма. Нет, она, конечно, в этом не участвовала. Но внезапный их арест... тайная поездка Кейса, дворецкого, в Лондон - Кейса, который знал сапожника, в чьем доме проживал мистер Сэмпсон, наезжая в Лондон, а также все тайные дела семейства Эсмонд... Все это, взятое вместе и по отдельности, могло навести мистера Сэмпсона на мысль, что тут не обошлось без баронессы Бернштейн. Но зачем понадобилось арестовывать леди Марию? Капеллану пока еще ничего не было известно о письме, которого лишилась ее милость, ибо бедняжка Мария не сочла нужным доверить ему свой секрет.
Что же касается бумажника и его содержимого, то мистер Гарри в этот вечер, выиграв три пари, выручив двух своих друзей и превосходно поужинав холодными куропатками со старым бургундским, которое услужливый мосье Барбо прислал ему на квартиру, пребывал в таком прекрасном расположении духа, что принял клятвенные заверения капеллана в его глубоком раскаянии и будущей нерушимой верности, милостиво протянул ему руку и простил его. Когда же Сэмпсон призвал всех богов в свидетели, что с этих пор он будет самым преданным, самым смиренным другом и покорнейшим слугой мистера Уорингтона, готовым в любую минуту отдать за него жизнь, Гарри признал величественно:
- Полагаю, Сэмпсон, что так оно и будет. Мой род... род Эсмондов привык иметь вокруг себя преданных друзей и привык вознаграждать их за верность. Вино налито, капеллан. Какой тост вы предложите?
- Я призываю благословение божье на дом Эсмондов-Уорингтонов, вскричал капеллан, и на глаза его навернулись вполне искренние слезы.
- Мы старшая ветвь, сэр. Мой дед был маркизом Эсмондом, - заявил Гарри с гордым достоинством, хотя и несколько невнятно. - Ваше здоровье, капеллан... я вас прощаю, сэр... и будь у вас долгов хоть втрое больше, я бы все равно их уплатил. Что там блестит за ставнями? Вот те на, да это солнце встало! Можно спать ложиться без свечей, ха-ха-ха! - И, вновь призвав благословение божье на капеллана, молодой человек отправился спать.
В полдень явился слуга госпожи де Бернштейн и передал, что баронесса будет очень рада, если ее племянник выкушает у нее чашечку шоколада, после чего наш юный друг поспешил встать и отправиться к тетушке. Она не без удовольствия заметила некоторые изменения в его костюме: как ни кратко было его пребывание в Лондоне, он успел посетить одного-двух портных, а лорд Марч рекомендовал ему кое-кого из своих поставщиков.
Тетушка Бернштейн назвала его "милым мальчиком" и поблагодарила за благороднейшую, великодушнейшую помощь милочке Марии. Как поразил ее этот арест в церкви! И поразил тем сильнее, что не далее как в среду вечером она проиграла леди Ярмут триста гиней и осталась совершенно a sec {Без гроша (франц.).}.
- Мне даже пришлось послать Кейса в Лондон к моему агенту за деньгами, - сказала баронесса. - Не могу же я уехать из Танбриджа, не расплатившись с ней!
- Так, значит, Кейс и правда ездил в Лондон? - говорит мистер Гарри.
- Ну, разумеется! Баронессе Бернштейн никак нельзя признаться, что она court d'argent {Охотится за деньгами (франц.).}. A ты не мог бы одолжить мне что-нибудь, дитя?
- Я могу дать вашей милости двадцать два фунта, - сказал Гарри, пунцово покраснев. - У меня есть только сорок четыре фунта - все, что осталось, пока из Виргинии не пришлют еще. Я ведь купил лошадей, новый гардероб и ни в чем себе не отказывал, тетушка.
- И к тому же вызволял своих бедных родственников из беды, добрый, щедрый мальчик. Нет, дитя, мне твоих денег не нужно. Я сама могу тебе кое-что дать. Вот записка к моему агенту на пятьдесят фунтов, шалопай! Повеселись на них. Думаю, твоя маменька мне их вернет, хотя она меня и недолюбливает.
И она протянула ему хорошенькую ручку, которую юноша почтительно поцеловал.
- Твоя мать меня не любит, но отец твоей матери любил меня когда-то. Помните, сударь, в случае нужды вы всегда можете прийти ко мне.
Когда Беатриса Бернштейн решала быть любезной и обворожительной, с ней никто не мог сравниться.
- Я люблю тебя, дитя, - продолжала она, - и все же я так на тебя сердита, что разговаривать с тобой не хочу. Так, значит, ты и правда обручился с бедняжкой Марией, ровесницей твоей матери? Что скажет госпожа Эсмонд? Она еще может сто лет прожить, а на что вы будете существовать?
- У меня есть собственные десять тысяч фунтов отцовского наследства. Теперь, когда мой несчастный брат погиб, они принадлежат мне все, - сказал Гарри. - Как-нибудь проживем.
- Но процентов с такой суммы недостанет даже на карточные расходы!
- Нам придется бросить карты, - говорит Гарри.
- Ну, Мария на это не способна. Она заложит твою последнюю рубашку, лишь бы наскрести денег на ставки. Страсть к игре в крови у всех детей моего брата. Да и в моей, признаюсь, тоже. Я ведь предостерегала тебя. Я умоляла тебя не садиться играть с ними - и вот двадцатилетний мальчишка обручается с сорокадвухлетней бабой! Пишет письма, стоя на коленях, расписывается кровью своего сердца (делая в этом слове две ошибки) и клянется, что не женится ни на ком, кроме своей несравненной кузины леди Марии Эсмонд. О, это жестоко, жестоко...
- Боже милостивый! Сударыня, кто показал вам мое письмо? - спросил Гарри, и щеки его вновь запылали.
- Это вышло случайно. Когда ее арестовали, она упала в обморок, и Бретт распустила ей шнуровку, а после того как ее, бедняжку, унесли, мы увидели на полу маленькое саше. Я его открыла, не подозревая, что в нем хранится. А в нем хранилось бесценное письмо мистера Гарри Уорингтона. Вот в этом медальоне.
Сердце Гарри сжалось. Боже великий, почему она его не уничтожила? Вот какая мысль мелькнула у него в голове.
- Я... я верну его Марии, - сказал он, протягивая руку за медальоном.
- Милый мой, твое глупое письмо я сожгла, - объявила старуха. - Если ты меня выдашь, мне придется вытерпеть все, что из этого воспоследует. Если ты вздумаешь написать еще одно такое же, я помешать тебе не могу. Но в этом случае, Гарри Эсмонд, я предпочту тебя больше никогда не видеть. Ты сохранишь мой секрет? Ты поверишь старухе, которая тебя любит и знает свет лучше, чем ты? Послушай, если ты сдержишь это глупое обещание, тебя ждут горе и гибель. В руках хитрой опытной женщины такой мальчик, как ты, игрушка. Она искусно выманила у тебя обещание, но твоя старуха тетка порвала тенета, и ты теперь свободен. Так вернись же к ней! Предай меня, Гарри, если хочешь!
- Я не сержусь на вас, тетушка, хотя это и нехорошо, - сказал мистер Уорингтон с большим чувством. - Я... я никому не повторю того, что услышал от вас.
- Мария ни в коем случае... Вот попомни мое слово, дитя... Она ни за что не признается, что потеряла письмо, - поспешно сказала старуха. - Она скажет тебе, что оно у нее.
- Но ведь она... она очень ко мне привязана. Видели бы вы ее вчера ночью!
- Неужели мне необходимо рассказывать о моих кровных родственниках то, о чем лучше бы умолчать! - с рыданием произнесла баронесса. - Дитя, ты не знаешь ее прошлого!
- И не хочу его знать! - восклицает Гарри, вскакивая. - Написано или сказано - неважно. Но мое слово дано! Возможно, в Англии на такие вещи смотрят легко, но мы, виргинские джентльмены, слова не нарушаем. Если она потребует, чтобы я сдержал свое обещание, я его сдержу. А если мы будем несчастны, как, наверное, и случится, я возьму мушкет к отправлюсь служить прусскому королю или подставлю лоб под пулю.
- Мне... мне больше нечего сказать. Позвоните, будьте так добры. И... и желаю вам всего доброго, мистер Уорингтон.
Старуха сделала величавый реверанс, оперлась на черепаховую трость и повернулась к двери, но, не пройдя и шагу, прижала руку к сердцу, вновь опустилась на кушетку и заплакала,
Это были первые слезы Беатрисы Эсмонд за долгие, долгие годы.
Гарри, глубоко растроганный, упал на колени, схватил ее холодную руку и поцеловал. С безыскусственной простотой он сказал, что понимает, как она его любит, и сам любит ее всем сердцем.
- Ах, тетушка! - сказал он. - Вы не представляете, каким негодяем я себя чувствую. Когда вы мне сейчас сказали, что это письмо сожжено... Стыдно вспомнить, как я обрадовался.
Он склонил красивую голову, и она почувствовала, как на ее руку закапали горячие слезы. Да, она полюбила этого мальчика. Уже полвека - а может быть, и ни разу в ее суетной жизни - ей не доводилось испытывать такого чистого и нежного чувства. Каменное сердце смягчилось, оно было ранено, побеждено. Она положила руки ему на плечи и поцеловала его в лоб.
- Ты не расскажешь ей о том, что я сделала, дитя? - спросила она.
- Никогда! Никогда! - заверил он ее, и чинная миссис Бретт, войдя на зов своей госпожи, застала тетку и племянника в этой чувствительной позе.
^TГлава XL,^U
в которой Гарри уплачивает старые долги и делает новые
Нашим танбриджским друзьям теперь прискучили воды, и они торопились уехать. Осенью госпожу де Бернштейн манил Бат с его карточными вечерами, избранным обществом, веселым оживлением. Она намеревалась погостить кое у кого из своих друзей, а затем отправиться туда. Гарри скрепя сердце обещал поехать с леди Марией и капелланом в Каслвуд. Путь их опять вел через Окхерст и мимо гостеприимного дома, где Гарри видел столько внимания и забот. Мария не скупилась на язвительные замечания по адресу окхерстских барышень, их поЪыток пленить Гарри и явного желания их маменьки женить его на одной из них, а потому мистер Уорингтон в сильной досаде заявил, что не заглянет к своим друзьям, раз ее милость питает к ним такую злобную неприязнь, и когда они остановились в гостинице в нескольких милях дальше по дороге, он весь вечер держался холодно и надменно,
У дверей церкви ждали два портшеза. Леди Мария Эсмонд и мистер Сэмпсон сели в них и отправились в обитель мистера Лайонса в сопровождении джентльменов, с которыми мы только что имели честь познакомиться.
Баронесса Бернштейн не замедлила послать к племяннице своего доверенного слугу мистера Кейса с запиской, в которой заверяла ее в самой горячей привязанности и сожалела, что значительные карточные проигрыши, к несчастью, не позволяют ей уплатить за леди Марию ее долг. Однако она с этой же почтой пишет миссис Пинкотт, умоляя ее об отсрочке, и едва только получит ответ, как не замедлит ознакомить с ним дражайшую племянницу.
Миссис Бетти явилась утешать свою госпожу, и они вместе принялись раздумывать над тем, как раздобыть денег на почтовую коляску для Бетти, которая и сама чуть было не угодила в беду. В карты ей везло не более, чем леди Марии, и на двоих у них нашлось всего лишь восемнадцать шиллингов, а потому было решено, что Бетти продаст золотую цепочку своей госпожи с тем, чтобы на вырученные деньги поспешить в Лондон. Но Бетти отнесла цепочку тому самому ювелиру, который продал ее мистеру Уорингтону, преподнесшему эту безделицу своей кузине, и тот, решив, что Бетти украла цепочку, пригрозил послать за констеблем. Тут уж ей пришлось признаться, что ее госпожа находится в заточении, и еще до наступления ночи весь Танбридж знал, что леди Мария Эсмонд арестована за долги. Однако деньги Бетти получила и умчалась в Лондон за рыцарем, на чью помощь уповала бедная пленница.
- Смотри, не проговорись, что это письмо пропало. Мерзавка! Я еще с ней рассчитаюсь!
(По моим предположениям, слово "мерзавка" леди Мария адресовала своей тетушке.)
Мистер Сэмпсон прочел ее сиятельству проповедь, и они скоротали вечер за планами мести и триктраком, лелея хорошо обоснованную надежду, что Гарри Уорингтон поспешит на выручку, едва услышит о постигшем их несчастье.
Хотя до истечения вечера весь Танбридж уже знал, в каком положении очутилась леди Мария и еще многое сверх того, хотя каждому было известно, что она находится под арестом, и где именно, и за какую сумму (только в десять раз преувеличенную), и что ей пришлось заложить последние побрякушки, чтобы раздобыть денег на пропитание в узилище, и хотя все утверждали, что это - дело рук старой ведьмы Бернштейн, общество было сама учтивость, и на карточном вечере у леди Тузингтон, где присутствовала госпожа Бернштейн, никто ни словом не обмолвился об утреннем происшествии, - во всяком случае, так, чтобы она могла расслышать. Леди Ярмут осведомилась у баронессы, как пошивает ее ошеровательный племянник, и узнала, что мистер Уорингтон находится в Лондоне. А леди Мария будет нынче у леди Тузингтон? Леди Мария занемогла - утром у нее был обморок, и ей пока следует оставаться в постели. Шелестели карты, пели скрипки, наполнялись бокалы, благородные дамы и господа беседовали, смеялись, зевали, шутили, лакеи таскали куски с блюд, носильщики пили и ругались возле своих портшезов, а звезды усыпали небосклон, словно никакая леди Мария не томилась в заключении и никакой мистер Сэмпсон не изнывал под арестом.
Возможно, госпожа Бернштейн уехала с ассамблеи одной из последних, потому что не желала дать обществу возможность перемывать ей косточки у нее за спиной. Ах, какое утешение, скажу я еще раз, что у нас есть спины и что на спинах нет ушей! Имеющий уши, чтобы слышать, да заткнет их ватой! Может быть, госпожа Бернштейн и слышала, как люди осуждали ее за бессердечие: выезжать в свет, играть в карты и развлекаться, когда у ее племянницы такое несчастье! Как будто Марии было бы легче, если бы она осталась дома! И к тому же в ее возрасте всякое нарушение душевного спокойствия бывает опасным.
- Ах, оставьте! - говорит леди Ярмут. - Бернштейн села бы играть в карты и на гробе своей племянницы. Сердце! Откуда оно у нее? Старая шпионка отдала его Кавалеру тысячу лет назад и с тех пор отлично без него обходилась. А за какую сумму арестовали леди Марию? Если долг невелик, мы его уплатим - ее тетушка будет очень недовольна. Фукс, узнайте утром, за какую сумму арестовали леди Марию Эсмонд.
И верный Фукс с поклоном заверил сиятельную даму, что ее поручение будет исполнено.
Итак, госпожа Бернштейн отправилась домой около полуночи и вскоре уже спала крепким сном. Пробудившись от него поздно утром, она призвала верную камеристку, которая тотчас подала ее милости утренний чай. Если я скажу вам, что она приняла с ним малую толику рома, вы, конечно, будете шокированы. Но наши прабабушки имели обыкновение хранить в своих шкапчиках "укрепляющие средства". Разве не читали вы у Уолпола про знатную даму, сказавшую: "Если я выпью еще, то приду в захмеленибус"? Да, ваши прародительницы не стесняли себя в употреблении крепких напитков, и это так же верно, как и то, что мистер Гоф здравствует и поныне.
И вот, отхлебнув укрепляющего средства, госпожа Бернштейн окончательно пробуждается и спрашивает у миссис Бретт, что случилось нового.
- А это уж пускай он вам скажет, - сердито отвечает камеристка.
- Он? Кто он?
Миссис Бретт называет Гарри и сообщает, что мистер Уорингтов приехал накануне после полуночи и что с ним была Бетти, горничная леди Марии.
- А леди Мария просит передать вашей милости ее нежный привет и нижайший поклон и уповает, что вы хорошо почивали, - говорит Бретт.
- Очень хорошо, бедняжечка! А Бетти отправилась к ней?
- Нет, она тут, - говорит миссис Бретт.
- Так пусть же войдет! - приказывает старая дама.
- Я ей сейчас скажу, - отвечает подобострастная миссис Бретт и удаляется выполнять распоряжение своей госпожи, которая удобно откидывается на подушки. Вскоре раздается стук двух пар высоких каблуков по паркету спальни - в те дни ковры в спальне были еще неслыханной роскошью.
- А, голубушка Бетти, так вы вчера были в Лондоне? - спрашивает из-за полога госпожа Бернштейн.
- Это не Бетти, это я! Доброе утро, тетушка, надеюсь, вы хорошо спали? - восклицает голос, от которого старуха вздрагивает и приподнимается с подушек.
Это голос леди Марии, которая, откинув полог делает тетушке глубокий реверанс. Леди Мария выглядит очень хорошенькой, розовой и веселой. И на этом ее появлении у кровати госпожи Бернштейн мы, я думаю, можем завершить настоящую главу.
^TГлава XXXIX^U
Гарри на выручку
"Дорогой лорд Марч (писал мистер Уорингтон из Танбридж-Уэлза утром в субботу 25 августа 1756 года). Спешу сообщить вам (с удовольствием), что я выиграл все наши три парри. В Бромли я был ровно через час без двух минут. Мои новые лошади бежали очень резво. Правил я сам, почтальона посадил рядом, чтобы он показывал дорогу, а мой негр сидел внутри с миссис Бетти. Надеюсь, им поездка была очень приятна. На Блекхите нас никто не остановил, хотя к нам было подскакали два всадника, но наши физиономии им как будто пришлись не по вкусу и они отстали, а в Танбридж-Уэлз (где я уладил свое дело) мы въехали без четверти двенадцать. Так что мы с вашей милостью квитты за вчерашний пикет, и я буду рад дать вам отыграться, когда вам будет угодно, а пока остаюсь весьма благодарный и покорный ваш слуга
Г. Эсмонд-Уорингтон".
Теперь, быть может, читатель поймет, каким образом утром в субботу леди Марии Эсмонд удалось выйти на свободу и застать свою дорогую тетушку еще в постели. Отправив миссис Бетти в Лондон, она никак не ожидала, что ее посол вернется в тот же день, и в полночь после легкого ужина, которым их угостила супруга бейлифа, они с капелланом, мирно играли в карты, когда на улице послышался стук колес, и леди Мария, чье сердце вдруг забилось много быстрее обычного, поспешила открыть свои козыри. Стук стал громче и смолк - экипаж остановился перед домом, начались переговоры у ворот, а затем в комнату вошла миссис Бетти с сияющим лицом, хотя ее глаза были полны слез, а за ней... Кто этот высокий юноша? В силах ли мои читатели догадаться, кто вошел следом за ней? Очень ли они рассердятся, если я сообщу, что капеллан швырнул карты на стол с криком "ура!", а леди Мария, побелев как полотно, поднялась со стула, шатаясь сделала шаг-другой и с истерическим "ах" бросилась в объятия своего кузена? Сколькими поцелуями он ее осыпал! Пусть даже mille, deinde centum, dein mille altera, dein secimda centum {Тысяча, а потом сотня, а после другая тысяча, а затем вторая сотня (лат.).}, и так далее, я ничего не скажу. Он явился спасти ее. Она знала, знала! Он ее рыцарь, он избавил ее от плена и позора. Она проливала на его плече потоки самых искренних слез, и в этот миг, вся во власти глубокого чувства, она, право же, выглядит такой красивой, какой мы ее еще не видели с начала этой истории. В обморок она на этот раз не упала, а отправилась домой, нежно опираясь на руку кузена, и хотя на протяжении ночи у нее и случилось два-три приступа истерических рыданий, госпожа Бернштейн спала крепко и ничего не слышала.
- Вы оба свободны, - таковы были первые слова Генри. - Бетти, подайте миледи ее шляпу и пелерину, а мы с вами, капеллан, выкурим у себя по трубочке - это освежит меня после поездки.
Капеллан, также отличавшийся легко возбудимой чувствительностью, совсем утратил власть над собой. Он заплакал, схватил руку Гарри, запечатлел на ней благодарный поцелуй и призвал благословение небес на своего великодушного юного покровителя. Мистер Уорингтон ощутил сладкое волнение. Как это приятно - приходить на помощь страждущим и сирым! Как это приятно - обращать печаль в радость! И пока наш юный рыцарь, лихо заломив шляпу, шагал рядом со своей спасенной принцессой, он был весьма горд и доволен собой. Его чувства, так сказать, устроили ему триумфальную встречу, и счастье во всяческих прекрасных обличиях улыбалось ему, танцевало перед ним, облекало его в почетные одежды, разбрасывало цветы у него на пути, трубило в трубы и гобои сладостных восхвалений, восклицая: "Вот наш славный герой! Дорогу победителю!" И оно ввело его в дом царя и в зале самолюбования усадило на подушки благодушия. А ведь совершил он не так уж и много. Всего лишь добрый поступок. Ему достаточно было достать из кармана кошелек, и могучий талисман отогнал дракона от ворот, принудил жестокого тирана, обрекшего леди Марию на казнь, в бессилии уронить роковой топор. Ну, да пусть он потешит свое тщеславие. Он ведь правда очень добрый юноша и спас двух несчастных, исторгнув из их глаз слезы благодарности и радости, а потому, если он слегка и расхвастался перед капелланом и рассказывает ему про Лондон, про лорда Марча, про кофейню Уайта и про ассамблеи у Олмэка с видом столичного вертопраха, мне кажется, нам не следует ставить ему это в особую вину.
Сэмпсон же все никак не мог успокоиться. Он обладал на редкость впечатлительной натурой и чрезвычайно легко страдал и радовался, проливал слезы, пылал благодарностью, смеялся, ненавидел, любил. К тому же он был проповедником и так развил и вышколил свою чувствительность, что)она стала для него немалым подспорьем в его профессии. Он не просто делал вид, но действительно на мгновение испытывал все, о чем говорил. Он плакал искренне, потому что слезы сами навертывались ему, на глаза. Он любил вас, пока был с вами, и печаль его, когда он соболезновал горю вдов и сирот, была неподдельной, но, выйдя из их дверей и повстречав Джека, он заходил в трактир напротив, и хохотал, и пел за стаканом вина. Он щедро одалживал деньги, но никогда не возвращал того, что занимал сам. В эту ночь его признательность Гарри Уорингтону была поистине беспредельной, и он льстил ему, не зная удержу. Пожалуй, и во всем Лондоне Юный Счастливец не мог бы отыскать более опасного собутыльника.
Его преисполняла благодарность и самые горячие чувства к благодетелю, который исторг его из узилища, и с каждым бокалом его восхищение росло. Он превозносил Гарри - лучшего и благороднейшего из людей, а простодушный юноша, как мы уже говорили, был склонен самодовольно считать все эти похвалы вполне заслуженными.
- Младшая ветвь нашего дома, - надменно объявил Тарри, - обошлась с вами мерзко, но, черт побери, милейший Сэмпсон, я о вас позабочусь.
Под воздействием винных паров мистер Уорингтон имел обыкновение говорить о знатности и богатстве своего семейства с большим жаром.
- Я очень рад, что мне выпал случай оказать вам помощь в беде. Рассчитывайте на меня, Сэмпсон. Вы ведь, кажется, упоминали, что отдали сестру в пансион. Вам будут нужны для нее деньги, сэр. Вот бумажка, которая может прийтись кстати, когда надо будет платить за ее учение. - И щедрый молодой человек протянул капеллану новенькую банкноту.
Тот вновь не удержался от слез. Доброта Гарри потрясла его до глубины души.
- Мистер Уорингтон! - сказал он, слегка отодвинув банкноту. - Я... я не заслуживаю ваших забот. Да, черт побери, не заслуживаю. - И он выругался, клятвенно подтверждая свое чистосердечное признание.
- Пф! - говорит Гарри. - У меня их еще много остается. В бумажнике, который я потерял на прошлой неделе, чтоб его черт побрал, денег ведь не было.
- Да, сэр, не было, - говорит мистер Сэмпсон, опуская голову.
- Э-эй! А вам это откуда известно, господин капеллан? - спрашивает молодой человек.
- Мне это известно, сэр, потому что я негодяй. Я недостоин вашей доброты. Я же вам это уже сказал. Я нашел ваш бумажник, сэр, в тот же вечер, когда вы хватили лишнего у Барбо.
- И прочли письма? - спросил мистер Уорингтон, вздрагивая и краснея.
- В них не было ничего, мне прежде не известного, сэр, - объявил капеллан. - Вы были окружены соглядатаями, сэр, о которых даже и не догадывались. И вы слишком молоды и простодушны, чтобы вам удалось уберечь от них свою тайну.
- Так, значит, все эти россказни про леди Фанни и проделки моего кузена Уилла - чистая правда? - осведомился Гарри.
- Да, сэр, - вздохнул капеллан. - Судьба была немилостива к дому Каслвудов с тех пор, как старшая ветвь семьи, ветвь вашей милости, отделилась от него.
- А леди Мария? О ней вы ни слова сказать не посмеете! - вскричал Гарри.
- Да ни в коем случае, сэр, - говорит капеллан, бросая на своего юного друга непонятный взгляд. - Разве только, что она старовата для вашей чести и вам было бы лучше найти жену, более подходящую вам по годам, хотя, надо признать, для своего возраста она выглядит очень молодо и наделена всеми добродетелями и достоинствами.
- Да, она для меня старовата, Сэмпсон, я знаю, - величественно говорит мистер Уорингтон, - но я дал ей слово. И вы сами видите, сэр, как она ко мне привязана. Пойдите, сэр, принесите письма, которые вы нашли, и я постараюсь простить, что вы их скрыли.
- Благодетель мой! Прощу ли я себе! - восклицает мистер Сэмпсон и удаляется, оставляя своего патрона наедине с вином.
Однако вернулся Сэмпсон очень скоро, и вид у него был чрезвычайно расстроенный.
- Что случилось, сэр? - властно осведомился Гарри.
Капеллан протянул ему бумажник.
- На нем ваше имя, сэр, - сказал он.
- Имя моего брата, - возразил Гарри. - Мне его подарил Джордж.
- Я хранил его в шкатулке под замком, сэр, и запер ее нынче утром, до того как меня схватили эти люди. Вот бумажник, сэр, но письма пропали. Кроме того, кто-то открывал мой сундук и саквояж. Я виновен, я жалок, я не могу вернуть вам вашу собственность!
Произнося эти слова, Сэмпсон являл собой картину глубочайшего горя. Он умоляюще сложил ладони и только что не пал к ногам Гарри в самой трогательной позе.
Кто же побывал в комнатах мистера Сэмпсона и мистера Уорингтона в их отсутствие? Хозяйка была готова на коленях присягнуть, что туда никто не входил, и в спальне мистера Уорингтона ничего тронуто не было, да и скудный гардероб мистера Сэмпсона, а также прочее его имущество не понесли никакого ущерба, - исчезло только содержимое бумажника, потерю которого он оплакивал.
Кому же понадобилось его похищать? Леди Марии? Но бедняжка весь день провела под арестом, включая и те часы, когда могли быть похищены письма. Нет, она, конечно, в этом не участвовала. Но внезапный их арест... тайная поездка Кейса, дворецкого, в Лондон - Кейса, который знал сапожника, в чьем доме проживал мистер Сэмпсон, наезжая в Лондон, а также все тайные дела семейства Эсмонд... Все это, взятое вместе и по отдельности, могло навести мистера Сэмпсона на мысль, что тут не обошлось без баронессы Бернштейн. Но зачем понадобилось арестовывать леди Марию? Капеллану пока еще ничего не было известно о письме, которого лишилась ее милость, ибо бедняжка Мария не сочла нужным доверить ему свой секрет.
Что же касается бумажника и его содержимого, то мистер Гарри в этот вечер, выиграв три пари, выручив двух своих друзей и превосходно поужинав холодными куропатками со старым бургундским, которое услужливый мосье Барбо прислал ему на квартиру, пребывал в таком прекрасном расположении духа, что принял клятвенные заверения капеллана в его глубоком раскаянии и будущей нерушимой верности, милостиво протянул ему руку и простил его. Когда же Сэмпсон призвал всех богов в свидетели, что с этих пор он будет самым преданным, самым смиренным другом и покорнейшим слугой мистера Уорингтона, готовым в любую минуту отдать за него жизнь, Гарри признал величественно:
- Полагаю, Сэмпсон, что так оно и будет. Мой род... род Эсмондов привык иметь вокруг себя преданных друзей и привык вознаграждать их за верность. Вино налито, капеллан. Какой тост вы предложите?
- Я призываю благословение божье на дом Эсмондов-Уорингтонов, вскричал капеллан, и на глаза его навернулись вполне искренние слезы.
- Мы старшая ветвь, сэр. Мой дед был маркизом Эсмондом, - заявил Гарри с гордым достоинством, хотя и несколько невнятно. - Ваше здоровье, капеллан... я вас прощаю, сэр... и будь у вас долгов хоть втрое больше, я бы все равно их уплатил. Что там блестит за ставнями? Вот те на, да это солнце встало! Можно спать ложиться без свечей, ха-ха-ха! - И, вновь призвав благословение божье на капеллана, молодой человек отправился спать.
В полдень явился слуга госпожи де Бернштейн и передал, что баронесса будет очень рада, если ее племянник выкушает у нее чашечку шоколада, после чего наш юный друг поспешил встать и отправиться к тетушке. Она не без удовольствия заметила некоторые изменения в его костюме: как ни кратко было его пребывание в Лондоне, он успел посетить одного-двух портных, а лорд Марч рекомендовал ему кое-кого из своих поставщиков.
Тетушка Бернштейн назвала его "милым мальчиком" и поблагодарила за благороднейшую, великодушнейшую помощь милочке Марии. Как поразил ее этот арест в церкви! И поразил тем сильнее, что не далее как в среду вечером она проиграла леди Ярмут триста гиней и осталась совершенно a sec {Без гроша (франц.).}.
- Мне даже пришлось послать Кейса в Лондон к моему агенту за деньгами, - сказала баронесса. - Не могу же я уехать из Танбриджа, не расплатившись с ней!
- Так, значит, Кейс и правда ездил в Лондон? - говорит мистер Гарри.
- Ну, разумеется! Баронессе Бернштейн никак нельзя признаться, что она court d'argent {Охотится за деньгами (франц.).}. A ты не мог бы одолжить мне что-нибудь, дитя?
- Я могу дать вашей милости двадцать два фунта, - сказал Гарри, пунцово покраснев. - У меня есть только сорок четыре фунта - все, что осталось, пока из Виргинии не пришлют еще. Я ведь купил лошадей, новый гардероб и ни в чем себе не отказывал, тетушка.
- И к тому же вызволял своих бедных родственников из беды, добрый, щедрый мальчик. Нет, дитя, мне твоих денег не нужно. Я сама могу тебе кое-что дать. Вот записка к моему агенту на пятьдесят фунтов, шалопай! Повеселись на них. Думаю, твоя маменька мне их вернет, хотя она меня и недолюбливает.
И она протянула ему хорошенькую ручку, которую юноша почтительно поцеловал.
- Твоя мать меня не любит, но отец твоей матери любил меня когда-то. Помните, сударь, в случае нужды вы всегда можете прийти ко мне.
Когда Беатриса Бернштейн решала быть любезной и обворожительной, с ней никто не мог сравниться.
- Я люблю тебя, дитя, - продолжала она, - и все же я так на тебя сердита, что разговаривать с тобой не хочу. Так, значит, ты и правда обручился с бедняжкой Марией, ровесницей твоей матери? Что скажет госпожа Эсмонд? Она еще может сто лет прожить, а на что вы будете существовать?
- У меня есть собственные десять тысяч фунтов отцовского наследства. Теперь, когда мой несчастный брат погиб, они принадлежат мне все, - сказал Гарри. - Как-нибудь проживем.
- Но процентов с такой суммы недостанет даже на карточные расходы!
- Нам придется бросить карты, - говорит Гарри.
- Ну, Мария на это не способна. Она заложит твою последнюю рубашку, лишь бы наскрести денег на ставки. Страсть к игре в крови у всех детей моего брата. Да и в моей, признаюсь, тоже. Я ведь предостерегала тебя. Я умоляла тебя не садиться играть с ними - и вот двадцатилетний мальчишка обручается с сорокадвухлетней бабой! Пишет письма, стоя на коленях, расписывается кровью своего сердца (делая в этом слове две ошибки) и клянется, что не женится ни на ком, кроме своей несравненной кузины леди Марии Эсмонд. О, это жестоко, жестоко...
- Боже милостивый! Сударыня, кто показал вам мое письмо? - спросил Гарри, и щеки его вновь запылали.
- Это вышло случайно. Когда ее арестовали, она упала в обморок, и Бретт распустила ей шнуровку, а после того как ее, бедняжку, унесли, мы увидели на полу маленькое саше. Я его открыла, не подозревая, что в нем хранится. А в нем хранилось бесценное письмо мистера Гарри Уорингтона. Вот в этом медальоне.
Сердце Гарри сжалось. Боже великий, почему она его не уничтожила? Вот какая мысль мелькнула у него в голове.
- Я... я верну его Марии, - сказал он, протягивая руку за медальоном.
- Милый мой, твое глупое письмо я сожгла, - объявила старуха. - Если ты меня выдашь, мне придется вытерпеть все, что из этого воспоследует. Если ты вздумаешь написать еще одно такое же, я помешать тебе не могу. Но в этом случае, Гарри Эсмонд, я предпочту тебя больше никогда не видеть. Ты сохранишь мой секрет? Ты поверишь старухе, которая тебя любит и знает свет лучше, чем ты? Послушай, если ты сдержишь это глупое обещание, тебя ждут горе и гибель. В руках хитрой опытной женщины такой мальчик, как ты, игрушка. Она искусно выманила у тебя обещание, но твоя старуха тетка порвала тенета, и ты теперь свободен. Так вернись же к ней! Предай меня, Гарри, если хочешь!
- Я не сержусь на вас, тетушка, хотя это и нехорошо, - сказал мистер Уорингтон с большим чувством. - Я... я никому не повторю того, что услышал от вас.
- Мария ни в коем случае... Вот попомни мое слово, дитя... Она ни за что не признается, что потеряла письмо, - поспешно сказала старуха. - Она скажет тебе, что оно у нее.
- Но ведь она... она очень ко мне привязана. Видели бы вы ее вчера ночью!
- Неужели мне необходимо рассказывать о моих кровных родственниках то, о чем лучше бы умолчать! - с рыданием произнесла баронесса. - Дитя, ты не знаешь ее прошлого!
- И не хочу его знать! - восклицает Гарри, вскакивая. - Написано или сказано - неважно. Но мое слово дано! Возможно, в Англии на такие вещи смотрят легко, но мы, виргинские джентльмены, слова не нарушаем. Если она потребует, чтобы я сдержал свое обещание, я его сдержу. А если мы будем несчастны, как, наверное, и случится, я возьму мушкет к отправлюсь служить прусскому королю или подставлю лоб под пулю.
- Мне... мне больше нечего сказать. Позвоните, будьте так добры. И... и желаю вам всего доброго, мистер Уорингтон.
Старуха сделала величавый реверанс, оперлась на черепаховую трость и повернулась к двери, но, не пройдя и шагу, прижала руку к сердцу, вновь опустилась на кушетку и заплакала,
Это были первые слезы Беатрисы Эсмонд за долгие, долгие годы.
Гарри, глубоко растроганный, упал на колени, схватил ее холодную руку и поцеловал. С безыскусственной простотой он сказал, что понимает, как она его любит, и сам любит ее всем сердцем.
- Ах, тетушка! - сказал он. - Вы не представляете, каким негодяем я себя чувствую. Когда вы мне сейчас сказали, что это письмо сожжено... Стыдно вспомнить, как я обрадовался.
Он склонил красивую голову, и она почувствовала, как на ее руку закапали горячие слезы. Да, она полюбила этого мальчика. Уже полвека - а может быть, и ни разу в ее суетной жизни - ей не доводилось испытывать такого чистого и нежного чувства. Каменное сердце смягчилось, оно было ранено, побеждено. Она положила руки ему на плечи и поцеловала его в лоб.
- Ты не расскажешь ей о том, что я сделала, дитя? - спросила она.
- Никогда! Никогда! - заверил он ее, и чинная миссис Бретт, войдя на зов своей госпожи, застала тетку и племянника в этой чувствительной позе.
^TГлава XL,^U
в которой Гарри уплачивает старые долги и делает новые
Нашим танбриджским друзьям теперь прискучили воды, и они торопились уехать. Осенью госпожу де Бернштейн манил Бат с его карточными вечерами, избранным обществом, веселым оживлением. Она намеревалась погостить кое у кого из своих друзей, а затем отправиться туда. Гарри скрепя сердце обещал поехать с леди Марией и капелланом в Каслвуд. Путь их опять вел через Окхерст и мимо гостеприимного дома, где Гарри видел столько внимания и забот. Мария не скупилась на язвительные замечания по адресу окхерстских барышень, их поЪыток пленить Гарри и явного желания их маменьки женить его на одной из них, а потому мистер Уорингтон в сильной досаде заявил, что не заглянет к своим друзьям, раз ее милость питает к ним такую злобную неприязнь, и когда они остановились в гостинице в нескольких милях дальше по дороге, он весь вечер держался холодно и надменно,