Страница:
— За победу! — вскричал он.
Все, кто услыхал его, — то есть большая часть войска, обернулись на голос императора. Секундой позже лагерь охватило буйство.
— За победу! — орали солдаты. Одни, как Крисп, отмечали победу добрым глотком вина, другие пускались в пляс вокруг костров от радости или облегчения, что они еще живы.
А некоторые по своей жестокости принялись глумиться над пленными. Лишенные оружия, бывшие соратники Петрония не осмеливались дать отпор, и кое-кто из мерзавцев перешел от оскорбительных слов к делу. Криспу вовсе не хотелось выяснять, до чего может дойти их изобретательность со временем. Взявшись за меч, он двинулся к ближайшему подонку. Халогаи, не дожидаясь приказа, сомкнули кольцо вокруг императора.
— Да, твое величество, — заметил Нарвикка, — в тебе много от нашей крови. Ты похож на опьяненного гневом.
— Так и есть.
Крисп схватился за плечо пехотинца, который развлекался, приплясывая на пальцах пленника. Солдат развернулся, чтобы узнать, кто прервал его веселье, и проклятие замерло на его губах. Он рухнул ниц и затрясся от страха.
Крисп подождал, пока солдат зароется носом в пыль, и метко пнул его под ребра, едва не отбив себе пальцы, — пехотинец носил кольчугу. Судя по тому, как подонок пытался, не вставая, схватиться за бок, пинок оказался весьма чувствительным, несмотря на кожаную подбивку.
— Это у тебя называется прощением — мучить беззащитного? — осведомился Крисп.
— Н-нет, ваше величество, — выдавил солдат. — П-просто… веселимся.
— Ты — может быть, а этот парень — вряд ли. — Крисп еще раз пнул мерзавца, уже не так сильно. Тот хрюкнул, но снес обиду безропотно. — Или тебе это понравилось? — осведомился император.
— Нет, ваше величество. — Наглый со слабыми, солдат готов был пресмыкаться перед любым, чья власть превосходила его собственную.
— Ладно же. Если хочешь получить снисхождение, или заслужить, научись оказывать его сам. Прочь с глаз моих. — Солдат вскочил на ноги и сбежал. Крисп гневно огляделся. — Измываться над пленными, особенно над теми, кому обещано прощение, — дело Скотоса! Следующий, кого за этим застанут, получит плетей и будет уволен без выходного. Все поняли?
Если кто-то и сомневался, то оставил свои мысли при себе. Гнев Автократора превратил шумное веселье в опасливую тишину.
— Благослови вас Фос, ваше величество. — Слова несчастного пленника разнеслись по всему лагерю. — Это поступок императора.
Несколько халогаев согласно заворчали.
— Раз уж я взялся за дело, то должен работать хорошо, — ответил Крисп, взглянув на пленника. — Почему ты сражался против меня?
— Я родом с земель Петрония. Он мой хозяин. Нами он всегда управлял хорошо; я решил, что и для империи он будет не хуже. — Пленник задумчиво покосился на Криспа. — Я и сейчас не откажусь от своих слов, но теперь мне кажется, что Петроний такой не один.
— Надеюсь. — «Интересно, — подумал Крисп, — сколько людей в империи способны были бы мудро ею править, очутись они на троне?» Раньше ему эта мысль в голову не приходила. Наверное, немало, решил он. Но раз эта работа выпала ему, другим он ее не отдаст.
— В чем дело, твое величество? — спросил Нарвикка. — По хмурому лбу сужу, мысли тревожные обуревают тебя.
— Да нет. — Крисп, смеясь, объяснил, в чем дело.
— Почитай себя счастливым, — серьезно ответил Нарвикка. — Из всех этих возможных Автократоров только Петроний носит наперекор тебе красные сапоги.
— Одного Петрония в них и то много. — Крисп развернулся было, направляясь к шатру, и вдруг остановился. По лицу его расползлась хитрая ухмылка. — И, кажется, я знаю, как его из них выкинуть. Трокунд! — окликнул он.
Чародей подбежал к нему.
— Чем могу служить вашему величеству? — спросил он, кланяясь.
Крисп объяснил, чем Трокунд может ему служить, и обеспокоенно спросил:
— Это ведь не боевая магия?
Трокунд в раздумье прикрыл тяжелые веки.
— Вероятно, нет, — ответил он наконец. — И даже если самого Петрония ограждают чародейские защиты — а я в этом уверен кому придет в голову защищать его сапоги? Тем более, — добавил он, улыбаясь Криспу в ответ, — что мы не причиним им никакого вреда.
— Воистину так, — согласился Крисп, — в отличие, если бог благой и премудрый позволит, от Петрония.
Глава 5
Все, кто услыхал его, — то есть большая часть войска, обернулись на голос императора. Секундой позже лагерь охватило буйство.
— За победу! — орали солдаты. Одни, как Крисп, отмечали победу добрым глотком вина, другие пускались в пляс вокруг костров от радости или облегчения, что они еще живы.
А некоторые по своей жестокости принялись глумиться над пленными. Лишенные оружия, бывшие соратники Петрония не осмеливались дать отпор, и кое-кто из мерзавцев перешел от оскорбительных слов к делу. Криспу вовсе не хотелось выяснять, до чего может дойти их изобретательность со временем. Взявшись за меч, он двинулся к ближайшему подонку. Халогаи, не дожидаясь приказа, сомкнули кольцо вокруг императора.
— Да, твое величество, — заметил Нарвикка, — в тебе много от нашей крови. Ты похож на опьяненного гневом.
— Так и есть.
Крисп схватился за плечо пехотинца, который развлекался, приплясывая на пальцах пленника. Солдат развернулся, чтобы узнать, кто прервал его веселье, и проклятие замерло на его губах. Он рухнул ниц и затрясся от страха.
Крисп подождал, пока солдат зароется носом в пыль, и метко пнул его под ребра, едва не отбив себе пальцы, — пехотинец носил кольчугу. Судя по тому, как подонок пытался, не вставая, схватиться за бок, пинок оказался весьма чувствительным, несмотря на кожаную подбивку.
— Это у тебя называется прощением — мучить беззащитного? — осведомился Крисп.
— Н-нет, ваше величество, — выдавил солдат. — П-просто… веселимся.
— Ты — может быть, а этот парень — вряд ли. — Крисп еще раз пнул мерзавца, уже не так сильно. Тот хрюкнул, но снес обиду безропотно. — Или тебе это понравилось? — осведомился император.
— Нет, ваше величество. — Наглый со слабыми, солдат готов был пресмыкаться перед любым, чья власть превосходила его собственную.
— Ладно же. Если хочешь получить снисхождение, или заслужить, научись оказывать его сам. Прочь с глаз моих. — Солдат вскочил на ноги и сбежал. Крисп гневно огляделся. — Измываться над пленными, особенно над теми, кому обещано прощение, — дело Скотоса! Следующий, кого за этим застанут, получит плетей и будет уволен без выходного. Все поняли?
Если кто-то и сомневался, то оставил свои мысли при себе. Гнев Автократора превратил шумное веселье в опасливую тишину.
— Благослови вас Фос, ваше величество. — Слова несчастного пленника разнеслись по всему лагерю. — Это поступок императора.
Несколько халогаев согласно заворчали.
— Раз уж я взялся за дело, то должен работать хорошо, — ответил Крисп, взглянув на пленника. — Почему ты сражался против меня?
— Я родом с земель Петрония. Он мой хозяин. Нами он всегда управлял хорошо; я решил, что и для империи он будет не хуже. — Пленник задумчиво покосился на Криспа. — Я и сейчас не откажусь от своих слов, но теперь мне кажется, что Петроний такой не один.
— Надеюсь. — «Интересно, — подумал Крисп, — сколько людей в империи способны были бы мудро ею править, очутись они на троне?» Раньше ему эта мысль в голову не приходила. Наверное, немало, решил он. Но раз эта работа выпала ему, другим он ее не отдаст.
— В чем дело, твое величество? — спросил Нарвикка. — По хмурому лбу сужу, мысли тревожные обуревают тебя.
— Да нет. — Крисп, смеясь, объяснил, в чем дело.
— Почитай себя счастливым, — серьезно ответил Нарвикка. — Из всех этих возможных Автократоров только Петроний носит наперекор тебе красные сапоги.
— Одного Петрония в них и то много. — Крисп развернулся было, направляясь к шатру, и вдруг остановился. По лицу его расползлась хитрая ухмылка. — И, кажется, я знаю, как его из них выкинуть. Трокунд! — окликнул он.
Чародей подбежал к нему.
— Чем могу служить вашему величеству? — спросил он, кланяясь.
Крисп объяснил, чем Трокунд может ему служить, и обеспокоенно спросил:
— Это ведь не боевая магия?
Трокунд в раздумье прикрыл тяжелые веки.
— Вероятно, нет, — ответил он наконец. — И даже если самого Петрония ограждают чародейские защиты — а я в этом уверен кому придет в голову защищать его сапоги? Тем более, — добавил он, улыбаясь Криспу в ответ, — что мы не причиним им никакого вреда.
— Воистину так, — согласился Крисп, — в отличие, если бог благой и премудрый позволит, от Петрония.
Глава 5
Петроний, по своему обыкновению, проснулся с рассветом. Спина и плечи его ныли; за долгие годы, что он спал на мягких перинах не только в городе Видессе, но и в поле, — тело его отвыкло от постелей в виде раскатанного одеяла. Ему повезло больше, чем большинству оставшихся его соратников, — у него остался шатер, кое-как защищающий от ночного холода. Их палатки были теперь добычей армии Криспа.
— Крисп! — В устах Петрония это имя превратилось в проклятие.
Проклинал он и себя — за то, что сначала взял Криспа к себе на службу, а потом представил Анфиму.
Он вообразить себе не мог, что влияние Криспа на его племянника сравняется с его собственным, — пока однажды не обнаружил себя бритоголовым монахом в обители святого Скирия. Петроний машинально пригладил волосы. Только теперь, почти через год после побега, поросль на его голове была вновь достойна мужчины.
Он представить себе не мог, что Крисп осмелится захватить трон или, захватив, сохранить за собой, — он был уверен, что вся империя соберется под его знамена. Но все оказалось иначе.
Петроний проклял себя еще раз — за то, что оставил толстого дурака Маммиана на ключевой, как оказалось, позиции.
И вместе с этим толстым дураком Крисп разбил его дважды — и уж этого, видит благой бог, Петроний не мог представить себе даже в кошмарном сне! Только теперь, едва ли не слишком поздно, до бывшего Севастократора начало доходить, насколько же он недооценил Криспа и его умение управлять людьми.
Петроний сжал кулаки.
— Нет, Фосом клянусь, еще не поздно! — произнес он вслух.
Он встал, употребил по назначению ночной горшок — наверное, последний во всей армии — и облачился в императорские одежды.
Вид предводителя в одеяниях, принадлежащих ему по праву, вселит в войско боевой дух, — решил он.
Пригнувшись, он вышел из шатра, подошел к привязанному рядом коню и вскочил в седло. Это наполнило его гордостью — пусть ему почти шестьдесят, но он еще всадник! Петроний сардонически усмехнулся, вспомнив Гнатия, дрожавшего от страха на любой скотине ростом повыше мула.
Но по мере того, как Петроний объезжал лагерь, улыбка его таяла.
Многие годы он учился определять настроение войска, и то, что он видел сейчас, ему совсем не нравилось. Солдаты были беспокойны, обескуражены; они боялись глянуть ему в глаза — очень дурной знак. А когда один из солдат все же осмелился повернуться к нему, взгляд его понравился Петронию еще меньше.
— Что выпучился, лед тебя побери? — рявкнул он.
Рядовому явно было страшновато отвечать в одиночку.
— П-прошу прощения вашего величества, но почему ваше величество надели черные сапоги к мантии и короне?
— Ты с ума сошел? — Петроний вытащил из стремени левую ногу и пнул ею воздух. — Этот сапог цвета задницы после доброго дня скачки.
— Еще раз прошу прощения вашего величества, но по мне, так он черный. И правый — тоже, ваше величество. Лед меня побери, если я лгу.
— Ты хочешь сказать, что я черного от красного отличить не могу? — опасным голосом осведомился Петроний. Он вновь оглядел оба сапога — самый что ни на есть алый цвет, тот самый, что полагалось носить императорам. Петроний видел такие сапоги на своем отце, брате и племяннике; их оттенок был знаком ему, как собственная ладонь, — не лицо, ибо в зеркало он не заглядывал месяцами.
Вместо того, чтобы ответить императору впрямую, солдат обратился за поддержкой к приятелям:
— Парни, скажите его величеству, какого цвета эти сапоги?
— Черные! — воскликнули солдаты в один голос.
Настала очередь Петрония пялиться на них; солдаты явно не шутили.
— Нехорошо это, что император носит простецкие сапоги с мантией и всякими императорскими одеждами, — добавил один солдат.
— Да, это недобрый знак, — согласился второй, и все дружно очертили на груди солнечный круг Фоса.
Петроний опять осмотрел свои сапоги. Те по-прежнему казались ему красными. Если его солдатам кажется иначе… Петроний вздрогнул.
Воистину недобрый знак — словно он не имеет права на императорский трон. Он скрежетнул зубами при мысли о том, что Фос отвернулся от него, оказав свою милость этому выскочке Криспу…
Стоило имени соперника промелькнуть в мыслях Петрония, и тот понял, что подстроил это знамение отнюдь не Фос.
— Скепарн! — окликнул он чародея, и, когда тот не появился, взревел во весь голос:
— Скепарн!!!
Колдун протолкался через строй солдат. Был он худ и высок, имел тощую, вытянутую физиономию, навощенную бородку и самые длинные пальцы, какие Петронию только приводилось видеть.
— Чем могу служить вашему величеству? — спросил он.
— Какого цвета мои сапоги?! — потребовал ответа Петроний.
Ему редко приводилось видеть Скепарна ошарашенным, но сейчас чародей сморгнул и даже отступил на полшага.
— Мне, ваше величество, они видятся алыми, — осторожно ответил он.
— Мне тоже, — подтвердил Петроний. Но прежде чем он выговорил эти два слова, солдаты загомонили, утверждая, что сапоги черные.
— Молчать! — взревел император и обратился к Скепарну: По-моему, Крисп зачаровал их, этот вонючий сын гадюки!..
— А-а… — Скепарн наклонился вперед, точно башня после землетрясения. — Да, это был бы хитрый ход, не так ли? — Руки его уже сплетались в немыслимых пассах; пальцы колдуна только что не завязывались узлом.
— Сапоги покраснели, ваше величество! — воскликнули внезапно солдаты.
— Вот видите! — торжествующе рявкнул Петроний.
— Изящнейшее заклятье, и весьма хитроумное, — сообщил Скепарн с видом знатока. — Оно не только не имело влияния на вас, но было незримо также и для тех, кто мог окинуть ваши одежды волшебным зрением, возможно, затрудняя тем обнаружение и позволяя заклятью произвести как можно больше сумятицы.
— Очень мило, мать его! — огрызнулся Петроний и, повысив голос, обратился к солдатам:
— Видите, мои герои — в этом нет знамения! Это лишь работа проклятого Криспа, пытающегося запутать вас, заставить шарахаться от каждой тени. Всего лишь базарный трюк, и бояться его не стоит.
Он подождал, ожидая радостных криков. Криков не последовало, но Петроний упрямо продолжил объезжать лагерь, точно слышал их со всех сторон: махал солдатам рукой, поднимал коня на дыбы и гарцевал.
— Откуда нам знать — а не были ли те сапоги черными, пока колдун их не зачаровал? — спросил один солдат другого, когда Петроний проезжал мимо. Император не остановился, но по лицо у него было такое, будто он только что получил копьем в живот.
* * *
Трокунд пошатнулся, но удержался на ногах.
— Они сломили чары, — выдохнул он. — Ради бога благого, дайте мне вина. — По лицу чародея стекал липкий пот.
Крисп самолично налил ему полный кубок.
— И каков результат?
— Понятия не имею, — ответил Трокунд, осушив кубок одним глотком. — Вы же знаете, ваше величество, — если солдаты полностью верны Петронию, то не обратят внимания, а если колеблются, то им каждая мелочь дурным знаком примерещится.
— О да. — Крисп все больше убеждался, что искусство правления тоже относится к области магии, только не той, что изучают чародеи. То, что подданные думают о своем правителе, оказывается подчас важнее, чем то, каков он на самом деле.
— Попробовать еще раз после обеда, ваше величество, или завтра утром? — спросил Трокунд.
Подумав, Крисп покачал головой.
— Так мы только убедим противника в том, что это наше чародейство. А если чудо случается один раз, ни в чем нельзя быть уверенным.
— Как пожелаете, — ответил Трокунд. — А что теперь?
— Пусть Петроний поварится пару дней в собственном соку, — ответил Крисп. — А когда я нанесу удар, пусть побережется. Здешние крестьяне уже сообщили мне обо всех перевалах, а у Петрония не хватит солдат перекрыть их все. Если он не двинется с места, я могу оставить здесь достаточно солдат, чтобы перекрыть ему выход на равнину, а сам ударю по нему сзади остальными силами.
— А если он отступит?
— Если он побежит сейчас, после двух поражений, он мой, — ответил Крисп. — Останется только поймать его.
Покуда Петроний варился в собственном соку, Крисп несколько дней изучал донесения, непрерывной струйкой шедшие из столицы. Он одобрил торговый договор с Хатришем, внес в закон о наследовании несколько изменений, прежде чем приложить к нему свою печать, отменил один смертный приговор, где улики показались ему шаткими, и оставил в силе второй.
Он написал Мавру письмо о второй своей победе и прочел многословные отчеты побратима о последних событиях в городе Видессе. Сколько он мог судить по этим донесениям и коротким запискам Дары, Фостий рос здоровым, хоть и некрупным. Криспа это радовало и успокаивало: никогда нельзя сказать заранее, сколько проживет младенец.
Кроме того, Мавр слал донесения и о ходе войны с Арвашем Черным Плащом. Их Крисп перечитывал по несколько раз. Упреждающий удар Агапета захлебнулся, но генерал все еще стоял на вражеской земле. Крисп надеялся, что крестьяне на северной границе смогут спокойно собрать урожай.
Приходили из города и другие свитки. Запечатанные синим воском Крисп открывал с ужасом, потому что каждый раз ему приходилось читать, как Пирр сместил очередного священника или настоятеля за провинности все более мелкие. Изгнать проповедника из храма лишь за коротко постриженную бороду… Крисп решил, что это уж слишком. Он написал патриарху несколько писем, в которых все более откровенно призывал его к умеренности. Но слово «умеренность», казалось, было незнакомо бывшему настоятелю.
Криспа засыпали письма от священников изгнанных, священников, опасающихся изгнания, и знатных жителей нескольких городов, ищущих защиты для своих иерархов.
Криспу все больше и больше жалел, что не мог оставить вселенским патриархом Гнатия. Он никогда бы не подумал, что так разочаруется в одном из самых верных своих сторонников. Но все же Пирр ревностно поддерживал Криспа. Подумав, император решил оставить патриарха-фанатика на посту, пока не разделается с мятежом Петрония.
Он послал полк Саркиса перекрыть перевал, которым бежал самозваный император, а остальную армию повел на северо-запад, другим проходом, чтобы выйти противнику в тыл. Они едва начали подниматься на второй перевал, как примчался на загнанном, роняющем пену коне гонец от Саркиса. Посланник дышал так тяжело, словно пробежал всю дорогу сам.
— Возрадуйтесь, ваше величество! — крикнул он. — Возрадуйтесь, мы победили!
— Победили? — Крисп уставился на него. — Ты хочешь сказать, что Саркис одолел перевал? — Такой удачи он и ожидать не мог.
Петроний славился умением находить оборонительные позиции.
Горстка упорных бойцов могла много дней удерживать перевал, если по ней не ударить с тыла.
Но гонец сказал иное.
— Господин Саркис просил передать, что мятежники, похоже, легли брюхом кверху. Одни бежали, другие сдаются в плен. Сражения не будет.
— Боже благой, — прошептал Крисп, раздумывая, насколько помогло в этом чародейство и помогло ли вообще. «Надо будет расспросить пленников», — напомнил он себе, прежде чем более срочные дела изгнали эту мысль. — Что стало с Петронием? Он сдался?
— Нет, ваше величество. Ни следа — ни его, ни Гнатия. Господин Саркис просит вас поторопиться, чтобы окружить как можно больше дезертиров.
— Хорошо. — Крисп повернулся к Твари, капитану халогаев-телохранителей. — Сядете ли вы на вьючных лошадей, отважный господин, чтобы мы двигались быстрее?
Твари переговорил со стражниками на неторопливом, певучем халогайском языке. Те радостно закричали в ответ, ухмыляясь и потрясая топорами.
— О да, — ответил Твари без особой на то нужды. — Боя мы никогда не пропустим.
— Отлично. — Крисп отдал приказ сигнальщикам. Колонна остановилась ненадолго, пока обозники снимали тюки с нескольких вьючных лошадей и перекладывали груз на остальных. Пытавшихся помочь солдат отгоняли — лишенные опыта в вязании узлов и укладке тюков, те только путались бы под ногами.
Трубачи проиграли «рысью!». Армия вновь двинулась вперед.
Халогаи были никудышными всадниками, но большинство все же исхитрилось не свалиться со своих скакунов и двигаться в нужном направлении. «Большего от них и не требуется», — подумал Крисп.
Сражаться они все равно станут пешими.
— Как по-твоему, что станет делать Петроний теперь, после разгрома? — спросил Крисп Маммиана.
Толстяк задумчиво подергал бородку.
— Некоторые неудачливые мятежники могли бы бежать в Макуран, но я не представляю, чтобы Петроний таскал каштаны из огня для Царя царей. Он скорее с утеса спрыгнет. Это, кстати, для него тоже выход, ваше величество — чтобы вы не смогли глумиться над ним.
— Я не стал бы глумиться, — ответил Крисп.
Маммиан задумчиво глянул на него.
— М-мм… наверное. Но он на вашем месте стал бы точно, а каждый судит других по себе. Но скорее всего Петроний попытается забиться в какую-нибудь нору и вредить вам оттуда, чем сможет. Дайте подумать… Была тут неподалеку старинная крепость, названием… как бишь ее, обледенелую?! Антигонос, вот. Неплохое место, получше многих других.
— Туда и направимся, — решил Крисп. — Дорогу знаешь?
— Найти смогу, но, честно говоря, у вас найдутся проводники и получше.
После нескольких вопросов Крисп выяснил, что генерал более чем прав. К Антигоносу армию повели несколько пехотинцев родом из здешних мест. Поначалу Крисп волновался: а что, если Петроний направился вовсе не в Антигонос? — потом прекратил волноваться; путь войска так или иначе должен был пересечься с дорогой, выбранной беглыми мятежниками.
По дороге они нагнали несколько отрядов рассеявшихся мятежников.
Самозваного императора среди них не было, и никто из пленных не признавался, что знает, куда делся Петроний. По их словам выходило, что тот вместе со своими ближайшими приспешниками просто сбежал из лагеря прошлым утром, оставив свою армию на произвол судьбы.
— Если бы я знал, что эта скотина нас бросит, — горько промолвил один из пленных, — в жизни бы не пошел за ним!
— Для Петрония важнее всего собственная шея, — заметил Маммиан. Вспомнив прежние свои встречи с бывшим Севастократором, Крисп не мог не согласиться.
Крепости Антигонос армия достигла незадолго до заката. Крепость стояла на высоком холме, озирая окрестности, точно стервятник с ветки сухого дерева. Окованные железом створки ворот были захлопнуты; за стенами поднималась в небо тонкая струйка дыма из очага.
— Из трубы идет дымок — видно, варится обед, — пробормотал Крисп. — Здесь нас встретят или нет?
Маммиан за его спиной коротко хохотнул. Крисп повернулся к сигнальщику:
— Труби «переговоры».
Сигнал прозвучал несколько раз, прежде чем на стене крепости возникла чья-то фигура.
— Сдаетесь? — спросил Крисп. Небольшое чародейство Трокунда пронесло его голос дальше полета стрелы. — Я обещаю прощение солдатам, а Петронию и Гнатию — безопасное возвращение в монастырь.
— Я никогда не предамся в твои руки, мерзавец! — ответил стоящий на стене.
Крисп вздрогнул, узнав голос Петрония, разносившийся так же далеко. «Что ж, — подумал Крисп, — я знал, что он таскает при себе колдуна, с тех пор, как тот снял чары с сапог». Он машинально взялся за амулет, который носил вместе с золотым на счастье. Петроний использовал колдовство не только для того, чтобы усиливать свой голос. Без Трокунда Крисп побоялся бы так приближаться к противнику.
— Я мог приказать казнить тебя в тот час, когда принял корону.
— Может, так и стоило сделать.
Крисп пожал плечами и продолжил:
— Я не жажду твоей крови. Поклянись, что проведешь остаток дней среди монахов, и оставь империю мне.
— Мою империю?! — взревел Петроний.
— Твоя империя — крепость, куда ты забился, — ответил Крисп. — Весь остальной Видесс признает мою власть — и власть моего патриарха. — Раз уж он не может избавиться от Пирра, надо его использовать — хотя бы для того, чтобы позлить Петрония.
— Да в лед твоего патриарха, Фосом опоенного маньяка!
Крисп усмехнулся. Хоть в чем-то они с Петронием согласны. Однако Крисп не собирался дать знать об этом сопернику.
— Ты заперт так же надежно, как в обители святого Скирия. Как ты собираешься выбраться? Мог бы сдаться и уйти в монастырь.
— Никогда! — Петроний сошел со стены, но его ругань оставалась слышна. Вероятно, самозванец заметил это и отдал приказ чародею, потому что проклятья прервались на полуслове.
Крисп кивнул Трокунду, и тот прочел короткое заклинание.
— Да, вытащить его оттуда будет нелегко. — Теперь слова Криспа звучали не громче обычного.
— Без осадных орудий — да, а их у нас нет, — ответил Маммиан. — Разве что голодом его уморим.
Стоявший рядом Ризульф смотрел на стену, откуда только что сошел Петроний. Он покачал головой.
— У него там припасов на несколько месяцев. Всю зиму он укреплял крепость на случай, если судьба обернется против него.
— Очень умно с его стороны. — Маммиан покосился на крепостные стены Антигоноса. — Он почти так хитер, как о себе мнит.
— Тогда пошлем за осадными машинами, благим богом клянусь, и будем сидеть вокруг, пока не выкурим его оттуда! — сказал Крисп. — Если Петроний хочет поиграть в Автократора, пока тараны не пробьют стену, я не против.
— Возможно, Петроний только и ждет, что вы останетесь тут, — заметил Трокунд. — Помните, однажды он пытался убить вас чародейством. Повторить попытку будет проще, когда вы рядом. А мы только что видели, что его колдун пока при нем.
— А я не могу уехать, пока Петроний не схвачен, если хочу сохранить собственную армию, — ответил Крисп.
Маммиан и Ризульф разом отдали честь и недоуменно воззрились друг на друга.
— Пусть вас и не учили властвовать, ваше величество, — сказал Маммиан, — но у вас врожденный талант.
— Может быть. — Крисп постарался скрыть удовлетворение. Он повернулся к Трокунду:
— Надеюсь, что ты защитишь меня надежнее, чем в тот раз.
— О да, ваше величество, конечно. В тот раз я в спешке использовал временные талисманы и благодарю бога благого и премудрого, что их силы оказалось достаточно. Но с тех пор, как вы овладели троном, мы с товарищами окружили вас куда более мощными апотропными инкантациями.
— Чем-чем? — Криспу захотелось проверить, сумеет ли маг повториться, не запнувшись.
Но Трокунд предпочел объяснить.
— Охранными чарами, ваше величество. Надеюсь, что их будет достаточно. В чародействе никогда нельзя быть ни в чем уверенным.
— Кстати, мы не уверены даже, станут ли Петроний и его чародей вообще нападать на меня, — заметил Крисп.
— Станут, ваше величество, — уверенно заявил Ризульф. — Другого случая стать Автократором ему не представится.
— Ну, если так посмотреть… — Крисп озабоченно пощелкал языком. — Да, наверное. Но я останусь, так или иначе. Трокунд охранит меня. — Он не стал упоминать, что, если он вернется в город Видесс, Петроний может переманить на свою сторону часть солдат и вновь вырваться на свободу.
— Может быть, — с надеждой сказал Маммиан, — у него не хватило времени наполнить цистерны. Лето в здешних местах жаркое и сухое. Если нам повезет, его люди скоро взбунтуются от жажды.
— Может быть. — Но Крисп в этом сильно сомневался. Он уже убедился, что как стратег Петроний был ему ровней. Но как армейский снабженец бывший Севастократор оставался несравненен.
Если он скрылся в Антигоносе, то крепость готова выдержать любую осаду.
Крисп приказал разбить лагерь вокруг холма, на котором стояла крепость. Днем и ночью он отправлял своих людей в ложные атаки, стремясь измотать защитников крепости. Трокунд измотался сам, накладывая одни за другими защитные чары на Криспа и армию в целом. То, что чародей Петрония выжидал, только убеждало Трокунда, что удар его будет страшен.
Тянулись дни осады. Жрецы-целители больше занимались кровавым поносом, чем кровавыми ранами. Гонец принес Криспу весть, что осадный поезд из таранов и катапульт выехал из города Видесса и движется к Антигоносу. Под белым щитом перемирия к воротам крепости вышел офицер и прочел письмо вслух, прибавив:
«Берегитесь, мятежники! Близится ваш роковой час!» Приспешники Петрония со стен осыпали его насмешками.
Трокунд удвоил предосторожности, увешав Криспа амулетами и талисманами так, что цепочки казались тяжелее любой кольчуги.
— Да как мне во всем этом спать? — жаловался Крисп. — Те, что не колют спину, в бок упираются!
— Ваше величество, — с терпением мученика ответил Трокунд, — Петроний прекрасно знает, что, когда прибудут осадные машины, ему не продержаться и дня. Поэтому он определенно попытается уничтожить вас до этого срока. Мы должны быть готовы ко всему.
— Я буду не только готов, я горбат к этому времени буду, — ответил Крисп. Мученический взор Трокунда не смягчился.
— Крисп! — В устах Петрония это имя превратилось в проклятие.
Проклинал он и себя — за то, что сначала взял Криспа к себе на службу, а потом представил Анфиму.
Он вообразить себе не мог, что влияние Криспа на его племянника сравняется с его собственным, — пока однажды не обнаружил себя бритоголовым монахом в обители святого Скирия. Петроний машинально пригладил волосы. Только теперь, почти через год после побега, поросль на его голове была вновь достойна мужчины.
Он представить себе не мог, что Крисп осмелится захватить трон или, захватив, сохранить за собой, — он был уверен, что вся империя соберется под его знамена. Но все оказалось иначе.
Петроний проклял себя еще раз — за то, что оставил толстого дурака Маммиана на ключевой, как оказалось, позиции.
И вместе с этим толстым дураком Крисп разбил его дважды — и уж этого, видит благой бог, Петроний не мог представить себе даже в кошмарном сне! Только теперь, едва ли не слишком поздно, до бывшего Севастократора начало доходить, насколько же он недооценил Криспа и его умение управлять людьми.
Петроний сжал кулаки.
— Нет, Фосом клянусь, еще не поздно! — произнес он вслух.
Он встал, употребил по назначению ночной горшок — наверное, последний во всей армии — и облачился в императорские одежды.
Вид предводителя в одеяниях, принадлежащих ему по праву, вселит в войско боевой дух, — решил он.
Пригнувшись, он вышел из шатра, подошел к привязанному рядом коню и вскочил в седло. Это наполнило его гордостью — пусть ему почти шестьдесят, но он еще всадник! Петроний сардонически усмехнулся, вспомнив Гнатия, дрожавшего от страха на любой скотине ростом повыше мула.
Но по мере того, как Петроний объезжал лагерь, улыбка его таяла.
Многие годы он учился определять настроение войска, и то, что он видел сейчас, ему совсем не нравилось. Солдаты были беспокойны, обескуражены; они боялись глянуть ему в глаза — очень дурной знак. А когда один из солдат все же осмелился повернуться к нему, взгляд его понравился Петронию еще меньше.
— Что выпучился, лед тебя побери? — рявкнул он.
Рядовому явно было страшновато отвечать в одиночку.
— П-прошу прощения вашего величества, но почему ваше величество надели черные сапоги к мантии и короне?
— Ты с ума сошел? — Петроний вытащил из стремени левую ногу и пнул ею воздух. — Этот сапог цвета задницы после доброго дня скачки.
— Еще раз прошу прощения вашего величества, но по мне, так он черный. И правый — тоже, ваше величество. Лед меня побери, если я лгу.
— Ты хочешь сказать, что я черного от красного отличить не могу? — опасным голосом осведомился Петроний. Он вновь оглядел оба сапога — самый что ни на есть алый цвет, тот самый, что полагалось носить императорам. Петроний видел такие сапоги на своем отце, брате и племяннике; их оттенок был знаком ему, как собственная ладонь, — не лицо, ибо в зеркало он не заглядывал месяцами.
Вместо того, чтобы ответить императору впрямую, солдат обратился за поддержкой к приятелям:
— Парни, скажите его величеству, какого цвета эти сапоги?
— Черные! — воскликнули солдаты в один голос.
Настала очередь Петрония пялиться на них; солдаты явно не шутили.
— Нехорошо это, что император носит простецкие сапоги с мантией и всякими императорскими одеждами, — добавил один солдат.
— Да, это недобрый знак, — согласился второй, и все дружно очертили на груди солнечный круг Фоса.
Петроний опять осмотрел свои сапоги. Те по-прежнему казались ему красными. Если его солдатам кажется иначе… Петроний вздрогнул.
Воистину недобрый знак — словно он не имеет права на императорский трон. Он скрежетнул зубами при мысли о том, что Фос отвернулся от него, оказав свою милость этому выскочке Криспу…
Стоило имени соперника промелькнуть в мыслях Петрония, и тот понял, что подстроил это знамение отнюдь не Фос.
— Скепарн! — окликнул он чародея, и, когда тот не появился, взревел во весь голос:
— Скепарн!!!
Колдун протолкался через строй солдат. Был он худ и высок, имел тощую, вытянутую физиономию, навощенную бородку и самые длинные пальцы, какие Петронию только приводилось видеть.
— Чем могу служить вашему величеству? — спросил он.
— Какого цвета мои сапоги?! — потребовал ответа Петроний.
Ему редко приводилось видеть Скепарна ошарашенным, но сейчас чародей сморгнул и даже отступил на полшага.
— Мне, ваше величество, они видятся алыми, — осторожно ответил он.
— Мне тоже, — подтвердил Петроний. Но прежде чем он выговорил эти два слова, солдаты загомонили, утверждая, что сапоги черные.
— Молчать! — взревел император и обратился к Скепарну: По-моему, Крисп зачаровал их, этот вонючий сын гадюки!..
— А-а… — Скепарн наклонился вперед, точно башня после землетрясения. — Да, это был бы хитрый ход, не так ли? — Руки его уже сплетались в немыслимых пассах; пальцы колдуна только что не завязывались узлом.
— Сапоги покраснели, ваше величество! — воскликнули внезапно солдаты.
— Вот видите! — торжествующе рявкнул Петроний.
— Изящнейшее заклятье, и весьма хитроумное, — сообщил Скепарн с видом знатока. — Оно не только не имело влияния на вас, но было незримо также и для тех, кто мог окинуть ваши одежды волшебным зрением, возможно, затрудняя тем обнаружение и позволяя заклятью произвести как можно больше сумятицы.
— Очень мило, мать его! — огрызнулся Петроний и, повысив голос, обратился к солдатам:
— Видите, мои герои — в этом нет знамения! Это лишь работа проклятого Криспа, пытающегося запутать вас, заставить шарахаться от каждой тени. Всего лишь базарный трюк, и бояться его не стоит.
Он подождал, ожидая радостных криков. Криков не последовало, но Петроний упрямо продолжил объезжать лагерь, точно слышал их со всех сторон: махал солдатам рукой, поднимал коня на дыбы и гарцевал.
— Откуда нам знать — а не были ли те сапоги черными, пока колдун их не зачаровал? — спросил один солдат другого, когда Петроний проезжал мимо. Император не остановился, но по лицо у него было такое, будто он только что получил копьем в живот.
* * *
Трокунд пошатнулся, но удержался на ногах.
— Они сломили чары, — выдохнул он. — Ради бога благого, дайте мне вина. — По лицу чародея стекал липкий пот.
Крисп самолично налил ему полный кубок.
— И каков результат?
— Понятия не имею, — ответил Трокунд, осушив кубок одним глотком. — Вы же знаете, ваше величество, — если солдаты полностью верны Петронию, то не обратят внимания, а если колеблются, то им каждая мелочь дурным знаком примерещится.
— О да. — Крисп все больше убеждался, что искусство правления тоже относится к области магии, только не той, что изучают чародеи. То, что подданные думают о своем правителе, оказывается подчас важнее, чем то, каков он на самом деле.
— Попробовать еще раз после обеда, ваше величество, или завтра утром? — спросил Трокунд.
Подумав, Крисп покачал головой.
— Так мы только убедим противника в том, что это наше чародейство. А если чудо случается один раз, ни в чем нельзя быть уверенным.
— Как пожелаете, — ответил Трокунд. — А что теперь?
— Пусть Петроний поварится пару дней в собственном соку, — ответил Крисп. — А когда я нанесу удар, пусть побережется. Здешние крестьяне уже сообщили мне обо всех перевалах, а у Петрония не хватит солдат перекрыть их все. Если он не двинется с места, я могу оставить здесь достаточно солдат, чтобы перекрыть ему выход на равнину, а сам ударю по нему сзади остальными силами.
— А если он отступит?
— Если он побежит сейчас, после двух поражений, он мой, — ответил Крисп. — Останется только поймать его.
Покуда Петроний варился в собственном соку, Крисп несколько дней изучал донесения, непрерывной струйкой шедшие из столицы. Он одобрил торговый договор с Хатришем, внес в закон о наследовании несколько изменений, прежде чем приложить к нему свою печать, отменил один смертный приговор, где улики показались ему шаткими, и оставил в силе второй.
Он написал Мавру письмо о второй своей победе и прочел многословные отчеты побратима о последних событиях в городе Видессе. Сколько он мог судить по этим донесениям и коротким запискам Дары, Фостий рос здоровым, хоть и некрупным. Криспа это радовало и успокаивало: никогда нельзя сказать заранее, сколько проживет младенец.
Кроме того, Мавр слал донесения и о ходе войны с Арвашем Черным Плащом. Их Крисп перечитывал по несколько раз. Упреждающий удар Агапета захлебнулся, но генерал все еще стоял на вражеской земле. Крисп надеялся, что крестьяне на северной границе смогут спокойно собрать урожай.
Приходили из города и другие свитки. Запечатанные синим воском Крисп открывал с ужасом, потому что каждый раз ему приходилось читать, как Пирр сместил очередного священника или настоятеля за провинности все более мелкие. Изгнать проповедника из храма лишь за коротко постриженную бороду… Крисп решил, что это уж слишком. Он написал патриарху несколько писем, в которых все более откровенно призывал его к умеренности. Но слово «умеренность», казалось, было незнакомо бывшему настоятелю.
Криспа засыпали письма от священников изгнанных, священников, опасающихся изгнания, и знатных жителей нескольких городов, ищущих защиты для своих иерархов.
Криспу все больше и больше жалел, что не мог оставить вселенским патриархом Гнатия. Он никогда бы не подумал, что так разочаруется в одном из самых верных своих сторонников. Но все же Пирр ревностно поддерживал Криспа. Подумав, император решил оставить патриарха-фанатика на посту, пока не разделается с мятежом Петрония.
Он послал полк Саркиса перекрыть перевал, которым бежал самозваный император, а остальную армию повел на северо-запад, другим проходом, чтобы выйти противнику в тыл. Они едва начали подниматься на второй перевал, как примчался на загнанном, роняющем пену коне гонец от Саркиса. Посланник дышал так тяжело, словно пробежал всю дорогу сам.
— Возрадуйтесь, ваше величество! — крикнул он. — Возрадуйтесь, мы победили!
— Победили? — Крисп уставился на него. — Ты хочешь сказать, что Саркис одолел перевал? — Такой удачи он и ожидать не мог.
Петроний славился умением находить оборонительные позиции.
Горстка упорных бойцов могла много дней удерживать перевал, если по ней не ударить с тыла.
Но гонец сказал иное.
— Господин Саркис просил передать, что мятежники, похоже, легли брюхом кверху. Одни бежали, другие сдаются в плен. Сражения не будет.
— Боже благой, — прошептал Крисп, раздумывая, насколько помогло в этом чародейство и помогло ли вообще. «Надо будет расспросить пленников», — напомнил он себе, прежде чем более срочные дела изгнали эту мысль. — Что стало с Петронием? Он сдался?
— Нет, ваше величество. Ни следа — ни его, ни Гнатия. Господин Саркис просит вас поторопиться, чтобы окружить как можно больше дезертиров.
— Хорошо. — Крисп повернулся к Твари, капитану халогаев-телохранителей. — Сядете ли вы на вьючных лошадей, отважный господин, чтобы мы двигались быстрее?
Твари переговорил со стражниками на неторопливом, певучем халогайском языке. Те радостно закричали в ответ, ухмыляясь и потрясая топорами.
— О да, — ответил Твари без особой на то нужды. — Боя мы никогда не пропустим.
— Отлично. — Крисп отдал приказ сигнальщикам. Колонна остановилась ненадолго, пока обозники снимали тюки с нескольких вьючных лошадей и перекладывали груз на остальных. Пытавшихся помочь солдат отгоняли — лишенные опыта в вязании узлов и укладке тюков, те только путались бы под ногами.
Трубачи проиграли «рысью!». Армия вновь двинулась вперед.
Халогаи были никудышными всадниками, но большинство все же исхитрилось не свалиться со своих скакунов и двигаться в нужном направлении. «Большего от них и не требуется», — подумал Крисп.
Сражаться они все равно станут пешими.
— Как по-твоему, что станет делать Петроний теперь, после разгрома? — спросил Крисп Маммиана.
Толстяк задумчиво подергал бородку.
— Некоторые неудачливые мятежники могли бы бежать в Макуран, но я не представляю, чтобы Петроний таскал каштаны из огня для Царя царей. Он скорее с утеса спрыгнет. Это, кстати, для него тоже выход, ваше величество — чтобы вы не смогли глумиться над ним.
— Я не стал бы глумиться, — ответил Крисп.
Маммиан задумчиво глянул на него.
— М-мм… наверное. Но он на вашем месте стал бы точно, а каждый судит других по себе. Но скорее всего Петроний попытается забиться в какую-нибудь нору и вредить вам оттуда, чем сможет. Дайте подумать… Была тут неподалеку старинная крепость, названием… как бишь ее, обледенелую?! Антигонос, вот. Неплохое место, получше многих других.
— Туда и направимся, — решил Крисп. — Дорогу знаешь?
— Найти смогу, но, честно говоря, у вас найдутся проводники и получше.
После нескольких вопросов Крисп выяснил, что генерал более чем прав. К Антигоносу армию повели несколько пехотинцев родом из здешних мест. Поначалу Крисп волновался: а что, если Петроний направился вовсе не в Антигонос? — потом прекратил волноваться; путь войска так или иначе должен был пересечься с дорогой, выбранной беглыми мятежниками.
По дороге они нагнали несколько отрядов рассеявшихся мятежников.
Самозваного императора среди них не было, и никто из пленных не признавался, что знает, куда делся Петроний. По их словам выходило, что тот вместе со своими ближайшими приспешниками просто сбежал из лагеря прошлым утром, оставив свою армию на произвол судьбы.
— Если бы я знал, что эта скотина нас бросит, — горько промолвил один из пленных, — в жизни бы не пошел за ним!
— Для Петрония важнее всего собственная шея, — заметил Маммиан. Вспомнив прежние свои встречи с бывшим Севастократором, Крисп не мог не согласиться.
Крепости Антигонос армия достигла незадолго до заката. Крепость стояла на высоком холме, озирая окрестности, точно стервятник с ветки сухого дерева. Окованные железом створки ворот были захлопнуты; за стенами поднималась в небо тонкая струйка дыма из очага.
— Из трубы идет дымок — видно, варится обед, — пробормотал Крисп. — Здесь нас встретят или нет?
Маммиан за его спиной коротко хохотнул. Крисп повернулся к сигнальщику:
— Труби «переговоры».
Сигнал прозвучал несколько раз, прежде чем на стене крепости возникла чья-то фигура.
— Сдаетесь? — спросил Крисп. Небольшое чародейство Трокунда пронесло его голос дальше полета стрелы. — Я обещаю прощение солдатам, а Петронию и Гнатию — безопасное возвращение в монастырь.
— Я никогда не предамся в твои руки, мерзавец! — ответил стоящий на стене.
Крисп вздрогнул, узнав голос Петрония, разносившийся так же далеко. «Что ж, — подумал Крисп, — я знал, что он таскает при себе колдуна, с тех пор, как тот снял чары с сапог». Он машинально взялся за амулет, который носил вместе с золотым на счастье. Петроний использовал колдовство не только для того, чтобы усиливать свой голос. Без Трокунда Крисп побоялся бы так приближаться к противнику.
— Я мог приказать казнить тебя в тот час, когда принял корону.
— Может, так и стоило сделать.
Крисп пожал плечами и продолжил:
— Я не жажду твоей крови. Поклянись, что проведешь остаток дней среди монахов, и оставь империю мне.
— Мою империю?! — взревел Петроний.
— Твоя империя — крепость, куда ты забился, — ответил Крисп. — Весь остальной Видесс признает мою власть — и власть моего патриарха. — Раз уж он не может избавиться от Пирра, надо его использовать — хотя бы для того, чтобы позлить Петрония.
— Да в лед твоего патриарха, Фосом опоенного маньяка!
Крисп усмехнулся. Хоть в чем-то они с Петронием согласны. Однако Крисп не собирался дать знать об этом сопернику.
— Ты заперт так же надежно, как в обители святого Скирия. Как ты собираешься выбраться? Мог бы сдаться и уйти в монастырь.
— Никогда! — Петроний сошел со стены, но его ругань оставалась слышна. Вероятно, самозванец заметил это и отдал приказ чародею, потому что проклятья прервались на полуслове.
Крисп кивнул Трокунду, и тот прочел короткое заклинание.
— Да, вытащить его оттуда будет нелегко. — Теперь слова Криспа звучали не громче обычного.
— Без осадных орудий — да, а их у нас нет, — ответил Маммиан. — Разве что голодом его уморим.
Стоявший рядом Ризульф смотрел на стену, откуда только что сошел Петроний. Он покачал головой.
— У него там припасов на несколько месяцев. Всю зиму он укреплял крепость на случай, если судьба обернется против него.
— Очень умно с его стороны. — Маммиан покосился на крепостные стены Антигоноса. — Он почти так хитер, как о себе мнит.
— Тогда пошлем за осадными машинами, благим богом клянусь, и будем сидеть вокруг, пока не выкурим его оттуда! — сказал Крисп. — Если Петроний хочет поиграть в Автократора, пока тараны не пробьют стену, я не против.
— Возможно, Петроний только и ждет, что вы останетесь тут, — заметил Трокунд. — Помните, однажды он пытался убить вас чародейством. Повторить попытку будет проще, когда вы рядом. А мы только что видели, что его колдун пока при нем.
— А я не могу уехать, пока Петроний не схвачен, если хочу сохранить собственную армию, — ответил Крисп.
Маммиан и Ризульф разом отдали честь и недоуменно воззрились друг на друга.
— Пусть вас и не учили властвовать, ваше величество, — сказал Маммиан, — но у вас врожденный талант.
— Может быть. — Крисп постарался скрыть удовлетворение. Он повернулся к Трокунду:
— Надеюсь, что ты защитишь меня надежнее, чем в тот раз.
— О да, ваше величество, конечно. В тот раз я в спешке использовал временные талисманы и благодарю бога благого и премудрого, что их силы оказалось достаточно. Но с тех пор, как вы овладели троном, мы с товарищами окружили вас куда более мощными апотропными инкантациями.
— Чем-чем? — Криспу захотелось проверить, сумеет ли маг повториться, не запнувшись.
Но Трокунд предпочел объяснить.
— Охранными чарами, ваше величество. Надеюсь, что их будет достаточно. В чародействе никогда нельзя быть ни в чем уверенным.
— Кстати, мы не уверены даже, станут ли Петроний и его чародей вообще нападать на меня, — заметил Крисп.
— Станут, ваше величество, — уверенно заявил Ризульф. — Другого случая стать Автократором ему не представится.
— Ну, если так посмотреть… — Крисп озабоченно пощелкал языком. — Да, наверное. Но я останусь, так или иначе. Трокунд охранит меня. — Он не стал упоминать, что, если он вернется в город Видесс, Петроний может переманить на свою сторону часть солдат и вновь вырваться на свободу.
— Может быть, — с надеждой сказал Маммиан, — у него не хватило времени наполнить цистерны. Лето в здешних местах жаркое и сухое. Если нам повезет, его люди скоро взбунтуются от жажды.
— Может быть. — Но Крисп в этом сильно сомневался. Он уже убедился, что как стратег Петроний был ему ровней. Но как армейский снабженец бывший Севастократор оставался несравненен.
Если он скрылся в Антигоносе, то крепость готова выдержать любую осаду.
Крисп приказал разбить лагерь вокруг холма, на котором стояла крепость. Днем и ночью он отправлял своих людей в ложные атаки, стремясь измотать защитников крепости. Трокунд измотался сам, накладывая одни за другими защитные чары на Криспа и армию в целом. То, что чародей Петрония выжидал, только убеждало Трокунда, что удар его будет страшен.
Тянулись дни осады. Жрецы-целители больше занимались кровавым поносом, чем кровавыми ранами. Гонец принес Криспу весть, что осадный поезд из таранов и катапульт выехал из города Видесса и движется к Антигоносу. Под белым щитом перемирия к воротам крепости вышел офицер и прочел письмо вслух, прибавив:
«Берегитесь, мятежники! Близится ваш роковой час!» Приспешники Петрония со стен осыпали его насмешками.
Трокунд удвоил предосторожности, увешав Криспа амулетами и талисманами так, что цепочки казались тяжелее любой кольчуги.
— Да как мне во всем этом спать? — жаловался Крисп. — Те, что не колют спину, в бок упираются!
— Ваше величество, — с терпением мученика ответил Трокунд, — Петроний прекрасно знает, что, когда прибудут осадные машины, ему не продержаться и дня. Поэтому он определенно попытается уничтожить вас до этого срока. Мы должны быть готовы ко всему.
— Я буду не только готов, я горбат к этому времени буду, — ответил Крисп. Мученический взор Трокунда не смягчился.