Я кивнул.
   – А где Бойкинс взял шесть тысяч?
   – Он получил наследство. В августе у него умер дядя. В Калифорнии.
   – Бойкинс не говорил, что он купил?
   Камминс покачал головой.
   – После того, как я отказался ему помочь, он не стал вдаваться в подробности. Но назвал продавца.
   – Кого же?
   Камминс вновь взглянул на пустую кружку. Я раскрыл рот, чтобы позвать Свелла, но он остановил меня.
   – Я не хочу пить.
   Я вздохнул.
   – Ну ладно. Сколько?
   – О боже, раз ты нес девяносто тысяч, значит, твои дела идут неплохо.
   – Ты же знаешь, Финли, это не мои деньги.
   – Сто долларов.
   Я покачал головой.
   – Семьдесят пять.
   – Пятьдесят.
   – Дай мне взглянуть на них.
   Я достал из бумажника две двадцати– и одну десятидолларовую купюры и положил их перед Камминсом – тот сунул их во внутренний карман пальто.
   – Ты слышал о Джимми Пескоу?
   – Кажется, да. Он медвежатник?
   Камминс кивнул.
   – Один из лучших. Иначе не получил бы десять лет. Он только что вышел из тюрьмы. Каким-то образом он прослышал об одном сейфе и вскрыл его. Денег там не оказалось, и он схватил то, что было. А когда понял, что взял, то занервничал. Я слышал, ему очень не понравилось в тюрьме и не хотелось попадать туда снова. И он продал добычу Бойкинсу за шесть тысяч. По крайней мере, так сказал Бойкинс. Но он любил приврать.
   – Где мне найти Пескоу?
   – Я не справочное бюро.
   – Вот еще десять долларов за адрес Пескоу.
   С видимой неохотой Камминс назвал отель на Тридцать Четвертой улице.
   – Краденое действительно стоило девяносто тысяч? – спросил он, когда я записал адрес.
   – Так думали по меньшей мере три человека.
   Камминс на мгновение задумался.
   – Пока я знаю только двоих, Бойкинса и того парня, что дал тебе девяносто тысяч. А кто третий?
   – Тот, кто убил Бойкинса.
* * *
   Когда я вышел из такси, перед дешевым отелем на Тридцать Четвертой улице уже собралась небольшая толпа. Они смотрели на распростертое на асфальте тело. Один из стоящих мужчин, лет пятидесяти, даже без пиджака, как я понял, портье, непрерывно повторял: «Это мистер Пескоу из восемьсот девятнадцатого».
   Я повернулся к высокому старику, пристально разглядывающему мертвеца сквозь толстые линзы очков.
   – Что случилось?
   Тот презрительно скривил губы.
   – Самоубийство, вот что. Какой-нибудь пьяница. Их теперь полно. И в правительстве тоже. В Вашингтоне. В Олбани. Везде, – он подозрительно взглянул на меня, будто проверяя, не отношусь ли я к указанному множеству.
   Если бы я не отвернулся от него, то не заметил бы мужчину и женщину, спешащих по Тридцать Четвертой улице. Я без труда узнал в них Майлса Уайдстейна и Джанет Вистлер.

Глава 8

   Два часа спустя, когда я вошел в холл моего отеля, Джанет, в темно-зеленом кожаном пальто и том же брючном костюме, бросила в пепельницу недокуренную сигарету и поднялась мне навстречу.
   – Нам надо поговорить, – сказала она.
   – У меня или в баре? Нам не помешают ни тут, ни там.
   – В баре, – твердо ответила она.
   Мы без труда нашли свободный столик, потому что в зале не было ни души. Мы сели около двери, она заказала бурбон с содовой, я остановился на шотландском.
   – Где Уайдстейн? – спросил я, когда бармен обслужил нас и удалился за стойку.
   – Он заедет за мной чуть позднее.
   – И на что это похоже?
   – Что?
   – Работать с Прокейном.
   – Мне нравится.
   – Ваш ответ не объясняет мне, на что это похоже.
   Джанет сняла пальто.
   – Во всяком случае, это совсем не то, чем я занималась раньше.
   – Вы учились в колледже?
   – Три курса.
   – Хотите, отгадаю в каком?
   – Не надо. В Холиоуке.
   – А потом?
   – Ездила по свету. Была манекенщицей. В Париже, в Лос-Анжелесе.
   – А как вы оказались у Прокейна? По объявлению в газете?
   – Меня рекомендовал его психоаналитик. Я встречалась с ним. Он сказал Прокейну, что я обладаю задатками первоклассного вора. Мы познакомились, поговорили и стали работать вместе.
   – И какие у него проблемы?
   – Разве к психоаналитику обращаются только те, у кого возникли какие-то проблемы? У вас удивительно старомодные взгляды.
   – Мне говорили, что я отстал от жизни.
   – Разве вы никогда не ощущаете потребности просто поговорить? У такого человека, как Прокейн, может появиться подобное желание. А может, он просто боится высоты. Неужели вы никогда не испытывали сомнений или страхов, причины возникновения которых вам не ясны?
   – Вероятно, вы правы. Ничто человеческое мне не чуждо.
   – И это совсем не означает, что вы чокнулись и нуждаетесь в психиатрической помощи.
   Я улыбнулся.
   – Мне кажется, вы пришли сюда не для того, чтобы обсуждать различные аспекты деятельности психоаналитиков.
   – Нет, – она отпила из бокала. – Я хочу поговорить с вами о Джимми Пескоу, – Джанет взглянула мне прямо в глаза.
   – А чем он вас заинтересовал?
   – Вы его знали?
   – Я слышал о нем.
   – Он мертв.
   – И?
   – Мы думаем, что именно он украл журналы Прокейна.
   – Мы?
   – Майлс и я.
   – Почему вы пришли к такому выводу?
   – Майлс нашел человека, которому Пескоу пытался продать эти журналы.
   – Кто он?
   Джанет пожала плечами.
   – Это не важно. Он – надежный человек. Пескоу предлагал журналы за десять тысяч.
   – Но он не купил?
   – Нет.
   – Он знал, что в них написано?
   – Нет, но Пескоу сказал, что хозяин журналов с радостью выложит за них сто тысяч.
   – А почему Пескоу сам не предложил их владельцу?
   – Он слишком нервничал.
   – Однако ему хватило смелости вломиться в чужой дом.
   – Тут требовалось совсем другое.
   – А почему этот парень не купил журналы у Пескоу?
   – Потому что у него не было десяти тысяч.
   – И вы говорите, что Пескоу мертв?
   – Да.
   – Когда это случилось?
   Джанет взглянула на часы.
   – Часа два назад. Он выпрыгнул, выпал или его выкинули из окна отеля. Комната восемьсот девятнадцать в отеле «Джоплин». На тридцать четвертой улице.
   – Вы были там?
   – Сразу же после того, как он выпрыгнул. Или его выкинули, или…
   – Он выпал, – закончил я фразу Джанет. – И что вы сделали? Смогли ли вы ему помочь?
   – Мы не знали, кто это, и подошли взглянуть на тело. Несколько секунд спустя на улицу выскочил портье и воскликнул: «Это мистер Пескоу из восемьсот девятнадцатого». Он повторял это снова и снова. Мы вошли в отель, взяли ключ от восемьсот девятнадцатого, поднялись на лифте на десятый этаж, спустились по лестнице на восьмой и осмотрели его комнату. Журналов там не было.
   – Вы нашли что-нибудь еще?
   Ее глаза сияли, когда она рассказывала об обыске номера Пескоу. Тут действительно требовалось немалое самообладание.
   – Мы ничего не нашли. А что там могло быть?
   – Шесть тысяч долларов, – ответил я, довольно улыбнувшись.
   – Какие шесть тысяч?
   – Которые Бобби Бойкинс заплатил Пескоу за украденные журналы.
   Она взглянула на меня с нескрываемым уважением. Во всяком случае, я именно так истолковал выражение ее глаз.
   – Однако вы не такая уж соня, как кажется с первого взгляда. Как вы узнали об этом?
   Я рассказал ей о встрече с Финли Камминсом и о визите на Тридцать Четвертую улицу.
   – Однако вы не теряли время даром.
   – Просто я знал, у кого спрашивать. Впрочем, и вы довольно быстро вышли на Пескоу. Но нам по-прежнему неизвестно, у кого сейчас эти журналы. Скорее всего, именно этот человек убил Бойкинса и Пескоу.
   – Вы выяснили, что, кроме Бойкинса, Пескоу пытался продать журналы кому-то еще. Я узнал, что Бойкинс предлагал Камминсу войти с ним в долю. И одному богу известно, к кому еще обращались Бойкинс и Пескоу. Вероятно, один из них решил получить всю добычу. Он убил Бойкинса и взял журналы. Пескоу знал имя убийцы или догадался, кто это мог быть. И он выпрыгнул из окна или выпал, или его выкинули.
   – Мистеру Прокейну это не понравится, – заметила Джанет.
   – А где сейчас Уайдстейн? Рассказывает ему о ваших находках?
   – Да.
   – Ему не следовало торопиться.
   – Почему?
   – Тогда он мог бы сообщить мистеру Прокейну, что я тоже не в восторге от создавшейся ситуации.

Глава 9

   Детективы Оллер и Дил без энтузиазма восприняли мой отказ сообщить им имя человека, давшего мне девяносто тысяч.
   – Похоже, вы разработали кодекс чести посредника, – фыркнул Карл Оллер.
   – Честь тут ни при чем, – возразил я. – Это моя работа. Если я буду много говорить, ко мне перестанут обращаться, а я слишком стар, чтобы ходить на биржу труда.
   – Вам еще нет сорока, – заметил Френк Дил.
   – Я говорю не о теле, а о душе.
   Мы сидели в маленькой душной комнатушке уже больше часа. Дил напечатал, а я подписал протокол допроса, и теперь мы вели светскую беседу.
   – Вы же понимаете, что мы можем обвинить вас в сокрытии тяжелого уголовного преступления, – его голос звучал не слишком убедительно, будто он сам не верил в то, что говорил.
   – Вам это не удастся, потому что вы не знаете наверняка, совершено ли преступление. Вам известно, что я принес в прачечную девяносто тысяч и нашел там тело Бойкинса. Я не должен рассказывать вам, где я взял эти деньги. Я даже не знаю, нес ли я их Бойкинсу, а не кому-то еще.
   Дил неторопливо достал пачку сигарет, спички и закурил.
   – Бобби Бойкинс проворачивал какое-то крупное дело. Во всяком случае, крупное для него. Ходят такие слухи.
   – Не понимаю, какое отношение они имеют ко мне.
   – Если вы скажете нам, кто ваш клиент и что у него украли, мы сможем понять, кто убил Бойкинса и почему.
   Я покачал головой.
   – Вы ведь не рассчитываете на то, что я скажу вам его имя.
   – Мы не знаем, что вы можете сказать, – ответил Оллер. – Поэтому мы задаем так много вопросов. Вдруг вы ответите на один из них.
   Оллер стоял справа от меня, прислонившись к стене. Засалившиеся на локтях рукава и узкие лацканы его темно-синего костюма указывали на то, что детектив купил его лет пять назад. Чуть ниже узла на его красно-голубом галстуке темнело какое-то пятно. Вероятно, у Оллера было много детей и мало денег.
   Я встал.
   – Если у вас будут доказательства того, что эти девяносто тысяч предназначались Бойкинсу, я, возможно, помогу вам.
   – Возможно, – хмыкнул Оллер. Ему явно не нравилось это слово. Он взглянул на Дила, – Френк, мне пришла в голову одна мысль.
   – Какая?
   – Когда-нибудь нам позвонят и скажут, что кого-то застрелили или зарезали и засунули в багажник автомобиля. Мы откроем багажник и знаешь, кого мы там найдем?
   – Его, – ответил Дил.
   – Меня это не удивит. Сент-Айвес понесет кому-то деньги, например, в обмен на драгоценности, а вор решит, что ему нужно и то, и другое. Поэтому Сент-Айвес и окажется в багажнике.
   – Ты забыл упомянуть еще кое о чем, – сказал Дил, обращаясь к Оллеру, но глядя на меня.
   – О чем же?
   – Я надеюсь, что на наши вопросы, касающиеся личности убийцы, мы получим такие же исчерпывающие ответы, как и сегодня.
   Оллер улыбнулся.
   – Это было бы неплохо, не правда ли, Френк?
   На улице я поймал такси и попросил отвезти меня в уютный ресторанчик на Лексингтон авеню, между Пятьдесят Пятой и Пятьдесят Шестой улицами. После двух виски я успокоился, съел сэндвич, выпил кофе и поехал в «Джоплин».
   В просторном холле стояло несколько обшарпанных кресел, продавленный диван и сломанный телевизор.
   – Вам не нужна комната, – сказал портье, когда я подошел к конторке.
   – Нет.
   – Вы хотите задать несколько вопросов о парне, что выпрыгнул из окна восемьсот девятнадцатого номера? О Пескоу?
   – Я мог бы представиться вам, как его брат.
   – Могли бы.
   – Но вы бы мне не поверили?
   Бледно-голубые глаза портье скользнули по моему пальто, за которое я не так давно заплатил сто пятьдесят долларов.
   – Нет, не поверил бы.
   – Тогда считайте, что я из полиции.
   Портье нахмурился.
   – Вы – не полицейский, – твердо заявил он, – Вы могли бы сойти за репортера. Вы выглядите, как репортер.
   – Когда-то я работал в газете.
   – А теперь?
   – Теперь нет.
   – Сколько сейчас платят репортерам? Сотни три в неделю?
   – Примерно. Кому больше, большинству – меньше.
   – Значит, вы не репортер. Человека, получающего три сотни в неделю, не пошлют собирать сведения о таком, как Пескоу.
   – Давно он тут жил?
   – Вы знаете, как я получил эту работу? – неожиданно спросил портье.
   – Как?
   – Меня выгнала жена, и я переехал сюда. Потом меня выгнали с работы, я задолжал за номер, и меня взяли ночным портье. Я пытался найти что-то другое, но кому нужен работник, которому уже пятьдесят три года.
   – А чем занимался Пескоу?
   Но портье, казалось не слышал моего вопроса, погруженный в собственные проблемы.
   – Я получаю шестьдесят шесть долларов в неделю и жилье. Двадцать пять идут на алименты, еще шесть на страховку. Остается тридцать пять. Разве можно прожить на тридцать пять долларов в неделю?
   – Это довольно сложно, – я достал из бумажника двадцать долларов и положил их на конторку. Две секунды спустя деньги исчезли в кармане портье.
   – Пескоу жил тут месяц. Он ничего не делал. Я хочу сказать, не ходил на работу. К нему никто не приходил, не звонил, не писал писем Из номера он выходил, чтобы поесть. Несколько раз он не ночевал в отеле.
   Я достал пачку сигарет и предложил одну портье. Мы закурили.
   – И что сказала полиция?
   Портье пожал плечами.
   – Выпрыгнул из окна или выпал.
   – Но его не выкинули?
   Портье прищурился.
   – Да кто будет о него мараться?
   – Может, он задолжал кому-то немного денег и не хотел платить.
   – Но зачем его убивать? Пока он был жив, оставался шанс на то, что он когда-нибудь отдаст долг.
   – И немалый шанс. Пескоу был взломщиком сейфов. Одним из лучших. Перед тем, как Пескоу выпрыгнул из окна или выпал, к нему никто не заходил?
   Портье опустил глаза.
   – Как я уже говорил, тридцать пять долларов…
   Я положил на конторку еще десятку. Он убрал деньги в карман и оглядел пустой холл.
   – Я не говорю вам ничего из того, что не сказал полиции.
   – Конечно.
   – Двое мужчин поднялись наверх как раз перед тем, как Пескоу вывалился из окна.
   – Куда они пошли?
   Он покачал головой.
   – Не знаю. Они могли подняться и на восьмой этаж, и на пятый, и на двенадцатый. Я не знаю.
   – Они поднялись вместе?
   – Да.
   – Как они выглядели?
   – Не знаю. Клянусь богом, я их не запомнил. Я не приглядывался к ним. И упомянул о них только потому, что не видел, как они спустились вниз.

Глава 10

   Во вторник, в восемь утра, Майлс Уайдстейн принес мне девяносто тысяч в банкнотах по пятьдесят и двадцать долларов. Он выпил чашечку кофе, пока я считал деньги, и получил от меня новую расписку. В десять часов я входил в мужской туалет на втором этаже Вестсайдского аэровокзала. На моем плече висела сумка с эмблемой «Пан-Ам».
   Первая кабина слева оказалась свободной. Я закрыл за собой дверь, сел на унитаз, положив сумку на колени, и стал ждать.
   Через восемь минут соседняя кабина поменяла посетителя. Спустя еще тридцать пять секунд под перегородкой показалась дорожная сумка с эмблемой «Юнайтед Эйрлайнз». Я наклонился, поставил свою сумку на пол, поднял чужую, расстегнул молнию и заглянул внутрь. В ней лежали пять толстых тетрадей. Я вытащил крайнюю, раскрыл ее и получил полную информацию о том, как украсть семьдесят пять тысяч долларов у скупщика краденого из Питсбурга, который слишком откровенно беседовал с некоей девицей с Манхаттана. Запись, сделанная четким, напоминающим детский, почерком, датировалась девятнадцатым марта тысяча девятьсот пятьдесят третьего года. В конце указывались причины, по которым питтсбургский скупщик не мог пожаловаться на то, что его ограбили. Будь сегодня девятнадцатое марта указанного года, я бы не устоял перед искушением.
   Я положил тетрадь в сумку, достал вторую и пролистал ее. В ней содержались сведения, охватывающие деятельность Прокейна за пять лет, начиная с шестидесятого года. Я потянулся за третьей, когда в перегородку постучали. Я все-таки достал ее. Эта тетрадь помогла бы мне разбогатеть, попади я сейчас в пятьдесят пятый год. Я клал тетрадь в сумку, когда повторился нетерпеливый стук в перегородку. Застегнув сумку с тетрадями, я ногой вытолкнул другую, с деньгами, в соседнюю кабину, встал, открыл дверь и вышел из туалета.
   Майлс Уайдстен стоял метрах в десяти, засунув руки в карманы пальто. Он взглянул на меня, и я коротко кивнул. Джанет находилась чуть левее.
   – Пошли, – бросил я Уайдстейну.
   – Они у вас? – спросил он, пристроившись рядом.
   – Да.
   – Вы уверены?
   – Я не прочел всего, что там написано, но несколько страниц убедили меня, что эти тетради стоят девяносто тысяч, если Прокейн не хочет попасть за решетку.
   Нас догнала Джанет.
   – Не надо ли нам подождать и посмотреть, кто вынесет деньги из туалета?
   Не сбавляя шага, я покачал головой.
   – Оставайтесь, если хотите, но я должен уйти. Увидев меня, человек, получивший деньги, может открыть стрельбу.
   – Вы уверены, что журналы у вас? – вновь повторил Уайдстейн.
   – Все пять, – ответил я. Джанет коснулась моего локтя.
   – У нас машина.
   Мы вышли на Сорок Вторую улицу и сели на заднее сиденье ждущего лимузина. Уайдстейн назвал шоферу адрес Прокейна и нажал кнопку, приводящую в действие стеклянную перегородку. Сумка с журналами лежала у меня на коленях.
   – Можно мне взглянуть? – попросил Уайдстейн.
   Я вежливо улыбнулся и покачал головой.
   – Сначала я хотел бы отдать их Прокейну.
   Уайдстейн задумчиво посмотрел на меня.
   – Значит, вы берете на себя всю ответственность?
   – Это входит в мои обязанности.
   – Он не доверяет нам, Майлс, – вмешалась Джанет.
   – Это плохо, – пробурчал Уайдстейн, и больше мы не обмолвились ни словом, пока не вошли в кабинет Прокейна и я не передал ему сумку с журналами, полученную двадцать шесть минут назад.
   Когда он брал сумку, его руки слегка дрожали. Прокейн положил ее на стол, расстегнул молнию, достал журналы и взглянул на меня.
   – Вы просмотрели их?
   – Да.
   – Достаточно тщательно?
   – Во всяком случае, я понял, почему вы хотите их вернуть.
   Прокейн кивнул и, выбрав один из журналов, раскрыл на середине и пролистал несколько страниц. На его щеках выступили пятна нездорового румянца. Он повернулся к Уайдстейну и покачал головой.
   – Черт побери, – пробормотал тот.
   – Вы уверены? – спросила Джанет, подходя к Прокейну.
   Он протянул ей журнал.
   Джанет взглянула на раскрытую страницу, бросила журнал на стол и выругалась.
   Прокейн медленно обошел стол, осторожно опустился в кресло, вытащил из кармана пузырек, достал таблетку и положил ее в рот. Затем взглянул на меня.
   – Это не ваша вина, мистер Сент-Айвес.
   Джанет Вистлер и Уайдстейн также смотрели на меня. Судя по выражению их лиц, они не разделяли мнения Прокейна.
   – Это не его вина, – повторил Прокейн, перехватив их взгляды, – Определенно, не его, – казалось, он хотел убедить самого себя.
   – Ну хорошо, – заметил я, – тогда чья же?
   Они обменялись многозначительными взглядами. Впрочем, содержащаяся в них информация предназначалась не для меня.
   – Мне кажется, вам лучше присесть, мистер Сент-Айвес, – предложил Прокейн. – Нам надо поговорить. Хотите что-нибудь выпить?
   – С удовольствием.
   – Джанет, налейте что-нибудь мистеру Сент-Айвесу.
   – Шотландское с содовой? – спросила она.
   Я кивнул.
   Джанет принесла мне бокал и села рядом. Уайдстейн остался стоять, прислонившись к стене около пейзажа, на котором Прокейн изобразил свою коннектикутскую ферму в солнечный зимний день.
   – Мне следовало довериться вам, мистер Сент-Айвес, – пятна румянца на щеках Прокейна существенно поблекли, – Я этого не сделал и теперь оказался в крайне сложном положении.
   – Журналы подлинные, не так ли?
   – Да, они подлинные. Вы прочли, что в них написано?
   – Я прочел о скупщике краденого из Питсбурга. Что-то еще. Это учебное пособие для вора. Но я не понимаю, как вы могли, с такой тщательностью подготовив кражу, оставлять столь неопровержимые улики.
   Лицо Прокейна порозовело.
   – Излагая на бумаге план операции, я еще раз проверял каждый шаг, находил слабые места, вносил необходимые коррективы, – он провел рукой по лежащему перед ним журналу, – Потом я не открывал его несколько недель, затем вновь просматривал план операции. Как говорится, свежим взглядом.
   – Это стоило вам сто тысяч долларов, – сказал я. – Но сейчас вас волнует совсем другое?
   – Тут не хватает четырех страниц, – вмешался Уайдстейн.
   – Где?
   – В этом журнале, – Прокейн указал на черную тетрадь, лежащую на столе. – Я записываю в нее текущие дела.
   – Я обратил внимание, что план каждой операции занимает четыре страницы.
   Он кивнул.
   – Как я понимаю, украден план вашего следующего ограбления. Когда вы собирались провести его? Через неделю? Месяц?
   Прокейн покачал головой.
   – Мы готовили ее почти полгода.
   Я не спеша отпил из бокала.
   – Так когда?
   – Завтра. Завтра ночью мы хотим украсть миллион долларов.

Глава 11

   – До свидания, – я встал и направился к двери. Но не сделал и двух шагов, как Уайдстейн оказался передо мной. Я не мог выйти из комнаты без его разрешения. А он, судя по всему, полагал, что мне не следует торопиться с уходом. Он протянул руку и взял у меня пустой бокал, который я забыл поставить на стол.
   – Позвольте мне наполнить ваш бокал, мистер Сент-Айвес.
   Мне предстояло выбрать между дверью и виски. Но и я, и Уайдстейн понимали, что выбор заключался совсем в другом. Мы улыбнулись друг другу, и я отметил, что он чуть выше меня, чуть тяжелее и гораздо моложе. Он вопросительно поднял бокал, казалось, читая мои мысли.
   – Шотландское с содовой, – вздохнул я и вернулся в кресло, чтобы услышать, как кто-то скажет мне, почему я должен делать то, что мне совсем не хотелось делать. Эту миссию взял на себя Прокейн.
   – Миллион долларов – большие деньги, мистер Сент-Айвес.
   Я молча наблюдал, как он откинулся назад, заложив руки за голову и уставился в потолок, собираясь с мыслями.
   – Миллион долларов в этой стране являются символом успеха. Имея миллион, человек может уверенно смотреть в будущее. Только проценты составят сорок – шестьдесят тысяч в год, а на такую сумму можно прожить даже в Нью-Йорке, – он улыбнулся, – Мечта любого вора – украсть миллион. Наличными. За один раз. Такое случалось. Мне вспоминается бостонское ограбление в тысяча девятьсот пятидесятом, нападение на почтовый грузовик в Плимуте, Массачусетс, в шестьдесят втором. И, конечно, великое английское ограбление в следующем году. Тогда добыча составила семь миллионов долларов.
   Промолчав, Прокейн печально покачал головой.
   – Большинство участников этих ограблений за решеткой, причем до того, как успели потратить свою долю. Психиатры, разумеется, скажут нам, что они сами хотели, чтобы их поймали, наказали и так далее. Должен признать, я никогда не испытывал подобного желания. Это не только мое мнение, я консультировался с опытным специалистом.
   Я кивнул.
   – То есть вы обращались к психоаналитику, чтобы выяснить, не движет ли вами подсознательное желание быть пойманным и понести наказание.
   – И вас это удивляет?
   – Да, именно удивляет.
   Взгляд Прокейна остановился на одном из пейзажей, одиноком старом дубе, растущем в некотором отдалении от леса. Судя по всему, Прокейн рисовал весной и вновь очень удачно уловил игру света. Солнечные зайчики, казалось, плясали на темной коре.
   – Во всяком случае, теперь я уверен, что ворую не для того, чтобы быть пойманным. Так же, как мистер Уайдстейн и мисс Вистлер.
   – Этот парень проверил и меня, – улыбнулся Уайдстейн. – А Джанет он знал раньше.
   – Вы сказали, что крадете только у тех, кто не может обратиться за помощью к закону. Но где вы найдете преступника, у которого можно украсть миллион?
   Прокейн усмехнулся.
   – Кого бы вы предложили?
   – Я еще думаю над этим.
   – Если поставить цель просто украсть миллион, логичнее всего обратить внимание на бронированные грузовики, которые перевозят деньги из банков. Просто удивительно, где они берут таких некомпетентных охранников. Возьмем, для примера, прошлую осень. Преступники захватили бронированный грузовик и уехали вместе с деньгами. Вот тогда-то я начал думать о том, как можно украсть миллион.
   – Как мне кажется, это произошло в Нью-Йорке?
   – Совершенно верно. Три охранника везли недельную зарплату сотрудникам четырех крупных фирм. В шесть утра они остановились у закусочной, и двое пошли выпить чашечку кофе. Когда один из них вернулся, чтобы сменить третьего, налетчики, застав их врасплох, захватили грузовик и четыреста шесть тысяч долларов.
   – Кажется, они бросили грузовик где-то на пустыре, перенесли деньги в две другие машины, и больше о них не слышали.
   – И не услышат, если они будут держать язык за зубами.
   – Или не захотят, чтобы их поймали, – добавила Джанет. Прокейн согласно кивнул.
   – Во всяком случае, им не придется опасаться полиции или ФБР. Согласно последним данным, эти организации раскрывают лишь одно преступление из двадцати.