Тихомиров Артем. Свиньи во тьме

   – Ослаб, голоден, но ему ничего не угрожает, – сказал Барсик.
   Я почесал пятак, не имея представления, что делать теперь. Подошли хорьки-экологи.
   – Теперь мы уходим, друг! – сказал мне Шелковый Вилли. – Мы расскажем всем братьям о вас и о Свинской Бригаде, которая помогла свершиться правосудию! Можете рассчитывать на помощь Экологического Сопротивления в любое время! Борьба продолжается! Смерть волкам и псам!
   – Что ж, неплохо иметь союзника, – сказал я, – только один совет. Если вздумаете шастать по тылам противника, ведите себя потише.
   – Конечно, друг! Мы учтем! – Хоть кол на башке теши – все равно орет во все горло.
   Взгляд Вилли упал на барашка, лежащего на земле.
   – Какой милый малыш! Совсем отощал! Он единственный уцелевший?
   Я кивнул. Все трое экологов склонились над ним. Добрый Чуб достал какую-то склянку, оправленную в серебро, и побрызгал жидкостью, что была внутри, барашку на лоб. Пошел терпкий приятный травяной запах.
   Барашек очнулся и вцепился в кота, словно в родную мать. Пышехвосту это не понравилось. Барсик оторвал от себя эту мохнатую пиявку. Барашек затрясся, ожидая худшего. Наша команда не походило на благотворительную миссию. Со стороны мы ничуть не лучше выглядим, чем волчары. Устрашающие свинские рыла, покрытые кровью и грязью.
   – Не бойся, малыш! – гаркнул Шелковый Вилли. – Никто здесь тебя не тронет!
   Заверение таким тоном испугает кого угодно. Барашек юркнул за широкую фигуру Грязнули. Я выступил вперед.
   – Ладно вам глотку драть. Эй, парень, как тебя звать?
   Барашеку выглянул из-за свина, подошел ко мне бочком.
   – Вьюн, – сказал он.
   – Ты из Турнепса?
   – Да.
   Он посмотрел на горящую деревушку. Больше у него не было дома. Ничего не было. Я не стал спрашивать, но наверняка – родители были зарезаны у него на глазах.
   В двух огромных слезах я заметил отражение своей физиономии. Обескураженное выражение. Барашек расплакался.
   За моей спиной всхлипнуло Сопротивление.
   – Как печально! – сказал Добрый Чуб.
   – Последствия войны ужасны! – отозвался Справедливый Мох.
   Шелковый Вилли вытащил платок, чтобы высморкаться. Я скрипнул зубами.
   – Мы знаем отличный приют для обездоленных овечек! – сказал Вилли. – Там ему будет хорошо! Трехразовое питание, физкультура, экскурсии, занятия математикой и письмом! Мы можем проводить малыша туда!
   Вьюнок все плакал. Терпеть не могу слез и всяческих сантиментов. У меня была идея.
   – Нет, мы возьмем его с собой.
   Экологи не возражали. Для них я стал большим авторитетом. Боюсь, с это минуты обо мне они начнут трепаться на каждом шагу. Не обойдется без газет и литературных опусов. В Желудке мы встречали уйму желающих заделаться в наши хроникеры. Прославиться нас за небольшую плату.
   Хорьки ушли, сказав, что сами заберут своих лошадей, оставленных на поляне. У них еще много дел! Враг не дремлет, а значит, война продолжается!!!
   На прощание они дали нам сумку, в которой была дюжина различных мазей, притирок и пилюль. Для их приготовления использовались различные редкие целебные травы. Лечит любые раны, чистит, обезболивается, сказал Добрый Чуб, в них использованы старинные колдовские рецепты. Увидите, это вам поможет.
   Набросив капюшоны, Экологическое Сопротивление исчезло в лесу.
   – Странные ребята, – сказал Пегий.
   – Не то слово, – отозвался Полтинник.
   Я взял Вьюнка на руки и сказал, что надо уходить. Может быть, мы зря развели огонь. Дым может привлечь внимание противника. С другой стороны, оставить висеть освежеванные бараньи туши мы тоже не могли. Хотя бы таким образом надо было их похоронить.
   – Что ты хочешь с ним сделать? – спросил Пышехвост, кивая на барашка. – Обуза!
   – Разберемся, – ответил я. – Мормышка, Пегий и Короста. Идете в арьергарде и ушки на макушке.
   Может, я поступил и неправильно, но мне казалось, что приют – не самое лучшее место. Проклятье, я солдат, я не должен заниматься такими проблемами! Мы углубились в лес. Мормышка шел впереди нас.
   – А эти экологи знают толк в следопытстве, – заметил крыс через некоторое время. – Я с трудом нахожу здесь их следы.
   – Верно. Если бы не их привычка драть глотку, их можно было бы завербовать в нашу агентурную сеть, – сказал Грязнуля.
   – А это? – Чертополох указал на сломанную ветку. – Хе! Неучи!.. – У него всегда имелось свое мнение по этим вопросам.
   Мы дошли до полянки, где оставили лошадей. Хорьки забрали своих, ничего не тронув из нашего скарба. Ну, по крайней мере, не надули. Я порылся в седельной сумке, вынул сушеное яблоко и дал Вьюнку. Тот забыл про свои слезы и стал грызть его. Возможно, первая еда за последнюю неделю.
   Пристроив барашка впереди себя и велев ему держаться крепче, я повел отряд обратно в деревушку. Никто нас не преследовал. Окрестный лес был пустым и настороженным. Крыс сказал, что это ненадолго. Естественно. Как только до Чокнутого дойдет весть о новом ударе, который нанесла ему Свинская Бригада, он попытается взять реванш.
   В деревушке нас караулил нарочный с приказом выдвигаться в сторону Прохладного Огурца, где нам предстояло ждать новых распоряжений командования.
   Ребята встретили эту весть с энтузиазмом. Огурец – большой цивилизованный город, почти такой же, как Желудок. Двигавшиеся на север орды зубастых пытались взять его, но успеха не добились.
   Проедешь от Огурца пятьдесят с небольшим километров на юг и попадаешь к самой линии фронта. Линия эта условная, но стрелы, летящие с другой стороны, из-за системы сигнальных вешек, реальны. К Огурцу идет дорога с востока, которую союзным силам приходится охранять от наскоков вражеской конницы. Дорогой пользуются торговцы и беженцы, а также войска. Являясь стратегическим объектом, Огурец обзавелся мощным гарнизоном. Я слышал, что именно оттуда будет осуществлен бросок к Козьему Шарику, что стоит южнее.
   Случайно ли мой взвод перебрасывают туда? Подозреваю, что нет.
   Я сказал нарочному передохнуть, пока я не напишу донесение Черному Свину. Молодой кабан из взвода Пятки был рад передышке. Он прилетел на взмыленной лошади незадолго до нашего возвращения.
   Парни рассредоточились по деревушке. Я объявил отдых, поставив лишь двух часовых, Пегого и Коросту.
   – Дяденька свин, а куда вы денете меня? – спросил Вьюнок, когда я направился к своему временному штабу. – Съедите?
   Я аж крякнул от негодования.
   – С чего ты взял, что я собираюсь тебя съесть?
   – Все так говорили у нас в Турнепсе.
   – Ну и где они теперь?..
   Я остановился, барашек посмотрел на меня своими огромными глазами. Коленки его дрожали, было видно.
   – Но взрослые всегда лучше знают, – сказал Вьюнок.
   – Да? Так вот – я тоже взрослый. Верь мне. Я вытащил тебя оттуда не для того, чтобы сожрать. Твоих родичей съели волки и псы, мы их называем зубастыми. Во-вторых, свиньи не едят мясо Разумных. И вообще обходятся без него! Нам нет необходимости жрать чужую плоть! Понял?
   Вьюнок кивнул.
   – Поэтому кончай свои глупости.
   Кто это, интересно, распространяет о свиньях такой бред? Неужто волчья пропаганда? Очень, кстати, может быть.
   Вьюнок молчал, полностью покорный судьбе. Овца и есть овца. За руку я ввел парнишку в дом, где меня встретила хозяйка. При виде Вьюнка она остолбенела. Долго переводила взгляд с меня на него и обратно.
   Я наблюдал за ее реакцией. Барашек перестал дрожать. Бедняга не знал, что и думать.
   – В общем… ээээ… у этого парня никого из родственников не осталось… я тут прикинул… может…
   Дальше был поток слез, целый взрыв жалости, благодарности и восторга, приправленный еще чем-то, чего я не знаю. Ох уж эти овцы! Хозяйка тискала и лобызала несчастного барашка, пока тот не запищал. Такая реакция овцы его несколько напугала. Может быть, малыш подумал, что если его не собираюсь сожрать я, то это сделает хозяйка.
   Одним словом, моя идея сработала. Вьюнок обрел новую мать, а овца нового ребенка. Теперь им вдвоем не будет так одиноко. В конечном итоге, в деревне есть и другие жители. Вместе не пропадут.
   Барашек посмотрел на меня, а я послал ему шутливый салют. Хозяйка принялась носиться по дому. Мне даже пришлось ретироваться, чтобы ей не мешать. Вьюнка ждала ванна, обильный обед и море нерастраченной материнской заботы.
   Я уселся на крыльцо и стал писать донесение о ликвидации отряда Серого. Появился Пышехвост. Выглядел он измотанным. Котяра отощал и одежда на нем висела. Не произнося ни слова, Барсик пристроился рядом со мной на ступеньке.
   – Ну, – сказал я, выводя на бумаге слова. – Хотелось бы услышать твое мнение.
   – Насчет чего? – спросил кот.
   – Насчет всего. Как это укладывается в Пророчество?
   Пышехвост пожал плечами, дернул хвостом.
   – Почему это должно укладываться? – спросил он. – Война как война.
   – Хочешь сказать, что ты этого ожидал?
   – Да. С того момента, как Свин сообщил мне, что я остаюсь.
   – Эх, Барсик. Иногда ты выглядишь полным дураком, иногда наоборот – мудрейшим из котов. Иногда ты болтаешь без умолку, а в другой раз слова из тебя не вытянешь неделями.
   – И…
   – Просто хочу знать, что у тебя на уме…
   – Зачем?
   – Я – твой командир, хочешь ты этого или нет. Я должен быть уверен, что завтра, наевшись досыта полевой жизни и постоянной войны, ты не сбежишь. Наплюешь на свои планы и возможность разбогатеть… М?
   – Все по-прежнему, Вонючка.
   – Об этом было в Пророчестве? О том, что ты будешь делать в составе Бригады? Засады, ночные рейды, диверсии, ликвидация… Одним словом, грязная работенка. Мы вдалеке от основных событий. Где-то гремят сражения, а мы ковыряемся в пыли, выискивая алмазы, которых, возможно, не существует.
   Кот оскалился.
   – А ты философ, Вонючка.
   – Как любой солдат, который достаточно долго воюет.
   Пышехвост чертил в пыли палочкой какие-то знаки. Издали до нас долетали звуки губной гармошки. Сейчас мне было приятно слышать наигрыши Чертополоха. Когда он исполнял красивые мелодии, а не просто выдувал хаотичные звуки из гармошки, это поднимало ребятам настроение.
   – Ты ведь хочешь знать, что именно мне сказал Овощной Оракул, – произнес Барсик.
   – Примерно.
   – Любые прорицания не точны. Они обрисовывают общую ситуацию и указывают на возможное развитие событий. Деталей минимум, – сказал кот. – А если отвечать на твой вопрос, то… я ни слова не слышал о том, что мне предстояло занимать этим…
   – И?
   – Я не жалею. Я всегда говорил, что знаю, на что иду.
   – По крайней мере, честно, – заметил я. Кот посмотрел на меня устало. – Мне нравится твоя работа и твое упорство. Мы обязаны своими успехами тебе – во многом! Я хочу, чтобы Черный это знал. В донесении я отражу свое мнение…
   – Зачем?
   – Пусть Свин решает, каким образом поощрить тебя…
   – Странно слышать такое от кошкофоба, – хмыкнул Барсик. – Я для вас словно золушка, вечно никакой благодарности… А тут вдруг такое.
   – Мне хочется верить, что я справедлив, – сказал я.
   – Должен признать.
   – Может, Свин все-таки выполнит твое желание… Только Свиноматерь это знает.
   – Какое желание?
   – Вступить в Бригаду.
   – Хм… То есть, ты изменил свое мнение. Традиция уже ничего не значит?
   – В истории Бригады были почетные солдаты. Давно, правда… Черный Свин умен, он найдет выход из положения. Позже я напишу представление на твое награждение…
   У кота глаза полезли на лоб.
   – Не знаю, насколько это будет кстати для твоего самолюбия, но я считаю, ты должен быть отмечен. Лично я так считаю.
   Пышехвост долго обдумывал эту мысль.
   – Ну представь, – сказал я. – Ты придешь к своей кошечке с грудью, увешанной медалями Свинской Бригады… Разве на ее папашу это не подействует?
   – Хм… пожалуй… Он такой – подавай ему заслуги.
   – А я о чем говорю?
   – Не понимаю тебя, свин, – сказал Барсик. – То ты поносишь меня последними словами, то сулишь почести и награды.
   – Я справедлив. Не ищи двойного дна. Коты хитры и себе на уме, но свиньи народ простой.
   Подождав, пока высохнут чернила, я свернул лист бумаги в трубочку, обвязал шнурком и вошел в дом. Там я растопил сургуч и скрепил донесение печатью.
   – Эй, Чух!
   Нарочный появился почти сразу. Выскочил из соседнего дома, где играл в кости с Полтинником, и прискакал ко мне.
   – Держи. Отправляйся в путь немедленно. Сообщишь, что мы выступили в Огурец сегодня ближе к вечеру.
   Чух отдал честь и смылся, не очень довольный тем, что не получил такого отдыха, какого ожидал. Пышехвост все так же сидел и ковырял палочкой в пыли, выводя каракули. Я не стал спрашивать, почему он такой смурной. Несмотря на то, что он говорит, что ожидал всего этого, он переживает. То, чем мы занимаемся, может сломать решимость даже закаленного невзгодами и сражениями ветерана.
   Все, что я хотел сказать коту, это то, что он держится молодцом и заслуживает награды. Только и всего. Есть опасность, что Барсик опять раздуется от осознания собственной значимости и будет петухом ходить, задирая нос.
   Я вернулся в дом, мучимый жаждой, и выдул кувшин воды. На кухне стоял дым коромыслом. Что-то напевая, хозяйка возилась с барашком. Она посадила его в чан и намывала при помощи щетки на длинной ручке. Из большого комка мыльной пены выглядывали блестящие глазищи Вьюнка. Небось в приюте никто не будет так заботиться о малыше.
   Я вернулся к своим бумагам и вещам. Надо было начинать подготовку к отъезду. Приказ пришел весьма кстати. Моим парням надо отдохнуть. Мы на пределе. Даже Пышехвост, всегда бравирующий своей неутомимостью, походит на половую тряпку.
   Сам я за эти полтора месяца потерял одну шестую своего веса. Постоянно приходится проделывать новые дырки в ремне. Одежда висит, словно на огородном пугале.
   Дайте нам недельку передышки – и мы готовы будем штурмовать ставку самого Мозгоеда.
   Когда мы уезжали, бараны, собравшиеся на улице, плакали и просили нас остаться. Мы поделились с ними всем, чем могли. Оставили большую часть заготовленной провизии, того, что добыли в рейдах и что могло пригодиться местным по хозяйству. Вьюнок, которого овца не отпускала от себя ни на шаг, рыдала в три ручья. Сам барашек махал нам до тех пор, пока нас можно было увидеть на дороге.
   Если мой взвод не перебросят под Клевер Душистый, возможно, сюда мы еще вернемся.
   Если будет, куда возвращаться. Чокнутый не забудет о Сером. Не забудет о подарке, который мы ему отправили.
   А в деревушке из мужского населения только пять баранов весьма преклонного возраста. Из оружие несколько вил, косы и цепы для обмолота зерновых.
   Остановишь этим нового Серого? Нет.

Глава 4
Кошелек и записка

   Третий день мы были в пути. Черный не устанавливал никаких сроков, поэтому спешить не было смысла. Многие спали прямо в седле, по солдатской привычке использовать любое свободное время чтобы наверстать нехватку ночных часов. Так делал и я. Мне снились разные города, в которых я был и в которых не был. Бараниенбург, например.
   Говорили, что этот город – настоящая твердыня, не подвластная никакому оружию. Короли Баранхейма укрепляли ее в течение столетий, каждый вносил свою лепту в обороноспособность столицы. В Бараниенбурге можно было выдержать многолетнюю осаду.
   Хотелось бы мне увидеть этот фортификационный шедевр. Побродить по улицам, посидеть в кабачках и пабах, потянуть местное пивко. Пиво! Я не помню, когда в последний раз пил настоящее… В одной из деревушек однажды мы разжились бочкой разбавленного портера. Толку от него не было, только в кусты тянуло по-маленькому. Овцы не большие мастера в пивоварении. Вот козлы да. И кролики. Поэтому, наверное, нам в Похлебке было так хорошо.
   Меня то будили выкрики случайных птиц, то погружал в сон мерный стук копыт бредущих лошадей и стрекотание кузнечиков. Время от времени Чертополох разрушал тишину ленивыми трелями губной гармошки. Эти звуки наводили во сне на странные образы.
   В день мы делали не больше восемнадцати миль, останавливаясь на ночлег вдалеке от населенных пунктов.
   Окрестные земли были целиком под властью баранов и их союзников. Чем дальше мы забирались на северо-восток, тем деревушки были богаче, ухоженней, народ приветливей. Ясно – этих не коснулась война. Это не Турнепс.
   До Огурца оставался еще день с хвостиком пути. Следуя по большаку, мы стали встречать не только купеческие повозки, но и вооруженные отряды. То регулярная армия, пешком или в седле, то полевая жандармерия, неизменно требовавшая у нас мандат и приказы из штаба, то подразделения наемников, сформированные в лагерях на севере Компостланда.
   Мирный край стал одной большой военной базой. Экономика перестраивалась под ее нужды. Многие отрасли так возвысились, как раньше и предположить было нельзя. Особенно производство тканей, шерсти, упряжи для лошадей, каретное дело, кузнечное, оружейное. Сметливые купчишки из барсуков и бобров ринулись в Баранхейм со всех сторон света – сколачивать состояния. Армия платила, а большего и не надо было. Бараны знали старую истину, что войну выигрывают не только солдаты и даже не столько они, а теплые куртки, удобные сапоги, сытная еда и хорошее пиво.
   По дороге двигались армейские обозы. Фуражиры везли все, что удавалось купить или обменять. От железа и древесного угля до гвоздей и пеньковой веревки. Обозы всегда сопровождали отряды вооруженной до зубов кавалерии. Я заметил, что, как правило, это ветераны. Видно было по их взглядам. Они напоминали наших свинов, немногословные, покрытые шрамами рубаки.
   Следуя старой традиции, мы обменивались новостями, травили байки и передавали приветы. Узнав о том, что мы свины из Бригады, союзники начинали посматривать на нас с нескрываемым почтением. Находясь вдали от основных событий, мы даже не знали, какой авторитет приобрели свины в союзных войсках. Бригада воевала в составе различных соединений. В Желудке сейчас стояла только половина наших бойцов. Ни одного боя, в котором участвовали бойцы Черного, союзники не проиграли. О нас рассказывали множество историй, пропитанных восхищением и ужасом. Свины неистовы в бою… Сотня свинов стоят тысячи зубастых… Свины сумасшедшие берсерки…
   Все это правда – на большую часть. Легенды о наших подвигах разлетелись по всему Баранхейму. Я подумал, а не замешан ли здесь сам Черный Свин? Враг не может не знать о том, что говорят по ту сторону линии фронта. Если волки будут получать нужные порции слухов о том, что Бригада намерена дойти до самой столицы Клыкарга, утопив в крови волчье племя, мы уже частично деморализуем неприятеля. Умелая пропаганда плюс конкретные действия в духе нашей выходки с головой Серого. Зубастые должны крепко призадуматься, как себя вести в следующий раз, когда они увидят перед собой стену свинских щитов и увидят наше черное знамя. Пощады не будет.
   Чем дальше мы продвигались, тем меньше у нас было времени посвятить неспешный ход наших лошадей дреме. Окрестности привлекали внимание. Процветающие (пока) фермы, сады, оранжереи, дома отдыха, развитая инфраструктура. Пестрота. Многоголосие. Здесь умели веселиться, петь песни, танцевать, закатывать пирушки и фестивали. Земля, на которой стоял Прохладный Огурец, принадлежала графству Ячменфорт. Я слышал, что здешние правители, бывшие вассалами Узколоба Четвертого, всегда покровительствовали искусствам, науке и чародейству. Огурец стал культурным центром Компостланда, пусть и небольшим, но у которого был шанс разрастись когда-нибудь до размеров Клевера или даже Бараниенбурга.
   Здесь не знали войны. Местные жители, видимо, считали, что все это забава, нечто вроде игр на свежем воздухе с физическими упражнениями. Судя по царившему здесь веселью, рассказы беженцев с юга не очень впечатляли огуречников.
   Пока война далеко, народ предпочитает веселиться. Иллюзии помогают справиться со страхом.
   Я сравнил все это с тем, что было в Желудке. Там жители смотрели на жизнь более здраво…
   Вечер застал нас в сильно расползшемся во все стороны пригороде Огурца. С холма, на котором находился постоялый двор, можно было увидеть при ясной погоде городские стены. Я принял решение остановиться на ночлег здесь. Двор назывался «У камелька». Название уютное, обещающее отдых и тепло. Парни поддержали идею.
   Правда, с деньгами было не очень. Половину всего «богатства», того, что мы содрали с убитых волков, пришлось отдать жителям деревушки, где остался Вьюн.
   Я велел своим остановиться у въезда в большой прямоугольный двор и ждать меня, а сам отправился договариваться с хозяином.
   Ко мне вышел порядком разжиревший крыс в нарядном кафтане. Поглядев на меня сквозь очки, он поинтересовался, что мне нужно. Я объяснил. И про затруднения тоже. Крыс подскочил чуть не до потолка, засуетился, чуть по стенам не забегал. Такое с ними бывает в состоянии возбуждения, хотя… у Сиория Мормышки я подобного не замечал.
   Я ждал, пока хозяин успокоится, гадая, что означает его реакция.
   – Для меня это огромная честь! Огромнейшая, господин сержант! Вы можете жить у меня сколько хотите – я не возьму с вас ни пистоля!
   – Это почему? – спросил я. – Мы не требуем особого отношения. Мы можем восполнить недостаток средств обменом…
   – Вы не поняли! Я не возьму с вас денег! Несколько дней назад несколько моих родственников, прибывших ко мне из Бараниенбурга, попали под обстрел вражеской конницы. Какие-то волчьи отряды прорвались в тыл союзных войск. Завязался бой между противником и группой, что охраняла обоз. И если бы не подоспевшие на помощь свины из Бригады, волки захватили бы обоз и увели в плен моих родственников – племянников, сестер, братьев. А кто попадает к зубастым… – Крыс воздел руки к потолку, словно призывая в свидетели всех богов. – Свины избавили меня от горькой судьбы того, кто оплакивает родных! Слава свинам!
   Я огляделся. Наша беседа уже привлекала внимание посетителей. Они прислушивались к словам крыса и во все глаза пялились в мою сторону.
   Перед ними стоял один из Тех, Легендарных…
   Что ж это получается, теперь и по улице спокойно не пройдешь? Только бы не бросились просить автографы.
   – Вы получите, господин сержант, все, что требуется! Это моя единственная возможность отплатить свинам за оказанную услугу… Итак! Вам нужны комнаты? Еда? Умыться? Овес для лошадей? – Крыс вынул записную книжку и с быстротой молнии что-то в ней начеркал.
   – Эээ… В общем, все это нам нужно, – ответил я.
   – Ох, горе мне, горе! – вскричал вдруг хозяин постоялого двора.
   – Что?
   – Я забыл представиться! Какая непростительная ошибка с моей стороны! Моя имя Ушан Грызухо. Прощу меня простить!
   – Да ладно, что так убиваться?
   – Сейчас все будет сделано!
   Крыс вынул из кармана серебристый колокольчик и принялся звонить. На звон сбежалась целая крысиная орда, крысы всех сортов и размеров, от мала до велика. Настоящая крысиная империя. Видимо, это и есть родственники Ушана, которых спасли свины.
   Хозяин прочел им краткую лекцию. По мере прочтения глаза крыс загорались восхищением и благодарностью. Мне стало неловко. Ненавижу официоз, в центре которого оказываюсь я сам.
   Грызухо дал отмашку – и вся крысиная братия стремглав бросилась исполнять приказ. Мне пришлось потесниться, чтобы не быть затоптанным насмерть, после чего выскочил во двор. Там уже болтались мои парни. Мормышка и Пышехвост ссорились.
   Та-ак. Кажется, приходят в норму, если находят силы на перепалку.
   Я дал указание Грязнуле поступать в распоряжение крысюков. Пришло время позаботиться об ужине. Начиная с отъезда к Огурцу мы ни разу не поели как следует. Для выбора меню я подозвал Барсика. Это отвлекло котяру от выяснения отношений с Мормышкой.
   Между ними была затяжная вялотекущая война. Эти двое фыркали друг на друга, но до драки дело не доходило. Оба держались определенных границ. Подозреваю, что Сиорий побаивался чар, которые мог применить Пышехвост, если разозлится по-настоящему, а сам кот считал зазорным тратить столько сил на какую-то голохвостую тварь.
   Кот подошел ко мне сверкая глазами. Я охладил его боевой задор, пригрозив, что специально для него закажу тарелку вареной цветной капусты.
   – Он сказал, что я ходячая блохоловка…
   – Не надо мне жаловаться, Барсик. Я не твой папаша!
   Чародей надулся. В этом он большой специалист. Мы отхватили себе в общем зале самый большой стол и сделали заказ. Посытнее да побольше. И пиво! Конечно, лучшее пиво! Два бочонка!
   Разобравшись с лошадьми и забросив вещи в комнаты на втором этаже, парни присоединились к нам. Пирушка была славной. Мы поглощали очень даже недурственные харчи так, что за ушами трещало.
   Заливши глаза, чародей позабыл о своей неприязни к Мормышке. Крыс не возражал, потому как тоже накачался превосходного портера. Вместе они спели какую-то залихватскую песню из репертуара лесных разбойников, чем рассмешили всех до колик в животе. Короста упал со стула. Я вытирал слезы рукавом. Хохотал весь зал.
   Малышня со всех окрестностей сбежалась к постоялому двору, чтобы посмотреть на то, как мы пируем. Мы – герои. Нам хлопали, нам кланялись, перед нами снимали шапки. Ни один бродячий цирк не пользовался здесь такой популярностью.
   Пышехвосту особенно нравились комплименты, отпускаемые в наш адрес. Его тщеславие каталось как сыр в масле.