Страница:
— Они что, обалдели?! Я же сам… Значит, уже все?!
Клим, возмущенно хохотнув, помахал в воздухе конвертом:
— Какой идиот так шутит!? Лимон за хомяка! Может, им еще твою почку подарить для пересадки?
Из конверта выпал фотоснимок, сделанный полароидом. Он спикировал прямо на крышу перевернутого домика. Глянцевая поверхность жизнерадостно блеснула, раскрашивая жизнь Альберта Степановича черной краской. Доктор Ватсон сидел толстой попой на «Комсомольской правде» трехдневной давности. Щеки уныло свисали на грудь. В маленьких бусинках глаз светилась обида и недоумение. К левому уху любимца семьи Потрошиловых был приставлен нож.
— Да что же такое происходит? — недоуменно ужаснулся Алик. — Кому пришло в голову воровать Ватсона? Почему миллион?
— Киднэппинг, — авторитетно пояснил Распутин, — похищение и вымогательство. Хочешь вернуть — платишь. А если нет — то нет.
Потрошилов сел прямо на пол. Из-за него друг попал в беду. Ватсону грозила мучительная смерть. И спасти его могли только деньги, которых у Альберта Степановича не было. Он быстро прикинул, что даже если продать квартиру и «Запорожец», нужная сумма не наберется. В кармане агента, уже неделю работающего под прикрытием, оставалось мелочи ровно на четыре дешевых батона.
— Они убьют его! — трагически всхлипнул Алик. — Потому что у меня нет миллиона!
Клим сел на диван. В принципе, ему доводилось видеть смерть. И не один раз. Люди в истребительной больнице имени Всех Святых периодически сбрасывали температуру до комнатной. Предполагаемая гибель хомяка по сравнению с этим не казалась катастрофой. Тем более за миллион долларов.
— Ты не переживай, — успокоил он Алика. — Купим нового.
Лицо Потрошилова скривилось от огромной душевной боли.
— Это друг, понимаешь?! — вдруг неожиданно громко крикнул он, вскакивая на ноги. — Друзей не предают!
— А врагов? — ехидно спросил Клим.
Голос его звучал ядовито. Но не очень уверенно. На самом деле, ему было стыдно. Ведь буквально несколько дней назад он гулял и веселился на дне рождения Ватсона. А теперь собирался вроде как предать. С этой точки зрения проблема смотрелась иначе. Клим страдальчески закряхтел:
— Ладно, Альберт, не кричи. Что-нибудь придумаем. Все равно неизвестно, где их искать.
И тут раздался телефонный звонок. Потрошилов протянул руку и, не задумываясь, схватил трубку.
— Да?!
— Байда! — по-змеиному просипел, разносясь из трубки по всей комнате, голос с блатной хрипотцой. — Завтра в семь утра жди звонка. Не будет бабок — крысе каюк!
— ТЫ-Ы!!! — заревел Распутин, бросаясь к телефону.
Но тот уже пилпл короткими гудками печальную судьбу Доктора Ватсона на мелкие кусочки.
День померк. Алик, не поднимаясь с пола, пошарил в дедуктивных закоулках мозга. Логика жалобно скрипела, отказываясь объяснять кошмарную действительность.
— Я этого не переживу, — жалобно сказал он.
Распутин думал недолго. Все же он был хирургом. И принимать решения привык быстро и радикально. Речь шла уже не столько о хомяке, сколько о дружбе. Друг его друга был его другом. И за него предстояло вступить в бой. Это было так просто. И ясно, как диагноз грыжи. Он воинственно засучил рукава и грохнул кулаком по столу:
— Еп-перный театр! Ты мент или аппендикс?! У тебя полный дом улик, а ты причитаешь, как терапевт над прыщиком! Расследуй, пока Ватсона не расчленили!
Алик на секунду прикрыл глаза. Душа колыхалась в смятении. Но мозг сам по себе вступил на путь оперативных мероприятий, не дожидаясь дополнительной команды. Потрошилов вскочил и огляделся. В орлином взоре сыщика не осталось и следа растерянности. Пронзительные глаза настоящего оперативника цепко выхватили из интерьера улики. Пальцы бережно зацепили письмо и фотографию. Ноги понесли Алика в обход следов на полу к заветному ящику стола, где лежали лупа и линейка.
Клим удовлетворенно высморкался и пошел в ванную смывать грязь лесных странствий. Пока он мылся, Альберт Степанович ползал по полу от прихожей до комнаты, вычисляя количество похитителей, размер обуви каждого, длину шага и рост.
Картина выходила несколько странная. Злоумышленников было трое. Один мастерски открыл типовой замок хлипкой потрошиловской двери и написал письмо кривыми буквами. Учитывая профессиональную ловкость и огрехи правописания, можно было предположить, что в доме орудовал махровый представитель преступного мира. Второй явно руководил операцией. Сфотографировав Ватсона, он стоял в стороне, чуть притоптывая модельными туфлями сорок второго размера. С третьим разобраться было труднее. Судя по следам, он просто вошел, попрыгал перед зеркалом и ушел.
Сделав исчерпывающие выводы, Алик изучил письмо и фотографию. Адреса на конверте не было. К сожалению. Преступники оказались матерыми. Зато фотоснимок выдал их с потрохами. На многократно увеличенном очками и лупой изображении «Комсомольской правды» четко проступила карандашная надпись.
— Эврика! — завопил Потрошилов и гордо помчался в ванную.
Клим ухал под ледяной струей, рассыпая брызги. Алик просунул в дверь нос, потом губы и сообщил таинственным шепотом:
— Он в шестьдесят четвертой квартире! Новаторов, шесть.
— Пусть хоть семь новаторов. Все равно им кирдык! — без раздумий рявкнул Распутин. — Фиг им, а не миллион!
Алик застыл на пороге ванной. Для него Доктор Ватсон был больше чем хомяк. И больше чем член семьи. Он был единственным существом в мире, забота о котором целиком лежала на плечах капитана Потрошилова. Таким образом, святое дело освобождения хомяка не терпело постороннего вмешательства.
— Клим, — твердо произнес Алик, — я не имею права подставлять тебя под пули. Я должен идти один!
Распутин громогласно ахнула
— Ты, что?! Такой экстрим, и без меня? Ну уж нет! Или идем вместе, или я сейчас звоню в милицию!
— Милиция — это я, — заявил Альберт Степанович. — И звонить мне не надо.
— Вот и договорились! — весело гаркнул хирург. — Сегодня вечером освобождаем НАШЕГО Друга!
Полведра холодной воды отразилось от его широкой спины и окатило гениальную голову Потрошилова. Как ни странно, освежающий душ остудил непримиримость Альберта Степановича.
— Интересно, каким образом? — поинтересовался он из коридора.
— Придем и закопаем под паркет! — зарычал Клим, играя буграми мышц.
Алик тоже сжал кулак и напряг бицепс. При внимательном изучении собственных физических параметров сложилось впечатление, что закапывать придется, скорее всего, Ватсона. По частям. Хвост отдельно, уши отдельно.
— Они успеют его убить! — высказал он свою точку зрения.
Распутин выключил воду и смущенно закашлялся. При силовом изъятии заложника некоторое повышение летальности среди хомяков не исключалось. Высокий лоб хирурга пошел морщинами от мыслительной деятельности. На этапе собирания второй складки родилось хитроумное решение.
— Мы их усыпим! — успокоил Клим невеселого Альберта Степановича.
— Ага. Где-то я уже это слышал, — уныло пробормотал тот, — очень напоминает мюзикл.
— Спокойно. Возьмем гадов на фторотане! Моментальный наркоз. У нас в операционной есть три баллона. Уснут как сурки!
Экстрасенс закряхтел, гоняя энергию Чи от пупка к пяткам. Чакры похмельно скрипнули. После водки с грибами по-якутски ментальность трещала, раскалывая череп на мелкие кусочки. Нужно было вставать, но сил на это не было. В восемь тридцать телесная оболочка поддалась на уговоры разума. Дверь от холодильника «Минск» распахнулась. На просторы стойбища выполз шаман Рыжов. На улице быстро темнело. Великие северные духи услужливо подсказали ему, что наступает ночь.
Якуты сидели на чемодане. Их одолевали тоска и беспокойство. Старший брат упрямо отказывался становиться тойоном. Он торчал дома и не желал показываться в окне. А может, Альберт снова исчез в неизвестном направлении, пропав навсегда. Проверить это было невозможно. Оббивать порог негостеприимного дома им не позволяла большая оленеводческая гордость. Якутам оставалось только грустить, не слезая с чемодана. Игорь Николаевич подполз к ним со спины, шурша поврежденным биополем.
— А, наимудрейший, — грустно сказал Сократ.
— Скажи, где наш брат? — не повышая голоса, воззвал Диоген с вымученной патетикой.
Экстрасенс через силу почесал переносицу. Третий глаз совершенна заплыл. Как и первый со вторым. В астрале плавала сплошная муть. Потрошилова там видно не было.
— Сейчас, — бормотнул Рыжов, — нарисуем что-нибудь от сглаза.
Он переплел пальцы в замысловатую фигуру, снимающую порчу с крупного рогатого скота. Небольшая путаница в жестах его не смущала. Под лежачего мага эликсиры сами не затекают. Настоящий экстрасенс постоянно должен делать все, что может. Тогда появляется надежда совпасть пассами хоть с каким-нибудь событием. Что, безусловно, повышает авторитет науки.
Неожиданно при изображении фигуры из шести пальцев дверь подъезда распахнулась. Альберт Степанович собственной персоной вышел во двор, щурясь и словно не понимая, для чего он это сделал.
Якуты ошеломленно замерли. Вызвать живого человека одним движением пальцев мог только настоящий повелитель духов. Реальное существование такого могущества невозможно было даже предположить.
— Однако! — прошептал Сократ.
— Великий шаман! — согласился Диоген.
Лихорадочный танец лечебного процесса трясся в неумолимом ритме пулеметной очереди. Может быть, из-за него больницу и называли истребительной. Чтобы лечиться здесь, требовался изрядный запас здоровья.
В операционной ушивали прободную язву. Человека с дырой в желудке штопали второй час. По животу гуляли беспризорные макароны, похожие на червей-альбиносов. Ассистент хирурга ловил их пинцетом и выбрасывал в тазик. Сестры вяло перекатывали под масками свежие сплетни. Анестезиолог дремал под свист наркозного аппарата.
Свершалось тривиальное и будничное чудо. Спасали человеческую жизнь. Без энтузиазма. По обязанности. Строго в рамках служебного долга. Словно ни у кого не было уверенности, что самому тощему мужчине средних лет, лежащему на столе, нужна эта пресловутая жизнь.
Во всяком случае, они не встречали большего выражения благодарности от пациента, чем бутылка отвратительного коньяка из соседнего супермаркета, располагавшегося в подвале. Состав — неочищенный спирт, вода из реки Невы, коричневый краситель и ванилиновый ароматизатор. Так сказать, достойная оценка собственной жизни. Адекватная благодарность за бесценный подарок от судьбы и хирургии.
Как и всякая бесплатная, но тяжелая работа, операция вызывала раздражение. Чуть прикрытое мифом о благородстве и гуманизме. Поэтому тихое.
— Неужели нельзя просушить рану? — ядовито спросил хирург ассистента.
— Нельзя ли получить салфетку? — прошипел тот медсестре.
— А что, нельзя макароны на пол не бросать? — склочно ответила милая девушка.
— Нельзя ли потише?! — шикнул анестезиолог. — Вы мне пациента разбудите!
Внезапно в операционную пролезли две головы. Как положено, в колпаках и масках. Та, что торчала повыше, спросила густым басом:
— А можно?..
— НЕЛЬ-ЗЯ!!! — хором рявкнул раздраженный коллектив.
Дверь тут же захлопнулась. Отчего у операционной бригады плохое настроение, выяснять как-то не принято. Вдруг от того, что «не пошла» операция. А на столе, допустим, ваш родственник. И вы же еще и лезете с глупыми вопросами. Опять-таки, можно схлопотать по голове пинцетом. За неуместное любопытство.
— Где же тут фторотан? — задумчиво произнес Распутин, опасливо косясь в сторону операционной.
— А если все-таки спросить? — шепнул Алик.
— Порвут на салфетки. Ты же слышал.
Баллоны нашлись в железном шкафу. Огромные металлические болванки разного цвета со стертой маркировкой стояли вперемешку.
— Синий — это кислород, — сказал Клим.
— А зелёный?
— Думаю, фторотан.
— Попросим?
— Лучше позаимствуем. Если что, меня простят.
Как сотрудник милиции Потрошилов не мог воровать. Как агент, работающий под прикрытием, он имел право на некоторое отступление от законодательных актов. Как настоящий друг он был обязан сделать все для спасения Доктора Ватсона. Альберт Степанович клятвенно пообещал себе вернуть взятое на время казенное имущество. Совесть тут же затихла, успокоившись.
Похищение баллона прошло гладко. Алик с Распутиным погрузили его на каталку и укрыли простыней, обложив подушками. Получилось нечто похожее на тело. То, что из операционной кого-то вывозят в подобном состоянии, было делом обычным. Правда, на поворотах мнимый покойник грохотал так, будто успел окоченеть и даже окаменеть. Персонал, попадающийся навстречу, подозрительно косился. Но комментировать стеснялся. Дабы не задерживать ход скорбной процессии.
В ординаторской они переоделись в кое-как отчищенные камуфлированные комбинезоны. Клим взвалил баллон на плечи. Потрошилов подумал и прихватил из туалета швабру с кроваво-красной надписью «Коридор» на ручке. Из больницы группа освобождения Доктора Ватсона вышла беспрепятственно. Вид рабочего человека, несущего на своем горбу тяжесть, вопросов ни у кого не вызвал. С незапамятных времен строительства социализма в момент трудового акта гегемона беспокоить не принято.
В троллейбус их не пустили. Благообразная тетенька-кондуктор открыла рот. Оттуда пенистым потоком хлынула ненормативная лексика. Настолько ненормативная, что Клима снесло со ступенек вместе с фторотаном и Аликом. В маршрутку баллон не влез. В такси тоже. До Новаторов пришлось добираться пешком.
Сократ и Диоген крались перед Рыжовым. В темноте на асфальте след старшего брата то и дело терялся. Неясные силуэты периодически пропадали из вида. Но приближаться было никак нельзя. Выполняя наказ отца, они старались наблюдать издалека. Якуты преследовали Алика, как таежные лайки, полагаясь только на верховое чутье.
Несчастный случай произошел внезапно и бесповоротно. След пропал у парфюмерной фабрики. Запах старшего брата вдруг расплылся по окрестным кустам, заполнил все пространство между домами и пригнул к земле траву на газонах. Якуты остановились, словно олень, натолкнувшийся рогами на скалу. Складывалось впечатление, что кандидат в тойоны просто растворился в воздухе. Сократ и Диоген пробежались вперед, взволнованно заглядывая в каждый переулок. Объекты наблюдения будто растворились в питерских сумерках.
На самом деле феномен объяснялся просто. Перед спасением Ватсона Алик побрился и переоделся во все чистое. Напоследок он освежился своей лучшей (и единственной) туалетной водой «Хьюго Армани». В качестве производителя на коробке значилась фирма «Лондон Инкорпорейтид. Франс Лимитид Продакшн». Это был мамин подарок ко Дню милиции.
По несчастливому для оленеводов совпадению разливали элитную туалетную воду в цеху номер восемь фабрики «Красный демократ». И разливали именно под покровом ночи. Видимо, опасаясь обвинений в плагиате. Или в неоспоримом превосходстве продукта над зарубежными аналогами. Священнодействие происходило как раз за высоким забором, мимо которого и шло тайное преследование Альберта.
— Однако, упустили, — тоскливо сказал Сократ, — теперь не найдем.
— Только чудом, — вздохнул Диоген.
Оба, не сговариваясь, посмотрели на Рыжова. Тот подозрительно принюхался к незабываемо въедливому аромату «Хьюго Армани». Новинку французской парфюмерии гнали на «Красном демократе» пятый год. Запах и забор, откуда он шел, были знакомы Игорю Николаевичу до насморка. Биополя паранормально закопошились вокруг головы экстрасенса. И озарение пришло. Он внезапно и отчетливо понял, куда идет проклятый Потрошилов!
До Наваторов оставался один квартал. Именно там и жил великий Маг и Шаман Всея Шестьдесят Шестой Квартиры по фамилии Рыжов. Там же временно находился и хомяк. Других достопримечательностей в заунывном опально-промышленном районе не было. Озарение пало на макушку экстрасенса, здорово оглушив. Выходило, что проклятый мент вычислил адрес. И сейчас туда нагрянет ОМОН. По меньшей мере.
Игорь Николаевич вдруг сладко улыбнулся, представив, как непогрешимо интеллигентного Кнабауха пинают сапогами. Ему вдруг захотелось увидеть это своими глазами. А может, даже поучаствовать. В любом случае нужно было подбираться поближе к родной жилплощади. Экстрасенс поводил вокруг своей головы руками, запуская в действие гипофиз и подсознание.
— Вижу! — загробным голосом возвестил он.
Якуты подобрались поближе; как дети к окошку женской бани. Им было страшно, но интересно.
— Там! — уверенно ткнул Игорь Николаевич в направлении собственного дома. Астрал заискрился неоновым светом прозрения, и он уточнил: — Дом номер 6.
— Великий шаман! — прошептал Сократ.
— Глянь, камлает без бубна! — восторженно толкнул его Диоген.
Спешить Рыжову было некуда. Поэтому он заходил на цель издалека, огибая парфюмерную фабрику.
Подготовка к освобождению заложника проходила в кустах. Группа спасения Доктора Ватсона действовала, как спецназ. Благо, после незабываемой встречи в лесу они не по наслышке, а по наглядке знали, как это делается. Вместо черного маскировочного крема из дома был прихвачен гуталин. Чулок Валентина Петровна не носила. Поэтому в оперативных целях были разрезаны пополам ее черные парадные колготки.
Клим натянул на голову капроновую маскировочную маску и намазал ее гуталином. Обмотав себя веревкой, он подсоединил шланг к штуцеру баллона и проверил вентиль. Фторотан зловеще зашипел.
Свое оружие Алик сунул в штанину. Швабра мешала ходить, но зато ее почти не было видно. Он выдавил из тюбика остатки гуталина и размазал по лицу. Мамины колготки Потрошилов натянул сверху. В спецоперациях у тайного агента 108-го отделения милиции был свой почерк. Завершив приготовления, оба глотнули из фляжки. Два раза. И помногу.
Вечер плавно переходил в ночь. Фонари на улице не горели. В полной темноте две загадочные тени освободителей ползли к подъезду. На плечах у большого призрака ниндзя лежал баллон, превращая его силуэт в букву «Т». Вторая тень ковыляла, припадая на негнущуюся правую ногу
До второго этажа они дошли вместе. Возле двери шестьдесят четвертой квартиры группа остановилась. Потрошилов вынул швабру из штанов. Клим посмотрел в грязное окошко между лестничными пролетами, пытаясь определить, куда выходят окна из логова преступников.
Неожиданно сверху раздались шаркающие шаги и дружное сопение на два голоса. По лестнице спускалась старушка с пожилым мопсом на руках. Похоже, вид двух мужчин в колготках и гуталине их не обрадовал. Старушка встала как вкопанная и начала креститься. Мопс заскулил, обильно пуская слюну.
Алик и Распутин тоже застыли. Подходящих слов к неожиданной встрече не находилось. К бабушке явно подбирался пресловутый кондратий, собираясь обнять крепко и навсегда. Мопс, за компанию с хозяйкой, тоже обморочно закатил глаза. Все четверо стояли и рассматривали друг друга в полной тишине.
Через одну минуту и семнадцать секунд Климу созерцание сопящей парочки надоело. Баллон был тяжелым. Время шло впустую. Старушка мешала благому делу освобождения хомяка.
— Ам! — сказал он тихо, чтебы никого не испугать.
Не вышло. Бабушка вдруг очнулась, взвыла дурным голосом:
— Антихри-ист!!! — и стартовала.
Она пронеслась мимо опешившего Потрошилова, громко лязгая вставной челюстью. Брызги собачьей слюны обдали Алика щедрым веером. Топот и вопль сотрясли подъезд по самую крышу. Но гражданская позиция жильцов была тверда, как курс рубля. Ни одна дверь не открылась, и никто не выглянул на шум. Тактичность давно пришла на смену любопытству советского образца. От нее было намного меньше неприятностей.
Мопс вырвался из ослабевших рук ровесницы нэпа и вылетел из подъезда элегантней афганской борзой. Двор огласил истошный вой. Старушка выла громче. Но мопс — жалобней. Они, не сговариваясь, повернули к ближайшей церкви. Создавалось впечатление, что маршрут был для них привычен.
За дверью шестьдесят четвертой квартиры послышались голоса. Альберт Степанович замер, с ужасом ожидая предсмертного писка Ватсона. Но голоса стихли. На лестнице восстановился покой заурядного вечера рабочих буден.
Распутин шепнул:
— Начало операции — в двадцать три десять.
После чего рванул по лестнице вверх. Алик пристроил швабру под дверную ручку шестьдесят четвертой квартиры и укрепил ее между перил, подперев ногой. Теперь из преступного гнезда можно было уйти только через окно.
Напротив полированного гроба со стеклянным окошком в мир красивой лжи и грязной полуправды сидели Артур Александрович Кнабаух с Чегеварой. В прихожей Коля-Коля работал над собой перед зеркалом. Оттуда неслось энергичное сопение. Для перекрытия которого и понадобилась вся акустическая мощь пожилого «Горизонта».
Хомяк по имени Доктор Ватсон томился в литровой банке на столе. Его третий день кормили «Кити-Кэтом». От сухих, неаппетитных комочков заложнику снились кошмары про крышу и кастрацию. Он спал в стеклянной тюрьме, демонстративно повернувшись к врагу толстеньким задом.
Во время рекламных пауз Чегевара встряхивал банку. Ему не верилось, что за мохнатую крысу кто-нибудь отвалит кучу денег. Но Кнабаух в этом не сомневался. А ошибался он редко.
Внутри голубого экрана чудил телеведущий ток-шоу «Про окна». Шоу состояло из болтовни, посвященной ужасу коммунальных квартир. Участники передачи несусветно врали на всю страну. Неумело и неартистично.
— За мною постоянно наблюдают из окна! — заявил с экрана субъект в ораижевом галстуке.
— Идиот! — вальяжно прокомментировал Кнабаух.
— Зачем? — картинно удивился ведущий.
— Чтобы отравить прямо в квартире! — Субъект ненатурально вздрогнул.
— Во, лажа! — восторженно влез в искусство Чегевара.
Клим Распутин высоты не боялся. Он вообще ни черта не боялся. Особенно придурков, ворующих хомяков у сотрудников милиции. Риск будоражил ему кровь. Предстоял экстремальный спуск с крыши, проникновение в бандитский притон и операция по освобождению заложника. Короче говоря, такая жизнь Климу нравилась.
Он обмотал прочнейший нейлоновый трос вокруг трубы и обвязался им по всем канонам альпинизма. Баллон с фторотаном висел у него за спиной, неприятно холодя копчик. До начала операции оставалось двадцать минут. Экстремал взглянул вниз с высоты пятого этажа. Кричать было нельзя. Поэтому он негромко шепнул, начиная спуск:
— Банзай!
Занавески шестьдесят четвертой квартиры изнутри озарял голубоватый телевизионный свет. Приглушенно бубнил комментатор, поясняя доверчивым зрителям, что в стране все же есть кое-какой футбол. Окно было приоткрыто, словно приглашая к началу боевых действий прилипшего к стене Распутина.
Ровно в двадцать три десять операция началась. Клим сунул шланг от баллона в узкую щель и открыл вентиль. Послышалось тихое шипение. Занавеска чуть колыхнулась. И все. Никто не подошел к окну поинтересоваться, что происходит. Никто не закричал в панике. А самое главное — не запищал Доктор Ватсон в руках безжалостных убийц.
— Думаю, газом Би-Зет, — сфальшивил субъект в оранжевом галстуке, рванув на груди зеленую рубашку, — запускают в квартиру и ждут, когда я потеряю сознание.
— Какой идиот им пишет сценарии? — иронично усмехнулся Кнабаух, развалившись на диване.
Чегевара сидел на рыжовском тамтаме прямой связи с вуду. Игорь Николаевич на полном серьезе просил барабан не беспокоить. Якобы тот воплощает наяву чужие страхи. Но борец за права и свободы в детские страшилки не верил.
— Ага! — завопил он, перекрикивая телевизор. — Голая дурь! Кто ж ему в хату будет газы дуть?!
Тамтам издал глухую тревожную дробь под суетливыми пятками оратора.
Клим, возмущенно хохотнув, помахал в воздухе конвертом:
— Какой идиот так шутит!? Лимон за хомяка! Может, им еще твою почку подарить для пересадки?
Из конверта выпал фотоснимок, сделанный полароидом. Он спикировал прямо на крышу перевернутого домика. Глянцевая поверхность жизнерадостно блеснула, раскрашивая жизнь Альберта Степановича черной краской. Доктор Ватсон сидел толстой попой на «Комсомольской правде» трехдневной давности. Щеки уныло свисали на грудь. В маленьких бусинках глаз светилась обида и недоумение. К левому уху любимца семьи Потрошиловых был приставлен нож.
— Да что же такое происходит? — недоуменно ужаснулся Алик. — Кому пришло в голову воровать Ватсона? Почему миллион?
— Киднэппинг, — авторитетно пояснил Распутин, — похищение и вымогательство. Хочешь вернуть — платишь. А если нет — то нет.
Потрошилов сел прямо на пол. Из-за него друг попал в беду. Ватсону грозила мучительная смерть. И спасти его могли только деньги, которых у Альберта Степановича не было. Он быстро прикинул, что даже если продать квартиру и «Запорожец», нужная сумма не наберется. В кармане агента, уже неделю работающего под прикрытием, оставалось мелочи ровно на четыре дешевых батона.
— Они убьют его! — трагически всхлипнул Алик. — Потому что у меня нет миллиона!
Клим сел на диван. В принципе, ему доводилось видеть смерть. И не один раз. Люди в истребительной больнице имени Всех Святых периодически сбрасывали температуру до комнатной. Предполагаемая гибель хомяка по сравнению с этим не казалась катастрофой. Тем более за миллион долларов.
— Ты не переживай, — успокоил он Алика. — Купим нового.
Лицо Потрошилова скривилось от огромной душевной боли.
— Это друг, понимаешь?! — вдруг неожиданно громко крикнул он, вскакивая на ноги. — Друзей не предают!
— А врагов? — ехидно спросил Клим.
Голос его звучал ядовито. Но не очень уверенно. На самом деле, ему было стыдно. Ведь буквально несколько дней назад он гулял и веселился на дне рождения Ватсона. А теперь собирался вроде как предать. С этой точки зрения проблема смотрелась иначе. Клим страдальчески закряхтел:
— Ладно, Альберт, не кричи. Что-нибудь придумаем. Все равно неизвестно, где их искать.
И тут раздался телефонный звонок. Потрошилов протянул руку и, не задумываясь, схватил трубку.
— Да?!
— Байда! — по-змеиному просипел, разносясь из трубки по всей комнате, голос с блатной хрипотцой. — Завтра в семь утра жди звонка. Не будет бабок — крысе каюк!
— ТЫ-Ы!!! — заревел Распутин, бросаясь к телефону.
Но тот уже пилпл короткими гудками печальную судьбу Доктора Ватсона на мелкие кусочки.
День померк. Алик, не поднимаясь с пола, пошарил в дедуктивных закоулках мозга. Логика жалобно скрипела, отказываясь объяснять кошмарную действительность.
— Я этого не переживу, — жалобно сказал он.
Распутин думал недолго. Все же он был хирургом. И принимать решения привык быстро и радикально. Речь шла уже не столько о хомяке, сколько о дружбе. Друг его друга был его другом. И за него предстояло вступить в бой. Это было так просто. И ясно, как диагноз грыжи. Он воинственно засучил рукава и грохнул кулаком по столу:
— Еп-перный театр! Ты мент или аппендикс?! У тебя полный дом улик, а ты причитаешь, как терапевт над прыщиком! Расследуй, пока Ватсона не расчленили!
Алик на секунду прикрыл глаза. Душа колыхалась в смятении. Но мозг сам по себе вступил на путь оперативных мероприятий, не дожидаясь дополнительной команды. Потрошилов вскочил и огляделся. В орлином взоре сыщика не осталось и следа растерянности. Пронзительные глаза настоящего оперативника цепко выхватили из интерьера улики. Пальцы бережно зацепили письмо и фотографию. Ноги понесли Алика в обход следов на полу к заветному ящику стола, где лежали лупа и линейка.
Клим удовлетворенно высморкался и пошел в ванную смывать грязь лесных странствий. Пока он мылся, Альберт Степанович ползал по полу от прихожей до комнаты, вычисляя количество похитителей, размер обуви каждого, длину шага и рост.
Картина выходила несколько странная. Злоумышленников было трое. Один мастерски открыл типовой замок хлипкой потрошиловской двери и написал письмо кривыми буквами. Учитывая профессиональную ловкость и огрехи правописания, можно было предположить, что в доме орудовал махровый представитель преступного мира. Второй явно руководил операцией. Сфотографировав Ватсона, он стоял в стороне, чуть притоптывая модельными туфлями сорок второго размера. С третьим разобраться было труднее. Судя по следам, он просто вошел, попрыгал перед зеркалом и ушел.
Сделав исчерпывающие выводы, Алик изучил письмо и фотографию. Адреса на конверте не было. К сожалению. Преступники оказались матерыми. Зато фотоснимок выдал их с потрохами. На многократно увеличенном очками и лупой изображении «Комсомольской правды» четко проступила карандашная надпись.
— Эврика! — завопил Потрошилов и гордо помчался в ванную.
Клим ухал под ледяной струей, рассыпая брызги. Алик просунул в дверь нос, потом губы и сообщил таинственным шепотом:
— Он в шестьдесят четвертой квартире! Новаторов, шесть.
— Пусть хоть семь новаторов. Все равно им кирдык! — без раздумий рявкнул Распутин. — Фиг им, а не миллион!
Алик застыл на пороге ванной. Для него Доктор Ватсон был больше чем хомяк. И больше чем член семьи. Он был единственным существом в мире, забота о котором целиком лежала на плечах капитана Потрошилова. Таким образом, святое дело освобождения хомяка не терпело постороннего вмешательства.
— Клим, — твердо произнес Алик, — я не имею права подставлять тебя под пули. Я должен идти один!
Распутин громогласно ахнула
— Ты, что?! Такой экстрим, и без меня? Ну уж нет! Или идем вместе, или я сейчас звоню в милицию!
— Милиция — это я, — заявил Альберт Степанович. — И звонить мне не надо.
— Вот и договорились! — весело гаркнул хирург. — Сегодня вечером освобождаем НАШЕГО Друга!
Полведра холодной воды отразилось от его широкой спины и окатило гениальную голову Потрошилова. Как ни странно, освежающий душ остудил непримиримость Альберта Степановича.
— Интересно, каким образом? — поинтересовался он из коридора.
— Придем и закопаем под паркет! — зарычал Клим, играя буграми мышц.
Алик тоже сжал кулак и напряг бицепс. При внимательном изучении собственных физических параметров сложилось впечатление, что закапывать придется, скорее всего, Ватсона. По частям. Хвост отдельно, уши отдельно.
— Они успеют его убить! — высказал он свою точку зрения.
Распутин выключил воду и смущенно закашлялся. При силовом изъятии заложника некоторое повышение летальности среди хомяков не исключалось. Высокий лоб хирурга пошел морщинами от мыслительной деятельности. На этапе собирания второй складки родилось хитроумное решение.
— Мы их усыпим! — успокоил Клим невеселого Альберта Степановича.
— Ага. Где-то я уже это слышал, — уныло пробормотал тот, — очень напоминает мюзикл.
— Спокойно. Возьмем гадов на фторотане! Моментальный наркоз. У нас в операционной есть три баллона. Уснут как сурки!
* * *
Игорь Николаевич Рыжов проснулся в яранге. Тревожное ощущение в груди заставило его открыть глаза, не досмотрев сон пониженной эротичности. О тундре и полярной ночи. Он рывком сел и посмотрел на часы. Стрелки показывали восемь. Утра или вечера, следовало еще определить.Экстрасенс закряхтел, гоняя энергию Чи от пупка к пяткам. Чакры похмельно скрипнули. После водки с грибами по-якутски ментальность трещала, раскалывая череп на мелкие кусочки. Нужно было вставать, но сил на это не было. В восемь тридцать телесная оболочка поддалась на уговоры разума. Дверь от холодильника «Минск» распахнулась. На просторы стойбища выполз шаман Рыжов. На улице быстро темнело. Великие северные духи услужливо подсказали ему, что наступает ночь.
Якуты сидели на чемодане. Их одолевали тоска и беспокойство. Старший брат упрямо отказывался становиться тойоном. Он торчал дома и не желал показываться в окне. А может, Альберт снова исчез в неизвестном направлении, пропав навсегда. Проверить это было невозможно. Оббивать порог негостеприимного дома им не позволяла большая оленеводческая гордость. Якутам оставалось только грустить, не слезая с чемодана. Игорь Николаевич подполз к ним со спины, шурша поврежденным биополем.
— А, наимудрейший, — грустно сказал Сократ.
— Скажи, где наш брат? — не повышая голоса, воззвал Диоген с вымученной патетикой.
Экстрасенс через силу почесал переносицу. Третий глаз совершенна заплыл. Как и первый со вторым. В астрале плавала сплошная муть. Потрошилова там видно не было.
— Сейчас, — бормотнул Рыжов, — нарисуем что-нибудь от сглаза.
Он переплел пальцы в замысловатую фигуру, снимающую порчу с крупного рогатого скота. Небольшая путаница в жестах его не смущала. Под лежачего мага эликсиры сами не затекают. Настоящий экстрасенс постоянно должен делать все, что может. Тогда появляется надежда совпасть пассами хоть с каким-нибудь событием. Что, безусловно, повышает авторитет науки.
Неожиданно при изображении фигуры из шести пальцев дверь подъезда распахнулась. Альберт Степанович собственной персоной вышел во двор, щурясь и словно не понимая, для чего он это сделал.
Якуты ошеломленно замерли. Вызвать живого человека одним движением пальцев мог только настоящий повелитель духов. Реальное существование такого могущества невозможно было даже предположить.
— Однако! — прошептал Сократ.
— Великий шаман! — согласился Диоген.
* * *
Больница имени Всех Святых дежурила. Машины «скорой помощи» свозили в приемное отделение страдальцев. Оттуда бедолаги попадали в хирургию или в терапию. В зависимости от прихоти дежурной смены и расположения звезд. Терапевты нудно беседовали с поступившими и многословно записывали свои впечатления в пухлые истории болезни, прежде чем дать анальгин. Другие лекарства шли только за деньги. Хирурги поспешно черкали невразумительные иероглифы на полстранички и тащили жертву под нож. Исцеление в их руках свершалось мучительно и бесплатно.Лихорадочный танец лечебного процесса трясся в неумолимом ритме пулеметной очереди. Может быть, из-за него больницу и называли истребительной. Чтобы лечиться здесь, требовался изрядный запас здоровья.
В операционной ушивали прободную язву. Человека с дырой в желудке штопали второй час. По животу гуляли беспризорные макароны, похожие на червей-альбиносов. Ассистент хирурга ловил их пинцетом и выбрасывал в тазик. Сестры вяло перекатывали под масками свежие сплетни. Анестезиолог дремал под свист наркозного аппарата.
Свершалось тривиальное и будничное чудо. Спасали человеческую жизнь. Без энтузиазма. По обязанности. Строго в рамках служебного долга. Словно ни у кого не было уверенности, что самому тощему мужчине средних лет, лежащему на столе, нужна эта пресловутая жизнь.
Во всяком случае, они не встречали большего выражения благодарности от пациента, чем бутылка отвратительного коньяка из соседнего супермаркета, располагавшегося в подвале. Состав — неочищенный спирт, вода из реки Невы, коричневый краситель и ванилиновый ароматизатор. Так сказать, достойная оценка собственной жизни. Адекватная благодарность за бесценный подарок от судьбы и хирургии.
Как и всякая бесплатная, но тяжелая работа, операция вызывала раздражение. Чуть прикрытое мифом о благородстве и гуманизме. Поэтому тихое.
— Неужели нельзя просушить рану? — ядовито спросил хирург ассистента.
— Нельзя ли получить салфетку? — прошипел тот медсестре.
— А что, нельзя макароны на пол не бросать? — склочно ответила милая девушка.
— Нельзя ли потише?! — шикнул анестезиолог. — Вы мне пациента разбудите!
Внезапно в операционную пролезли две головы. Как положено, в колпаках и масках. Та, что торчала повыше, спросила густым басом:
— А можно?..
— НЕЛЬ-ЗЯ!!! — хором рявкнул раздраженный коллектив.
Дверь тут же захлопнулась. Отчего у операционной бригады плохое настроение, выяснять как-то не принято. Вдруг от того, что «не пошла» операция. А на столе, допустим, ваш родственник. И вы же еще и лезете с глупыми вопросами. Опять-таки, можно схлопотать по голове пинцетом. За неуместное любопытство.
— Где же тут фторотан? — задумчиво произнес Распутин, опасливо косясь в сторону операционной.
— А если все-таки спросить? — шепнул Алик.
— Порвут на салфетки. Ты же слышал.
Баллоны нашлись в железном шкафу. Огромные металлические болванки разного цвета со стертой маркировкой стояли вперемешку.
— Синий — это кислород, — сказал Клим.
— А зелёный?
— Думаю, фторотан.
— Попросим?
— Лучше позаимствуем. Если что, меня простят.
Как сотрудник милиции Потрошилов не мог воровать. Как агент, работающий под прикрытием, он имел право на некоторое отступление от законодательных актов. Как настоящий друг он был обязан сделать все для спасения Доктора Ватсона. Альберт Степанович клятвенно пообещал себе вернуть взятое на время казенное имущество. Совесть тут же затихла, успокоившись.
Похищение баллона прошло гладко. Алик с Распутиным погрузили его на каталку и укрыли простыней, обложив подушками. Получилось нечто похожее на тело. То, что из операционной кого-то вывозят в подобном состоянии, было делом обычным. Правда, на поворотах мнимый покойник грохотал так, будто успел окоченеть и даже окаменеть. Персонал, попадающийся навстречу, подозрительно косился. Но комментировать стеснялся. Дабы не задерживать ход скорбной процессии.
В ординаторской они переоделись в кое-как отчищенные камуфлированные комбинезоны. Клим взвалил баллон на плечи. Потрошилов подумал и прихватил из туалета швабру с кроваво-красной надписью «Коридор» на ручке. Из больницы группа освобождения Доктора Ватсона вышла беспрепятственно. Вид рабочего человека, несущего на своем горбу тяжесть, вопросов ни у кого не вызвал. С незапамятных времен строительства социализма в момент трудового акта гегемона беспокоить не принято.
В троллейбус их не пустили. Благообразная тетенька-кондуктор открыла рот. Оттуда пенистым потоком хлынула ненормативная лексика. Настолько ненормативная, что Клима снесло со ступенек вместе с фторотаном и Аликом. В маршрутку баллон не влез. В такси тоже. До Новаторов пришлось добираться пешком.
* * *
Рыжов шел по следу. Объект наблюдения качался далеко впереди. Ближе якуты подходить боялись. Зачем люди несут тяжеленный баллон и мотки веревок полумраком городских окраин, было неясно. Духи на этот счет молчали, предоставляя Игорю Николаевичу простор для ментальных озарений.Сократ и Диоген крались перед Рыжовым. В темноте на асфальте след старшего брата то и дело терялся. Неясные силуэты периодически пропадали из вида. Но приближаться было никак нельзя. Выполняя наказ отца, они старались наблюдать издалека. Якуты преследовали Алика, как таежные лайки, полагаясь только на верховое чутье.
Несчастный случай произошел внезапно и бесповоротно. След пропал у парфюмерной фабрики. Запах старшего брата вдруг расплылся по окрестным кустам, заполнил все пространство между домами и пригнул к земле траву на газонах. Якуты остановились, словно олень, натолкнувшийся рогами на скалу. Складывалось впечатление, что кандидат в тойоны просто растворился в воздухе. Сократ и Диоген пробежались вперед, взволнованно заглядывая в каждый переулок. Объекты наблюдения будто растворились в питерских сумерках.
На самом деле феномен объяснялся просто. Перед спасением Ватсона Алик побрился и переоделся во все чистое. Напоследок он освежился своей лучшей (и единственной) туалетной водой «Хьюго Армани». В качестве производителя на коробке значилась фирма «Лондон Инкорпорейтид. Франс Лимитид Продакшн». Это был мамин подарок ко Дню милиции.
По несчастливому для оленеводов совпадению разливали элитную туалетную воду в цеху номер восемь фабрики «Красный демократ». И разливали именно под покровом ночи. Видимо, опасаясь обвинений в плагиате. Или в неоспоримом превосходстве продукта над зарубежными аналогами. Священнодействие происходило как раз за высоким забором, мимо которого и шло тайное преследование Альберта.
— Однако, упустили, — тоскливо сказал Сократ, — теперь не найдем.
— Только чудом, — вздохнул Диоген.
Оба, не сговариваясь, посмотрели на Рыжова. Тот подозрительно принюхался к незабываемо въедливому аромату «Хьюго Армани». Новинку французской парфюмерии гнали на «Красном демократе» пятый год. Запах и забор, откуда он шел, были знакомы Игорю Николаевичу до насморка. Биополя паранормально закопошились вокруг головы экстрасенса. И озарение пришло. Он внезапно и отчетливо понял, куда идет проклятый Потрошилов!
До Наваторов оставался один квартал. Именно там и жил великий Маг и Шаман Всея Шестьдесят Шестой Квартиры по фамилии Рыжов. Там же временно находился и хомяк. Других достопримечательностей в заунывном опально-промышленном районе не было. Озарение пало на макушку экстрасенса, здорово оглушив. Выходило, что проклятый мент вычислил адрес. И сейчас туда нагрянет ОМОН. По меньшей мере.
Игорь Николаевич вдруг сладко улыбнулся, представив, как непогрешимо интеллигентного Кнабауха пинают сапогами. Ему вдруг захотелось увидеть это своими глазами. А может, даже поучаствовать. В любом случае нужно было подбираться поближе к родной жилплощади. Экстрасенс поводил вокруг своей головы руками, запуская в действие гипофиз и подсознание.
— Вижу! — загробным голосом возвестил он.
Якуты подобрались поближе; как дети к окошку женской бани. Им было страшно, но интересно.
— Там! — уверенно ткнул Игорь Николаевич в направлении собственного дома. Астрал заискрился неоновым светом прозрения, и он уточнил: — Дом номер 6.
— Великий шаман! — прошептал Сократ.
— Глянь, камлает без бубна! — восторженно толкнул его Диоген.
Спешить Рыжову было некуда. Поэтому он заходил на цель издалека, огибая парфюмерную фабрику.
Подготовка к освобождению заложника проходила в кустах. Группа спасения Доктора Ватсона действовала, как спецназ. Благо, после незабываемой встречи в лесу они не по наслышке, а по наглядке знали, как это делается. Вместо черного маскировочного крема из дома был прихвачен гуталин. Чулок Валентина Петровна не носила. Поэтому в оперативных целях были разрезаны пополам ее черные парадные колготки.
Клим натянул на голову капроновую маскировочную маску и намазал ее гуталином. Обмотав себя веревкой, он подсоединил шланг к штуцеру баллона и проверил вентиль. Фторотан зловеще зашипел.
Свое оружие Алик сунул в штанину. Швабра мешала ходить, но зато ее почти не было видно. Он выдавил из тюбика остатки гуталина и размазал по лицу. Мамины колготки Потрошилов натянул сверху. В спецоперациях у тайного агента 108-го отделения милиции был свой почерк. Завершив приготовления, оба глотнули из фляжки. Два раза. И помногу.
Вечер плавно переходил в ночь. Фонари на улице не горели. В полной темноте две загадочные тени освободителей ползли к подъезду. На плечах у большого призрака ниндзя лежал баллон, превращая его силуэт в букву «Т». Вторая тень ковыляла, припадая на негнущуюся правую ногу
До второго этажа они дошли вместе. Возле двери шестьдесят четвертой квартиры группа остановилась. Потрошилов вынул швабру из штанов. Клим посмотрел в грязное окошко между лестничными пролетами, пытаясь определить, куда выходят окна из логова преступников.
Неожиданно сверху раздались шаркающие шаги и дружное сопение на два голоса. По лестнице спускалась старушка с пожилым мопсом на руках. Похоже, вид двух мужчин в колготках и гуталине их не обрадовал. Старушка встала как вкопанная и начала креститься. Мопс заскулил, обильно пуская слюну.
Алик и Распутин тоже застыли. Подходящих слов к неожиданной встрече не находилось. К бабушке явно подбирался пресловутый кондратий, собираясь обнять крепко и навсегда. Мопс, за компанию с хозяйкой, тоже обморочно закатил глаза. Все четверо стояли и рассматривали друг друга в полной тишине.
Через одну минуту и семнадцать секунд Климу созерцание сопящей парочки надоело. Баллон был тяжелым. Время шло впустую. Старушка мешала благому делу освобождения хомяка.
— Ам! — сказал он тихо, чтебы никого не испугать.
Не вышло. Бабушка вдруг очнулась, взвыла дурным голосом:
— Антихри-ист!!! — и стартовала.
Она пронеслась мимо опешившего Потрошилова, громко лязгая вставной челюстью. Брызги собачьей слюны обдали Алика щедрым веером. Топот и вопль сотрясли подъезд по самую крышу. Но гражданская позиция жильцов была тверда, как курс рубля. Ни одна дверь не открылась, и никто не выглянул на шум. Тактичность давно пришла на смену любопытству советского образца. От нее было намного меньше неприятностей.
Мопс вырвался из ослабевших рук ровесницы нэпа и вылетел из подъезда элегантней афганской борзой. Двор огласил истошный вой. Старушка выла громче. Но мопс — жалобней. Они, не сговариваясь, повернули к ближайшей церкви. Создавалось впечатление, что маршрут был для них привычен.
За дверью шестьдесят четвертой квартиры послышались голоса. Альберт Степанович замер, с ужасом ожидая предсмертного писка Ватсона. Но голоса стихли. На лестнице восстановился покой заурядного вечера рабочих буден.
Распутин шепнул:
— Начало операции — в двадцать три десять.
После чего рванул по лестнице вверх. Алик пристроил швабру под дверную ручку шестьдесят четвертой квартиры и укрепил ее между перил, подперев ногой. Теперь из преступного гнезда можно было уйти только через окно.
* * *
В квартире Рыжова громке кричал телевизор.Напротив полированного гроба со стеклянным окошком в мир красивой лжи и грязной полуправды сидели Артур Александрович Кнабаух с Чегеварой. В прихожей Коля-Коля работал над собой перед зеркалом. Оттуда неслось энергичное сопение. Для перекрытия которого и понадобилась вся акустическая мощь пожилого «Горизонта».
Хомяк по имени Доктор Ватсон томился в литровой банке на столе. Его третий день кормили «Кити-Кэтом». От сухих, неаппетитных комочков заложнику снились кошмары про крышу и кастрацию. Он спал в стеклянной тюрьме, демонстративно повернувшись к врагу толстеньким задом.
Во время рекламных пауз Чегевара встряхивал банку. Ему не верилось, что за мохнатую крысу кто-нибудь отвалит кучу денег. Но Кнабаух в этом не сомневался. А ошибался он редко.
Внутри голубого экрана чудил телеведущий ток-шоу «Про окна». Шоу состояло из болтовни, посвященной ужасу коммунальных квартир. Участники передачи несусветно врали на всю страну. Неумело и неартистично.
— За мною постоянно наблюдают из окна! — заявил с экрана субъект в ораижевом галстуке.
— Идиот! — вальяжно прокомментировал Кнабаух.
— Зачем? — картинно удивился ведущий.
— Чтобы отравить прямо в квартире! — Субъект ненатурально вздрогнул.
— Во, лажа! — восторженно влез в искусство Чегевара.
Клим Распутин высоты не боялся. Он вообще ни черта не боялся. Особенно придурков, ворующих хомяков у сотрудников милиции. Риск будоражил ему кровь. Предстоял экстремальный спуск с крыши, проникновение в бандитский притон и операция по освобождению заложника. Короче говоря, такая жизнь Климу нравилась.
Он обмотал прочнейший нейлоновый трос вокруг трубы и обвязался им по всем канонам альпинизма. Баллон с фторотаном висел у него за спиной, неприятно холодя копчик. До начала операции оставалось двадцать минут. Экстремал взглянул вниз с высоты пятого этажа. Кричать было нельзя. Поэтому он негромко шепнул, начиная спуск:
— Банзай!
Занавески шестьдесят четвертой квартиры изнутри озарял голубоватый телевизионный свет. Приглушенно бубнил комментатор, поясняя доверчивым зрителям, что в стране все же есть кое-какой футбол. Окно было приоткрыто, словно приглашая к началу боевых действий прилипшего к стене Распутина.
Ровно в двадцать три десять операция началась. Клим сунул шланг от баллона в узкую щель и открыл вентиль. Послышалось тихое шипение. Занавеска чуть колыхнулась. И все. Никто не подошел к окну поинтересоваться, что происходит. Никто не закричал в панике. А самое главное — не запищал Доктор Ватсон в руках безжалостных убийц.
* * *
— И чем же вас травят? — сочувственно спросил ведущий ток-шоу «Про окна».— Думаю, газом Би-Зет, — сфальшивил субъект в оранжевом галстуке, рванув на груди зеленую рубашку, — запускают в квартиру и ждут, когда я потеряю сознание.
— Какой идиот им пишет сценарии? — иронично усмехнулся Кнабаух, развалившись на диване.
Чегевара сидел на рыжовском тамтаме прямой связи с вуду. Игорь Николаевич на полном серьезе просил барабан не беспокоить. Якобы тот воплощает наяву чужие страхи. Но борец за права и свободы в детские страшилки не верил.
— Ага! — завопил он, перекрикивая телевизор. — Голая дурь! Кто ж ему в хату будет газы дуть?!
Тамтам издал глухую тревожную дробь под суетливыми пятками оратора.