Ткаченко Владимир Герасимович. Тайна парагвайского золота (Парагвайский маугли)

   В это время о положении дел у Перейра узнали ученые из университета в Асунсьоне. Они стали настаивать на предоставлении помощи от правительства на содержание индейцев.
   Пока шли эти переговоры, Пики со своей группой снова ушел в лес. Но там было ещё тяжелее, и Пики на этот раз с 32 людьми вернулся к Перейра.
   К этому времени власти решили создать резервации для индейцев на той земле, которую занимал сам Перейра. Ему положили жалованье сержанта, и он стал руководить резервацией, получившей название "Пост помощи индейцам гуайяки № 1".
   Но все равно положение индейцев в этой резервации было тяжелым: не хватало пищи, не было никакой медицинской помощи. Индейцы часто болели гриппом и другими болезнями и умирали.
   Благодаря настойчивым усилиям общественности резервация была переведена в другое место к востоку от местечка Сан-Хоакин, было выделено 2000 гектаров земли. Для себя же индейцы начали обрабатывать поля и засевать их кукурузой, маниокой и другими культурами. И резервация стала называться "Национальной колонией гуайяки".
   В колонии есть небольшой медицинский персонал, там работают ученые-этнографы, изучающие быт и нравы индейцев.
   - Все это хорошо, - закончил свой рассказ дон Эмилио, - но колонии все же не хватает средств. Прибытие новых индейцев каждый раз вызывает большие трудности с питанием. А новые группы индейцев будут приходить и впредь... Их положение в лесах становится очень тяжелым... К тому же, - добавил задумчиво дон Эмилио, - правительство не очень довольно нашей деятельностью, деятельностью ученых... Своими работами мы показываем, насколько бесправно положение индейцев, как бесчеловечно с ними обращаются, истребляют их... Сейчас в колонии более ста индейцев аче...
   Колония расположилась в широкой долине. Здесь поля перемежались с лесами. Когда отряд подъехал к арке, на которой было написано официальное название колонии, дон Эмилио сказал Ансельмо:
   - Раньше гуайяки считали, что они принадлежат природе и их предки, когда умирают, переселяются внутрь деревьев или на деревья. Такие деревья аче называют "колонами". Однако теперь они считают, что принадлежат Перейра и называют его "отец". "Мы теперь, - говорят они, - когда умираем, то становимся колонами дона Перейра".
   Вступая на территорию колонии, Ансельмо увидел деревянные бараки, крытые пальмовыми листьями. Здесь находились обслуживающий персонал, медпункт, кухня, продуктовые склады.
   Чуть дальше располагались жилища аче. Это были или навесы, или большие шалаши без стен на четырех или шести столбах с крышами также из пальмовых листьев. Спали аче на широких топчанах или на земле, подстелив себе шкуру убитого ими животного или кусок какой-либо материи.
   Ансельмо представили главе колонии Перейре. Это был среднего роста, худощавый, уже в летах человек. У него было узкое длинное лицо, все в крупных морщинах, глубоко запавшие глаза, на высоком лбу с зачесанными назад седыми волосами виднелись две большие залысины.
   Дон Эмилио рассказал историю мальчика Мануэлю Перейре и то, как он очень помог отряду при первых контактах с "дикими" аче.
   Мануэль Перейра одобрительно кивал головой. Он увидел, что Ансельмо одет только в одни брюки, да и те рваные. Дон Эмилио пояснил, куда делась остальная одежда мальчика, и Перейра распорядился выдать Ансельмо со склада новую одежду.
   Ансельмо получил курточку из тонкой, но прочной хлопчатобумажной ткани, которая застегивалась на железные пуговицы, брюки из такой же ткани, резиновые тапочки и круглую с длинным козырьком шапочку зеленого цвета, похожую на те, которые носят военные на полевых учениях. Ему ещё выдали белье - трусы и майку, полотенце, мыло, зубную щетку и зубную пасту. Что делать с трусами и майкой, Ансельмо не знал, так как никогда не имел белья. Он решил, что трусы и майку будет носить без костюма, когда будет жарко. Спать его определили недалеко от кухни, там под навесом ему повесили гамак. Перейра сказал, что мальчик будет помогать на кухне, когда не будет занят с доном Эмилио.
   Ансельмо быстро втянулся в жизнь колонии. Вначале дон Эмилио привлек его к записыванию на магнитофоне рассказов и песен аче. Для того чтобы, как он сказал, Ансельмо ближе ознакомился с языком аче и как можно больше запомнил их слов.
   В один из дней дон Эмилио ознакомил Ансельмо с рассказами и песнями аче.
   - Песни и рассказы аче, - сказал он, - очень индивидуальны и, как правило, не имеют одного законченного текста. В песнях мужчин повествуется об охоте, в песнях женщин, которые сильно отличаются от мужских по музыке, речь идет главным образом о смерти, болезнях и насилии со стороны белых людей. Следует заметить, что исполнители песен, прослушав свою песню, бывают очень удивлены записью и не могут вспомнить, что некоторое время назад они пели эти же слова... Может быть, это объясняется тем, что песни свои они исполняют, находясь в определенном экстазе и трансе...
   Интересно и то, что в песне они употребляют такие выражения и слова, которые в обычной жизни ими совсем не используются... Следует тебе сказать и о том, что поют свои песни они, как правило, перед сном, а после исполнения впадают в глубокий сон...
   - Очень интересен также, Ансельмо, и тот факт, что в песнях мужчин говорится об охоте весьма и весьма специфической. Оказывается, мужчина аче охотится не ради самой охоты и не ради добывания пищи. Цель его охоты, как поется в песнях, - добыть животное, которое нужно вручить будущей матери. Съеденное животное превращается в чреве матери в бикву ребенка... Слово биква, Ансельмо, можно перевести, хотя и условно, как душа. Самые лучшие и достойные аче - это те, которые являются умелыми охотниками и у которых много детей. Они получают имя ранейа, а плохие охотники и бездетные - имя ране, это тот, кто не может убивать животных и возрождать жизнь...
   В этом, Ансельмо, смысл жизни аче: они считают себя, таким образом, частью постоянного изменения в природе. Чтобы тебе лучше понять, поясню ещё на одном примере... Из песни и рассказов индейцев видно, что животные, убитые охотником, превращаются или помогают созданию в чреве матери биквы ребенка. Часть животного может возвратиться в лес, где снова превратится в то же животное. А когда аче умирает, его зарывают в землю, и в земле он превращается в медведя-муравьеда. Он остается под землей до тех пор, пока на могиле не вырастают деревья. Тогда медведь-муравьед вылезает из земли и часть его взбирается на дерево и остается там, как душа умершего, а другая часть снова превращается в животное, от которого образовалась биква человека. Затем это животное снова может быть убито охотником аче и снова вручено им будущей матери... Таким образом, как ты видишь, Ансельмо, охотник аче имеет задачу не только добывать пищу, но он - необходимое звено, по представлению индейцев, в той цепи событий, которые обеспечивают или, скажем лучше, гарантируют то, чтобы аче имел бикву, чтобы часть покойника ушла в небытие и чтобы животные вечно превращались в самих себя и никогда полностью не уничтожались.
   - Но что касается женщин, - продолжан дон Эмилио, немного подумав, здесь ученые пришли к выводу, что имеется определенная связь между их пением и дождем...
   - Дождем? Но почему? - удивился Ансельмо.
   - Прямого ответа пока на это у нас нет, - ответил дон Эмилио. Женщины аче нам объясняли, что только что прошедший дождь был вызван их пением... Да... Существует ещё связь пения женщин со слезами. Иногда можно услышать у аче название песни женщин "ксенда", что на их языке также обозначает "плач"... И в этом случае звучание слов заменяется всхлипыванием... Расскажу тебе такой случай... Однажды, когда мы собирались записать пение одной женщины, здесь в колонии, то она подождала приближение дождя, который по всем признакам должен был вскоре начаться...
   - Ну и когда же она начала петь?
   - Когда вдали сверкнула молния и прогремел гром, она спела свою песню. Мы её потом повторили на магнитофоне, и женщина, прослушав её, сказала: "А сейчас должен пойти дождь", и действительно, сразу после её пения пошел дождь... Но вопрос с дождем гораздо сложнее. Более "образованные" аче, то есть пожившие уже несколько лет в колонии, нам объяснили, почему ксенда женщин в большинстве случаев приурочена к дождю... Дело в том, что дождь выпадает на могилах аче и способствует росту деревьев, по которым вверх должен влезть из могилы медведь-муравьед... Таким образом, пение женщин, так же как и мужчин, выполняет функции связующего звена между человеческим существом и природой...
   - А как же в колонии? Ведь здесь аче не охотятся? Они обрабатывают поля. Как же быть в том случае с биквой?
   - Да, ты прав... Аче в колонии приспосабливают свое мировоззрение к новым условиям. Они почти не охотятся, и на их могилах не растут деревья, на которые можно было бы влезать... И ты знаешь, местные аче нашли выход из создавшегося положения. Часть медведя уже не взбирается на дерево, чтобы превратиться в часть дерева, а затем животное, за которым можно охотиться, а эта часть вымывается из земли дождем и затем впадает в ручей. Одна часть этой воды превращается в белых людей, другая часть направляется на небо, но заметь при этом, Ансельмо, эта часть уже не направляется в лес в виде животного...
   Однажды вечером дон Эмилио подвел Ансельмо к одному из костров аче и показал ему пожилого сухощавого индейцы с обтянутой кожей на лице, с небольшим ртом и коротко подбритыми волосами на голове. Увидев дона Эмилио с Ансельмо, он закивал головой, несколько раз приветливо улыбнулся и помахал им рукой, приглашая к костру.
   Ансельмо с ним был знаком и знал его имя - Квибирачи, что означало "личность, чья душа немного сродни птице". В колонии ему дали имя Ангел Перейра. Ангел, сказали Квибирачи, существо летающее, и индеец остался доволен тем, что и новое его имя имеет отношение к полетам.
   - Сегодня вечером, - сказал дон Эмилио, - мы запишем рассказ Квибирачи о его жизни, о том, как он попал в колонию...
   Дон Эмилио сказал несколько слов аче на его языке.
   В ответ тот закивал головой и что-то крикнул.
   Оказалось, он согласен, а крикнул потому, как объяснил дон Эмилио, что позвал к своему костру других аче послушать его рассказ.
   Когда аче начал говорить, дон Эмилио включил магнитофон и потихоньку начал пересказывать своими словами то, что медленно, с остановками говорил Квибирачи.
   Вот что услышал Ансельмо в пересказе дона Эмилио:
   "Много времени назад нас захватили врасплох в нашем лагере белые люди. Их привели прежние аче, которые уже жили с белыми людьми. Нас захватили всех, потому что мы спали. Нас отвели в дом белых. Мы снова убежали в лес. Тогда нас поймал белый по имени Пачин, что значит "захватчик". Потом мы, пленные, долгое время работали на полях. Белый человек Пачин убил моего брата, и тогда я снова убежал в лес очень далеко! А затем папа Перейра забрал нас всех из леса, а я убежал. Ко мне пришел Такаги, пришел в лагерь и сказал: "Папа Перейра не Пачин, он другой папа Перейра, папа Перейра не хочет убивать"... Это был он, - рассказчик в это время показывает на сидящего рядом с ним Такаги, - и он сказал: "Там живет папа Перейра, он не убивает: пойдем к тому, кто не убивает нас". Мы решили и пошли, когда появилась новая луна, при свете луны мы пришли тогда в дом. Мы там хорошо поспали. Мы решили, будем спать и не бояться, мы сами пришли, нас не захватили в плен..."
   В тот же вечер дон Эмилио записал и песню Квибирачи, которую он позже перевел на испанский язык и пересказал отрывки из неё Ансельмо.
   Из песни Квибирачи:
   - Я, когда был аче, Я умел охотиться на больших животных с помощью своей стрелы.
   - Я, когда был аче, был настоящим охотником, там в своей стране я охотился на крупных пекари1.
   - Я, когда был аче, я умел убивать крупных животных, я умел убивать медведей-муравьедов.
   - Тапира в ловушке я поймал со стрелой, но не убивал его, а в хорошей новой ловушке я всегда ловил тапира...
   Дон Эмилио познакомил Ансельмо с молодой девушкой аче лет 14, которую звали Бейпурадареги, и рассказал её историю. Она недавно в колонии и ещё не знает, как себя вести, всего боится, и поэтому дон Эмилио поручил Ансельмо присматривать за ней, помогать ей и по возможности приучать её для начала помогать ему, Ансельмо, на кухне.
   Чтобы Ансельмо было более понятно состояние девушки, дон Эмилио пояснил ему, что девушка переживает глубокую душевную травму: она все ещё своими мыслями находится в лесу, там, где резко была оборвана её молодость и вторглось в её жизнь что-то очень чужое и очень различное: пленение, связанное с картиной смерти её близких, конец той жизни и отрыв от тех мест, где прошло её детство. Согласно представлениям аче, девушка Бейпурадареги переживала период юности, после которого начинается взрослая жизнь. В этот период девушка или юноша более всего подвергаются опасности быть похищенными или съеденными ягуаром. Этот период аче называют состоянием бейкое. В отдельных случаях, как думают аче, ягуар не пожирает девушку, а уносит её во владение ягуаров, где она сама превращается в ягуара.
   У аче существует обряд, называемый темембу, который совершают индейцы, чтобы обезопасить себя от ягуара; обычно к нему прибегают, когда кто-нибудь из них действительно становится жертвой ягуара. Иногда аче называют опасных ягуаров словом "хамо", и это слово обозначает также и белых людей, которые охотятся на индейцев аче. Когда белые люди ловят кого-либо из группы аче, то оставшиеся в лесу совершают обряд темембу для того, чтобы пленный аче не смог превратиться в "белого"или ягуара, возвратиться в лес и напасть на аче, оставшихся в лесу. А девушка Бейпурадареги считает, что она была схвачена и вывезена из леса ягуарами "хамо", превратившимися в белых людей.
   - К тому же, - добавил дон Эмилио, - так как девушка была вывезена из леса в состоянии бейкое, а в колонии уже никто не совершает обряда темембу, то она думает, что навсегда останется в таком состоянии. Заметь также, что те аче, которые находятся в колонии, готовы охотиться на тех, кто ещё пребывает в лесу, и они уже считают, что сами превратились в "хамо", то есть в ягуаров. Аче верят также в то, что затмение солнца, когда оно бывает, происходит оттого, что ягуары нападают на солнце и пожирают его. Аче считали раньше солнце своим союзником, но после того как они стали жить в колонии, думают, что дома белых переселились на солнце и время жизни аче прошло...
   Дон Эмилио, после того как Ансельмо приучил девушку помогать ему на кухне, записал её песню.
   Из песни Бейпурадареги:
   Наши родители. Вы остались очень далеко от нас с головой, опущенной на скрещенные руки.
   Наши родители, вы были медведями-муравьедами, теперь вы от нас далеко с головой, опущенной на скрещенные руки.
   Это белые ягуары, они захватили нас в плен, делают с нами, что хотят, а те, кто убежал от белых ягуаров, убежал далеко с головой, опущенной на скрещенные руки.
   Наши старые родители, нас увезли очень далеко, и мы вас оставили с головой, опущенной на скрещенные руки.
   Когда Ансельмо сравнительно много узнал слов на языке аче, дон Эмилио стал отправлять его в сельву вместе с сеньюэлос за дикими аче.
   Ансельмо больше всего нравилось ходить в лес с Рафаэлем. Вместе с ним Ансельмо прятал в условном месте одежду, оставляя себе только на ногах резиновые тапочки, а на голове кепку.
   В лесу Рафаэль учил его, как различать следы, как предохраняться от нападений ядовитых змей и пауков. Особенно Ансельмо нравилась охота. Охотились они с помощью лука и стрел. Стрелять нужно было метко, и аче почти никогда не знали промаха. Нужно было также уметь подбираться на близкое расстояние к добыче. Ведь в сельве,
   где много деревьев, различного кустарника, лиан, видимый полет стрелы равнялся самое большее двадцати метрам, а в чаще и того меньше и поэтому к добыче следовало подобраться именно на это расстояние, чтобы её увидеть и пустить стрелу. Для этого нужно было знать повадки дичи, места её кормежки и отдыха. Все это аче прекрасно знали, и поэтому редко-редко какая дичь уходила от них, если они охотились не в одиночку. Как правило, во время преследования дичи один охотник шел по следу, а несколько других - двое, трое или больше, в зависимости от размера дичи, отрезали пути отхода.
   Аче очень искусно умели делать в сельве различные ловушки, силки, маскировать ямы, куда попадали крупные звери, такие, как тапир и пекари.
   Сначала Ансельмо было очень трудно с Рафаэлем в лесу. Тот с ним говорил, перемежая слова языка аче с гуарани, но Ансельмо, не понимая всех слов, не сразу мог разобраться в лесных приметах, в лесной грамоте.
   Обучая лесным приметам, Рафаэль говорил Ансельмо:
   - Когда ты идешь по лесу, твои глаза должны все видеть и запоминать. Даже если вернешься не скоро на это место, ты должен помнить, как оно выглядело раньше, тогда ты сможешь понять, что произошло на этом месте с тех пор, пока ты там не был... Вот смотри, там, - Рафаэль показал на группу низкорослых деревьев, к которым они приближались, - есть поваленный ствол дерева. Когда я там проходил - давно это было, лежала обломанная ветка... Лежит ли она сейчас там, давай посмотрим!
   Они дошли до этого места.
   - Ага, - сказал Рафаэль, - смотри, вот эта ветка, но она находится не на том месте, где была раньше. - Рафаэль показал ветку Ансельмо. - Она сдвинута со своего места и прижата к земле... Что бы это могло быть? Дождь?.. Ветер?.. Нет... нет, она находится в закрытом месте, и ветер сюда не достигает... Так как ты думаешь?
   Ансельмо посмотрел на ветку и даже потрогал её. Она была гладкая, толщиной в два пальца, с неровными сучками и искривлена на одном конце.
   - Может быть, - сказал он неуверенно, - на неё заползла змея и качнула её тяжестью своего тела, вот ветка и поддалась в сторону?
   - Нет! Нет! Ни одна змея на заползет на такой неустойчивый сук! ответил Рафаэль. - Это не змея. Надо как следует осмотреться вокруг.
   Ансельмо начал озираться по сторонам, но ничего примечательного не заметил.
   Рафаэль более внимательно осмотрел место, зачем-то поднялся на цыпочки и потрогал ветви, свисавшие вниз, потоптался на месте, даже к чему-то принюхался, потом, подумав немного, сказал:
   - Это тапир!
   - Что тапир?
   - Здесь проходил тапир. Ногой, видимо, он задел ветку, и она сдвинулась с места... А вот здесь он объедал ветки... Но тапир прошел давно-давно, и мы не можем на него поохотиться,
   - Рафаэль с сожалением покачал головой. - Это было давно!
   С каждым походом в лес, а они были не часты и не всегда заканчивались встречей с дикими аче, Ансельмо все больше познавал лесные обычаи. Только одного он не мог понять и научиться этому: верно отыскивать дорогу. Рафаэль мог днями идти по лесу, делать бесчисленные повороты, возвращаться назад и снова идти вперед и все же, когда Ансельмо его спрашивал, куда, в какую сторону нужно идти "домой", Рафаэль, подумав немного, показывал рукой, говорил "туда"и ни разу не ошибся.
   Вот эту "науку"Ансельмо никак не мог постигнуть.
   Однажды, когда они остановились на привал после еды у костра, Ансельмо стал в который раз просить Рафаэля ещё раз объяснить ему, как он находит дорогу "домой".
   - Все надо помнить, - говорил Рафаэль. - Все! Даже если ты будешь очень спешить, все надо помнить, и тогда лес не будет тебе казаться незнакомым... И ещё следы. Следы всегда остаются, их нужно знать: свои и чужие...
   - Да, но вот смотри, Рафаэлито... Все это хорошо - видеть следы, помнить лес, но я хочу знать главное: как найти нужное направление... Когда знаешь, куда идти, т.е. знаешь направление, вот тогда и идешь правильно и запоминаешь все в лесу... Но само направление! Как же его распознать?
   Вопрос этот несколько озадачил Рафаэля. Он не стал сразу отвечать, а походил вокруг, потом остановился перед Ансельмо и ударил себя кулаком в грудь:
   - Вот тут!
   - Что здесь?
   - Направление! - сказал серьезно Рафаэль.
   Но Ансельмо искренне рассмеялся:
   - Как здесь? Здесь направление? Как это можно?
   Однако Рафаэль и не думал шутить, он решил постараться объяснить, как он выбирает дорогу "домой".
   - Направление здесь, - продолжал твердить Рафаэль, по-прежнему показывая себе на грудь.
   Но Ансельмо упорно твердил:
   - Но это не понятно.
   - Хорошо, - сказал Рафаэль, - смотри: я закрою глаза, а ты меня поверни несколько раз в одну сторону, потом в другую, и я, не открывая глаз, покажу в ту сторону, откуда мы пришли.
   - Закрывай глаза!
   Ансельмо начал кружить индейца. Сначала повернул его несколько раз в одну сторону, потом много раз в другую.
   - Ну, теперь давай!
   Рафаэль остановился, немного подумал и, не разжимал век, показал в сторону большого дерева:
   - Мы пришли оттуда!
   Ансельмо искренне удивился: да, они проходили там и, действительно, шли с той стороны.
   И все-таки и на этот раз Рафаэль не смог объяснить, как он угадывает направление. Но в дальнейшем он все-таки научил Ансельмо этому на практике. Делал он это так: когда они с Ансельмо проходили по лесу и делали два-три поворота по пути, Рафаэль неожиданно спрашивал мальчика:
   - С какой стороны мы пришли?
   Ансельмо вначале нерешительно говорил:
   - Оттуда... Нет, оттуда?..
   В его ответе были и утверждение, и нерешительность, но в дальнейшем он, ожидая вопроса Рафаэля, следил за изменениями маршрута и старался быть готовым к ответу. Он запоминал ориентиры и в своей памяти, несмотря на повороты в пути, стремился закрепить основное направление движения. А Рафаэль, видя его старания, усложнял проверку. Бывало, он часами не спрашивал Ансельмо о направлении и лишь после привала, с учетом того, что от места привала они прошли более часа и спустились ещё в одну долину, спрашивал:
   - Откуда мы идем?
   Наступил день, когда Рафаэль спросил улыбаясь Ансельмо:
   - Так где у тебя направление сохраняется?
   Мальчик, улыбаясь и помня ответ на этот вопрос самого Рафаэля, показал себе на грудь:
   - Вот здесь!
   Рафаэль засмеялся и сказал:
   - Конечно, в угадывании направления участвуют и глаза, и ноги, но держать его всегда надо внутри себя, чтобы никогда не сбиться с пути.
   Однажды, когда в колонию прибыл отряд военных и полиции на джипах и хорошо вооруженных, Ансельмо этому не удивился. Военные и раньше приезжали к ним. Колония была приписана к одному из управлений министерства обороны, и это министерство выплачивало Перейра сержантское жалованье и, кроме того, с самого начала существования колонии выделяло 20 солдатских пайков. И хотя с тех пор индейское население колонии сильно увеличилось, количество пайков осталось прежним. Медицинское обслуживание и помощь колонии также оказывал военный персонал, состоящий на службе министерства обороны. Вот только прибытие полицейских его смутило.
   Уже к обеду Ансельмо случайно увидел идущего по колонии дона Эмилио. У того был озабоченный и встревоженный вид.
   Заметив Ансельмо, дон Эмилио поздоровался с ним и прошел было мимо, ничего не сказав. Однако шагов через двадцать он остановился, обернулся, потом махнул рукой, подзывая его к себе.
   Ансельмо подбежал.
   Дон Эмилио положил ему руку на плечо и наклонился к самому уху, затем, передумав, резко выпрямился.
   - Вот что, Ансельмо, ты лучше подойди ко мне после вечернего костра. Мне нужно с тобой поговорить. Не забудешь?
   Ансельмо покрутил головой, ничего не говоря. Сделал он это так выразительно, что у дона Эмилио не осталось и тени сомнения, что мальчик не забудет.
   Ансельмо, общаясь с аче, учился не только их разговорному языку, но и языку жестов. Во многих случаях: на охоте, в пути, во время погони они предпочитали общаться друг с другом жестами, и Ансельмо усвоил много из их привычек. Вот и теперь, хотя ему ничего не стоило сказать: "Да, не забуду ни в коем случае", он ответил жестом, который у аче так же красноречив и убедителен, как и слова.
   Вечером, когда совсем стемнело, Ансельмо разыскал дона Эмилио. Тот отвел его к своему гамаку и, видя, что никого рядом с ними нет, усадил мальчика рядом с собой.
   - Послушай, Ансельмо, то, что я тебе скажу, очень и очень важно... Ты не должен ни с кем об этом говорить, иначе мне будет очень плохо. Ты же не хочешь мне зла?
   - Нет, ни в коем случае! - поспешно ответил Ансельмо.
   - Во-первых, я тебе доверяю большую тайну и, во-вторых, попрошу тебя мне кое в чем помочь... Могу я рассчитывать на тебя?
   - Конечно, дон Эмилио! Вы так много сделали для меня...
   Вы хороший человек и любите индейцев...
   - Ладно, ладно... Я вижу, ты меня правильно понимаешь. Дело в том, Ансельмо, что завтра рано, как всегда, группа аче вместе с Рафаэлем отправится в лес. Здесь неподалеку объявилась группа бандитов. Ты знаешь, кто они такие?.. Я тебе сейчас все объясню, ты только слушай меня внимательно. Не знаю, насколько ты знаешь историю нашей страны, но думаю, что ты любишь свою родину, свой народ... Ты ведь стал другом индейцев аче?
   - Да, как и вы, дон Эмилио!
   - Так вот, Ансельмо, - сказал дон Эмилио, - завтра группа аче, ты знаешь, что эти индейцы - самые лучшие следопыты в нашем крае, - пойдет в лес и выследит группу бандитов, ограбивших банк. Они бежали из тюрьмы и в столице Асунсьоне совершили вооруженный налет на банк, захватив много денег. Теперь они хотят переправиться через границу в другую страну. А если бандитов выследят аче, то их захватит полиция и расстреляет. Полиция может часть денег присвоить себе, поэтому и перестреляет всех бандитов. Свидетели ей не нужны. Поэтому полицейские могут заодно и ликвидировать всех аче. Мне бы этого не хотелось!
   - Конечно, дон Эмилио, - тихо ответил Ансельмо. - А почему аче станут делать это?
   - Тебе не трудно это понять и самому, но я все же объясню. Сами аче ведь не знают, кто они такие. Они не знают и не понимают, что они парагвайцы и живут на земле страны Парагвай. Индейцы аче совсем не знают, как устроен мир вокруг них. А выслеживание кого-либо - это для них как бы забава. Это, конечно, подло так использовать невинных индейцев, - дон Эмилио немного помолчал, потом, глубоко вздохнув, продолжал.