«Интересно, а мой ли он?» — подумал Крисп в тысячный раз. В тысячный раз он повторил себе, что это не имеет значения, и, как обычно, почти поверил.
   Успешно обнаруженное и выпитое вино помогло ему вновь отправить тошнотворный вопрос обратно в дальний угол памяти.
   — Плеснуть еще? — спросил он Мавра, поднимая кувшин.
   — Спасибо, с удовольствием.
   Барсим заглянул в кладовую как раз вовремя, чтобы застать императора разливающим вино. Скорбная длинная физиономия евнуха стала еще более длинной и скорбной.
   — Ваше величество, дворцовые слуги для того и существуют, чтобы прислуживать вам во всем.
   Если бы Барсим злился, Крисп разгневался бы на него в ответ. Но постельничий был явно опечален, и Криспа охватило нелепое чувство вины. Потом он все-таки разозлился, но больше на себя самого, чем на Барсима.
   — Ты бы мне и зад подтирал, если бы я тебе позволил, да? — рявкнул он.
   Вестиарий промолчал, и выражение его лица не изменилось ни на йоту, но щеки Криспа запылали от стыда. Барсим и другие постельничие и впрямь подтирали ему зад и, не гнушаясь, помогали справлять другие телесные нужды, когда несколько лет назад Криспа разбил насланный Петронием паралич.
   — Извини, — пробормотал император, понурив голову.
   — Многие не вспомнили бы, — спокойно заметил Барсим. — Но вы, я вижу, не забыли. Давайте заключим договор, ваше величество. Если желание избавиться от нашей опеки становится так велико не станете ли вы охотнее выносить нас в остальное время, если мы будем закрывать глаза на ваши эскапады?
   — Полагаю, да, — ответил Крисп.
   — Тогда я не стану обижаться, застав вас порой за неподобающими занятиями, а вы, надеюсь, не станете обижаться на меня и прочих ваших слуг за то, что мы исполняем наш долг. — Барсим откланялся и удалился.
   — Кто тут правит — ты или он? — спросил Мавр, стоило вестиарию отойти.
   — Ты, как я заметил, задаешь подобные вопросы шепотом, — расхохотался Крисп. — Не Барсима ли боишься?
   Мавр тоже рассмеялся, но вскоре посерьезнел.
   — Бывали вестиарии, чья власть распространялась далеко за пределы дворца. Скомбр, например.
   — Или я, — напомнил Крисп. — Слава богу благому и премудрому, за Барсимом я подобного не замечал. Пока он правит во дворце, он готов милостиво предоставить империю мне.
   — Как великодушно с его стороны, — Мавр осушил кубок и взял кувшин за горло. — Я себе еще плесну. Тебе налить? Тогда Барсиму не на что будет пожаловаться.
   Крисп протянул ему кубок:
   — Давай.
 
   * * *
 
   Императорский гонец с наслаждением подставлял огню бока. За окнами валился с небес пропитанный водой снег. Крисп понимал, что это близится весна, но, доведись ему выбирать между снегом и слякотью, он предпочел бы снег. А вместо этого ему придется еще несколько недель терпеть гололед и смешанную со снегом грязь.
   Гонец расстегнул непромокаемый футляр и передал Криспу свиток пергамента:
   — Прошу, ваше величество.
   Если бы Крисп по лицу посланца не понял, что Петроний не собирается возвращаться в монастырь, для этого хватило бы одного взгляда на пергамент. Письмо было перевязано алой лентой и запечатано алым воском с солнечным знаком. То была не императорская печать — та красовалась на среднем пальце правой руки Криспа, — но, несомненно, имперская.
   — Так он отказался? — спросил все же Крисп.
   Гонец отставил чашу горячего вина с корицей, которое тихонько потягивал.
   — Да, ваше величество, это точно. Но послания я вам передать не могу, не читал.
   — Ладно, посмотрим, как он отвечает «нет». — Крисп сломал восковую печать, снял перетягивающую свиток ленту и развернул пергамент. Четкий, крупный почерк Петрония он распознал сразу — соперник соизволил ответить ему собственноручно.
   Стиль тоже принадлежал Петронию, и притом Петронию разгневанному:
   «От Автократора видессиан Петрония, сына Автократора Агарена, брата Автократора Раптея, дяди Автократора Анфима, коронованного по доброй воле истинным пресвятым вселенским патриархом видессиан Гнатием низкорожденному мятежнику, тирану и узурпатору Криспу привет!»
   Криспу всегда легче было читать вслух. Он и не осознавал, что следует привычке, пока гонец не заметил:
   — После такого вступления вряд ли он скажет «да», ваше величество.
   — Скорее всего. — И Крисп продолжил:
   — «Мне ведомо, что совет есть дело благое и добродетельное, как учат нас книги древних мудрецов и святые писания Фоса. Но ведомо мне также, что совет применим, когда не умерла еще надежда на примирение. Однако в смутные времена, в обстоятельствах тяжелых и необычайных, как мнится мне, несть более пользы в советах, а в особенности твоих, безбожный и отвратительный убийца, ибо ты не только коварным заговором заключил меня в монастырь против моей воли, но и безжалостно убил моего племянника Анфима». Вот это, кстати, не правда, — добавил Крисп ради гонца. — «А потому, проклятый враг, не побуждай меня вновь предать живот мой в руки твои.
   Напрасны твои усилия. На моей перевязи тоже висит меч, и я не перестану бороться с тем, кто втоптал в грязь мой род. Либо я верну себе трон и награжу тебя, подлый убийца, сообразно твоим преступлениям, либо погибну и тем освобожусь от отвратительной и богопротивной тирании».
   К тому времени, как Крисп дошел до конца свитка, глаза гонца едва не вылезли из орбит.
   — Это самое шикарное, заковыристое «нет», какое мне доводилось слышать, ваше величество.
   — Мне тоже. — Крисп покачал головой, сворачивая пергамент. — Я, в общем-то, и не ожидал, что он согласится. Жаль, что тебе и твоим товарищам пришлось мокнуть, доставляя письма туда и обратно, но попробовать стоило.
   — Стоило, ваше величество, — подтвердил гонец. — Я свое отслужил, сражался против Макурана на васпураканской границе. Все, что может остановить войну, стоит пустить в ход.
   — Да. — Но Крисп начинал сомневаться, а так ли это. В бытность свою крестьянином он так и думал. Но теперь… теперь он был уверен, что с Петронием придется сражаться. Петроний не мог доверять ему, а Крисп знал, что победа его бывшего хозяина принесет ему разве что быструю смерть — но скорее всего, медленную.
   И с Арвашем Черным Плащом придется сражаться. Хоть и заплачена халогаю дань — это лишь тянет время, но не решает проблемы.
   Если он позволит такому бешеному волку, как Арваш, бесчинствовать на границе, погибнет или будет угнано в полон куда больше крестьян, чем если он силой завоюет для них безопасность. Хотя вот уж чего не поймут те, кто потеряет дома и родных в этой войне. Раньше, до того, как он сел на трон, Крисп и сам бы не понял.
   — Для этого стране и нужен император — чтобы видеть дальше и шире крестьян, — пробормотал он про себя.
   — Так точно, ваше величество. Да поможет вам в этом Фос, отозвался гонец.
   Крисп очертил над сердцем солнечный круг, надеясь, что благой бог услышит слова солдата.
 
   * * *
 
   Вновь зарядили дожди. Несмотря на это, Крисп разослал гонцов, собирая войска в городе Видессе и западных землях. Лазутчики доносили, что Петроний тоже собирает своих мятежников. Крисп пребывал в мрачной и обоснованной уверенности, что противник следит за каждым его шагом, и по мере сил старался запутать шпионов, перебрасывая свои войска взад и вперед, меняя полковые и отрядные знамена.
   Гражданская война изрядно оголила северные и восточные границы.
   Поэтому Крисп вздохнул с облегчением, получив письмо Яковизия:
   «Арваш согласен дать нам год мира, хоть и выторговал у меня ровно столько, сколько мы способны ему вообще заплатить. Богом благим и премудрым клянусь, ваше величество, я бы скорее проскакал десять миль через барьеры на старой кляче, чем вновь торговался бы с этим чернорясным разбойником. Я так и сказал ему, но он лишь рассмеялся. Смех его, ваше величество, ужасен.
   Так мог бы хохотать Скотос, приветствуя новую душу в вечном льду. В жизни моей не будет большей радости, чем в тот день, когда я покину его двор, чтобы вернуться в город. Слава Фосу, этого дня ждать недолго».
   Когда Крисп показал письмо Мавру, тот только присвистнул.
   — В ярости мы Яковизия видели много раз, но испуган он на моей памяти впервые.
   — И это работа Арваша, — добавил Крисп. — Это копилось всю зиму. Еще один знак того, что нам следует с ним драться. Чума побери Петрония за его нелепый мятеж! Он только отвлекает нас от настоящих дел.
   — Этим летом мы с ним покончим, — отозвался Мавр. — А там и до Арваша дойдет черед.
   — Так и будет. — Крисп выглянул в окно. Сквозь облачный полог уже просвечивало синее небо. — Скоро мы сможем ударить по Петронию. Я еще в деревне научился делать все по порядку. За двумя зайцами погонишься — ни одного не поймаешь.
   Мавр хитро покосился на него.
   — Может быть, Видессу следует воспитывать своих императоров в деревнях? Где еще мог бы научиться этому такой человек, как Анфим?
   — Анфим не понял бы этого и будучи крестьянином. Он был бы из тех — благой бог знает, их немало, — кто голодает к концу зимы, потому что не вырастил достаточно зерна или неумело хранил его, так что половина урожая сгнила.
   — Наверное, ты прав, — согласился Мавр. — Я всегда думал…
   Крисп так и не узнал, о чем всегда думал его побратим. В комнату торопливо вошел Барсим.
   — Прошу извинения вашего величества, — сказал он, — но ее величество императрица просит прийти к ней немедля.
   — Сейчас, договорю с Мавром и приду. — Крисп кивнул.
   — Ваше величество, дело не терпит отлагательств никоим образом, — возразил Барсим. — Я послал за повитухой.
   — За… — Крисп непроизвольно открыл рот, усилием воли закрыл и попытался заговорить снова:
   — За повитухой? Но ребенок должен родиться только через месяц.
   — Так полагала и ее величество. — Улыбка Барсима была обычно весьма холодной, но теперь в ее морозе проскальзывало предвкушение весны. — Боюсь только, ребенок ее не послушался.
   Мавр огрел Криспа по плечу.
   — Да одарит тебя Фос сыном!
   — Угу, — отрешенно промычал Крисп. И как ему, интересно, следовать собственному правилу «все по порядку», если события только и стремятся обогнать друг друга? С некоторым усилием он все же сообразил, что ему делать сейчас.
   — Ведите меня к Даре, — приказал он Барсиму.
   — Пойдемте со мной, — отозвался вестиарий.
   Они прошли по коридору. По дороге к императорской опочивальне Крисп увидел, как служанка подтирает большую лужу.
   — Всю зиму крыша не протекала, — заметил он удивленно, — да сейчас и дождя нет.
   — Это не дождь, — ответил Барсим. — На этом месте у ее величества отошли воды.
   Крисп с деревенских времен помнил, как проходят роды.
   — Неудивительно, что вы послали за повитухой.
   — Именно так, ваше величество. Не беспокойтесь: Текла — лучшая повивальная бабка в городе. Будь иначе, заверяю вас, я послал бы за кем-то еще. — Барсим остановился у дверей в опочивальню. — Я оставлю вас наедине, пока ее величество не отнесут в Красную комнату.
   Крисп вошел. Он ожидал увидеть Дару лежащей в постели, но вместо того она расхаживала по комнате.
   — Я-то думала, что еще не скоро, — сказала она. — В последние дни живот у меня побаливал чаще обычного, но я и внимания не обращала. А тут… — Она улыбнулась. — Очень странное было чувство — точно я мочусь и не могу остановиться. А когда воды отошли… теперь я понимаю, почему это называют схватками.
   Она едва успела договорить, как ее лицо стало таинственно-напряженным, замкнутым. Очередная схватка заставила ее крепко вцепиться в руки мужа.
   — Пока терпеть можно, — выдохнула она, когда боль отпустила, — но роды ведь только начались. Я боюсь, Крисп. Насколько будет хуже?
   Крисп беспомощно развел руками, ощущая себя тупым бесполезным самцом. Он понятия не имел, насколько болезненны родовые схватки — откуда? Он помнил, как визжали родами крестьянки в деревне, но вряд ли это успокоило бы Дару.
   — Женщины предназначены для того, чтобы рождать детей, — проговорил он. — Значит, можно будет терпеть.
   — Откуда тебе знать? — огрызнулась Дара. — Ты же мужчина.
   Поскольку Крисп только что сказал себе то же самое, он почел за благо заткнуться. Все равно ничего умного сказать он не может.
   Вместо этого он обнял жену, согнувшись, чтобы не надавить на ее вздувшийся живот. Это мысль была куда лучше.
   Они ждали вместе. Чуть погодя Дара стиснула зубы от боли, пережидая очередную схватку. Потом легла, попыталась найти удобное положение, но огромный живот и боль мешали ей. Схватка следовала за схваткой. Крисп отчаянно хотел сделать что-то более осмысленное, чем просто держать ее за руку, издавая успокаивающие звуки, но что именно сделать — он не знал.
   Потом — Крисп понятия не имел, сколько времени прошло, кто-то постучал в дверь опочивальни. Крисп открыл. За порогом стоял Барсим, а с ним — симпатичная женщина средних лет, с такими смоляно-черными волосами, что Крисп счел их крашеными.
   Одета она была в простенькое льняное платье.
   — Ваше величество, акушерка Текла, — представил ее вестиарий.
   Деловитый вид Теклы сразу расположил к ней Криспа. Повитуха не тратила времени на падение ниц, а сразу, оттолкнув Криспа, устремилась к Даре.
   — Как мы себя чувствуем, милочка? — осведомилась она.
   — Не знаю, как ты, а я паршиво, — ответствовала Дара.
   Текла не обиделась, а рассмеялась.
   — Воды уже отошли, да? Схваточки все чаще идут?
   — Да, и все сильнее.
   — Так и должно быть, милочка. Они ведь ребеночка и выталкивают, — ответила Текла.
   В этот момент лицо Дары скривилось в очередной схватке. Текла просунула руку под одежды императрицы, ощупала напрягшийся живот и удовлетворенно кивнула.
   — Все хорошо, — сказала она Даре и обернулась к Барсиму:
   — Я не хочу, чтобы она шла в Красную комнату. Роды слишком продвинулись для этого. Пусть пошлют за носилками.
   — Сию минуту, госпожа. — Барсим умчался.
   Судя по необычайной покорности Барсима, Текла и впрямь была мастерицей своего дела. Вскоре вестиарий вернулся с двумя евнухами.
   — Опустите носилки, чтобы они были на одном уровне с кроватью, — приказала Текла. — А теперь, милочка, переваливаемся, осторожненько, осторожненько — вот! Отлично. Ладно, мальчики, пошли.
   Побагровевшие от натуги евнухи пронесли Дару из опочивальни по коридору до Красной комнаты, ни разу не оступившись. Крисп следовал за ними, но в дверях Красной комнаты Текла решительно остановила его:
   — Подождите-ка снаружи, ваше величество.
   — Я хочу быть с ней, — сказал Крисп.
   — Подождите снаружи, ваше величество, — повторила Текла приказным тоном.
   — Я — Автократор, — заметил Крисп. — Я тут приказываю. Почему я не могу войти?
   Текла уперла руки в боки.
   — А потому, ваше очень императорское величество, что ты мужик, чума тебя возьми!
   Крисп неверяще воззрился на нее. Так с ним не разговаривали самое малое с тех пор, как он сел на трон, а то и дольше.
   — А еще потому, что это женское дело, — продолжила Текла чуть более спокойно. — Знаете что, ваше величество, до того, как все это кончится, ваша супружница будет портить воздух и простыни хуже дитяти малого. И визжать будет очень громко. А я буду засовывать в нее руки глубже, чем вы мечтали свое орудие засунуть. Вы уверены, что хотите на это все смотреть?
   — Традиция подобного не дозволяет, — добавил Барсим. Для него это решало все.
   Крисп сдался.
   — Да будет с тобой Фос! — крикнул он Даре, осторожно перебиравшейся с носилок на кровать. Дара попыталась было улыбнуться в ответ, но очередная схватка превратила улыбку в гримасу.
   — Пойдемте со мной, ваше величество, — умиротворяюще сказал Барсим. — Сядьте и подождите немного. Я принесу вам вина, оно утолит смятение вашей души.
   Крисп позволил увести себя прочь. Как он и сказал Мавру, он правил империей, а его слуги — дворцом. Принесенное Барсимом вино он выпил, не заметив даже, белое оно или красное, сладкое или кислое. Потом он просто сидел неподвижно.
   Барсим принес игровую доску и фишки.
   — Не соизволит ли ваше величество сыграть? — осведомился он. — Это поможет скоротать время.
   — Нет, благодарю, Барсим, но не сейчас. — Крисп нервно хохотнул. — Вам слишком тяжело будет изящно проигрывать — я не смогу сосредоточиться на игре.
   — Если вы замечаете, как я проигрываю, ваше величество, значит, я делаю это недостаточно изящно, — отозвался вестиарий — как показалось Криспу, мрачновато, словно потерпел неудачу в битве за превосходное служение.
   — Просто оставьте меня одного, почитаемый господин, если вам нетрудно, — ответил Крисп.
   Барсим поклонился и ушел.
   Тянулось время. Крисп следил, как ползет солнечный лучик по полу, перебираясь на дальнюю стену. Пришел слуга, зажег лампы.
   Крисп обратил на это внимание, лишь когда слуга ушел.
   Комната, где он сидел, располагалась далеко от Красной — хитромудрый Барсим позаботился и об этом, — а дверь в Родильную палату была заперта. Как бы ни кричала, ни стонала Дара в эти часы, Крисп не слышал ее. Но когда дневной свет стал тусклее мерцающего сияния ламп, Дара завизжала с такой мукой, что Крисп стрелой вылетел из кресла и ринулся по коридору.
   Текла действительно была опытна в своем ремесле. Она знала, кто колотит в дверь палаты и почему.
   — Незачем волноваться, ваше величество, — крикнула она из-за двери. — Я просто повернула немного головку малыша, чтобы легче проходила. Волосики у него черные и густые. Уже скоро.
   Крисп стоял за дверью, сжимая и разжимая кулаки. Против Петрония или Арваша он мог ринуться в атаку во главе армии. Здесь он был бессилен — как сказала Текла, это женское дело. Ожидание казалось утомительней любой битвы.
   Дара издала звук, не похожий ни на что слышанное — полухрип, полуписк, звук предельной натуги.
   — Еще раз! — воскликнула Текла за дверями. — Задержи дыхание, милочка, это помогает толкать. — Дара снова издала тот же страшный звук. — Еще раз! — понукала Текла. — Да, вот так!
   Дара натужно захрипела — и вдруг воскликнула удивленно.
   — Ваше величество, — громко крикнула Текла, — у вас сын!
   Мгновением позже до императора долетел пронзительный, обиженный писк новорожденного.
   Крисп подергал дверь, но та оставалась закрыта.
   — Мы еще не готовы, ваше величество, — отозвалась Текла одновременно весело и раздраженно. — Еще послед не отошел. Скоро вы увидите малыша, обещаю. Как вы его назовете?
   — Фостий, — ответил Крисп. Внутри Красной комнаты Дара повторила то же самое имя. На глаза императора навернулись слезы. Он жалел только, что отец его не дожил до названного в его честь внука.
   Пару минут спустя Текла отворила дверь. В свете ламп видны были пятна крови на ее платье — неудивительно, что она не надела ничего шикарного, подумал Крисп. Потом повитуха протянула ему его новорожденного сына, и все мысли куда-то провалились.
   Ребенка укутывало одеяло из теплой ягнячьей шерсти.
   — Пять пальчиков на ручках, пять на ножках, — сообщила Текла. — Худенький немного, но с детишками, родившимися до срока, это бывает. — Повитуха смолкла, заметив, что Крисп ее не слушает.
   Он вглядывался в красное, сморщенное личико Фостия. Частью потому, что им владел тот священный ужас, который охватывает любого отца, впервые взявшего на руки своего первенца. Но частью — по другой, куда менее сентиментальной причине. Он изучал крохотные черты младенческого лица, пытаясь разглядеть в них сходство с сияюще-смазливой физиономией Анфима или с собственным, более суровым обликом. Насколько можно было судить, ребенок не походил ни на одного из возможных отцов. Глаза Фостий явно получил от Дары — та же форма, те же чуть заметные складочки во внутреннем углу.
   Когда он сказал об этом вслух, Текла рассмеялась.
   — Нет такого закона, что сын не может пойти в мать, — сказала она. — Раз уж на то пошло, пора ей еще раз взглянуть на малыша, а, может, и дать грудь. — Она отступила, пропуская Криспа в Красную комнату.
   В комнате воняло; предупреждения Теклы оказались вполне обоснованы. Криспу было все равно.
   — Как ты? — спросил он Дару, все еще лежащую на той же кровати, где она рожала. Дара была бледна и совершенно измучена; смокшиеся от пота волосы висели сосульками. Но она все же выдавила слабую улыбку и протянула руки к младенцу. Крисп отдал ей Фостия.
   — Он совсем ничего не весит, — сказала Дара.
   Крисп кивнул. Он и сам едва заметил, как Фостий покинул его руки. Дара разглядывала малыша так же внимательно, как до нее сам Крисп — и по той же причине.
   — По-моему, он похож на тебя, — заметил Крисп.
   Дара опасливо глянула на него. Он заставил себя улыбнуться, размышляя о том, что настоящего отца ребенка узнать так и не удастся. Как много раз до того, он повторил себе, что это неважно, и, как много раз до того, почти поверил.
   — Подержи его еще, — потребовала Дара. Фостий пискнул, обиженный, что его таскают из рук в руки. Крисп неуклюже покачал его. Дара развязала тесемки и спустила платье с плеча, обнажая грудь.
   — Дай-ка его сюда. Может, это его успокоит.
   Фостий пошарил губами, нашел сосок и зачмокал.
   — Ему нравится, — заметил Крисп. — Не могу его винить — мне тоже.
   Дара фыркнула.
   — Кликни, чтобы из кухни принесли поесть, — попросила она. — Я на удивление проголодалась.
   — Ты давно не ела, — ответил Крисп и выскочил из комнаты.
   По дороге на кухню он остановился поблагодарить Теклу.
   — Не за что, ваше величество, — сказала она. — Пусть Фос даст здоровья императрице и вашему сыну. Пока у нее все в порядке, да и малыш не слишком недоношен.
   Постельничие и служанки поздравляли Криспа с рождением сына. Он про себя недоумевал, откуда они знают — вопли новорожденной дочери звучали бы точно так же. Но дворцовые слуги пользовались каким-то профессиональным чародейством. Стоило Криспу отворить дверь в кухню, как повар, ухмыляясь во весь рот, сунул ему поднос с кувшином вина, ломтем хлеба и серебряным блюдом под крышкой. «Вашей супруге», — пояснил он.
   Крисп отнес ужин в Красную комнату сам, и Барсим, хоть и видел, не упрекнул его ни словом. Вернувшись, он помог жене сесть и налил вина ей, а заодно и себе. Кухарь предусмотрительно поставил на поднос два кубка.
   — За Фостия. — Крисп поднял кубок.
   — За нашего сына, — ответила Дара. Это было не совсем то, что сказал Крисп, но тот все равно выпил.
   Дара ела (на блюде обнаружился жареный козленок в рыбном маринаде с чесноком) так, словно у нее несколько дней не было маковой росинки во рту. Крисп глядел то на нее, то на мотающего головкой во сне Фостия. Текла была права; для новорожденного Фостий был на удивление волосат. Привстав, Крисп осторожно дотронулся до черного пушка, мягкого и нежного, словно гусиный.
   Фостий дернулся, и Крисп поспешно отнял руку.
   Дара подтерла корочкой остатки соуса, допила вино и с удовлетворенным вздохом отставила кубок.
   — Теперь уже лучше, — сказала она. — Еще бы ванну и месяц сна, и я буду если не как новенькая, то почти. — Она вздохнула. — Текла говорит, что первые пару дней младенца лучше кормить самой, так что выспаться мне не удастся. А потом пусть на его вопли встает кормилица.
   — Я тут думал… — отрешенно начал Крисп, почти не обращая внимания на ее слова.
   — О чем? — осторожно спросила она и непроизвольно подвинулась к Фостию, будто пытаясь заслонить его собой.
   — Я думал, что стоит объявить малыша соправителем империи, прежде чем я отправлюсь воевать с Петронием, — объяснил Крисп. — Пусть весь Видесс знает, что мой род будет долго владеть троном.
   Лицо Дары осветилось.
   — Да, конечно! — воскликнула она негромко. — Спи спокойно, мой маленький Автократор, — пробормотала она, еще осторожнее, чем Крисп, дотрагиваясь до головки Фостия, и, помолчав чуть-чуть, добавила для Криспа:
   — Я побоялась, что у тебя были другие мысли.
   Крисп покачал головой. С тех пор, как ему стало известно о беременности Дары, он знал, что ему придется публично признавать ребенка своим. Теперь, после родов, отступать не годится. Скорее уж надо всем демонстрировать родительскую любовь, чтобы никто не посмел сказать — публично, — что он не отец Фостию.
   Дела императора касаются всех. Это мысли его никого не касаются.

Глава 4

   На стол перед Криспом легла серебряная шкатулка с привязанным к ней пергаментным свитком. Принесший ее Барсим выглядел озадаченным и немного испуганным.
   — Халогаи нашли это на лестнице, ваше величество, — сказал он. — Поскольку они неграмотны, им пришлось обратиться ко мне, чтобы я прочел письмо, но я, увидав ваше имя на свитке, счел за благо принести это вам.
   — Спасибо, — машинально отозвался Крисп и внезапно нахмурился:
   — Постой, что значит — нашли? Кто ее принес?
   — Не знаю, ваше величество. Не знают и стражники. По их словам, ее не было до тех пор, пока она не появилась.
   — Чародейство, — прошептал Крисп, подозрительно уставясь на шкатулку. Неужели Петроний, однажды без успеха попытавшийся убить его волшебством, думает, что Крисп попадется на ту же удочку еще раз? Если так, он будет жестоко разочарован.