Тимоти Колтон
Ельцин
Timothy Colton
YELTSIN: A LIFE
Печатается с разрешения BASIC BOOKS, an imprint PERSEUS BOOKS, INC. (USA) и Агентства Александра Корженевского
© 2008 by Timothy Colton
© Елена Перова, перевод на русский язык, 2013
© Издание на русском языке. ООО «Издательская Группа «Азбука-Аттикус», 2013
КоЛибри®
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ()
YELTSIN: A LIFE
Печатается с разрешения BASIC BOOKS, an imprint PERSEUS BOOKS, INC. (USA) и Агентства Александра Корженевского
© 2008 by Timothy Colton
© Елена Перова, перевод на русский язык, 2013
© Издание на русском языке. ООО «Издательская Группа «Азбука-Аттикус», 2013
КоЛибри®
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ()
…Главное дело своей жизни я сделал. Россия уже никогда не вернется в прошлое, Россия всегда теперь будет двигаться только вперед.
Б. Н. Ельцин
Посвящается Сэмюэлу П. Хантингтону
Вступление
Парадоксальный герой
В пятницу 31 декабря 1999 года, в полдень по московскому времени, накануне Нового года, в преддверии нового века и нового тысячелетия из президентского кабинета прозвучали удивительные слова. Телевидение транслировало их по всей России – от Балтийского моря, где солнце только что поднялось над горизонтом, до Берингова пролива, где оно недавно село. Борис Ельцин в темно-сером костюме с серебристым галстуком на фоне украшенной новогодней елки записал свое обращение еще утром. Хриплым голосом он сообщил, что уходит в отставку за семь месяцев до истечения срока своего президентства и передает власть премьер-министру Владимиру Путину, который будет временно исполнять обязанности президента, пока это решение не будет на выборах подтверждено избирателями. Когда краткий ролик вышел в эфир, президентский кабинет, все атрибуты власти и «ядерный чемоданчик» уже перешли к Путину, а Ельцин поднимал бокалы на прощальном обеде1.
Большинство зрителей в этот момент не могли не вспомнить трансляцию из Кремля, которая была показана восемью годами раньше, в 19.00 25 декабря 1991 года, когда западный мир отмечал Рождество2. Тогда объявил о своем уходе с поста президента Советского Союза Михаил Горбачев, некогда решительно положивший конец холодной войне и железному занавесу, а затем увязнувший в нерешительных попытках реформировать коммунизм. Он с явной неохотой признал окончательный распад когда-то могучего государства и отрекся в пользу того самого человека, который станет звездой шоу 1999 года.
Кажется почти сверхъестественным то, как много общего было у победителя и побежденного, у Ельцина и Горбачева… Оба родились в 1931 году с разницей в 29 дней: Ельцин – 1 февраля, Горбачев – 2 марта. У обоих семьи жили в сельской глубинке и занимали весьма скромное положение в обществе. Ельцин родился в предгорьях Урала, почти в Сибири, Горбачев – на Кавказском перешейке, между Каспийским и Черным морями, их детство пришлось на годы, когда крестьяне жили впроголодь и страдали под гнетом коммунистического режима. Тем не менее, став взрослыми, Ельцин и Горбачев пошли на службу режиму и выдвинулись в самое ядро элиты, став аппаратчиками, то есть функционерами административной машины Коммунистической партии Советского Союза3. А в 1980-х они приложили все усилия к тому, чтобы реформировать эту машину: Горбачев, занимавший пост Генерального секретаря ЦК КПСС, пригласил Ельцина на руководящую должность в Москве именно с этой целью. Как ни странно, после всего этого в 1991 году они оказались по разные стороны баррикад. Их взаимная неприязнь сохранялась 16 лет, вплоть до смерти Ельцина.
В 1999 году Ельцин начал свою знаковую речь на радостной ноте. Он с гордостью отметил вполне конституционную передачу власти и достижения в области политических, экономических и культурных свобод в бытность его на посту главы государства, столь противоречащие многовековым традициям несвободы. Успехи прокремлевских кандидатов на парламентских выборах позволяли ему быть уверенным в том, что можно удалиться на покой: «…Главное дело своей жизни я сделал. Россия уже никогда не вернется в прошлое, Россия всегда теперь будет двигаться только вперед»4.
Затем Ельцин изменил тон и сделал ход, нетипичный для политика: он признал свои ошибки и принес извинения народу:
Среди литературы, посвященной переходному периоду после коммунизма советского типа, книг о Ельцине немного. Почти все западные работы были написаны до его отставки, а некоторые – намного раньше; никто из авторов не беседовал с ним, и все они без исключения упускали из виду «огромную подводную часть айсберга личности» этого человека6. В России ни один автор так и не сделал попытки написать основательную биографию Ельцина. Как с сожалением было отмечено на предпоследнем дне рождения Ельцина в 2006 году, все публикации были «политизированы и эмоциональны» и «нередко скатывались до публицистики не самого высокого уровня»7.
Откуда же такое равнодушие? В России жанр биографии до недавнего времени не был особенно популярен и никогда не совмещал в себе черты академического исследования и живого исторического повествования, что так распространено на Западе8. В коммунистические времена к этому жанру относились неодобрительно, полагая, что он не слишком сочетается с марксистской концепцией классовости и классовой борьбы. Изучение жизни и происхождения любого советского гражданина: выявление социоэкономических, религиозных и этнических подробностей, обвинения против родственников, скрываемые увлечения или высказанное когда-либо недовольство – все это могло сослужить человеку плохую службу. В постсоветской России написание биографий и поиск корней стали модным занятием, но книги о политических фигурах до сих пор тяготеют к мишурным сенсациям и пересказу газетных вырезок. После прихода к власти Путина официальное отношение к Ельцину стало прохладным, а интерес широкой публики ослабел. Россиянин дважды подумал бы, прежде чем браться за глубокое исследование жизни Ельцина, а при сборе информации о нем у потенциального биографа могли бы возникнуть серьезные трудности9.
На Западе предполагалось, что Ельцин отпугивает авторов своим своеобразием и масштабом личности10. Этот аргумент не выдерживает критики. Историки же не игнорируют столь необычные и «негабаритные» фигуры, как Вашингтон, Линкольн, Черчилль или Гитлер11.
Не так легко отмахнуться от противоположной точки зрения: возможно, отдельные актеры кажутся слишком незначительными в сравнении с мощными социальными и политическими силами, действовавшими на сцене в тот момент. В последнем, третьем томе своих мемуаров «Президентский марафон» Ельцин пишет, что, как глава страны, он не мог действовать в одиночку. «Да, я был долгие годы президентом, и от моих действий, правильных или нет, зависело очень многое в нашей стране, – заверяет он. – Но в конце концов, история пишется ведь не отдельными людьми. Есть общие, подчас таинственные закономерности в жизни целых наций»12.
Сюрреалистические события, разорвавшие на части сверхдержаву, вполне сравнимы с грандиозными катаклизмами в природе. В конце 1980-х годов публично высказанные сомнения в праве советской правящей верхушки на гегемонию в политической жизни для закрытого общества «были похожи на столкновение Земли с метеоритом, после которого меняется климат, начинаются наводнения и землетрясения», как выразительно писал один московский очеркист13. Свержение советской партократии в 1991 году – всего лишь наносекунда для политической эпохи – по своему значению сравнимо с вымиранием динозавров. Коммунистический блок, в той или иной степени управляемый Советским Союзом, оказывал огромное влияние на ход событий в мире на протяжении всего ХХ века. Как писал в 1992 году Кеннет Джовитт, именитый политолог и профессор в Калифорнийском университете в Беркли, «мы мыслили в терминах Востока и Запада», а теперь «Востока, как такового, попросту не осталось»14.
Хотя в зарождение и развитие коммунистического строя были вовлечены громадные коллективные силы, этот процесс был также результатом целенаправленной деятельности лидеров, их способности мобилизовать людей на достижение совместной цели. То же самое можно сказать и о попытке спасти коммунизм от его собственной глупости – «перестройке» Горбачева. Горбачев напоминает нам, что «перестройка началась сверху. Иначе и быть не могло в условиях тоталитаризма»15. Советская старая гвардия сопротивлялась изо всех сил. Новые игроки, появившиеся в коридорах власти, придали этому процессу импульс и соперничали за то, кто будет определять его направление. Они установили правила, которые, расходясь концентрическими кругами, захватывали и тех, кто не был у власти. Не всегда сознавая последствия своих действий, они позволили переменам из реформ трансформироваться в революцию. Вслед за этим Ельцин и те политические деятели, которые вовремя прицепились к его локомотиву, приняли учредительные решения, определившие будущее после коммунизма и после эры СССР.
Поэтому тенденцию преуменьшать значение Ельцина нельзя приписать ни тому, что он обладал слишком большим влиянием, ни тому, что влияние его было слишком слабым. Истинная причина заключается в другом. Прослеживая эволюцию этого человека от Homo sovieticus к Homo antisovieticus и дальше к Homo postsovieticus, мы сталкиваемся с одним парадоксом за другим. Оксфордский словарь дает два основных определения термина «парадокс»: «явление, вступающее в противоречие или конфликт со сложившимися представлениями о том, что разумно или возможно» и «человек, жизнь и поведение которого ошеломительно непоследовательны». Ельцин вписывается в оба.
Ельцин с пренебрежением относился и к канонической мудрости родной страны, и к той политике, которую он раньше успешно проводил. Справедливо говорят, что ни один другой современный лидер не сыграл за свою жизнь «так много политических ролей»16. Рожденный в сельской семье, обездоленной сталинистами, в детстве он перенес немало тягот, однако в зрелости каким-то образом стал верным приверженцем коммунизма и даже вошел в члены всемогущего Политбюро ЦК КПСС. Затем с ним произошла фантасмагорическая метаморфоза: он простился с партией и стал заклятым врагом коммунистов. 21 октября 1987 года он произнес речь перед Центральным комитетом партии, которую я называю его «секретным докладом». Это выражение изначально возникло применительно к докладу Никиты Хрущева на ХХ съезде КПСС 25 февраля 1956 года, в котором Хрущев разоблачал преступления Иосифа Сталина. Ельцин так критиковал политику Горбачева, что был сброшен с советского Олимпа всего через два года после того, как на него поднялся, и в дальнейшем возглавил оппозицию Горбачеву, стремясь изменить систему извне, и весьма радикально. Хотя в сравнении с докладом Хрущева 1956 года речь Ельцина может показаться довольно безобидной, она стала переломным моментом в истории коммунизма, не менее значимым, чем выступление Хрущева. 19 августа 1991 года Ельцин, некогда партийный босс Свердловской области, одного из оплотов военно-промышленного комплекса СССР, забравшись на броню танка, произведенного в той же области, на заводе, который он знал вдоль и поперек, своей решимостью не сдаваться заставил пойти на попятную руководителей государственного переворота, подготовленного реакционерами из советского руководства. «Жизнь выдает нам удивительные парадоксы, – говорил один хороший рассказчик из Москвы. – Разве не удивительно, что именно Ельцину, который… был типичным советским человеком, судьба уготовила роль разрушителя советской системы?»17 Победитель дракона вышел из утробы чудовища.
Парадоксы продолжали возникать и в новой России. Горбачев, придя к власти, подрывал близкие к себе институты и персоналии; Ельцин раздробил крупные структуры и создал им замену. Хотя проводимые им перемены были революционными по масштабу и последствиям, он воздерживался от подобных оценок. Человек, которого называли «квинтэссенцией антиреволюционного революционера»18, стремился придать собственной революции более умеренный характер и включил в свое правительство множество работников из партийной «номенклатуры», которых раньше он называл дряхлыми реакционерами. Взлетев к вершинам власти благодаря популистской критике чиновничьих привилегий и высокомерия, Ельцин тем не менее создал неравноправную капиталистическую экономику и отправил на войну в мятежную республику Чечню армию, состоявшую из молодых призывников. А закалка, которую он прошел в аппарате коммунистической партии, предрасположила его к созданию российского института «суперпрезидентства», плохо согласовывавшегося с демократической траекторией развития.
Несмотря на все вышесказанное, Ельцин отказался учредить «партию власти», и его последним актом на посту президента стал добровольный отказ от власти. Принимая решения о приватизации промышленности, территориальной децентрализации и поддержке независимых средств массовой информации, он часто пользовался властью в интересах демократиии. По иронии судьбы, человек, которому он в 1999 году передал свой пост, был порождением организации, воплощавшей советские ценности столь же однозначно, как и распавшаяся КПСС. Речь идет о КГБ, Комитете государственной безопасности, преемнике организации, в годы молодости Ельцина жестоко преследовавшей его родственников. И, словно все это было еще не достаточно загадочно, Ельцин, крещенный при рождении и в 1970-х годах приказавший снести Ипатьевский дом, место расстрела царской семьи Романовых, став президентом, в 1998 году похоронил прах царственных мучеников по христианскому обряду. Мало того, уйдя на пенсию, он заново открыл для себя религию и в 2007 году сам был похоронен с соблюдением всех православных обрядов.
Сегодня мы можем анализировать эту диалектику уже задним числом, но пока еще вовсе не очевидно, какие выводы можно из нее сделать.
Образ Ельцина как человека выглядит раздираемым внутренними противоречиями. Билл Клинтон, близко общавшийся с ним в процессе восемнадцати переговоров, сравнивал его с «ирландским поэтом» и с творцом, «рассматривающим политику как роман, который он пишет, или как симфонию, которую он сочиняет»19. В оценке Клинтона, который и сам может считаться непростым человеком, склонным ставить под сомнения устоявшиеся рамки и снова и снова формировать свой образ, слышится одобрение. Работая над этой книгой, я встречал множество сравнений в адрес Ельцина, и далеко не все они были столь же позитивными. Вот неполный список эпитетов, которые мне довелось услышать:
Анализируя биографию этого исключительного человека, мы, как сквозь призму, можем взглянуть на угасание и падение советского коммунизма, этого величайшего неудачного социального эксперимента прошлого века, а также на «мучительное» зарождение посткоммунизма, как правильно характеризовал его сам Ельцин23. Он никого не оставляет равнодушным. Если мы хотим понять время, в котором мы все вместе живем, и осознать, как мы в нем оказались, нам нужно понять Ельцина.
Когда Ельцин дебютировал в большой советской политике в 1985 году, многие наблюдатели, особенно на Западе, ошибочно принимали его за простака или в лучшем случае за пешку в игре, которую вели люди более одаренные. Когда в 1987 году он схлестнулся с Горбачевым, те же наблюдатели поспешили написать его политический некролог24. Были и такие, кто считал, что он не оправдал надежд со своим бунтарством и что после внеочередного поворота событий в 1991 году он уйдет в политическое небытие, как это произошло с Горбачевым и СССР25. Когда эти прогнозы не сбылись, началась неприкрытая лесть, и Ельцин был провозглашен своеобразным архангелом реформ. Вскоре – сначала на родине, а потом и за рубежом – в нем стали видеть политика незадачливого и отстраненного. Его растущая непопулярность, смертельная схватка с российском парламентом в 1993 году и проблемы со здоровьем, проявившиеся в 1994–1995 годах, породили предсказания о неизбежном закате его правления. Большинство экспертов предсказывали ему разгромное поражение на президентских выборах 1996 года, если он вообще решится на них выйти. Наперекор ожиданиям, он выиграл те выборы, одержав поразительную победу, и был признан маэстро политической игры. После 1996 года маятник качнулся в обратную сторону. На 1998–1999 годы, последние годы его второго президентского срока, пришелся пик политического и экономического кризиса, и Ельцина стали называть национальным позором, а ельцинскую Россию – «катастрофической неудачей… угрожающей другим странам ужасной заразой»26.
Если говорить о личностных и моральных качествах Ельцина, то в начале его реформаторской деятельности нашлось немало таких, кто счел, что он и в подметки не годится своему главному сопернику, Горбачеву. Президент Джордж Г.У. Буш, впервые встретившийся с Ельциным в 1989 году и поначалу составивший о нем неблагоприятное впечатление, был возмущен, когда Ельцин в феврале 1991 года потребовал, чтобы Горбачев ушел в отставку. «Этот парень, Ельцин, – сказал он штатным сотрудникам Белого дома, – настоящий дикарь, правда?»27 Буш изменил свое мнение о Ельцине, но в середине и конце 1990-х годов на передний план выступили другие черты его личности. Особенно явными стали его слабости и причуды, и о Ельцине заговорили как о человеке, «поддавшемся самым мелочным своим страстям»28, имея в виду главным образом его пристрастие к крепким напиткам. Другие обращали внимание на то, что русские акулы пера прозвали «Семьей» (с заглавной буквы С). Под Семьей поразумевалась якобы существовавшая камарилья советников, чиновников и «олигархов» из крупного бизнеса, связанных с дочерью Ельцина Татьяной Дьяченко и плутократом Борисом Березовским и, по слухам, оказывавших определяющее воздействие на Ельцина в сумеречные годы его президентства.
Хотя все эти образы явно преувеличены и раздуты, некоторые из них искажают истину больше, чем другие. Например, хотя Ельцин и имел пристрастие к алкоголю, эта привычка, если посмотреть на нее в перспективе, все-таки не играла определяющей роли в его общественной деятельности. И хотя переплетение власти с богатством в ельцинский период было поводом для беспокойства, его не стоило бы унижать, называя марионеткой олигархов, которых он сам и создал, а идея, что поздний Ельцин прикрывал собой дворцово-деловой консорциум, далека от реальности.
В 1980–1990-х годах, действуя рывками и скорее интуитивно, чем по тщательно продуманному плану, Ельцин принял судьбоносные решения, которые вывели российское общество на путь более обнадеживающий, чем тот, по которому страна двигалась с 1917 года. Он сделал это в крайне сложных обстоятельствах и сумел избежать апокалиптических сценариев – анархии, ядерного шантажа, голода, промышленного коллапса, этнических столкновений. А ведь именно этого ожидали те, кто оценивал возможные последствия крушения однопартийного режима. То, за что боролся Ельцин, и то, что делал он это в основном by ballots rather than bullets (методом голосования, а не пулями), позволяет причислить его к зачинателям глобальной тенденции отхода от авторитаризма в политике и государственной монополии в экономике в направлении демократии и рынка. Как политик, работавший на демократизацию страны, он стоит в одном ряду с Нельсоном Манделой, Лехом Валенсой, Михаилом Горбачевым и Вацлавом Гавелом. Этого нельзя отрицать, несмотря на все его недостатки и перегибы. Хотя многие видят в нем чудака, антигероя, человека, неспособного преодолеть собственные противоречия и прийти к разумному суждению, я убежден, что Ельцин является подлинным героем истории – самородным и загадочным, да, но заслуживающим нашего уважения и симпатии29.
Первоначально я намеревался ограничиться исследованием правления Ельцина как избранного Президента России, а все остальное оставить в качестве вступления. Но чем дольше я работал, тем чаще задавался вопросом, какие прецеденты создали те бурные годы, что сформировало этого человека и его инстинкты, как новый Ельцин, если он в самом деле был тем, кем мы его считали, мог возникнуть из того человека, каким он был вначале. Не совсем понятно, как порождение и представитель диктаторского режима сумел превратиться в его палача.
В 1995 году, в одном из выпусков сатирической программы «Куклы», шедшей тогда по российскому телевидению, был показан колкий памфлет, описывающий, как Ельцин сменил убеждения. Бориска – кукла, изображавшая Ельцина, – представал в роли Фауста, сидящего в лаборатории средневекового ученого, в окружении книг, реторт и пробирок. Бориска произносил издевательский монолог:
Большинство зрителей в этот момент не могли не вспомнить трансляцию из Кремля, которая была показана восемью годами раньше, в 19.00 25 декабря 1991 года, когда западный мир отмечал Рождество2. Тогда объявил о своем уходе с поста президента Советского Союза Михаил Горбачев, некогда решительно положивший конец холодной войне и железному занавесу, а затем увязнувший в нерешительных попытках реформировать коммунизм. Он с явной неохотой признал окончательный распад когда-то могучего государства и отрекся в пользу того самого человека, который станет звездой шоу 1999 года.
Кажется почти сверхъестественным то, как много общего было у победителя и побежденного, у Ельцина и Горбачева… Оба родились в 1931 году с разницей в 29 дней: Ельцин – 1 февраля, Горбачев – 2 марта. У обоих семьи жили в сельской глубинке и занимали весьма скромное положение в обществе. Ельцин родился в предгорьях Урала, почти в Сибири, Горбачев – на Кавказском перешейке, между Каспийским и Черным морями, их детство пришлось на годы, когда крестьяне жили впроголодь и страдали под гнетом коммунистического режима. Тем не менее, став взрослыми, Ельцин и Горбачев пошли на службу режиму и выдвинулись в самое ядро элиты, став аппаратчиками, то есть функционерами административной машины Коммунистической партии Советского Союза3. А в 1980-х они приложили все усилия к тому, чтобы реформировать эту машину: Горбачев, занимавший пост Генерального секретаря ЦК КПСС, пригласил Ельцина на руководящую должность в Москве именно с этой целью. Как ни странно, после всего этого в 1991 году они оказались по разные стороны баррикад. Их взаимная неприязнь сохранялась 16 лет, вплоть до смерти Ельцина.
В 1999 году Ельцин начал свою знаковую речь на радостной ноте. Он с гордостью отметил вполне конституционную передачу власти и достижения в области политических, экономических и культурных свобод в бытность его на посту главы государства, столь противоречащие многовековым традициям несвободы. Успехи прокремлевских кандидатов на парламентских выборах позволяли ему быть уверенным в том, что можно удалиться на покой: «…Главное дело своей жизни я сделал. Россия уже никогда не вернется в прошлое, Россия всегда теперь будет двигаться только вперед»4.
Затем Ельцин изменил тон и сделал ход, нетипичный для политика: он признал свои ошибки и принес извинения народу:
Сегодня, в этот необыкновенно важный для меня день, хочу сказать чуть больше личных своих слов, чем говорю обычно. Я хочу попросить у вас прощения. За то, что многие наши с вами мечты не сбылись. И то, что нам казалось просто, оказалось мучительно тяжело. Я прошу прощения за то, что не оправдал надежд тех людей, которые верили, что мы одним рывком, одним махом сможем перепрыгнуть из серого, застойного тоталитарного прошлого в светлое, богатое, цивилизованное будущее. Я сам в это верил: казалось, одним рывком – и все одолеем.Для любого, кто захочет от начала до конца проследить ельцинскую сагу, прощание, в котором он обнажил свою душу, вызывает вопросов не меньше, чем дает ответов. Остается неясным, как Ельцин, дитя тоталитарного строя, решился сломать его, имели ли его политические планы под собой реалистичную основу или были чистым донкихотством. В его выступлении ничего не сказано о его собственном опыте власти или об опыте других лиц. Если до сих пор процесс изменений был настолько болезненным, то непонятно, почему россияне должны были возлагать надежды на движение вперед.
Одним рывком не получилось. В чем-то я оказался слишком наивным. Где-то проблемы оказались слишком сложными. Мы продирались вперед через ошибки, через неудачи. Многие люди в это сложное время испытали потрясение.
Но я хочу, чтобы вы знали. Я никогда этого не говорил, сегодня мне важно вам это сказать: боль каждого из вас отзывалась болью во мне, в моем сердце. Бессонные ночи, мучительные переживания – что надо сделать, чтобы людям хотя бы чуточку, хотя бы немного жилось легче и лучше. Не было у меня более важной задачи.
Я ухожу, я сделал все, что мог5.
Среди литературы, посвященной переходному периоду после коммунизма советского типа, книг о Ельцине немного. Почти все западные работы были написаны до его отставки, а некоторые – намного раньше; никто из авторов не беседовал с ним, и все они без исключения упускали из виду «огромную подводную часть айсберга личности» этого человека6. В России ни один автор так и не сделал попытки написать основательную биографию Ельцина. Как с сожалением было отмечено на предпоследнем дне рождения Ельцина в 2006 году, все публикации были «политизированы и эмоциональны» и «нередко скатывались до публицистики не самого высокого уровня»7.
Откуда же такое равнодушие? В России жанр биографии до недавнего времени не был особенно популярен и никогда не совмещал в себе черты академического исследования и живого исторического повествования, что так распространено на Западе8. В коммунистические времена к этому жанру относились неодобрительно, полагая, что он не слишком сочетается с марксистской концепцией классовости и классовой борьбы. Изучение жизни и происхождения любого советского гражданина: выявление социоэкономических, религиозных и этнических подробностей, обвинения против родственников, скрываемые увлечения или высказанное когда-либо недовольство – все это могло сослужить человеку плохую службу. В постсоветской России написание биографий и поиск корней стали модным занятием, но книги о политических фигурах до сих пор тяготеют к мишурным сенсациям и пересказу газетных вырезок. После прихода к власти Путина официальное отношение к Ельцину стало прохладным, а интерес широкой публики ослабел. Россиянин дважды подумал бы, прежде чем браться за глубокое исследование жизни Ельцина, а при сборе информации о нем у потенциального биографа могли бы возникнуть серьезные трудности9.
На Западе предполагалось, что Ельцин отпугивает авторов своим своеобразием и масштабом личности10. Этот аргумент не выдерживает критики. Историки же не игнорируют столь необычные и «негабаритные» фигуры, как Вашингтон, Линкольн, Черчилль или Гитлер11.
Не так легко отмахнуться от противоположной точки зрения: возможно, отдельные актеры кажутся слишком незначительными в сравнении с мощными социальными и политическими силами, действовавшими на сцене в тот момент. В последнем, третьем томе своих мемуаров «Президентский марафон» Ельцин пишет, что, как глава страны, он не мог действовать в одиночку. «Да, я был долгие годы президентом, и от моих действий, правильных или нет, зависело очень многое в нашей стране, – заверяет он. – Но в конце концов, история пишется ведь не отдельными людьми. Есть общие, подчас таинственные закономерности в жизни целых наций»12.
Сюрреалистические события, разорвавшие на части сверхдержаву, вполне сравнимы с грандиозными катаклизмами в природе. В конце 1980-х годов публично высказанные сомнения в праве советской правящей верхушки на гегемонию в политической жизни для закрытого общества «были похожи на столкновение Земли с метеоритом, после которого меняется климат, начинаются наводнения и землетрясения», как выразительно писал один московский очеркист13. Свержение советской партократии в 1991 году – всего лишь наносекунда для политической эпохи – по своему значению сравнимо с вымиранием динозавров. Коммунистический блок, в той или иной степени управляемый Советским Союзом, оказывал огромное влияние на ход событий в мире на протяжении всего ХХ века. Как писал в 1992 году Кеннет Джовитт, именитый политолог и профессор в Калифорнийском университете в Беркли, «мы мыслили в терминах Востока и Запада», а теперь «Востока, как такового, попросту не осталось»14.
Хотя в зарождение и развитие коммунистического строя были вовлечены громадные коллективные силы, этот процесс был также результатом целенаправленной деятельности лидеров, их способности мобилизовать людей на достижение совместной цели. То же самое можно сказать и о попытке спасти коммунизм от его собственной глупости – «перестройке» Горбачева. Горбачев напоминает нам, что «перестройка началась сверху. Иначе и быть не могло в условиях тоталитаризма»15. Советская старая гвардия сопротивлялась изо всех сил. Новые игроки, появившиеся в коридорах власти, придали этому процессу импульс и соперничали за то, кто будет определять его направление. Они установили правила, которые, расходясь концентрическими кругами, захватывали и тех, кто не был у власти. Не всегда сознавая последствия своих действий, они позволили переменам из реформ трансформироваться в революцию. Вслед за этим Ельцин и те политические деятели, которые вовремя прицепились к его локомотиву, приняли учредительные решения, определившие будущее после коммунизма и после эры СССР.
Поэтому тенденцию преуменьшать значение Ельцина нельзя приписать ни тому, что он обладал слишком большим влиянием, ни тому, что влияние его было слишком слабым. Истинная причина заключается в другом. Прослеживая эволюцию этого человека от Homo sovieticus к Homo antisovieticus и дальше к Homo postsovieticus, мы сталкиваемся с одним парадоксом за другим. Оксфордский словарь дает два основных определения термина «парадокс»: «явление, вступающее в противоречие или конфликт со сложившимися представлениями о том, что разумно или возможно» и «человек, жизнь и поведение которого ошеломительно непоследовательны». Ельцин вписывается в оба.
Ельцин с пренебрежением относился и к канонической мудрости родной страны, и к той политике, которую он раньше успешно проводил. Справедливо говорят, что ни один другой современный лидер не сыграл за свою жизнь «так много политических ролей»16. Рожденный в сельской семье, обездоленной сталинистами, в детстве он перенес немало тягот, однако в зрелости каким-то образом стал верным приверженцем коммунизма и даже вошел в члены всемогущего Политбюро ЦК КПСС. Затем с ним произошла фантасмагорическая метаморфоза: он простился с партией и стал заклятым врагом коммунистов. 21 октября 1987 года он произнес речь перед Центральным комитетом партии, которую я называю его «секретным докладом». Это выражение изначально возникло применительно к докладу Никиты Хрущева на ХХ съезде КПСС 25 февраля 1956 года, в котором Хрущев разоблачал преступления Иосифа Сталина. Ельцин так критиковал политику Горбачева, что был сброшен с советского Олимпа всего через два года после того, как на него поднялся, и в дальнейшем возглавил оппозицию Горбачеву, стремясь изменить систему извне, и весьма радикально. Хотя в сравнении с докладом Хрущева 1956 года речь Ельцина может показаться довольно безобидной, она стала переломным моментом в истории коммунизма, не менее значимым, чем выступление Хрущева. 19 августа 1991 года Ельцин, некогда партийный босс Свердловской области, одного из оплотов военно-промышленного комплекса СССР, забравшись на броню танка, произведенного в той же области, на заводе, который он знал вдоль и поперек, своей решимостью не сдаваться заставил пойти на попятную руководителей государственного переворота, подготовленного реакционерами из советского руководства. «Жизнь выдает нам удивительные парадоксы, – говорил один хороший рассказчик из Москвы. – Разве не удивительно, что именно Ельцину, который… был типичным советским человеком, судьба уготовила роль разрушителя советской системы?»17 Победитель дракона вышел из утробы чудовища.
Парадоксы продолжали возникать и в новой России. Горбачев, придя к власти, подрывал близкие к себе институты и персоналии; Ельцин раздробил крупные структуры и создал им замену. Хотя проводимые им перемены были революционными по масштабу и последствиям, он воздерживался от подобных оценок. Человек, которого называли «квинтэссенцией антиреволюционного революционера»18, стремился придать собственной революции более умеренный характер и включил в свое правительство множество работников из партийной «номенклатуры», которых раньше он называл дряхлыми реакционерами. Взлетев к вершинам власти благодаря популистской критике чиновничьих привилегий и высокомерия, Ельцин тем не менее создал неравноправную капиталистическую экономику и отправил на войну в мятежную республику Чечню армию, состоявшую из молодых призывников. А закалка, которую он прошел в аппарате коммунистической партии, предрасположила его к созданию российского института «суперпрезидентства», плохо согласовывавшегося с демократической траекторией развития.
Несмотря на все вышесказанное, Ельцин отказался учредить «партию власти», и его последним актом на посту президента стал добровольный отказ от власти. Принимая решения о приватизации промышленности, территориальной децентрализации и поддержке независимых средств массовой информации, он часто пользовался властью в интересах демократиии. По иронии судьбы, человек, которому он в 1999 году передал свой пост, был порождением организации, воплощавшей советские ценности столь же однозначно, как и распавшаяся КПСС. Речь идет о КГБ, Комитете государственной безопасности, преемнике организации, в годы молодости Ельцина жестоко преследовавшей его родственников. И, словно все это было еще не достаточно загадочно, Ельцин, крещенный при рождении и в 1970-х годах приказавший снести Ипатьевский дом, место расстрела царской семьи Романовых, став президентом, в 1998 году похоронил прах царственных мучеников по христианскому обряду. Мало того, уйдя на пенсию, он заново открыл для себя религию и в 2007 году сам был похоронен с соблюдением всех православных обрядов.
Сегодня мы можем анализировать эту диалектику уже задним числом, но пока еще вовсе не очевидно, какие выводы можно из нее сделать.
Образ Ельцина как человека выглядит раздираемым внутренними противоречиями. Билл Клинтон, близко общавшийся с ним в процессе восемнадцати переговоров, сравнивал его с «ирландским поэтом» и с творцом, «рассматривающим политику как роман, который он пишет, или как симфонию, которую он сочиняет»19. В оценке Клинтона, который и сам может считаться непростым человеком, склонным ставить под сомнения устоявшиеся рамки и снова и снова формировать свой образ, слышится одобрение. Работая над этой книгой, я встречал множество сравнений в адрес Ельцина, и далеко не все они были столь же позитивными. Вот неполный список эпитетов, которые мне довелось услышать:
• Роли и занятия: архитектор, барабанщик, боксер-профессионал, бунтовщик, варяг, вождь, воздушный гимнаст, гаммельнский крысолов, гедонист, генерал на белом коне, гроссмейстер, дедушка, демагог, демократ, дива, казак, картежник, колдун, крепкий орешек, крестный отец, крестоносец, мученик, начальник, необольшевик, обманщик, отшельник, патриарх, помещик, преступник, прораб, рабочий-ударник, революционер, реформатор, рыцарь, строитель, султан, трагик, ученик волшебника, хирург, царь, шеф-повар, шут;Многие из этих эпитетов будут обсуждаться на страницах моей книги, но ни один из них не определяет этого человека полностью. Как могут подтвердить все, кто близко общался и работал с Ельциным, качества, которые придавали ему силы, всегда оставались непонятными для окружающих: «Многое в нем загадочно, заперто на надежный замок»20. Один из ведущих идеологов перестройки Александр Яковлев отмечал, что Ельцин был «не лишен экстравагантности» и постоянно демонстрировал диаметрально противоположные черты: «Он был слишком доверчив и слишком подозрителен, слишком бесстрашен и слишком осторожен, слишком открыт и слишком склонен укрываться в собственной раковине»21. Тот же самый политик, который в острые моменты, особенно в рискованных ситуациях и в кризисах, мог своротить горы, в другое время оказывался до безумия нерешительным или потакающим своим слабостям. В народной памяти, часто несправедливой, Ельцин на танке в августе 1991 года, олицетворяющий защитника демократии, сталкивается с Ельциным августа 1994 года, когда Президент России, перебрав спиртного, принялся дирижировать немецким оркестром возле Берлинской ратуши. Он одновременно мог быть «и великим человеком, и плохим мальчишкой», в живой эпиграмме Строуба Тэлботта, присутствовавшего при всех встречах Ельцина и президента Клинтона22.
• Исторические фигуры: Александр Македонский, Мохаммед Али, Галилей, Борис Годунов, Шарль де Голль, Гарри Гудини, Эндрю Джексон, Линдон Джонсон, Дэн Сяопин, Иван Грозный, Фидель Кастро, Видкун Квислинг, Христофор Колумб, Ленин, Авраам Линкольн, Хьюи Лонг, Мао Цзэдун, Наполеон, Ричард Никсон, Петр I, Августо Пиночет, Франклин Рузвельт, Петр Столыпин, Маргарет Тэтчер, Никита Хрущев, Юлий Цезарь, Цинциннат;
• Литературные, библейские и фольклорные персонажи: Гамлет, Гарун аль-Рашид, Геракл, Гулливер, царь Давид, Дон Кихот, Зевс, Иисус, Иуда, Леонард Зелиг, Иванушка, Икар, Илья Муромец, Лазарь, король Лир, Робин Гуд, Самсон, Том Сойер, Фауст, феникс, Эдип;
• Физические предметы и явления: киборг, кувалда, манекен, марионетка, ураган, чемодан с двойным дном, электрошок;
• Животные: бодающийся баран, бульдог, бык, волк, крокодил, медведь, орел, слон, тигр, удав, хамелеон, черепаха.
Анализируя биографию этого исключительного человека, мы, как сквозь призму, можем взглянуть на угасание и падение советского коммунизма, этого величайшего неудачного социального эксперимента прошлого века, а также на «мучительное» зарождение посткоммунизма, как правильно характеризовал его сам Ельцин23. Он никого не оставляет равнодушным. Если мы хотим понять время, в котором мы все вместе живем, и осознать, как мы в нем оказались, нам нужно понять Ельцина.
Когда Ельцин дебютировал в большой советской политике в 1985 году, многие наблюдатели, особенно на Западе, ошибочно принимали его за простака или в лучшем случае за пешку в игре, которую вели люди более одаренные. Когда в 1987 году он схлестнулся с Горбачевым, те же наблюдатели поспешили написать его политический некролог24. Были и такие, кто считал, что он не оправдал надежд со своим бунтарством и что после внеочередного поворота событий в 1991 году он уйдет в политическое небытие, как это произошло с Горбачевым и СССР25. Когда эти прогнозы не сбылись, началась неприкрытая лесть, и Ельцин был провозглашен своеобразным архангелом реформ. Вскоре – сначала на родине, а потом и за рубежом – в нем стали видеть политика незадачливого и отстраненного. Его растущая непопулярность, смертельная схватка с российском парламентом в 1993 году и проблемы со здоровьем, проявившиеся в 1994–1995 годах, породили предсказания о неизбежном закате его правления. Большинство экспертов предсказывали ему разгромное поражение на президентских выборах 1996 года, если он вообще решится на них выйти. Наперекор ожиданиям, он выиграл те выборы, одержав поразительную победу, и был признан маэстро политической игры. После 1996 года маятник качнулся в обратную сторону. На 1998–1999 годы, последние годы его второго президентского срока, пришелся пик политического и экономического кризиса, и Ельцина стали называть национальным позором, а ельцинскую Россию – «катастрофической неудачей… угрожающей другим странам ужасной заразой»26.
Если говорить о личностных и моральных качествах Ельцина, то в начале его реформаторской деятельности нашлось немало таких, кто счел, что он и в подметки не годится своему главному сопернику, Горбачеву. Президент Джордж Г.У. Буш, впервые встретившийся с Ельциным в 1989 году и поначалу составивший о нем неблагоприятное впечатление, был возмущен, когда Ельцин в феврале 1991 года потребовал, чтобы Горбачев ушел в отставку. «Этот парень, Ельцин, – сказал он штатным сотрудникам Белого дома, – настоящий дикарь, правда?»27 Буш изменил свое мнение о Ельцине, но в середине и конце 1990-х годов на передний план выступили другие черты его личности. Особенно явными стали его слабости и причуды, и о Ельцине заговорили как о человеке, «поддавшемся самым мелочным своим страстям»28, имея в виду главным образом его пристрастие к крепким напиткам. Другие обращали внимание на то, что русские акулы пера прозвали «Семьей» (с заглавной буквы С). Под Семьей поразумевалась якобы существовавшая камарилья советников, чиновников и «олигархов» из крупного бизнеса, связанных с дочерью Ельцина Татьяной Дьяченко и плутократом Борисом Березовским и, по слухам, оказывавших определяющее воздействие на Ельцина в сумеречные годы его президентства.
Хотя все эти образы явно преувеличены и раздуты, некоторые из них искажают истину больше, чем другие. Например, хотя Ельцин и имел пристрастие к алкоголю, эта привычка, если посмотреть на нее в перспективе, все-таки не играла определяющей роли в его общественной деятельности. И хотя переплетение власти с богатством в ельцинский период было поводом для беспокойства, его не стоило бы унижать, называя марионеткой олигархов, которых он сам и создал, а идея, что поздний Ельцин прикрывал собой дворцово-деловой консорциум, далека от реальности.
В 1980–1990-х годах, действуя рывками и скорее интуитивно, чем по тщательно продуманному плану, Ельцин принял судьбоносные решения, которые вывели российское общество на путь более обнадеживающий, чем тот, по которому страна двигалась с 1917 года. Он сделал это в крайне сложных обстоятельствах и сумел избежать апокалиптических сценариев – анархии, ядерного шантажа, голода, промышленного коллапса, этнических столкновений. А ведь именно этого ожидали те, кто оценивал возможные последствия крушения однопартийного режима. То, за что боролся Ельцин, и то, что делал он это в основном by ballots rather than bullets (методом голосования, а не пулями), позволяет причислить его к зачинателям глобальной тенденции отхода от авторитаризма в политике и государственной монополии в экономике в направлении демократии и рынка. Как политик, работавший на демократизацию страны, он стоит в одном ряду с Нельсоном Манделой, Лехом Валенсой, Михаилом Горбачевым и Вацлавом Гавелом. Этого нельзя отрицать, несмотря на все его недостатки и перегибы. Хотя многие видят в нем чудака, антигероя, человека, неспособного преодолеть собственные противоречия и прийти к разумному суждению, я убежден, что Ельцин является подлинным героем истории – самородным и загадочным, да, но заслуживающим нашего уважения и симпатии29.
Первоначально я намеревался ограничиться исследованием правления Ельцина как избранного Президента России, а все остальное оставить в качестве вступления. Но чем дольше я работал, тем чаще задавался вопросом, какие прецеденты создали те бурные годы, что сформировало этого человека и его инстинкты, как новый Ельцин, если он в самом деле был тем, кем мы его считали, мог возникнуть из того человека, каким он был вначале. Не совсем понятно, как порождение и представитель диктаторского режима сумел превратиться в его палача.
В 1995 году, в одном из выпусков сатирической программы «Куклы», шедшей тогда по российскому телевидению, был показан колкий памфлет, описывающий, как Ельцин сменил убеждения. Бориска – кукла, изображавшая Ельцина, – представал в роли Фауста, сидящего в лаборатории средневекового ученого, в окружении книг, реторт и пробирок. Бориска произносил издевательский монолог: