Тотис Андраш. На острие меча

   Куяма радовался, что удалось сбежать с места происшествия. Трудно было предположить, как много жертв вызывает подобный несчастный случай. Но еще труднее было бы предположить, насколько быстро привыкаешь к зрелищу окровавленных, жалобно стонущих людей. Трибуну строили с таким расчетом, чтобы зрители, глядя вниз, видели бы под собой плещущуюся воду, и поэтому многие оказались практически ничем не защищенными от летящих во все стороны осколков врезавшегося в опорную сваю катера. Раненых оказалось слишком много для того, чтобы предаваться эмоциям. Не было времени пожалеть несчастную девчушку, которой острым осколком металла отрезало ногу, а на лице у пострадавшей не отражалось иных чувств, кроме удивления. Не было времени прислушаться к голосу рассудка, подсказывавшего, сколь ужасен вид мужчины, у которого лицо превратилось в сплошное кровавое месиво; не было времени посочувствовать несчастному, который не переставая выл на одной ужасающе высокой ноте. Куяма испытывал единственное желание: хоть бы дали этому страдальцу успокоительное, снотворное, морфий — все равно что, лишь бы смолк этот кошмарный вой. Совокупность страданий притупила восприятие каждой человеческой драмы в отдельности, однако жуткие впечатления постепенно копились, накладывались одно на другое, и через какое-то время Куяма почувствовал, что единственное его желание в жизни — поскорее вырваться отсюда, бежать как можно дальше, зажав уши и закрыв глаза. В этот момент Кадзе велел ему отправиться к докам.
   Шеф держался ровно, спокойно. Предоставил пожарным полную свободу действий, не вмешивался в их дела, не лез с ненужными указаниями, но в последний момент отстранил их, чтобы остов взорвавшегося катера первыми смогли осмотреть его люди. Он не препятствовал работе спасателей, однако в секунды организовал дело так, чтобы санитарные машины при въезде-выезде не мешали друг другу, чтобы место происшествия было окружено надежным кордоном, чтобы один из инспекторов с чертежом трибуны в руках отметил, кто из зрителей какого характера ранения получил и в каком месте трибуны он при том находился. Энергии Кадзе хватало на все: нанести официальный визит почетным гостям в центральной ложе, дать короткое интервью журналистам — «да, по всей вероятности, произошел несчастный случай, но пока расследование не закончено, всегда существует возможность»… — и даже допросить кассира, выплачивавшего выигрыши. Куяма в этот момент находился рядом с шефом, и у него не было сомнений, что один из счастливчиков, получивших выигрыш, знаком Кадзе не хуже, чем ему самому.

 
   Дэмуру тяготила неотступная мысль: как же он не сумел предотвратить случившееся? Надо было попытаться предпринять хоть что-нибудь — пусть без надежды на успех, все равно! При недавнем их разговоре Куяма сказал, что если отойти от обычаев и традиций, составляющих опору жизни, то почва выскользнет из-под ног и полностью утратишь уверенность в себе. Странно, что именно от Куямы ему довелось услышать эти слова. Странно, что жизнь подтвердила правоту этих слов столь трагическим образом. Но теперь поздно переучиваться. Ой, Дэмура, слишком стар, чтобы менять свою натуру, чтобы переиначивать свою судьбу. А безудержное стремление к иной участи — какой, он и сам представлял себе очень туманно — сейчас завело его в тупик. Или причина в чем-то другом?
   Больше всего поражала Дэмуру эта его новая склонность к самоанализу. До сих пор он всегда точно знал, чего хочет, и упорно добивался намеченной цели. И ему это довольно легко удавалось. А может, попросту жизнь ни разу не ставила его перед трудным выбором? Запросы его всегда были скромными. Его вполне устраивала должность рядового инспектора, в то время как бывшие однокашники достигали высот карьеры. Он испытывал удовлетворение, сознавая, что сейчас делает ката искуснее, чем несколько лет назад, хотя его бывшие товарищи за эти годы выбились в прославленные мастера с мировым именем и к ним со всех уголков земли съезжались десятки учеников. Он, Дэмура, не стремился к богатству, не жаждал славы, не ведал страха в борьбе. Выполнял свой долг и в этом находил счастье. А с прошлого года вдруг начался душевный разлад…
   Дэмура научился обуздывать себя. Вот и сейчас он усилием воли отогнал прочь гнетущие мысли и принялся заново перебирать в памяти все подробности дела Ямаоки. Выпрямив спину, сыщик застыл на пыльном плюшевом сиденье — тщедушный старичок с сединой в поределых волосах, с набрякшими веками, в дешевеньком темном костюме с аккуратно завязанным галстуком и в начищенных до блеска ботинках. Напротив него расположилась женщина средних лет в простеньком, затрапезном кимоно — в наше время не часто такое встретишь. Дэмура смотрел на женщину — и как бы не видел ее. Уставясь в пространство перед собой, он вспоминал забитого до смерти Камикадзе, в то время как бодрствующая часть сознания, не подвластная старости и душевным колебаниям, помимо воли фиксировала, что сидящая напротив женщина не представляет опасности. Точно так же не опасны и сидящий справа от него мальчишка-школьник и стоящий у окна мужчина — по виду бизнесмен. Парень, пристроившийся у двери, неповоротлив и к тому же находится на безопасном расстоянии. Эта завидная способность мозга, выработанная многолетней тренировкой и подкрепленная природным талантом, управляла Дэмурой подобно автопилоту.
   Вагон равномерно покачивался на ходу, непосредственной опасности не ощущалось, и Дэмура погрузился в размышления. Гибель Камикадзе… а имеет ли она вообще какое-либо отношение к делу Ямаоки? Смысл самого послания предельно ясен: доносчик получил поделом. Но кому адресовано это послание? Возможно, бандиты, отправившие в полицию странную посылку, рассчитывали, что сообщение об этом попадет в газеты и доносчики всех мастей станут держать язык за зубами… Дэмура сидел, по-прежнему не шелохнувшись и не дрогнув ни единой черточкой лица, хотя мысленно он тряхнул головой. Странное движение, свойственное человеку, который привык к медитации. Дэмура почувствовал, как шейные мускулы на миг напряглись, но тотчас же и расслабились… Нет, это кровавое предостережение адресовано какому-то конкретному человеку. И с тобой, мол, будет то же самое, попробуй только… Почувствовав, что зашел в тупик, Дэмура начал строить новую цепь рассуждений. Так его приучили с детства: если какое-то дело застопорилось, начни сначала. Этот принцип еще ни разу не подвел Дэмуру.
   Подобное предупреждение шлют тому, кого хотят предостеречь. Стоп, здесь что-то не так! Похоже, ошибочна сама исходная позиция. Язык прислали в полицейский участок на его имя, а стало быть, не тому, кого хотели запугать. Бандиты якудза не станут угрожать полицейским. Полицейского ведь не сочтешь доносчиком, он выполняет свою работу, так что с ним лучше не связываться, а запугивать — уж и вовсе бессмысленно и даже недостойно. Дэмура понимал, конечно, что и якудза теперь не те, что прежде: и в перестрелку могут ввязаться, и контрабандой наркотиков не брезгуют, и делишки свои обделывают в компании с американскими гангстерами. Но должны же сохраниться у якудза хоть крохи разбойничьего кодекса чести! Нет, полицейским подобных угроз не рассылают.
   И вдруг его осенило. Любая мало-мальски стоящая идея рождается внезапно и, возникнув, кажется настолько очевидной, что диву даешься, как это ты раньше не додумался до такой простой истины. Ведь он, Дэмура, больше не полицейский. Ни одна живая душа, кроме Кадзе и Куямы, не знает, что он ведет расследование по делу Ямаоки. Разве что Нисияма догадывается об этом. В Обществе любителей катаны решили, будто он заодно с якудза, а последние без колебаний причислили его к шайке, устроившей погром в борделе. Дэмура попробовал взглянуть на дело под новым углом зрения и убедился, что все сходится. Бывший полицейский, который запродал себя фирме «Ямаока», не вправе рассчитывать на снисхождение. Ведь он такой же наемный громила, как и другие, кого в случае необходимости запросто ликвидируют. Впрочем, он еще хуже других: перебежчик со стороны закона на сторону беззакония. И грозное предупреждение адресовано именно ему!
   Дэмуру не слишком испугало это открытие. Он не раз смотрел в лицо смерти и умел постоять за себя. Истина постепенно и ненавязчиво проникала в сознание, не желавшее примириться с ней, гнавшее ее прочь. Что и говорить, истина была неприятная. Увы, он теперь не полицейский, и ему предстоит схватка, не похожая на те, в каких он привык защищать себя. Ему вспомнилась собственная реакция на слова Нисиямы, когда тот горделиво хвастал своим фехтовальным мастерством. И наконец-то он понял, почему посылка для него была доставлена в полицейский участок. От Камикадзе бандиты узнали его имя. Оставалось только выяснить адрес. Дэмуру подстерегли у полицейского участка и проводили до дома. Безошибочный расчет: человек, получивший посылку с таким сюрпризом, наверняка самолично явится за ней в полицейский участок, а затем рано или поздно вернется домой.
   И тут дисциплинированный рассудок Дэмуры взбунтовался, отказываясь строить дальнейшие логические выкладки и анализировать факты. Разум уступил место фантазии, услужливо рисовавшей картины одна чудовищней другой. Дэмура явственно видел, как вооруженные до зубов и покрытые татуировкой якудза врываются к нему в дом. Видел жену, которая… с криком спасается от них… с достоинством встречает убийц… разгневанно набрасывается на них. Нет, жена предстала его мысленному взору в ином виде: покрытая многочисленными ранами, она навеки застыла в какой-то странной позе с неестественно вывернутой головой, подобно прочим жертвам якудза.
   Дэмуру ни разу в жизни не покидало самообладание. Сейчас он впервые был близок к этому. Сыщик вскочил, и соседи испуганно встрепенулись от этого резкого движения, но затем со снисходительной усмешкой проводили взглядом старика, смущенно бормочущего извинения. Дэмура прикидывал про себя, когда будет ближайшая остановка и сколько времени понадобится, чтобы оттуда добраться домой на такси. Ему пришла было мысль позвонить Куяме или Кадзе, но он тотчас вспомнил, что оба полицейских сейчас находятся в Иокогаме. Второй раз за сегодняшний день Дэмура ощутил это ужасное чувство беспомощности, когда знаешь, что произойдет несчастье, и бессилен что-либо предпринять.
   Поезд замедлил ход. Дэмура увидел за окном спортивную площадку, пятиэтажные кирпичные здания позади и приткнувшийся подле них маленький домишко, неведомо как уцелевший среди новостроек. К домику прилепилась телефонная будка. Дэмура больше не раздумывал. Он видел, что поезд идет вдоль невысокой насыпи, видел, где стоит внизу ближайший придорожный столб, видел вереницу машин на шоссе, идущем вдоль насыпи, но всякие раздумья он отбросил. Автоматически действующая частица сознания регистрировала увиденное, как отмечает во время схватки позиции противников, их исходные стойки и потенциальную силу. Дэмура шагнул к двери, преодолев сопротивление сжатого воздуха, отодвинул ее, бросил последний взгляд вниз и прыгнул.

Глава одиннадцатая

   Марико-сан привыкла к одиночеству. Она пробыла одна почти сорок лет, пока муж работал, и так же одинока была теперь, когда Дэмура вышел на пенсию. Нынешнее одиночество, пожалуй, переносилось хуже прежнего. За сорок лет успели сложиться определенные ритуалы; Марико-сан знала, что требуется мужу, когда он, усталый, возвращается домой со службы, знала, когда он встает, когда ложится, что ест на завтрак. Им было о чем поговорить. Она подробно рассказывала, в каких хлопотах провела день, а иногда, правда, очень редко, и Дэмура делился с ней кое-какими обстоятельствами своей жизни. Помнится, был забавный случай с неким автомобилистом, который сел за руль в пьяном виде, а когда его задержали, стал предлагать полицейским выпить с ним за компанию… Но теперь им нечего было рассказать друг другу. Дэмура, будь ему интересно, и сам мог бы прекрасно видеть, чем заполнен день жены, но это его явно не интересовало. Ну а для самого Дэмуры жизнь и вовсе застыла на мертвой точке. Никак не приноровившись к новому, опрокинувшему привычные отношения образу жизни, супруги молчаливо сосуществовали под одним кровом, стараясь избегать друг друга. Марико радовалась, что муж снова занялся расследованием. Воспользовавшись его отъездом в Иокогаму, она прибралась в квартире, сварила обед, подготовила мужу ванну и чистую кжату. Она едва успела присесть чуть отдохнуть, прежде чем привести себя в порядок, когда раздался звонок в дверь.
   На пороге стояла юная девушка, почти ребенок. Во всяком случае, так казалось на первый взгляд. За последние годы госпожа Дэмура перестала видеть разницу: что шестнадцать лет, что двадцать четыре — все одно, молоко на губах не обсохло.
   А Миеко увидела перед собой седую женщину в традиционной японской одежде. Лицо сплошь изборождено морщинами, которые вдруг сместились, как в трюковом мультфильме, когда женщина растянула рот в улыбке. Улыбалось все лицо, улыбалась каждая морщинка, только старческие глаза сохраняли настороженное, недоверчивое выражение. Миеко пожалела, что пришла.
   — Простите за беспокойство. Мне нужен господин Дэмура.
   — Его нет дома. Желаете обождать?
   Миеко заколебалась. Как знать, сколько продлится ожидание, а она совершенно не знала, о чем говорить с этой старушкой. Но и возвращаться в офис ей не хотелось.
   — Ну конечно же, вам лучше дождаться его, — Марико-сан вежливо потянула девушку к дверям комнаты.
   — Господин Куяма сказал, чтобы я обращалась к нему или к господину Дэмуре… — Миеко оборвала себя на полуслове, видя, что хозяйке неприятно ее слушать.
   А госпожа Дэмура соображала, как бы потактичнее заставить девушку замолчать. Ведь она никогда не вмешивалась в дела мужа.
   — О, господин Куяма в высшей степени любезный молодой человек, — сказала она и удалилась на кухню.
   Марико поставила греть воду для чая. Сейчас, когда нежданная гостья не маячила перед глазами, можно было и пораскинуть умом. Интересно, в какую передрягу попала бедная малышка? На вид такая приличная девушка, но ведь наверняка что-то с ней неладное… У госпожи Дэмура зародилась догадка. Скорее всего, девушка служит где-нибудь в «купальне» и вот влипла в беду. Стыд и позор, совсем юная девчонка!… И видно, не обошлось тут без Куямы.
   Оставшись одна, Миеко испытала некоторое облегчение. Она огляделась по сторонам. Убогая обстановка, в углу цветной телевизор с большим экраном. На душе у девушки было тревожно. Она затруднилась бы объяснить, каким ждала увидеть жилье человека, который, как считает Нисияма, способен был бы защитить его. Стены, сплошь увешанные оружием. Или додзе для постоянных тренировок. Или фотографии молодого Дэмуры с мускулами, налитыми силой… Старый сыщик казался Миеко симпатичным. Она почувствовала в нем какую-то трогательную задушевность, добросердечие и старомодную учтивость, столь редкую в наше время. Жена Дэмуры в молодости, вероятно, была хороша собой, следы былой красоты ощущаются до сих пор. Японки поздно старятся. Даже в среднем возрасте они выглядят двадцати летними; густые черные волосы, круглый овал лица, точеные фигурки придают им вид тех же юных куколок. А затем внезапно, без всякого перехода, они превращаются в старух. Стареют некрасиво — должно быть, потому, что лишены времени и возможности свыкнуться с новым своим состоянием. А может, они более смиренны, чем европейские женщины, и покорно сносят удары судьбы. Миеко не принадлежала к борцам за эмансипацию, не обрушивалась с критикой на японское общество за неравноправное положение женщин, более того, всегда требовала от мужчин, чтобы те в известной мере властвовали над женщинами. Но сейчас она впервые поистине пришла в ужас. "Не хочу превращаться в морщинистую старуху, бессловесную прислугу, которой место только на кухне! Не хочу… "
   Миеко не успела продумать, чего еще она не хочет. Бандиты не стали звонить, они попросту взломали дверь и, прежде чем девушка опомнилась, ворвались в комнату. Их было четверо, все вооружены мечами. Одеты в просторные темные шаровары, белые рубашки и плотные черные куртки. Тела налиты грубой силой, мечи словно приросли к ладоням, и чувствовалось, что молодчики не побоятся пустить их в ход. Они ураганом пронеслись по квартире. Безжалостные, все сметающие на своем пути, они искали врага. И все же бандиты не забывали об осторожности: подстраховывали друг друга при обыске ванной и туалета, подозрительные взгляды рыскали из угла в угол. Налетчики чувствовали себя неуверенно, и Миеко вдруг окончательно уверовала в слова Нисиямы: Дэмура опасен… При виде первого налетчика с мечом девушка вскочила, озираясь в поисках оружия. Однако бандит, не обращая на нее ни малейшего внимания, толкнул ее на бегу. Миеко упала и сочла благоразумным остаться лежать на полу. Даже будь у нее сейчас в руках меч, лучше не лезть на рожон…
   Госпожа Дэмура, скрестив руки на груди, холодно взирала на двух бандитов, ворвавшихся в кухню. Страха она не испытывала. С какой стати им ее трогать? Даже гнева в душе ее не было. Негодяи жестоко поплатятся за разгром, учиненный в квартире.
   — Ступай в комнату! — Голос говорившего был усталый, охрипший. Бандиты не посторонились, чтобы дать ей дорогу, и госпоже Дэмуре пришлось протискиваться между ними. Субъект помоложе был весь прокурен насквозь.
   — Где твой муж?
   — В Иокогаме.
   — Когда вернется?
   — Может вернуться с минуты на минуту.
   Взгляды незваных гостей испуганно метнулись к двери, в руках, непроизвольно дрогнувших, сверкнули клинки…
   — Закрой дверь. — Судя по всему, хрипатый был у них за главаря.
   Миеко поднялась с пола и одернула юбку. Теперь, когда непосредственная опасность, пожалуй, миновала, можно было трезво оценивающим взглядом присмотреться к налетчикам: как те держат меч, как движутся, какую занимают стойку, ожидая нападения… Похоже, мечом они владели сносно, однако, если бы Миеко увидела их на тренировке, вряд ли они произвели бы на нее впечатление. С бамбуковым мечом и в соответствующем облачении она бы справилась, по крайней мере, с двумя из них — конечно, если бы нападали они поодиночке. Но с взаправдашним, обоюдоострым мечом… Миеко вдруг поняла, что сила этих наемных убийц кроется не столько в технике, сколько в способности без малейшего колебания перерезать глотку любому, кто подвернется под руку. Однако телодвижения другой пары налетчиков выдавали иную школу и несравненно лучшую подготовку, так что, вместе взятые, эти четверо представляли собой опасную группу. Миеко не совсем понимала их замысел. Неужели они надеются, что Дэмура не заметит взломанные замки и преспокойно угодит в капкан? Или воображают, будто жена не решится его предостеречь? В жилах девушки застыла кровь, когда она сама же и ответила на свои вопросы. С чего она решила, что их оставят в живых? Свидетелей все равно придется убрать, тогда какой же смысл с этим тянуть? А Дэмура при виде взломанной двери не раздумывая бросится спасать жену. И велики ли шансы у безоружного старика против четверки профессиональных убийц, с мечами наготове! Девушка осторожно покосилась на госпожу Дэмура. Как бы ее предупредить, какая участь их ждет! И стоит ли вообще предупреждать об этом?
   — Дэмура приедет на машине?
   — Нет.
   — Дверь откроет ключом или позвонит?
   — Позвонит. — Госпожа Дэмура вздохнула. — Для вас же лучше убраться подобру-поздорову, пока он не вернулся домой.
   Марико-сан ни разу не видела мужа во время боя. Рассуждай она разумно, как Миеко, она, пожалуй, ногтями и зубами вцепилась бы в этих мерзавцев или же, бросившись на колени, молила бы пощадить мужа. Но логика ее рассуждений была иной. Она не взвешивала соотношения сил между мечом и голыми руками, не учитывала, что бандитов — четверо против одного и они здоровее и сильнее ее низкорослого и тщедушного на вид мужа, а тот факт, что они гораздо моложе Дэмуры, и вовсе игнорировала. Марико-сан не разбиралась в боевых искусствах и не понимала, что в них находят хорошего. Она попросту верила в своего мужа. За долгие десятилетия привыкла верить в него. Знала, что работа Дэмуры в том и заключается, чтобы обезвреживать подобных типов, и знала, что муж хорошо справляется со своей работой. Сорок лет назад она поняла, что лучше не вникать в детали этой работы. Не спрашивать, отчего порваны брюки, каким образом на пиджаке и рубашке появились эти длинные разрезы с ровными краями, не задевшие даже кожу, или откуда взялись на лице и теле кровавые ссадины. Муж был отличным профессионалом, которому платили за то, чтобы он упрятывал за решетку таких вот безумцев, размахивающих мечами. И очень даже хорошо платили! Какая жалость, что Дэмуру потянуло на покой, а начальство предпочло ему человека, который явно работает с прохладцей.
   Налетчики не рассмеялись наивности ее предостережения, они вообще словно не слышали ее слов.
   — Садись!
   Госпожа Дэмура села, и один из бандитов тотчас же встал у нее за спиной.
   — Садись рядом с ней!
   — Нет, нет, — замотала головой Миеко и попятилась к стене. — Вы собираетесь нас убить! — Голос ее едва не сорвался на истерический визг, и она заметила, как один из бандитов бросил встревоженный взгляд на главаря. Другой бандит метнулся к ней. Девушка отскочила в сторону: проворно, как зверек, которого пытаются схватить. — Я буду кричать! — предупредила она.
   — Не смейте подходить ближе, иначе закричу!
   Девушка не успела разглядеть, что произошло, лишь почувствовала какой-то удар в плечо. И удар-то был несильный, словно бы ее предостерегающе толкнули в плечо. Миеко бросила взгляд вниз. Из тела торчал небольшой, можно сказать, изящный нож с черной рукояткой. Крови она не увидела, зато почувствовала, как под одеждой растекается какая-то теплая влага, а вслед за тем ощутила и острую, колющую боль. «Не надо!» — хотела воскликнуть она, но язык и губы не повиновались ей.
   — Садись, — приказ прозвучал по-прежнему тихо, но Миеко показалось, будто кричат над самым ухом. Девушка медленно отделилась от стены. Она понимала, что надо кричать, вопить во всю мочь, чтобы соседи услыхали и вызвали полицию. Понимала: это единственное, что может спугнуть бандитов. Но ей было совершенно ясно: стоит ей только раскрыть рот, и в нее снова всадят нож.
   — Не убивайте меня! — вскричала девушка.
   — Вот дура! — Ее схватили в охапку и грубо швырнули на стул.
   Миеко пыталась не думать о ране. Она постаралась сосредоточить все свое внимание, чтобы предугадать, когда бандит за спиной изготовится к удару, и отшатнуться в сторону. Ей не хотелось умереть без сопротивления. Однако удара не последовало. Девушка каждым нервом ощущала, что бандиты держат оружие наготове, но, похоже, пускать его в ход пока не собираются. Она видела, как двое гангстеров ищут у двери удобное место для засады, а другая пара замерла позади пленниц. Дэмура увидит взломанную дверь и ворвется в квартиру… И что же затем последует? Ему прикажут сдаться, пригрозив в противном случае убить женщин? Или же их обеих прикончат у него на глазах, чтобы страшным зрелищем повергнуть старика в шок и дать возможность двум затаившимся в засаде бандитам расправиться с ним? Рана болезненно пульсировала, и Миеко прикусила губу, чтобы подавить стон. На глазах у нее выступили слезы. Она не была влюблена в своего шефа. Ей импонировал его решительный характер. Нисияма вызывал в ней уважение, но не любовь. Однако сейчас Миеко подумала, что, пожалуй, она все-таки любит его. Иначе как объяснить, что в минуту опасности она вспомнила о нем и, возможно, с мыслью о нем и умрет. Ибо Миеко, застыв на стуле в неудобной позе и ощущая за спиной смертоносный меч, пыталась представить себе, где сейчас может быть Нисияма, когда он вернется в офис и успеет ли он вовремя прочесть ее записку.

 
   Нисияма прочел записку, и содержание записки ему не понравилось. Чего хочет Миеко от Дэмуры? Впрочем, лучше сформулировать вопрос наоборот: чего хочет от них Дэмура? Нисияму ни на миг не ввели в заблуждение щуплая на вид фигура старика и этот его как бы сонный взгляд. Старый сыщик с первой же минуты произвел на него впечатление опасного противника, а наведя о нем справки, Нисияма убедился, что впечатление это оказалось верным. Именно Дэмуре удалось схватить убийцу Джонни Адзато. Нисияма не поленился сходить в библиотеку и проштудировать газетные материалы на эту тему. Оттуда он почерпнул, в сущности, все, что его интересовало. Дэмура, оказывается, был учеником мастера Фунакоси, в годы войны служил в отряде специального назначения, задачей которого было выполнение бесшумных операций по уничтожению противника без применения оружия. В джунглях, на островах Тихого океана. Затем Дэмура попал в плен, а по возвращении из плена был зачислен в полицию — также в отдел специального назначения по ликвидации преступных банд. После чего Дэмура не одно десятилетие просидел на «тихой» работе, в окружном полицейском участке, и теперь вот вышел на пенсию. Нисияма недоумевал. Человек типа Дэмуры не уходит на пенсию ни с того ни с сего. Он остается на посту, пока здоровье позволяет и пока не слишком замедляются реакции. А Нисияма подверг Дэмуру проверке. Старик проверку выдержал: стоял не шелохнувшись и смотрел на Нисияму кротким взглядом, вроде бы и не замечая занесенного над его головой меча, но провести Нисияму ему не удалось. По глазам старика, хитро прищуренным, было видно, что он отреагировал мгновенно, отреагировал в тот миг, когда атакующее движение только еще зарождалось, когда меч готовился к взмаху вверх.