Страница:
Конечно, напрашивался самый соблазнительный вариант: отыскать на трибуне злодея с кривой усмешкой и выколотить из него подробности адского замысла. Ясное дело, господин этот тоже не обретается в одиночестве, просто его телохранители не афишируют свое присутствие, в отличие от «горилл» клана Ямаоки, поскольку в их задачи не входит демонстрация силы. Однако и эту идею Дэмура отмел не из-за неизбежности предстоящей схватки, а из-за сложности осуществления и ненадежности результатов.
Кадзе молчал всю дорогу, значит, и Куяма не смел рта раскрыть. Вместо полагающейся шефу длинной черной «тойоты» с автоматическим переключателем скоростей они воспользовались обычной патрульной машиной, с помощью сирены прокладывая себе путь в плотном потоке транспорта. Вместо постоянного шофера Кадзе машину вел какой-то сержант средних лет, вел, по мнению Куямы, крайне непрофессионально. Запаздывал с переключением скоростей, включал тормоза тоже с запозданием и совершенно не считался со встречным движением. Он помнил только, что должен поторопиться. Так распорядился шеф, вот водитель и гнал вовсю, как видно, полагая, будто этот приказ обязывает всех остальных водителей к содействию. Возможно, он был прав. Встречные автомобилисты жались в сторону, мчащиеся наперерез тормозили, уступая дорогу, едущие впереди с готовностью позволяли себя обгонять.
За окнами машины мелькали улицы Иокогамы и до места водных гонок оставалось рукой подать, когда Кадзе наконец заговорил.
— На взгляд Дэмуры, эти стычки с якудза начаты по частной инициативе Нисиямы и его людей.
Шеф произнес эту фразу в утвердительной форме, однако тотчас умолк и бросил взгляд на Куяму. Тот поспешно кивнул.
— Совершенно верно, Кадзе-сан.
— Возможно, Дэмура прав, — заметил Кадзе с едва уловимой насмешкой в голосе. — Однако благодаря ему вся империя Ямаоки ввязалась в войну. Ведь у него застряло предложение Камады о перемирии, именно он нанес самый ощутимый ущерб якудза, и главари банды явно пребывают в уверенности, будто бы он работает на клан Ямаоки.
Куяма не решился спросить, с чего шеф это взял. Он не мог понять, к чему Кадзе говорит ему об этом. Желает преподать наглядный урок молодому, только начинающему карьеру сыщику? Или рассчитывает, что его высказанное эзоповым языком пожелание будет передано Дэмуре: пусть, мол, старик продолжает разжигать вражду между бандой якудза и империей Ямаоки? А может, шеф попросту размышляет вслух, не стесняясь присутствия сына своего лучшего друга детства? Поди тут разбери.
— Дэмура полагает, что якудза нанесут ответный удар во время гонок, и если он окажется прав, то дело действительно выйдет за рамки частной инициативы Нисиямы.
— Да, Кадзе-сан, — Куяма не всецело разделял мнение шефа, но ведь ему и не предлагалось привести контраргументы. Трудно было представить, чтобы Нисияма пошел на конфликт с якудза или на частное расследование без согласия Ямаоки.
— И скажу тебе еще кое-что, сынок. Дэмура делает это не случайно. Дэмура намеренно науськивает их друг на друга.
Это приветливое, давно не употребляемое обращение придало храбрости Куяме.
— Мне показалось, Дэмура и не помышляет о подобном.
— А ему и нет нужды обдумывать такие дела. Дэмура действует не раздумывая, это у него в крови. После войны, когда всяких банд расплодилось видимо-невидимо, такая тактика была нашим сильнейшим оружием. — Словно бы ностальгия прозвучала в его тоне. — Мечом и ножом бандиты сводили между собой личные счеты, даже трупы аккуратно подбирали и сами хоронили, а нам зачастую только и оставалось, что наблюдать за событиями да подогревать страсти.
Куяме доводилось слышать нечто подобное в Соединенных Штатах, где фактические свидетельства войны между гангстерскими бандами в период сухого закона демонстрировали с такой же гордостью, как японцы — меч сегуна Хидетаки. Уже тогда эта история пришлась ему не по душе. В детстве торжество справедливости Куяма представлял себе приблизительно так: если двое громко ссорятся или дерутся, то непременно тотчас же вмешается полицейский и наведет порядок. Провоцировать кровавые стычки полиции не пристало, ведь тем самым стражи закона косвенно признают собственную беспомощность и неумение ликвидировать преступные банды каким-либо иным способом. Во всяком случае, для японской полиции это недопустимо.
— Метод, разумеется, противозаконный, зато весьма эффективный, — продолжил Кадзе. — Никаких тебе судебных проволочек или апелляций защиты… И улики собирать не надо. Преступление уж как бы и несет в себе наказание.
— А какова участь победителей? — вежливо поинтересовался Куяма.
Последовала долгая пауза, прежде чем Кадзе ответил на вопрос.
— Часть из них была арестована.
Куяма погрузился в размышления. Те времена давным-давно миновали, а современная полиция обладает достаточной силой, чтобы вступить в открытую борьбу с бандами якудза. Однако слишком свежи были в памяти слова Дэмуры о тайной войне, объявленной империей Ямаоки преступному миру.
Кадзе, по всей видимости, не намерен был развивать тему, и Куяма, ухватясь за поручень, чтобы не толкнуть шефа при крутом вираже машины, вдруг подумал: а не с этой ли целью Кадзе привлек Дэмуру к расследованию?
Полицейские приближались к месту катерных гонок. Вот уже показался вздымающийся над водой изящный обвод трибуны и въезд на подземную автостоянку, и у обоих полицейских только мелькнула было мысль, что они вовремя успели, когда раздался взрыв.
Катера проходили последний круг. Выполнив разворот на самой отдаленной позиции, они на полной скорости мчали к берегу, словно бы ничуть не боялись врезаться в трибуну. Рев моторов усилился, позади катеров тянулся пенящийся след. Когда эта неудержимо несущаяся вперед фаланга впервые приблизилась к трибуне, большинство зрителей непроизвольно содрогнулись от страха. На четвертый заход лишь несколько человек ощутили внутри легкую дрожь, а остальные следили за буйком в том месте, где катера, кренясь набок, делали крутой поворот, чтобы вновь набрать скорость. Поначалу устроители разработали трассу соревнований с таким расчетом, чтобы технически сложнейшие повороты проделывались на виду у зрителей, близ трибуны. Затем выяснилось, что зрителей гораздо больше привлекают те этапы гонок, когда катера мчатся на предельной скорости. Теперь любители острых ощущений получили то, что хотели.
Катер-фаворит, лидирующий в гонках, естественно, был собственностью Ямаоки. Впрочем, никто и не сомневался в конечном результате, ведь истинной данью памяти умершего должна быть победа, а не минутное молчание, когда каждый мысленно прикидывает ход очередного этапа гонок.
Катера надвигались на трибуну, быстро увеличиваясь в размерах, и зрители опустили бинокли. Теперь никто не смотрел на световое табло, на трибуне смолкли все разговоры, каждый, затаив дыхание, не сводил глаз с приближающегося фаворита. Можно было даже разглядеть рулевого; наклонившись вперед, тот старался не пропустить отрезок трассы, где следовало резко затормозить. Место это ничем не отмечено, здесь может выручить лишь опыт, с точностью до дюйма подсказывающий нужный момент. Затормози гонщик метром раньше — и его догонят остальные, проскочи он лишний метр — и катер прибьет к берегу… События разыгрались столь стремительно, что многие зрители не сразу поняли, что произошло, и расспрашивали сидящих рядом. Люди вскакивали на сиденья, чтобы получше разглядеть происходящее. С левого крыла трибуны доносились крики, крайние сектора тонули в клубах дыма, откуда вырывались языки пламени. А произошло вот что. Лидирующий катер не замедлил ход и не заложил вираж. Те из зрителей, кто уловил смысл происходящего, застыв от ужаса, смотрели на гонщика, безуспешно пытавшегося повернуть штурвал. Видимо, почувствовав, что попытки его безнадежны, рулевой стал торопливо выбираться из кабины. При такой скорости удариться о воду — все равно что грохнуться об асфальт. И все же этот вариант казался лучше, нежели… Гонщик не успел спрыгнуть за борт. Буй находился от трибуны метрах в ста. Катер мчал со скоростью не меньше ста двадцати километров, то есть проходя километр за полминуты. Стало быть, короткий, стометровый отрезок до трибуны он преодолел за какие-нибудь три секунды. Мгновением раньше судно горделиво приближалось к месту разворота, а в следующий миг ракетой устремилось к берегу. Ну а затем раздался взрыв, к небу взметнулись языки пламени, охваченных паникой людей окутали черные клубы дыма.
Дэмура этой картины не видел. Он находился на берегу, стараясь отыскать телефонную будку. Ему пришла мысль позвонить в полицию и сказать, что по заданию террористической организации он подложил бомбу на один из гоночных катеров. Дэмура полез было в карман за мелочью, и в этот момент раздался взрыв. Вытащив носовой платок, старик вытер мгновенно вспотевший лоб. Он сожалел, что все так случилось. Ему жаль было погибшего гонщика, жаль несчастных женщин на трибуне, истошно кричащих от ужаса и боли, жаль тех людей, что неминуемо будут задавлены в случае паники, жаль пострадавших от осколков. Но в некотором отношении он, можно сказать, успокоился. Наступил конец состоянию беспомощности и бессилия, когда не знаешь, как быть и что предпринять. Состояние это было абсолютно непривычным для Дэмуры, и оно измотало его больше, чем мысль о том, что в какой-нибудь сотне метров от него произошла чудовищная трагедия. Послышался рев сирены, и Дэмура увидел, как полицейский автомобиль, внезапно затормозив, наполовину перекрыл дорогу; из машины выскочили Кадзе и Куяма. Было интересно наблюдать за ними со стороны. Ни тот ни другой не бросились к горящему катеру, вокруг которого сновали пожарные, не поспешили на помощь полицейским, пытавшимся предотвратить панику и поскорее вывести людей из аварийной зоны. Кадзе озирался по сторонам, словно искал кого-то. Дэмура отодвинулся поглубже в тень. Затем из людской сутолоки выбрался полицейский офицер и побежал к Кадзе, на ходу отдавая честь. Дэмура отвернулся. Смотреть, как высокий столичный чин принимает на себя руководство действиями, было совсем неинтересно. Мог бы подоспеть и пораньше! Дэмура сокрушенно покачал головой. Долгое время ему казалось, что нападение будет совершено на правящую верхушку империи Ямаоки: грех не воспользоваться таким случаем, когда ведущие деятели собрались все вместе. Возможно, бандиты именно на это и рассчитывали, и лишь в последний момент выяснилось, что осуществить замысел им не под силу. Или же они по-прежнему уклоняются от прямого столкновения и взрыв катера — всего лишь грозное предостережение? Трудно судить. На его взгляд, кровавая трагедия слишком чудовищна, чтобы расценивать ее как предостережение, но ведь времена меняются. Вот ведь и якудза не те что прежде. В былые годы гангстер, прибегающий к столь трусливым, подлым методам борьбы, когда гибнут безвинные, совершенно посторонние люди, а неприятелю наносится лишь чисто символический материальный ущерб, — такой гангстер мгновенно потерял бы всякий авторитет… Дэмура взглянул на табло, где отмечались результаты гонок. Все остальные катера благополучно пришли к финишу, результаты соревнований — если, конечно, их не опротестуют — пока считаются действительными. Дэмура не помнил, на какое судно он делал ставку, но в одном был уверен: его катер не принадлежал Ямаоке.
Из репродуктора над трибуной загремел добрый голос диктора, призывавший зрителей оставаться на местах; программа, несмотря на прискорбный несчастный случай, будет продолжена, сейчас вниманию публики предлагается показательное выступление спасателей на водах. Ясное дело, подумал Дэмура. Если вся людская масса разом хлынет к выходу, то пожарным и санитарам не подступиться к разрушенному взрывом сектору трибуны. Да и с какой стати прекращать соревнования из-за обычного несчастного случая!
Дэмура собрался было вернуться обратно на трибуну, когда вдруг на мостике, ведущем к берегу, показался «господин с ухмылкой». Сыщик застыл на месте. Взгляд незнакомца на миг задержался на нем, словно тот пытался вспомнить, где он видел этого старика. Дэмура дал ему пройти и последовал за ним в некотором отдалении. Пришлось пойти на риск, спрятаться было не за кого. А впрочем, что тут особенного: двое зрителей по чистой случайности одновременно повернули к выходу. Оба знают, что самая интересная часть программы завершена. Господин свернул к кассам. Дэмура вытащил свой билетик и поспешил следом. Наконец-то ему представилась возможность разглядеть этого субъекта вблизи. Типичный бизнесмен. Или преуспевающий юрисконсульт крупной фирмы… Дэмура был уверен, что незнакомец получил блестящее университетское образование и ему не понадобилось марать руки в кровавых схватках, чтобы достичь верхних ступенек в иерархии якудза. Ведь если предположить, что с Хишикавой расправились бандиты якудза, то господин этот из их компании. Респектабельный делец, не считающий зазорным в случае необходимости устранить конкурента. Дэмура вынужден был признать, что конкурент, скорее всего, был с ним одного поля ягода.
Деловой господин щеголял в легком пальто, подбитом каким-то темным мехом, выигравший билет он извлек из роскошного бумажника мягкой черной кожи, в карман были небрежно засунуты дорогие кожаные перчатки… Незнакомец выглядел как манекен в витрине элегантного дома моделей. Каждая вещь гардероба — дорогая, лучшей европейской фирмы, и все же обладатель сей рекламной роскоши не выглядел по-настоящему элегантным. Впрочем, самого господина это явно не смущало. Он демонстрировал, что обладает деньгами и властью, и если у вас наметанный глаз, то сами догадаетесь, каким путем достигалось богатство.
Вот и сейчас счастливчик огреб чуть ли не целое состояние. Если бы он покинул гонки вместе со всеми зрителями, его бы наверняка окружила толпа зевак. Ну а так лишь охранники службы безопасности угрюмо наблюдали, как он складывает в черный «дипломат» пухлые пачки банкнот. Эту процедуру он проделывал с таким скучающе-деловым видом, словно ему каждый день сваливались с неба этакие капиталы. Взгляды охранников выражали зависть и злобу: они явно догадывались, что выигрыш этот получен нечестным путем. Лица некоторых парней показались Дэмуре знакомыми. Ну, конечно, это не профессиональные телохранители, а молодые любители фехтования, околачивающиеся вокруг Нисиямы. Дэмура вдруг понял что к чему. Крупный выигрыш — тоже своего рода вызов. Якудза хотят показать, что могут даже нажиться на этом противоборстве. Что империя Ямаоки, основанная на бизнесе, по преимуществу легальном, более уязвима, чем подпольная банда. Господин в модном пальто защелкнул замки «дипломата» и отошел, учтиво уступая место следующему счастливчику. Дэмура протянул в окошко свой билет, и кассир удивленно покачал головой.
— Имеется у вас при себе портфель или сумка? — поинтересовался он.
Кадзе молчал всю дорогу, значит, и Куяма не смел рта раскрыть. Вместо полагающейся шефу длинной черной «тойоты» с автоматическим переключателем скоростей они воспользовались обычной патрульной машиной, с помощью сирены прокладывая себе путь в плотном потоке транспорта. Вместо постоянного шофера Кадзе машину вел какой-то сержант средних лет, вел, по мнению Куямы, крайне непрофессионально. Запаздывал с переключением скоростей, включал тормоза тоже с запозданием и совершенно не считался со встречным движением. Он помнил только, что должен поторопиться. Так распорядился шеф, вот водитель и гнал вовсю, как видно, полагая, будто этот приказ обязывает всех остальных водителей к содействию. Возможно, он был прав. Встречные автомобилисты жались в сторону, мчащиеся наперерез тормозили, уступая дорогу, едущие впереди с готовностью позволяли себя обгонять.
За окнами машины мелькали улицы Иокогамы и до места водных гонок оставалось рукой подать, когда Кадзе наконец заговорил.
— На взгляд Дэмуры, эти стычки с якудза начаты по частной инициативе Нисиямы и его людей.
Шеф произнес эту фразу в утвердительной форме, однако тотчас умолк и бросил взгляд на Куяму. Тот поспешно кивнул.
— Совершенно верно, Кадзе-сан.
— Возможно, Дэмура прав, — заметил Кадзе с едва уловимой насмешкой в голосе. — Однако благодаря ему вся империя Ямаоки ввязалась в войну. Ведь у него застряло предложение Камады о перемирии, именно он нанес самый ощутимый ущерб якудза, и главари банды явно пребывают в уверенности, будто бы он работает на клан Ямаоки.
Куяма не решился спросить, с чего шеф это взял. Он не мог понять, к чему Кадзе говорит ему об этом. Желает преподать наглядный урок молодому, только начинающему карьеру сыщику? Или рассчитывает, что его высказанное эзоповым языком пожелание будет передано Дэмуре: пусть, мол, старик продолжает разжигать вражду между бандой якудза и империей Ямаоки? А может, шеф попросту размышляет вслух, не стесняясь присутствия сына своего лучшего друга детства? Поди тут разбери.
— Дэмура полагает, что якудза нанесут ответный удар во время гонок, и если он окажется прав, то дело действительно выйдет за рамки частной инициативы Нисиямы.
— Да, Кадзе-сан, — Куяма не всецело разделял мнение шефа, но ведь ему и не предлагалось привести контраргументы. Трудно было представить, чтобы Нисияма пошел на конфликт с якудза или на частное расследование без согласия Ямаоки.
— И скажу тебе еще кое-что, сынок. Дэмура делает это не случайно. Дэмура намеренно науськивает их друг на друга.
Это приветливое, давно не употребляемое обращение придало храбрости Куяме.
— Мне показалось, Дэмура и не помышляет о подобном.
— А ему и нет нужды обдумывать такие дела. Дэмура действует не раздумывая, это у него в крови. После войны, когда всяких банд расплодилось видимо-невидимо, такая тактика была нашим сильнейшим оружием. — Словно бы ностальгия прозвучала в его тоне. — Мечом и ножом бандиты сводили между собой личные счеты, даже трупы аккуратно подбирали и сами хоронили, а нам зачастую только и оставалось, что наблюдать за событиями да подогревать страсти.
Куяме доводилось слышать нечто подобное в Соединенных Штатах, где фактические свидетельства войны между гангстерскими бандами в период сухого закона демонстрировали с такой же гордостью, как японцы — меч сегуна Хидетаки. Уже тогда эта история пришлась ему не по душе. В детстве торжество справедливости Куяма представлял себе приблизительно так: если двое громко ссорятся или дерутся, то непременно тотчас же вмешается полицейский и наведет порядок. Провоцировать кровавые стычки полиции не пристало, ведь тем самым стражи закона косвенно признают собственную беспомощность и неумение ликвидировать преступные банды каким-либо иным способом. Во всяком случае, для японской полиции это недопустимо.
— Метод, разумеется, противозаконный, зато весьма эффективный, — продолжил Кадзе. — Никаких тебе судебных проволочек или апелляций защиты… И улики собирать не надо. Преступление уж как бы и несет в себе наказание.
— А какова участь победителей? — вежливо поинтересовался Куяма.
Последовала долгая пауза, прежде чем Кадзе ответил на вопрос.
— Часть из них была арестована.
Куяма погрузился в размышления. Те времена давным-давно миновали, а современная полиция обладает достаточной силой, чтобы вступить в открытую борьбу с бандами якудза. Однако слишком свежи были в памяти слова Дэмуры о тайной войне, объявленной империей Ямаоки преступному миру.
Кадзе, по всей видимости, не намерен был развивать тему, и Куяма, ухватясь за поручень, чтобы не толкнуть шефа при крутом вираже машины, вдруг подумал: а не с этой ли целью Кадзе привлек Дэмуру к расследованию?
Полицейские приближались к месту катерных гонок. Вот уже показался вздымающийся над водой изящный обвод трибуны и въезд на подземную автостоянку, и у обоих полицейских только мелькнула было мысль, что они вовремя успели, когда раздался взрыв.
Катера проходили последний круг. Выполнив разворот на самой отдаленной позиции, они на полной скорости мчали к берегу, словно бы ничуть не боялись врезаться в трибуну. Рев моторов усилился, позади катеров тянулся пенящийся след. Когда эта неудержимо несущаяся вперед фаланга впервые приблизилась к трибуне, большинство зрителей непроизвольно содрогнулись от страха. На четвертый заход лишь несколько человек ощутили внутри легкую дрожь, а остальные следили за буйком в том месте, где катера, кренясь набок, делали крутой поворот, чтобы вновь набрать скорость. Поначалу устроители разработали трассу соревнований с таким расчетом, чтобы технически сложнейшие повороты проделывались на виду у зрителей, близ трибуны. Затем выяснилось, что зрителей гораздо больше привлекают те этапы гонок, когда катера мчатся на предельной скорости. Теперь любители острых ощущений получили то, что хотели.
Катер-фаворит, лидирующий в гонках, естественно, был собственностью Ямаоки. Впрочем, никто и не сомневался в конечном результате, ведь истинной данью памяти умершего должна быть победа, а не минутное молчание, когда каждый мысленно прикидывает ход очередного этапа гонок.
Катера надвигались на трибуну, быстро увеличиваясь в размерах, и зрители опустили бинокли. Теперь никто не смотрел на световое табло, на трибуне смолкли все разговоры, каждый, затаив дыхание, не сводил глаз с приближающегося фаворита. Можно было даже разглядеть рулевого; наклонившись вперед, тот старался не пропустить отрезок трассы, где следовало резко затормозить. Место это ничем не отмечено, здесь может выручить лишь опыт, с точностью до дюйма подсказывающий нужный момент. Затормози гонщик метром раньше — и его догонят остальные, проскочи он лишний метр — и катер прибьет к берегу… События разыгрались столь стремительно, что многие зрители не сразу поняли, что произошло, и расспрашивали сидящих рядом. Люди вскакивали на сиденья, чтобы получше разглядеть происходящее. С левого крыла трибуны доносились крики, крайние сектора тонули в клубах дыма, откуда вырывались языки пламени. А произошло вот что. Лидирующий катер не замедлил ход и не заложил вираж. Те из зрителей, кто уловил смысл происходящего, застыв от ужаса, смотрели на гонщика, безуспешно пытавшегося повернуть штурвал. Видимо, почувствовав, что попытки его безнадежны, рулевой стал торопливо выбираться из кабины. При такой скорости удариться о воду — все равно что грохнуться об асфальт. И все же этот вариант казался лучше, нежели… Гонщик не успел спрыгнуть за борт. Буй находился от трибуны метрах в ста. Катер мчал со скоростью не меньше ста двадцати километров, то есть проходя километр за полминуты. Стало быть, короткий, стометровый отрезок до трибуны он преодолел за какие-нибудь три секунды. Мгновением раньше судно горделиво приближалось к месту разворота, а в следующий миг ракетой устремилось к берегу. Ну а затем раздался взрыв, к небу взметнулись языки пламени, охваченных паникой людей окутали черные клубы дыма.
Дэмура этой картины не видел. Он находился на берегу, стараясь отыскать телефонную будку. Ему пришла мысль позвонить в полицию и сказать, что по заданию террористической организации он подложил бомбу на один из гоночных катеров. Дэмура полез было в карман за мелочью, и в этот момент раздался взрыв. Вытащив носовой платок, старик вытер мгновенно вспотевший лоб. Он сожалел, что все так случилось. Ему жаль было погибшего гонщика, жаль несчастных женщин на трибуне, истошно кричащих от ужаса и боли, жаль тех людей, что неминуемо будут задавлены в случае паники, жаль пострадавших от осколков. Но в некотором отношении он, можно сказать, успокоился. Наступил конец состоянию беспомощности и бессилия, когда не знаешь, как быть и что предпринять. Состояние это было абсолютно непривычным для Дэмуры, и оно измотало его больше, чем мысль о том, что в какой-нибудь сотне метров от него произошла чудовищная трагедия. Послышался рев сирены, и Дэмура увидел, как полицейский автомобиль, внезапно затормозив, наполовину перекрыл дорогу; из машины выскочили Кадзе и Куяма. Было интересно наблюдать за ними со стороны. Ни тот ни другой не бросились к горящему катеру, вокруг которого сновали пожарные, не поспешили на помощь полицейским, пытавшимся предотвратить панику и поскорее вывести людей из аварийной зоны. Кадзе озирался по сторонам, словно искал кого-то. Дэмура отодвинулся поглубже в тень. Затем из людской сутолоки выбрался полицейский офицер и побежал к Кадзе, на ходу отдавая честь. Дэмура отвернулся. Смотреть, как высокий столичный чин принимает на себя руководство действиями, было совсем неинтересно. Мог бы подоспеть и пораньше! Дэмура сокрушенно покачал головой. Долгое время ему казалось, что нападение будет совершено на правящую верхушку империи Ямаоки: грех не воспользоваться таким случаем, когда ведущие деятели собрались все вместе. Возможно, бандиты именно на это и рассчитывали, и лишь в последний момент выяснилось, что осуществить замысел им не под силу. Или же они по-прежнему уклоняются от прямого столкновения и взрыв катера — всего лишь грозное предостережение? Трудно судить. На его взгляд, кровавая трагедия слишком чудовищна, чтобы расценивать ее как предостережение, но ведь времена меняются. Вот ведь и якудза не те что прежде. В былые годы гангстер, прибегающий к столь трусливым, подлым методам борьбы, когда гибнут безвинные, совершенно посторонние люди, а неприятелю наносится лишь чисто символический материальный ущерб, — такой гангстер мгновенно потерял бы всякий авторитет… Дэмура взглянул на табло, где отмечались результаты гонок. Все остальные катера благополучно пришли к финишу, результаты соревнований — если, конечно, их не опротестуют — пока считаются действительными. Дэмура не помнил, на какое судно он делал ставку, но в одном был уверен: его катер не принадлежал Ямаоке.
Из репродуктора над трибуной загремел добрый голос диктора, призывавший зрителей оставаться на местах; программа, несмотря на прискорбный несчастный случай, будет продолжена, сейчас вниманию публики предлагается показательное выступление спасателей на водах. Ясное дело, подумал Дэмура. Если вся людская масса разом хлынет к выходу, то пожарным и санитарам не подступиться к разрушенному взрывом сектору трибуны. Да и с какой стати прекращать соревнования из-за обычного несчастного случая!
Дэмура собрался было вернуться обратно на трибуну, когда вдруг на мостике, ведущем к берегу, показался «господин с ухмылкой». Сыщик застыл на месте. Взгляд незнакомца на миг задержался на нем, словно тот пытался вспомнить, где он видел этого старика. Дэмура дал ему пройти и последовал за ним в некотором отдалении. Пришлось пойти на риск, спрятаться было не за кого. А впрочем, что тут особенного: двое зрителей по чистой случайности одновременно повернули к выходу. Оба знают, что самая интересная часть программы завершена. Господин свернул к кассам. Дэмура вытащил свой билетик и поспешил следом. Наконец-то ему представилась возможность разглядеть этого субъекта вблизи. Типичный бизнесмен. Или преуспевающий юрисконсульт крупной фирмы… Дэмура был уверен, что незнакомец получил блестящее университетское образование и ему не понадобилось марать руки в кровавых схватках, чтобы достичь верхних ступенек в иерархии якудза. Ведь если предположить, что с Хишикавой расправились бандиты якудза, то господин этот из их компании. Респектабельный делец, не считающий зазорным в случае необходимости устранить конкурента. Дэмура вынужден был признать, что конкурент, скорее всего, был с ним одного поля ягода.
Деловой господин щеголял в легком пальто, подбитом каким-то темным мехом, выигравший билет он извлек из роскошного бумажника мягкой черной кожи, в карман были небрежно засунуты дорогие кожаные перчатки… Незнакомец выглядел как манекен в витрине элегантного дома моделей. Каждая вещь гардероба — дорогая, лучшей европейской фирмы, и все же обладатель сей рекламной роскоши не выглядел по-настоящему элегантным. Впрочем, самого господина это явно не смущало. Он демонстрировал, что обладает деньгами и властью, и если у вас наметанный глаз, то сами догадаетесь, каким путем достигалось богатство.
Вот и сейчас счастливчик огреб чуть ли не целое состояние. Если бы он покинул гонки вместе со всеми зрителями, его бы наверняка окружила толпа зевак. Ну а так лишь охранники службы безопасности угрюмо наблюдали, как он складывает в черный «дипломат» пухлые пачки банкнот. Эту процедуру он проделывал с таким скучающе-деловым видом, словно ему каждый день сваливались с неба этакие капиталы. Взгляды охранников выражали зависть и злобу: они явно догадывались, что выигрыш этот получен нечестным путем. Лица некоторых парней показались Дэмуре знакомыми. Ну, конечно, это не профессиональные телохранители, а молодые любители фехтования, околачивающиеся вокруг Нисиямы. Дэмура вдруг понял что к чему. Крупный выигрыш — тоже своего рода вызов. Якудза хотят показать, что могут даже нажиться на этом противоборстве. Что империя Ямаоки, основанная на бизнесе, по преимуществу легальном, более уязвима, чем подпольная банда. Господин в модном пальто защелкнул замки «дипломата» и отошел, учтиво уступая место следующему счастливчику. Дэмура протянул в окошко свой билет, и кассир удивленно покачал головой.
— Имеется у вас при себе портфель или сумка? — поинтересовался он.
Глава десятая
Находясь на работе, Миеко обычно не включала радио. Однако сегодня был особый случай. Весь дом словно вымер: начальство отбыло в Иокогаму, служащие разбрелись кто куда. Тишина оглушала до звона в ушах. Тишину источали стены, оклеенные кремовыми обоями, окна, двери. Похоже, все разошлись по домам. И охранники тоже? Миеко вздрогнула при этой мысли. Конечно, кое-кто из охраны остался в огромном, вымершем здании, но какая от них помощь, если сюда вздумают ворваться?
Миеко не знала, почему следует опасаться нападения, и лишь смутно догадывалась, кто мог бы напасть. Нисияма не обязан был ей отчитываться, но Миеко и сама чувствовала неладное. Почувствовала еще раньше, до того, как молодой, симпатичный полицейский нагнал на нее страху. Нисияма громко расхохотался, когда она передала ему их разговор. Шеф редко повышал голос, часто улыбался, но чтобы так смеяться… Сейчас он хохотал во все горло, и Миеко сделалось страшно. «Он, видите ли, меня защитит!» Миеко испуганно сжалась. «Он и тот старик. Дэмура». Нисияма помрачнел. «Дэмура, — повторил он. — Это меняет дело. Тут я готов поверить».
Миеко эта мысль по-прежнему казалась нелепой. Она сама занималась кэндо, и с Нисиямой они познакомились в фехтовальном зале; вот почему девушка усвоила, что клубки мышц не обязательно таят в себе опасность. Но какая сила может быть в этом старикашке, который того гляди уснет на ходу? Да с ним и ребенок справится! Судя по всему, Нисияма узрел нечто важное в узких щелочках его глаз. Как говорится: голова ящерки, а хвост драконий. Иными словами, старик не так прост, как кажется.
Итак, Миеко томилась в полном одиночестве, вот и включила радио. Она пыталась прикинуть, когда может вернуться Нисияма, если он, конечно, отправился в Иокогаму. Передавали последние известия. Она слушала рассеянно, вполуха. События международной жизни ее не волновали: дипломаты выступают с очередными заявлениями в печати, террористы опять угнали какой-то самолет, — ничего интересного. Внутриполитические дела и того скучнее. На выборах Миеко голосовала за консерваторов, и лишь очень весомые причины могли бы заставить ее изменить свои убеждения. Новости спорта также оставили ее равнодушной, из всех видов спорта девушку привлекало только кэндо, но и тут она предпочитала сама фехтовать мечом, а не наблюдать, как это делают другие. Миеко хотела было поймать какую-нибудь другую станцию, когда вдруг вспомнила про регату. Она перестала печатать — тонкие пальчики замерли на клавишах пишущей машинки — и, слегка склонив голову набок, прислушалась.
— Произошел трагический несчастный случай… — произнес возбужденный голос диктора, и в тоне его звучало не столько огорчение, сколько зависть к коллеге — очевидцу событий. Впрочем, коллега проявил не меньший энтузиазм. Еще бы, этакое событие — сенсация для спортивного репортера! В самых что ни на есть патетических выражениях корреспондент живописал, как катер на полном ходу врезался в один из опорных столбов, поддерживавших красавицу-трибуну, возведенную по последнему слову техники. Столь же красочно были обрисованы густые клубы черного дыма, языки пламени, взметающиеся к небу, метеоры осколков. Однако на девушку наиболее сильное впечатление произвел звуковой фон репортажа: истошные крики людей, завывание сирен и рев моторов, то усиливающийся, то затихающий вдали. Начался второй этап гонок.
Миеко была уверена, что катастрофа произошла не случайно. Девушка проскользнула в кабинет Нисиямы и после некоторого колебания взяла с подставки катану. Легкий меч — сото — Нисияма прихватил с собой: в последние дни он не выходил из дома без оружия. Миеко не знала, как поступить. Ей было страшно. Вдруг враги Ямаоки и Нисиямы ворвутся в офис, а она здесь одна-одинешенька… Девушка надеялась, что прикосновение к оружию вернет ей покой и уверенность в себе, но, оказывается, она ошибалась. Сейчас к прежним ее тревожным чувствам добавилась боязнь показаться смешной. Не дай бог Нисияма застанет ее с фамильным мечом в руках! Она явственно представила, как глаза его вспыхнут гневом, но в следующее же мгновение он овладеет собой, медленно подойдет к ней, отберет у нее меч и очень тихо чуть охрипшим голосом скажет, что это оружие не для женских рук.
Девушка чуть вытащила меч из ножен и тем самым лишь усугубила свою вину. Настоящий боец не обнажает оружие ради забавы: извлеченный меч должен разить врага. Но ведь она-то, Миеко, — не боец… Вытащив меч из ножен, она взмахнула им и ударила клинком плашмя. Удар получился неудачным. Для девушки Миеко неплохо владела мечом, случалось, даже она сама бывала довольна своими успехами. Но тренировки в зале — совсем иное дело. Сейчас же, предчувствуя подлинную опасность, подстерегая реального убийцу, она держала в руках не бамбуковую имитацию, а доподлинный самурайский меч… Оружие было не бог весть как изукрашено, но большой ценности: фамильный меч семейства Нисияма вот уже два столетия переходил от поколения к поколению, хотя вряд ли часто использовался в боевых поединках. Нисияма вел свою родословную от обедневших самураев, которые не гнушались обрабатывать землю; в революцию Мэйдзи кто-то из предков перебрался в Токио и заделался чиновником… Ножны темного серебра украшала тусклая, едва заметная позолота. Цуба — пластинка, защищающая руку, — из красной меди, лишенная броских украшений, но от искусного ремесленника. Клинок — хотя и не произведение кого-либо из прославленных мастеров, но добротной ручной работы. Рукоять, покрытая полосками черной кожи, была слишком массивной для девичьих ладоней. Миеко медленно вложила меч в ножны и снова водрузила его на подставку. Нет, прикосновение к оружию не избавило ее от чувства страха. Ее терзала недостойная мысль: каково должно быть, если противник вооружен таким вот мечом и обоюдострый, сверкающий клинок, занесенный над головой, грозит тебе неминуемой гибелью. Миеко захотелось сжаться в комок и стать маленькой, незаметной. Сейчас она предпочла бы, чтоб Нисияма был рядом и высмеял ее страхи. Хорошо, если бы в случае необходимости этот меч оказался в руках Нисиямы
Миеко подошла к окну. Комната была снабжена кондиционером, и окно не открывалось, но если привстать на цыпочки, то можно было увидеть противоположную сторону улицы. Возможно, девушка надеялась успокоиться при виде привычной картины города, живущего размеренной, будничной жизнью. А может, боялась обнаружить подозрительных субъектов, следящих за входом в дом?
Никаких подозрительных типов она не обнаружила, однако зрелище снующих, точно муравьи, пешеходов и забитой транспортом улицы не успокоило ее; привычный офис по-прежнему казался смертельной ловушкой. Сколько людей поплатились жизнью за последние месяцы!
Миеко достала из ящика стола визитную карточку. «Инспектор Куяма. Центральный отдел по расследованию убийств». Высокий, привлекательной наружности, уверенный в себе… Пусть потом Нисияма смеется сколько угодно. Приняв какое-либо решение, Миеко после этого уже не колебалась. Проворные тренированные пальцы секретарши мигом набрали нужный номер, и голос ее звучал уверенно, когда она попросила к телефону инспектора Куяму.
— Слушаюсь, Кадзе-сан, — с облегчением произнес Куяма и отправился к складам. Складские помещения находились вообще-то недалеко — километра полтора-два отсюда, однако молодой инспектор взял машину. Нельзя было терять ни секунды и нельзя было упустить хоть малейший шанс продемонстрировать зрителям, праздным зевакам, телевизионщикам и затаившимся преступникам, что полиция владеет ситуацией и не щадит усилий, чтобы распутать чудовищное преступление. Поэтому Куяма проделал короткий путь на оперативной машине и в сопровождении двух мрачного вида полицейских в униформе, а когда инспектор вылез из машины, один из сопровождающих, учтиво поотстав на шаг, последовал за ним. Второй полицейский остался в машине — доложить по рации о благополучном прибытии. Оба стража порядка выглядели хоть куда — молодые, сильные, мускулистые: Куяма готов был поручиться, что парни наслаждаются ситуацией и оба надеются в душе, что заварушка на этом не кончится и у них еще будет шанс себя показать. Куяма же был сыт по горло уже тем, что случилось. Несколько лет назад, при расследовании убийства Адзато, он тоже был бы счастлив очутиться в центре внимания, мечтал бы покрасоваться перед телекамерами: молодой, подающий надежды сыщик с озабоченным видом ищет улики или отдает приказания подчиненным. Он прекрасно понимал этих парней — пожалуй, лучше даже, чем самого себя. Почему же он так изменился за столь короткий срок?!
Кадзе дал молодому сыщику задание составить список всех находившихся в доках или поблизости, спросить, не видели ли там каких-либо подозрительных лиц, выяснить, как охраняется территория складов ночью. Обоих механиков, обслуживавших злополучный катер, уже забрали в полицию. Они молча проследовали к полицейской машине и были настолько напуганы и подавлены несчастьем, что даже не пытались закрыть лицо от телекамер и фотоаппаратов. Куяма не допускал мысли, что они могли быть причастны к преступлению; даже если взрыв произошел в результате диверсии, эти бедняги здесь ни при чем. Какие соображения были на этот счет у Кадзе — неизвестно, во всяком случае, он первым делом распорядился забрать их в полицию. Кадзе в считанные минуты принял на себя руководство. Младшие полицейские чины, дежурившие у трибуны, с готовностью подчинялись его приказам, и к тому времени, как подоспел начальник иокогамской полиции, Кадзе уже успел поставить в известность о происшедшем министра внутренних дел. Для того достаточно было упомянуть имя Ямаоки.
Миеко не знала, почему следует опасаться нападения, и лишь смутно догадывалась, кто мог бы напасть. Нисияма не обязан был ей отчитываться, но Миеко и сама чувствовала неладное. Почувствовала еще раньше, до того, как молодой, симпатичный полицейский нагнал на нее страху. Нисияма громко расхохотался, когда она передала ему их разговор. Шеф редко повышал голос, часто улыбался, но чтобы так смеяться… Сейчас он хохотал во все горло, и Миеко сделалось страшно. «Он, видите ли, меня защитит!» Миеко испуганно сжалась. «Он и тот старик. Дэмура». Нисияма помрачнел. «Дэмура, — повторил он. — Это меняет дело. Тут я готов поверить».
Миеко эта мысль по-прежнему казалась нелепой. Она сама занималась кэндо, и с Нисиямой они познакомились в фехтовальном зале; вот почему девушка усвоила, что клубки мышц не обязательно таят в себе опасность. Но какая сила может быть в этом старикашке, который того гляди уснет на ходу? Да с ним и ребенок справится! Судя по всему, Нисияма узрел нечто важное в узких щелочках его глаз. Как говорится: голова ящерки, а хвост драконий. Иными словами, старик не так прост, как кажется.
Итак, Миеко томилась в полном одиночестве, вот и включила радио. Она пыталась прикинуть, когда может вернуться Нисияма, если он, конечно, отправился в Иокогаму. Передавали последние известия. Она слушала рассеянно, вполуха. События международной жизни ее не волновали: дипломаты выступают с очередными заявлениями в печати, террористы опять угнали какой-то самолет, — ничего интересного. Внутриполитические дела и того скучнее. На выборах Миеко голосовала за консерваторов, и лишь очень весомые причины могли бы заставить ее изменить свои убеждения. Новости спорта также оставили ее равнодушной, из всех видов спорта девушку привлекало только кэндо, но и тут она предпочитала сама фехтовать мечом, а не наблюдать, как это делают другие. Миеко хотела было поймать какую-нибудь другую станцию, когда вдруг вспомнила про регату. Она перестала печатать — тонкие пальчики замерли на клавишах пишущей машинки — и, слегка склонив голову набок, прислушалась.
— Произошел трагический несчастный случай… — произнес возбужденный голос диктора, и в тоне его звучало не столько огорчение, сколько зависть к коллеге — очевидцу событий. Впрочем, коллега проявил не меньший энтузиазм. Еще бы, этакое событие — сенсация для спортивного репортера! В самых что ни на есть патетических выражениях корреспондент живописал, как катер на полном ходу врезался в один из опорных столбов, поддерживавших красавицу-трибуну, возведенную по последнему слову техники. Столь же красочно были обрисованы густые клубы черного дыма, языки пламени, взметающиеся к небу, метеоры осколков. Однако на девушку наиболее сильное впечатление произвел звуковой фон репортажа: истошные крики людей, завывание сирен и рев моторов, то усиливающийся, то затихающий вдали. Начался второй этап гонок.
Миеко была уверена, что катастрофа произошла не случайно. Девушка проскользнула в кабинет Нисиямы и после некоторого колебания взяла с подставки катану. Легкий меч — сото — Нисияма прихватил с собой: в последние дни он не выходил из дома без оружия. Миеко не знала, как поступить. Ей было страшно. Вдруг враги Ямаоки и Нисиямы ворвутся в офис, а она здесь одна-одинешенька… Девушка надеялась, что прикосновение к оружию вернет ей покой и уверенность в себе, но, оказывается, она ошибалась. Сейчас к прежним ее тревожным чувствам добавилась боязнь показаться смешной. Не дай бог Нисияма застанет ее с фамильным мечом в руках! Она явственно представила, как глаза его вспыхнут гневом, но в следующее же мгновение он овладеет собой, медленно подойдет к ней, отберет у нее меч и очень тихо чуть охрипшим голосом скажет, что это оружие не для женских рук.
Девушка чуть вытащила меч из ножен и тем самым лишь усугубила свою вину. Настоящий боец не обнажает оружие ради забавы: извлеченный меч должен разить врага. Но ведь она-то, Миеко, — не боец… Вытащив меч из ножен, она взмахнула им и ударила клинком плашмя. Удар получился неудачным. Для девушки Миеко неплохо владела мечом, случалось, даже она сама бывала довольна своими успехами. Но тренировки в зале — совсем иное дело. Сейчас же, предчувствуя подлинную опасность, подстерегая реального убийцу, она держала в руках не бамбуковую имитацию, а доподлинный самурайский меч… Оружие было не бог весть как изукрашено, но большой ценности: фамильный меч семейства Нисияма вот уже два столетия переходил от поколения к поколению, хотя вряд ли часто использовался в боевых поединках. Нисияма вел свою родословную от обедневших самураев, которые не гнушались обрабатывать землю; в революцию Мэйдзи кто-то из предков перебрался в Токио и заделался чиновником… Ножны темного серебра украшала тусклая, едва заметная позолота. Цуба — пластинка, защищающая руку, — из красной меди, лишенная броских украшений, но от искусного ремесленника. Клинок — хотя и не произведение кого-либо из прославленных мастеров, но добротной ручной работы. Рукоять, покрытая полосками черной кожи, была слишком массивной для девичьих ладоней. Миеко медленно вложила меч в ножны и снова водрузила его на подставку. Нет, прикосновение к оружию не избавило ее от чувства страха. Ее терзала недостойная мысль: каково должно быть, если противник вооружен таким вот мечом и обоюдострый, сверкающий клинок, занесенный над головой, грозит тебе неминуемой гибелью. Миеко захотелось сжаться в комок и стать маленькой, незаметной. Сейчас она предпочла бы, чтоб Нисияма был рядом и высмеял ее страхи. Хорошо, если бы в случае необходимости этот меч оказался в руках Нисиямы
Миеко подошла к окну. Комната была снабжена кондиционером, и окно не открывалось, но если привстать на цыпочки, то можно было увидеть противоположную сторону улицы. Возможно, девушка надеялась успокоиться при виде привычной картины города, живущего размеренной, будничной жизнью. А может, боялась обнаружить подозрительных субъектов, следящих за входом в дом?
Никаких подозрительных типов она не обнаружила, однако зрелище снующих, точно муравьи, пешеходов и забитой транспортом улицы не успокоило ее; привычный офис по-прежнему казался смертельной ловушкой. Сколько людей поплатились жизнью за последние месяцы!
Миеко достала из ящика стола визитную карточку. «Инспектор Куяма. Центральный отдел по расследованию убийств». Высокий, привлекательной наружности, уверенный в себе… Пусть потом Нисияма смеется сколько угодно. Приняв какое-либо решение, Миеко после этого уже не колебалась. Проворные тренированные пальцы секретарши мигом набрали нужный номер, и голос ее звучал уверенно, когда она попросила к телефону инспектора Куяму.
— Слушаюсь, Кадзе-сан, — с облегчением произнес Куяма и отправился к складам. Складские помещения находились вообще-то недалеко — километра полтора-два отсюда, однако молодой инспектор взял машину. Нельзя было терять ни секунды и нельзя было упустить хоть малейший шанс продемонстрировать зрителям, праздным зевакам, телевизионщикам и затаившимся преступникам, что полиция владеет ситуацией и не щадит усилий, чтобы распутать чудовищное преступление. Поэтому Куяма проделал короткий путь на оперативной машине и в сопровождении двух мрачного вида полицейских в униформе, а когда инспектор вылез из машины, один из сопровождающих, учтиво поотстав на шаг, последовал за ним. Второй полицейский остался в машине — доложить по рации о благополучном прибытии. Оба стража порядка выглядели хоть куда — молодые, сильные, мускулистые: Куяма готов был поручиться, что парни наслаждаются ситуацией и оба надеются в душе, что заварушка на этом не кончится и у них еще будет шанс себя показать. Куяма же был сыт по горло уже тем, что случилось. Несколько лет назад, при расследовании убийства Адзато, он тоже был бы счастлив очутиться в центре внимания, мечтал бы покрасоваться перед телекамерами: молодой, подающий надежды сыщик с озабоченным видом ищет улики или отдает приказания подчиненным. Он прекрасно понимал этих парней — пожалуй, лучше даже, чем самого себя. Почему же он так изменился за столь короткий срок?!
Кадзе дал молодому сыщику задание составить список всех находившихся в доках или поблизости, спросить, не видели ли там каких-либо подозрительных лиц, выяснить, как охраняется территория складов ночью. Обоих механиков, обслуживавших злополучный катер, уже забрали в полицию. Они молча проследовали к полицейской машине и были настолько напуганы и подавлены несчастьем, что даже не пытались закрыть лицо от телекамер и фотоаппаратов. Куяма не допускал мысли, что они могли быть причастны к преступлению; даже если взрыв произошел в результате диверсии, эти бедняги здесь ни при чем. Какие соображения были на этот счет у Кадзе — неизвестно, во всяком случае, он первым делом распорядился забрать их в полицию. Кадзе в считанные минуты принял на себя руководство. Младшие полицейские чины, дежурившие у трибуны, с готовностью подчинялись его приказам, и к тому времени, как подоспел начальник иокогамской полиции, Кадзе уже успел поставить в известность о происшедшем министра внутренних дел. Для того достаточно было упомянуть имя Ямаоки.