Страница:
Стрельцов взглянул на циферблат. Затем на окно. Хмыкнул.
— В Питере сейчас на ногах лишь дежурные, — продолжал Лось, — все равно наш запрос до утра пролежит. Я, между прочим, на ногах уже двадцать третий час — день в Туркестане чуть раньше начинается. Да и девчонки с Хрущевым уже никакие, не привыкли работать в твоем режиме нон-стоп — и спать, и есть на службе…
Вздохнув, Стрельцов вернулся за стол, набросал график ночных дежурств — по две шестичасовые смены на ночь — чтобы кто-то постоянно находился здесь для оперативного приема информации. Затем созвонился с гаражом ФСР, договорился обеспечить транспортом сменяющихся и заступающих на дежурство. Затем отпустил подчиненных по домам (а Лося — в офицерское общежитие на Мидянинском проспекте, где они со Стрельцовым остановились по приезду). Первую вахту он решил взять на себя — поработать еще немного, а затем вздремнуть в комнате отдыха… А вообще, конечно, надо требовать у Барсука обещанное подкрепление.
Однако разойтись группа «Немезида» не успела. Компьютер Стрельцова заверещал пронзительным звуком. Сработала «палочка-выручалочка»… Оперативники, выехавшие на заурядную вроде бы проверку, взывали о срочной помощи. Точно такой же звук раздался сейчас на оперативном пульте дежурного по городу.
— По коням, Леша! — рявкнул Стрельцов, когда цифры пеленга сменились на экране крупномасштабным планом города с пульсирующим ярко-красным пятнышком. — На том свете отоспимся! На хозяйстве останется…
Он обвел взглядом присутствующих. Хрущев демонстративно вертел в руках свои таблетки, девушки же постарались сложной пантомимой изобразить, какие они уставшие, вымотанные, и как нетерпеливо ждут их дома не то мужья, не то родители… Лишь Людмила едва заметно кивнула.
— …лейтенант Чернобров. Остальные — по домам.
Засовывая в подплечную кобуру пистолет, извлеченный из ящика стола, Лось угрюмо сказал:
— За руль сам сядешь. А я хоть десять минут, да вздремну…
Но впереди, километрах в двух, пост ДПС — большой, стационарный. И перекрыть дорогу там секундное дело: нажми на кнопку, и упрятанные заподлицо с асфальтом стальные барьеры тут же встопорщатся непреодолимой преградой.
Свернуть? Поиграть в прятки-догонялки среди дворов и узеньких проездов шоп-зоны? Увы, в этом муравейнике я ориентируюсь слабо, недолго влететь в какой-нибудь тупик. К тому же там сейчас самый пик движения — и микрогрузовики, и громоздкие фуры поставщиков так и шныряют, сводя на нет всё моё преимущество в скорости. Да и менты тут же вызовут поддержку с воздуха. А время года такое, что на спасительную ночную тьму рассчитывать не приходится: вечерние сумерки сгущаются, сгущаются, — и постепенно переходят в утренние. Для вертолета, даже не снабженного ночной оптикой, «Дерринджер» будет как на ладони.
Эх, надо было поменять тачку чуть раньше. Да что уж теперь…
Оценив перспективы, я законопослушно притер машину к обочине и остановился, готовый в любой момент вновь ударить по газам. Все-таки менты из ДПС — это не профессиональная группа захвата, и при самом худом раскладе мы еще посмотрим, кто кого. К тому же оставалась надежда на совпадение. Может, по несчастливому стечению обстоятельств у какой-то важной шишки как раз сегодня угнали как раз «Дерринджер»… Потому что без особой на то необходимости машины такого класса ДПС предпочитает не беспокоить.
Менты не остановились, как предписывала им служебная инструкция, в десяти-пятнадцати метрах от меня — как и обычно, подъехали почти вплотную. Хороший признак… Служивые люди, как всем известно, не любят лишний раз утруждать свои личные ноги по казенной надобности, но если бы дело пахло для них жареным, уж поставили бы свой джип как положено, чтобы оставшиеся в машине могли адекватно отреагировать на любую неожиданность. Прикрыть огнем, например.
Ну-с, и с кем я имею дело: простой патруль ДПС или усиленный? Двое против меня или четверо?
Из джипа, вновь нарушая инструкцию, вылезли все, кто там был, — трое. Непонятно… Причем лишь один из них, лейтенант, имел все полагающиеся дэпээснику причиндалы: жезл, металлическую бляху на груди, ярко-оранжевую светоотражающую накидку (по совместительству выполняющую и функции бронежилета). Двое других — самые заурядные менты, без какого-либо намека на дорожно-патрульную специализацию. Один даже без фуражки, однако же с кобурой на поясе. Еще более непонятно…
Шагнув к «Дерринджеру», старшина — тот, что не удосужился надеть форменный головной убор — сильно покачнулся. Так-так-так… Кое-что начинает проясняться. Как ни борются «соседи» за чистоту и трезвость рядов, а воз и ныне там.
Перегнувшись на заднее сиденье, я потянулся за парализатором — и вдруг увидел неприятную вещь: вмонтированный в его рукоять светодиод то вспыхивал красным огоньком, то гас. Прибор сигнализировал: заряд аккумулятора кончается. Пожалуй, включать его на полную мощность уже не стоит, энергоемкость у машинки изрядная, и поработала она сегодня достаточно. Зарядного же устройства у меня нет…
Ладно, обойдемся без подстраховки.
Я выбрался из «Дерринджера», хотя имел полное право остаться в салоне. Но ни к чему: и свободы для маневра меньше, и пассажирка на заднем сиденье может застонать в самый неподходящий момент — как раз когда мент нагнется к приспущенному стеклу.
Как я и ожидал, именно лейтенант повел сольную партию в начавшемся концерте. Небрежно откозырял, представился… Звание-то я расслышал хорошо (хотя и без того мог разглядеть звездочки на погонах и умел считать до двух). А вот фамилию своего коллеги бесфуражечный старшина заглушил громким натужным кашлем. Сделано это было настолько неуклюже, что я не знал, плакать от такой наивности или смеяться.
— Па-а-а-прашу д-документики на машину, — привычно объявил лейтенант, и я понял, что он тоже пьян.
Не в лежку, понятно. Не в дупель и не в дугу. В пропорцию. Один мой хороший знакомый — майор, украшавший своей персоной райотдел милиции — рассказывал, что средняя ежедневная норма у них — литр. На единицу личного состава, разумеется. Не пива — водки или аналогичного по градусности продукта. Сто грамм сразу по приходу на службу, сто грамм после ежеутреннего инструктажа… и так далее, до самого вечера.
Ситуация нервировала своей непонятностью: с одной стороны, лейтенант не настолько пьян, чтобы море ему казалось по колено, а водители и пассажиры «Дерринджеров» — мелкой безответной шушерой. Но в то же время нет ни единого признака, что эта троица вознамерилась меня всерьез брать.
Оставалось лишь одно — предоставить событиям развиваться своим естественным ходом, и действовать по обстановке.
— Вы, Юрий Сергеевич, нарушили ограничения скорости, установленные на этом участке дороге, — стандартной фразой проинформировал меня лейтенант, возвращая документы (именно такое имя с отчеством были там указаны). — Максимальная скорость здесь сто двадцать, а вы держали сто двадцать шесть… Желаете взглянуть на показания прибора?
Вполне может быть, что лейтенант не врал, хотя правила я старался соблюдать. Но стражи дорог обычно на такие мелочи внимания не обращают, считают их укладывающимися в допуски.
Я изобразил скорбную мину и помотал головой — дескать, абсолютно доверяю родной милиции и ее приборам.
— И подфарник у вас разбит, левый задний, — продолжал перечислять мои прегрешения лейтенант.
Ну, допустим, не разбит, а всего лишь треснул, не так-то легко вдребезги разнести подфарники «Дерринджера», даже специально стараясь и вооружившись молотком, — кроме всего прочего, это весьма вандалоустойчивая тачка. Я и сам обнаружил трещину, лишь вернувшись на «тойоте» в гипермаркет. Полуторачасовое пребывание на обочине Царскосельского шоссе не прошло даром — некоторые несознательные граждане очень не любят людей, раскатывающих в роскошных машинах.
Но менты-то могли заметить эту неполадку, лишь подъехав почти вплотную! Так какого черта они ко мне привязались?
— Кроме того… — начал было лейтенант, но тут, перебив его, в разговор вступил старшина, до сих пор стоявший молча. Когда он раскрыл рот, до меня раньше слов долетела мощная волна перегара — и это с двух-то с лишним метров! Силён…
— Юрием, значит, заделался?! — спросил старшина и вновь пошатнулся. В тоне его слышалась ничем не замаскированная ненависть.
В голове моей мгновенно закрутился калейдоскоп лиц — неужели я где-то и когда-то встречался с пьяным недоумком? Встречался, имея совсем другие анкетные данные? Носить имя Юрий преступлением не является, если носишь его законно, но «заделаться» — явственный намек на самозванство… Увы, феноменальной — прямо-таки фотографической — зрительной памятью Андрюшки Буравчика я не обладаю…
— Не узнаешь, Владик? — прямо-таки проскрежетал старшина. — Не помнишь меня, сука позорная?
И тут-то наконец я всё понял. Точнее, всё вспомнил…
Глава пятая. Любоффь и ее последствия
Юрик не стал возражать, и следующий час был посвящен выбору подарка, — кухонного комбайна, — его оплате и оформлению доставки в праздничный день. Лишь потом напарники отправились к Мокрецову.
Обитал бывший студент в редкостном гадюшнике — в блочном доме эконом-класса, возведенном четверть века назад. Строительные компании, специализирующиеся в те годы на дешевом жилье, экономили, как могли и на чем могли, — и на материалах, и на сантехническом и прочем оборудовании, и на оплате труда рабочих, в основном низкоквалифицированных иммигрантов. Результат — уже через десять лет тяп-ляп построенные дома выработали свой ресурс: постоянные аварии водопровода, канализации, лифтов, электросетей… И теперь в блочных «путинках» жили в основном неудачники и аутсайдеры — продать квартиру в таком доме можно лишь за сущие гроши.
Замок на двери подъезда был вырван с мясом. Заходите, гости дорогие… Однако внутри негостеприимно разило мочой. Пожалуй, даже кое-чем похуже. Консьерж? Ох, не смешите… Даже помещение для него проект не предусматривал. Пассажирский лифт вроде бы имелся, но никак не реагировал на нажатия кнопки вызова. Впрочем, вполне возможно, что где-то в шахте навеки застыла не способная к передвижению кабина, оборудование же для ее подъема разворовали либо демонтировали… Судя по всему, прежде подобная история произошла и с грузовым лифтом — проем, ведущий к его дверцам, был заложен кирпичом, и достаточно давно.
Потащились пешком. Уже на втором пролете к обоняемым следам людской жизнедеятельности добавились и вполне осязаемые — экскременты, валяющиеся под ногами.
— Свиньи! — сказал, как припечатал, Юрик. — Ладно лифт, но уж на замок могли бы скинуться, дверь подъезда запереть. А то устроили благотворительный сортир для окрестных ханыг…
Козерог промолчал. Шагать предстояло на девятый этаж. На шестом, не иначе, обитал какой-то тип, не лишенный художественного дарования. Испещрявшие стены похабные надписи и примитивные рисунки сменились монументальными фресками — в основном весьма вольно трактовавшими эпизоды культового стереосериала «Рыцарь-паук». Юрик даже сбился с ноги, засмотревшись на восьмилапого монстра, пожирающего обнаженную блондинку — но при этом весьма активно совокупляющегося с ее нижней половиной.
Еще через пару пролетов оперативникам встретилась первая местная жительница — одышливая старушка, спускавшаяся с какого-то из верхних этажей.
— Добрый день, — приветствовал ее Юрик Митько. — Не подскажете, проживает ли здесь Герман Мокрецов?
— А вам он зачем? — крайне подозрительно осведомилась старушка.
— По делу, — коротко ответил Козерог и махнул перед старушечьим носом красной книжечкой удостоверения ФСР. Открыть ее, впрочем, не удосужился.
Старушка прямо-таки расцвела.
— Живет, живет… Аккурат надо мной и живет. И стучит, стучит, по целым дням стучит!
— На кого стучит? — удивился Юрик. Стукачи обычно своё занятие не афишируют.
— Да на меня же и стучит, гопник отмороженный!
— Куда стучит? — деловым тоном уточнил Козерог. Может, всё проще, может, экс-студент стал активным кляузником, беспрерывано катающим «телеги» то в жилтоварещество, то в муниципальный совет…
Всё и в самом деле было проще, даже еще проще.
— Да кто ж его знает? — пожала плечами старушка. — Может, в стенку, может, в пол… Сколько ж можно? Ну, если приколотить что-то надо, — я понимаю. Но каждый же день — тук-тук-тук…
— Разберемся, — твердо сказал Козерог.
Но старушка уже вошла в раж: позабыв о цели своего вояжа по лестнице, начала было долгую повесть о своих многочисленных болезнях и о зловредном воздействии на них постоянного стука.
— Разберемся, — повторил Козерог. — А вы с нами пойдете, будете понятой. Паспорт с собой?
Старушка-обличительница мгновенно свернула свою пафосную речь — и паспорт, дескать, не при ней, да и аптека, куда она спешит, вот-вот закроется…
Напарники прошли через грязный, загаженный балкон на площадку, куда выходили двери квартир, — грязи здесь было не меньше. Табличка с номером на двери Мокрецова отсутствовала, жилище бывшего студента вычислили по номерам соседей. Не было и кнопки звонка, но стучаться не пришлось — от первого легкого толчка дверь подалась назад.
— Прикрывай спину! — тихонько приказал Козерог Юрику, прислушиваясь к звукам, доносящимся из-за двери, и даже принюхиваясь. В руке его как-то, словно сам собой, образовался пистолет — здоровенный длинноствольный «скаут». Хотя Юрик готов был присягнуть, что ни к карману, ни к подплечной кобуре напарник не тянулся.
Звук из квартиры слышался лишь один — монотонно и громко капала вода из крана. Запахов хватало, и все они отнюдь не напоминали аромат французской косметики. Но ничего подозрительного оперативники не учуяли. Не тянуло табаком либо иным запрещенным куревом, не чувствовался тяжелый запах трупного разложения. Резкий запах сгоревшего пороха тоже отсутствовал… Лишь обычная вонь жилища, обитатель или обитатели которого давно позабыли, что такое уборка.
Козерог присел на корточки, резко толкнул дверь плечом, и очутился внутри, — движением, которое Юрик даже не успел толком рассмотреть.
— Федеральная служба расследований! Всем оставаться на местах! — ударил по ушам рык Козерога.
Никакой реакции на вторжение не последовало. Ни стрельбы, ни паники, ни хотя бы возмущенных криков. Юрик шагнул в темноту.
Электричества здесь не было, по крайней мере никакие попытки включить свет результатов не принесли. Возможно, давно отключили за неуплату. Начинать работу пришлось при свете фонарика, запасливо прихваченного Козерогом.
И тут же узкий луч осветил мужчину, сидящего в прихожей прямо на полу. Тело обмякло, привалилось к стене, голова безвольно свесилась набок.
— Мертвый? — негромко спросил Юрик, настороженно поводя пистолетом по сторонам. Голос его предательски дрогнул.
— Разберемся, — так же негромко ответил Козерог. Наклонился к сидящему, коротко сообщил: — Жив.
Тут и Юрик услышал дыхание сидящего — неровное, прерывистое. Спящие дышат совсем не так… Пьяный? Обдолбанный? Но Козерог не стал озадачиваться этим вопросом до выяснения общей диспозиции.
— Осмотри кухню и санузел, — приказал он. — Я — в комнату…
Ни в ванной, ни в туалете — туда Юрик заглянул, включив подсветку смарта — ничего интересного. На кухне было гораздо светлее, в окно попадали отблески уличных реклам. И тут же Митько едва не споткнулся о лежащего человека — тот как раз непринужденно расположился в густой тени. Еще один сидел в той же позе, что и обитатель прихожей, — возле холодильника с распахнутой дверцей. Из холодильника отчаянно воняло. Наркоманская хаза, окончательно уверился Юрик.
Он, стараясь дышать ртом, протянул руку к сидящему, но не закончил движение. Казалось — эти живые трупы притворяются, терпеливо выжидая момент, чтобы вцепиться в глотку незваным гостям. Юрик снял пистолет с предохранителя, направил ствол в сторону наркоши. Осторожно коснулся руки. Теплая, жив…
Шагнул к лежавшему — и тут же чуть было не пальнул на звук, раздавшийся из прихожей.
— Убрал бы ты пушку от греха, — мрачно сказал Козерог, успевший разглядеть судорожное движение пистолета. — Тут они все такие, едва теплые… В комнате еще не меньше десятка.
Юрик, смутившись, поставил пистолет на предохранитель, засунул в подплечную кобуру. Спросил:
— Наркоманы?
— Моргуны. Смотри сам…
Без всякого почтения нагнул голову сидящего, откинул в сторону длинные сальные волосы, посветил фонариком почти в упор. Юрик пригляделся и увидел характерный шрамчик, оставшийся после имплантации, — там, где шея переходила в затылок.
— Пойдем, — позвал Козерог, — посмотришь, по чему он тут стучал. Я такого еще не видел.
Мебели в комнате почти не оказалось — и лежавшим и сидевшим моргунам простора хватало. Луч фонаря скользил по стене. Обои, если даже они здесь имелись, не были видны под слоем фотографий — в основном старых, двумерных. А может и под несколькими слоями, снимки были приколочены беспорядочно, наползая друг на друга. Именно приколочены. Гвоздями. Причем не по углам — гвозди пробивали исключительно лица и тела изображенных людей. Источник снимков сомнений не вызывал — на полу валялся пухлый семейный альбом, не до конца распотрошенный.
— Это же его сестра, Марианна! — узнал Юрик знакомое лицо, выхваченное лучом фонаря. — Та, что в космосе… Только совсем молоденькая.
— Угу. Родственники, предки, одноклассники… Крепко парень на людей обиделся.
Вместо зрачков у юной Марианны поблескивали шляпки двухдюймовых гвоздей. Третий гвоздь, наполовину вколоченный, торчал изо лба.
— Маньяк законченный, — вынес вердикт Юрик. — Ну что, вызываем «соседей»? Это ведь по их линии?
— Подожди, — сказал Козерог, переводя фонарь с изысков дизайнерской мысли на обитателей квартиры. — Как я понимаю, при этой теплой компании должен «пастух» состоять.
И в самом деле, кто-то должен был доставлять моргунам свежие чипы, и кормить их — хоть изредка, хоть внутривенно, и вообще приглядывать за порядком. От моргуна в ломке ожидать можно чего угодно…
— Так где же он, «пастух»?
— Может, вышел… А может, придуривается, одним из этих прикинулся, — Козерог кивнул на неподвижные тела. — Надо бы прояснить это дело… Тогда и раскрытие притона, и задержание на счету ФСР будут, начальство «соседям» нос утрет, глядишь, и нам с тобой премию подкинут…
Столь меркантильное отношение к делу покоробило Юрика, не успевшего до конца растерять идеалы. Но комментировать позицию старшего коллеги он не стал.
— Подсвети, — протянул ему фонарик Козерог. Положил пистолет на столик, нагнулся к ближайшему моргуну. Ощупал и оттащил в сторону, в угол. Прокомментировал:
— Не то. Пустой… И тощий, как из Бухенвальда.
Нагнулся к следующему, и тут…
Один из лежавших буквально взмыл в воздух. Юрик успел увидеть, как дернулся, начал оседать Козерог, а больше не успел ничего — ощутил сильнейший толчок в плечо, отлетел, хрустко приземлился на жесткий пол.
Фонарь выпал из руки и светил куда-то в сторону, но Юрик в сочащемся из окна свете разглядел нечто поблескивающее в руке нагнувшегося над ним человека. И понял, что это «скаут» Козерога.
Его же пистолет застрял в кобуре, сбившейся от толчка и падения, и никак не хотел ее покинуть…
— Не балу?й, федесрал, — прозвучал чужой хрипловатый голос. — Мне мокруха лишняя ни к чему, не заставляй грех на душу брать. Вынимай-ка ручонку из-за пазухи — медленно-медленно…
Левой рукой, придавленной телом к полу, Юрик нащупал сквозь ткань кармана пусковую головку «палочки-выручалочки».
И стиснул ее изо всех сил.
Надо сказать, что в то лето отдых в средней полосе был весьма популярен среди российских отпускников. И неспроста: в Крыму и на Кавказе постреливали, Прибалтика находилась фактически на военном положении — завершались масштабные войсковые операции против «лесных братьев».
На дешевых средиземноморских курортах дела обстояли и того хуже: чуть ли не каждый день приходили сообщения об очередных взрывах и о захватах очередных заложников, — мусульманские диаспоры европейских стран привычным способом боролись за право избирать парламенты из своих земляков и единоверцев.
Короче говоря, тихая и безопасная Среднерусская возвышенность на пару сезонов стала самой настоящей туристской Меккой. Пансионаты, турбазы и дома отдыха давненько не испытывали такого наплыва клиентов.
Досталась семейная путевка на Валдай и мне, — наш ведомственный пансионат в Мацесте лежал в руинах после ракетной атаки с «неопознанного» конвертоплана.
К тому времени мы с Ириной лишь делали вид — для посторонних и для детей — что живем нормальной супружеской жизнью. На самом же деле заключили нечто вроде конкордата: мы, дескать, соседи по жилплощади, занимающиеся совместным воспитанием Олега и Иришки-младшей. И не вмешивающиеся в личную жизнь друг друга. Позже, как и следовало ожидать, хрупкий консенсус накрылся медным тазом, но это уже совсем другая история… А в то лето со стороны мы выглядели дружной семьей. Но при более пристальном наблюдении, как выяснилось, иллюзия рассеивалась.
В первую половину трехнедельного отдыха ничего знаменательного не произошло: обычные курортные развлечения с поправкой на то, что ежевечерние дискотеки и купание в бассейне с подогретой водой меня мало интересовали — закаты я в одиночестве проводил на озере, на рыбалке, там же и купался. В прочих же мероприятиях, призванных развлечь отдыхающих, исправно составлял компанию Ирине и детям.
А потом на меня положила глаз Предслава — девушка родилась лет на десять позже нас с Ириной, в самый пик недолгой моды на древнеславянские имена.
Высокая, рыжая, весьма симпатичная… Отдыхала она не одна, со спутником — не то с женихом, не то просто с другом сердца, неважно. Важно другое — очень быстро сердечный дружок Славке преизрядно надоел. Задолбал, как говорила она мне позже.
Был Володя героем второй карпатской — причем весьма навязчиво доводил факт своего героизма до окружающих. Этакий рубаха-парень с душой нараспашку, уверенный, что любому за счастье проставить ему выпивку и послушать в качестве компенсации гер-р-роические истории. Слышал их краем уха и я — похоже, к десантным войскам Володя отношение и вправду имел, но побывали мы с парнем явно в разных Карпатах…
Впрочем, уличать героя я не имел ни возможности, ни желания — не помню уж, под каким прикрытием я тогда отдыхал, не то менеджер средней руки, не то нечто схожее…
Устав от шумного, говорливого и не слишком умного кавалера, считавшего её своей эксклюзивной собственностью, Славка не стала терять время — в оставшиеся десять дней заниматься классическими ухаживаниями было некогда. Наш с ней курортный роман начался бурно и стремительно.
Как-то вечером, прогулявшись в одиночестве три километра по берегу озера, Предслава нашла укромный, скрытый в кустах мини-пляжик. И собралась там искупаться, делая вид, что не замечает меня, сидевшего неподалеку в лодке. Без купальника искупаться, естественно.
Я склонностью к вуайеризму не страдал, и ответно сделал вид, что застывший на воде поплавок — самое увлекательное на свете зрелище.
Так мы прикидывались, пока Славка не начала тонуть — как она всегда потом утверждала, по-настоящему. Я в это не очень верил, ни сразу, ни потом, — но в воду бросился. Мало ли что, бьющих со дна холодных ключей там хватало…
Доставил спасенную на берег, на тот самый укромный пляжик, и… В общем, с рыбалки я в тот вечер вернулся без единого ершика.
Бывает, наверное, что в таких обстоятельствах начинается истинная, на долгие годы, любовь. У нас, увы (или к счастью?), не началась… Скорее началось то, что нынче принято называть любоффью — именно так, через два «ф».
Она была отличной девчонкой, и нам было хорошо вместе, — все десять дней. Герой-карпатец недолго оставался в неведении, следующим же вечером попытался проучить наглого шпака — и остаток отпуска провел в больнице со сломанной рукой.
Потом мы со Славкой переписывались, все реже и реже, потом она вышла замуж (не за героя Володю, естественно), переписка прекратилась, и я почти позабыл то летнее приключение…
— В Питере сейчас на ногах лишь дежурные, — продолжал Лось, — все равно наш запрос до утра пролежит. Я, между прочим, на ногах уже двадцать третий час — день в Туркестане чуть раньше начинается. Да и девчонки с Хрущевым уже никакие, не привыкли работать в твоем режиме нон-стоп — и спать, и есть на службе…
Вздохнув, Стрельцов вернулся за стол, набросал график ночных дежурств — по две шестичасовые смены на ночь — чтобы кто-то постоянно находился здесь для оперативного приема информации. Затем созвонился с гаражом ФСР, договорился обеспечить транспортом сменяющихся и заступающих на дежурство. Затем отпустил подчиненных по домам (а Лося — в офицерское общежитие на Мидянинском проспекте, где они со Стрельцовым остановились по приезду). Первую вахту он решил взять на себя — поработать еще немного, а затем вздремнуть в комнате отдыха… А вообще, конечно, надо требовать у Барсука обещанное подкрепление.
Однако разойтись группа «Немезида» не успела. Компьютер Стрельцова заверещал пронзительным звуком. Сработала «палочка-выручалочка»… Оперативники, выехавшие на заурядную вроде бы проверку, взывали о срочной помощи. Точно такой же звук раздался сейчас на оперативном пульте дежурного по городу.
— По коням, Леша! — рявкнул Стрельцов, когда цифры пеленга сменились на экране крупномасштабным планом города с пульсирующим ярко-красным пятнышком. — На том свете отоспимся! На хозяйстве останется…
Он обвел взглядом присутствующих. Хрущев демонстративно вертел в руках свои таблетки, девушки же постарались сложной пантомимой изобразить, какие они уставшие, вымотанные, и как нетерпеливо ждут их дома не то мужья, не то родители… Лишь Людмила едва заметно кивнула.
— …лейтенант Чернобров. Остальные — по домам.
Засовывая в подплечную кобуру пистолет, извлеченный из ящика стола, Лось угрюмо сказал:
— За руль сам сядешь. А я хоть десять минут, да вздремну…
Московское шоссе под Санкт-Петербургом, 15 июня 2028 года, вечер
Конечно, мощный движок «Дерринджера» позволял легко оторваться от ментовского джипа не первой свежести.Но впереди, километрах в двух, пост ДПС — большой, стационарный. И перекрыть дорогу там секундное дело: нажми на кнопку, и упрятанные заподлицо с асфальтом стальные барьеры тут же встопорщатся непреодолимой преградой.
Свернуть? Поиграть в прятки-догонялки среди дворов и узеньких проездов шоп-зоны? Увы, в этом муравейнике я ориентируюсь слабо, недолго влететь в какой-нибудь тупик. К тому же там сейчас самый пик движения — и микрогрузовики, и громоздкие фуры поставщиков так и шныряют, сводя на нет всё моё преимущество в скорости. Да и менты тут же вызовут поддержку с воздуха. А время года такое, что на спасительную ночную тьму рассчитывать не приходится: вечерние сумерки сгущаются, сгущаются, — и постепенно переходят в утренние. Для вертолета, даже не снабженного ночной оптикой, «Дерринджер» будет как на ладони.
Эх, надо было поменять тачку чуть раньше. Да что уж теперь…
Оценив перспективы, я законопослушно притер машину к обочине и остановился, готовый в любой момент вновь ударить по газам. Все-таки менты из ДПС — это не профессиональная группа захвата, и при самом худом раскладе мы еще посмотрим, кто кого. К тому же оставалась надежда на совпадение. Может, по несчастливому стечению обстоятельств у какой-то важной шишки как раз сегодня угнали как раз «Дерринджер»… Потому что без особой на то необходимости машины такого класса ДПС предпочитает не беспокоить.
Менты не остановились, как предписывала им служебная инструкция, в десяти-пятнадцати метрах от меня — как и обычно, подъехали почти вплотную. Хороший признак… Служивые люди, как всем известно, не любят лишний раз утруждать свои личные ноги по казенной надобности, но если бы дело пахло для них жареным, уж поставили бы свой джип как положено, чтобы оставшиеся в машине могли адекватно отреагировать на любую неожиданность. Прикрыть огнем, например.
Ну-с, и с кем я имею дело: простой патруль ДПС или усиленный? Двое против меня или четверо?
Из джипа, вновь нарушая инструкцию, вылезли все, кто там был, — трое. Непонятно… Причем лишь один из них, лейтенант, имел все полагающиеся дэпээснику причиндалы: жезл, металлическую бляху на груди, ярко-оранжевую светоотражающую накидку (по совместительству выполняющую и функции бронежилета). Двое других — самые заурядные менты, без какого-либо намека на дорожно-патрульную специализацию. Один даже без фуражки, однако же с кобурой на поясе. Еще более непонятно…
Шагнув к «Дерринджеру», старшина — тот, что не удосужился надеть форменный головной убор — сильно покачнулся. Так-так-так… Кое-что начинает проясняться. Как ни борются «соседи» за чистоту и трезвость рядов, а воз и ныне там.
Перегнувшись на заднее сиденье, я потянулся за парализатором — и вдруг увидел неприятную вещь: вмонтированный в его рукоять светодиод то вспыхивал красным огоньком, то гас. Прибор сигнализировал: заряд аккумулятора кончается. Пожалуй, включать его на полную мощность уже не стоит, энергоемкость у машинки изрядная, и поработала она сегодня достаточно. Зарядного же устройства у меня нет…
Ладно, обойдемся без подстраховки.
Я выбрался из «Дерринджера», хотя имел полное право остаться в салоне. Но ни к чему: и свободы для маневра меньше, и пассажирка на заднем сиденье может застонать в самый неподходящий момент — как раз когда мент нагнется к приспущенному стеклу.
Как я и ожидал, именно лейтенант повел сольную партию в начавшемся концерте. Небрежно откозырял, представился… Звание-то я расслышал хорошо (хотя и без того мог разглядеть звездочки на погонах и умел считать до двух). А вот фамилию своего коллеги бесфуражечный старшина заглушил громким натужным кашлем. Сделано это было настолько неуклюже, что я не знал, плакать от такой наивности или смеяться.
— Па-а-а-прашу д-документики на машину, — привычно объявил лейтенант, и я понял, что он тоже пьян.
Не в лежку, понятно. Не в дупель и не в дугу. В пропорцию. Один мой хороший знакомый — майор, украшавший своей персоной райотдел милиции — рассказывал, что средняя ежедневная норма у них — литр. На единицу личного состава, разумеется. Не пива — водки или аналогичного по градусности продукта. Сто грамм сразу по приходу на службу, сто грамм после ежеутреннего инструктажа… и так далее, до самого вечера.
Ситуация нервировала своей непонятностью: с одной стороны, лейтенант не настолько пьян, чтобы море ему казалось по колено, а водители и пассажиры «Дерринджеров» — мелкой безответной шушерой. Но в то же время нет ни единого признака, что эта троица вознамерилась меня всерьез брать.
Оставалось лишь одно — предоставить событиям развиваться своим естественным ходом, и действовать по обстановке.
— Вы, Юрий Сергеевич, нарушили ограничения скорости, установленные на этом участке дороге, — стандартной фразой проинформировал меня лейтенант, возвращая документы (именно такое имя с отчеством были там указаны). — Максимальная скорость здесь сто двадцать, а вы держали сто двадцать шесть… Желаете взглянуть на показания прибора?
Вполне может быть, что лейтенант не врал, хотя правила я старался соблюдать. Но стражи дорог обычно на такие мелочи внимания не обращают, считают их укладывающимися в допуски.
Я изобразил скорбную мину и помотал головой — дескать, абсолютно доверяю родной милиции и ее приборам.
— И подфарник у вас разбит, левый задний, — продолжал перечислять мои прегрешения лейтенант.
Ну, допустим, не разбит, а всего лишь треснул, не так-то легко вдребезги разнести подфарники «Дерринджера», даже специально стараясь и вооружившись молотком, — кроме всего прочего, это весьма вандалоустойчивая тачка. Я и сам обнаружил трещину, лишь вернувшись на «тойоте» в гипермаркет. Полуторачасовое пребывание на обочине Царскосельского шоссе не прошло даром — некоторые несознательные граждане очень не любят людей, раскатывающих в роскошных машинах.
Но менты-то могли заметить эту неполадку, лишь подъехав почти вплотную! Так какого черта они ко мне привязались?
— Кроме того… — начал было лейтенант, но тут, перебив его, в разговор вступил старшина, до сих пор стоявший молча. Когда он раскрыл рот, до меня раньше слов долетела мощная волна перегара — и это с двух-то с лишним метров! Силён…
— Юрием, значит, заделался?! — спросил старшина и вновь пошатнулся. В тоне его слышалась ничем не замаскированная ненависть.
В голове моей мгновенно закрутился калейдоскоп лиц — неужели я где-то и когда-то встречался с пьяным недоумком? Встречался, имея совсем другие анкетные данные? Носить имя Юрий преступлением не является, если носишь его законно, но «заделаться» — явственный намек на самозванство… Увы, феноменальной — прямо-таки фотографической — зрительной памятью Андрюшки Буравчика я не обладаю…
— Не узнаешь, Владик? — прямо-таки проскрежетал старшина. — Не помнишь меня, сука позорная?
И тут-то наконец я всё понял. Точнее, всё вспомнил…
Глава пятая. Любоффь и ее последствия
Даже норковая шубка сидит на ней не так, как на остальных женщинах — все прохожие останавливаются и смотрят ей вслед…Жорж Сименон, «Сын»
Москва, квартира Мокрецова, 15 июня 2028 года, 21:19
По адресу регистрации Германа Мокрецова, совпадающему с адресом фактического проживания, Козерог и Юрик Митько прибыли не сразу. Едва оказались вне начальственной видимости, Козерог тут же заявил: спешить ни к чему. Напротив, стоит выждать час-полтора, чтобы с гарантией застать клиента дома. За Буравчиком водится такой грешок: пахать на подчиненных до седьмого пота. И если они с Юриком слишком рано вернутся — еще куда-нибудь зашлёт, с него станется. А у него, Козерога, между прочим, через три дня годовщина свадьбы, а подарок еще не куплен, так что…Юрик не стал возражать, и следующий час был посвящен выбору подарка, — кухонного комбайна, — его оплате и оформлению доставки в праздничный день. Лишь потом напарники отправились к Мокрецову.
Обитал бывший студент в редкостном гадюшнике — в блочном доме эконом-класса, возведенном четверть века назад. Строительные компании, специализирующиеся в те годы на дешевом жилье, экономили, как могли и на чем могли, — и на материалах, и на сантехническом и прочем оборудовании, и на оплате труда рабочих, в основном низкоквалифицированных иммигрантов. Результат — уже через десять лет тяп-ляп построенные дома выработали свой ресурс: постоянные аварии водопровода, канализации, лифтов, электросетей… И теперь в блочных «путинках» жили в основном неудачники и аутсайдеры — продать квартиру в таком доме можно лишь за сущие гроши.
Замок на двери подъезда был вырван с мясом. Заходите, гости дорогие… Однако внутри негостеприимно разило мочой. Пожалуй, даже кое-чем похуже. Консьерж? Ох, не смешите… Даже помещение для него проект не предусматривал. Пассажирский лифт вроде бы имелся, но никак не реагировал на нажатия кнопки вызова. Впрочем, вполне возможно, что где-то в шахте навеки застыла не способная к передвижению кабина, оборудование же для ее подъема разворовали либо демонтировали… Судя по всему, прежде подобная история произошла и с грузовым лифтом — проем, ведущий к его дверцам, был заложен кирпичом, и достаточно давно.
Потащились пешком. Уже на втором пролете к обоняемым следам людской жизнедеятельности добавились и вполне осязаемые — экскременты, валяющиеся под ногами.
— Свиньи! — сказал, как припечатал, Юрик. — Ладно лифт, но уж на замок могли бы скинуться, дверь подъезда запереть. А то устроили благотворительный сортир для окрестных ханыг…
Козерог промолчал. Шагать предстояло на девятый этаж. На шестом, не иначе, обитал какой-то тип, не лишенный художественного дарования. Испещрявшие стены похабные надписи и примитивные рисунки сменились монументальными фресками — в основном весьма вольно трактовавшими эпизоды культового стереосериала «Рыцарь-паук». Юрик даже сбился с ноги, засмотревшись на восьмилапого монстра, пожирающего обнаженную блондинку — но при этом весьма активно совокупляющегося с ее нижней половиной.
Еще через пару пролетов оперативникам встретилась первая местная жительница — одышливая старушка, спускавшаяся с какого-то из верхних этажей.
— Добрый день, — приветствовал ее Юрик Митько. — Не подскажете, проживает ли здесь Герман Мокрецов?
— А вам он зачем? — крайне подозрительно осведомилась старушка.
— По делу, — коротко ответил Козерог и махнул перед старушечьим носом красной книжечкой удостоверения ФСР. Открыть ее, впрочем, не удосужился.
Старушка прямо-таки расцвела.
— Живет, живет… Аккурат надо мной и живет. И стучит, стучит, по целым дням стучит!
— На кого стучит? — удивился Юрик. Стукачи обычно своё занятие не афишируют.
— Да на меня же и стучит, гопник отмороженный!
— Куда стучит? — деловым тоном уточнил Козерог. Может, всё проще, может, экс-студент стал активным кляузником, беспрерывано катающим «телеги» то в жилтоварещество, то в муниципальный совет…
Всё и в самом деле было проще, даже еще проще.
— Да кто ж его знает? — пожала плечами старушка. — Может, в стенку, может, в пол… Сколько ж можно? Ну, если приколотить что-то надо, — я понимаю. Но каждый же день — тук-тук-тук…
— Разберемся, — твердо сказал Козерог.
Но старушка уже вошла в раж: позабыв о цели своего вояжа по лестнице, начала было долгую повесть о своих многочисленных болезнях и о зловредном воздействии на них постоянного стука.
— Разберемся, — повторил Козерог. — А вы с нами пойдете, будете понятой. Паспорт с собой?
Старушка-обличительница мгновенно свернула свою пафосную речь — и паспорт, дескать, не при ней, да и аптека, куда она спешит, вот-вот закроется…
Напарники прошли через грязный, загаженный балкон на площадку, куда выходили двери квартир, — грязи здесь было не меньше. Табличка с номером на двери Мокрецова отсутствовала, жилище бывшего студента вычислили по номерам соседей. Не было и кнопки звонка, но стучаться не пришлось — от первого легкого толчка дверь подалась назад.
— Прикрывай спину! — тихонько приказал Козерог Юрику, прислушиваясь к звукам, доносящимся из-за двери, и даже принюхиваясь. В руке его как-то, словно сам собой, образовался пистолет — здоровенный длинноствольный «скаут». Хотя Юрик готов был присягнуть, что ни к карману, ни к подплечной кобуре напарник не тянулся.
Звук из квартиры слышался лишь один — монотонно и громко капала вода из крана. Запахов хватало, и все они отнюдь не напоминали аромат французской косметики. Но ничего подозрительного оперативники не учуяли. Не тянуло табаком либо иным запрещенным куревом, не чувствовался тяжелый запах трупного разложения. Резкий запах сгоревшего пороха тоже отсутствовал… Лишь обычная вонь жилища, обитатель или обитатели которого давно позабыли, что такое уборка.
Козерог присел на корточки, резко толкнул дверь плечом, и очутился внутри, — движением, которое Юрик даже не успел толком рассмотреть.
— Федеральная служба расследований! Всем оставаться на местах! — ударил по ушам рык Козерога.
Никакой реакции на вторжение не последовало. Ни стрельбы, ни паники, ни хотя бы возмущенных криков. Юрик шагнул в темноту.
Электричества здесь не было, по крайней мере никакие попытки включить свет результатов не принесли. Возможно, давно отключили за неуплату. Начинать работу пришлось при свете фонарика, запасливо прихваченного Козерогом.
И тут же узкий луч осветил мужчину, сидящего в прихожей прямо на полу. Тело обмякло, привалилось к стене, голова безвольно свесилась набок.
— Мертвый? — негромко спросил Юрик, настороженно поводя пистолетом по сторонам. Голос его предательски дрогнул.
— Разберемся, — так же негромко ответил Козерог. Наклонился к сидящему, коротко сообщил: — Жив.
Тут и Юрик услышал дыхание сидящего — неровное, прерывистое. Спящие дышат совсем не так… Пьяный? Обдолбанный? Но Козерог не стал озадачиваться этим вопросом до выяснения общей диспозиции.
— Осмотри кухню и санузел, — приказал он. — Я — в комнату…
Ни в ванной, ни в туалете — туда Юрик заглянул, включив подсветку смарта — ничего интересного. На кухне было гораздо светлее, в окно попадали отблески уличных реклам. И тут же Митько едва не споткнулся о лежащего человека — тот как раз непринужденно расположился в густой тени. Еще один сидел в той же позе, что и обитатель прихожей, — возле холодильника с распахнутой дверцей. Из холодильника отчаянно воняло. Наркоманская хаза, окончательно уверился Юрик.
Он, стараясь дышать ртом, протянул руку к сидящему, но не закончил движение. Казалось — эти живые трупы притворяются, терпеливо выжидая момент, чтобы вцепиться в глотку незваным гостям. Юрик снял пистолет с предохранителя, направил ствол в сторону наркоши. Осторожно коснулся руки. Теплая, жив…
Шагнул к лежавшему — и тут же чуть было не пальнул на звук, раздавшийся из прихожей.
— Убрал бы ты пушку от греха, — мрачно сказал Козерог, успевший разглядеть судорожное движение пистолета. — Тут они все такие, едва теплые… В комнате еще не меньше десятка.
Юрик, смутившись, поставил пистолет на предохранитель, засунул в подплечную кобуру. Спросил:
— Наркоманы?
— Моргуны. Смотри сам…
Без всякого почтения нагнул голову сидящего, откинул в сторону длинные сальные волосы, посветил фонариком почти в упор. Юрик пригляделся и увидел характерный шрамчик, оставшийся после имплантации, — там, где шея переходила в затылок.
— Пойдем, — позвал Козерог, — посмотришь, по чему он тут стучал. Я такого еще не видел.
Мебели в комнате почти не оказалось — и лежавшим и сидевшим моргунам простора хватало. Луч фонаря скользил по стене. Обои, если даже они здесь имелись, не были видны под слоем фотографий — в основном старых, двумерных. А может и под несколькими слоями, снимки были приколочены беспорядочно, наползая друг на друга. Именно приколочены. Гвоздями. Причем не по углам — гвозди пробивали исключительно лица и тела изображенных людей. Источник снимков сомнений не вызывал — на полу валялся пухлый семейный альбом, не до конца распотрошенный.
— Это же его сестра, Марианна! — узнал Юрик знакомое лицо, выхваченное лучом фонаря. — Та, что в космосе… Только совсем молоденькая.
— Угу. Родственники, предки, одноклассники… Крепко парень на людей обиделся.
Вместо зрачков у юной Марианны поблескивали шляпки двухдюймовых гвоздей. Третий гвоздь, наполовину вколоченный, торчал изо лба.
— Маньяк законченный, — вынес вердикт Юрик. — Ну что, вызываем «соседей»? Это ведь по их линии?
— Подожди, — сказал Козерог, переводя фонарь с изысков дизайнерской мысли на обитателей квартиры. — Как я понимаю, при этой теплой компании должен «пастух» состоять.
И в самом деле, кто-то должен был доставлять моргунам свежие чипы, и кормить их — хоть изредка, хоть внутривенно, и вообще приглядывать за порядком. От моргуна в ломке ожидать можно чего угодно…
— Так где же он, «пастух»?
— Может, вышел… А может, придуривается, одним из этих прикинулся, — Козерог кивнул на неподвижные тела. — Надо бы прояснить это дело… Тогда и раскрытие притона, и задержание на счету ФСР будут, начальство «соседям» нос утрет, глядишь, и нам с тобой премию подкинут…
Столь меркантильное отношение к делу покоробило Юрика, не успевшего до конца растерять идеалы. Но комментировать позицию старшего коллеги он не стал.
— Подсвети, — протянул ему фонарик Козерог. Положил пистолет на столик, нагнулся к ближайшему моргуну. Ощупал и оттащил в сторону, в угол. Прокомментировал:
— Не то. Пустой… И тощий, как из Бухенвальда.
Нагнулся к следующему, и тут…
Один из лежавших буквально взмыл в воздух. Юрик успел увидеть, как дернулся, начал оседать Козерог, а больше не успел ничего — ощутил сильнейший толчок в плечо, отлетел, хрустко приземлился на жесткий пол.
Фонарь выпал из руки и светил куда-то в сторону, но Юрик в сочащемся из окна свете разглядел нечто поблескивающее в руке нагнувшегося над ним человека. И понял, что это «скаут» Козерога.
Его же пистолет застрял в кобуре, сбившейся от толчка и падения, и никак не хотел ее покинуть…
— Не балу?й, федесрал, — прозвучал чужой хрипловатый голос. — Мне мокруха лишняя ни к чему, не заставляй грех на душу брать. Вынимай-ка ручонку из-за пазухи — медленно-медленно…
Левой рукой, придавленной телом к полу, Юрик нащупал сквозь ткань кармана пусковую головку «палочки-выручалочки».
И стиснул ее изо всех сил.
Ретроспекция. Шекспировские страсти в средней полосе
Приключилась эта история четыре года назад, на одном из валдайских курортов.Надо сказать, что в то лето отдых в средней полосе был весьма популярен среди российских отпускников. И неспроста: в Крыму и на Кавказе постреливали, Прибалтика находилась фактически на военном положении — завершались масштабные войсковые операции против «лесных братьев».
На дешевых средиземноморских курортах дела обстояли и того хуже: чуть ли не каждый день приходили сообщения об очередных взрывах и о захватах очередных заложников, — мусульманские диаспоры европейских стран привычным способом боролись за право избирать парламенты из своих земляков и единоверцев.
Короче говоря, тихая и безопасная Среднерусская возвышенность на пару сезонов стала самой настоящей туристской Меккой. Пансионаты, турбазы и дома отдыха давненько не испытывали такого наплыва клиентов.
Досталась семейная путевка на Валдай и мне, — наш ведомственный пансионат в Мацесте лежал в руинах после ракетной атаки с «неопознанного» конвертоплана.
К тому времени мы с Ириной лишь делали вид — для посторонних и для детей — что живем нормальной супружеской жизнью. На самом же деле заключили нечто вроде конкордата: мы, дескать, соседи по жилплощади, занимающиеся совместным воспитанием Олега и Иришки-младшей. И не вмешивающиеся в личную жизнь друг друга. Позже, как и следовало ожидать, хрупкий консенсус накрылся медным тазом, но это уже совсем другая история… А в то лето со стороны мы выглядели дружной семьей. Но при более пристальном наблюдении, как выяснилось, иллюзия рассеивалась.
В первую половину трехнедельного отдыха ничего знаменательного не произошло: обычные курортные развлечения с поправкой на то, что ежевечерние дискотеки и купание в бассейне с подогретой водой меня мало интересовали — закаты я в одиночестве проводил на озере, на рыбалке, там же и купался. В прочих же мероприятиях, призванных развлечь отдыхающих, исправно составлял компанию Ирине и детям.
А потом на меня положила глаз Предслава — девушка родилась лет на десять позже нас с Ириной, в самый пик недолгой моды на древнеславянские имена.
Высокая, рыжая, весьма симпатичная… Отдыхала она не одна, со спутником — не то с женихом, не то просто с другом сердца, неважно. Важно другое — очень быстро сердечный дружок Славке преизрядно надоел. Задолбал, как говорила она мне позже.
Был Володя героем второй карпатской — причем весьма навязчиво доводил факт своего героизма до окружающих. Этакий рубаха-парень с душой нараспашку, уверенный, что любому за счастье проставить ему выпивку и послушать в качестве компенсации гер-р-роические истории. Слышал их краем уха и я — похоже, к десантным войскам Володя отношение и вправду имел, но побывали мы с парнем явно в разных Карпатах…
Впрочем, уличать героя я не имел ни возможности, ни желания — не помню уж, под каким прикрытием я тогда отдыхал, не то менеджер средней руки, не то нечто схожее…
Устав от шумного, говорливого и не слишком умного кавалера, считавшего её своей эксклюзивной собственностью, Славка не стала терять время — в оставшиеся десять дней заниматься классическими ухаживаниями было некогда. Наш с ней курортный роман начался бурно и стремительно.
Как-то вечером, прогулявшись в одиночестве три километра по берегу озера, Предслава нашла укромный, скрытый в кустах мини-пляжик. И собралась там искупаться, делая вид, что не замечает меня, сидевшего неподалеку в лодке. Без купальника искупаться, естественно.
Я склонностью к вуайеризму не страдал, и ответно сделал вид, что застывший на воде поплавок — самое увлекательное на свете зрелище.
Так мы прикидывались, пока Славка не начала тонуть — как она всегда потом утверждала, по-настоящему. Я в это не очень верил, ни сразу, ни потом, — но в воду бросился. Мало ли что, бьющих со дна холодных ключей там хватало…
Доставил спасенную на берег, на тот самый укромный пляжик, и… В общем, с рыбалки я в тот вечер вернулся без единого ершика.
Бывает, наверное, что в таких обстоятельствах начинается истинная, на долгие годы, любовь. У нас, увы (или к счастью?), не началась… Скорее началось то, что нынче принято называть любоффью — именно так, через два «ф».
Она была отличной девчонкой, и нам было хорошо вместе, — все десять дней. Герой-карпатец недолго оставался в неведении, следующим же вечером попытался проучить наглого шпака — и остаток отпуска провел в больнице со сломанной рукой.
Потом мы со Славкой переписывались, все реже и реже, потом она вышла замуж (не за героя Володю, естественно), переписка прекратилась, и я почти позабыл то летнее приключение…