Трофимов Александр. Возвращайся, сделав круг

   – Он что – копилка человеческой мудрости, вроде Яйца Феникса?.. Постой, но ведь сознание не может существовать в виртуальности.
   – Для нормального функционирования сознания необходимы четко разделенные сигналы внутренней и внешней среды, а значит – тело, способное воспринимать действительность в той или иной форме и взаимодействовать с ней. Наш бог-демон замечательно с этим справляется – многие личности являются его частью несколько веков, и их рассудок в полном порядке.
   – И как выглядит эта машина?
   – Ты видел его на сайте. У трона.
   – Пятиметровый белый тигр?
   Я опешил.
   – Одна из его форм. Красивый, да? А шерсть – платиновая. Я один раз его гладила. Жуть берет, если честно.
   – Да, техноиды сильно уступают ему в позерстве. Платиновая шуба, алмазные гребешки…
   – Техноиды были созданы как рабы, а он – как десница божественной воли, аватара самого Наблюдающего – думаешь, это бы имело смысл, если бы он напоминал ржавый мусорный контейнер? Но внешность – самое незначительное отличие. Техноиды – раса с коллективным сознанием, он – вещь в себе. И если у наших дройдов машинное сознание преобладает над эмунатом, у Ци ведущим является человеческое…
   Она зевнула.
   – …Или, по крайней мере, то, что когда-то было человеческим. Сознания всех этих людей изменились, получив новые возможности восприятия, мышления, памяти, даже воображения – Красным удалось создать электронный мозг, превосходящий человеческий, хотя это считалось невозможным. Но все-таки это такой же Императорский Совет, втиснутый в одно кошачье тело…
   Она потянулась, потом свернулась клубочком, положив голову мне на грудь.
   – Ванда?..
   Она уже спала.
 
   Мы погружались в море света – все дальше и дальше, в пучину волшебных сверкающих лепестков. Несмотря на сильную поляризацию купола посадочной шлюпки, путь через километровый слой лиитов выжигал глаза. Я так и не решился зажмуриться хотя бы на секунду – боялся упустить даже маленькую частицу этой красоты. Миллиарды стрекозиных лепестков парили вокруг нас, свет двух звезд отражался в этих крохотных зеркалах тысячи раз, прежде чем пройти через хрусталик глаза. Свет дробился на спектр, разбегаясь по кабине шлюпки разноцветными солнечными зайчиками.
   На моей груди застыло красное пятнышко, я осторожно коснулся света пальцами, и он отпрянул, перепрыгнул на блестящую голову Эммади, потом исчез совсем. Скуф, раскрыв пасть, носился за бликами по всей кабине. Его бледно-голубые глаза светились от азарта, отчего разноцветных бликов становилось еще больше.
 
   Когда я проснулся посреди ночи, Ванды рядом не оказалось. Дверь в ее каюту была заблокирована, поэтому я досыпал у себя. Утром меня разбудил Эммади и сообщил, что мы вышли на орбиту Тирдо-Я. Подробного плана действий у нас до сих пор не было, но, в любом случае, я не видел смысла оставаться на лайнере. Искать меня начнут именно там.
   Мы с дройдом добрались до главного ангара первыми – остальные пассажиры еще собирались. Когда Эммади повел меня к одной из посадочных шлюпок, я спросил, не лучше ли взять тонари, но Эммади только покачал головой и сказал: «Позже».
   Техноид вел шлюпку вниз по широкой спирали, забирая далеко в сторону от космопорта Люмус-урбиса. Под нами простиралась степь, покрытая сверкающими скоплениями стрекозиных деревьев. На их ветках поблескивали еще сочные лииты, которым уже скоро предстояло взмыть в небо и раствориться в облаках таких же светляков.
   На Тирдо-Я нет понятия года. Она не вращается вокруг своих звезд, а подвешена в точке Лагранжа между ними и благодаря некой недоизученной гравитационной аномалии планета не скатывается ни к одной из звезд из своей точки неустойчивого равновесия. Зато тут есть подобие осени, наступающее в период активности Я – в эту короткую пору, около двух недель, листья стрекозиных деревьев иссушаются на глазах и срываются с ветвей. Лииты даже не касаются земли – они сразу взмывают вверх, закручиваясь огромной спиралью над рощицами вроде той, к которой Эммади сейчас вел нашу шлюпку. С земли это выглядит как дождь в океане, если представить, что ты смотришь на него, стоя на облаке вниз головой. Солнечный дождь, падающий в солнечный океан… Жаль, что до листопада еще около половины стандартного года.
   Я мелкими глотками тянул горячий нуар и изо всех сил пытался проснуться. Похмелья от курительных смесей не было, зато «звездная» болезнь разыгралась вовсю. К каждому новому солнцу приходиться привыкать, а на мою голову их свалилось сразу два. К тому же на Тирдо как раз были бури, поэтому у меня трещали виски и при каждом движении очертания каюты несколько размазывались. Дройд добавил мне что-то в нуар, но сказал, что подействует нескоро – акклиматизация мгновенной не бывает.
   Когда в глазах поплыли цветные пятна, я развернул кресло и стал любоваться кульбитами скуфа, гоняющегося за яркими бликами по всей шлюпке. Его коготки, буксующие по полу и стенам рубки, издавали жуткий скрежет. Вскоре зверек утомился, зевнул во всю пасть и свалился на пол. Чтобы больше не соблазняться беготней зайчиков, он зажмурил глаза и вдобавок накрыл их хвостом – чтоб уж наверняка. Я зевнул вслед за ним. Через пару минут шлюпку мягко качнуло – мы сели.
 
   Мы долго петляли среди деревьев, потом уселись на песок, прислонившись спинами к теплым узловатым стволам. Эммади так ничего и не сказал, просто сидел, крутя в руках ветку с матовым лиитом на конце. Выглядел он как древний пастух, наблюдающий за пасущимся стадом, для полноты картины не хватало только флейты или свирели – о чем я ему и сообщил.
   – Если одна из овец твоих заблудится, оставишь ли ты стадо и пойдешь ли искать заблудшую?
   – Ну, если это была моя любимая овца…
   Он выбросил веточку и сложил руки на коленях.
   – Тим, что ты намерен делать?
   Что? Искать Ти-Монсора, но я не знаю, с чего начать. Единственная зацепка, которую удалось найти, – это сайт. Но вряд ли будет разумным заявиться туда еще раз. Остается еще вариант – найти того типа. Вот только где его искать?
   – Эммади, что такое «Долина Запахов»?
   – Так иногда называют Хиттари, одну из планет чуй-чаев.
   Черт, я мог вспомнить об этом и раньше… Почему-то думал, что все, что он произносит вслух, так же важно, как жалоба на отдавленную ногу.
   – Тогда я собираюсь лететь туда.
   – Хиттари… Да, это приемлемый вариант.
   – В смысле?
   – Тебе нужно покинуть Империю, Тим. Чем быстрее, тем лучше. В Красный Мир тоже лететь небезопасно. Остаются Малые Миры, которые так или иначе тоже могут заинтересоваться твоей персоной, поэтому улететь к иным расам – самый предпочтительный вариант. Чуй-чаи самые спокойные… Да, пусть будет Хиттари.
   – Тогда нам лучше забрать мой корабль и…
   – Аида занимается этим. Как только она уладит формальности, она скинет нам твой астероид.
   – Скинет?
   – Быстрее всего просто уронить его вниз на планету – ломаться там нечему. А тебе возвращаться за ним на лайнер небезопасно. Сейчас там находятся люди из управления порядка Люмус-урбиса. Они занимаются расследованием деталей нападения пиратов. Я предупреждал: оставив лайнер патрулю, ты серьезно уменьшаешь свои шансы – очень скоро они объявят тебя в розыск. Аида продала пиратский линкор, что несколько отсрочило этот момент.
   – Аида что?
   – Мы захватили линкор. Капитаном в этот момент являлась Аида, корабль по закону – ее собственность. Она продала его еще до того, как мы вышли на орбиту, чтобы патруль поскорее с него убрался. Рано или поздно они выяснят, кто ты, совместив данные систем наблюдения с показаниями пиратов. Но немного времени мы выиграли. К тому же деньги за линкор и твои тоже, поэтому теперь ты не нищий.
   Что ж, все не так плохо.
   – И все-таки, Тим, почему Хиттари?
   – Ты же сам сказал, что это приемлемый вариант.
   – Да, но не единственный. Что там, в «Долине Запахов»?
   Я медлил с ответом. Это не касается никого, кроме меня.
   – Эммади, спасибо, что помогли мне, но…
   Дройд отбросил свою ветку, поднялся и повернулся ко мне.
   – Значит, ты ей поверил… Не доверяй техноидам, осторожней с техноидам, техноиды тебя посчитают, извлекут из тебя корень и жестоко заархивируют… Ей, значит, черт знает откуда взявшейся, доверять можно. Мне – уже нет. Хьячи, Тим.
   Не может быть…
   – Но ведь она проверила – следящие устройства отключились, на мне не было жучков…
   – Не было. Жучок был в самом браслете, ее сканер не отслеживает зону минимального радиуса. Аудиозапись, плюс тридиснимок в инфракрасном спектре каждые 16 секунд. В видимом спектре запись не велась, за свою честь можете быть спокойны.
   Я сплюнул на песок.
   – Ну что ж, можешь подарить мне кино «Тим прыгает на кровати».
   – Движение – это четырехмерная съемка. Простенькие жуки справляются только со статичными кадрами в режиме радара.
   – Ну, хорошо, ты нас подслушал – что дальше? Возмущен тем, что сказала Ванда? Ты только что подтвердил ее слова.
   – Нет, Тим. Я признал, что вел слежку. И я не собираюсь врать, что оскорблен – у нас и впрямь нет таких понятий. Но будет «рациональнее», если ты выкинешь всю эту чушь из головы. Либо ты доверяешь мне, либо можешь катиться к неолуддитам… Что ты вылупился на меня? Мне использовать допотопный синтезатор голоса, удалить из речи все эмоции, дальше объясняться словами «рациональнее» и «логичнее»? Тебя это успокоит? Даст иллюзию, что теперь ты видишь меня таким, какой я есть?
   Я молчал. Они так и будут играть с Вандой в этот тяни-толкай?
   – Ты никогда не увидишь меня настоящего. Даже если я заговорю программным кодом. И уж точно не сможешь понять меня до конца. Как и я – тебя. Мы абсолютно разные, и с этим нужно смириться. Но мы можем общаться, можем взаимодействовать и можем иметь общие цели. А значит – и идти к ним вместе. Вот это возможно, понимаешь?
   Они напоминали мне родителей в разводе. По будням мама-Ванда костерит папу, бросившего семью ради шлюхи. По выходным воскресный папа-Эммади увозит сыночка на речку или в зоопарк и там поливает маму, которая никогда не понимала и не ценила его. И, конечно же, все неправильно поняла. «Знай, сынок, на самом деле я тебя очень люблю». Для полной картины еще стоит сказать, что мама хоть и сварливая дура, но тоже тебя очень любит. И мы оба хотим тебе только добра…
   – Я не врал тебе. Когда ты заигрывался и принимал мое поведение за человеческое – я напоминал, что это только иллюзия. Она удобна для общения, это хороший перевод на ваш язык. Помимо слов я добавляю жесты и эмоции – все, как если бы это говорил человек. Но я не притворяюсь человеком.
   – Ты просчитываешь варианты, Эммади. Каждой фразой, каждым поступком – добиваешься определенной реакции, которую можешь предсказать заранее.
   «А почему мама сказала, что такой неудачник, как ты, может ловить девушек только на жалость и материнский инстинкт?»
   Он договорил за меня – голосом Ванды. На записи он показался мне не таким приятным.
   – «Речи, знакомые до боли», Тим. Что плохого в том, что, помогая тебе, я осознаю, что это увеличит твое доверие? Я «воспользовался твоей слабостью», когда подал успокоительное и рассказал дурацкую историю, чтобы ты заснул? Это был мой коварный план?
   И снова я промолчал, разглядывая песок, стелящийся поземкой между узловатыми корнями.
   – Вам легче, Тим. Ваше подсознание сможет подсказать вам правильный, полезный для вас ход, но вы будете считать, что сделали это по наитию, из благородного порыва. Поверь мне, это не так – ваш мозг превосходно умеет просчитывать ситуацию, просто до сознательной части доходит только готовый результат – спаси малыша из пожара. Подсознание молчит, что это улучшит твой социальный статус, если это заметят. Если свидетелей не будет, а сам ты никому не расскажешь, это повысит твою самооценку – ты не только благородный и храбрый, но еще и не тщеславный. Но прямо или косвенно это повысит твой социальный статус.
   Спорить с техноидом – все равно что играть с ним в шахматы, только слов куда больше, чем фигур на клетчатом шарике.
   – Я не об этом, Эммади. Как ты думаешь, каково это – находиться рядом с существом, чьи мотивы тебе абсолютно непонятны?
   – Наименьшая энтропия, Тим. Это наш приоритет. Так ты поймешь хотя бы общую направленность наших действий.
   – Хорошо… Каково находиться рядом с существом, которое сегодня выращивает тебе ногу, рассказывает сказку и гладит по голове, а завтра – ничего не объясняя, берет и отпиливает ногу обратно. Ради уменьшения энтропии, понятное дело… Тебя ведь не сдержат ни страх, ни дружба, ни сочувствие – ничего.
   Дройд кивнул.
   – Не остановят. И если твоя нога – единственный путь к наименьшей энтропии, я ее отрублю. Если для сохранения многих жизней мне понадобиться забрать твою – я тебя убью.
   – Это – причина тебе доверять?
   Эммади подошел на шаг ко мне и проговорил с каким-то мертвым спокойствием:
   – Ты хотел правды – вот она, я не умею чувствовать – это раз. Зато я могу пообещать тебе, что не выкину тебя в вакуум из ревности, не прожгу плазмой из расистских соображений, не вызову на дуэль, чтобы потешить свое эго, и не поцелую за 30 сребреников. Это два. И я не дам никому другому сделать с тобой ничего подобного – это три. Я не считаю желательным или вполне допустимым убийство человека. Тем, что техноиды сделали все для уничтожения стольких пиратов, сколько было необходимо для сохранения жизни максимального количества пассажиров, мы наглядно продемонстрировали свою позицию – это четыре. Мы стараемся закрепиться в вашем обществе, потому что здесь мы получаем максимум информации – а это самая приоритетная наша потребность. И пока мы живем в этом обществе, мы будем стараться соответствовать максимуму ваших критериев образцового гражданина. На данный момент мы и есть самые идеальные граждане Империи – мы не воруем, не берем взяток, не совращаем малолетних, не лжем под присягой и не едим с ножа. Мы идем в разрез с вашим морально-нравственным кодексом только тогда, когда этого требует Галактический кодекс. Как в случае с пиратами. Это пять.
   – В Риме поступай как римляне…
   – Я дал тебе пять фактов. Если когда-нибудь я дам тебе повод усомниться хотя бы в одном из них – оторвешь мне палец. Их тоже пять.
   Он выдержал паузу.
   – Но до этого ты будешь доверять мне и делать то, что я скажу, потому что от этого будут зависеть как наши жизни, так и исход всей этой истории. На этом разговор окончен.
   Эммади медленно обернулся и крикнул куда-то в кроны стрекозиных деревьев:
   – Теперь мы квиты – ты тоже слышала наш разговор. Можешь спускаться.
   Я хлопал глазами и смотрел, как от кроны позади робота отделилась тень, ловко перепрыгнула с ветки на ветку, и через несколько секунд оказалась перед нами. Усмехнувшись, Ванда сняла свой браслет и выкинула в кусты.
   – Давно хотела спросить вас, доктор… Чье сознание вы подсадили в тело Ти-Монсора?
   – Ничье.
   – Пустышки не просыпаются, дройд. Итак?
   – Если бы я подсадил ему сознание, это бы зафиксировали.
   – Тогда что?
   Эммади долго молчал.
   – Мне нужно было проверить одну вещь… Сознание техноида способно создавать поведенческую матрицу даже из весьма неясных текстов. Я решил выяснить, способен ли на это человек… И заложил ему полную библиотеку художественной литературы. Он «проснулся».
   – Так я – эксперимент?
   Наверное, я должен был вспылить, взбеситься, натворить глупостей… А я просто спросил. Разговор поддержал.
   – Если бы не я, Тим, тебя бы вообще не было. Тело Ти-Монсора так и валялось бы в холодильнике, дожидаясь своего владельца или… кого-то еще.
   – Спасибо… папа.
   Ванда закусила губу.
   – Зачем он тебе, дройд?
   Мне тоже было интересно это услышать.
   – Видишь ли, я все еще его врач. А Феникс, скорее всего, доберется до него первым. Допросит его, применит наркотики, потом пытки, потом гипноз, потом нейросканирование… Мне все это не очень нравится – как его врачу.
   – Очень трогательно.
   – А тебе, позволь спросить?
   – Придумай и за меня что-нибудь…
   Она подмигнула мне.
   – Тим, нам пора.
   Единственное, что успела Ванда, – положить руку на рукоять бластера… Дройд только что сидел на земле, а в следующую секунду оказался рядом с ней, перехватил кисть, развернул. Ванда высвободила руку, ударила робота обеими ногами в грудь, но тот даже не покачнулся. Она перевернулась в падении, вскочила и вытащила бластер. Я только раскрыл рот, чтобы рявкнуть на них, но было поздно – робот прыгнул. Ванда успела выстрелить трижды, но техноид постоянно менял вектор полета. Ванда не попала ни разу. Она снова отпрыгнула, но он тут же догнал ее и выбил оружие. Тягаться с ним ни в скорости, ни в силе она не могла, да никакой человек не смог бы… Я с удивлением заметил, что стою на ногах, а между Вандой и Эммади хищно извивается светящийся кончик моего кнута.
   – Разошлись.
   Кнут опасно изогнулся, и Эммади наконец ослабил захват. Ванда вырвалась и отошла. Но когда она попыталась подобрать бластер, кнут рванулся в ее сторону.
   – Ему и там уютно.
   Ванда бросила на меня гневный взгляд, но от бластера отошла. Прислонилась к дереву и невозмутимо принялась поправлять прическу. Дройд просто осел на землю.
   – Не ссоримся.
   – Тим, слишком много кампаний проваливалось просто потому, что кто-то поленился насыпать яд в крысиную нору.
   – Ничего, Эммади. Я старая беспамятная крыса, ты крыса механическая, Ванда – растительная. Мы прекрасно смотримся вместе. Мы великолепная любящая крысиная семья, которая сбежала с тонущего корабля и теперь отправляется разыскивать новый. Встали, пошли…
   Я отдал мысленный приказ скуфу, и он снова оплел мое предплечье. Погладив зверька, я строго посмотрел на свою команду и повернулся к ним спиной. Не буду врать, что я был абсолютно уверен в разумности этого шага…
 
   Нас окружили на выходе из рощи. Пятнадцать человек на глайдерах. На землю они спрыгнули одновременно, но за оружием не тянулись. Лениво так встали, выключили гравитаторы глайдеров, и те осели на песок. Вперед вышел старлей.
   – Младший принц Монсор, вы арестованы по подозрению в преступлениях против Второй Империи Свободы, полный список которых будет зачитан в военном суде. Вы будете оказывать сопротивление?
   Последний его вопрос меня позабавил. Напоминало «что-нибудь к кофе заказывать будете?». Я усмехнулся.
   – Почему бы нет…
   Я вскинул левую руку, надеясь, что кнут пронзит его насквозь, но скуф был по-прежнему скуфом – он сонно цеплялся за мое запястье, а потом и вовсе свалился на землю. Пара солдат заржали. Я опешил настолько, что даже не вспомнил, что на бедре висит шпага. Оглянувшись, я увидел Ванду и белую нить, которая втягивалась в ее палец. Этим пальцем она делала мне «ни-ни». Черт, она усыпила скуфа! Похоже, Эммади был прав – ее следовало… Я замер, поняв, что Эммади нет. Нигде нет. Он сбежал. Команда крыс – минус один…
   Ванда тем временем вышла вперед.
   – Лейтенант, вы, похоже, ошиблись птичкой. Этим делом занимается Феникс и уж никак не Императорский Орел.
   – Ваше удостоверение.
   Ванда достала карточку и активировала ее. В воздухе перед старлеем возникла голограмма – прочитать я не мог, так как для меня текст был вывернут наизнанку. Я и не пытался – был занят тем, чтобы не осесть на землю.
   Офицер посмотрел на свой браслет, сверил код удостоверения, потом отдал честь.
   – Старший лейтенант Боуди. У меня прямой приказ главнокомандующего Лерца. Это дело флота, майор Сильветти. Вы можете оказать содействие…
   Я выхватил шпагу и поднял бесчувственного скуфа. Боуди спокойно достал шокер. Против стан-облучения шпагой не отмахаться, бежать поздно. Я в последний раз посмотрел на Ванду – она уже стояла около Боуди и плавно опускала его руку.
   – Вы слышали о препарате, который вызывает смертельную реакцию при стан-облучении? Не думайте, что Красные не умеют защищать свои секреты.
   – Что вы предлагаете?
   – Как только он решит, что шансов нет, он убьет себя. Дайте ему иллюзию – это ваша единственная возможность, если вы, конечно, не научились допрашивать трупы.
   Ванда кивнула на термостек, висящий у него на поясе. Старлей поднял брови.
   – Естественно, вы не будете их включать, лейтенант…
   – Это же принц Красных. Вы представляете себе его подготовку?
   – Никогда не упускайте шанса поучиться у врага.
   Боуди пожал плечами и протянул стек Ванде:
   – Дамы вперед, майор.
   Ванда молча повернулась и сделала шаг ко мне.
   Я был ей благодарен – не за то, что она оказалась агентом Феникса, дурила меня все это время, «спасала» от самой себя. Нет – за то, что она сделала этот шаг. По крайней мере она дала мне шанс отблагодарить ее за все.
   Бережно положив скуфа на землю, я достал шпагу и отошел на открытое пространство. Ванда шла на меня. С каждым шагом ее походка менялась – она все больше скользила, перетекала из шага в шаг, наращивая скорость. Я стоял на месте. Исчезли проблемы и необходимость думать, исчезли Эммади, Ти-Монсор, Ки-Саоми, пропало «вчера» и «завтра», исчезла солнечная планета и искристые облака, испарились солдаты. Осталась только моя дорогая Ванда…
   Она начала бой так же, как тогда в баре, – быстрый высокий выпад, я легко отвел его в сторону и нанес колющий в грудь. В последний момент я нажал на кнопку, и прозрачная шпага утонула в ее груди. Ванда ошарашено смотрела на меня, я покачал головой – не так скоро, Ванда. Она очнулась, попыталась достать меня еще раз, потом отступила. Мне казалось, что мы можем слышать друг друга, даже не касаясь пальцами, не рисуя все эти смешные символы…
   На этот раз я напал первым, отбил ее выпад и ударил тяжелой гардой в лицо.
   – Это за наш танец, Ванда…
   Легкая ссадина у нее на подбородке затягивается на моих глазах, откуда-то появляется тоненький зеленый стебель, стягивая ее волосы в хвост, второй закалывает длинную челку.
   Она делает красивый проход, я отступаю все дальше. В какой-то момент она забывается и наносит бесполезный колющий. Отключенный термостек глупо утыкается мне в ребра. И я снова бью ее по лицу.
   – Это за поцелуй.
   Пара реприз, мы сходимся. Она достает меня справа, в висок. Отступаю на пару шагов, трясу головой. Туше, Ванда…
   Проводит серию обманных, бьет по ногам, я прыгаю влево, и клинок входит ей в бедро.
   – За то, что позвала меня снова…
   Моя шпага оставляет глубокий шрам на ее спине… За твои коктейли и твою улыбку.
   Она успевает развернуться и отвести удар от сердца. Шпага протыкает ее плечо насквозь… Это за твои несмелые объятия и за то, как ты сопишь во сне и зарываешься пальцами в мои волосы.
   Я включаю «просветку» и перемещаю прозрачную шпагу к ее сердцу…
   – За то, что позволила мне влюбиться в тебя, Ванда…
   Я медленно отвожу шпагу, так и не выключив «просветку». И снова бью тяжелой гардой в лицо. Кричу:
   – За то, что я не могу тебя убить.
   Она бьет снизу, и я срубаю ее стек у самого основания. Она ретируется. Я жду, пока ей швырнут целый. Все повторяется. На третий раз я втыкаю шпагу в песок и поворачиваюсь к солдатам, окружившим нас полукольцом.
   – Мне то же, что и даме. И не забудьте зонтик – без него теряется ощущение праздника…
   Они не смеются. Они бросают мне термостек, и мы снова сходимся. Я улыбаюсь.
   – En guard!
   Она прыгает и бьет сверху. Хватаюсь за голову, отступаю, теряю ее из виду. Ванда подрубает мне колено, потом разбивает челюсть. Я пытаюсь достать ее, но колено взрывается болью, я оступаюсь, и Ванда со всего размаха бьет меня по шее. Валюсь на песок котом в мешке.
   Она дает мне подняться, но это уже просто игра. Ее раны затянулись, сквозь разрезы на одежде видна чуть красноватая новая кожа. Я еле стою.
   Получаю два тычка в ребра, на излете – рубящий по горлу, потом локтем в скулу… Избавившись от противных искр в глазах, чувствую стек у себя на горле, бью не глядя, за спину… Она перехватывает мои руки, толкает вперед, и я падаю на колени. Ее дубинка все еще не дает мне вдохнуть. Горячий шепот у самого уха:
   – Прости…
   Ее нити оплетают мое сердце, сжимают его. Я хрипло смеюсь.
   – Пей или уходи.
   – Что?
   – Я не ушел, ты не убьешь. Ты обещала…
   Она вздрагивает.
   – Я отключу тебя, разберусь со всем. А потом я отпущу – официально или нет. Ты мне веришь?..