Толстой Алексей Константинович. Стихотворения (сборник)

   Ужасны мне любви твоей желанья,
   К тебе любовию горит Маланья,
   Зачем же к ней, Борис, ты не таковский?
   Но ты, как древле старый Березовский,
   Одной музыки созидаешь зданья,
   Мила тебе котлета лишь баранья,
   И лишь калач пленил тебя московский.
   * * *
   БЕГСТВО НАПОЛЕОНА ИЗ РОССИИ
   Готова ль мне, готова ли карета?
   Пешком бежать во Францию боюсь!
   Я побежден, но да поглотит Лета
   Меня, коль я от робости у. . . .
   Хрупка Фортуны ломкая пружина,
   Но мне верна французская дружина!
   Со мной языков было двадцать восемь,
   Морозы их с пожарами сразили,
   И так, как сено мы на нивах косим,
   Нас косит смерть. Я возвращуся или. . .
   Но нет, давайте мне скорее бриться,
   Когда ж обреюсь, буду я молиться!
   * * *
   ПОЧЕМУ АЛЕКСАНДР I
   ОТКАЗАЛСЯ ОТ НАЗВАНИЯ ВЕЛИКОГО
   Сенат! Почто меня трактуешь как янтарь?
   Как редкое и вкусное варенье?
   Сенат! Я не Зевес, я просто бедный царь,
   Не я, а Саваоф унял крамол смятенье.
   За пользу общую я рад пролить свой сок,
   Но мир вам даровал не Александр, а рок.
   Хоть долго я, друзья, не скидывал рейтузы,
   Хотя среди тревог не спал недели три,
   Учтивости своей, друзья, заприте шлюзы
   И верьте, что мы все ерши - не осетры!
   * * *
   * * *
   Часто от паштета корка
   Наш ломает крепкий зуб,
   Часто на прохожих зорко
   Смотрит старый Соллогуб,
   Смотрит зорко он, ей-ей,
   Соловей, соловей, быстроногий соловей!
   * * *
   БАЛЛАДА
   Аскольд плывет, свой сняв шелом,
   Кругом ладьи разбитой доски
   Уносит ветр его паром,
   Луна зашла - брега не плоски!
   И видит в тумане, как в рясе чернец,
   На брег его молотом манит купец,
   А берега скаты не плоски!
   * * *
   * * *
   Аскольд, зовет тебя Мальв ина,
   Забудь, что ты природный р ос,
   Твой щит давно взяла пуч ина,
   Твой замок тернием пор ос.
   Не обращай напрасно вз ора
   Туда, где юность провод ил,
   Мальвины ты страшись ук ора,
   Страшися ночи мрачных с ил!
   * * *
   Коллективное
   [А. П. БОБРИНСКОМУ]
   Когда ж окончишь ты нелепый свой устав
   По всем его частям, отделам, параграфам?
   Два графа здесь сошлись, ты тоже родом граф,
   Теперь уж час ночной, и к чаю пора графам.
   Когда, скажи ты мне, та выйдет колея,
   Где встретятся с тобой забытые друзья,
   Когда ж ты явишься к охрипшему соседу
   И снова поведешь с ним длинную беседу?
   Здесь ждут тебя давно, словам моим поверь,
   Для дружбы и стихов приют у нас келейный,
   А утомительный твой люд узкоколейный
   Без всякой жалости толкай скорее в дверь!
   Начало 1870-х
   НЕЗАКОНЧЕННОЕ. НАБРОСКИ. ОТРЫВКИ
   * * *
   Бегут разорванные тучи,
   Луна задумчиво плывет,
   От моря брызжет дождь летучий,
   Шумя несется пароход.
   [А там дворец с широкой крышей,
   Там истуканов виден ряд,
   Стоят, один другого выше,
   Вослед печально мне глядят.
   Простите вы, картины юга,
   Прости, гитар веселый звон,
   И песней пламенная вьюга,
   И соблазнительный балкон!]
   Увижу ль я страны другие,
   Простор испаханных степей,
   Страны, где волны золотые
   Колышет ветер средь полей,
   Где ночи зимние так долги
   И где весна так молода,
   И вниз по матушке по Волге
   Идут тяжелые суда?
   Увижу ль тройку удалую
   Среди степей на всем бегу,
   Гремушки, кованую сбрую
   И золоченую дугу?
   Бегите ж ... тучи,
   Луна, плыви над бездной вод,
   От моря брызжи, дождь летучий,
   Лети на север, пароход!
   1840-е годы
   * * *
   Как часто ночью в тишине глубокой
   Меня тревожит тот же дивный сон:
   В туманной мгле стоит дворец высокий
   И длинный ряд дорических колонн;
   Средь диких гор от них ложатся тени,
   К реке ведут широкие ступени.
   И солнце там приветливо не блещет,
   Порой сквозь тучи выглянет луна,
   О влажный брег порой лениво плещет,
   Катяся мимо, сонная волна,
   И истуканов рой на плоской крыше
   Стоит во тьме, один другого выше.
   Туда, туда неведомая сила
   Вдоль по реке влечет мою ладью,
   К высоким окнам взор мой пригвоздила,
   Желаньем грудь наполнила мою.
   . . . . . . . . . .
   . . . . . . . . . .
   Я жду тебя. Я жду, чтоб ты склонила
   На темный дол свой животворный взгляд,
   Тогда взойдет огнистое светило,
   В алмазных искрах струи заблестят,
   Проснется замок, позлатятся горы
   И загремят невидимые хоры.
   Я жду, но тщетно грудь моя трепещет,
   Лишь сквозь туман виднеется луна,
   О влажный берег лишь лениво плещет,
   Катяся мимо, сонная волна,
   И истуканов рой на плоской крыше
   Стоит во тьме, один другого выше.
   1840-е годы
   СЛОВА ДЛЯ МАЗУРКИ
   Вон на кладбище белеют кресты.
   Месяц взирает на них с высоты.
   Там дремлют кости вельможного рода,
   Рядом с гетманом лежит воевода.
   "Скучно, панове, все спать на погосте,
   Седлаем коней, едемте в гости!
   Вишь, серебром как дорога устлана.
   Едем на свадьбу до пана гетмана!"
   [Вот пошатнулись кресты и упали,
   По полю мертвые вдаль поскакали.]
   Там, над Двиною, напротив парома
   Светятся окна вельможного дома.
   Слышны в нем скрыпки, цимбалы да флейты,
   "Ну же, маршалок, докладывал, гей ты!"
   В страхе маршалок из рук бросил блюдо:
   "Пане вельможный, случилося чудо!
   От, далибуг же! До панскои мости
   Прямо с кладбища приехали гости!"
   "Брешешь ты, бестья, зараз изувечу!"
   Встал и, ругаясь, идет к ним навстречу.
   . . . . . . . . . . . .
   ... похоронный.
   Так был наказан гетман коронный.
   1840-е годы
   * * *
   Ты меня поняла не вполне,
   И хоть сердце открылось.
   . . . . . . . .
   О, как хочется мне передать
   . . . . . . . .
   О, узнай же, как горестен я
   . . . . . . . .
   Мы друг друга никак не поймем
   . . . . . . . .
   Никогда мы себя не поймем?
   . . . . . . . .
   И души увядающий май
   Ты пойми иль душой отгадай
   . . . . . . . .
   О, узнай мое горе, узнай!
   И душою меня отгадай.
   Лето 1856
   * * *
   Что за время, что за нравы!
   Где вы, Генуи сыны!
   По руинам Балаклавы
   Ходят красные штаны!
   Лето 1856
   * * *
   Как вчера хорош у моря
   Был наш русский самовар,
   Шли мы долго вместе, споря,
   Между саклями татар.
   Лето 1856
   * * *
   О, не страшись несбыточной измены
   И не кляни грядущего, мой друг,
   Любовь души не знает перемены,
   Моя душа любить не будет двух...
   . . . . . . . . . . .
   И если я . . . . . отчизной
   . . . . . отдам остаток сил,
   Не говори про друга с укоризной:
   "Он для другой обетам изменил".
   . . . . . . . . . . .
   Быть может, грусть, страдания и годы
   . . . . . . . . . . . вид.
   Быть может, вихрь житейской непогоды
   Меня с тобой надолго разлучит.
   . . . . . . . . . . .
   . . . . . . . . . не прокляну.
   Я сквозь земной увижу оболочки
   Твоей души бессмертную весну.
   Осень 1856
   * * *
   Закревский так сказал пожарным:
   "Пойдем, ребята, напролом!
   На крыше, в свете лучезарном,
   Я вижу Беринга, сидящего орлом!"
   Осень 1856
   * * *
   Причину моего смятенья и испуга
   Узнать желаешь ты, невинная подруга
   Моих девичьих игр; послушай. . . .
   . . . . . . . . . . . .
   Ложились на спину участники их игр,
   Ласкаясь, пестрый барс и полосатый тигр
   . . . . . . . . . . . .
   . . . . . . . . с румяными устами.
   Лев морщится. . . . . . .
   . . . . . . . . . . . душистый
   Из фиговых ветвей венок широколистый
   Мне жрица подала, и [пьяная] тогда,
   Волненье подавив последнего стыда
   И взор отворотив . . . . . . .
   . . . . . . . . . . . . .
   И трепетной рукой касаясь пьедестала,
   Могучую красу я бога увенчала.
   Осень 1856
   * * *
   И на крыльце по вечерам,
   Внимая тихим разговорам,
   Лягушек слушать дружный гам,
   Вдали звенящий слитым хором.
   1857 (?)
   * * *
   Друзья, вы совершенно правы,
   Сойтися трудно вам со мной,
   Я чту отеческие нравы,
   Я патриот, друзья, квасной!
   На Русь взирая русским оком,
   А не насквозь ей чуждых приcм,
   Храню в сознании глубоком
   Я свой квасной патриотисм.
   Вы высшим преданы заботам,
   Меня, который не за вас,
   Квасным зовете патриотом,
   Пусть будет так и в добрый час!
   Хоть вам со мной стезя иная,
   Но лишь одно замечу я:
   Меня отсталым называя,
   Вы ошибаетесь, друзья!
   Нет, я не враг всего, что ново,
   Я также с веком шел вперед.
   Блюсти законов Годунова
   Квасной не хочет патриот.
   Конца семейного разрыва,
   Слиянья всех в один народ,
   Всего, что в жизни русской живо,
   Квасной хотел бы патриот.
   ________
   Уж так и быть, признаюсь в этом,
   Я патриот, друзья, квасной:
   Моя душа летит приветом
   Навстречу вьюге снеговой.
   Люблю я тройку удалую
   И свист саней на всем бегу,
   Гремушки, кованую сбрую
   И золоченую дугу.
   Люблю тот край, где зимы долги,
   Но где весна так молода,
   Где вниз по матушке по Волге
   Идут бурлацкие суда.
   Люблю пустынные дубравы,
   Колоколов призывный гул
   И нашей песни величавой
   Тоску, свободу и разгул.
   Она, как Волга, отражает
   Родные степи и леса,
   Стесненья мелкого не знает,
   Длинна, как девичья коса.
   Как синий вал, звучит глубоко,
   Как белый лебедь, хороша,
   И с ней уносится далеко
   Моя славянская душа.
   Люблю Москву, наш гор[од] ц[арский],
   Люблю наш Киев, столь[ный] гр[ад],
   Кафта[н] . . . . . . боярский
   . . . . . . . . .
   Я, признаюсь, беды не вижу
   Ни от усов, ни от бород.
   Одно лишь зло я ненавижу,
   Квасной, квасной я патриот!
   Идя вперед родной дорогой,
   Вперед идти жел[аю] всем,
   Служу цар[ю]. . . . .
   . . . . . . . . .
   Иным вы преданы заботам.
   Того, кто к родине влеком,
   Квасным зовете патриотом,
   Движенья всякого врагом.
   Нет, он не враг всего, что ново,
   Он вместе с веком шел вперед,
   Блюсти законов Годунова
   Квасной не хочет патриот.
   Нет, он успеха не поносит
   И, честью русской дорожа,
   O возвращении не просит
   Ни языков, ни правежа.
   Исполнен к подлости враждою,
   Не хочет царск[их] он шутов,
   Ни, нам завещанных ордою,
   Застенков, пыток и кнутов.
   В заблудш[ем] видя человека,
   Не хочет он теперь опять
   Казнить тюрьмой Максима Грека,
   Костры скуфьями раздувать.
   Но к братьям он горит любовью,
   Он полн к насилию вражды,
   Грустит о том, что русской кровью
   Жиреют немцы и жиды.
   Да, он грустит во дни невзгоды,
   Родному голосу внемля,
   Что на два разные народа
   Распалась русская земля.
   Конца семейного разрыва,
   Слиянья всех в один народ,
   Всего, что в жизни русской живо,
   Квасной хотел бы патриот.
   1857-1858 (?)
   * * *
   Б а р о н
   Святой отец, постой: тебе утру я нос,
   Хотя б меня за то сослали и в Милоc.
   П а п а
   Не хочешь ли, барон, ты выпрыгнуть в оконце?
   Пожалуй, подостлать велю тебе суконце!
   Б а р о н
   Не прыгну ни за что! Не прыгну за мильон!
   П а п а
   (в сторону)
   Мне кажется, меня в досаду вводит он!
   Б а р о н
   (в сторону)
   Придет пора - и он, не знающий, что брак,
   Румянцем от стыда покроется, как рак!
   (Уходит.)
   1866
   * * *
   В дни златые вашего царенья,
   В дни, когда любящею рукой
   Вы вели младые поколенья,
   О созданья юности мирской,
   Как иначе все тогда являлось.
   . . . . . . . . .
   И твои цветами, о Киприда,
   Украшались алтари.
   . . . . . . . . .
   Гелиос в величии спокойном
   Колесницей правил золотой.
   . . . . . . . . .
   Благородил вымыслом природу,
   Прижимал к груди ее поэт,
   И во всем. . . . . народу
   Божества являлся след!
   Октябрь 1867
   * * *
   Желтобрюхого Гаврила
   Обливали молоком,
   А Маланья говорила:
   "Он мне вовсе незнаком!"
   9 декабря 1868
   * * *
   О, будь же мене голосист,
   Но боле сам с собой согласен...
   . . . . . . . . . .
   Стяжал себе двойной венец:
   Литературный и цензурный.
   Декабрь 1868
   * * *
   Ища в мужчине идеала,
   Но стыд храня,
   Пиявка доктору сказала:
   "Люби меня!.."
   1868 (?)
   * * *
   То древний лес. Дуб мощный своенравно
   Над суком сук кривит в кудрях ветвей;
   Клен, сока полн, восходит к небу плавно
   И, чист, играет ношею своей.
   15 декабря 1869
   * * *
   Теперь в глуши полей, поклонник мирных граций,
   В деревне дедовской под тению акаций,
   От шума удален, он любит в летний зной
   Вкушать наедине прохладу и покой,
   Степенных классиков все боле любит чтенье
   И дружеских бесед умеренные пренья,
   Прогулки к мельнице иль к полному гумну,
   Блеяние стадов, лесную тишину,
   Сокровища своей картинной галереи
   И мудрой роскоши полезные затеи,
   И . . . . . . . . . . .
   И . . . . . . . . . . .
   [А осенью глухой, усевшись у камина,
   Велит себе принесть он дедовские вина,
   И старый эскулап, друг дома и знаток,
   Бутылки пыльной с ним оценивает ток.]
   [Блажен . . . . . . . . .
   Кто, просвещением себя не охладив,
   Умел остепенить страстей своих порыв
   И кто от оргии неистовой и шумной
   Мог впору отойти, достойный и разумный.
   Кто, верен и душе, и светлому уму,
   Идет, не торопясь, к закату своему.]
   Блажен, кто с оргии, неистовой и шумной,
   Уходит впору прочь, достойный и разумный,
   Кто, мужеством врагов упорных победив,
   Умеет торжества удерживать порыв.
   Блажен, кто каждый час готов к судьбы ударам,
   Кто в суете пустой не тратит силы даром,
   Кто, верный до конца спокойному уму,
   Идет, не торопясь, к закату своему.
   . . . . . . . . . . . .
   Так в цирке правящий квадригою возница,
   Соперников в пыли оставя за собой,
   Умеривает бег звенящей колесницы
   И вожжи коротит искусною рукой.
   И кони мощные, прощаяся с ареной,
   Обходят вкруг нее, слегка покрыты пеной.
   Конец 1860-х годов
   * * *
   Честь вашего я круга,
   Друзья, высоко чту,
   Но надо знать друг друга,
   Игра начистоту!
   Пора нам объясниться
   Вам пригожусь ли я?
   Не будем же чиниться,
   Вот исповедь моя!
   . . . . . . . .
   И всякого, кто плачет,
   Утешить я бы рад
   Но это ведь не значит,
   Чтоб был я демократ!
   . . . . . . . .
   Во всем же прочем, братцы,
   На четверть иль на треть,
   Быть может, мы сойдемся,
   Лишь надо посмотреть!
   . . . . . . . .
   Чтобы в суде был прав
   Лишь тот, чьи руки черны,
   Чьи ж белы - виноват,
   Нет, нет, слуга покорный!
   Нет, я не демократ!
   . . . . . . . .
   Чтоб вместо твердых правил
   В суде на мненья шло?
   Чтобы землею правил
   Не разум, а число?
   . . . . . . . .
   Чтоб каждой пьяной роже
   Я стал считаться брат?
   Нет, нет, избави боже!
   Нет, я не демократ!
   . . . . . . . .
   Барон остзейский ближе,
   Чем русский казнокрад.
   . . . . . . . .
   Vox populi - vox Dei!(*)
   Зипун - гражданства знак.
   Да сгинут все злодеи,
   Что носят черный фрак!
   . . . . . . . .
   Не филантроп я тоже
   . . . . . . . .
   И каждый гражданин
   Имел чтоб позволенье
   Быть на руку нечист?
   Нет, нет, мое почтенье!
   Нет, я не коммунист!
   . . . . . . . .
   Чтоб всем в свои карманы
   Дал руки запускать?
   _________
   (*) Глас народа - глас божий! (лат.).- Ред.
   Сентябрь 1870
   * * *
   Но были для девы другие отрады,
   Шептали о боге ей ночь и луна,
   Лавровые рощи цветущей Эллады,
   Залива изгибы и звезд мириады;
   И в юном восторге познала она,
   Молитвой паря в необъятном просторе,
   Бездонной любови безбрежное море.
   * * *
   * * *
   Улыбка кроткая, в движенье каждом тихость,
   Застенчивость в делах, а в помышленьях лихость,
   Стремленье тайное к заоблачной отчизне,
   Грусть безотчетная по неземной отчизне,
   Меж тем уступчивость вседневной грубой жизни,
   И мягкая коса, и стан изящно-гибкий,
   грусть
   И ______, застенчиво прикрытая улыбкой,
   смерть
   восторженный
   Порой _____________, порой убитый взор,
   встревоженный
   И в сердце над собой всегдашний приговор.
   * * *
   ПРИМЕЧАНИЯ
   Настоящее издание Сочинений А.К.Толстого составлено на основе четырехтомного Собрания сочинений, выпущенного издательством "Художественная литература" в 1963-1964 годах. В этом Собрании сочинений читатели могут найти более подробные примечания, в том числе библиографические и текстологические.
   ЛИРИЧЕСКИЕ СТИХОТВОРЕНИЯ
   "Колокольчики мои...". - В первоначальной редакции поэт только грустит "обо всем, что отцвело" - и о Новгороде, и о "казацкой воле", и о московских царях и боярах; впоследствии мотив тоски о прошлом родной страны был отодвинут на второй план. В центре окончательной редакции - мысль о России, призванной объединить все славянские народы. Толстой считал "Колокольчики мои..." одной из своих "самых удачных вещей" (письмо к жене от 27 октября 1856 г.). Светлый град - Москва. Шапка Мономаха - венец русских царей.
   "Ты знаешь край, где все обильем дышит...". - В стихотворении использована композиционная схема "Миньоны" Гете. Сечь - Запорожская Сечь. Стожар (Стожары) - созвездие. Палей С.Ф. (ум. в 1710 г.) - казацкий полковник, один из руководителей движения украинского крестьянства против гнета шляхетской Польши. Сагайдачный П.К. (ум. в 1622 г.) - кошевой атаман Запорожской Сечи, а затем гетман Украины; воевал на стороне Польши против России. Дворца разрушенные своды. - О дворце прадеда Толстого, последнего украинского гетмана гр. К.Г.Разумовского в Батурине.
   Цыганские песни. - В "Цыганских песнях" имеются отзвуки стихотворения Лермонтова "Есть речи - значенье...".
   "Ты помнишь ли, Мария...". - Обращено к двоюродной сестре поэта М.В.Волковой, урожд. княжне Львовой (1833-1907).
   "Ой стоги, стоги...". - Как и "Колокольчики мои...", стихотворение проникнуто мыслью об объединении славянства при помощи и под руководством России. "Стоги" - славянские народы, "орел" - Россия.
   "По гребле неровной и тряской...". - Гребля - гать, плотина.
   Пустой дом. - В "Пустом доме" отразились впечатления от какого-то родового дома Разумовских. Упоминание имени В.Растрелли свидетельствует о том, что здесь имелся в виду не батуринский дворец, о котором идет речь в стихотворении "Ты знаешь край...".
   "Пусто в покое моем. Один я сижу у камина...". - Посылая стихотворение С.А.Миллер, Толстой писал: "Это только затем, чтобы напомнить Вам греческий стиль, к которому Вы питаете привязанность".
   "Средь шумного бала, случайно...". - Стихотворение обращено к С.А.Миллер, будущей жене поэта. Толстой познакомился с нею в декабре 1850 или в январе 1851 г. на маскараде в Петербурге. "Средь шумного бала..." связано со стихотворением Лермонтова "Из-под таинственной холодной полумаски...". Строка "В тревоге мирской суеты" внушена строкой Пушкина "В тревоге шумной суеты" (стихотворение "Я помню чудное мгновенье..."). "Средь шумного бала..." нравилось Л.Н.Толстому, хотя он и отдавал предпочтение стихотворению Лермонтова.
   "С ружьем за плечами, один, при луне...". - Написано под впечатлением знакомства с С.А.Миллер; ср. строку "Случайно сошлись вы в мирской суете" с началом "Средь шумного бала...".
   "Меня, во мраке и в пыли...". - В стихотворении имеются явные отголоски "Пророка" Пушкина; они ощущаются и в развитии темы перерождения человека и обретенного им нового зрения, и в словесных совпадениях (ср., напр., "Меня, во мраке и в пыли // Досель влачившего оковы" с "Духовной жаждою томим, // В пустыне мрачной я влачился"), и в стилистических приемах (торжественного "и" в начале многих строк). Горней - небесной. Слово. - Здесь: бог.
   Колодники. - Стихотворение стало одной из популярнейших песен политической каторги и ссылки, его очень любил В.И.Ленин.
   "Уж ты мать-тоска, горе-гореваньице!..". - Первая строка напоминает начало народной песни "Ох, в горе жить - не кручинну быть!.." Гридни и отроки - в Древней Руси члены младшей княжеской дружины, телохранители и слуги князя.
   Крымские очерки
   В этом цикле отразились впечатления, полученные во время поездки по Крыму вместе с женою в мае - июне 1856 года, вскоре после окончания Крымской войны.
   5. "Вы всё любуетесь на скалы...". - Ифигения (греч. миф.) - дочь аргосского царя Агамемнона, давшего обет принести ее в жертву богине Артемиде. Однако Артемида заменила ее на жертвеннике ланью и перенесла в Тавриду (старинное название Крымского полуострова).
   9. "Приветствую тебя, опустошенный дом...". - Стихотворение навеяно двухнедельным пребыванием Толстого в имении его дяди, министра уделов гр. Л.А.Перовского.
   12. "Солнце жжет; перед грозою...". - Влюбленный бог - бог морей Посейдон (греч. миф.).
   "Войдем сюда; здесь меж руин...". - Строка 17-я осталась недописанной. О герое этого стихотворения - караимском раввине и ученом С.А.Бейме (1817-1867) - Толстой отзывался как об "одном из образованнейших и приятнейших людей" (письмо к Н.М.Жемчужникову от 28 ноября 1858 г.). Талмуд - свод основанных на схоластическом толковании Библии правил и предписаний, регламентировавших религиозные, правовые отношения и быт верующих евреев. Каббала - средневековое еврейское мистическое учение.
   "Если б я был богом океана...". - Циана - декоративное растение из семейства лилий.
   "Что за грустная обитель...". - Через три года строка "Ходит маятник, стуча" и некоторые другие детали вошли в стихотворение Я.П.Полонского "Сны. IV".
   "Острою секирой ранена береза...". - Написано, по всей вероятности, под впечатлением пребывания у матери в Красном Роге летом 1856 г. и вызвано недовольством последней его связью с С.А.Миллер. О переживаниях Толстого говорит в своих воспоминаниях бывший в это время в Красном Роге его двоюродный брат Л.М.Жемчужников.
   "Когда кругом безмолвен лес дремучий...". - Вариации на мотивы стихотворения Гете "Nahe des Geliebten" ("Близость любимого").
   "Тщетно, художник, ты мнишь, что творений своих ты создатель!..". "Очень странно развивать теорию в стихах, - писал Толстой жене 6 октября 1856 г., - но я думаю, что это мне удастся. Так как этот сюжет требует много анализа, я выбрал гекзаметр - самые легкие стихи... а вместе с тем это стихотворение дает мне много труда, - так легко впасть в педантизм". Через два месяца поэт признался ей, что любит это стихотворение, "несмотря на его genre". Фидий (ок. 490-430 гг. до н.э.) - гениальный греческий скульптор, одним из лучших произведений которого считалась статуя Зевса. Слеп, как Гомер, и глух, как Бетховен. - По преданию, творец "Илиады" и "Одиссеи" был слеп; в античном искусстве его всегда изображали слепым старцем. Л.Бетховен в годы расцвета своего гения почти полностью лишился слуха.
   Б.М.Маркевич (1822-1884) - реакционный писатель и публицист, сотрудник изданий Каткова, приятель Толстого, который, однако, не разделял многих взглядов Маркевича.
   "И у меня был край родной когда-то...". - Вариации на мотивы стихотворения Г.Гейне "Ich hatte einst ein chones Vaterland..." из цикла "На чужбине". Но гром умолк; гроза промчалась мимо. - По-видимому, речь идет о Крымской войне.
   "Господь, меня готовя к бою...". - В первых строках, как и в стихотворении "Меня, во мраке и в пыли...", явственно ощущается воздействие "Пророка" Пушкина; имеются в них и словесные заимствования. Иным является, однако, общий облик поэта и поворот темы во второй половине стихотворения ("Но непреклонным и суровым // Меня господь не сотворил" и т.д.).
   "Не божиим громом горе ударило...". - Строки 5-6 ср. со стихотворением А.А.Дельвига "Не осенний частый дождичек..." (в песенном бытовании: "мелкий дождичек").
   "Ой, честь ли то молодцу лен прясти?..". - Кичка - старинный головной убор замужней женщины. Приказ - казенное учреждение. Приказы - учреждения в Московской Руси, в ведении которых находились отдельные отрасли управления.
   "Ты неведомое, незнамое...". - Конец стихотворения ср. со строками народной песни:
   У дородного добра молодца
   Много было на службе послужено,
   На печи было в волю полежано... и т.д.
   Фомина неделя - первая неделя после пасхальной (светлой).
   "Он водил по струнам; упадали...". - Написано, по всей вероятности, вскоре после знакомства со скрипачом Кизеветтером, который произвел большое впечатление и на Л.Н.Толстого и послужил прототипом для его Альберта (героя одноименной повести). Жженка - напиток, приготовляемый из зажженного коньяка или рома с сахаром, фруктами и пряностями.
   "Двух станов не боец, но только гость случайный..." - Стихотворение первоначально называлось "Галифакс" по имени английского политического и государственного деятеля Д.Галифакса (1633-1695). Однако политическая позиция Галифакса была для Толстого лишь поводом для выражения собственных взглядов, и потому заглавие было впоследствии снято. Стихотворение возникло под влиянием апологетической характеристики Галифакса в "Истории Англии" Т.Маколея: "Он всегда смотрел на текущие события не с той точки зрения, с которой они обыкновенно представляются человеку, участвующему в них, а с той, с которой они, по прошествии многих лет, представляются историку-философу... Партия, к которой он принадлежал в данную минуту, была партией, которую он в ту минуту жаловал наименее, потому что она была партией, о которой он в ту минуту имел самое точное понятие. Поэтому он всегда был строг к своим ярым союзникам и всегда был в дружеских отношениях с своими умеренными противниками" и т.д.
   "Ты почто, злая кручинушка...". - В стихотворении есть ряд отзвуков народных песен, в том числе песен о неравном браке. Ср., например, строки 27 - 28 с песней "Ни в уме было, ни в разуме...":
   Держать голову поклонную,
   Ретиво сердце покорное.
   "Слеза дрожит в твоем ревнивом взоре...". - Глагол - слово; здесь: бог.
   "О, не спеши туда, где жизнь светлей и чище...". - Последнюю строфу ср. с "Дон Жуаном" Толстого:
   Одно звено той бесконечной цепи,
   Которое, в связи со всей вселенной,
   Восходит вечно выше к божеству.
   "Дробится, и плещет, и брызжет волна...". - Это и следующее стихотворения сюжетно связаны между собою.