- Прокаженная морда.
- Полкаши в папахах.
- Укроп Помидорович.
- Асфальт Бетонович.
- Ломом подпоясанный.
- Студент Прохладная Жизнь.
- Фуцан, дико воспитанный, - ни украсть, ни покараулить.
С нарастающим вдохновением:
- Я им говорю
ну что?!
Блядво.
Педерастня.
Гондовня.
Но иногда слово повергает меня в отчаянье. Уж на что кошка отвлеченное существо, так он и кошке ласковым голосом норовит сказать пакость:
- Ну иди сюда, проститутка.
Слова его, прилепляясь к вещам, превращаются в язвы. Он заражает ими все, к чему ни притронется. Назвать вещь значит для него - обругать.
Иерархия навыворот:
- Вы примите, пожалуйста, книжонки и я этот стульчик возьму.
Эту печку складывали с такой матерной бранью, что, постояв полгода, она разваливалась. Вещи, когда их делаешь, не любят ругани.
Мужчина ругается, чтобы обругать, оскорбить. Женщина ругается, для того чтобы произнести - губами - непотребное слово.
- Да ты хоть выругайся - проще будет!
Не легче, а проще. Свой брат. Средство фамильярной общины. Ругань как создание дома, уюта, семейной атмосферы. Ругань - как тело души.
Бедный эстонец. Попав в лагерь, он принял русскую ругань за норму языка. В больнице у старичка вышел конфуз.
- Ну как здоровьице?
- Куево, доктор.
Католик-поляк - надзирателю: - Ты меня не тревожь, чтобы я в праздник свой не ругался!
- Я еще плакать не умел по-русски.
Пропавших коров обычно кличут какими-то мыкающими, по-утробному взывающими голосами. Чувствуется попытка найти с гулёной общий язык.
Иностранные слова в русском языке. Аэроплан, электричество. Стыдиться ли нам этих слов, тем более чураться ли их? Не в том дело, что вошли, но в том, что, войдя и прижившись, отозвались для русского уха полнее и многозвучнее иных исконных. Простенький, доморощен-ный, общеупотребительный теперь "самолет" меньше говорит нашему сознанию, нежели заимствованный "аэроплан". Ну что такое самолет? В ряду подобий - самокат, самовар, самогон - наименее яркое слово, ничего не говорящее, кроме сообщения пустой голове: сам летает. В сочетании "ковер-самолет" еще куда ни шло, а так - не слово, обглодыш. И как значителен рядом по смыслу аэроплан! Это - целая эра плана, европа плавания, парящие, распластанные крылья и закрученный вихрем винт-аэро; мы понимаем его чужеродность, на этом неестественном аэ глотку свихнешь - и все-таки, раскорячив пасть, из нёба-неба исторгнешь, выдавишь горлопана во внешний воздух, в смерч. И - айра (тарайра!), вихляясь, подтанцовывая плечами, дрожание планок, хрупкость конструкции (аппарат аэроплан), на переборках, растяжках, и крепкость и пустота каркаса, дребезг в тверди, стрекотание, заглатывание воздухом, облаком, соплом - и на арапа - раплан.
Электричество. Опять это выворачивающее, растягивающее рот до ушей, заезжее - Э, пере-ходящее в наше плавное еле-еле, или-или, скользит, пока не встретится ктри - включатель, взрыв, щелканье, зажглась тонкая проволока - трик-трак, ич-ич (птичий щебет), - и это сочетание начальной мягкости с внезапной яркостью спички, с искусственной химией, на спинах количеств вступает в строй всевозможных "э" - энергий, эпох, экономик (сюда, сюда электричество).
Эти непроизвольные ассоциации уха сродни народной этимологии, однако не настолько буквальны и не так наивны; случайно перекликаясь, они вправляют чужое слово в родимый ряд, приращивают и прививают, - цветет.
Получилось: калоши (галоши) более в духе русского языка, чем мокроступы. Они точнее: тут и около, и ложь, и ложка, и лошадь, и шел голышом. Более дальняя связь у К. Чуковского калош с крокодилом тоже возможна и законна: и те и другие водятся в воде, ползают по грязи, мокрая, прикинувшаяся подошвой невидаль.
Дирижабль - в первую голову жаба. Потом: дери, держи, жиры и жиды. Был - дилижанс, а стал - дирижабль.
Но мне почему-то еще в дирижабле слышится Симферополь.
"Лесенка" Маяковского, помимо очевидных ритмических и архитектурных проекций, двигав-ших рукою строителя, вызвана к жизни стремлением вдохнуть энергию в текст путем его особого, бросающегося в глаза, экспонирования. Любая речь, в принципе, расположенная подобным оборазом, читается с нажимом и начинает походить на стихи. Но от этого непрестанного нажимания она в конце концов устает.
В "Записках охотника" Тургенева об охоте почти ничего не рассказывается. Охота нужна, чтобы барин встретился с мужиком. Где им еще было встретиться? То же делал Некрасов. Охотник тогда заменял спецкорреспондента: вылазка в жизнь. До него контакт ограничивался встречами на постоялом дворе, и все совершалось под звон колокольчика. С ямщиками тоже беседовали. Но сколько можно путешествовать из Петербурга в Москву и обратно? Барин вылез из коляски и взял ружьецо. Ситуацию предвосхитил Пушкин в "Барышне-крестьянке".
Попался томик Лескова. Очень нравится его взлохмаченная и рыщущая, как собака, в разные стороны фраза. Она почти полуграмотна и торчит. "Наш ротмистр был прекрасный человек, но нервяк, вспыльчивый и горячка". Такая корявость! - "против всяких законов архитектоники и экономии в постройке рассказа" ("Интересные мужчины").
У Лескова в "Головане" высказана мысль, об которую обломают зубы любители изображений с натуры. Мне-то она кажется крайне важной.
"Я боюсь, что совсем не сумею нарисовать его портрета именно потому, что очень хорошо и ясно его вижу".
Именно потому! А еще рекомендуют рисовать то, что хорошо знаешь.
В этой фразе - гроб всякой преднамеренной точности и, может быть, основа общей психологии творчества, работающего, в сущности, всегда на незнакомом материале, который поражает и будит воображение. Оно-то, воображение, встав на дыбы, и натыкается на "сходство с натурой". То, что слишком знакомо, не удивляет и поэтому не поддается копированию. Искусство всегда для начала действительность превращает в экзотику, а потом уже берется ее изображать.
Танцуя отсюда, Лесков создает своей речью в первую очередь ощущение растерянности и неумения рассказать о случившемся и тычет слова как попало, с грубой неуклюжестью, надеясь, что эта мечущаяся в слепом недоумении речь в конце концов ненароком напорется на предмет и тот оживет и воспрянет в ее косноязычии - в "стремительной и густой дисгармонии". Как описать самоубийство, чтобы оно в итоге не было бы протокольным отчетом, но передавало бы весь ужас и бессмыслицу события? По-видимому, для начала следует избавиться от самой задачи описать его в точности. И вот он, отступя, растопыривает слова, как пальцы, и машет ими, так что в результате это открещиванье от рассказа становится лучшим способом ввести нас в курс и ухватить совершившееся беспомощным нагромождением речи, даже и не пытающейся ничего изображать:
"Очень трудно излагать такие происшествия перед спокойными слушателями, когда и сам уже не волнуешься пережитыми впечатлениями. Теперь, когда надо рассказать то, до чего дошло дело, то я чувствую, что это решительно невозможно передать в той живости и, так сказать, в той компактности, быстроте и каком-то натиске событий, которые друг друга гнали, толкали, мостились одно на другое, и все это для того, чтобы глянуть с какой-то высоты на человеческое малоумие и снова разлиться где-то в природе".
Отказался воспроизвести - и этим воспроизвел.
Удивительно слышать по радио "Славное море - священный Байкал" или "По диким степям Забайкалья ". Кажется, что тут особенного. Но как звучит это здесь и как это слушается!.
- Для меня даже спирт тяжел. Дайте мне тихое утро на углу леса! Выйду в поле и грохнусь в обморок.
- Клянусь свободой!
(Почти междометие)
Обращение к деревьям:
- Кормильцы!
- И не поймали?
- Где поймаешь! У них миллион дорог, а у меня - одна.
- В руках у меня - пугачевская пушка: ракетница с автоматным стволом. Свинцом заварена. Без мушки. Как дашь в лоб - глаза выскочат.
- Судья спрашивает: зачем же вы, свидетельница, показываете на человека, что он стрелял, когда вы сами не видели, да и вообще вас не было в это время?
Старушка отвечает:
- А я думала - мне пенсию дадут.
- В парикмахерской скосил глаз, а рядом, у соседнего зеркала, вижу, тоже бреется и давит на меня косяка.
(В побеге)
- Там оперативка - как паутина. И тайга. И зима. И населения - нету.
- Склонник.
(Склонен к побегу)
- Чувствую, на висках у меня капельки холодного пота.
- У меня очко сыграло.
(Были сомнения, внутренняя расколотость, несбыточная надежда)
- Выбери, говорит, свою звезду и иди. Масса железных дорог останутся слева.
- Беру велосипед и еду в другую сторону.
- Девчонка, с которой я таскался, кинулась мне на шею.
(В побеге)
- Смотрю - фалует, чтоб явился в прокуратуру.
- Волк и меченых берет.
(Поговорка)
- Вы, говорю, змеи, не вешайте мне лапшу на уши!
- Что вы мне нахалку шьете!
Врач говорит:
- Либо дураком тебя признать, либо здоровым - в любом случае вилы.
- И я сегодня сижу на вашей подсудимой скамье!..
- Все дивлятся на меня, як на тигра.
- Покажите же теперь ваше мужество!
- ...Чтобы работать и приносить пользу стране, где мой народ живет!
- Одна минута молчанки.
- И тем самым устранить из жизни.
- Но ихний образ у меня в глазах остался!
...Если в секции слишком шумно, надеваю ушанку. Это уже закон: чем человек ниже в умственном или образовательном цензе, тем в большинстве случаев он громче, крикливее. Это какая-то страсть производить в воздухе шум. Некоторые, даже рассказывая, надрывают горло, вопят. Точно хотят перекричать кого-то.
Радио не выключают. Говорят, под радио им крепче спится. Шумовой фон, вероятно, создает иллюзию жизни, полной смысла, событий. Или это способ заговорить пустоту, гложущую изнутри, как болезнь, попавшего в беду человека? В тишине они сошли бы с ума.
Как я жил вчера? Небо было очень звездным. Пришел ночью с работы и повесил в головах чистое полотенце. Как будто убрался к празднику. Бывает, от этой мелочи все в жизни зависит. Вот и полотенце - почти вымытая до блеска квартира.
21 апреля 1968. Пасха.
...Или просто тихо сидеть, отдыхая всем телом.
Любовь к ночи за избытком света. Слушание (подслеповатость) пейзажа.
- Одеться бы небом и как по ковровой дорожке - через запретку!..
Поверил в факт бессмертия от его повторения: сошло два раза в побеге, и в третий сойдет.
- Солдат не посмеет стрелять - у него рука отсохнет вместе с ружьем...
Мораль: за что даруется высшее благо? Возможно, за то, что птичек кормил, когда самому есть хотелось. И сам не помнил потом, когда же он их кормил.
Мне лист бумаги - что лес беглецу.
- Лес лучше поля: в лесу укрыться можно.
- А ты возьми палочку в руки и иди, и иди...
- Иди - там тебя ждет недописанная страница!
"Очарованный Странник" Лескова, возможно, написан в пику разочарованным дворянам Пушкина и Лермонтова.
- Напиши ей тогда, что я не умер. Что я просто - ушел.
Говорят: как звезд в небе. На самом деле звезд не так уж много. Их можно пересчитать по пальцам. Сколько в Большой Медведице? От силы семь. Но они видят друг друга и помнят: наперечет.
Одинокий брезгливец:
- Я бы мог несколько месяцев с вами интересно беседовать. Не переставая!
Смешно. Тетерева. Вслушайтесь лучше в свист ветра.
Живу одиноко и замкнуто. Прогуливаюсь вечерами, по полчаса перед сном. Приятно, когда никого рядом.
Это от тесноты. А пишут в книгах-журналах, что каждый человек нуждается в личном прос-транстве и, если всюду люди, можно заболеть. Невольно набрасываешь на ресницы невидящую сетку и, пользуясь рассеянным зрением, смотришь, но не видишь. Видишь только, что кошка вытянула ногу, как фабричную трубу, и вылизывает, - хорошо.
Всё как встарь, как в прошлом году: сижу за тем же столом под той же березой, и всякие сережки и семечки капают на бумагу, словно это было вчера. Скорость в распускании листьев, в повороте солнца на лето такая, как пускают в кино, когда хотят показать, что прошло столько-то лет, - не успел снег выпасть, и уже тает, и уже вишни цветут. Как-то даже жалко, что время так быстро течет.
10 мая 1968.
В музыке Моцарта, Гайдна сохраняется значение благовеста. Правда, у них он становится благовестом любви и весны. Когда до нас по радио долетает подобная музыка, то как-то не допускаешь умом, чтобы автор ее мог умереть.
Пока жду разгрузки, любуюсь на лес, подошедший близко к запретке. Такая осиянная плоть, фосфоресцирующая зернистость. Кроме Клода Лоррена, ничего не подберу.
Впадаю в пастораль. Но когда смотришь подолгу на один и тот же, навязчивый, манящий ландшафт, и он внезапно меняется на фоне неизменного быта и растет быстрее, чем мы живем, когда природа оказывается подвижнее человека и реагирует более внятно, сознательно, давая даже в этом ничтожном загончике столько пищи душе и глазу, что хочется ее непрестанно благодарить, - тогда возвращаешься невольно умом к одному и тому же дереву, и стремишься постичь это плотное, пучеглазое облако, и удивляешься его доброте и спокойному превосходству над нами.
Говорят, в Западной Германии самые интересные люди - полицейские. Они же всего человечнее и снисходительнее к нашему брату. Видимо, все же какое-то, по характеру и духу профессии, соприкосновение с фантазией, с чрезвычайным и экзотичным в быту делает их понятливее и живее для нас. Русский бродяга-пропойца, странствуя по Германии, по несколько суток (недель) регулярно отдыхал за решеткой. Накормят и, случалось, опохмелиться поднесут - на свои деньги. Как-то подобрали на улице. Камера-одиночка. Вдруг - добродушная, толстощекая рожа шуцмана в кормушке и кружка пива. В виде приветствия (рот до ушей):
- Смерть немецким оккупантам!
Единственные русские слова, какие знает.
- У немца была задача капитулировать Россию.
- Всю грудь оккупировало.
- Ауфштейн! - пошутил мужичонка, вбегая в курилку, но таким грозным тоном, что я ужаснулся: помнит! И рассмеялся ненатурально каким-то демоническим смехом. Удивительно, как ненависть разъедает сердца. Как ненавидящие слабы и беспомощны, как ненавидящие беззащитны...
О Гитлере:
- Его обращение погубило. Страшно погубило. Наш не любит, когда по морде.
- Жиды снятся?!
(Обычная шутка на тему стонов или криков во сне. Жиды приходят ночью душить и мучить спящего, который, надо думать, когда-то их ликвидировал. Конечно, не грех было тогда их убрать, но вот теперь они - снятся...)
...Сидит в камере мальчишка
Лет шешнадцати дитё.
- Ты скажи, скажи мальчишка,
Сколько душ ты загубил?
- Восемнадцать православных
И сто двадцать три жида.
- За жидов тебя прощаем,
А за русских - никогда!
Завтра утром на рассвете
Расстреляем мы тебя.
(Старинная песня)
Человек всегда и много хуже, и много лучше, чем от него ожидаешь. Поля добра так же бескрайни, как и пустыни зла...
- А если есть изверг - что хотите делайте, он все равно - изверг!
- Хватит ли у меня силы мужества кошку в топке сжечь?
- Я за свою идею не одного на тот свет отправил.
Русский человек только и делает, что искушает Господа каким-нибудь рацпредложением. То один вариант предложит, то другой по части устроения мира. Богу хлопотно с русским человеком.
- Всех, кто не в нашей компании, я бы уничтожил!
- Если б снял я тогда с него золотые часы, давно бы был на свободе...
- На мне два трупа.
- Дал ему руки замарать.
- Я ему говорю с той стороны (у брода): - Не ходи, Василий Иваныч. Стрелять стану. - А он - идет, смеется: не выстрелишь...
Что было делать?
- Ладно, отвечаю, о вашем деле я никому не расскажу. Но как вы могли, скажите, детей ведь, детей, трех-четырех лет, сколько их там оставалось, в детсаду?..
- Да дети-то были бесхозные!..
- Хочу, говорит, чтобы меня зарезали чистые руки...
- Ну а жалко было?
- Какая жалость, Андрей?
Убийца, даже праведный и несчастный, обязательно убьет "неправильно", "неуместно", не так и даже подчас совсем не того, кого намеревался убить. Труднее понять, зол ли убийца, или это больше - судьба, случай, стечение обстоятельств. Преобладающее чувство - "не я!" (а так получилось). Но не всегда ли у нас при самом плохом - "не я"? Не способен ли "добрый" на зло, любой добрый на любое зло, а все решает какой-то третий случай? И не потому ли - кто в мыслях своих, ибо этого уже достаточно: убийца!?
- Во мне злости столько, что положи меня на лед - на полтора метра оттает.
- Пускай я лучше умру, чем убью.
...Посмотрел на кошку, сказав ни к селу, ни к городу:
- Ее убить надо.
Беззлобно, спокойно, как говорят - пора завтракать, или не мешает побриться.
- Не вытерпел - замочил.
Живьем он никого не брал. Но, подкравшись к беглецам - ночью, в лесу, у костра, - никогда не стрелял сразу, но, взяв на прицел, выжидал минуту-другую:
- Пускай поживут, помечтают...
- В своих глазах я вижу его прокаженным!
- Так и сгинул от мужицкой руки - как свинья.
- Да ты бандитее меня!
- И она уже чувствует, кобра, что ее свеча догорает.
- Что человек думает - то ничего не значит.
За несколько месяцев, как объявиться ему Государем, Пугачев и не думал об этом. Не обнаружим мы в нем и наклонностей к злодейству. На допросе 16 сентября 1774 г. Пугачев показывал - о своем пребывании в Казанском остроге: "Между тем пропало у меня не помню сколько денег, а как многия о сем узнали и хотели отыскивать, однакож, я об них не тужил, а сказал протчим: "Я де щитаю сие за милостыню, кто взял - Бог с ним". Вина же я тогда не пил, и временем молился Богу, почему протчия колодники, также и солдаты почитали меня добрым человеком. Однакож, в то время отнюдь еще не помышлял, чтоб назваться Государем, и сия жизнь не была тому причиною, чтоб вкрасться людем и после, как назовусь Государем, чтоб можно было и на сию благочестивую жизнь ссылаться ".
Это - зима 1773, а летом - все начнется. Доброту души Пугачева подметил Пушкин, а также - его плутоватость, ловкость, пронырство. Недаром, как участник Прусского похода, Пугачев вспоминал о полковнике Донского войска Денисове, "который и взял меня за отличную проворность к службе в ординарцы".
Скорее всего Пугачев представлял собою обычный в России тип "легкого человека", которым играет судьба и который при случае сам не прочь с ней поиграть, становясь то добрым, то злым, не будучи таковым по природе, но приноравливаясь к обстоятельствам, имеющим характер везения, легкого и непрочного "щастья", как и в эпизоде с деньгами милостиво вдруг одарил такого же случайного и легкого на руку вора.
Узкая, как сабля, рука и модное слово "лайнер" - вот и весь человек.
- Я с шестнадцати лет - как рыба в воде.
- Полтора класса окончил пополам с братом.
Об удаче:
- А это я добыл без отца и без матери!
- Сколько вас?
- Восемь человек, и все - ни за что!
(Обычная острота)
Игровой человек не постесняется рассказать о себе любую гадость. С удовольствием даже расскажет: вот я какой! Он отделяет себя от себя и созерцает свои непотребства в третьем лице - как художник. Судьба для него лишь сюжет, требующий занимательности. Но сколько в этом сюжете он бед натворил!..
"В моей жизни и биографии нет ничего, кроме заслуг перед человечеством...
Таких людей, как я, везде только награждают...
Беру на себя смелость заверить вас, что с таким бескорыстным человеком, как я, вы еще не встречались..."
(Из "Жалобы Генеральному Прокурору")
...Но встречаются натуры мечтательные: - Почему Москва - не в Сухуми?! Вот если бы в Сухуми Москва была!.. Красивейшее место!
- Москва - столица: туда со всего мира приезжают в шляпах.
- Купите туфли - и вы сразу почувствуете себя Королем Лиром.
"Печальна жизнь, и я вот так сижу печально в печальной действительности и жду экзистенци-ального озарения".
(Надпись на фотографии)
Приучил сожительницу курить и садиться на колени к приятелям - чтобы потом докладыва-ла, кто и как из друзей с нею себя ведет.
- Косы ей обстриг по-городскому, "под колдунью": спереди челка, сзади висят - западный момент.
- Я придерживаюсь японского принципа вежливости.
- Я им открыл большую Америку.
- Западная культура - это чтобы сопли в кармане носить. Сморкнешь в платочек и носишь.
- Делай - как смешнее!
(Поговорка)
- Это же смех на палочке!
- Ох, и посмеялся я в 959-ом году: мужик в яму упал, а потом - баба!
- Как вспомнишь, что есть нечего - так смех берет.
...На какой-то стадии приходит сознание несерьезности всего, что делал, чем жил, и это чувство способно довести до отчаянья, пока не вспомнишь, что и вся мировая история не очень-то серьезна.
Все, что он ни писал, он писал о себе и собою, вытаскивая из собственной - такой ничтожной - персоны, как фокусник из пустого цилиндра, то утку, а то ружье, удивляясь своей же находчивости.
(Абрам Терц)
...Приятно, что нашему ребеночку полюбилось слово "оказывается". Не знаю, часто ли я им пользуюсь. Но по смыслу всегда: оказывается. Отсюда же перегруженность оборотами с "потому", "оттого" и "поэтому", логическими лишь по видимости, на деле - больше от фокуса: а что оказалось? Поэтому (оттого): из-под ширмы, яичница в шляпе. Не доказательство - появле-ние из воздуха, из ничего: оказывается!
Умываясь, потрогал голову и вдруг удивился - до чего же она маленькая...
Никак не придумаю: зачем у мышей хвост?
Как взглянешь на карте на очертания Австралии, так сердце радуется: кенгуру, бумеранг!..
Очень смешно купаются воробьи: нагибаясь, мочат брюшко, а потом долго отряхиваются. И в это время очень заметно, что у них нету рук.
Интересно, как мыши относятся к птичкам и как жуки - к бабочкам? Они же видят друг друга. Но что думают?
Жаль все-таки, что в лагере я хуже стал относиться к собакам.
Еще подозреваю, что старички более дети, чем кажется с первого взгляда. У них детские интересы. Съесть какой-нибудь пряник. Сходить в кино. И они чаще, чем мы думаем, внутренне прыгают на одной ножке. О том, что старички - дети, можно судить по гномам.
Трехцветная кошка, в-четвертых, вымазанная зеленкой.
...Когда зеленые листья становятся черными на бледно-розовой, как морковка, заре.
Нужно уметь вить из фразы веревки. И ходить по ней, как по канату. По воздуху. Ни за что не держась. Вне тела. Без формы. Как чистый дух.
Стихи:
Люблю ходить я на охоту
И уважаю труд,
Иду на всякую работу,
Люблю культурно отдохнуть.
Интересно при всем том, что охота на первом месте.
Поэзия пародирует быт, изъясняясь с преувеличенной вежливостью, обстоятельностью: "Однаджы в студеную зимнюю пору я из лесу вышел; был сильный мороз..." Внутри же, про себя, она в это время так и покатывается со смеху: совсем как настоящая! вот умора!
Стоило бы пройтись по Третьяковской галерее и посмотреть на живопись глазами пантомимы. Хогарт, убежденный, что копирует жизнь, в автобиографии проговаривается (не подозревая, что выдает себя и всех своих соумышленников):
"Я старался трактовать мои сюжеты как драматический писатель: моя картина - моя сцена, а мужчины и женщины - мои актеры, которые посредством определенных действий и жестов должны изобразить пантомиму".
От "реализма" в подобной трактовке мало что остается. В ход идут насквозь условные приемы.
Во-первых, эффект узнавания (примерно так, как это подают экскурсоводы, правильно поймавшие, в чем тут корень дела). Посмотрите направо, посмотрите налево. Вот пожилой господин открыл рот и поднял палец в рассуждении позавтракать, а его молодая жена закатывает истерику под видом нет денег, покуда знакомый гусар выпрыгивает в окно, забыв под стулом разбитый, стоптанный во многих походах сапог, и так далее, по порядку, вплоть до кота Васьки, уплетающего по диагонали хозяйский завтрак, мораль. Зритель радуется: все совпадает, однако - не с жизнью, с программой. Удовольствие доставляют ясность читаемой ситуации, сформули-рованная осмысленность жестов, складывающихся в задание, в котором кот и сапог наносят последний удар по недоверию скептиков и ставят точку над i в развитии реализма.
Во-вторых, эффект занимательности: все сошлось в одном холсте как в фабуле романа, переплелось, завязалось интересным бантиком: смотрите, какие шутки выкидывает случай - тут и кот, тут и сапог (без сапога не было бы картины - на нем все вертится). "Типические характеры в типических обстоятельствах" сплошь и рядом оказываются счастливым совпадением карт. Искусство правдоподобия сводится к умению заинтриговать, составить ребус с подсказкой, как его расшифровывать. Как в жизни? - да нет, как в искусстве, где все предвзято, придумано.
В-третьих, эффект внезапности. Необыкновенно сгустившийся, остановившийся, как вкопанный, миг - сцена остолбенения (подобная "Ревизору"), выдернутая из времени, - не миг, а гром с ясного неба, диктующий всем замереть в пойманной, как карманник, позиции. Автор только и делает, что накрывает героев с поличным: - Ага, попались!
От жизненной правды здесь разве что материал, украденный из-под носа у зрителя: улица, бедность, низменность быта, подглядыванье в ближайшую скважину. Но компановка и живопись зиждятся на искусственных трюках, вплоть до приноровленной к мелкому зрению техники. С жанром пришел микромир, микроклимат. Помимо сюжетной скромности, не позволяющей сватовство майора представить в масштабах последнего дня Помпеи, маленькое отвечало задачам узнавания и занимательности: интригу нужно распутывать и для того разглядывать. Отсюда доступность манеры, ясность и точность прочтения совсем не от "реализма", но чтобы было видно, где что лежит. Отказ от густой светотени, красочного богатства, -широкого мазка: картина должна хорошо обнюхиваться и для того вылизывается - чтобы не потерялись из вида ни кот, ни сапог. Отсюда - учитесь точному отображению жизни, точнее учитесь искусству разыгрывать пантомимы!
- Полкаши в папахах.
- Укроп Помидорович.
- Асфальт Бетонович.
- Ломом подпоясанный.
- Студент Прохладная Жизнь.
- Фуцан, дико воспитанный, - ни украсть, ни покараулить.
С нарастающим вдохновением:
- Я им говорю
ну что?!
Блядво.
Педерастня.
Гондовня.
Но иногда слово повергает меня в отчаянье. Уж на что кошка отвлеченное существо, так он и кошке ласковым голосом норовит сказать пакость:
- Ну иди сюда, проститутка.
Слова его, прилепляясь к вещам, превращаются в язвы. Он заражает ими все, к чему ни притронется. Назвать вещь значит для него - обругать.
Иерархия навыворот:
- Вы примите, пожалуйста, книжонки и я этот стульчик возьму.
Эту печку складывали с такой матерной бранью, что, постояв полгода, она разваливалась. Вещи, когда их делаешь, не любят ругани.
Мужчина ругается, чтобы обругать, оскорбить. Женщина ругается, для того чтобы произнести - губами - непотребное слово.
- Да ты хоть выругайся - проще будет!
Не легче, а проще. Свой брат. Средство фамильярной общины. Ругань как создание дома, уюта, семейной атмосферы. Ругань - как тело души.
Бедный эстонец. Попав в лагерь, он принял русскую ругань за норму языка. В больнице у старичка вышел конфуз.
- Ну как здоровьице?
- Куево, доктор.
Католик-поляк - надзирателю: - Ты меня не тревожь, чтобы я в праздник свой не ругался!
- Я еще плакать не умел по-русски.
Пропавших коров обычно кличут какими-то мыкающими, по-утробному взывающими голосами. Чувствуется попытка найти с гулёной общий язык.
Иностранные слова в русском языке. Аэроплан, электричество. Стыдиться ли нам этих слов, тем более чураться ли их? Не в том дело, что вошли, но в том, что, войдя и прижившись, отозвались для русского уха полнее и многозвучнее иных исконных. Простенький, доморощен-ный, общеупотребительный теперь "самолет" меньше говорит нашему сознанию, нежели заимствованный "аэроплан". Ну что такое самолет? В ряду подобий - самокат, самовар, самогон - наименее яркое слово, ничего не говорящее, кроме сообщения пустой голове: сам летает. В сочетании "ковер-самолет" еще куда ни шло, а так - не слово, обглодыш. И как значителен рядом по смыслу аэроплан! Это - целая эра плана, европа плавания, парящие, распластанные крылья и закрученный вихрем винт-аэро; мы понимаем его чужеродность, на этом неестественном аэ глотку свихнешь - и все-таки, раскорячив пасть, из нёба-неба исторгнешь, выдавишь горлопана во внешний воздух, в смерч. И - айра (тарайра!), вихляясь, подтанцовывая плечами, дрожание планок, хрупкость конструкции (аппарат аэроплан), на переборках, растяжках, и крепкость и пустота каркаса, дребезг в тверди, стрекотание, заглатывание воздухом, облаком, соплом - и на арапа - раплан.
Электричество. Опять это выворачивающее, растягивающее рот до ушей, заезжее - Э, пере-ходящее в наше плавное еле-еле, или-или, скользит, пока не встретится ктри - включатель, взрыв, щелканье, зажглась тонкая проволока - трик-трак, ич-ич (птичий щебет), - и это сочетание начальной мягкости с внезапной яркостью спички, с искусственной химией, на спинах количеств вступает в строй всевозможных "э" - энергий, эпох, экономик (сюда, сюда электричество).
Эти непроизвольные ассоциации уха сродни народной этимологии, однако не настолько буквальны и не так наивны; случайно перекликаясь, они вправляют чужое слово в родимый ряд, приращивают и прививают, - цветет.
Получилось: калоши (галоши) более в духе русского языка, чем мокроступы. Они точнее: тут и около, и ложь, и ложка, и лошадь, и шел голышом. Более дальняя связь у К. Чуковского калош с крокодилом тоже возможна и законна: и те и другие водятся в воде, ползают по грязи, мокрая, прикинувшаяся подошвой невидаль.
Дирижабль - в первую голову жаба. Потом: дери, держи, жиры и жиды. Был - дилижанс, а стал - дирижабль.
Но мне почему-то еще в дирижабле слышится Симферополь.
"Лесенка" Маяковского, помимо очевидных ритмических и архитектурных проекций, двигав-ших рукою строителя, вызвана к жизни стремлением вдохнуть энергию в текст путем его особого, бросающегося в глаза, экспонирования. Любая речь, в принципе, расположенная подобным оборазом, читается с нажимом и начинает походить на стихи. Но от этого непрестанного нажимания она в конце концов устает.
В "Записках охотника" Тургенева об охоте почти ничего не рассказывается. Охота нужна, чтобы барин встретился с мужиком. Где им еще было встретиться? То же делал Некрасов. Охотник тогда заменял спецкорреспондента: вылазка в жизнь. До него контакт ограничивался встречами на постоялом дворе, и все совершалось под звон колокольчика. С ямщиками тоже беседовали. Но сколько можно путешествовать из Петербурга в Москву и обратно? Барин вылез из коляски и взял ружьецо. Ситуацию предвосхитил Пушкин в "Барышне-крестьянке".
Попался томик Лескова. Очень нравится его взлохмаченная и рыщущая, как собака, в разные стороны фраза. Она почти полуграмотна и торчит. "Наш ротмистр был прекрасный человек, но нервяк, вспыльчивый и горячка". Такая корявость! - "против всяких законов архитектоники и экономии в постройке рассказа" ("Интересные мужчины").
У Лескова в "Головане" высказана мысль, об которую обломают зубы любители изображений с натуры. Мне-то она кажется крайне важной.
"Я боюсь, что совсем не сумею нарисовать его портрета именно потому, что очень хорошо и ясно его вижу".
Именно потому! А еще рекомендуют рисовать то, что хорошо знаешь.
В этой фразе - гроб всякой преднамеренной точности и, может быть, основа общей психологии творчества, работающего, в сущности, всегда на незнакомом материале, который поражает и будит воображение. Оно-то, воображение, встав на дыбы, и натыкается на "сходство с натурой". То, что слишком знакомо, не удивляет и поэтому не поддается копированию. Искусство всегда для начала действительность превращает в экзотику, а потом уже берется ее изображать.
Танцуя отсюда, Лесков создает своей речью в первую очередь ощущение растерянности и неумения рассказать о случившемся и тычет слова как попало, с грубой неуклюжестью, надеясь, что эта мечущаяся в слепом недоумении речь в конце концов ненароком напорется на предмет и тот оживет и воспрянет в ее косноязычии - в "стремительной и густой дисгармонии". Как описать самоубийство, чтобы оно в итоге не было бы протокольным отчетом, но передавало бы весь ужас и бессмыслицу события? По-видимому, для начала следует избавиться от самой задачи описать его в точности. И вот он, отступя, растопыривает слова, как пальцы, и машет ими, так что в результате это открещиванье от рассказа становится лучшим способом ввести нас в курс и ухватить совершившееся беспомощным нагромождением речи, даже и не пытающейся ничего изображать:
"Очень трудно излагать такие происшествия перед спокойными слушателями, когда и сам уже не волнуешься пережитыми впечатлениями. Теперь, когда надо рассказать то, до чего дошло дело, то я чувствую, что это решительно невозможно передать в той живости и, так сказать, в той компактности, быстроте и каком-то натиске событий, которые друг друга гнали, толкали, мостились одно на другое, и все это для того, чтобы глянуть с какой-то высоты на человеческое малоумие и снова разлиться где-то в природе".
Отказался воспроизвести - и этим воспроизвел.
Удивительно слышать по радио "Славное море - священный Байкал" или "По диким степям Забайкалья ". Кажется, что тут особенного. Но как звучит это здесь и как это слушается!.
- Для меня даже спирт тяжел. Дайте мне тихое утро на углу леса! Выйду в поле и грохнусь в обморок.
- Клянусь свободой!
(Почти междометие)
Обращение к деревьям:
- Кормильцы!
- И не поймали?
- Где поймаешь! У них миллион дорог, а у меня - одна.
- В руках у меня - пугачевская пушка: ракетница с автоматным стволом. Свинцом заварена. Без мушки. Как дашь в лоб - глаза выскочат.
- Судья спрашивает: зачем же вы, свидетельница, показываете на человека, что он стрелял, когда вы сами не видели, да и вообще вас не было в это время?
Старушка отвечает:
- А я думала - мне пенсию дадут.
- В парикмахерской скосил глаз, а рядом, у соседнего зеркала, вижу, тоже бреется и давит на меня косяка.
(В побеге)
- Там оперативка - как паутина. И тайга. И зима. И населения - нету.
- Склонник.
(Склонен к побегу)
- Чувствую, на висках у меня капельки холодного пота.
- У меня очко сыграло.
(Были сомнения, внутренняя расколотость, несбыточная надежда)
- Выбери, говорит, свою звезду и иди. Масса железных дорог останутся слева.
- Беру велосипед и еду в другую сторону.
- Девчонка, с которой я таскался, кинулась мне на шею.
(В побеге)
- Смотрю - фалует, чтоб явился в прокуратуру.
- Волк и меченых берет.
(Поговорка)
- Вы, говорю, змеи, не вешайте мне лапшу на уши!
- Что вы мне нахалку шьете!
Врач говорит:
- Либо дураком тебя признать, либо здоровым - в любом случае вилы.
- И я сегодня сижу на вашей подсудимой скамье!..
- Все дивлятся на меня, як на тигра.
- Покажите же теперь ваше мужество!
- ...Чтобы работать и приносить пользу стране, где мой народ живет!
- Одна минута молчанки.
- И тем самым устранить из жизни.
- Но ихний образ у меня в глазах остался!
...Если в секции слишком шумно, надеваю ушанку. Это уже закон: чем человек ниже в умственном или образовательном цензе, тем в большинстве случаев он громче, крикливее. Это какая-то страсть производить в воздухе шум. Некоторые, даже рассказывая, надрывают горло, вопят. Точно хотят перекричать кого-то.
Радио не выключают. Говорят, под радио им крепче спится. Шумовой фон, вероятно, создает иллюзию жизни, полной смысла, событий. Или это способ заговорить пустоту, гложущую изнутри, как болезнь, попавшего в беду человека? В тишине они сошли бы с ума.
Как я жил вчера? Небо было очень звездным. Пришел ночью с работы и повесил в головах чистое полотенце. Как будто убрался к празднику. Бывает, от этой мелочи все в жизни зависит. Вот и полотенце - почти вымытая до блеска квартира.
21 апреля 1968. Пасха.
...Или просто тихо сидеть, отдыхая всем телом.
Любовь к ночи за избытком света. Слушание (подслеповатость) пейзажа.
- Одеться бы небом и как по ковровой дорожке - через запретку!..
Поверил в факт бессмертия от его повторения: сошло два раза в побеге, и в третий сойдет.
- Солдат не посмеет стрелять - у него рука отсохнет вместе с ружьем...
Мораль: за что даруется высшее благо? Возможно, за то, что птичек кормил, когда самому есть хотелось. И сам не помнил потом, когда же он их кормил.
Мне лист бумаги - что лес беглецу.
- Лес лучше поля: в лесу укрыться можно.
- А ты возьми палочку в руки и иди, и иди...
- Иди - там тебя ждет недописанная страница!
"Очарованный Странник" Лескова, возможно, написан в пику разочарованным дворянам Пушкина и Лермонтова.
- Напиши ей тогда, что я не умер. Что я просто - ушел.
Говорят: как звезд в небе. На самом деле звезд не так уж много. Их можно пересчитать по пальцам. Сколько в Большой Медведице? От силы семь. Но они видят друг друга и помнят: наперечет.
Одинокий брезгливец:
- Я бы мог несколько месяцев с вами интересно беседовать. Не переставая!
Смешно. Тетерева. Вслушайтесь лучше в свист ветра.
Живу одиноко и замкнуто. Прогуливаюсь вечерами, по полчаса перед сном. Приятно, когда никого рядом.
Это от тесноты. А пишут в книгах-журналах, что каждый человек нуждается в личном прос-транстве и, если всюду люди, можно заболеть. Невольно набрасываешь на ресницы невидящую сетку и, пользуясь рассеянным зрением, смотришь, но не видишь. Видишь только, что кошка вытянула ногу, как фабричную трубу, и вылизывает, - хорошо.
Всё как встарь, как в прошлом году: сижу за тем же столом под той же березой, и всякие сережки и семечки капают на бумагу, словно это было вчера. Скорость в распускании листьев, в повороте солнца на лето такая, как пускают в кино, когда хотят показать, что прошло столько-то лет, - не успел снег выпасть, и уже тает, и уже вишни цветут. Как-то даже жалко, что время так быстро течет.
10 мая 1968.
В музыке Моцарта, Гайдна сохраняется значение благовеста. Правда, у них он становится благовестом любви и весны. Когда до нас по радио долетает подобная музыка, то как-то не допускаешь умом, чтобы автор ее мог умереть.
Пока жду разгрузки, любуюсь на лес, подошедший близко к запретке. Такая осиянная плоть, фосфоресцирующая зернистость. Кроме Клода Лоррена, ничего не подберу.
Впадаю в пастораль. Но когда смотришь подолгу на один и тот же, навязчивый, манящий ландшафт, и он внезапно меняется на фоне неизменного быта и растет быстрее, чем мы живем, когда природа оказывается подвижнее человека и реагирует более внятно, сознательно, давая даже в этом ничтожном загончике столько пищи душе и глазу, что хочется ее непрестанно благодарить, - тогда возвращаешься невольно умом к одному и тому же дереву, и стремишься постичь это плотное, пучеглазое облако, и удивляешься его доброте и спокойному превосходству над нами.
Говорят, в Западной Германии самые интересные люди - полицейские. Они же всего человечнее и снисходительнее к нашему брату. Видимо, все же какое-то, по характеру и духу профессии, соприкосновение с фантазией, с чрезвычайным и экзотичным в быту делает их понятливее и живее для нас. Русский бродяга-пропойца, странствуя по Германии, по несколько суток (недель) регулярно отдыхал за решеткой. Накормят и, случалось, опохмелиться поднесут - на свои деньги. Как-то подобрали на улице. Камера-одиночка. Вдруг - добродушная, толстощекая рожа шуцмана в кормушке и кружка пива. В виде приветствия (рот до ушей):
- Смерть немецким оккупантам!
Единственные русские слова, какие знает.
- У немца была задача капитулировать Россию.
- Всю грудь оккупировало.
- Ауфштейн! - пошутил мужичонка, вбегая в курилку, но таким грозным тоном, что я ужаснулся: помнит! И рассмеялся ненатурально каким-то демоническим смехом. Удивительно, как ненависть разъедает сердца. Как ненавидящие слабы и беспомощны, как ненавидящие беззащитны...
О Гитлере:
- Его обращение погубило. Страшно погубило. Наш не любит, когда по морде.
- Жиды снятся?!
(Обычная шутка на тему стонов или криков во сне. Жиды приходят ночью душить и мучить спящего, который, надо думать, когда-то их ликвидировал. Конечно, не грех было тогда их убрать, но вот теперь они - снятся...)
...Сидит в камере мальчишка
Лет шешнадцати дитё.
- Ты скажи, скажи мальчишка,
Сколько душ ты загубил?
- Восемнадцать православных
И сто двадцать три жида.
- За жидов тебя прощаем,
А за русских - никогда!
Завтра утром на рассвете
Расстреляем мы тебя.
(Старинная песня)
Человек всегда и много хуже, и много лучше, чем от него ожидаешь. Поля добра так же бескрайни, как и пустыни зла...
- А если есть изверг - что хотите делайте, он все равно - изверг!
- Хватит ли у меня силы мужества кошку в топке сжечь?
- Я за свою идею не одного на тот свет отправил.
Русский человек только и делает, что искушает Господа каким-нибудь рацпредложением. То один вариант предложит, то другой по части устроения мира. Богу хлопотно с русским человеком.
- Всех, кто не в нашей компании, я бы уничтожил!
- Если б снял я тогда с него золотые часы, давно бы был на свободе...
- На мне два трупа.
- Дал ему руки замарать.
- Я ему говорю с той стороны (у брода): - Не ходи, Василий Иваныч. Стрелять стану. - А он - идет, смеется: не выстрелишь...
Что было делать?
- Ладно, отвечаю, о вашем деле я никому не расскажу. Но как вы могли, скажите, детей ведь, детей, трех-четырех лет, сколько их там оставалось, в детсаду?..
- Да дети-то были бесхозные!..
- Хочу, говорит, чтобы меня зарезали чистые руки...
- Ну а жалко было?
- Какая жалость, Андрей?
Убийца, даже праведный и несчастный, обязательно убьет "неправильно", "неуместно", не так и даже подчас совсем не того, кого намеревался убить. Труднее понять, зол ли убийца, или это больше - судьба, случай, стечение обстоятельств. Преобладающее чувство - "не я!" (а так получилось). Но не всегда ли у нас при самом плохом - "не я"? Не способен ли "добрый" на зло, любой добрый на любое зло, а все решает какой-то третий случай? И не потому ли - кто в мыслях своих, ибо этого уже достаточно: убийца!?
- Во мне злости столько, что положи меня на лед - на полтора метра оттает.
- Пускай я лучше умру, чем убью.
...Посмотрел на кошку, сказав ни к селу, ни к городу:
- Ее убить надо.
Беззлобно, спокойно, как говорят - пора завтракать, или не мешает побриться.
- Не вытерпел - замочил.
Живьем он никого не брал. Но, подкравшись к беглецам - ночью, в лесу, у костра, - никогда не стрелял сразу, но, взяв на прицел, выжидал минуту-другую:
- Пускай поживут, помечтают...
- В своих глазах я вижу его прокаженным!
- Так и сгинул от мужицкой руки - как свинья.
- Да ты бандитее меня!
- И она уже чувствует, кобра, что ее свеча догорает.
- Что человек думает - то ничего не значит.
За несколько месяцев, как объявиться ему Государем, Пугачев и не думал об этом. Не обнаружим мы в нем и наклонностей к злодейству. На допросе 16 сентября 1774 г. Пугачев показывал - о своем пребывании в Казанском остроге: "Между тем пропало у меня не помню сколько денег, а как многия о сем узнали и хотели отыскивать, однакож, я об них не тужил, а сказал протчим: "Я де щитаю сие за милостыню, кто взял - Бог с ним". Вина же я тогда не пил, и временем молился Богу, почему протчия колодники, также и солдаты почитали меня добрым человеком. Однакож, в то время отнюдь еще не помышлял, чтоб назваться Государем, и сия жизнь не была тому причиною, чтоб вкрасться людем и после, как назовусь Государем, чтоб можно было и на сию благочестивую жизнь ссылаться ".
Это - зима 1773, а летом - все начнется. Доброту души Пугачева подметил Пушкин, а также - его плутоватость, ловкость, пронырство. Недаром, как участник Прусского похода, Пугачев вспоминал о полковнике Донского войска Денисове, "который и взял меня за отличную проворность к службе в ординарцы".
Скорее всего Пугачев представлял собою обычный в России тип "легкого человека", которым играет судьба и который при случае сам не прочь с ней поиграть, становясь то добрым, то злым, не будучи таковым по природе, но приноравливаясь к обстоятельствам, имеющим характер везения, легкого и непрочного "щастья", как и в эпизоде с деньгами милостиво вдруг одарил такого же случайного и легкого на руку вора.
Узкая, как сабля, рука и модное слово "лайнер" - вот и весь человек.
- Я с шестнадцати лет - как рыба в воде.
- Полтора класса окончил пополам с братом.
Об удаче:
- А это я добыл без отца и без матери!
- Сколько вас?
- Восемь человек, и все - ни за что!
(Обычная острота)
Игровой человек не постесняется рассказать о себе любую гадость. С удовольствием даже расскажет: вот я какой! Он отделяет себя от себя и созерцает свои непотребства в третьем лице - как художник. Судьба для него лишь сюжет, требующий занимательности. Но сколько в этом сюжете он бед натворил!..
"В моей жизни и биографии нет ничего, кроме заслуг перед человечеством...
Таких людей, как я, везде только награждают...
Беру на себя смелость заверить вас, что с таким бескорыстным человеком, как я, вы еще не встречались..."
(Из "Жалобы Генеральному Прокурору")
...Но встречаются натуры мечтательные: - Почему Москва - не в Сухуми?! Вот если бы в Сухуми Москва была!.. Красивейшее место!
- Москва - столица: туда со всего мира приезжают в шляпах.
- Купите туфли - и вы сразу почувствуете себя Королем Лиром.
"Печальна жизнь, и я вот так сижу печально в печальной действительности и жду экзистенци-ального озарения".
(Надпись на фотографии)
Приучил сожительницу курить и садиться на колени к приятелям - чтобы потом докладыва-ла, кто и как из друзей с нею себя ведет.
- Косы ей обстриг по-городскому, "под колдунью": спереди челка, сзади висят - западный момент.
- Я придерживаюсь японского принципа вежливости.
- Я им открыл большую Америку.
- Западная культура - это чтобы сопли в кармане носить. Сморкнешь в платочек и носишь.
- Делай - как смешнее!
(Поговорка)
- Это же смех на палочке!
- Ох, и посмеялся я в 959-ом году: мужик в яму упал, а потом - баба!
- Как вспомнишь, что есть нечего - так смех берет.
...На какой-то стадии приходит сознание несерьезности всего, что делал, чем жил, и это чувство способно довести до отчаянья, пока не вспомнишь, что и вся мировая история не очень-то серьезна.
Все, что он ни писал, он писал о себе и собою, вытаскивая из собственной - такой ничтожной - персоны, как фокусник из пустого цилиндра, то утку, а то ружье, удивляясь своей же находчивости.
(Абрам Терц)
...Приятно, что нашему ребеночку полюбилось слово "оказывается". Не знаю, часто ли я им пользуюсь. Но по смыслу всегда: оказывается. Отсюда же перегруженность оборотами с "потому", "оттого" и "поэтому", логическими лишь по видимости, на деле - больше от фокуса: а что оказалось? Поэтому (оттого): из-под ширмы, яичница в шляпе. Не доказательство - появле-ние из воздуха, из ничего: оказывается!
Умываясь, потрогал голову и вдруг удивился - до чего же она маленькая...
Никак не придумаю: зачем у мышей хвост?
Как взглянешь на карте на очертания Австралии, так сердце радуется: кенгуру, бумеранг!..
Очень смешно купаются воробьи: нагибаясь, мочат брюшко, а потом долго отряхиваются. И в это время очень заметно, что у них нету рук.
Интересно, как мыши относятся к птичкам и как жуки - к бабочкам? Они же видят друг друга. Но что думают?
Жаль все-таки, что в лагере я хуже стал относиться к собакам.
Еще подозреваю, что старички более дети, чем кажется с первого взгляда. У них детские интересы. Съесть какой-нибудь пряник. Сходить в кино. И они чаще, чем мы думаем, внутренне прыгают на одной ножке. О том, что старички - дети, можно судить по гномам.
Трехцветная кошка, в-четвертых, вымазанная зеленкой.
...Когда зеленые листья становятся черными на бледно-розовой, как морковка, заре.
Нужно уметь вить из фразы веревки. И ходить по ней, как по канату. По воздуху. Ни за что не держась. Вне тела. Без формы. Как чистый дух.
Стихи:
Люблю ходить я на охоту
И уважаю труд,
Иду на всякую работу,
Люблю культурно отдохнуть.
Интересно при всем том, что охота на первом месте.
Поэзия пародирует быт, изъясняясь с преувеличенной вежливостью, обстоятельностью: "Однаджы в студеную зимнюю пору я из лесу вышел; был сильный мороз..." Внутри же, про себя, она в это время так и покатывается со смеху: совсем как настоящая! вот умора!
Стоило бы пройтись по Третьяковской галерее и посмотреть на живопись глазами пантомимы. Хогарт, убежденный, что копирует жизнь, в автобиографии проговаривается (не подозревая, что выдает себя и всех своих соумышленников):
"Я старался трактовать мои сюжеты как драматический писатель: моя картина - моя сцена, а мужчины и женщины - мои актеры, которые посредством определенных действий и жестов должны изобразить пантомиму".
От "реализма" в подобной трактовке мало что остается. В ход идут насквозь условные приемы.
Во-первых, эффект узнавания (примерно так, как это подают экскурсоводы, правильно поймавшие, в чем тут корень дела). Посмотрите направо, посмотрите налево. Вот пожилой господин открыл рот и поднял палец в рассуждении позавтракать, а его молодая жена закатывает истерику под видом нет денег, покуда знакомый гусар выпрыгивает в окно, забыв под стулом разбитый, стоптанный во многих походах сапог, и так далее, по порядку, вплоть до кота Васьки, уплетающего по диагонали хозяйский завтрак, мораль. Зритель радуется: все совпадает, однако - не с жизнью, с программой. Удовольствие доставляют ясность читаемой ситуации, сформули-рованная осмысленность жестов, складывающихся в задание, в котором кот и сапог наносят последний удар по недоверию скептиков и ставят точку над i в развитии реализма.
Во-вторых, эффект занимательности: все сошлось в одном холсте как в фабуле романа, переплелось, завязалось интересным бантиком: смотрите, какие шутки выкидывает случай - тут и кот, тут и сапог (без сапога не было бы картины - на нем все вертится). "Типические характеры в типических обстоятельствах" сплошь и рядом оказываются счастливым совпадением карт. Искусство правдоподобия сводится к умению заинтриговать, составить ребус с подсказкой, как его расшифровывать. Как в жизни? - да нет, как в искусстве, где все предвзято, придумано.
В-третьих, эффект внезапности. Необыкновенно сгустившийся, остановившийся, как вкопанный, миг - сцена остолбенения (подобная "Ревизору"), выдернутая из времени, - не миг, а гром с ясного неба, диктующий всем замереть в пойманной, как карманник, позиции. Автор только и делает, что накрывает героев с поличным: - Ага, попались!
От жизненной правды здесь разве что материал, украденный из-под носа у зрителя: улица, бедность, низменность быта, подглядыванье в ближайшую скважину. Но компановка и живопись зиждятся на искусственных трюках, вплоть до приноровленной к мелкому зрению техники. С жанром пришел микромир, микроклимат. Помимо сюжетной скромности, не позволяющей сватовство майора представить в масштабах последнего дня Помпеи, маленькое отвечало задачам узнавания и занимательности: интригу нужно распутывать и для того разглядывать. Отсюда доступность манеры, ясность и точность прочтения совсем не от "реализма", но чтобы было видно, где что лежит. Отказ от густой светотени, красочного богатства, -широкого мазка: картина должна хорошо обнюхиваться и для того вылизывается - чтобы не потерялись из вида ни кот, ни сапог. Отсюда - учитесь точному отображению жизни, точнее учитесь искусству разыгрывать пантомимы!