Томас Росс. Честный вор

   Уайдстейн повернулся ко мне.
   – Сент-Айвес, – он протянул «дипломат».
   – Благодарю, – ответил я, – Я этим не пользуюсь.

Глава 18

   Черный «кадиллак», двойник нью-йоркского собрата, встретил нас в Национальном аэропорту Вашингтона. Над Потомаком плыли низкие облака, предвещая мокрый снег. В Вашингтоне мне вечно не везло с погодой. Я попадал сюда или в пронизывающий холод, или в нестерпимый зной.
   Прокейн посмотрел на облака и повернулся к Джанет.
   – К пяти вечера должно проясниться, – сказала она.
   Я спросил у Прокейна, почему он интересуется осадками.
   – Если пойдет снег, все отменяется, – ответил тот.
   – Снега не будет, – вмешался в наш разговор словоохотливый водитель, – Мой нос чувствует снег за три дня. Снега не будет.
   Мы ехали на восток по авеню Независимости. Справа, в леске, показалось какое-то здание, отдаленно напоминающее греческий храм.
   – Что это? – спросил Прокейн у водителя.
   – Мемориал погибшим во Второй мировой войне. Их имена выбиты в камне. Всех убитых американцев.
   – Красивое здание, – кивнул Прокейн.
   – А это мемориальный комплекс Линкольна, – продолжал водитель. – Очень знаменитый.
   Мы мчались по широкому шоссе, отделявшему Центр искусств имени Кеннеди от Потомака. Рядом с Центром располагался жилой комплекс Уотергейт, самая дешевая однокомнатная квартира которого стоила сорок четыре тысячи долларов, а цена за трехкомнатную, с камином и видом на реку, достигала ста пятидесяти тысяч.
   Вскоре «кадиллак» свернул направо и, увидев знакомый ресторан «Райв Гоше», я понял, что мы въехали в Джорджтаун. Минут десять мы петляли по узким улочкам, обсаженным аккуратно подстриженными деревьями. Последний поворот на Эн-стрит и, проехав два или три квартала, водитель остановил «кадиллак» у трехэтажного кирпичного особняка, выкрашенного белой краской.
   – Если я не ошибаюсь, Джон Кеннеди жил на этой улице, когда был сенатором? – спросил я.
   – Да, в следующем квартале, – ответил Прокейн и велел водителю приехать ровно в десять вечера. Он поднялся по ступенькам, достал ключ, вставил его в замок и открыл дверь.
   – Это вы, мистер Прокейн? – послышался из глубины дома женский голос.
   – Да, – ответил он и повернулся ко мне. – Это моя домоуправительница, миссис Вильямс. Она прилетела вчера, чтобы подготовить дом к нашему приезду.
   В холл спустилась негритянка лет пятидесяти пяти в строгом темном платье и белоснежном фартуке. Прокейн представил ее мне и, взяв наши пальто, она повесила их в стенной шкаф.
   – Кого вы ждете к обеду? – спросила она.
   – Кроме нас, никого не будет, – ответил Прокейн и пригласил пройти в гостиную, освещенную старинным канделябром со свечами. Пол покрывал восточный ковер, чей почтенный возраст, как минимум, не уступал канделябру. По стенам висели портреты давно умерших людей, потемневшие от времени, над каминной доской – большое зеркало в золоченой раме. Домоуправительница последовала за нами.
   – Я думаю, вы хотели бы выпить кофе.
   – Да, с удовольствием, – согласился Прокейн. Она кивнула и через столовую, отделенную от гостиной высокими резными дверями, прошла на кухню. Я заметил длинный, узкий стол черного дерева, несколько стульев с высокими спинками, еще один канделябр, также со свечами.
   – Ну, мистер Сент-Айвес, как вам это нравится? – спросил Прокейн.
   – Дом принадлежит вам?
   Он покачал головой.
   – Нет, я снял его на шесть месяцев. Четыре уже прошло. Я приезжаю сюда раз в неделю и обычно приглашаю на обед кого-нибудь из влиятельных конгрессменов или сенаторов. Видите ли, на время я стал лоббистом.
   – И какой же законопроект вы проталкиваете?
   – Мне надо было найти предлог для аренды этого дома и пребывания в Вашингтоне. И я выбрал законопроект о защите диких животных. Оказывается, мы просто варварски уничтожаем их.
   – Я слышал об этом.
   – Вот я и решил им помочь.
   – А в остальное время вы занимались подготовкой операции?
   – Да, стараясь не упустить ни одной мелочи.
   – Это довольно сложно.
   – Но необходимо.
   – А почему вам не подошел мотель? – спросил я, положив ногу на ногу и вызвав негодующий скрип кресла, в котором сидел.
   – Если что-нибудь случится и в это дело вмешается полиция, проверят все мотели, но не частные дома на Эн-стрит.
   – Вы приказали водителю вернуться в десять часов. Значит, ограбление назначено на более ранний срок. Могу я узнать точное время?
   – Девять вечера.
   – И где это произойдет?
   Прокейн на мгновение задумался.
   – Полагаю, уже можно сказать вам об этом. В открытом кинотеатре для автомобилистов.
   – Там, где миллион долларов обменяют на партию героина?
   – Да.
   – Открытые кинотеатры очень удобны для такого вот обмена, – кивнул я. – Я сам пользовался ими три раза.
   – В вашем деле они просто незаменимы, – согласился Прокейн. – В открытом кинотеатре постоянное движение. Ходят люди, ездят машины, темно и достаточно многолюдно, чтобы гарантировать хоть некоторую безопасность.
   Домоуправительница внесла поднос с кофейником, кувшинчиком сливок, сахарницей и четырьмя фарфоровыми чашечками. Прокейн поблагодарил ее и взглянул на Джанет. Та разлила кофе.
   Наступило неловкое молчание. Казалось, мы обговорили все, кроме одного, ради чего мы и собрались в особняке на Эн-стрит, но никто не решался упомянуть о цели нашей встречи.
   – А что случится с нашими конкурентами? – спросил я.
   – Конкурентами?
   – Он имеет в виду тех, кто попытается украсть миллион и подставить нас под удар, – пояснил Уайдстейн.
   – Это зависит от них самих.
   – В каком смысле?
   – Последуют ли они украденному у меня плану или нет.
   – А если последуют?
   – Тогда я им не завидую.

Глава 19

   На обед нам подали свиные отбивные с косточками, украшенные бумажными розетками, чтобы не испачкать руки, картофельное пюре, салат и яблочный пирог. Я съел все, не забыв поблагодарить миссис Вильямс за вкусную еду и попросить добавки пирога.
   После обеда мы вернулись в гостиную. Майлс Уайдстейн поднялся на второй этаж и принес переносной телевизор. Шла программа новостей, и Уолтер Кронкайт рассказал нам, что делалось в мире.
   – Таково положение на сегодня, семнадцатое октября тысяча девятьсот… – Уайдстейн выключил телевизор, не дав Кронкайту договорить, какого года.
   – Ну что ж, – Прокейн встал, – я вижу, что сегодняшний день ничуть не лучше предыдущего. Пожалуй, нам пора собираться.
   Миссис Вильямс достала наши пальто, и мы неторопливо оделись.
   – Машина придет за вами в десять часов, миссис Вильямс, – сказал Прокейн.
   – Да, сэр.
   – Я вернусь в Нью-Йорк завтра.
   – К ленчу или обеду?
   – Скоре всего, к обеду.
   – Да, сэр.
   – Спасибо за обед, миссис Вильямс, – он повернулся к нам. – Мы выйдем через черный ход.
   По бетонной дорожке, петляющей между клумбами и кустами, мы подошли к гаражу. Прокейн достал из кармана ключ, открыл дверь и, подняв правую руку, щелкнул выключателем. В гараже стояли две «шевроле-импалы», одна – темно-зеленая, другая – черная. Прокейн нажал кнопку в стене, и дверь гаража плавно поднялась вверх.
   – Мы поедем на зеленой, мистер Сент-Айвес, – сказал он.
   Джанет Вистлер и Майлс Уайдстейн уже садились в черную «импалу».
   Прокейн подождал, пока Уайдстейн выедет из гаража и завел мотор.
   С Эн-стрит мы свернули на Висконтин авеню и далее на Эм-стрит. Уайдстейн ехал в крайнем левом ряду, мы за ним. При выезде на Кей-бридж нам пришлось остановиться перед светофором.
   – Куда мы едем? – спросил я. – В Мэриленд или Виргинию?
   – Виргинию, – ответил Прокейн, – Вы там бывали?
   – Один раз.
   Зажегся зеленый свет, мы пересекли Потомак и повернули направо, к мемориалу Джорджа Вашингтона. Прокейн держался метрах в двадцати от «импалы» Уайдстейна.
   – Мне показалось, что они нервничали, – заметил я.
   – Разумеется. А разве вы совершенно спокойны?
   – Нет, я просто боюсь.
   Прокейн довольно хмыкнул.
   – А мне все это очень нравится.
   – Вероятно, вы – прирожденный вор.
   Он снова хмыкнул.
   – Возможно, вы правы.
   Пятнадцать минут спустя мы подъехали к развилке и повернули налево, к Виргинии, затем вновь налево и оказались на кольцевой дороге Вашингтона.
   – Вы меня очень удивили, Сент-Айвес, – сказал Прокейн через несколько минут.
   – Чем же?
   – Тем, что не нашли причины отказаться от участия в нашем мероприятии.
   – Я нашел три дюжины причин.
   – Но, тем не менее, вы здесь.
   – Да, я здесь.
   – Своими действиями вы нарушаете закон.
   – Полагаю, что да.
   – И вас это не беспокоит?
   – Не слишком.
   – Вам кажется, что кража миллиона долларов у торговцев наркотиками и ограбление банка на ту же сумму – две большие разницы?
   – Я старался убедить себя в этом.
   – И вам это удалось?
   – Частично.
   – Как это?
   – Меня радует, что вы хотите помешать торговцам наркотиками. Я ненавижу героин. Он загубил слишком много жизней.
   – И этим вы оправдываете свое участие?
   – Не оправдываю, но нахожу какой-то смысл в том, что делаю.
   – После этой кражи цена героина, несомненно, подскочит. Это означает, что наркоманам придется красть больше, чем теперь, чтобы заплатить за эту отраву. Уровень преступности повысится. Если кто-то из них решится на вооруженный разбой, погибнут невинные люди. Вы думали об этом?
   – Нет.
   – И не надо.
   – А вы?
   – Я принимаю себя таким, какой я есть. Я – вор. Но я краду только у тех, кто нарушил закон. Этим я успокаиваю свою совесть, – он помолчал. – Если она у меня есть.

Глава 20

   Проехав шесть или семь миль по кольцевой дороге, мы свернули на шоссе 27. Уайдстейн по-прежнему держался метрах в двадцати впереди. Наступившая ночь не позволяла разглядеть окрестности. Изредка мелькали освещенные дома, мы пересекли три речушки, проехали мимо двух бензоколонок.
   Я думал о том, каким же образом я оказался рядом с вором, готовящимся украсть миллион. Вряд ли он рассчитывал получить деньги, приставив пистолет к чьему-то виску. Дело обстояло гораздо сложнее, поскольку на этот миллион нацеливался кто-то еще. И не только нацеливался, но и знал, что для этого надо сделать. Прокейн предоставил своим конкурентам подробнейший план ограбления.
   Меня подмывало спросить Прокейна, что ждет этих людей, но, не надеясь получить ответ, я вспомнил Бобби Бойкинса, избитого до смерти за то, что он захотел жить несколько лучше, чем уготовила ему судьба. Я вспомнил Джимми Пескоу, выброшенного из окна из-за того, что он слишком внимательно читал дневники Прокейна. И гордость моторизованной полиции Нью-Йорка, Френсиса X. Франна, жаждущего сменить форму патрульного на штатский костюм детектива. Или собравшегося шантажировать Прокейна и кого-то еще, принесшего дневники в туалет аэровокзала.
   Слежка за мной обошлась Франну слишком дорого. Те, кто принес журналы, скорее всего, разделались с ним так же, как с Бойкинсом и Пескоу.
   А, убив троих, они, я не сомневался, что это они, а не он, не остановились бы перед тем, чтобы отправить на тот свет еще двоих, троих или шестерых. Гораздо больше людей нередко гибло за куда меньшую сумму, чем один миллион долларов.
   И тут мне показалось, что я нащупал ниточку, связывающую смерть Бойкинса, Пескоу и Франна, но мои размышления прервал возглас Прокейна: «Мы почти на месте».
   Кинотеатр располагался слева от шоссе. Красная неоновая вывеска гласила: «Биг Бен Драйв-Ин». Чуть ниже следовали названия фильмов, демонстрировавшихся в тот вечер: «Раздень меня», «Венок из незабудок» и «Ненасытный».
   Мои часы показывали восемь пятьдесят.
   – Мы приехали чуть раньше, – сказал Прокейн.
   – Тем лучше. Я бы не хотел пропустить начало.
   – Не волнуйтесь, вы все увидите.
   Он сбавил скорость и свернул к открытому кинотеатру. Уайдстейн уже брал билеты, передавая кассирше деньги через окно автомобиля. Прокейн притормозил, ожидая, пока он отъедет от будки.
   – Сколько? – спросил он у кассирши, женщины средних лет.
   – Три доллара с человека, – ответила она. – Если вы поторопитесь, то успеете к началу «Венка из незабудок».
   Подъездную дорогу к кинотеатру с двух сторон ограждал высокий забор. Слева он оканчивался в пятнадцати ярдах, а справа шел вокруг всей площадки, ограждая экран от взоров безбилетников.
   Посреди кинотеатра шла широкая дорога, по обе стороны которой располагались ряды стоянок с индивидуальными динамиками и обогревателями. В приземистом квадратном здании находились киноаппаратура и буфет.
   Пока Прокейн, потушив огни, медленно ехал вдоль забора, я насчитал три дюжины машин. Судя по всему, популярность кинотеатра среди вашингтонцев оставляла желать много лучшего.
   Прокейн въехал на стоянку последнего ряда и заглушил двигатель.
   – А где Уайдстейн и Джанет? – спросил я.
   – В следующем ряду, справа от вас.
   – В машине их нет.
   – Они пошли в буфет.
   – Куда я должен смотреть, чтобы не упустить самого главного?
   – Третий ряд от нас, левая часть.
   – Но там нет ни одной машины.
   – Они приедут.
   – Когда?
   Прокейн взглянул на часы.
   – У вас есть еще пять минут. Расслабьтесь и посмотрите фильм.
   Я взглянул на экран. Одна женщина помогала другой снять бюстгальтер. Когда его, наконец, сняли, в комнату вошел мужчина. Женщина без бюстгальтера застеснялась и закрыла грудь руками. Ее подруга улыбалась. Так же, как и мужчина. Они начали говорить друг с другом, и я отвернулся.
   – Если вам не трудно, возьмите динамик в машину, – попросил Прокейн.
   – Хорошо, – ответил я, открыл окно, поднял динамик с подставки и перенес его в кабину.
   – Вы хотите, чтобы я включил звук?
   – Только, если вы будете слушать.
   – Мне больше нравится тишина, – ответил я. Прокейн вновь взглянул на часы.
   – Через тридцать секунд в третий от нас ряд въедет голубой «додж».
   – И кто в нем приедет?
   – Южноамериканец.
   Тридцать секунд спустя третий ряд по-прежнему оставался пустым.
   – Он опаздывает, – пробормотал я.
   – Вы нервничаете, – усмехнулся Прокейн.
   – Это точно.
   Прошло еще пятнадцать секунд, и голубой «додж» с белым верхом вполз в третий от нас ряд. Вероятно, водитель тоже предпочитал тишину, потому что динамик остался на подставке.
   Я увидел Уайдстейна и Джанет Вистлер, идущих к своей «импале». Уайдстейн нес картонную коробку, как мне показалось, с пакетом воздушной кукурузы и двумя бутылочками «кока-колы». Они залезли в кабину и приникли друг к другу.
   – Изображают влюбленных? – спросил я.
   – Да.
   – Кого мы теперь ждем?
   – Автомобиль с четырьмя пассажирами.
   – Какой марки?
   – Не знаю.
   Несколько секунд спустя «олдсмобиль», черный или темно-синий, остановился рядом с «доджем». Их разделяла лишь подставка с двумя динамиками. Четырех пассажиров «олдсмобиля» также не интересовали экранные разговоры.
   – Посмотрите налево, – сказал Прокейн. – Видите двух мужчин?
   – Они что-то несут.
   – Да. Они только что вышли из буфета.
   – А чем они вас заинтересовали?
   – Именно они собираются украсть миллион долларов.
   Я не спросил, откуда ему это известно. Я не спускал глаз с этих мужчин. Они были в пальто и низко надвинутых шляпах. Каждый нес в руках по подносу. Подойдя к «доджу», они, как по команде, поднесли к лицу правую руку.
   – Маски, – прошептал Прокейн, – Они в точности следуют плану.
   Резким движением мужчины отбросили подносы. Один, более высокий, метнулся вперед и, схватившись за ручку, рванул на себя дверцу «доджа». Второй нырнул в кабину и через три секунды выскочил обратно. К моему удивлению, выстрела я не услышал.
   – Шелуха мускатного ореха, – пояснил Прокейн. – Попадая в глаза, она вызывает дикую боль.
   Оставив дверцу «доджа» открытой, мужчины обогнули его сзади и бросились к «олдсмобилю», один – справа, другой – слева. Все четыре дверцы большого автомобиля открылись одновременно. Кто-то выскочил с заднего сиденья и тут же повалился на землю, прижав руки к лицу.
   – Снова мускатный орех? – спросила я.
   – Да.
   Один из мужчин вытащил с заднего сиденья «олдсмобиля» небольшой чемодан. Вернувшись к «доджу», они достали оттуда еще два, судя по виду, более тяжелых, бросились бежать. От «олдсмобиля» доносились крики и стоны. Кто-то сполз на землю с переднего сиденья и стоял на коленях, качаясь из стороны в сторону. Издалека казалось, что он молится.
   Двое похитителей бежали к буфету. Тяжелые чемоданы не давали им набрать скорость.
   – Они взяли героин, – в голосе Прокейна слышалось недоумение.
   – Похоже, фунтов сто десять, – кивнул я. – Разве это не входило в ваши планы?
   – Нет, – он завел двигатель, – в мои планы это не входило.
   – А что теперь?
   – Поставьте динамик на место и следите за Уайдстейном.
   Тот уже не обнимал Джанет, а, вырулив со стоянки, мчался к выезду из кинотеатра. Несколько мгновений спустя его «импала» исчезла меж высоких заборов.
   – Теперь наша очередь, – Прокейн выехал со стоянки. – Правда, придется немного подождать.
   Маленький зеленый «мустанг» показался из-за здания буфета. Я не заметил, чтобы его пассажиры куда-то спешили.
   – Надо сказать, сработали неплохо, – заметил Прокейн.
   – Как профессионалы.
   – Правда, они затратили несколько больше времени.
   Я взглянул на «додж» и «олдсмобиль». Там все осталось без изменений.
   – И сколько это будет продолжаться? – спросил я.
   – Еще несколько минут. Или чуть дольше. Потом они придут в себя. Мускатный орех – штука очень капризная.
   – Я слышал об этом. А чем в это время займемся мы?
   – Мы? Мы украдем миллион долларов у двух воров.

Глава 21

   «Мустанг» угодил в ловушку. Я понял это, как только Прокейн выехал за ворота. В тридцати метрах впереди, там, где оканчивались заборы, Уайдстейн перегородил дорогу, поставив машину поперек узкой полоски асфальта.
   Сердито вспыхнули тормозные огни «мустанга», и он остановился метрах в пяти от «импалы» Уайдстейна. Дверцы «мустанга» раскрылись, и справа из кабины выскочил мужчина. Я увидел блестящий нейлоновый чулок, натянутый на его голову. Он что-то кричал.
   Уайдстейн выглянул из-за капота, освещенный фарами «мустанга», и беспомощно развел руками, как бы говоря, что не в силах завести мотор. Мужчина в маске нырнул в кабину и через мгновение появился вновь. В руке он держал автоматический карабин с обрезанным стволом.
   Прокейн включил фары. Мужчина взглянул в нашу сторону, крикнул что-то водителю «мустанга» и пошел к машине Уайдстейна. Водитель «мустанга» вылез из кабины. Дуло его пистолета смотрело прямо на нас.
   – Держитесь крепче! – рявкнул Прокейн, вдавливая в пол педаль газа. Я схватился руками за ремень безопасности, и мы врезались в «мустанг» на скорости пятнадцать миль в час. Раздался треск и скрежет металла, «мустанг» прополз вперед сантиметров двадцать. Вероятно, водитель поставил его на ручной тормоз. Тут же раздался выстрел и в лобовом стекле нашего автомобиля появилась большая дыра.
   – На вашу сторону! – крикнул Прокейн. Я открыл дверь и вывалился на асфальт, больно ударившись коленом. Прокейн последовал за мной.
   – Закройте дверь! – приказал он.
   – Мне ничего не видно, – пожаловался я, захлопывая дверцу «импалы».
   – Напрягите ваше воображение, – огрызнулся Прокейн. Он уже достал «вальтер» из внутреннего кармана.
   Раздалось три выстрела. Мужчина с автоматическим карабином появился из-за «мустанга» и, низко согнувшись, побежал к машине Уайдстейна, обходя ее справа. Я решил, что стрелял его напарник, отвлекая внимание.
   – Стой! – властно крикнул Прокейн.
   Мужчина с карабином мгновенно обернулся. Если бы он нажал на спусковой крючок секундой раньше, то разорвал бы нас пополам.
   От него нас отделяло метров девять. Прокейн выстрелил, но промахнулся. Я начал пятиться к багажнику «импалы». Прокейн снова выстрелил и вновь неудачно. Я понял, что стрелять он не умеет.
   Как мне показалось, мужчина с карабином улыбался. Во всяком случае, сквозь его маску проглядывало что-то белое. Он поднял карабин к плечу. Я продолжал пятиться. Прокейн выстрелил в третий раз, но я уже не надеялся на успех. Мужчина прицелился в Прокейна. Следующая пуля досталась бы мне.
   Джанет Вистлер выступила из-за поднятого капота машины Уайдстейна и тремя выстрелами в спину уложила мужчину с карабином.
   При первом выстреле тот дернулся назад и его руки взлетели, как птицы. Карабин отлетел куда-то в сторону. Мужчина шагнул вперед, но тут его настигла вторая пуля. Он уже начал падать, когда третья пригвоздила его к земле.
   – Я плохо стреляю, – попытался оправдаться Прокейн.
   – Это заметно, – ответил я.
   Джанет Вистлер на мгновение застыла, глядя на свою жертву, а затем повернулась и скрылась за поднятым капотом.
   – За мной, – прошептал Прокейн и на четвереньках заковылял к багажнику нашей машины.
   С левой стороны, освещенной уцелевшей при столкновении фарой «импалы», никого не было. Дверца «мустанга» оставалась открытой.
   Мы добрались до передних колес, когда Прокейн крикнул: «Нас четверо и мы вооружены. Ваш напарник мертв. Вам лучше сдаться».
   Ответа не последовало. Прокейн поднялся на ноги. Я – за ним, но гораздо медленнее.
   – Положите руки на голову и выйдите вперед, чтобы я мог вас видеть, – продолжил Прокейн. Я искоса взглянул на него. Глаза Прокейна сверкали, а усы воинственно топорщились.
   Мужчина выступил из-за открытой дверцы «мустанга», но его руки не лежали на голове. Наоборот, правая сжимала пистолет, а левая служила ей опорой. Для устойчивости он чуть присел, как делают профессиональные стрелки, когда хотят попасть наверняка. Целился он в меня.
   И тут мне все стало ясно, включая тот факт, что мне предстояло умереть. Интуитивная догадка нашла подтверждение в некоторых мелочах, на которые я сначала не обратил внимания. Если бы не близкая смерть, я мог похвалиться своей превосходной памятью и блестящим анализом, который мне удалось провести, чтобы найти тех, кто убил Бобби Бойкинса и выбросил из окна восьмого этажа Джимми Пескоу.
   Прокейн попытался меня спасти. Он нажал на курок «вальтера», но вместо выстрела раздался сухой щелчок. Мне оставалось лишь смотреть на дуло пистолета, направленного мне в грудь.
   – Эй, приятель! – раздался голос за спиной мужчины в маске.
   Тот круто обернулся, и тут же его ударила первая пуля. Ответный выстрел, естественно, не мог попасть в цель. Уайдстейн шел к мужчине, продолжая стрелять. Тот повалился на землю, перевернулся на спину и застыл, раскинув руки. Пиджак и пальто расстегнулись, на белой рубашке темнели три красных пятна. Прокейн повернулся ко мне, протягивая «вальтер».
   – Осечка, – виновато пробормотал он.
   – Я знаю.
   – Наверное, мне следовало швырнуть в него пистолет.
   – Теперь это уже не имеет значения.
   Он взглянул на мертвого мужчину.
   – Да, разумеется.
   Уайдстейн подошел к нам в сопровождении Джанет. Мне показалось, что с нашей последней встречи они здорово побледнели.
   – Он молодец, – Уайдстейн коснулся носком плеча мертвеца.
   – И его напарник ничуть не хуже, – добавил Прокейн.
   – Я не ожидал от них такой прыти, – продолжал Уайдстейн. – Давайте посмотрим, кто они.
   Прокейн присел, чтобы снять маску с лица убитого. Джанет Вистлер отвернулась. Уайдстейн поднял голову, вероятно, чтобы убедиться, что осадков не ожидается.
   – Снимать маску совсем не обязательно, – сказал я.
   Прокейн взглянул на меня.
   – Почему?
   – Я знаю, кто они, – я старался, чтобы в моем голосе не слышалось самодовольства. Кажется, мне это удалось.
   – Кто же?
   – Это Френк Дил. А тот, с карабином, Карл Оллер.
   – Детективы, – кивнул Прокейн. – Они беседовали со мной вчера, – в его голосе звучало недоверие.
   – Если вы мне не верите, снимите маску.
   Прокейн осторожно стянул нейлоновый чулок. Холодные глаза Френка Дила, казалось, смотрели прямо на меня.
   – Вы хотите взглянуть на второго? – спросил я.
   – Нет, – Прокейн встал, – Почему они это сделали?
   – По двум причинам, – ответил я.
   – Как именно?
   – Во-первых, миллион долларов.
   – А во-вторых?
   – Сегодня среда.
   – И что?
   – Это их выходной день.

Глава 22

   Я помог вытащить три чемодана с заднего сиденья «мустанга». Мы положили их в багажник машины Уайдстейна. Я нес самый легкий, весом не больше тридцать фунтов. Миллион долларов наличными весил куда меньше, чем купленный на него героин.
   – И что вы собираетесь с ним делать? – спросил я, залезая на заднее сиденье рядом с Джанет.
   – С чем? – Прокейн повернулся ко мне.
   – С героином.
   – Разумеется, уничтожим его. Но я никак не пойму…
   Он не успел закончить фразу, потому что Уайдстейн взглянул назад и крикнул: «Ложись!»
   Вместо этого я обернулся и увидел темный «олдсмобиль», подкативший к «импале» Прокейна. Из него выскочило четверо мужчин, и я спрятался на заднее сиденье.
   Наша машина рванулась с места одновременно с первыми выстрелами. Джанет полулежала на сиденье, с закрытыми глазами. Несколько мгновений спустя, когда мы выехали на шоссе 27, она открыла глаза и подмигнула мне. Мы сели.