Толстой Алексей Константинович. Стихотворения (сборник)

   Ах, здравствуйте, Ельпидифор Сергеич!"
   12
   Стоял в углу, плюгав и одинок,
   Какой-то там коллежский регистратор.
   Он и к тому, и тем не пренебрег:
   Взял под руку его: "Ах, Антипатор
   Васильевич! Что, как ваш кобелек?
   Здоров ли он? Вы ездите в театор?
   Что вы сказали? Все болит живот?
   Ах, как мне жаль! Но ничего, пройдет!"
   13
   Переходя налево и направо,
   Свои министр так перлы расточал;
   Иному он подмигивал лукаво,
   На консоме другого приглашал
   И ласково смотрел и величаво.
   Вдруг на Попова взор его упал,
   Который, скрыт экраном лишь по пояс,
   Исхода ждал, немного беспокоясь.
   14
   "Ба! Что я вижу! Тит Евсеич здесь!
   Так, так и есть! Его мы точность знаем!
   Но отчего ж он виден мне не весь?
   И заслонен каким-то попугаем?
   Престранная выходит это смесь!
   Я любопытством очень подстрекаем
   Увидеть ваши ноги. Да, да, да!
   Я вас прошу, пожалуйте сюда!"
   15
   Колеблясь меж надежды и сомненья:
   Как на его посмотрят туалет,
   Попов наружу вылез. В изумленье
   Министр приставил к глазу свой лорнет.
   "Что это? Правда или наважденье?
   Никак, на вас штанов, любезный, нет?"
   И на чертах изящно-благородных
   Гнев выразил ревнитель прав народных.
   16
   "Что это значит? Где вы рождены?
   В Шотландии? Как вам пришла охота
   Там, за экраном, снять с себя штаны?
   Вы начитались, верно, Вальтер Скотта?
   Иль классицизмом вы заражены?
   И римского хотите патриота
   Изобразить? Иль, боже упаси,
   Собой бюджет представить на Руси?"
   17
   И был министр еще во гневе краше,
   Чем в милости. Чреватый от громов
   Взор заблестел. Он продолжал: "Вы наше
   Доверье обманули. Много слов
   Я тратить не люблю".- "Ва-вa-ва-ваше
   Превосходительство!- шептал Попов.
   Я не сымал... Свидетели курьеры,
   Я прямо так приехал из квартеры!"
   18
   "Вы, милостивый, смели, государь,
   Приехать так? Ко мне? На поздравленье?
   В день ангела? Безнравственная тварь!
   Теперь твое я вижу направленье!
   Вон с глаз моих! Иль нету - секретарь!
   Пишите к прокурору отношенье:
   Советник Тит Евсеев сын Попов
   Все ниспровергнуть власти был готов.
   19
   Но, строгому благодаря надзору
   Такого-то министра - имярек
   Отечество спаслось от заговору
   И нравственность не сгинула навек.
   Под стражей ныне шлется к прокурору
   Для следствия сей вредный человек,
   Дерзнувший снять публично панталоны,
   Да поразят преступника законы!
   20
   Иль нет, постойте! Коль отдать под суд,
   По делу выйти может послабленье,
   Присяжные-бесштанники спасут
   И оправдают корень возмущенья!
   Здесь слишком громко нравы вопиют
   Пишите прямо в Третье отделенье:
   Советник Тит Евсеев сын Попов
   Все ниспровергнуть власти был готов.
   21
   Он поступил законам так противно,
   На общество так явно поднял меч,
   Что пользу можно б административно
   Из неглиже из самого извлечь.
   Я жертвую агентам по две гривны,
   Чтобы его - но скрашиваю речь
   Чтоб мысли там внушить ему иные.
   Затем ура! Да здравствует Россия!"
   22
   Министр кивнул мизинцем. Сторожа
   Внезапно взяли под руки Попова.
   Стыдливостью его не дорожа,
   Они его от Невского, Садовой,
   Средь смеха, крика, чуть не мятежа,
   К Цепному мосту привели, где новый
   Стоит, на вид весьма красивый, дом,
   Своим известный праведным судом.
   23
   Чиновник по особым порученьям,
   Который их до места проводил,
   С заботливым Попова попеченьем
   Сдал на руки дежурному. То был
   Во фраке муж, с лицом, пылавшим рвеньем,
   Со львиной физьономией, носил
   Мальтийский крест и множество медалей,
   И в душу взор его влезал всe далей!
   24
   В каком полку он некогда служил,
   В каких боях отличен был как воин,
   За что свой крест мальтийский получил
   И где своих медалей удостоен
   Неведомо. Ехидно попросил
   Попова он, чтобы тот был спокоен,
   С улыбкой указал ему на стул
   И в комнату соседнюю скользнул.
   25
   Один оставшись в небольшой гостиной,
   Попов стал думать о своей судьбе:
   "А казус вышел, кажется, причинный!
   Кто б это мог вообразить себе?
   Попался я в огонь, как сноп овинный!
   Ведь искони того еще не бе,
   Чтобы меня кто в этом виде встретил,
   И как швейцар проклятый не заметил!"
   26
   Но дверь отверзлась, и явился в ней
   С лицом почтенным, грустию покрытым,
   Лазоревый полковник. Из очей
   Катились слезы по его ланитам.
   Обильно их струящийся ручей
   Он утирал платком, узором шитым,
   И про себя шептал: "Так! Это он!
   Таким он был едва лишь из пелен!
   27
   О юноша!- он продолжал, вздыхая
   (Попову было с лишком сорок лет),
   Моя душа для вашей не чужая!
   Я в те года, когда мы ездим в свет,
   Знал вашу мать. Она была святая!
   Таких, увы! теперь уж боле нет!
   Когда б она досель была к вам близко,
   Вы б не упали нравственно так низко!
   28
   Но, юный друг, для набожных сердец
   К отверженным не может быть презренья,
   И я хочу вам быть второй отец,
   Хочу вам дать для жизни наставленье.
   Заблудших так приводим мы овец
   Со дна трущоб на чистый путь спасенья.
   Откройтесь мне, равно как на духу:
   Что привело вас к этому греху?
   29
   Конечно, вы пришли к нему не сами,
   Характер ваш невинен, чист и прям!
   Я помню, как дитeй за мотыльками
   Порхали вы средь кашки по лугам!
   Нет, юный друг, вы ложными друзьями
   Завлечены! Откройте же их нам!
   Кто вольнодумцы? Всех их назовите
   И собственную участь облегчите!
   30
   Что слышу я? Ни слова? Иль пустить
   Уже успело корни в вас упорство?
   Тогда должны мы будем приступить
   Ко строгости, увы! и непокорство,
   Сколь нам ни больно, в вас искоренить!
   О юноша! Как сердце ваше черство!
   В последний раз: хотите ли всю рать
   Завлекших вас сообщников назвать?"
   31
   К нему Попов достойно и наивно:
   "Я, господин полковник, я бы вам
   Их рад назвать, но мне, ей-богу, дивно...
   Возможно ли сообщничество там,
   Где преступленье чисто негативно?
   Ведь панталон-то не надел я сам!
   И чем бы там меня вы ни пугали
   Другие мне, клянусь, не помогали!"
   32
   "Не мудрствуйте, надменный санкюлот!
   Свою вину не умножайте ложью!
   Сообщников и гнусный ваш комплот
   Повергните к отечества подножью!
   Когда б вы знали, что теперь вас ждет,
   Вас проняло бы ужасом и дрожью!
   Но дружбу вы чтоб ведали мою,
   Одуматься я время вам даю!
   33
   Здесь, на столе, смотрите, вам готово
   Достаточно бумаги и чернил:
   Пишите же - не то, даю вам слово:
   Чрез полчаса вас изо всех мы сил..."
   Тут ужас вдруг такой объял Попова,
   Что страшную он подлость совершил:
   Пошел строчить (как люди в страхе гадки!)
   Имен невинных многие десятки!
   34
   Явились тут на нескольких листах:
   Какой-то Шмидт, два брата Шулаковы,
   Зерцалов, Палкин, Савич, Розенбах,
   Потанчиков, Гудим-Бодай-Корова,
   Делаверганж, Шульгин, Страженко, Драх,
   Грай-Жеребец, Бабков, Ильин, Багровый,
   Мадам Гриневич, Глазов, Рыбин, Штих,
   Бурдюк-Лишай - и множество других.
   35
   Попов строчил сплеча и без оглядки,
   Попались в список лучшие друзья;
   Я повторю: как люди в страхе гадки
   Начнут как бог, а кончат как свинья!
   Строчил Попов, строчил во все лопатки,
   Такая вышла вскоре ектенья,
   Что, прочитав, и сам он ужаснулся,
   Вскричал: фуй! фуй! задрыгал - и проснулся.
   36
   Небесный свод сиял так юн и нов,
   Весенний день глядел в окно так весел,
   Висела пара форменных штанов
   С мундиром купно через спинку кресел;
   И в радости уверился Попов,
   Что их Иван там с вечера повесил
   Одним скачком покинул он кровать
   И начал их в восторге надевать.
   37
   Это был лишь сон! О, счастие! о, радость!
   Моя душа, как этот день, ясна!
   Не сделал я Бодай-Корове гадость!
   Не выдал я агентам Ильина!
   Не наклепал на Савича! О, сладость!
   Мадам Гриневич мной не предана!
   Страженко цел, и братья Шулаковы
   Постыдно мной не ввержены в оковы!"
   38
   Но ты, никак, читатель, восстаешь
   На мой рассказ? Твое я слышу мненье:
   Сей анекдот, пожалуй, и хорош,
   Но в нем сквозит дурное направленье.
   Всe выдумки, нет правды ни на грош!
   Слыхал ли кто такое обвиненье,
   Что, мол, такой-то - встречен без штанов,
   Так уж и власти свергнуть он готов?
   39
   И где такие виданы министры?
   Кто так из них толпе кадить бы мог?
   Я допущу: успехи наши быстры,
   Но где ж у нас министер-демагог?
   Пусть проберут все списки и регистры,
   Я пять рублей бумажных дам в залог;
   Быть может, их во Франции немало,
   Но на Руси их нет и не бывало!
   40
   И что это, помилуйте, за дом,
   Куда Попов отправлен в наказанье?
   Что за допрос? Каким его судом
   Стращают там? Где есть такое зданье?
   Что за полковник выскочил? Во всем,
   Во всем заметно полное незнанье
   Своей страны обычаев и лиц,
   Встречаемое только у девиц.
   41
   А наконец, и самое вступленье:
   Ну есть ли смысл, я спрашиваю, в том,
   Чтоб в день такой, когда на поздравленье
   К министру все съезжаются гуртом,
   С Поповым вдруг случилось помраченье
   И он таким оделся бы шутом?
   Забыться может галстук, орден, пряжка
   Но пара брюк - нет, это уж натяжка!
   42
   И мог ли он так ехать? Мог ли в зал
   Войти, одет как древние герои?
   И где резон, чтоб за экран он стал,
   Никем не зрим? Возможно ли такое?
   Ах, батюшка-читатель, что пристал?
   Я не Попов! Оставь меня в покое!
   Резон ли в этом или не резон
   Я за чужой не отвечаю сон!
   Лето 1873
   [М. П. АРНОЛЬДИ]
   Ропща на прихоти судеб
   И в испытаньях малодушный,
   Я ждал насушенный твой хлеб,
   Как ожидают хлеб насущный.
   Мой легкомысленный живот
   С неблагодарностью кухарок
   Винил в забвенье вас - и вот
   Приносят с почты ваш подарок!
   О, кто опишет, господа,
   Его эффект животворящий!
   Красней, красней же от стыда,
   Мой всяку дрянь живот варящий!
   Склони в смущении свой взор,
   Живот, на этот короб хлебный
   И пой вседневно с этих пор
   Eго творцу канон хвалебный!
   "Да не коснется злая боль,
   Hи резь его пищеваренья!
   Да обретет он в жизни соль
   И смысл в житейском треволненье!
   Да посрамятся перед ним
   Его враги ошибкой грубой!
   Как этот хлеб несокрушим,
   Да сокрушает их он зубы!
   Его главы да минет рок,
   И да живет он долговечен,
   Как этот хлеб, что внукам впрок
   Предусмотрительно испечен!"
   27 февраля 1875
   [А. М. ЖЕМЧУЖНИКОВУ]
   Мы тебя субботним днем
   Заклинаем и зовем,
   Причитая тако:
   "Приезжай к нам, Алексей,
   Приезжай с женой своей
   Будет кулебяка!
   Будет также то и сё,
   Будет Селери Мусё,
   Будут также сласти
   И Елагина, чьи ты
   Оценяешь красоты
   Ради сладострастья!"
   * * *
   РОНДО
   Ax, зачем у нас граф Пален
   Так к присяжным параллелен!
   Будь он боле вертикален,
   Суд их боле был бы делен!
   Добрый суд царем повелен,
   А присяжных суд печален,
   Все затем, что параллелен
   Через меру к ним граф Пален!
   Душегубец стал нахален,
   Суд стал вроде богаделен,
   Оттого что так граф Пален
   Ко присяжным параллелен.
   Всяк боится быть застрелен,
   Иль зарезан, иль подпален,
   Оттого что параллелен
   Ко присяжным так граф Пален.
   Мы дрожим средь наших спален,
   Мы дрожим среди молелен,
   Оттого что так граф Пален
   Ко присяжным параллелен!
   Herr, erbarm' dich unsrer Seelen!
   Habe Mitleid mit uns allen,(*)
   Да не будет параллелен
   Ко присяжным так граф Пален!
   * * *
   ____________
   (*) Господи, сжалься над нашими душами!
   Имей сострадание ко всем нам (нем.).- Ред.
   [ВЕЛИКОДУШИЕ СМЯГЧАЕТ СЕРДЦА]
   Вонзил кинжал убийца нечестивый
   В грудь Деларю.
   Tот, шляпу сняв, сказал ему учтиво:
   "Благодарю".
   Тут в левый бок ему кинжал ужасный
   Злодей вогнал,
   А Деларю сказал: "Какой прекрасный
   У вас кинжал!"
   Тогда злодей, к нему зашедши справа,
   Его пронзил,
   А Деларю с улыбкою лукавой
   Лишь погрозил.
   Истыкал тут злодей ему, пронзая,
   Все телеса,
   А Деларю: "Прошу на чашку чая
   К нам в три часа".
   Злодей пал ниц и, слез проливши много,
   Дрожал как лист,
   А Деларю: "Ах, встаньте, ради бога!
   Здесь пол нечист".
   Но все у ног его в сердечной муке
   Злодей рыдал,
   А Деларю сказал, расставя руки:
   "Не ожидал!
   Возможно ль? Как?! Рыдать с такою силой?
   По пустякам?!
   Я вам аренду выхлопочу, милый,
   Аренду вам!
   Через плечо дадут вам Станислава
   Другим в пример.
   Я дать совет царю имею право:
   Я камергер!
   Хотите дочь мою просватать, Дуню?
   А я за то
   Кредитными билетами отслюню
   Вам тысяч сто.
   А вот пока вам мой портрет на память,
   Приязни в знак.
   Я не успел его еще обрамить,
   Примите так!"
   Тут едок стал и даже горче перца
   Злодея вид.
   Добра за зло испорченное сердце
   Ах! не простит.
   Высокий дух посредственность тревожит,
   Тьме страшен свет.
   Портрет еще простить убийца может,
   Аренду ж - нет.
   Зажглась в злодее зависти отрава
   Так горячо,
   Что, лишь надел мерзавец Станислава
   Через плечо,
   Он окунул со злобою безбожной
   Кинжал свой в яд
   И, к Деларю подкравшись осторожно,
   Хвать друга в зад!
   Тот на пол лег, не в силах в страшных болях
   На кресло сесть.
   Меж тем злодей, отняв на антресолях
   У Дуни честь,
   Бежал в Тамбов, где был, как губернатор,
   Весьма любим.
   Потом в Москве, как ревностный сенатор,
   Был всеми чтим.
   Потом он членом сделался совета
   В короткий срок...
   Какой пример для нас являет это,
   Какой урок!
   * * *
   НАДПИСИ НА СТИХОТВОРЕНИЯХ
   А. С. ПУШКИНА
   ПОДРАЖАНИЕ
   ("Я видел смерть: она сидела...")
   . . . . . . . . . . . .
   Прости, печальный мир, где темная стезя
   Над бездной для меня лежала,
   Где жизнь меня не утешала,
   Где я любил, где мне любить нельзя!
   Небес лазурная завеса,
   Любимые холмы, ручья веселый глас,
   Ты, утро - вдохновенья час,
   Вы, тени мирные таинственного леса,
   И всe - прости в последний раз!
   Ты притворяешься, повеса,
   Ты знаешь, баловень, дорогу на Парнас.
   ВЫЗДОРОВЛЕНИЕ
   . . . . . . . . . . . .
   Приди, меня мертвит любовь!
   В молчанье благосклонной ночи
   Явись, волшебница! Пускай увижу вновь
   Под грозным кивером твои небесны очи,
   И плащ, и пояс боевой,
   И бранной обувью украшенные ноги...
   Не медли, поспешай, прелестный воин мой,
   Приди, я жду тебя: здоровья дар благой
   Мне снова ниспослали боги,
   А с ним и сладкие тревоги
   Любви таинственной и шалости младой.
   По мне же, вид являет мерзкий
   В одежде дева офицерской.
   ИЗ ПИСЬМА
   Есть в России город Луга
   Петербургского округа.
   Хуже б не было сего
   Городишки на примете,
   Если б не было на свете
   Новоржева моего.
   Город есть еще один,
   Называется он Мглин,
   Мил евреям и коровам,
   Стоит Луги с Новоржевым.
   ДОРИДЕ
   Я верю: я любим; для сердца нужно верить.
   Нет, милая моя не может лицемерить;
   Все непритворно в ней: желаний томный жар,
   Стыдливость робкая-харит бесценный дар,
   Нарядов и речей приятная небрежность
   И ласковых имен младенческая нежность.
   Томительна харит повсюду неизбежность.
   ВИНОГРАД
   . . . . . . . . .
   Краса моей долины злачной,
   Отрада осени златой,
   Продолговатый и прозрачный,
   Как персты девы молодой.
   Мне кажется, тому немалая досада,
   Чей можно перст сравнить со гроздом винограда.
   ЖЕЛАНИЕ
   ("Кто видел край, где роскошью природы...")
   . . . . . . . . . . . . .
   И там, где мирт шумит над тихой урной,
   Увижу ль вновь, сквозь темные леса,
   И своды скал, и моря блеск лазурный,
   И ясные, как радость, небеса?
   Утихнут ли волненья жизни бурной?
   Минувших лет воскреснет ли краса?
   Приду ли вновь под сладостные тени
   Душой заснуть на лоне мирной лени?..
   Пятьсот рублей я наложил бы пени
   За урну, лень и миртовы леса.
   На странице, где помещено обращенное к Е. А.
   Баратынскому четверостишие "Я жду обещанной тетради...".
   Толстой написал:
   Вакх, Лель, хариты, томны урны,
   Проказники, повесы, шалуны,
   Цевницы, лиры, лень, Авзонии сыны,
   Камены, музы, грации лазурны,
   Питомцы, баловни луны,
   Наперсники пиров, любимцы Цитереи
   И прочие небрежные лакеи.
   АКВИЛОН
   Зачем ты, грозный аквилон,
   Тростник болотный долу клонишь?
   Зачем на дальний небосклон
   Ты облако столь гневно гонишь?
   . . . . . . . . . .
   Как не наскучило вам всем
   Пустое спрашивать у бури?
   Пристали все: зачем, зачем?
   Затем, что то - в моей натуре!
   ПРОРОК
   . . . . . . . . . . . .
   "Восстань, пророк, и виждь, и внемли,
   Исполнись волею моей
   И, обходя моря и земли,
   Глаголом жги сердца людей!"
   Вот эту штуку, пью ли, ем ли,
   Всегда люблю я, ей-же-ей!
   ЗОЛОТО И БУЛАТ
   Все мое,- сказало злато;
   Все мое,- сказал булат;
   Все куплю,- сказало злато;
   Все возьму,- сказал булат.
   Ну, так что ж?- сказало злато;
   Ничего!- сказал булат.
   Так ступай!- сказало злато;
   И пойду!- сказал булат.
   В. С. ФИЛИМОНОВУ ПРИ ПОЛУЧЕНИИ
   ПОЭМЫ ЕГО "ДУРАЦКИЙ КОЛПАК"
   . . . . . . . . . .
   Итак, в знак мирного привета,
   Снимая шляпу, бью челом,
   Узнав философа-поэта
   Под осторожным колпаком.
   Сей Филимонов, помню это,
   И в наш ходил когда-то дом:
   Толстяк, исполненный привета,
   С румяным ласковым лицом.
   АНЧАР
   . . . . . . . .
   А князь тем ядом напитал
   Свои послушливые стрелы
   И с ними гибель разослал
   К соседям в чуждые пределы,
   Тургенев, ныне поседелый,
   Нам это, взвизгивая смело,
   В задорной юности читал.
   ОТВЕТ
   . . . . . . . . . . .
   С тоской невольной, с восхищеньем
   Я перечитываю вас
   И восклицаю с нетерпеньем:
   Пора! В Москву, в Москву сейчас!
   Здесь город чопорный, унылый,
   Здесь речи - лед, сердца - гранит;
   Здесь нет ни ветрености милой,
   Ни муз, ни Пресни, ни харит.
   Когда бы не было тут Пресни,
   От муз с харитами хоть тресни.
   ЦАРСКОСЕЛЬСКАЯ СТАТУЯ
   Урну с водой уронив, об утес ее дева разбила.
   Дева печально сидит, праздный держа черепок.
   Чудо! не сякнет водэ, изливаясь из урны разбитой:
   Дева над вечной струей вечно печальна сидит.
   Чуда не вижу я тут. Генерал-лейтенант Захаржевский,
   В урне той дно просверлив, воду провел чрез нее.
   * * *
   КОЗЬМА ПРУТКОВ
   ЭПИГРАММА 1
   "Вы любите ли сыр?"- спросили раз ханжу,
   "Люблю,- он отвечал,- я вкус в нем нахожу".
   [1854]
   ПИСЬМО ИЗ КОРИНФА
   ГРЕЧЕСКОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ
   Я недавно приехал в Коринф...
   Вот ступени, а вот колоннада!
   Я люблю здешних мраморных нимф
   И истмийского шум водопада!
   Целый день я на солнце сижу,
   Трусь елеем вокруг поясницы,
   Между камней паросских слежу
   За извивом слепой медяницы;
   Померанцы растут предо мной,
   И на них в упоенье гляжу я;
   Дорог мне вожделенный покой,
   "Красота, красота!"- все твержу я...
   А когда ниспускается ночь...
   Мы в восторгах с рабынею млеем...
   Всех рабов высылаю я прочь
   И... опять натираюсь елеем...
   [1854]
   ИЗ ГЕЙНЕ
   Вянет лист, проходит лето,
   Иней серебрится.
   Юнкер Шмидт из пистолета
   Хочет застрелиться.
   Погоди, безумный! снова
   Зелень оживится...
   Юнкер Шмидт! честное слово,
   Лето возвратится.
   [1854]
   ЖЕЛАНИЕ БЫТЬ ИСПАНЦЕМ
   Тихо над Альямброй,
   Дремлет вся натура,
   Дремлет замок Памбра,
   Спит Эстремадура!
   Дайте мне мантилью,
   Дайте мне гитару,
   Дайте Инезилью,
   Кастаньетов пару.
   Дайте руку верную,
   Два вершка булату,
   Ревность непомерную,
   Чашку шоколаду.
   Закурю сигару я,
   Лишь взойдет луна...
   Пусть дуэнья старая
   Смотрит из окна.
   За двумя решетками
   Пусть меня клянет,
   Пусть шевелит четками,
   Старика зовет.
   Слышу на балконе
   Шорох платья... чу!
   Подхожу я к донне,
   Сбросил епанчу.
   Погоди, прелестница,
   Поздно или рано
   Шелковую лестницу
   Выну из кармана!
   О сеньора милая!
   Здесь темно и серо...
   Страсть кипит унылая
   В вашем кавальеро.
   Здесь, перед бананами,
   Если не наскучу,
   Я между фонтанами
   Пропляшу качучу.
   И на этом месте,
   Если вы мне рады,
   Будем петь мы вместе
   Ночью серенады.
   Будет в нашей власти
   Толковать о мире,
   О вражде, о страсти,
   О Гвадалквивире,
   Об улыбках, взорах,
   Вечном идеале,
   О тореадорах
   И об Эскурьяле...
   Тихо над Альямброй,
   Дремлет вся натура,
   Дремлет замок Памбра,
   Спит Эстремадура.
   [1854]
   * * *
   (ПОДРАЖАНИЕ ГЕЙНЕ)
   На взморье, у самой заставы,
   Я видел большой огород:
   Растет там высокая спаржа,
   Капуста там скромно растет.
   Там утром всегда огородник
   Лениво проходит меж гряд;
   На нем неопрятный передник,
   Угрюм его пасмурный взгляд.
   Польет он из лейки капусту,
   Он спаржу небрежно польет,
   Нарежет зеленого луку
   И после глубоко вздохнет.
   Намедни к нему подъезжает
   Чиновник на тройке лихой;
   Он в теплых, высоких галошах,
   На шее лорнет золотой.
   "Где дочка твоя?"- вопрошает
   Чиновник, прищурясь в лорнет;
   Но, дико взглянув, огородник
   Махнул лишь рукою в ответ.
   И тройка назад поскакала,
   Сметая с капусты росу;
   Стоит огородник угрюмо
   И пальцем копает в носу.
   [1854]
   ОСАДА ПАМБЫ
   (РОМАНСЕРО. С ИСПАНСКОГО)
   Девять лет дон Педро Гомец,
   По прозванью: Лев Кастильи,
   Осаждает замок Памбу,
   Молоком одним питаясь.
   И все войско дона Педра
   Девять тысяч кастильянцев
   Все, по данному обету,
   Не касаются мясного,
   Ниже хлеба не снедают,
   Пьют одно лишь молоко...
   Всякий день они слабеют,
   Силы тратя попустому,
   Всякий день дон Педро Гомец
   О своем бессилье плачет,
   Закрываясь епанчою.
   Настает уж год десятый,
   Злые мавры торжествуют,
   А от войска дона Педра
   Налицо едва осталось
   Девятнадцать человек!
   Их собрал дон Педро Гомец
   И сказал им: "Девятнадцать!
   Разовьем свои знамена,
   В трубы громкие взыграем
   И, ударивши в литавры,
   Прочь от Памбы мы отступим!
   Хоть мы крепости не взяли,
   Но поклясться можем смело
   Перед совестью и честью,
   Не нарушили ни разу
   Нами данного обета:
   Целых девять лет не ели,
   Ничего не ели ровно,
   Кроме только молока!"
   Ободренные сей речью,
   Девятнадцать кастильянцев,
   Все, качаяся на седлах,
   В голос слабо закричали:
   "Sancto Jago Compostello!(*)
   Честь и слава дону Педру!
   Честь и слава Льву Кастильи!"
   А каплан его Диего
   Так сказал себе сквозь зубы:
   "Если б я был полководцем,
   Я б обет дал есть лишь мясо,
   Запивая сантуринским!"
   И, услышав то, дон Педро
   Произнес со громким смехом:
   "Подарить ему барана
   Он изрядно подшутил!"
   __________
   (*) Святой Иаков Компостельский!- Ред.
   [1854]
   ПЛАСТИЧЕСКИЙ ГРЕК
   Люблю тебя, дева, когда золотистый
   И солнцем облитый ты держишь лимон,
   И юноши зрю подбородок пушистый
   Меж листьев аканфа и белых колонн!
   Красивой хламиды тяжелые складки
   Упали одна за другой:
   Так в улье шумящем вкруг раненой матки
   Снует озабоченный рой.
   [1854]
   ИЗ ГЕЙНЕ
   Фриц Вагнер, студьозус из Иены,
   Из Бонна Иеронимус Кох
   Вошли в кабинет мой с азартом,
   Вошли, не очистив сапог.
   "Здорово, наш старый товарищ!
   Реши поскорее наш спор:
   Кто доблестней, Кох или Вагнер?"
   Спросили с бряцанием шпор.
   "Друзья! Вас и в Иене и в Бонне
   Давно уже я оценил.
   Кох логике славно учился,
   А Вагнер искусно чертил".
   Ответом моим недовольны,
   "Решай поскорее наш спор!"
   Они повторяли с азартом
   И с тем же бряцанием шпор.
   Я комнату взглядом окинул
   И, будто узором прельщен,
   "Мне нравятся очень обои!"
   Сказал им и выбежал вон.
   Понять моего каламбура
   Из них ни единый не мог,
   И долго стояли в раздумье
   Студьозусы Вагнер и Кох.
   [1854]
   ЗВЕЗДА И БРЮХО
   БАСНЯ
   На небе вечерком светилася Звезда.
   Был постный день тогда:
   Быть может, пятница, быть может, середа.
   В то время по саду гуляло чье-то Брюхо
   И рассуждало так с собой,
   Бурча и жалобно и глухо:
   "Какой
   Хозяин мой
   Противный и несносный!
   Затем что день сегодня постный,
   Не станет есть, мошенник, до звезды!
   Не только есть! Куды!
   Не выпьет и ковша воды!
   Нет, право, с ним наш брат не сладит...
   Знай бродит по саду, ханжа,
   На мне ладони положа...
   Совсем не кормит,- только гладит!"
   Меж тем ночная тень мрачней кругом легла.
   Звезда, прищурившись, глядит на край окольный:
   То спрячется за колокольней,
   То выглянет из-за угла,
   То вспыхнет ярче, то сожмется...
   Над животом исподтишка смеется.
   Вдруг Брюху ту Звезду случилось увидать,
   Ан хвать!
   Она уж кубарем несется
   С небес долой
   Вниз головой
   И падает, не удержав полета,
   Куда ж? в болото!
   Как Брюху быть! кричит: ахти да ах!
   И ну ругать Звезду в сердцах!
   Но делать нечего! другой не оказалось...