Страница:
которых приковывает взгляды всех без исключения мужчин",
мусорный - бродит по угрюмым тропинкам бытия, натыкаясь на взрывающиеся презервативы, начиненные бромом и ацетоном:
"...как выяснилось, химик-террорист давно знаком местной
милиции. Он живет с родной бабушкой, которую все время грозится
взорвать и уничтожить другими изощренными способами".
В гламурном мире бабушка - если она не Коко Шанель - не водится, и поделом: не будет же бабка набрасываться на новую помаду,
"неощутимую на губах и поражающую игрой переливов и
отблесков",
а если старухе взбредет помыться, то она возьмет да и потрет себе спину мочалкой, как люди, а не совершит
"ритуал принятия ванны",
не будет обзывать ее
"голубой лагуной"
и не будет изумляться
"волнующему благоуханию"
перламутровых тальков и мыла с ароматом иланг-иланга, так как еще и не такое видала за долгую жизнь, Господи Спасе.
Впрочем, поправочка: мыло пахнет фрезией, а иланг-иланг - это надо вдыхать во время рейса, если вы боитесь упасть вместе с самолетом. Именно так: если вас беспокоит, что вся эта махина возьмет да и хряпнется в
"глубокую синеву южных морей",
то надо надеть темные очки и вдыхать иланг-иланг или мелиссу. Если же и это не поможет, то знайте:
"лучшее лекарство от депрессии - это окраска волос от
хорошего специалиста".
Отметим, кстати, разницу: человек простой красит волосы "у" специалиста, гламурный - "от".
Нежные, гламурные авиафобы в облаках ароматов водятся исключительно ("эксклюзивно") на страницах глянцевых журналов. В мусорной прессе они будут помянуты, только если они и вправду разбились. В гламурной прессе девушки прогуливаются среди пустынных пейзажей, на негаснущем закате. В мусорной, на подмосковных прогулках, они наступают на "круглоротых и кольчатых червей", на "296 наименований членистоногих". (В гламуре членистоногое допустимо лишь тогда, когда оно изготовлено из платины с бриллиантами и сапфирами.)
В гламуре популярные певцы не вылезают из ресторана "Максим". В мусоре - те же персонажи идут на Никулинский продовольственный рынок (как это сделал певец Юрий Антонов), где ввязываются в драку с другими ценителями тонкой кухни, в результате чего им на лицо и тело накладывают швы. В гламуре сын актера Антон Табаков "с супругой" (слово "жена" в гламуре не используется: у жены труба пониже и дым пожиже) сияет улыбкой на приеме у Валентина Юдашкина; зал только что заслушал приветственную телеграмму Черномырдина, причем "просто иначе и быть не могло". В мусоре - проснувшись ночью, тот же Антон подвергается нападению крысы, кусающей его за палец. Телеграмм не поступило, даже от Жириновского ни слова.
Пора популярить изыски
Гламур - высшее, разреженное, лучистое, эфирное, запредельное состояние бытия. В гламуре гражданин, а тем более гражданка уж не сеет, не жнет, не собирает в житницы. Все в ней гармония, все диво. В гламуре нет ни прыщей, ни вросших ногтей, ни кишечных колик, ни заусенец, ни храпа: все это преодолено на более ранней стадии развития, на полпути превращения из свиньи в серафима, в малом глянце, в журналах "для секретарш". В гламуре нет заплаканных глаз, хлюпающего носа, уныния, отчаяния, наплевательства, ответственности, тревоги за родственников, наконец, нет смерти, в лучшем случае - "неумирающая легенда".
Гламурное существо - молодое, худое, извилистое, как правило, женского пола. Рожденное без родителей, оно мерцает на фоне безликих, но многочисленных "друзей", изредка имеет изящное гламурное дитя возрастом не более трех лет, которое неизвестно кто воспитывает. Оно не нуждается в деньгах, не берет и не дает в долг; источник его богатства неясен, но, очевидно, неистощим. Оно, очевидно, получило кой-какое образование, ибо часто является в виде "деловой женщины", но какие это дела и в какое время дня делаются, неясно. В последние годы оно умеет обращаться с компьютером: с лукавой улыбкой взглядывает на экран. Оно практически не читает, но знает:
"разумеется, адекватно перевести стихи невозможно".
(Ну разумеется. Не стоит даже стараться.) Вечерами оно ходит в театры, где либо хохочет, либо загадочно улыбается. Что именно ее в театре интересует, нам не сообщают. Но мы догадываемся.
Гламур нарциссичен. Основное состояние гламурной женщины - эротический транс, вызванный предметами роскоши. Вы можете застать ее в мерцающей полутьме, в креслах. Она в атласном платье, приспущенном на груди, голова откинута, глаза сомкнуты, рот приоткрыт. Что это с ней? А это она мечтает о наручных часах. Причем они уже у нее на руке. Неважно, она МЕЧТАЕТ. Это процесс самодостаточный.
Или - подымай выше - она мечтает о платиновом колье с бриллиантами. Чтобы мечтать о такой штуковине, она надевает
"брючный костюм из кожи ягненка",
вызывает визажиста и, опять-таки закрыв глаза, вцепляется в колье, прижимает его к носу и предается мечтам... Открой глаза-то!.. Не слышит: она уже в трансе.
Надо ли говорить, что неотложная задача гламурной женщины
"превращать свое тело в концептуальный объект"?
Если это удается, то
"тело вновь становится вещественным доказательством".
Этюд в багровых тонах
Вещественным доказательством тело постоянно становится и в мусорной прессе, но в другом смысле. Слова "мода", "магия" здесь тоже приобретают трупный оттенок.
"Новая страшная мода - на тройные убийства - появилась этим
летом в Москве. Уже третий раз с начала сезона бандиты
расстреливают трех человек кряду. В субботу в третьем подъезде
кооперативного дома номер 3 (магическая цифра!) были убиты..."
и т.д.
"Чтобы чувствовать себя легко и безмятежно, этим летом
следует одеваться в белое",
советовали, помнится, специалисты по гламуру. Но здесь иной мир, и белые одежды обагряются здесь кровью и блевотиной:
"доярка-киллер забила жертву поленом".
Этот перевернутый, подземный мир наполнен мрачными, неуемными страстями: женщина
"убивает мужа, требовавшего половой близости при
сыне-школьнике".
(А что если это и был гламурный "повод окунуться в мечту"?)
"Подростки-садисты не успокоились, пока не обесчестили
школьника",
а что если они вняли призыву: "в костюме от Такого-то будьте чуточку смелей"? Старик поджег дом, газ взорвался, все погибли,- не влекла ли его "стихия огня"? Внучатый племянник
"убил двух старушек, повторив путь Раскольникова",
вот вам и
"лето,- долгожданная пора осуществления ваших самых смелых
желаний".
"Перед тем как покончить с собой, раковая больная убила
ребенка подруги".
И так далее, и так далее, до бесконечности. Концентрация темных страстей, убийств, насилия, грязи и безумия поддерживается мусорной прессой на одном и том же уровне, упаси бог понизить крепость криминального раствора,- сразу станет скучно. Именно скучно: читатель, не найдя привычной расчлененки в свежем утреннем номере газеты по пути на работу, даже обидится. "Вот ужас-то",- привычно говорит читатель, прочитав про очередной труп, но это неправда: ему не страшно, он привык. Он ведь тоже хочет "окунуться в мечту".
Средний персонаж этой прессы, с гранатой за пазухой, с автоматом наперевес, распихав по карманам отравляющие вещества, с утречка начинает свой трудовой день. Ему надо успеть пришить пару бабушек - свою и чужую, нанести пятнадцать ножевых ранений директору автокомбината, собрать дань с окрестных ларьков, желательно оставив после себя дымящийся труп, изнасиловать соседей по лестничной клетке, повеситься, выброситься с восьмого этажа, наехать на конкурирующую группировку, замучить кота, вылить ртуть на территорию детского садика, в упор расстрелять бронированный "мерседес", наклеить ворованные ярлыки на поддельную водку, подкупить таможню, провезти через границу просроченный сыр. В желудке у него проглоченные презервативы с кокаином, в анусе - бриллианты ("лучшие друзья девушки"), в паспорте - иногородняя прописка: московскую он потерял по суду, а судью замочил. Он покрыт татуировкой, но не потому, что
"окунулся в волнующие тайны Востока",
совсем не потому.
Пригоршня пыли
Ни глянцевый, ни "желтый" тип изданий не заинтересованы в нормальном, среднем человеке, в таком, который, не будучи склонен к криминальным действиям, сохраняет достаточный уровень интеллекта и достоинства, чтобы не мучиться надуманным вопросом: что такое "сумки Фенди - предмет культа или источник вдохновения?" Этому человеку свойственно основное человеческое качество: совесть, так что, заведись у него почему-либо "лишний" миллион, он отдаст его на больницы, на образование, на сирот, а если и посетят его развратные мечты о платиновом колье,- он обольется ведром холодной воды, и мечты пройдут, как и не бывало. Этот человек сочувствует жертвам преступления и вообще несчастным и обездоленным, чужое горе печалит его, а не развлекает. Он хочет жить хорошо, одеваться красиво, отдыхать с удовольствием в компании человекообразных. Ему оскорбительно прочесть приглашение на обычную выставку с таким текстом:
"у вас будет уникальная возможность насладиться
поразительным разнообразием вкусов и художественных приемов
различных стран и эпох",
потому что мозг его устроен заметно сложнее, чем бильярдный шар. А
"узнать настоящую страсть, вспомнить о вечных ценностях,
убежать от мирской суеты"
он, спасибо, умеет без помощи дезодорантов. Ему хотелось бы думать, что жизнь не состоит из убийств, а красота и идиотизм не обязательно неразлучны. Впрочем, он же не ангел, может и взорваться. Услышав окрик:
"хватит постоянно менять тушь для ресниц - одна для работы,
другая для развлечений",
он мысленно хватает полено, чтобы вломить кому-то между глаз, обведенных
"контуром двойной последовательности",
приговаривая:
"ваши глаза заслуживают того, чтобы время остановилось".
Сегодня, похоже, время и вправду остановилось. Бутики заколачиваются: все ушли на иные фронты. Гламурная пыльца осыпается; где бодрый серп гулял и падал колос, теперь уж пусто все - простор везде,- лишь паутины тонкий волос блестит на праздной борозде. Злорадствовать по этому поводу вовсе не хочется. Не все ли мы в одинаково пиковом положении?
"Не думал, не гадал он, никак не ожидал он такого вот конца,
такого вот конца!"
Увы, и мусора сейчас прибавится, и желтизна станет гуще. Есть, правда, слабое, печальное утешение: общее близкое неприятное будущее имеет шанс вернуть человеческий, реальный масштаб и нашим проблемам, и способу их описания.
"На Кузнецком Мосту функционирует хозяйственный магазин, а
на перекрестках бабушки торгуют овощами - наши итальянские
партнеры от этого просто в шоке!"
возмущается Олег Кондратов, вице-президент ассоциации "Дистрибьюторов эксклюзивных товаров".
Какое счастье!.. Еще функционирует!.. Еще торгуют.
сентябрь 1998 года
Татьяна Никитична Толстая
Новое имя
...Желчь собачья оздоровляет гнилые и
опухшие очи.
Лечебник
...стоит лишь хозяину и хозяйке его
обидеть чуть-чуть, так он на них в
людях все непотребное выльет. Вот от
таких-то глупых слуг всякие ссоры и
возникают, и насмешки, и укоры, и
срамота.
Домострой
У Юмашева была собака. И у Суханова тоже была собака. Эти собаки друг друга терпеть не могли. Их хозяева, соответственно, тоже. Вот однажды Суханов взял да и пнул собаку Юмашева ногой в бок. Пес запомнил обиду и, дождавшись удобного случая, "тяпнул оторопевшего помощника президента между ног, в самое интимное место".
К чему нам это рассказывает генерал Коржаков в своей "предельно откровенной" книге? Просто ли утепляет добрым солдатским юмором неспешную повесть о доносах и грызне под рубиновыми звездами? Никак нет; это притча. Вся книга Коржакова построена на этой притче. "Двигало ли мной чувство мести?" - спрашивает сам себя генерал. И сам себе отвечает: отчасти да. Ну этого можно было не спрашивать, да и не трудиться отвечать. И мотивы, двигавшие писателем, и жанр его труда,- все вполне традиционное. Оправдываться и пояснять - это лишнее. Сброшенные с высот всегда стремятся набрать побольше камней и сказать всю правду. Понимаем. Тянет к литературе.
Начинающему писателю непросто бывает организовать собранный материал, выстроить его, придумать название книги. Сбор материала, конечно, очень важен: тут и копание в архивах (ФСБ), и знакомое творческим людям внезапное везение (анонимный доброжелатель возьмет да и пришлет компромат в нужный момент на нужного человечка), тут и теплый, задушевный разговор с глазу на глаз:
К.: Лично о вас я шефу никогда ничего плохо не говорил.
Ч.: Но кто-то же это делает.
К.: Вы учтите, что я Борису Николаевичу пишу и на его окружение. Вы думаете, что только у вас Петелин не ангел? Сколько я документов шефу про Батурина показывал?
Здесь мы видим, как будущий писатель делится тайнами своей творческой кухни,- пока что "пишет на", показывает наброски старшим товарищам, но скоро напишет и "о".
Писать "о" трудно, и мы, читатели, полагаем, что какие-то добрые люди немного помогли молодому таланту. Безусловно, советовали, а иной раз и отсоветывали. Так, по словам автора, он было хотел, но ему отсоветовали назвать книгу "Бодался теленок с дубом", так как "где-то это уже было". Конечно, это не резон совсем уж так сразу отказываться от цитат и литературных реминисценций, поэтому одна из главок книги называется "Осень патриарха". Это тоже где-то было. Другая называется "Закат". И это было. Третья - "Полет во сне и наяву". Было и это.
А раз все, за что ни возьмись, уже было, то, по нашему предположению, автор (авторы) решил пойти другим путем и не прятать литературный прием, но, напротив, подчеркнуть его, изящно и неназойливо, но в то же время отчетливо построив повествование на развернутой метафоре сторожевого пса. Размеры рецензии, как говорится, не позволяют, но для любителей литературы, для sapienti, достаточно и нескольких ссылок, чтобы оценить остроумие замысла. Сквозь нарочито небрежную композицию книги просвечивают тексты почтенных предшественников: тут и Булгаков ("Собачье сердце"), и Носов ("Бобик в гостях у Барбоса"); напрашивающуюся аллюзию на Мухтара опускаю как слишком очевидную. Автор строит повесть о своей сторожевой жизни умело, опытной рукой (руками): в начале пути бедное детство в конуре ("в подвале барака": пол земляной, "котенок на улицу не ходил, справлял все свои дела прямо на полу и тут же закапывал"), затем постепенное и неуклонное расширение жизненного пространства (всюду подробно и с любовью указан метраж), на вершине же сторожевой карьеры - переезд в президентский (хозяйский) дом. Центральная метафора объясняет и необычно пристальный интерес к кроватям, креслам и диванам, особенно драным: так, у самого генерала дома "оригинальные диваны, на которых можно лежать, и сидеть, и прыгать", диван, оставшийся после Горбачевых в Барвихе - "протертый", но,- размышляет генерал,- "бывает ведь и протертый диван удобным" (и все мы знаем много друзей человека, которые сейчас же с этой мыслью согласятся); дружеские шутки среди своих - тоже на эту тему: "Говорю Паше: "Посмотри, диван, наверное, в гараже несколько лет стоял, его мыши прогрызли". Жена Грачева, Люба, мне за такой юмор чуть глаза не выцарапала". Тонко вводится и такая деталь, как внимание к свалкам, запахам (костюм и жилье Юмашева), любопытно узнать о рационе рассказчика (приучен к гречке с мясом), и, конечно, широкими и щедрыми мазками обозначен неугасимый, пристальный, неустанный, сквозной интерес к тому, что в культурологии называется телесным низом. Тут мы от Носова переходим сразу к Рабле.
"Как-то с одним таким "идеальным" человеком я гулял.
Точнее - он гулял, а я его охранял... И вдруг мой подопечный с
громким звуком начинает выпускать воздух".
Далее следует обильнейшая информация касательно разнообразных естественных отправлений представителей властного эшелона, информация совершенно, казалось бы, ненужная и неинтересная, если забыть или не заметить, что наш рассказчик - Полкан. Как мы невнимательны к сигналам, которые нам отчаянно, борясь с трудным человеческим языком, подает автор! Вот он намекает, что он не такой, как другие:
"Я мог днями не есть, часами стоять на ногах и целый день не
пользоваться туалетом";
вот он хвастается своей тренированностью:
"прыгал высоко, с "зависанием"";
вот простодушно рассказывает, как выезжали на дачу:
"Б.Н. в кирпичном коттедже, а я - неподалеку от него, в
деревянном";
вот показывает зубы:
"За 32 рубля я готов был бороться как зверь";
вот с интересом слушает, как обещают наказать других, например Филатова:
"Если вы задумаете сделать что-нибудь серьезное,
предупредите заранее - я запру мужа в кладовке";
вот добродушно, снисходительно следит за играми малых шавок:
"Миша умел развеселить Бориса Николаевича: потешно падал на
корте, нарочно промахивался, острил...";
вот навостряет ухо, когда другой (Руцкой) тоже хочет:
"Б.Н.!.. Я буду сторожевой собакой у вашего кабинета!"
Каким видел себя Александр Васильевич - таким его видел и хозяин. Александра Васильича больно дергали за галстук, вынуждали плавать в ледяной воде, заставляли пить, когда ему не хотелось, тыкали грязными ногами в лицо, на него кричали, публично унижали, называли "дерьмом" дурные новости, которые он приносил в зубах... Наконец, президент испробовал на Александре Васильиче научный метод академика Павлова: боясь операции, вначале использовал подопытное животное.
"Я прооперировал свою здоровую носовую перегородку ради
шефа".
Все он терпел, потому что если из-за 32 рублей можно "озвереть", то на что не пойдешь ради тех сладостных минут, когда хозяин уснул, и все - твое? ("Б.Н. опять заснул, а я опять сел управлять страной...")
Герои Булгакова и Носова, ненадолго превысившие отпущенные им полномочия, вернулись к прежнему статусу, нарушенный было порядок вещей был восстановлен. Задумчиво перелистывая страницы классики, мы припоминаем, что и Шарик, и Барбос остались неотмщенными. А справедливо ли это? Нет, несправедливо,- считает генерал. Ведь "у собак память получше, чем у людей". Новое поколение, запомнив обиду, кусает хозяина за причинное место с самыми лучшими намерениями, в интересах России, "ради демократии".
Продолжение, вероятно, следует: Александр Васильич дает понять, что кой-где зарыл еще косточку.
Обложка книги приятного желтого цвета, тираж большой, цена высокая, текст богато проиллюстрирован цветными объедками.
апрель 1998 года
Татьяна Никитична Толстая
Человек!.. Выведи меня отсюда
Говорят, он популярен; сам Якубович убежден, что его смотрят "десятки миллионов человек". Может быть, и смотрят. Страна велика, зимы долги, темнеет рано, в пятницу вечером телевизор у всех включен. Десятки миллионов также пьют отравленную воду - другой-то нет; дышат ядовитым воздухом. Некоторые купаются в теплых радиоактивных озерах. Пьют плохой, дешевый спирт, и потом их долго и мучительно рвет плохой, дешевой закуской.
Его "шоу", как и все телевизионные игры, украдено у американцев и топорно перелицовано на совковый лад. Американский прототип игры называется "Колесо фортуны". Вульгарно и притягательно освещенное синим и розовым, все в золотых струящихся огнях и взблескиваниях копеечных алмазов,- колесо это есть смысл и центр игры, олицетворение Шанса. На колесо, на его сияющие цифры участники игры молятся так истово, как умеют молиться только американцы и только деньгам. Смысл игры в том, чтобы накрутить себе побольше денег, а для этого приходится напрягать голову: угадывать буквы. Больше оборотов колеса - больше очков, больше шансов; поэтому играют быстро, напористо, сосредоточенно. Когда финалист думает над последним, решающим словом, камера показывает крупным планом капли пота на напряженном лбу; аудитория замирает. Ставка - шутка ли - либо автомобиль, либо 25 тысяч долларов,- годовая зарплата кассирши. Адреналин можно выносить ведрами. Игра глуповата,- чуть интеллектуальнее бега в мешках,- но игроки держатся с достоинством.
В нашем глухом и темном краю быстро переняли игры по зарабатыванию очков. Вот только в пятничном зрелище - "понюхает, на хвост нанижет,- очки не действуют никак". Колесо "Поля чудес" практически не крутится, да и угадывание слов - хоть какая-то тень умственной деятельности - отодвинуто на десятый план участниками, увлеченными взаимовручением съедобных и несъедобных предметов. Зрелище это считается "культурой" - недоразумение совершенно пролетарское. До революции мужики тоже водили по деревням медведя с кольцом в носу,- "Миша, спляши! Миша, покажи, как баба белье стирает!" но никто не считал ни мужиков, ни даже медведя деятелями культуры. Медведь плясал, медведь кланялся, медведя кормили совершенно как Якубовича,- разница лишь в том, что на ночь зверя запирали в вонючей конуре, а Якубович ночует в теплой постельке; еще разница в том, что медведь не хамил и не растлевал детей.
- А что делает ваша мама?- склоняется балаганный Свидригайлов к прелестной провинциальной девочке, лет десяти с виду.
- Мама ходит на обрезку.
- Я знаю, в Израиле есть такой обычай,- удовлетворенно заключает деятель культуры.
Радостный, заливистый хохот толпы. Вытирают слезы от смеха. Девочка смотрит растерянно, не понимает, что она такого сказала?
Знаете, что делает после этого хороший родитель? Хороший родитель, мама или папа,- это совершенно неважно,- берет грязного старикашку за жирный затылок и рылом, рылом тыкает в вертящееся и сверкающее колесо. Но таких тут нет, и старикашка берется за следующего ребенка.
- А что делает ваш дедушка дома?
- Водочку пьет,- доверчиво отвечает мальчик. Хохот толпы. У дедушки улыбка застывает на лице. Мог ли он предвидеть? Десятки миллионов развалились на диванах, смотрят на публично опозоренную старость и - что, тоже хохочут?
- А что мама про папу рассказывает? А?- Трехлетняя кукла с огромным розовым бантом не знает, что сказать. Доверчиво, ясно смотрит она на ласкового дядю. Она еще не доросла до возраста Павлика Морозова.
- А папа по воскресеньям дома?.. А вы уверены, что это ваш папа?.. Папа, вы что-то скрываете от ребенка!..
Есть родители, которые продают собственного ребенка на улице за бутылку водки. Публика, рванувшая со всей страны на Поле Чудес в Стране Дураков - а именно там это поле, как известно, и находится - тоже без стеснения торгует детьми. Детской чистоте и невинности Якубович назначил недорогую цену - цену утюга. Они согласны! За утюгом, за миксером, за кофемолкой спускаются семьи с гор, из заснеженных аулов, бредут через тундру, штурмуют поезда, переплывают реки, волокут деток в телевизионный лупанарий. В Москву! в Москву! к колесу! Там их оплюют, обхамят, зато если повезет, то им достанется целый телевизор! Ага! А в телевизоре Якубович, а в Якубовиче опять телевизор, а в нем опять Якубович - бесконечная матрешка непотребства.
С гор и равнин публика везет Якубовичу подарки: закатанные в банки огурки-помидорки, вино, копченую рыбу, торты. О, какие сцены разыгрывает народный любимец! Хватая копченое и печеное, он урчит, он чавкает и чмокает, он толкается и пихается. Вот он передал блюдо с метровым осетром студийной девушке:
- Стоять здесь! Никуда не ходить! Здесь стоять! А то я вас знаю! Ни корочки не останется! Стоять! Поставь сюда! Никому нельзя верить! Ну шо? Шо ты пихаешься?
Приличная женщина
Я хочу передать привет моей племяннице... Она работает медсестрой в
больнице на 1500 коек...
Якубович
Мне столько не надо!.. Вот с двумя - с удовольствием!.. Я стою - все
дрожат, а лягу - ой! ой!..
Ужасная баба (о мешке с деньгами)
Дайте я пощупаю...
Якубович
Кого?
Якубович учит, что человек - это звучит подло, и показывает это на себе. Человек,- говорит и показывает Якубович,- есть нравственный слепец, теряющий остатки достоинства при встрече с дармовым электроприбором. Человек, по Якубовичу, есть алчное, жадное, полупьяное животное, ежеминутно желающее лишь жрать да трахаться. Человек не хозяин своей судьбы - он раб колеса. Слушайся начальства, терпи, виляй хвостом, угодливо подхихикивай, вези оброк, он же взятки, он же - "подарки в студию!" - и хозяин смилостивится, покрошит немножко объедков с балкона в толпу.
Загляните в его глаза, голубые, как яйца дрозда,- в них не светится ничто человеческое. Можете плюнуть в них. Ничего ему не сделается.
1999 год
Татьяна Никитична Толстая
Дедушка-дедушка, отчего у тебя такие большие статуи?
колумбарий пополняется
В 302 году до Рождества Христова скульптор Харет из города Линд (остров Родос) принялся за работу.
Не прошло и двенадцати лет, как все было готово: статуя бога Гелиоса, высотой в 32 метра (одиннадцатиэтажный дом) возвышалась над гаванью Родоса,города, одноименного с островом. Скульптура потрясла современников, была признана одним из Семи чудес света, и известна нам теперь под именем Колосса Родосского. Простояв 66 лет, Колосс был разрушен землетрясением. Он подломился в коленях и рухнул.
В 1998 году нашей эры скульптор Зураб из города Москвы (РФ) отдыхал на родине Харета. Кушал спанакопита, дзадзики, коккинисто, а сердце ныло: нет больше Колосса Родосского. Осиротела греческая земля. Добрый Зураб так этого оставить не мог.
"У меня этих колоссов вон сколько, а у них - ни одного,
думалось чудесному грузину.- Подарю-ка я им христофорчика или
петрушку".
мусорный - бродит по угрюмым тропинкам бытия, натыкаясь на взрывающиеся презервативы, начиненные бромом и ацетоном:
"...как выяснилось, химик-террорист давно знаком местной
милиции. Он живет с родной бабушкой, которую все время грозится
взорвать и уничтожить другими изощренными способами".
В гламурном мире бабушка - если она не Коко Шанель - не водится, и поделом: не будет же бабка набрасываться на новую помаду,
"неощутимую на губах и поражающую игрой переливов и
отблесков",
а если старухе взбредет помыться, то она возьмет да и потрет себе спину мочалкой, как люди, а не совершит
"ритуал принятия ванны",
не будет обзывать ее
"голубой лагуной"
и не будет изумляться
"волнующему благоуханию"
перламутровых тальков и мыла с ароматом иланг-иланга, так как еще и не такое видала за долгую жизнь, Господи Спасе.
Впрочем, поправочка: мыло пахнет фрезией, а иланг-иланг - это надо вдыхать во время рейса, если вы боитесь упасть вместе с самолетом. Именно так: если вас беспокоит, что вся эта махина возьмет да и хряпнется в
"глубокую синеву южных морей",
то надо надеть темные очки и вдыхать иланг-иланг или мелиссу. Если же и это не поможет, то знайте:
"лучшее лекарство от депрессии - это окраска волос от
хорошего специалиста".
Отметим, кстати, разницу: человек простой красит волосы "у" специалиста, гламурный - "от".
Нежные, гламурные авиафобы в облаках ароматов водятся исключительно ("эксклюзивно") на страницах глянцевых журналов. В мусорной прессе они будут помянуты, только если они и вправду разбились. В гламурной прессе девушки прогуливаются среди пустынных пейзажей, на негаснущем закате. В мусорной, на подмосковных прогулках, они наступают на "круглоротых и кольчатых червей", на "296 наименований членистоногих". (В гламуре членистоногое допустимо лишь тогда, когда оно изготовлено из платины с бриллиантами и сапфирами.)
В гламуре популярные певцы не вылезают из ресторана "Максим". В мусоре - те же персонажи идут на Никулинский продовольственный рынок (как это сделал певец Юрий Антонов), где ввязываются в драку с другими ценителями тонкой кухни, в результате чего им на лицо и тело накладывают швы. В гламуре сын актера Антон Табаков "с супругой" (слово "жена" в гламуре не используется: у жены труба пониже и дым пожиже) сияет улыбкой на приеме у Валентина Юдашкина; зал только что заслушал приветственную телеграмму Черномырдина, причем "просто иначе и быть не могло". В мусоре - проснувшись ночью, тот же Антон подвергается нападению крысы, кусающей его за палец. Телеграмм не поступило, даже от Жириновского ни слова.
Пора популярить изыски
Гламур - высшее, разреженное, лучистое, эфирное, запредельное состояние бытия. В гламуре гражданин, а тем более гражданка уж не сеет, не жнет, не собирает в житницы. Все в ней гармония, все диво. В гламуре нет ни прыщей, ни вросших ногтей, ни кишечных колик, ни заусенец, ни храпа: все это преодолено на более ранней стадии развития, на полпути превращения из свиньи в серафима, в малом глянце, в журналах "для секретарш". В гламуре нет заплаканных глаз, хлюпающего носа, уныния, отчаяния, наплевательства, ответственности, тревоги за родственников, наконец, нет смерти, в лучшем случае - "неумирающая легенда".
Гламурное существо - молодое, худое, извилистое, как правило, женского пола. Рожденное без родителей, оно мерцает на фоне безликих, но многочисленных "друзей", изредка имеет изящное гламурное дитя возрастом не более трех лет, которое неизвестно кто воспитывает. Оно не нуждается в деньгах, не берет и не дает в долг; источник его богатства неясен, но, очевидно, неистощим. Оно, очевидно, получило кой-какое образование, ибо часто является в виде "деловой женщины", но какие это дела и в какое время дня делаются, неясно. В последние годы оно умеет обращаться с компьютером: с лукавой улыбкой взглядывает на экран. Оно практически не читает, но знает:
"разумеется, адекватно перевести стихи невозможно".
(Ну разумеется. Не стоит даже стараться.) Вечерами оно ходит в театры, где либо хохочет, либо загадочно улыбается. Что именно ее в театре интересует, нам не сообщают. Но мы догадываемся.
Гламур нарциссичен. Основное состояние гламурной женщины - эротический транс, вызванный предметами роскоши. Вы можете застать ее в мерцающей полутьме, в креслах. Она в атласном платье, приспущенном на груди, голова откинута, глаза сомкнуты, рот приоткрыт. Что это с ней? А это она мечтает о наручных часах. Причем они уже у нее на руке. Неважно, она МЕЧТАЕТ. Это процесс самодостаточный.
Или - подымай выше - она мечтает о платиновом колье с бриллиантами. Чтобы мечтать о такой штуковине, она надевает
"брючный костюм из кожи ягненка",
вызывает визажиста и, опять-таки закрыв глаза, вцепляется в колье, прижимает его к носу и предается мечтам... Открой глаза-то!.. Не слышит: она уже в трансе.
Надо ли говорить, что неотложная задача гламурной женщины
"превращать свое тело в концептуальный объект"?
Если это удается, то
"тело вновь становится вещественным доказательством".
Этюд в багровых тонах
Вещественным доказательством тело постоянно становится и в мусорной прессе, но в другом смысле. Слова "мода", "магия" здесь тоже приобретают трупный оттенок.
"Новая страшная мода - на тройные убийства - появилась этим
летом в Москве. Уже третий раз с начала сезона бандиты
расстреливают трех человек кряду. В субботу в третьем подъезде
кооперативного дома номер 3 (магическая цифра!) были убиты..."
и т.д.
"Чтобы чувствовать себя легко и безмятежно, этим летом
следует одеваться в белое",
советовали, помнится, специалисты по гламуру. Но здесь иной мир, и белые одежды обагряются здесь кровью и блевотиной:
"доярка-киллер забила жертву поленом".
Этот перевернутый, подземный мир наполнен мрачными, неуемными страстями: женщина
"убивает мужа, требовавшего половой близости при
сыне-школьнике".
(А что если это и был гламурный "повод окунуться в мечту"?)
"Подростки-садисты не успокоились, пока не обесчестили
школьника",
а что если они вняли призыву: "в костюме от Такого-то будьте чуточку смелей"? Старик поджег дом, газ взорвался, все погибли,- не влекла ли его "стихия огня"? Внучатый племянник
"убил двух старушек, повторив путь Раскольникова",
вот вам и
"лето,- долгожданная пора осуществления ваших самых смелых
желаний".
"Перед тем как покончить с собой, раковая больная убила
ребенка подруги".
И так далее, и так далее, до бесконечности. Концентрация темных страстей, убийств, насилия, грязи и безумия поддерживается мусорной прессой на одном и том же уровне, упаси бог понизить крепость криминального раствора,- сразу станет скучно. Именно скучно: читатель, не найдя привычной расчлененки в свежем утреннем номере газеты по пути на работу, даже обидится. "Вот ужас-то",- привычно говорит читатель, прочитав про очередной труп, но это неправда: ему не страшно, он привык. Он ведь тоже хочет "окунуться в мечту".
Средний персонаж этой прессы, с гранатой за пазухой, с автоматом наперевес, распихав по карманам отравляющие вещества, с утречка начинает свой трудовой день. Ему надо успеть пришить пару бабушек - свою и чужую, нанести пятнадцать ножевых ранений директору автокомбината, собрать дань с окрестных ларьков, желательно оставив после себя дымящийся труп, изнасиловать соседей по лестничной клетке, повеситься, выброситься с восьмого этажа, наехать на конкурирующую группировку, замучить кота, вылить ртуть на территорию детского садика, в упор расстрелять бронированный "мерседес", наклеить ворованные ярлыки на поддельную водку, подкупить таможню, провезти через границу просроченный сыр. В желудке у него проглоченные презервативы с кокаином, в анусе - бриллианты ("лучшие друзья девушки"), в паспорте - иногородняя прописка: московскую он потерял по суду, а судью замочил. Он покрыт татуировкой, но не потому, что
"окунулся в волнующие тайны Востока",
совсем не потому.
Пригоршня пыли
Ни глянцевый, ни "желтый" тип изданий не заинтересованы в нормальном, среднем человеке, в таком, который, не будучи склонен к криминальным действиям, сохраняет достаточный уровень интеллекта и достоинства, чтобы не мучиться надуманным вопросом: что такое "сумки Фенди - предмет культа или источник вдохновения?" Этому человеку свойственно основное человеческое качество: совесть, так что, заведись у него почему-либо "лишний" миллион, он отдаст его на больницы, на образование, на сирот, а если и посетят его развратные мечты о платиновом колье,- он обольется ведром холодной воды, и мечты пройдут, как и не бывало. Этот человек сочувствует жертвам преступления и вообще несчастным и обездоленным, чужое горе печалит его, а не развлекает. Он хочет жить хорошо, одеваться красиво, отдыхать с удовольствием в компании человекообразных. Ему оскорбительно прочесть приглашение на обычную выставку с таким текстом:
"у вас будет уникальная возможность насладиться
поразительным разнообразием вкусов и художественных приемов
различных стран и эпох",
потому что мозг его устроен заметно сложнее, чем бильярдный шар. А
"узнать настоящую страсть, вспомнить о вечных ценностях,
убежать от мирской суеты"
он, спасибо, умеет без помощи дезодорантов. Ему хотелось бы думать, что жизнь не состоит из убийств, а красота и идиотизм не обязательно неразлучны. Впрочем, он же не ангел, может и взорваться. Услышав окрик:
"хватит постоянно менять тушь для ресниц - одна для работы,
другая для развлечений",
он мысленно хватает полено, чтобы вломить кому-то между глаз, обведенных
"контуром двойной последовательности",
приговаривая:
"ваши глаза заслуживают того, чтобы время остановилось".
Сегодня, похоже, время и вправду остановилось. Бутики заколачиваются: все ушли на иные фронты. Гламурная пыльца осыпается; где бодрый серп гулял и падал колос, теперь уж пусто все - простор везде,- лишь паутины тонкий волос блестит на праздной борозде. Злорадствовать по этому поводу вовсе не хочется. Не все ли мы в одинаково пиковом положении?
"Не думал, не гадал он, никак не ожидал он такого вот конца,
такого вот конца!"
Увы, и мусора сейчас прибавится, и желтизна станет гуще. Есть, правда, слабое, печальное утешение: общее близкое неприятное будущее имеет шанс вернуть человеческий, реальный масштаб и нашим проблемам, и способу их описания.
"На Кузнецком Мосту функционирует хозяйственный магазин, а
на перекрестках бабушки торгуют овощами - наши итальянские
партнеры от этого просто в шоке!"
возмущается Олег Кондратов, вице-президент ассоциации "Дистрибьюторов эксклюзивных товаров".
Какое счастье!.. Еще функционирует!.. Еще торгуют.
сентябрь 1998 года
Татьяна Никитична Толстая
Новое имя
...Желчь собачья оздоровляет гнилые и
опухшие очи.
Лечебник
...стоит лишь хозяину и хозяйке его
обидеть чуть-чуть, так он на них в
людях все непотребное выльет. Вот от
таких-то глупых слуг всякие ссоры и
возникают, и насмешки, и укоры, и
срамота.
Домострой
У Юмашева была собака. И у Суханова тоже была собака. Эти собаки друг друга терпеть не могли. Их хозяева, соответственно, тоже. Вот однажды Суханов взял да и пнул собаку Юмашева ногой в бок. Пес запомнил обиду и, дождавшись удобного случая, "тяпнул оторопевшего помощника президента между ног, в самое интимное место".
К чему нам это рассказывает генерал Коржаков в своей "предельно откровенной" книге? Просто ли утепляет добрым солдатским юмором неспешную повесть о доносах и грызне под рубиновыми звездами? Никак нет; это притча. Вся книга Коржакова построена на этой притче. "Двигало ли мной чувство мести?" - спрашивает сам себя генерал. И сам себе отвечает: отчасти да. Ну этого можно было не спрашивать, да и не трудиться отвечать. И мотивы, двигавшие писателем, и жанр его труда,- все вполне традиционное. Оправдываться и пояснять - это лишнее. Сброшенные с высот всегда стремятся набрать побольше камней и сказать всю правду. Понимаем. Тянет к литературе.
Начинающему писателю непросто бывает организовать собранный материал, выстроить его, придумать название книги. Сбор материала, конечно, очень важен: тут и копание в архивах (ФСБ), и знакомое творческим людям внезапное везение (анонимный доброжелатель возьмет да и пришлет компромат в нужный момент на нужного человечка), тут и теплый, задушевный разговор с глазу на глаз:
К.: Лично о вас я шефу никогда ничего плохо не говорил.
Ч.: Но кто-то же это делает.
К.: Вы учтите, что я Борису Николаевичу пишу и на его окружение. Вы думаете, что только у вас Петелин не ангел? Сколько я документов шефу про Батурина показывал?
Здесь мы видим, как будущий писатель делится тайнами своей творческой кухни,- пока что "пишет на", показывает наброски старшим товарищам, но скоро напишет и "о".
Писать "о" трудно, и мы, читатели, полагаем, что какие-то добрые люди немного помогли молодому таланту. Безусловно, советовали, а иной раз и отсоветывали. Так, по словам автора, он было хотел, но ему отсоветовали назвать книгу "Бодался теленок с дубом", так как "где-то это уже было". Конечно, это не резон совсем уж так сразу отказываться от цитат и литературных реминисценций, поэтому одна из главок книги называется "Осень патриарха". Это тоже где-то было. Другая называется "Закат". И это было. Третья - "Полет во сне и наяву". Было и это.
А раз все, за что ни возьмись, уже было, то, по нашему предположению, автор (авторы) решил пойти другим путем и не прятать литературный прием, но, напротив, подчеркнуть его, изящно и неназойливо, но в то же время отчетливо построив повествование на развернутой метафоре сторожевого пса. Размеры рецензии, как говорится, не позволяют, но для любителей литературы, для sapienti, достаточно и нескольких ссылок, чтобы оценить остроумие замысла. Сквозь нарочито небрежную композицию книги просвечивают тексты почтенных предшественников: тут и Булгаков ("Собачье сердце"), и Носов ("Бобик в гостях у Барбоса"); напрашивающуюся аллюзию на Мухтара опускаю как слишком очевидную. Автор строит повесть о своей сторожевой жизни умело, опытной рукой (руками): в начале пути бедное детство в конуре ("в подвале барака": пол земляной, "котенок на улицу не ходил, справлял все свои дела прямо на полу и тут же закапывал"), затем постепенное и неуклонное расширение жизненного пространства (всюду подробно и с любовью указан метраж), на вершине же сторожевой карьеры - переезд в президентский (хозяйский) дом. Центральная метафора объясняет и необычно пристальный интерес к кроватям, креслам и диванам, особенно драным: так, у самого генерала дома "оригинальные диваны, на которых можно лежать, и сидеть, и прыгать", диван, оставшийся после Горбачевых в Барвихе - "протертый", но,- размышляет генерал,- "бывает ведь и протертый диван удобным" (и все мы знаем много друзей человека, которые сейчас же с этой мыслью согласятся); дружеские шутки среди своих - тоже на эту тему: "Говорю Паше: "Посмотри, диван, наверное, в гараже несколько лет стоял, его мыши прогрызли". Жена Грачева, Люба, мне за такой юмор чуть глаза не выцарапала". Тонко вводится и такая деталь, как внимание к свалкам, запахам (костюм и жилье Юмашева), любопытно узнать о рационе рассказчика (приучен к гречке с мясом), и, конечно, широкими и щедрыми мазками обозначен неугасимый, пристальный, неустанный, сквозной интерес к тому, что в культурологии называется телесным низом. Тут мы от Носова переходим сразу к Рабле.
"Как-то с одним таким "идеальным" человеком я гулял.
Точнее - он гулял, а я его охранял... И вдруг мой подопечный с
громким звуком начинает выпускать воздух".
Далее следует обильнейшая информация касательно разнообразных естественных отправлений представителей властного эшелона, информация совершенно, казалось бы, ненужная и неинтересная, если забыть или не заметить, что наш рассказчик - Полкан. Как мы невнимательны к сигналам, которые нам отчаянно, борясь с трудным человеческим языком, подает автор! Вот он намекает, что он не такой, как другие:
"Я мог днями не есть, часами стоять на ногах и целый день не
пользоваться туалетом";
вот он хвастается своей тренированностью:
"прыгал высоко, с "зависанием"";
вот простодушно рассказывает, как выезжали на дачу:
"Б.Н. в кирпичном коттедже, а я - неподалеку от него, в
деревянном";
вот показывает зубы:
"За 32 рубля я готов был бороться как зверь";
вот с интересом слушает, как обещают наказать других, например Филатова:
"Если вы задумаете сделать что-нибудь серьезное,
предупредите заранее - я запру мужа в кладовке";
вот добродушно, снисходительно следит за играми малых шавок:
"Миша умел развеселить Бориса Николаевича: потешно падал на
корте, нарочно промахивался, острил...";
вот навостряет ухо, когда другой (Руцкой) тоже хочет:
"Б.Н.!.. Я буду сторожевой собакой у вашего кабинета!"
Каким видел себя Александр Васильевич - таким его видел и хозяин. Александра Васильича больно дергали за галстук, вынуждали плавать в ледяной воде, заставляли пить, когда ему не хотелось, тыкали грязными ногами в лицо, на него кричали, публично унижали, называли "дерьмом" дурные новости, которые он приносил в зубах... Наконец, президент испробовал на Александре Васильиче научный метод академика Павлова: боясь операции, вначале использовал подопытное животное.
"Я прооперировал свою здоровую носовую перегородку ради
шефа".
Все он терпел, потому что если из-за 32 рублей можно "озвереть", то на что не пойдешь ради тех сладостных минут, когда хозяин уснул, и все - твое? ("Б.Н. опять заснул, а я опять сел управлять страной...")
Герои Булгакова и Носова, ненадолго превысившие отпущенные им полномочия, вернулись к прежнему статусу, нарушенный было порядок вещей был восстановлен. Задумчиво перелистывая страницы классики, мы припоминаем, что и Шарик, и Барбос остались неотмщенными. А справедливо ли это? Нет, несправедливо,- считает генерал. Ведь "у собак память получше, чем у людей". Новое поколение, запомнив обиду, кусает хозяина за причинное место с самыми лучшими намерениями, в интересах России, "ради демократии".
Продолжение, вероятно, следует: Александр Васильич дает понять, что кой-где зарыл еще косточку.
Обложка книги приятного желтого цвета, тираж большой, цена высокая, текст богато проиллюстрирован цветными объедками.
апрель 1998 года
Татьяна Никитична Толстая
Человек!.. Выведи меня отсюда
Говорят, он популярен; сам Якубович убежден, что его смотрят "десятки миллионов человек". Может быть, и смотрят. Страна велика, зимы долги, темнеет рано, в пятницу вечером телевизор у всех включен. Десятки миллионов также пьют отравленную воду - другой-то нет; дышат ядовитым воздухом. Некоторые купаются в теплых радиоактивных озерах. Пьют плохой, дешевый спирт, и потом их долго и мучительно рвет плохой, дешевой закуской.
Его "шоу", как и все телевизионные игры, украдено у американцев и топорно перелицовано на совковый лад. Американский прототип игры называется "Колесо фортуны". Вульгарно и притягательно освещенное синим и розовым, все в золотых струящихся огнях и взблескиваниях копеечных алмазов,- колесо это есть смысл и центр игры, олицетворение Шанса. На колесо, на его сияющие цифры участники игры молятся так истово, как умеют молиться только американцы и только деньгам. Смысл игры в том, чтобы накрутить себе побольше денег, а для этого приходится напрягать голову: угадывать буквы. Больше оборотов колеса - больше очков, больше шансов; поэтому играют быстро, напористо, сосредоточенно. Когда финалист думает над последним, решающим словом, камера показывает крупным планом капли пота на напряженном лбу; аудитория замирает. Ставка - шутка ли - либо автомобиль, либо 25 тысяч долларов,- годовая зарплата кассирши. Адреналин можно выносить ведрами. Игра глуповата,- чуть интеллектуальнее бега в мешках,- но игроки держатся с достоинством.
В нашем глухом и темном краю быстро переняли игры по зарабатыванию очков. Вот только в пятничном зрелище - "понюхает, на хвост нанижет,- очки не действуют никак". Колесо "Поля чудес" практически не крутится, да и угадывание слов - хоть какая-то тень умственной деятельности - отодвинуто на десятый план участниками, увлеченными взаимовручением съедобных и несъедобных предметов. Зрелище это считается "культурой" - недоразумение совершенно пролетарское. До революции мужики тоже водили по деревням медведя с кольцом в носу,- "Миша, спляши! Миша, покажи, как баба белье стирает!" но никто не считал ни мужиков, ни даже медведя деятелями культуры. Медведь плясал, медведь кланялся, медведя кормили совершенно как Якубовича,- разница лишь в том, что на ночь зверя запирали в вонючей конуре, а Якубович ночует в теплой постельке; еще разница в том, что медведь не хамил и не растлевал детей.
- А что делает ваша мама?- склоняется балаганный Свидригайлов к прелестной провинциальной девочке, лет десяти с виду.
- Мама ходит на обрезку.
- Я знаю, в Израиле есть такой обычай,- удовлетворенно заключает деятель культуры.
Радостный, заливистый хохот толпы. Вытирают слезы от смеха. Девочка смотрит растерянно, не понимает, что она такого сказала?
Знаете, что делает после этого хороший родитель? Хороший родитель, мама или папа,- это совершенно неважно,- берет грязного старикашку за жирный затылок и рылом, рылом тыкает в вертящееся и сверкающее колесо. Но таких тут нет, и старикашка берется за следующего ребенка.
- А что делает ваш дедушка дома?
- Водочку пьет,- доверчиво отвечает мальчик. Хохот толпы. У дедушки улыбка застывает на лице. Мог ли он предвидеть? Десятки миллионов развалились на диванах, смотрят на публично опозоренную старость и - что, тоже хохочут?
- А что мама про папу рассказывает? А?- Трехлетняя кукла с огромным розовым бантом не знает, что сказать. Доверчиво, ясно смотрит она на ласкового дядю. Она еще не доросла до возраста Павлика Морозова.
- А папа по воскресеньям дома?.. А вы уверены, что это ваш папа?.. Папа, вы что-то скрываете от ребенка!..
Есть родители, которые продают собственного ребенка на улице за бутылку водки. Публика, рванувшая со всей страны на Поле Чудес в Стране Дураков - а именно там это поле, как известно, и находится - тоже без стеснения торгует детьми. Детской чистоте и невинности Якубович назначил недорогую цену - цену утюга. Они согласны! За утюгом, за миксером, за кофемолкой спускаются семьи с гор, из заснеженных аулов, бредут через тундру, штурмуют поезда, переплывают реки, волокут деток в телевизионный лупанарий. В Москву! в Москву! к колесу! Там их оплюют, обхамят, зато если повезет, то им достанется целый телевизор! Ага! А в телевизоре Якубович, а в Якубовиче опять телевизор, а в нем опять Якубович - бесконечная матрешка непотребства.
С гор и равнин публика везет Якубовичу подарки: закатанные в банки огурки-помидорки, вино, копченую рыбу, торты. О, какие сцены разыгрывает народный любимец! Хватая копченое и печеное, он урчит, он чавкает и чмокает, он толкается и пихается. Вот он передал блюдо с метровым осетром студийной девушке:
- Стоять здесь! Никуда не ходить! Здесь стоять! А то я вас знаю! Ни корочки не останется! Стоять! Поставь сюда! Никому нельзя верить! Ну шо? Шо ты пихаешься?
Приличная женщина
Я хочу передать привет моей племяннице... Она работает медсестрой в
больнице на 1500 коек...
Якубович
Мне столько не надо!.. Вот с двумя - с удовольствием!.. Я стою - все
дрожат, а лягу - ой! ой!..
Ужасная баба (о мешке с деньгами)
Дайте я пощупаю...
Якубович
Кого?
Якубович учит, что человек - это звучит подло, и показывает это на себе. Человек,- говорит и показывает Якубович,- есть нравственный слепец, теряющий остатки достоинства при встрече с дармовым электроприбором. Человек, по Якубовичу, есть алчное, жадное, полупьяное животное, ежеминутно желающее лишь жрать да трахаться. Человек не хозяин своей судьбы - он раб колеса. Слушайся начальства, терпи, виляй хвостом, угодливо подхихикивай, вези оброк, он же взятки, он же - "подарки в студию!" - и хозяин смилостивится, покрошит немножко объедков с балкона в толпу.
Загляните в его глаза, голубые, как яйца дрозда,- в них не светится ничто человеческое. Можете плюнуть в них. Ничего ему не сделается.
1999 год
Татьяна Никитична Толстая
Дедушка-дедушка, отчего у тебя такие большие статуи?
колумбарий пополняется
В 302 году до Рождества Христова скульптор Харет из города Линд (остров Родос) принялся за работу.
Не прошло и двенадцати лет, как все было готово: статуя бога Гелиоса, высотой в 32 метра (одиннадцатиэтажный дом) возвышалась над гаванью Родоса,города, одноименного с островом. Скульптура потрясла современников, была признана одним из Семи чудес света, и известна нам теперь под именем Колосса Родосского. Простояв 66 лет, Колосс был разрушен землетрясением. Он подломился в коленях и рухнул.
В 1998 году нашей эры скульптор Зураб из города Москвы (РФ) отдыхал на родине Харета. Кушал спанакопита, дзадзики, коккинисто, а сердце ныло: нет больше Колосса Родосского. Осиротела греческая земля. Добрый Зураб так этого оставить не мог.
"У меня этих колоссов вон сколько, а у них - ни одного,
думалось чудесному грузину.- Подарю-ка я им христофорчика или
петрушку".