Страница:
Мерри улыбнулся.
-- Что ж, - сказал он, - если так считает Бродяжник, я буду курить и думать. У меня в мешке было зелье из запасов Сарумана, но что стало с ним в битве, не знаю.
-- Мастер Мериадок, - сказал Арагорн, - уж если вы счи
96
таете, что я с огнем и мечом прошел через горы и королевство Гондор, чтобы приносить травы беззаботному солдату, растерявшему свои вещи, то вы глубоко ошибаетесь. Если ваш мешок не найдется, то пошлите за знатоком трав. И он скажет вам, что не знает, какие достоинства есть у травы, которую вы хотите, но что она зовется семенем западных людей на низком языке, и гелон - на благородном, и что у нее есть и другие названия, и, добавив несколько полузабытых строф, которых никто не понимает, он с сожалением сообщит вам, что этой травы нет в Домах Излечения, и оставит вас размышлять о различиях и языках. Точно так же поступлю и я. Ибо я не спал в такой постели со времени отВезда из Дунхарроу, и не ел с самого рассвета.
Мерри схватил его руку и поцеловал ее.
-- Мне страшно жаль, - сказал он, - что вы уже уходите. С той самой ночи в Пригорье мы были для вас лишь помехой. Но мой народ привык в таких случаях говорить меньше, чем чувствует. Мы боимся громких слов.
-- Я хорошо знаю это, иначе не имел бы с вами дела, сказал Арагорн. - Пусть всегда царит благополучие в Уделе! Поцеловав Мерри, он вышел, и Гэндальф вышел за ним.
Пиппин остался.
-- Есть ли кто подобный ему? - спросил он. - Конечно, кроме Гэндальфа. Мой дорогой осел, твой мешок лежит у постели. Когда я нашел тебя, он был у тебя на спине. Арагорн, конечно, все время видел его. К тому же у меня есть немного зелья. Это лонгботтомский лист. Набей трубку, пока я посмотрю насчет еды. И давай немного отвелчемся. Мы, Туки и Брендизайки, не можем все время оставаться на таких высотах.
-- Да, - сказал Мерри. - Я не могу. Пока не могу. Но теперь, по крайней мере, Пиппин, мы можем их видеть, эти высоты, и их почитать. Лучше вначале полюбить то, что ты способен любить, я думаю: нужно где-то иметь прочные корни, а почва Удела глубока. Но все же есть вещи глубже и выше; и никакой садовник не может спокойно ухаживть за своим садом, зная о них. Я рад, что теперь я о них знаю немного. Но не понимаю, почему я говорю это? Где лист? И достань мою трубку из мешка, если она цела.
Арагорн и Гэндальф отправились к главе Домов Излечения и сказали, что Фарамир и Эовин останутся здесь, и их нужно будет еще лечить много дней.
-- Леди Эовин, - сказал Арагорн, - пожелает скоро встать и уехать, но ей нельзя позволить этого, по крайней мере не раньше, чем через десять дней.
-- А что касается Фарамира, - добавил Гэндальф, - то он скоро узнает о смерти своего отца. Но всю правду о безумии Денетора ему нельзя рассказывать, пока он окончательно не выздоровеет и не займется своими обязанностями. Проследите, чтобы Берегонд и периан, остающиеся здесь, не говорили с ним об этом.
-- А что с другим перианом, Мериадоком?
-- Вероятно, он сможет ненадолго встать уже завтра утром, - сказал Арагорн. - Пусть встает, если хочет. Он может немного погулять под присмотром своих друзей.
-- Замечательный народ, - сказал глава Домов, качая головой. - Очень крепкий по характеру.
У дверей Домов Излечения собрались многие, чтобы пос
97
мотреть на Арагорна; и они ходили за ним следом. Когда Арагорн поел, его стали упрашивать, чтобы он вылечил раненных, лежавших под Черной Тенью. Арагорн послал за сыновьями Элронда, и вмесете они проработали почти всю ночь. И по Городу прошла весть: Король действительно вернулся. И назвали его Эльфийским Камнем из-за зеленого камня, и так имя, которое давно было предсказано, дано было му его собственным народом.
И когда он не смог больше работать, он набросил на себя плащ и выскользнул из Города, добрался на рассвете до своей палатки и немного поспал. А утром из Башни выплыло знамя Дол Амрота - белый корабль, подобный лебедю, на голубой воде, и люди глядя вверх, гадали, не был ли приход короля всего лишь сном.
Глава ix
ПОСЛЕДНИЙ СОВЕТ.
Пришло утро после битвы, и оно было прекрасно, легкие облака двигались на запад. Леголас и Гимли встали рано и попросили разрешения отправиться в Город: им хотелось увидеться с Мерри и Пиппином.
-- Хорошо знать, что они живы, - сказал Гимли, - мы очень переживали за них по пути через Рохан.
Эльф и гном вместе вошли в Минас Тирит, и народ видевший их, бросал удивленные взгляды на таких друзей: Леголас был прекрасен лицом и пел ясным голосом песню на языке эльфов, а Гимли шел с ним рядом, поглаживая бороду и глядя по сторонам.
-- Хорошая работа по камню, - сказал он, посмотрев на стены, - впрочем, можно было сделать и получше, да и улицы не мешало бы усовершенствовать. Когда Арагорн возьмет власть, я предложу ему услуги горных мастеров, и мы сделаем город таким, что им можно будет гордиться.
-- Они больше нуждаются в садах, - сказал Леголас. Дома мертвы, и слишком мало тут растительности. Когда Арагорн возьмет власть, народ Леса принесет ему поющих птиц и неумирающие деревья.
Наконец они встретили принца Имрахила, и Леголас, посмотрев на него, низко поклонился: он увидел, что в жилах принца наполовину течет эльфийская кровь.
-- Привет, повелитель! - сказал он. - Уже давно народ Нимродела покинул леса Лориен, и однако до сих пор видно, что не все уплыли из гавани Амрота на запад.
-- Так говорят в преданиях моей земли, - ответил принц, - но никого из прекрасного народа не видели у нас на протяжении многих лет. И я дивлюсь, видя его представителя среди печали и войны. Что вы ищите?
-- Я один из девяти товарищей, вышедших вместе с Митрандиром из Имладриса, - сказал Леголас, - и с этим гномом, моим другом, мы прибыли с лордом Арагорном. А теперь мы хотим повидать своих друзей, Мериадока и Перегрина, которые, как нам сказали, теперь в Городе.
98
-- Вы найдете их в Домах Излечения, и я отведу вас туда, - сказал Имрахил.
-- Достаточно, если вы дадите нам проводника, повелитель, - сказал Леголас. - Арагорн посылает вам сообщение. Он не хочет снова входить в Город. Но есть необходимость, чтобы все капитаны посовещались, и он просит, чтобы вы и Эомер Роханский как можно скорее явились в его палатку. Митрандир тоже там.
-- Мы придем, - сказал Имрахил, и они с вежливыми словами расстались.
-- Какой прекрасный и могучий повелитель людей! - сказал Леголас. - Если даже в дни упадка у Гондора есть такие люди, как велика была его слава в дни рассвета!
-- И, конечно, работа по камню сделана в старину, при основании Города, - сказал Гимли. - Со всеми людскими начинаниями бывает так: либо заморозок весной, либо молния зимой, и они отказываются от своих замыслов.
-- Но их посевы редко пропадают зря, - сказал Леголас. - Семя лежит в пыли и грязи и ждет своего часа. Дела людей переживут нас, Гимли.
-- И все же в конце концов, они ни к чему не придут, мне кажется, - сказал гном.
-- На это эльфы не знают ответа, - сказал Леголас.
Подошел слуга принца и отвел их к Домам Излечения; они нашли своих друзей в саду, и встреча их была веселой. Некоторое время они прогуливались и разговаривали, наслаждаясь коротким миром и отдыхом высоко на верхних кругах Города. Потом, когда Мерри устал, они сели у стены, где за их спинами была лужайка Домов Излечения. Перед ними виднелся Андуин, блестящий на солнце, текущий туда, где даже зоркий глаз Леголаса не мог разглядеть широкие равнины и зеленые поля Лебеннина и Южного Итилиена.
Леголас молчал, пока остальные разговаривали и смотрел на Реку: он увидел белых морских птиц, летающих над Рекой.
-- Смотрите! - воскликнул он. - Чайки! Они залетели далеко от Моря. Как беспокоят они мое сердце! Никогда в своей жизни я не встречал их, пока мы не прибыли в Пелагир и здесь, когда мы ехали к битве за корабли, я услышал их крики. Я остановился и стоял неподвижно, забыв о войне в Среднеземелье: их плачущие крики говорили мне о Море. Море! Увы! Я еще не видел его. Но глубоко в сердцах моего народа лежит страсть к Морю, и опасно затрагивать эту струну. Увы! Больше никогда не знать мне мира ни под деревом, ни под кустом.
-- Не говорите так! - сказал Мерри. - Вы не должны уходить к Приюту, Леголас. Всегда найдется народ, большой и малый, и даже мудрые гномы, как Гимли, которые нуждаются в вас. Я, по крайней мере, надеюсь на вас. Но я чувствую, что худшее в этой войне еще ожидает нас. Как я хотел бы, чтобы все это уже кончилось, кончилось бы навсегда!
-- Не будь таким мрачным! - восклинул Пиппин. - Солнце сияет, и мы снова вместе, на день или два по крайней мере. Я хочу кое-что у вас расспросить. Давайте, Гимли! Вы и Леголас за это утро не менее дюжины раз упоминали свое страшное путешествие с Бродяжником. Но вы ничего не рассказывали мне о нем.
-- Может, здесь и сияет солнце, - сказал Гимли, - но даже при нем не хотел бы я оживлять некоторые воспоминания об этой дороге. Если бы я знал, что нас ждет, ни какая друж
99
ба не привела бы меня на Тропы Смерти!
-- Тропы Смерти? - переспросил Пиппин. - Я слышал, как Арагорн говорил о них и удивился, что он имеет в виду. Не расскажете ли вы нам поподробнее?
-- Очень неохотно, - сказал Гимли. - Потому что на этой дороге я испытал стыд, я, Гимли, сын Глоина, который считал себя храбрее всех людей и тверже под землей любого эльфа. Но это не так, и провела меня по этой дороге только воля Арагорна.
-- И любовь к нему, - добавил Леголас. - Ибо все, кто пошел с ним, сделали это из любви к нему, даже холодная рохирримская девушка. Ранним утром того дня, когда вы, прибыли сюда, Пиппин, мы покинули Дунхарроу, и такой страх напал на весь народ, что никто не осмелился посмотреть на нас, кроме леди Эовин, что лежит теперь раненная в Доме. Это было печальное расставание, и я печалился, глядя на него.
-- Увы! У меня хватило сердца только для себя самого, сказал Гимли. - Нет! Я не буду говорить об этом путешествии.
Он замолчал; но Мерри и Пиппин так хотели услышать рассказ, что Леголас наконец сказал:
-- Я расскажу вам достаточно, чтобы вы успокоились: я не испытывал ужаса и не боялся теней, которых считал бессильными и хрупкими.
Он быстро рассказал о дороге призраков под горами и о темной встрече у Эреча, и о большом переходе в девяносто три лиги оттуда до Пелагири на Андуине.
-- Четыре дня и четыре ночи мы ехали от Черного Камня, - сказал он. - И вот! Во тьме Мордора росла моя надежда: во тьме Теневое Войско, казалось, становилось все сильнее и ужаснее. Я видел всадников и пехотинцев, но все они двигались с одинаковой и большой скоростью. Они молчали, но в глазах у них горел огонь. В верховьях Лемедона они догнали наш отряд, окружили нас и проехали бы вперед, если бы Арагорн не запретил им.
По его приказу они отступили. "Даже тени людей покорны ему, - подумал я. - Они будут служить ему".
Мы ехали вперед, и наступил день без рассвета, а мы продолжали путь и пересекли Кирил и Рингло; на третий день мы пришли к Илахиру у устья Гилраина. И здесь обороняли брол люди Лемедона, воюя со свирепыми жителями Умбара и Харада, приплывшими вверх по реке. Но защитники и нападающие забыли о битве и бежали, когда пришли мы: они кричали, что на них идет Король Мертвых. Только Ангбор, повелитель Лемедона, нашел в себе мужество остаться, и Арагорн попросил его собрать свой народ и идти за ними, если они осмелятся, когда пройдет Серое Войско.
-- У Пелагира вы будете нужны потомку Исилдура, - сказал ему Арагорн.
Так мы перешли Гилраин, разогнав союзников Мордора. Потом мы немного отдохнули. Но Арагорн скоро встал, сказав:
-- Минас Тирит осажден. Боюсь, что он падет до того, как мы придем ему на помощь.
И до конца ночи мы снова пустились в путь и до самых равнин Лебеннина ехали с такой скоростью, какую только могли вынести лошади.
Леголас помолчал, вздохнул и, обратив взор к югу, тихо запел:
Серебро течет в ручьях от Келоса к Эрую
В зеленых полях Лебеннина!
100
Высокая растет здесь трава. Морской ветер
Раскачивает белые лилии,
И золотые колокольчики маллоса и альфирина звенят
На зеленых полях Лебеннина
На морском ветру!
-- Зеленые поля, о которых поет мой народ, но тогда они были темны - обширные серые пустыни во тьме вокруг нас. И по этим полям, топча цветы и траву, гнали мы врагов днем и ночью, пока не дошли до Великой Реки.
Тогда я почувствовал в глубине сердца, что мы близко от Моря: широка была вода во тьме, и бесчисленные морские птицы кричали на берегах. Увы! Разве не говорила мне Госпожа, чтобы я опасался их криков? А теперь я не могу их забыть.
-- Что касается меня, то я их не замечал, - вмешался Гимли, - ибо близка была битва. Здесь, у Пелагира, стоял главный флот Умбара - пятьдесят больших кораблей и неисчислимое количество мелких судов. И многие из тех, кого мы преследовали, раньше нас достигли гавани и принесли с собой свой страх; многие из больших кораблей снялись с якоря, ища спасения выше по реке или на дальнем берегу; но Харадрим, прижатые к берегу, отчаянно и яростно сопротивлялись. Увидев нас, они рассмеялись: нас было мало, а у них еще сохранялась главная армия.
Тогда Арагорн остановился и громко крикнул:
-- Теперь вперед! Призываю вас Черным Камнем!
И Серое Войско, как прибой, полетело вперед, заливая все перед собой. Я слышал слабые крики, отдаленные звуки рогов, ропот бесчисленных голосов - как эхо какой-то давно забытой битвы из Темных Годов. Сверкали бледные мечи; но я так и не знал, могут ли они еще разить: мертвым не нужно было другое оружие, кроме страха. Никто не смел противостоять им.
Они взобрались на все корабли, прошли по воде и на те, что отчалили: моряки от ужаса впали в безумие и прыгали за борт, кроме рабов прикованных к веслам. Мы безжалостно скакали среди врагов, топча их, как листья, пока не прискакали на берег. И тут на каждый из оставшихся больших кораблей Арагорн послал одного дунедана; они успокоили пленников на борту, сказали им, что они свободны и не должны бояться.
Еще до того, как кончился темный день, никто уже не сопротивлялся нам: враги бежали или утонули, надеясь добраться до своих южных земель пешком. Я думаю: как странно и удивительно, что эти слуги Мордора побеждены страхом перед тьмой и смертью. Собственное оружие обратилось против них.
-- Действительно странно, - сказал Леголас. - Я посмотрел на Арагорна и подумал, каким ужасным и великим повелителем мог бы он стать, если бы взял Кольцо себе. Не зря Мордор боится его. Но он благородней духом, чем может представить себе Саурон: разве он не из детей Лютиан? Никогда не ослабеет эта линия, хотя и пройдут бесчисленные годы.
-- Такие предсказания не в ведении гномов, - сказал Гимли. - Но Арагорн был действительно могуч в тот день. Весь Черный флот оказался в его руках; он выбрал для себя самый большой корабль и взошел на него. Потом приказал трубить в трубы, захваченные у врага, и все Теневое Войско отступило к берегу. Здесь стояло оно молча, едва видимое, лишь в глазах мертвецов отражалось красное пламя горевших кораблей. И Арагорн громко сказал:
-- Слушайте слово потомка Исидура! Ваша клятва выполнена. Возвращайтесь и больше не тревожьте долины! Уходите и
101
успокойтесь!
И тогда Король Мертвецов, стоящий перед войском, сломал свое копье и отбросил обломки в сторны. Потом низко поклонился и повернулся; и все Теневое Войско исчезло, как туман, разогнанный неожиданным порывом ветра; и мне показалось, что я проснулся.
В эту ночь мы отдыхали, а все остальные работали. Было освобождено много пленников и рабов - бывших жителей Гондора, захваченных при набегах; собралось и большое количество людей Лебеннина и Этиар; прибыл со своими всадниками Ангбар из Ламедона. Теперь, когда исчез страх перед мертвецами, они пришли помогать нам и взглянуть на потомка Исилдура: слух о нем распространялся повсюду, как огонь в ночи.
Конец нашей истории близок. В течении вечера и ночи было подготовлено много кораблей, и утром флот выступил. Теперь это кажется далеким прошлым, но ведь это было вчера утром, на шестой день после нашего отВезда из Дунхарроу. А Арагорна все подгонял страх опоздать.
-- От Пелагира до причалов Харлонда сорок две лиги, сказал он. - Но мы должны прибыть к Харлонду завтра или не прибыть совсем.
Веслами гребли теперь свободные люди и работали они ожесточенно, и все же мы медленно плыли по Великой Реке, так как шли против течения, и хотя на юге течение не быстрое, нам не помогал ветер. На сердце у меня было тяжело, но Леголас внезапно рассмеясля.
-- Выше бороду, сын Дьюрина! - сказал он. - Сказано ведь: "Часто возникает надежда, когда все кажется потерянным". - Но он не сказал, какую надежду разглядел вдали. И когда пришла ночь, наши сердца разгорелись: далеко на севере мы увидели под облаками красный отблеск, и Арагорн сказал:
-- Горит Минас Тирит!
В полночь наши надежды усилились. Опытные моряки из Этира, глядя на юг, говорили об изменении погоды вслед за ветром с Моря. На рассвете мы подняли паруса, и скорость наша возросла. И так, как вы уже знаете это, мы прибыли в третьем часу утра развернув большое боевое знамя. Это был великий день и великий час, чтобы нас не ожидало впоследствии.
-- Что бы нас ни ждало, великие деяния прошлого не увянут, - сказал Леголас. - Великим делом был проход по Тропам Смерти, но еще более великие дела ожидают нас. И может, никто в Гондоре не останется, чтобы воспеть их.
-- Вполне возможно, - сказал Гимли. - Ибо лица Арагорна и Гэндальфа серьезны. Очень интересно, что обсуждают они в палатке там внизу. Со своей стороны, я, как и Мерри, хотел бы, чтобы с нашей победой война окончилась. Но что бы ни случилось, я надеюсь принять в этом участие и поддержать честь народа Одинокой Горы.
-- А я - честь народа Большого Леса, - сказал Леголас.
Товарищи замолчали и сидели, занятые каждый своими мыслями, а капитаны в это время обсуждали положение.
Расставшись с Леголасом и Гимли, принц Имрахил немедленно послал за Эомером; они вместе вышли из Города и пришли к палатке Арагорна установленной в поле недалеко от места гибели короля Теодена. Здесь они совещались вместе с Гэндальфом, Арагорном и сыновьями Элронда.
-- Милорды, - сказал Гэндальф, - слушайте слова намест
102
ника Гондора, сказанные им перед смертью: "Вы можете праздновать победу на полях Пеленнора, но Силу, которая сейчас восстанет, победить невозможно". Я не хочу, чтобы вы отчаялись, как он, но вдумайтесь в правду этих слов.
Видящие Камни не лгут, и даже Повелитель Барад-дура не может заставить их сделать это. Он может выбрать, что показать слабому разуму, может показать значение виденного. Но несомненно, что когда Денетор видел огромные силы, собирающиеся в Мордоре, он видел действительность.
Наших сил едва хватило, чтобы отбить первый удар. Следующий будет сильнее. Как и говорил Денетор, в этой войне нет надежды. Победу нельзя одержать оружием, будем ли мы сидеть здесь, отбивая осаду за осадой, или перейдем Реку. Какой выбор сделать; благоразумие подскажет вам укрепить Город и другие места и ждать здесь нападения: так вы немного оттянете свой конец.
-- Значит, мы должны отступить в Минас Тирит, Дол Амрот или Дунхарроу и сидеть там, как дети в песочном замке, когда прилив высок? - спросил Имрахил.
-- Это было бы не новым решением, - сказал Гэндальф. Разве вы не так постуили в дни Денетора? Но нет! Я сказал, что это было бы благоразумно. Но я не призывал вас к благоразумию. Я сказал, что победу нельзя добыть оружием. Я по-прежнему надеюсь на победу, но не вооруженную. Ибо в центре событий находится Кольцо Власти - основа Барад-дура и надежда Саурона.
Обдумав это дело, милорды, вы поймете наше положение и положение Саурона. Если он получит Кольцо, ваша доблесть напрасна и победа его будет быстрой и полной, настолько полной, что никто не сможет предсказать конец его владычества, пока существует этот мир. Если Кольцо будет уничтожено, он падет и падение его будет таким глубоким, что никто не сможет предсказать его возвышения в самом глубоком будущем. Ибо он утратил главную часть своего могущества, свойственную ему с самого начала, и все, что было сотворено или начато при помощи этого могущества, рухнет, и он навсегда останется искалеченным простым духом злобы, грызущим себя во тьме, но никогда не сможет снова вырасти и обрести форму. Так будет уничтожено великое зло в этом мире.
Могут возникнуть другие злые силы: ведь Саурон сам по себе - лишь слуга или посол. Но не наше дело - заниматься всеми переменами мира; мы лишь должны заботиться о безопасности тех лет, в которых живем, и подрубать корни у того зла, которое знаем, чтобы те, кто будет жить после нас, получили бы для возделывания чистую почву. Что они с ней сделают, мы не можем знать.
Теперь Саурон знает это все, он знает, что утерянная им драгоценность снова найдена, но он еще не знает, где она; мы, по крайней мере, на это надеемся. И поэтому он сейчас в великом сомнении. Ибо если мы нашли Кольцо, значит, среди нас еть такой, кто имеет силу владеть им. Это он тоже знает. Разве я не правильно догадался, Арагорн, что вы показывались ему в Камне Ортханка?
-- Я сделал это перед выездом из Хорнбурга, - ответил Арагорн. - Я решил, что время настало и что Камень появился у меня именно для этого. Это было через десять дней после ухода Носителя Кольца от Рауроса, и я подумал, что следует отвлечь Глаз Саурона от его собственной земли. Слишком редко ему бросали вызов, с тех пор, как он возвратился в свою баш
103
ню. Хотя, если бы я предвидел, каким быстрым будет его ответный удар, может быть, я не осмелился бы показаться ему. Я едва успел явиться вам на помощь.
-- Но как это? - спросил Эомер. - Все напрасно, говорите вы, если он владеет Кольцом. Почему же он не думает, что напрасно нападать на нас, если мы владеем им?
-- Он не уверен, - ответил Гэндальф. - К тому же мы не можем овладеть всей силой Кольца за день. Оно может быть использовано только одним хозяином, а не многими; и он постарается ударить раньше, чем самый сильный из нас завладеет Кольцом и низвергнет остальных. В это время Кольцо может помочь ему, если удар будет внезапен.
Он следит. Он видит и слышит многое. Его назуглы по-прежнему всюду. Они пронеслись над этим полем до восхода солнца, хотя мало кто из усталых и спящих заметил их. Он изучает знаки: мечь, лишивший его сокровища, сплавлен вновь; ветер судьбы поворачивает в нашу сторону; его первый удар потерпел неожиданное поражение; его великий Капитан погиб.
Его сомнение все растет, и Глаз его теперь устремлен к нам, не замечая больше ничего. Мы должны использовать это. Именно в этом заключена наша надежда. И вот мое мнение. У нас нет Кольца. По мудрости или глупости мы отдали его, чтобы уничтожить раньше, чем оно уничтожит нас. Без него мы не можем победить Саурона силой. Но мы должны отвлечь Глаз от истинной опасности для него. Мы не можем достичь победы оружием, но благодаря оружию мы можем дать Носителю Кольца единственную, хотя и очень хрупкую возможность.
Как начал Арагорн, так и должны мы продолжать. Мы должны заставить Саурона сделать последний удар. Мы должны вызвать на себя его скрытую силу, чтобы вся его земля опустела. Мы должны немедленно выступить ему навстречу. Мы должны послужить приманкой, даже если его челюсти сомкнутся на нас. Он возьмет приманку в надежде и алчности, потому что подумает: это безрассудство отражает высокомерие нового Повелителя Кольца. И он скажет: "Вот! Он слишком быстро и слишком далеко вытянул нос. Пусть идет! Он окажется в ловушке, из которй не сможет выбраться. Тогда я уничтожу его, и то, чем он владеет в своем высокомерии, будет снова моим навсегда."
Мы должны с открытыми глазами идти в ловушку, с храбростью, но без надежды для самих себя. Все, милорды, вполне вероятно, что мы погибнем в черной битве. И даже если Барад-дур будет уничтожен, мы не доживем до нового века, но таков, я думаю наш долг. И это все же лучше, чем погибнуть зря - как произойдет, если мы будем сидеть здесь, - и знать, что новый век никогда не наступит.
Некоторое время все сидели молча. Наконец заговорил Арагорн:
-- Как я начал, так я буду продолжать. Мы на самом краю обрыва. Дрогнуть - значит и упасть. Пусть никто не отвергает сейчас мнения Гэндальфа, чья долгая борьба с Сауроном пришла к решающему пункту. Если бы не он, все давно уже было бы потеряно. Но я никому не приказываю. Пусть каждый выбирает добровольно.
Тогда сказал Элрогир:
-- Мы для этого пришли с севера, и отец наш, Элронд, думает так же. Мы не повернем назад.
-- Что касается меня, - сказал Эомер, - то у меня мало знаний этих глубоких материй, но мне они и не нужны. Я знаю - и с меня этого довольно, - что Арагорн помог мне и моему
104
народу, поэтому я помогу ему. Я пойду.
-- Что касается меня, - сказал Имрахил, - я считаю Арагорна своим повелителем. Его желание - приказ для меня. Я тоже пойду... Но поскольку я пока исполняю обязанности повелителя Гондора, я должен подумать вначале о его людях. Некоторое благоразумие все же нобходимо. Мы должны подготовиться к любой возможности. Мы можем победить, и пока на это есть надежда, Гондор должен оставаться под защитой. Я не хотел бы с победой вернуться в опустошенную страну и разрушенный Город. А от Рохиррим мы знаем, что на севере осталась большая вражеская армия.
-- Это верно, - согласился Гэндальф. - И я не советую уводить из Города весь гарнизон. Больше того, войска, которые бросят вызов Мордору, должны быть невелики. И они должны двигаться быстро. Поэтому я спрашиваю у капитанов: какой отряд мы сможем собрать, чтобы выступить не позже, чем через два дня? И воины этого отряда должны идти добровольно, зная ожидающую их опасность.
-- Что ж, - сказал он, - если так считает Бродяжник, я буду курить и думать. У меня в мешке было зелье из запасов Сарумана, но что стало с ним в битве, не знаю.
-- Мастер Мериадок, - сказал Арагорн, - уж если вы счи
96
таете, что я с огнем и мечом прошел через горы и королевство Гондор, чтобы приносить травы беззаботному солдату, растерявшему свои вещи, то вы глубоко ошибаетесь. Если ваш мешок не найдется, то пошлите за знатоком трав. И он скажет вам, что не знает, какие достоинства есть у травы, которую вы хотите, но что она зовется семенем западных людей на низком языке, и гелон - на благородном, и что у нее есть и другие названия, и, добавив несколько полузабытых строф, которых никто не понимает, он с сожалением сообщит вам, что этой травы нет в Домах Излечения, и оставит вас размышлять о различиях и языках. Точно так же поступлю и я. Ибо я не спал в такой постели со времени отВезда из Дунхарроу, и не ел с самого рассвета.
Мерри схватил его руку и поцеловал ее.
-- Мне страшно жаль, - сказал он, - что вы уже уходите. С той самой ночи в Пригорье мы были для вас лишь помехой. Но мой народ привык в таких случаях говорить меньше, чем чувствует. Мы боимся громких слов.
-- Я хорошо знаю это, иначе не имел бы с вами дела, сказал Арагорн. - Пусть всегда царит благополучие в Уделе! Поцеловав Мерри, он вышел, и Гэндальф вышел за ним.
Пиппин остался.
-- Есть ли кто подобный ему? - спросил он. - Конечно, кроме Гэндальфа. Мой дорогой осел, твой мешок лежит у постели. Когда я нашел тебя, он был у тебя на спине. Арагорн, конечно, все время видел его. К тому же у меня есть немного зелья. Это лонгботтомский лист. Набей трубку, пока я посмотрю насчет еды. И давай немного отвелчемся. Мы, Туки и Брендизайки, не можем все время оставаться на таких высотах.
-- Да, - сказал Мерри. - Я не могу. Пока не могу. Но теперь, по крайней мере, Пиппин, мы можем их видеть, эти высоты, и их почитать. Лучше вначале полюбить то, что ты способен любить, я думаю: нужно где-то иметь прочные корни, а почва Удела глубока. Но все же есть вещи глубже и выше; и никакой садовник не может спокойно ухаживть за своим садом, зная о них. Я рад, что теперь я о них знаю немного. Но не понимаю, почему я говорю это? Где лист? И достань мою трубку из мешка, если она цела.
Арагорн и Гэндальф отправились к главе Домов Излечения и сказали, что Фарамир и Эовин останутся здесь, и их нужно будет еще лечить много дней.
-- Леди Эовин, - сказал Арагорн, - пожелает скоро встать и уехать, но ей нельзя позволить этого, по крайней мере не раньше, чем через десять дней.
-- А что касается Фарамира, - добавил Гэндальф, - то он скоро узнает о смерти своего отца. Но всю правду о безумии Денетора ему нельзя рассказывать, пока он окончательно не выздоровеет и не займется своими обязанностями. Проследите, чтобы Берегонд и периан, остающиеся здесь, не говорили с ним об этом.
-- А что с другим перианом, Мериадоком?
-- Вероятно, он сможет ненадолго встать уже завтра утром, - сказал Арагорн. - Пусть встает, если хочет. Он может немного погулять под присмотром своих друзей.
-- Замечательный народ, - сказал глава Домов, качая головой. - Очень крепкий по характеру.
У дверей Домов Излечения собрались многие, чтобы пос
97
мотреть на Арагорна; и они ходили за ним следом. Когда Арагорн поел, его стали упрашивать, чтобы он вылечил раненных, лежавших под Черной Тенью. Арагорн послал за сыновьями Элронда, и вмесете они проработали почти всю ночь. И по Городу прошла весть: Король действительно вернулся. И назвали его Эльфийским Камнем из-за зеленого камня, и так имя, которое давно было предсказано, дано было му его собственным народом.
И когда он не смог больше работать, он набросил на себя плащ и выскользнул из Города, добрался на рассвете до своей палатки и немного поспал. А утром из Башни выплыло знамя Дол Амрота - белый корабль, подобный лебедю, на голубой воде, и люди глядя вверх, гадали, не был ли приход короля всего лишь сном.
Глава ix
ПОСЛЕДНИЙ СОВЕТ.
Пришло утро после битвы, и оно было прекрасно, легкие облака двигались на запад. Леголас и Гимли встали рано и попросили разрешения отправиться в Город: им хотелось увидеться с Мерри и Пиппином.
-- Хорошо знать, что они живы, - сказал Гимли, - мы очень переживали за них по пути через Рохан.
Эльф и гном вместе вошли в Минас Тирит, и народ видевший их, бросал удивленные взгляды на таких друзей: Леголас был прекрасен лицом и пел ясным голосом песню на языке эльфов, а Гимли шел с ним рядом, поглаживая бороду и глядя по сторонам.
-- Хорошая работа по камню, - сказал он, посмотрев на стены, - впрочем, можно было сделать и получше, да и улицы не мешало бы усовершенствовать. Когда Арагорн возьмет власть, я предложу ему услуги горных мастеров, и мы сделаем город таким, что им можно будет гордиться.
-- Они больше нуждаются в садах, - сказал Леголас. Дома мертвы, и слишком мало тут растительности. Когда Арагорн возьмет власть, народ Леса принесет ему поющих птиц и неумирающие деревья.
Наконец они встретили принца Имрахила, и Леголас, посмотрев на него, низко поклонился: он увидел, что в жилах принца наполовину течет эльфийская кровь.
-- Привет, повелитель! - сказал он. - Уже давно народ Нимродела покинул леса Лориен, и однако до сих пор видно, что не все уплыли из гавани Амрота на запад.
-- Так говорят в преданиях моей земли, - ответил принц, - но никого из прекрасного народа не видели у нас на протяжении многих лет. И я дивлюсь, видя его представителя среди печали и войны. Что вы ищите?
-- Я один из девяти товарищей, вышедших вместе с Митрандиром из Имладриса, - сказал Леголас, - и с этим гномом, моим другом, мы прибыли с лордом Арагорном. А теперь мы хотим повидать своих друзей, Мериадока и Перегрина, которые, как нам сказали, теперь в Городе.
98
-- Вы найдете их в Домах Излечения, и я отведу вас туда, - сказал Имрахил.
-- Достаточно, если вы дадите нам проводника, повелитель, - сказал Леголас. - Арагорн посылает вам сообщение. Он не хочет снова входить в Город. Но есть необходимость, чтобы все капитаны посовещались, и он просит, чтобы вы и Эомер Роханский как можно скорее явились в его палатку. Митрандир тоже там.
-- Мы придем, - сказал Имрахил, и они с вежливыми словами расстались.
-- Какой прекрасный и могучий повелитель людей! - сказал Леголас. - Если даже в дни упадка у Гондора есть такие люди, как велика была его слава в дни рассвета!
-- И, конечно, работа по камню сделана в старину, при основании Города, - сказал Гимли. - Со всеми людскими начинаниями бывает так: либо заморозок весной, либо молния зимой, и они отказываются от своих замыслов.
-- Но их посевы редко пропадают зря, - сказал Леголас. - Семя лежит в пыли и грязи и ждет своего часа. Дела людей переживут нас, Гимли.
-- И все же в конце концов, они ни к чему не придут, мне кажется, - сказал гном.
-- На это эльфы не знают ответа, - сказал Леголас.
Подошел слуга принца и отвел их к Домам Излечения; они нашли своих друзей в саду, и встреча их была веселой. Некоторое время они прогуливались и разговаривали, наслаждаясь коротким миром и отдыхом высоко на верхних кругах Города. Потом, когда Мерри устал, они сели у стены, где за их спинами была лужайка Домов Излечения. Перед ними виднелся Андуин, блестящий на солнце, текущий туда, где даже зоркий глаз Леголаса не мог разглядеть широкие равнины и зеленые поля Лебеннина и Южного Итилиена.
Леголас молчал, пока остальные разговаривали и смотрел на Реку: он увидел белых морских птиц, летающих над Рекой.
-- Смотрите! - воскликнул он. - Чайки! Они залетели далеко от Моря. Как беспокоят они мое сердце! Никогда в своей жизни я не встречал их, пока мы не прибыли в Пелагир и здесь, когда мы ехали к битве за корабли, я услышал их крики. Я остановился и стоял неподвижно, забыв о войне в Среднеземелье: их плачущие крики говорили мне о Море. Море! Увы! Я еще не видел его. Но глубоко в сердцах моего народа лежит страсть к Морю, и опасно затрагивать эту струну. Увы! Больше никогда не знать мне мира ни под деревом, ни под кустом.
-- Не говорите так! - сказал Мерри. - Вы не должны уходить к Приюту, Леголас. Всегда найдется народ, большой и малый, и даже мудрые гномы, как Гимли, которые нуждаются в вас. Я, по крайней мере, надеюсь на вас. Но я чувствую, что худшее в этой войне еще ожидает нас. Как я хотел бы, чтобы все это уже кончилось, кончилось бы навсегда!
-- Не будь таким мрачным! - восклинул Пиппин. - Солнце сияет, и мы снова вместе, на день или два по крайней мере. Я хочу кое-что у вас расспросить. Давайте, Гимли! Вы и Леголас за это утро не менее дюжины раз упоминали свое страшное путешествие с Бродяжником. Но вы ничего не рассказывали мне о нем.
-- Может, здесь и сияет солнце, - сказал Гимли, - но даже при нем не хотел бы я оживлять некоторые воспоминания об этой дороге. Если бы я знал, что нас ждет, ни какая друж
99
ба не привела бы меня на Тропы Смерти!
-- Тропы Смерти? - переспросил Пиппин. - Я слышал, как Арагорн говорил о них и удивился, что он имеет в виду. Не расскажете ли вы нам поподробнее?
-- Очень неохотно, - сказал Гимли. - Потому что на этой дороге я испытал стыд, я, Гимли, сын Глоина, который считал себя храбрее всех людей и тверже под землей любого эльфа. Но это не так, и провела меня по этой дороге только воля Арагорна.
-- И любовь к нему, - добавил Леголас. - Ибо все, кто пошел с ним, сделали это из любви к нему, даже холодная рохирримская девушка. Ранним утром того дня, когда вы, прибыли сюда, Пиппин, мы покинули Дунхарроу, и такой страх напал на весь народ, что никто не осмелился посмотреть на нас, кроме леди Эовин, что лежит теперь раненная в Доме. Это было печальное расставание, и я печалился, глядя на него.
-- Увы! У меня хватило сердца только для себя самого, сказал Гимли. - Нет! Я не буду говорить об этом путешествии.
Он замолчал; но Мерри и Пиппин так хотели услышать рассказ, что Леголас наконец сказал:
-- Я расскажу вам достаточно, чтобы вы успокоились: я не испытывал ужаса и не боялся теней, которых считал бессильными и хрупкими.
Он быстро рассказал о дороге призраков под горами и о темной встрече у Эреча, и о большом переходе в девяносто три лиги оттуда до Пелагири на Андуине.
-- Четыре дня и четыре ночи мы ехали от Черного Камня, - сказал он. - И вот! Во тьме Мордора росла моя надежда: во тьме Теневое Войско, казалось, становилось все сильнее и ужаснее. Я видел всадников и пехотинцев, но все они двигались с одинаковой и большой скоростью. Они молчали, но в глазах у них горел огонь. В верховьях Лемедона они догнали наш отряд, окружили нас и проехали бы вперед, если бы Арагорн не запретил им.
По его приказу они отступили. "Даже тени людей покорны ему, - подумал я. - Они будут служить ему".
Мы ехали вперед, и наступил день без рассвета, а мы продолжали путь и пересекли Кирил и Рингло; на третий день мы пришли к Илахиру у устья Гилраина. И здесь обороняли брол люди Лемедона, воюя со свирепыми жителями Умбара и Харада, приплывшими вверх по реке. Но защитники и нападающие забыли о битве и бежали, когда пришли мы: они кричали, что на них идет Король Мертвых. Только Ангбор, повелитель Лемедона, нашел в себе мужество остаться, и Арагорн попросил его собрать свой народ и идти за ними, если они осмелятся, когда пройдет Серое Войско.
-- У Пелагира вы будете нужны потомку Исилдура, - сказал ему Арагорн.
Так мы перешли Гилраин, разогнав союзников Мордора. Потом мы немного отдохнули. Но Арагорн скоро встал, сказав:
-- Минас Тирит осажден. Боюсь, что он падет до того, как мы придем ему на помощь.
И до конца ночи мы снова пустились в путь и до самых равнин Лебеннина ехали с такой скоростью, какую только могли вынести лошади.
Леголас помолчал, вздохнул и, обратив взор к югу, тихо запел:
Серебро течет в ручьях от Келоса к Эрую
В зеленых полях Лебеннина!
100
Высокая растет здесь трава. Морской ветер
Раскачивает белые лилии,
И золотые колокольчики маллоса и альфирина звенят
На зеленых полях Лебеннина
На морском ветру!
-- Зеленые поля, о которых поет мой народ, но тогда они были темны - обширные серые пустыни во тьме вокруг нас. И по этим полям, топча цветы и траву, гнали мы врагов днем и ночью, пока не дошли до Великой Реки.
Тогда я почувствовал в глубине сердца, что мы близко от Моря: широка была вода во тьме, и бесчисленные морские птицы кричали на берегах. Увы! Разве не говорила мне Госпожа, чтобы я опасался их криков? А теперь я не могу их забыть.
-- Что касается меня, то я их не замечал, - вмешался Гимли, - ибо близка была битва. Здесь, у Пелагира, стоял главный флот Умбара - пятьдесят больших кораблей и неисчислимое количество мелких судов. И многие из тех, кого мы преследовали, раньше нас достигли гавани и принесли с собой свой страх; многие из больших кораблей снялись с якоря, ища спасения выше по реке или на дальнем берегу; но Харадрим, прижатые к берегу, отчаянно и яростно сопротивлялись. Увидев нас, они рассмеялись: нас было мало, а у них еще сохранялась главная армия.
Тогда Арагорн остановился и громко крикнул:
-- Теперь вперед! Призываю вас Черным Камнем!
И Серое Войско, как прибой, полетело вперед, заливая все перед собой. Я слышал слабые крики, отдаленные звуки рогов, ропот бесчисленных голосов - как эхо какой-то давно забытой битвы из Темных Годов. Сверкали бледные мечи; но я так и не знал, могут ли они еще разить: мертвым не нужно было другое оружие, кроме страха. Никто не смел противостоять им.
Они взобрались на все корабли, прошли по воде и на те, что отчалили: моряки от ужаса впали в безумие и прыгали за борт, кроме рабов прикованных к веслам. Мы безжалостно скакали среди врагов, топча их, как листья, пока не прискакали на берег. И тут на каждый из оставшихся больших кораблей Арагорн послал одного дунедана; они успокоили пленников на борту, сказали им, что они свободны и не должны бояться.
Еще до того, как кончился темный день, никто уже не сопротивлялся нам: враги бежали или утонули, надеясь добраться до своих южных земель пешком. Я думаю: как странно и удивительно, что эти слуги Мордора побеждены страхом перед тьмой и смертью. Собственное оружие обратилось против них.
-- Действительно странно, - сказал Леголас. - Я посмотрел на Арагорна и подумал, каким ужасным и великим повелителем мог бы он стать, если бы взял Кольцо себе. Не зря Мордор боится его. Но он благородней духом, чем может представить себе Саурон: разве он не из детей Лютиан? Никогда не ослабеет эта линия, хотя и пройдут бесчисленные годы.
-- Такие предсказания не в ведении гномов, - сказал Гимли. - Но Арагорн был действительно могуч в тот день. Весь Черный флот оказался в его руках; он выбрал для себя самый большой корабль и взошел на него. Потом приказал трубить в трубы, захваченные у врага, и все Теневое Войско отступило к берегу. Здесь стояло оно молча, едва видимое, лишь в глазах мертвецов отражалось красное пламя горевших кораблей. И Арагорн громко сказал:
-- Слушайте слово потомка Исидура! Ваша клятва выполнена. Возвращайтесь и больше не тревожьте долины! Уходите и
101
успокойтесь!
И тогда Король Мертвецов, стоящий перед войском, сломал свое копье и отбросил обломки в сторны. Потом низко поклонился и повернулся; и все Теневое Войско исчезло, как туман, разогнанный неожиданным порывом ветра; и мне показалось, что я проснулся.
В эту ночь мы отдыхали, а все остальные работали. Было освобождено много пленников и рабов - бывших жителей Гондора, захваченных при набегах; собралось и большое количество людей Лебеннина и Этиар; прибыл со своими всадниками Ангбар из Ламедона. Теперь, когда исчез страх перед мертвецами, они пришли помогать нам и взглянуть на потомка Исилдура: слух о нем распространялся повсюду, как огонь в ночи.
Конец нашей истории близок. В течении вечера и ночи было подготовлено много кораблей, и утром флот выступил. Теперь это кажется далеким прошлым, но ведь это было вчера утром, на шестой день после нашего отВезда из Дунхарроу. А Арагорна все подгонял страх опоздать.
-- От Пелагира до причалов Харлонда сорок две лиги, сказал он. - Но мы должны прибыть к Харлонду завтра или не прибыть совсем.
Веслами гребли теперь свободные люди и работали они ожесточенно, и все же мы медленно плыли по Великой Реке, так как шли против течения, и хотя на юге течение не быстрое, нам не помогал ветер. На сердце у меня было тяжело, но Леголас внезапно рассмеясля.
-- Выше бороду, сын Дьюрина! - сказал он. - Сказано ведь: "Часто возникает надежда, когда все кажется потерянным". - Но он не сказал, какую надежду разглядел вдали. И когда пришла ночь, наши сердца разгорелись: далеко на севере мы увидели под облаками красный отблеск, и Арагорн сказал:
-- Горит Минас Тирит!
В полночь наши надежды усилились. Опытные моряки из Этира, глядя на юг, говорили об изменении погоды вслед за ветром с Моря. На рассвете мы подняли паруса, и скорость наша возросла. И так, как вы уже знаете это, мы прибыли в третьем часу утра развернув большое боевое знамя. Это был великий день и великий час, чтобы нас не ожидало впоследствии.
-- Что бы нас ни ждало, великие деяния прошлого не увянут, - сказал Леголас. - Великим делом был проход по Тропам Смерти, но еще более великие дела ожидают нас. И может, никто в Гондоре не останется, чтобы воспеть их.
-- Вполне возможно, - сказал Гимли. - Ибо лица Арагорна и Гэндальфа серьезны. Очень интересно, что обсуждают они в палатке там внизу. Со своей стороны, я, как и Мерри, хотел бы, чтобы с нашей победой война окончилась. Но что бы ни случилось, я надеюсь принять в этом участие и поддержать честь народа Одинокой Горы.
-- А я - честь народа Большого Леса, - сказал Леголас.
Товарищи замолчали и сидели, занятые каждый своими мыслями, а капитаны в это время обсуждали положение.
Расставшись с Леголасом и Гимли, принц Имрахил немедленно послал за Эомером; они вместе вышли из Города и пришли к палатке Арагорна установленной в поле недалеко от места гибели короля Теодена. Здесь они совещались вместе с Гэндальфом, Арагорном и сыновьями Элронда.
-- Милорды, - сказал Гэндальф, - слушайте слова намест
102
ника Гондора, сказанные им перед смертью: "Вы можете праздновать победу на полях Пеленнора, но Силу, которая сейчас восстанет, победить невозможно". Я не хочу, чтобы вы отчаялись, как он, но вдумайтесь в правду этих слов.
Видящие Камни не лгут, и даже Повелитель Барад-дура не может заставить их сделать это. Он может выбрать, что показать слабому разуму, может показать значение виденного. Но несомненно, что когда Денетор видел огромные силы, собирающиеся в Мордоре, он видел действительность.
Наших сил едва хватило, чтобы отбить первый удар. Следующий будет сильнее. Как и говорил Денетор, в этой войне нет надежды. Победу нельзя одержать оружием, будем ли мы сидеть здесь, отбивая осаду за осадой, или перейдем Реку. Какой выбор сделать; благоразумие подскажет вам укрепить Город и другие места и ждать здесь нападения: так вы немного оттянете свой конец.
-- Значит, мы должны отступить в Минас Тирит, Дол Амрот или Дунхарроу и сидеть там, как дети в песочном замке, когда прилив высок? - спросил Имрахил.
-- Это было бы не новым решением, - сказал Гэндальф. Разве вы не так постуили в дни Денетора? Но нет! Я сказал, что это было бы благоразумно. Но я не призывал вас к благоразумию. Я сказал, что победу нельзя добыть оружием. Я по-прежнему надеюсь на победу, но не вооруженную. Ибо в центре событий находится Кольцо Власти - основа Барад-дура и надежда Саурона.
Обдумав это дело, милорды, вы поймете наше положение и положение Саурона. Если он получит Кольцо, ваша доблесть напрасна и победа его будет быстрой и полной, настолько полной, что никто не сможет предсказать конец его владычества, пока существует этот мир. Если Кольцо будет уничтожено, он падет и падение его будет таким глубоким, что никто не сможет предсказать его возвышения в самом глубоком будущем. Ибо он утратил главную часть своего могущества, свойственную ему с самого начала, и все, что было сотворено или начато при помощи этого могущества, рухнет, и он навсегда останется искалеченным простым духом злобы, грызущим себя во тьме, но никогда не сможет снова вырасти и обрести форму. Так будет уничтожено великое зло в этом мире.
Могут возникнуть другие злые силы: ведь Саурон сам по себе - лишь слуга или посол. Но не наше дело - заниматься всеми переменами мира; мы лишь должны заботиться о безопасности тех лет, в которых живем, и подрубать корни у того зла, которое знаем, чтобы те, кто будет жить после нас, получили бы для возделывания чистую почву. Что они с ней сделают, мы не можем знать.
Теперь Саурон знает это все, он знает, что утерянная им драгоценность снова найдена, но он еще не знает, где она; мы, по крайней мере, на это надеемся. И поэтому он сейчас в великом сомнении. Ибо если мы нашли Кольцо, значит, среди нас еть такой, кто имеет силу владеть им. Это он тоже знает. Разве я не правильно догадался, Арагорн, что вы показывались ему в Камне Ортханка?
-- Я сделал это перед выездом из Хорнбурга, - ответил Арагорн. - Я решил, что время настало и что Камень появился у меня именно для этого. Это было через десять дней после ухода Носителя Кольца от Рауроса, и я подумал, что следует отвлечь Глаз Саурона от его собственной земли. Слишком редко ему бросали вызов, с тех пор, как он возвратился в свою баш
103
ню. Хотя, если бы я предвидел, каким быстрым будет его ответный удар, может быть, я не осмелился бы показаться ему. Я едва успел явиться вам на помощь.
-- Но как это? - спросил Эомер. - Все напрасно, говорите вы, если он владеет Кольцом. Почему же он не думает, что напрасно нападать на нас, если мы владеем им?
-- Он не уверен, - ответил Гэндальф. - К тому же мы не можем овладеть всей силой Кольца за день. Оно может быть использовано только одним хозяином, а не многими; и он постарается ударить раньше, чем самый сильный из нас завладеет Кольцом и низвергнет остальных. В это время Кольцо может помочь ему, если удар будет внезапен.
Он следит. Он видит и слышит многое. Его назуглы по-прежнему всюду. Они пронеслись над этим полем до восхода солнца, хотя мало кто из усталых и спящих заметил их. Он изучает знаки: мечь, лишивший его сокровища, сплавлен вновь; ветер судьбы поворачивает в нашу сторону; его первый удар потерпел неожиданное поражение; его великий Капитан погиб.
Его сомнение все растет, и Глаз его теперь устремлен к нам, не замечая больше ничего. Мы должны использовать это. Именно в этом заключена наша надежда. И вот мое мнение. У нас нет Кольца. По мудрости или глупости мы отдали его, чтобы уничтожить раньше, чем оно уничтожит нас. Без него мы не можем победить Саурона силой. Но мы должны отвлечь Глаз от истинной опасности для него. Мы не можем достичь победы оружием, но благодаря оружию мы можем дать Носителю Кольца единственную, хотя и очень хрупкую возможность.
Как начал Арагорн, так и должны мы продолжать. Мы должны заставить Саурона сделать последний удар. Мы должны вызвать на себя его скрытую силу, чтобы вся его земля опустела. Мы должны немедленно выступить ему навстречу. Мы должны послужить приманкой, даже если его челюсти сомкнутся на нас. Он возьмет приманку в надежде и алчности, потому что подумает: это безрассудство отражает высокомерие нового Повелителя Кольца. И он скажет: "Вот! Он слишком быстро и слишком далеко вытянул нос. Пусть идет! Он окажется в ловушке, из которй не сможет выбраться. Тогда я уничтожу его, и то, чем он владеет в своем высокомерии, будет снова моим навсегда."
Мы должны с открытыми глазами идти в ловушку, с храбростью, но без надежды для самих себя. Все, милорды, вполне вероятно, что мы погибнем в черной битве. И даже если Барад-дур будет уничтожен, мы не доживем до нового века, но таков, я думаю наш долг. И это все же лучше, чем погибнуть зря - как произойдет, если мы будем сидеть здесь, - и знать, что новый век никогда не наступит.
Некоторое время все сидели молча. Наконец заговорил Арагорн:
-- Как я начал, так я буду продолжать. Мы на самом краю обрыва. Дрогнуть - значит и упасть. Пусть никто не отвергает сейчас мнения Гэндальфа, чья долгая борьба с Сауроном пришла к решающему пункту. Если бы не он, все давно уже было бы потеряно. Но я никому не приказываю. Пусть каждый выбирает добровольно.
Тогда сказал Элрогир:
-- Мы для этого пришли с севера, и отец наш, Элронд, думает так же. Мы не повернем назад.
-- Что касается меня, - сказал Эомер, - то у меня мало знаний этих глубоких материй, но мне они и не нужны. Я знаю - и с меня этого довольно, - что Арагорн помог мне и моему
104
народу, поэтому я помогу ему. Я пойду.
-- Что касается меня, - сказал Имрахил, - я считаю Арагорна своим повелителем. Его желание - приказ для меня. Я тоже пойду... Но поскольку я пока исполняю обязанности повелителя Гондора, я должен подумать вначале о его людях. Некоторое благоразумие все же нобходимо. Мы должны подготовиться к любой возможности. Мы можем победить, и пока на это есть надежда, Гондор должен оставаться под защитой. Я не хотел бы с победой вернуться в опустошенную страну и разрушенный Город. А от Рохиррим мы знаем, что на севере осталась большая вражеская армия.
-- Это верно, - согласился Гэндальф. - И я не советую уводить из Города весь гарнизон. Больше того, войска, которые бросят вызов Мордору, должны быть невелики. И они должны двигаться быстро. Поэтому я спрашиваю у капитанов: какой отряд мы сможем собрать, чтобы выступить не позже, чем через два дня? И воины этого отряда должны идти добровольно, зная ожидающую их опасность.