Толкиен Джон Рональд Руэл. Братство кольца (пер.Муравьев, Кистяковский)

- То есть в жизни не видывал подобного! - возгласил он, в ужасе воздев
руки к потолку. - Чтобы гостям было опасно спать в своих постелях, чтобы
портили совсем почти новые валики, - это что же дальше-то будет?
- Ничего хорошего, - посулил Бродяжник. - Но тебе будет поспокойнее,
когда ты от нас избавишься. Мы сейчас трогаемся. Завтрака не надо: на ходу
что-нибудь перекусим.
Наркисс побежал распорядиться, чтоб седлали и выводили пони - и
приготовили закуску. Вернулся он в полной растерянности. Пони исчезли!
Ворота конюшни распахнуты настежь, а внутри пусто! Свели не только
хоббитских пони - пропали все лошади до одной.
Фродо был вконец расстроен. Как же они проберутся к Разделу пешком,
если их преследуют конные враги? Тогда уж чего там, лучше прямо на луну -
или аж звездами! Бродяжник молча оглядел хоббитов, словно оценивая их силы и
решимость.
- Все равно ведь пони от конников не спасенье, - сказал он, как бы
угадав мысли Фродо. - И той тропой, которой я вас поведу, лучше пешком, чем
на пони. Как с припасами? Отсюда до Раздела мы их не пополним, надо
захватить с лихвой - можем ведь задержаться, можем пойти кружным путем. На
спинах-то вы много унесете?
- Сколько понадобится, - храбро ответил Пин, хотя сердце у него екнуло.
- Пропадать - так хоть не впроголодь!
- Я за двоих понесу, - хмуро вызвался Сэм.
- А чем бы делу помочь, господин Наркисс? - спросил Фродо. - Нельзя ли
как-нибудь раздобыть пару пони - ну, пусть одного - для поклажи? Я понимаю,
нанять вряд ли... А если купить? - В уме он опасливо пересчитал все их
деньги.
- Сомневаюсь, - уныло сказал трактирщик. - Все пригорянские пони - два
или три - были у меня в стойлах. Лошадей у нас в Пригорье раз-два и обчелся,
а какие есть - те не на продажу. Ну да уж постараемся. Сейчас вот разыщу
бездельника Боба, пусть пойдет поспрашивает.
- Да, пожалуй, - как бы взвешивая, проговорил Бродяжник, - пусть
спрашивает. Один-то пони нам все-таки нужен. Но теперь и думать нечего выйти
рано и незаметно. Искать пони - все равно что в походный рог трубить. Такой,
верно, у них и был расчет.
- Есть одна малая кроха утешения, - сказал Мерри, - если трезво
рассудить, то и не малая, и не кроха. Раз уж эдак вышло, то давайте как
следует позавтракаем. Где там телепень Ноб?
Задержались они больше чем на три часа. Боб явился с известием, что
никаких лошадей или пони на продажу нет - вот только Бит Осинник соглашается
уступить одну дряхлую животину.
- Кожа да кости, - сказал Боб, - этому пони давно на живодерню пора, а
Осинник за него, будьте уверены, запросит втрое - учуял, скалдырник, поживу.
- Осинник? - насторожился Фродо. - Может, здесь какой-нибудь подвох?
Может, этот пони убежит к нему назад со всею нашей поклажей или они через
него нас выследят - мало ли?
- Может быть, может быть, - сказал Бродяжник. - Хотя нет, едва ли. Не
вернется к Осиннику никакое животное, единожды от него улизнувши. Наверно,
он просто решил на прощанье урвать лишний клок - пони этот, я уверен, при
последнем издыхании. Что ж, выбора у нас нет. Сколько он за него хочет?
Бит Осинник запросил двенадцать серебряков - в самом деле, втрое против
здешней цены на крепкого пони. Купленная скотинка была костлявая,
заморенная, забитая, но подыхать пока не собиралась. Лавр Наркисс заплатил
за нее из своего кармана и предложил Мерри еще восемнадцать серебряков -
возмещение за пропавших пони. Он был человек честный и довольно зажиточный,
но тридцати серебряков ему было жалко до слез, тем паче что половину
пришлось выложить паршивцу и сквалыге Осиннику.
Однако он не прогадал. Позднее оказалось, что свели только одну лошадь.
Других просто спугнули, и они потом отыскались на лугах Пригорья. Правда,
пони Мерри Брендизайка удрали к Тому Бомбадилу. Там они паслись и нагуливали
жир как ни в чем не бывало, но, когда Том узнал, что стряслось в Пригорье,
он отправил их обратно к Наркиссу, и тот нежданно-негаданно заполучил
пятерых лошадок. В Пригорье им было, конечно, не так привольно, но все же
Боб ухаживал за ними на славу, и они как-никак избежали страшного
путешествия. Ну, зато и в Раздоле не побывали.
Но это было потом, а пока что денежки Лавра Наркисса то ли ухнули, то
ли ахнули. Да и других забот хватало. Когда его жильцы проведали, что ночью
был налет на трактир, поднялся страшный переполох. У гостей с юга увели
несколько лошадок, и они во все горло поносили трактирщика, пока не
обнаружилось, что один из их братии тоже исчез по ночному времени, а был это
не кто иной, как косоглазый приятель Бита Осинника. Тогда все стало ясно.
- Коли-ежели подбираете по дороге конокрадов и мне их за своих выдаете,
- громко сердился Наркисс, - так уж извольте сами за них расплачиваться, и
нечего тут на меня орать. Подите вон, спросите у Осинника, куда это делся
его дружочек!
Но оказалось, что тот, косоглазый, ни чей вроде бы не был приятель и
никто не помнил, когда он к ним пристал.
После завтрака хоббитам пришлось заново уложить все мешки в расчете на
пеший и очень долгий путь: снеди прибавилось изрядно. Выбрались они примерно
к десяти часам. Пригорье давно уж проснулось и гудело, как растревоженный
улей. Еще бы, явление Черных Всадников, вчерашнее исчезновение Фродо, а
теперь кража лошадей и последняя сногсшибательная новость: оказывается,
Бродяжник-Следопыт нанялся в провожатые таинственным хоббитам из Хоббитании.
Возле трактира собралась уйма народу, подходили из ближних селений,
переговаривались и терпеливо ждали выезда путников. Постояльцы торчали в
дверях и высовывались из окон.
Бродяжник переменил план: решено было двинуться из Пригорья прямо по
Тракту. Сворачивать сразу толку не было - за ними увязался бы длинный хвост:
поглядеть, куда их несет, и проследить, чтоб ни на чью землю не залезли.
Распрощались с Нобом и Бобом, расстались с Лавром Наркиссом, осыпав его
благодарностями.
- Надеюсь, до лучших времен, - сказал Фродо. - Хотел бы я погостить у
вас как следует, может, когда и удастся.
Тронулись в путь встревоженные и понурые, под недобрыми взглядами
толпы. Кое-кто все-таки пожелал им удачи, но слышнее были худые напутствия.
Правда, пригоряне знали, что Бродяжник шуток не любит, и, когда он поднимал
на кого-нибудь глаза, тут же смолкали. Он шел впереди, рядом с Фродо, за
ними - Пин и Мерри; а позади Сэм вел пони, нагруженного по силам, но изрядно
- впрочем, глядел он уже куда веселее, видно, почуял перемену судьбы. Сэм
задумчиво грыз яблоко. Яблок у него были полны карманы: Боб и Ноб
позаботились на прощанье.
- Идешь с яблочком, сидишь с трубочкой, вот оно и ладно, - пробормотал
Сэм. - Да ведь яблочек-то на весь путь разве напасешься?
Постепенно они перестали обращать внимание на любопытных, чьи головы то
и дело выныривали из-за оград и дверей. Последний дом, ободранный и
покосившийся, был, однако, обнесен прочным бревенчатым забором. В оконце
мелькнула желтоватая и косоглазая физиономия.
"Вот оно что! - подумал Фродо. - Значит, здесь он прячется, тот
южанин... Ну, по виду сущий орк, как их Бильбо описывал".
На забор, широко ухмыляясь, облокотился ражий детина с нахальной мордой
- бровастый, глаза темные и мутные. Когда путники подошли, он вынул изо рта
трубку и смачно сплюнул.
- Привет, долгоногий! Что, дружков нашел? - сказал он.
Бродяжник не ответил.
- Вам тоже привет, мелюзга бестолковая! - обратился он к хоббитам. - Вы
хоть знаете, с кем спутались? Это же Бродяжник Оголтелый, понятно? Его еще и
не так называют, говорить неохота. Ну, ночью сами поглядите, что почем! А
ты, Сэмчик, смотри у меня, не обижай моего дохлого пони. Тьфу! - Он снова
изрыгнул жирный плевок.
Сэм обернулся.
- А ты, Осинник, - сказал он, - спрячь-ка лучше свою поганую харю, а то
ведь знаешь, что бывает! - Половина большого яблока с маху угодила Биту в
нос, он мигом исчез и разразился из-под забора запоздалой руганью.
- Вкусное было яблоко, - со вздохом заметил Сэм.
Деревня кончилась. Сопровождавшие их дети и зеваки отстали и побрели
назад, к Южным Воротам. Лиги две-три путники шли по Тракту, петлявшему
направо и налево; потом дорога пошла под уклон, прорезая густой лес. Бурое
Пригорье высилось позади; они свернули к северу узкой, еле заметной тропкой.
- Тут-то мы и скроемся от посторонних глаз, - сказал Бродяжник.
- Только не кратким путем, - усомнился Пин. - А то мы раз пошли
наискосок через лес, так потом еле выбрались.
- Тогда меня с вами не было, - усмехнулся Бродяжник. - У меня все косые
пути ведут прямиком куда надо.
Он еще раз оглядел пустой Тракт и углубился в кустистый пролесок,
сделав знак быстро следовать за ним.
Здешних мест они не знали и оценить его замысел не могли: ясно было
только, что он собрался сперва держать путь на Четбор (или, по-старинному,
Арчет), но оставить его по левую руку, потом резко свернуть к ВОСТОКУ и
Глухоманьем идти на Заверть. Так они срезали огромную излучину Тракта,
который далеко стороной обходил Комариные Топи. Но зато и попадали в самые
Топи, а как их Бродяжник описывал, так это, как говорится, спасибо за
новости.
Ну а пока что идти было в охотку. Когда бы не давешние ночные тревоги,
так и вообще бы лучше некуда. Мягко сияло солнце, пригревало и не жарило.
Лес в долине был еще весь в многоцветной листве, мирный и пышный. Бродяжник
уверенно вел их запутанными тропами, из которых они сами нипочем бы не
сумели выбрать нужную. А он еще вдобавок хитрил и петлял, чтобы сбить погоню
со следу.
- Осинник высмотрит, конечно, где мы свернули с дороги, - сказал он, -
однако за нами не пойдет, просто подскажет кое-кому. Он тут неплохо знает
все тропы, хоть и хуже меня. А те, кому он подскажет, наверняка неподалеку.
Пусть они думают, что мы пошли прямо на Арчет, нам того и надо.
Бродяжник ли так их вел или еще почему-нибудь, но погони не было:
замечали путников разве что птицы, лисы да шустрые белки. Они заночевали в
лесу, а утром тихо-мирно продолжили путь. Из лесу они выглянули только на
третий день, выглянули и спрятались. Пригорянские угодья они миновали -
теперь начинались Комариные Топи.
Под ногами чавкало, следы наполнялись мутной водой, из осоки и камышей
выпархивали мелкие птахи. Сначала хоббиты шли бодро и уверенно, потом стали
прыгать, оскользаясь, с кочки на кочку. Здесь даже Следопыты пути не знали:
как повезет. На них напустилась мошкара: она гудела над головой, заползала в
волосы, забиралась в рукава, в штанины - и впивалась, кусала, жалила.
- Да этак меня просто съедят! - не выдержал Пин. - Это уж не Топи
Комариные, а какое-то комариное царство.
- А ежели, скажем, хоббита поблизости нет, то из кого же они, гады,
кровь пьют? - полюбопытствовал Сэм, ожесточенно хлопая себя по шее.
На редкость мерзостный выдался денек в этой тусклой глуши. И ночлег был
холодный, сырой, неудобный; пискливые кровопийцы глаз не давали сомкнуть.
Камыши и осока кишели стрекочущей тварью, какой-то дурной роднею сверчка.
Всю ночь уши терзало тарахтенье: "Крровочки! Крровочки! Крровочки!" Под утро
хоббиты просто ошалели.
Немногим лучше был и четвертый день; немногим легче четвертая ночь.
Кровопросцы, как их обозвал Сэм, не стрекотали, но комарье по-прежнему
колыхалось над путниками ненасытно звенящим облаком.
Когда Фродо улегся, донельзя усталый и почти без надежды уснуть, ему
вдруг привиделся дальний отсвет на востоке: вспыхивало и гасло. А до
рассвета было еще несколько часов.
- Что это за вспышки? - спросил он у Бродяжника, который стоял и
всматривался в сырую тьму.
- Слишком далеко, не понять, - отвечал тот. - Очень странно: будто
молния бьет и бьет в вершину холма.
Фродо лег, но долго еще видел яркие вспышки и темную фигуру Бродяжника.
Наконец его сморил тяжелый сон.
На пятый день они оставили за собой топкую трясину и заросли камыша.
Начался едва заметный, но долгий и утомительный подъем. С востока подступали
крутые безлесные холмы. Правый, самый высокий и каменистый вздымался поодаль
от прочих: круча с притупленной вершиной.
- Это Заверть, - сказал Бродяжник. - Древняя дорога - мы ее обошли
слева - тянется у подножия горы. Завтра к полудню доберемся до нее, а там и
на вершину подымемся. Да, вершины нам не миновать.
- Ты о чем? - спросил Фродо.
- Я о том, что путь наш выверен, никуда не денешься... Только вот
неизвестно, что нас там ждет. С горы, однако, хорошо виден Тракт.
- Ты же ведь ожидал найти там Гэндальфа?
- Ожидал, но теперь на это надежды мало. Если он даже пойдет этим
путем, то, может статься, в обход Пригорья и про нас не узнает. В один и тот
же час мы туда вряд ли попадем, а не попадем - разминемся: ни ему нас, ни
нам его ждать нельзя. Если Всадники не засекли нас в лесу, то обязательно
пойдут к Заверти: оттуда все-все видно. И сейчас вот мы стоим, а нас видит
разное зверье и птицы...
Хоббиты встревоженно поглядели на дальние холмы, а Сэм окинул взглядом
бледное небо, словно ожидая оттуда угрюмого орла или мрачного коршуна.
- Ну, ты обнадежишь, Бродяжник, - покачав головою, пробормотал он.
- Стало быть? - спросил Фродо.
- Стало быть, так, - задумчиво и как бы нехотя выговорил Бродяжник. -
Пойдем-ка мы прямиком по лесу на Буреломное Угорье и подберемся к Заверти.
Есть там одна тропка с севера. И уж чему быть, того не миновать.
Они шли и шли почти без отдыха целый день напролет; ранний холодный
вечер окутал их сыростью. Под ногами, однако, стало немного суше; позади
сгущался туман. Стонали и всхлипывали незримые птицы, провожая красный диск
солнца. Затем настала омертвелая тишь. Хоббиты с тоской припомнили
бестревожные закаты за круглыми окнами далекой-далекой Торбы.
На закате они подошли к речке, которая кружила между холмами и терялась
в затхлых топях, и шли берегом, покуда не стемнело. Тогда они наконец
остановились и устроились на ночь близ чахлого ольшаника у берега реки. В
мутном небе над ними нависали мрачные, безлесные взгорья. Они караулили
посменно, а Бродяжник, похоже, и вовсе не спал. Луна убывала, и после
полуночи холодный серый свет заливал окрестность.
Вышли с первым лучом солнца. Воздух был студеный, небо -
бледно-голубое. Хоббиты чувствовали, что отдохнули, несмотря на
полубессонную ночь. Они уже привыкли к долгим переходам и скудному рациону;
в Хоббитании просто не поверили бы, что можно обходиться почти без еды. А
Пин сказал, что Фродо все равно раздобрел чуть ли не вдвое.
- Какое там раздобрел, - вздохнул Фродо, прокалывая новую дырочку в
ремне, - от меня уже вообще ничего не осталось. Если так дальше пойдет, то
я, чего доброго, стану привидением.
- Осторожнее со словами! - неожиданно резко оборвал их Бродяжник.
Горы надвинулись, угрюмо и неуверенно, то вздымаясь на тысячу с лишним
футов, то сходя на нет и ложбинами пропуская путников на восток. И всюду
виднелись поросшие травой серо-зеленые останки древних стен и плотин, а
кое-где руины старинных каменных построек. Во тьме они подошли к западным
склонам и там и заночевали. Настала ночь на пятое октября: шесть суток, как
они покинули Пригорье.
А утром и тропа каким-то чудом обнаружилась, давно уж ее видно не было.
Они свернули по ней направо и пошли к югу. Хитрая была тропа: она равно
таилась и от горных наблюдателей, и от соглядатаев снизу. Ныряла во всякую
ложбину, пряталась под кручами, виляла меж валунов или тянулась под
прикрытием камней, которые скрывали путников, точно высокие, надежные стены.
- Кто, интересно, проложил эту тропу? - полюбопытствовал Мерри, когда
они углубились в очередной каменный проход. - Не слишком-то мне здесь
нравится: напоминает Волглый Лог. На Заверти есть Могильники?
- Нету, - отвечал Бродяжник. - Дунаданцы на Буреломном Угорье не жили,
а лишь держали оборону от чародейской напасти из Ангмара. Затем и была
проложена эта тропа - скрытый подход к вершине. Когда-то на Заверти высилась
дозорная башня под названьем Амон-Сул, или, на всеобщем языке, Ветрогорная.
Враги сожгли и разрушили ее до основания, остался только неровный каменный
круг, словно венец над взлобьем древней горы. А башня была высокая и
горделивая; во дни Последнего Союза на ней стоял сам Элендил, поджидая
Гил-Гэлада.
Хоббиты искоса поглядывали на Бродяжника. Видно, ему были ведомы не
только потаенные пути, но и старинные были.
- А кто такой Гил-Гэлад? - спросил Мерри, но Бродяжник не отвечал: он
задумался. Ответил негромкий голос:

Гил-Гэлад, светлый государь,
Последний всеэльфийский царь,
Хотел навеки превозмочь
Нависшую над миром ночь.

Сиял, как солнце, щит в ночи,
Ломались черные мечи,
А светлый меч меж черных скал
Разящей молнией сверкал.

И царь сумел развеять ночь -
Развеять, но не превозмочь, -
И закатилась навсегда
За край небес его звезда.

Все изумленно обернулись к Сэму.
- А дальше? - спросил Мерри.
- Дальше вот не помню, - признался Сэм. - От господина Бильбо я это
слышал еще мальчишкой: он ведь знал, что я на эльфах вроде как помешался, и
все-то мне про них рассказывал. Он меня и грамоте выучил, а стихов, какие
сам сочинял, прочел без счету.
- Это не он сочинил, - сказал Бродяжник. - Это начало старинной "Песни
о гибели Гил-Гэлада", Бильбо просто перевел ее с эльфийского языка на
всеобщий.
- Там еще много было - и все про Мордор, - сказал Сэм. - Меня, помню,
страх взял, я и не стал запоминать дальше. Почем было знать, что самому туда
выпадет идти.
- Ну, покамест все же не в Мордор! - сказал Пин.
- Потише, - одернул его Бродяжник. - Осторожнее с этим словом.
Было уже за полдень, когда они подошли к южному сходу тропы и увидели
перед собой в неярком и чистом свете октябрьского солнца серо-зеленую
насыпь, вкруговую подводящую к северному склону горы. Решено было немедля
взойти на гору. Куда уж тут скрываться, одна надежда, что никого кругом нет,
ни недругов, ни соглядатаев. Склоны, сколько их было видно, пустовали. Если
Гэндальф здесь и побывал, то никаких следов не оставил.
На западном склоне Заверти обнаружилась невидная лощина, а в глубине ее
- сырое русло, густо поросшее высокой травой. Там они оставили Сэма, Пина,
пони и всю поклажу. И полезли наверх, а через час или около того Бродяжник
выбрался на вершину;
Фродо и Мерри из последних сил поспевали за ним, одолевая каменистые
кручи.
На вершине Заверти они нашли, как и предсказывал Бродяжник, древнее
кольцо обомшелых руин. Но посредине плоской вершины сложенные пирамидою
камни хранили черные следы недавнего пламени. Земля вблизи была выжжена
дотла, траву кругом опалило, словно язык огня жарко облизал вершину; и
царила мертвенная, непроницаемая тишь.
С редкозубого венца древней твердыни озирали они широко простертую
даль: все больше однообразную пустошь, лишь кое-где к югу редкие рощи и
проблески воды. Отсюда, с южной стороны, был хорошо виден извилистый
Незапамятный Тракт, змеившийся от западных пределов холмами и низинами и
пропадавший за первым темным восточным взгорьем. На всем Тракте, сколько его
видать, не было ни живой души. Они посмотрели дальше - и увидели
сумрачнобурые отроги Мглистых гор; за ними высокие серые склоны и, наконец,
снеговые выси, поблескивающие в облаках.
- Вот и пожалуйста! - сказал Мерри. - Было зачем сюда торопиться - ни
тебе деревца, ни ручейка, ни укрытия. И Гэндальфа, конечно, нет: что ему тут
делать-то?
- Да, делать ему здесь нечего, - задумчиво согласился Бродяжник. - Хотя
если он был в Пригорье дня через два после нас, сюда он мог добраться раньше
нашего - и подождать.
Вдруг он резко нагнулся, разглядывая верхний камень в груде закопченных
булыжников, плоский и белый, не тронутый огнем. Потом поднял его и повертел
в пальцах.
- Ну-ка посмотри, - предложил он Фродо. - Что это, по-твоему?
На исподе камня Фродо заметил несколько глубоких царапин.
- Четыре палочки и две точки, - сказал он.
- Не совсем так, - улыбнулся Бродяжник. - Отдельный знак слева похож на
руническое "Г". Может быть, это весть от Гэндальфа: царапины свежие. Однако
же необязательно, ибо Следопыты тоже пишут рунами и нередко бывают в этих
местах.
- Ну а если от Гэндальфа, что это значит? - спросил Мерри.
- "Гэ" - три, - ответил Бродяжник. - "Третьего октября здесь был
Гэндальф" - три дня назад, значит. И еще это значит, что писал он второпях,
застигнутый опасностью: написать длиннее и яснее не успел. Тогда дела наши
плоховаты.
- Пусть так, а хорошо бы, это все-таки был он, - сказал Фродо. -
Несколько спокойнее - знать, что он где-то рядом, впереди или хоть позади.
- Пожалуй, - согласился Бродяжник. - Я-то уверен, что он был здесь и
что на него обрушилась какая-то напасть: вон как пламя прошлось по камням.
Помнишь, Фродо, те вспышки на востоке? Мы как раз три дня назад их видели.
Наверно, его здесь окружили и застали врасплох; неизвестно только, чем это
кончилось. Короче, его нет, поэтому нам надо пробираться к Раздолу на свой
страх и риск.
- А далеко до Раздола? - спросил Мерри, усталыми глазами озирая
неоглядные дали.
С вершины Заверти мир казался хоббитам удручающе огромным. Где-то
далеко внизу нескончаемой узкой лентой тянулся пустой Тракт.
- В лигах не меряно, - отозвался Бродяжник. - Я знаю, сколько ходу по
сносной погоде: отсюда до Бруиненского брода, до реки Бесноватой моих восемь
дней. Наших не меньше четырнадцати - да и пойдем мы не по Тракту.
- Две недели! - сказал Фродо. - Всякое может случиться.
- Всякое, - подтвердил Бродяжник.
Они стояли у южного края-вершины, и Фродо впервые в полную силу
почувствовал горький, бездомный страх. Ну что же это такое, почему нельзя
было остаться в милой, веселой, мирной Хоббитании? Он повел взглядом по
ненавистному Тракту - на запад, к дому. И увидел, что дорогою медленно
ползут две черные точки, еще три ползли с востока им навстречу.
- Смотрите-ка! - воскликнул он, указывая вниз. Бродяжник тут же упал
наземь, в траву за каменными зубьями, и потянул за собой Фродо. Рядом
шлепнулся Мерри.
- В чем дело? - прошептал он.
- Пока не знаю, но готовьтесь к худшему, - ответил Бродяжник.
Они подобрались к закраине и снова выглянули из-за камней. Утренний
свет потускнел; с востока надвигались тучи. Пять крохотных, еле заметных
черных пятнышек - казалось бы, ничего страшного, - но Фродо и Мерри сразу
почуяли, что там, на дороге, неподалеку от подножия Заверти, собрались они
самые. Черные Всадники.
- Да, это они, - сказал Бродяжник, у которого глаза были куда зорче. -
Враг рядом!
Они обследовали ближнюю лощинку и склон возле нее. У родника натоптано,
круг от костра, примятая трава - чья-то наспех устроенная стоянка. За
обломками скал на краю лощины Сэм нашел груду валежника.
- Это, поди, старина Гэндальф наготовил, - сказал он Пину. - Может,
конечно, и не он, но у кого-то был расчет сюда вернуться.
- Что же это я, - встрепенулся Бродяжник, узнав про их открытия, - мне
самому надо было первым делом здесь все проверить! - и поспешил к роднику.
- Проворонил, - сказал он, вернувшись. - Сэм и Пин успели все
затоптать. Топливо-то заготовили Следопыты довольно давно - но есть тут и
свежие следы сапог, несколько пар... - Он задумался, как бы что-то решая.
Хоббитам явственно припомнились Черные Всадники в длинных плащах и
огромных сапогах. Если они эту лощину разведали, то лучше бы из нее поскорее
убраться. Сэм беспокойно огляделся: враг, значит, неподалеку, мили, может,
за две, а они-то с Пином разбегались!
- Давайте-ка отсюда удирать, господин Бродяжник, - просительно сказал
он. - И час-то поздний, и вид у этой лощинки какой-то подозрительный...
- Да, лощинка ненадежная, - отозвался Бродяжник, подняв глаза к небу и
соображая время. - И все-таки, знаешь, Сэм, вернее будет остаться здесь,
хоть мне тоже здесь не нравится. Но до ночи мы ничего лучше не сыщем. По
крайней мере хоть укрылись - у них ведь везде шпионы. Нам надо пересечь
Тракт, а он под надзором. И за Трактом пустошь.
- Всадники же незрячие, - заметил Мерри. - При дневном свете они и
пробираются-то нюхом - или как это лучше назвать, не знаю. А ты нас и на
вершине вмиг положил плашмя, а теперь говоришь "увидят" - непонятно как-то
получается.
- На вершине я был очень неосторожен, - ответил Бродяжник. - Я все
искал - нет ли других вестей от Гэндальфа, и мы втроем долго проторчали на
виду. Всадники незрячие, это верно; а черные кони видят, и кругом - на земле
и в воздухе - снуют вражеские шпионы, кишат мелкие прислужники и
подсказчики. Сколько их оказалось в Пригорье, помните? Всадники распознают
мир по-своему: днем им приметны наши тени, а в темноте они различают черную
тайнопись природы, нам неведомую. И теплую кровь они чуют все время, чуют с
жадной и мстительной злобой. Есть ведь иное чутье, помимо обоняния и зрения.
Мы же чуем, что они здесь, а они нас вдесятеро острее. И еще, - он понизил
голос, - их притягивает Кольцо.
- Неужто же нет никакого спасенья? - затравленно озираясь, воскликнул
Фродо. - Тронешься с места - увидят и поймают! Останешься на месте - учуют и
найдут!
- Подожди, не надо отчаиваться, - сказал Бродяжник, положив руку ему на
плечо. - Ты не один. Для начала запалим-ка этот сушняк: огонь будет нам
охраной и защитой. Саурон прибирает огонь под свою руку, он все прибирает, -
но пока что Всадники огня побаиваются и огонь - наш друг.
- Хорош, друг, - пробурчал Сэм. - Вот разожжем сейчас костер - и, стало
быть, мы здесь, только еще покричать осталось, чтоб не пропустили.
Отыскав на дне лощины укромную полянку, они развели костер и наскоро
приготовили еду. Вечерние тени сгустились; похолодало. И голод вдруг
накинулся зверем: они же ничего не ели с утра, а ужин был поневоле скромный.