Троицкий Андрей Борисович. Удар из прошлого

   Через лобовое стекло Боков видел, как к воротам подкатил «газик». Зудин заерзал на сидении, Боков ткнул хозяина ресторана стволом пистолета.
   – Только пикни, пристрелю, – прошептал Боков.
   Он не был уверен в себе, в том, что выполнит угрозу.
   – Что ты, что ты…
   Зудин поднял руки кверху, тем самым, выражая чистоту своих помыслов. Машина исчезла за забором. Со двора вышел какой-то человек, повесил замок, запер калитку, скрипнули ржавые петли, послышались далекие голоса. Мир снова погрузился в тишину и мрак жаркой ночи. Полная луна то появлялась на небе, то пряталась в облако, шуршали камыши, стрекотали цикады. Зудин горько охал, он тоже страдал, от голода, от неизвестности и, главное, изнемогал от жгучего страха.
   Зудина одолевали ужасные мысли. Возможно, вскорости его убьют, как нежелательного свидетеля, обезобразят тело, каким-нибудь тяжелым предметом, который под руку подвернется. Булыжником или кирпичом. Наскоро забросают труп землей. Через пару недель грызуны, которыми кишит степь, обгладают человечину до костей. И старуха мать, доживавшая век в глухой деревне в сотне километров от районного центра, не сможет приехать на могилу сына, потому что этой могилы у Зудина не будет.
   – У тебя родители есть? – спросил Зудин. – Ну, мама, папа.
   – У меня есть бабушка, ныне покойная. И она тебе передавала привет.
   – Моя мать жива, – сказал Зудин. – Я ей помогаю материально. Ну, по мере сил и возможности. Пальто ей купил позапрошлой зимой. И очки купил. Она видит совсем плохо.
   – Считай, что ты меня растрогал, – отозвался Боков.
   – Кода три года назад мать гостила у меня, не успевала к телефону подойти после десятого звонка. Совсем старенькая. Насквозь больная. Она не переживет, если я… Если меня…
   – Ничего, переживет, – успокоил Боков.
   Зудин не договорил, к горлу подступил соленый комок, он шмыгнул носом, чувствуя, что может запросто разрыдаться от жалости к себе. Такого сукина сына, как этот Саша, ничем не проймешь, ничем не разжалобишь. Ни слепотой матери, ни её одинокой старостью. Типичный отморозок из молодых, жестокий и бессердечный, с камнем вместо сердца.
   Замолчав, Зудин, вернулся к своим мыслям. Скорее всего, его самого заставят копать могилу под дулом пистолета. А потом выстрелят в затылок и скроются с места преступления на машине покойника. Так оно и будет, другого не дано, – убеждал себя Зудин. Но шанс на спасение всегда остается. Сейчас, когда главный бандит куда-то смылся, пропал неизвестно где, и Зудин остался наедине с молодым человеком, глупо не воспользоваться шансом.
   Мир вокруг постепенно делался светлее, до утра ещё далеко, но темноту ночи словно ветер разогнал. Теперь в серых сумерках можно было запросто во всех деталях разглядеть высокий забор, висячий замок на воротах. Пора, – решил Зудин. Сейчас ли никогда.
   – Слушай, зачем я вам нужен? – спросил он Бокова. – Отпустили бы меня с миром. Я не то, чтобы богатый человек. Но отложил кое-что на черный день. Есть скромные сбережения. Понимаешь?
   – Понимаю, – сказал Боков. – Ты отложил на черный день. Напрасно ты не истратил деньги на мороженое.
   – Я в том смысле, что можно бы разделить эти деньги.
   – Меня не интересуют твои деньги, – покачал головой Боков. – И вообще, заткнись.
   – Я ссать хочу, – признался Зудин. – Выведи меня. Не могу ж я здесь нужду справлять, под себя.
   – А раньше ты не мог попроситься, когда темно было?
   – Я только сейчас сильно захотел.
   – Терпи.
   – Как скажешь, – вздохнул Зудин. – Кстати, ты бы форточку закрыл.
   Боков опустил пистолет, глянул, застегнута ли ширинка на брюках. В этом мгновение Зудин резко взмахнул рукой, ударил молодого человека локтем под нос. Боль была такой резкой, что Боков тихо вскрикнул и на пару секунд лишился чувств.
   Кровь брызнула на рубашку, перед глазами разошлись яркие цветные полосы, будто в темноте полярной ночи включилось северное сияние. Зудин изо всех сил вывернул руку, в которой Боков держал пистолет. Но почему-то пальцы не разжались. Тогда Зудин снова навернул противника локтем по лицу. Но этот раз удар пришелся в левую бровь, лопнула кожа над глазом.
   Зудин снова крутанул руку, и снова Боков не выпустил пистолет, вцепившись в рукоятку мертвой хваткой. Тогда Зудин нагнулся и с немым остервенением вцепился зубами в предплечье Бокова, едва не вырвав клок мяса и кожи. Боков застонал, разжал пальцы. Зудин подхватил на лету выпавший пистолет, положил палец на спусковой крючок.
   Он победил. Зудин поднял руку с оружием, приставил ствол к голове своего тюремщика. Боков находился в полуобморочном состоянии, до конца не понимал того, что произошло. Он согнулся, уткнувшись в ладони, закрыл окровавленное лицо, хлюпая сломанным носом. Кровь с рассеченной брови тонкой струйкой стекала вниз, на брюки, на светлую рубашку.
   Свободной рукой Зудин раскрыл заднюю дверцу, опустил ноги на землю. Держа Бокова на мушке и пятясь задом, он выбрался из машины. Праведный гнев и жажда мести душили Валентина Петровича. Сейчас он пристрелит этого молодого отморозка, вышибет ему мозги. Зудин согнулся, Боков, кажется, безучастный к собственной судьбе, не сдвинулся с места, продолжал сидеть, прижимая ладони к лицу и, выдувая из носа кровавые пузыри. Зудин держал пистолет в вытянутой руке и скрипел зубами.
   – Я тебе деньги предлагал? – спросил он.
   Боков в ответ забулькал носом.
   – Дурак, надо было соглашаться, – прошипел Зудин. – Но теперь поздно. Потому что уже ты покойник.
   До Бокова, наконец, дошло, что жизнь его неожиданно подошла к концу. В это мгновение захотелось провалиться сквозь землю, оказаться за тысячу верст от этого гиблого места. Или сесть в поезд, в котором объявят: «Следующая станция – Париж». Но те счастливые поезда не останавливаются в здешней глуши. Зудин рассмеялся коротким смешком, больше похожим на чахоточный кашель.
   – А теперь сдохни, – сказал он. – На, сука, получи свою пулю.
   Зудин приблизил ствол к виску Бокова ещё на несколько сантиметров. Теперь пуля не пролетит мимо цели. И надавил пальцем на спусковой крючок. Но вместо грохота выстрела услышал лишь сухой щелчок опустившегося курка. Патрон что ли перекосило? Зудин снова и снова нажал на спусковой крючок. Он попятился, вытащил из рукоятки пистолета обойму. Господи, да она же пустая.
   Кажется, Зудин испугался своего открытия больше чем Боков близкой смерти. Валентин Петрович вскрикнул, отшвырнул пистолет, будто держал в руке не оружие, а ядовитую змею, готовую ужалить. Пистолет взлетел вверх и упал в высокую траву. Боков поднял глаза, не понимая, почему он до сих пор жив.
   Зудин, раздвигая камыши, путаясь ногами в траве, бросился бежать к дому. Через несколько секунд он достиг запертых ворот, дернул ручку калитки, изо всех сил стал молотить кулаками по доскам.
   – Откройте, откройте. Помогите. Это я.

* * * *

   «Волга» с азербайджанцами и метрдотелем Муравьевым подкатила к наглухо закрытым воротам, когда Зудин успел охрипнуть от крика и отбить кулаки о толстые доски. Валентин Петрович оглянулся, увидел, как, поднимая клубы пыли, по степной дороге мчит светлая «Волга», то несказанно обрадовался, решив, что все неприятности кончились. «Свои едут», – подумал он и едва сдержался, чтобы не замазать руками.
   Муравьев с заднего сидения показал пальцем на своего начальника.
   – Вот он, Зудин. Вот, кто вам нужен. Отпустите…
   Валиев выскочил из машины. Теперь Зудин через лобовое стекло увидел своего метрдотеля, незнакомых кавказцев, сидящих в салоне машины на заднем сидении, и понял, что обрадовался он раньше времени. Валиев подошел к Зудину на расстояние шага. И без лишних предисловий съездил его по морде. Зудин ударился спиной о ворота, но устоял на ногах. Валиев одной рукой сгреб его за воротник, другой рукой сдавил горло.
   – Где Тимонин?
   – Там, там… Он в доме.
   Зудин показал большим пальцем себе за спину. Валиев развернулся и так треснул Зудина в челюсть, что у того из глаз посыпались горящие кремлевские звезды. Если бы не рука, сжимавшая горло Зудина, он бы рухнул в дорожную пыль и больше не поднялся.
   – Как туда войти?
   – Ворота заперты, – прохрипел Валентин Петрович. – Замок висит…
   – Кретин, ублюдок чертов.
   Валиев повернул Зудина лицом к воротам, ухватил его за шкирку, вытащил из-за пояса «ТТ». Отступив на шаг, закрываясь грудью Зудина от возможного рикошета пули, дважды выстрелил, висячий замок разлетелся на запчасти. Валиев ударил ногой в ворота, правая створка, заскрипев ржавыми петлями, отворилась.
   Братья Джафаровы выволокли из «Волги» полумертвого от страха метрдотеля. Старший брат Габиб ударил Муравьева под ребра. Младший Али отвесил два увесистых пинка ему в зад. Муравьев, получивший слишком мощное ускорение, сначала повалился на колени, приготовился получить пулю в затылок. Но, оглянувшись, сообразил, что о нем уже забыли, от него отвернулись. Муравьев поднялся и припустился бежать без оглядки. Он летел над землей, словно по облаку, не чувствуя под собой твердой почвы, ещё не веря в чудесное неожиданное спасение, не осмеливаясь оглянуться назад.
   Игорь Лопатин, поставил на пол недопитую бутылку пива, задремал в кресле у телевизора, и проспал бы до полудня, если бы не странные звуки, доносившиеся в дом со двора. Сквозь сон мерещились какие-то постукивания, человеческий голос, то ли просивший о помощи, то ли звавший кого-то. Очень не хотелось просыпаться, Лопатин не нашел в себе сил открыть глаза. В конце концов, во дворе дежурит сторож, он разберется.
   На какое– то время все стихло, но потом один за другим раздались два пистолетных выстрела. Лопатин подскочил в кресле, заморгал глазами. Светился экран телевизора, на кровати, отвернувшись к стене, храпел Тимонин. Что за черт, кто стрелял? Лопатин подошел к окну, выглянул во двор. Он не слишком бы удивился, увидев во дворе ментов.
   Но это зрелище было настолько неожиданным, даже экзотическим, что захотелось протереть глаза. Возле распахнутых ворот стояли три незнакомых кавказца, два молодых парня и один мужик лет сорока с гаком. Тот, что постарше, одной рукой держал за шкирку хозяина ресторана «Императрица», другую руку с пистолетом приставил к виску Зудина. Кавказцы медленно, шаг за шагом приближались к крыльцу.
   Лопатин отскочил от окна, встал на колени, нырнул под стол, вытащил из обувной коробки револьвер с полным барабаном. Он пробежал через сени, на ходу с силой толкнул ногой раскладушку, на которой досматривал последние сны водитель Коля.
   – Проснись, мать твою, нас мочить пришли.
   Коля встрепенулся, сбросил с себя простыню, что-то спросил. Но отвечать на вопросы было некогда. Лопатин распахнул дверь на улицу, выставил вперед руку с пистолетом, высунул голову из-за дверного косяка.
   – Ахтунг, – рявкнул он. – Ни шагу вперед. Иначе стреляю.
   Лопатин подумал, что с двадцати метров он вряд ли подстрелит хоть одного из этих идиотов, даже если расстреляет подряд все шесть патронов. Кавказцы остановились посередине двора. Валиев дернул за шкирку Зудина, ещё ближе подтянул его к себе, прижал дуло пистолета к виску своего пленника.
   – Послушай меня, – крикнул Валиев. – Мы хотим договориться, все кончить миром. Мы пришли не за тобой. У тебя в доме некто Тимонин. Отдай его, и больше ты нас не увидишь.
   – Не хрена меня проверять на очко, – крикнул Лопатин. – Я не из пугливых. Если я не отдам Тимонина? Что будет?
   Валиев крепче взял Зудина за шиворот и тряхнул его.
   – Для начала я пристрелю твоего друга. Затем подпалим дом. А дальше видно будет.
   – Так вам нужен только Тимонин? – переспросил Лопатин, выигрывая время.
   Он опустил револьвер, высунул голову наружу, выставил вперед ухо, будто плохо слышал.
   – Только он один, – кивнул Валиев. – У нас с ним свои дела.
   – Хорошо. Я выведу Тимонина на крыльцо. Сейчас же выведу. Забирайте его к такой-то матери. Но предупреждаю сразу: не подходите к дому. Стойте там, где стоите. Иначе буду стрелять.
   – Договорились, – кивнул Валиев.
   Лопатин закрыл дверь, сунул револьвер в карман, проскочил сени, большую комнату, где продолжал смотреть сюрреалистические сны Тимонин. Вбежав в кухню, потянул за железную скобу в полу, распахнул люк погреба. Он спустился вниз по крутым ступеням, зажег свет. Судьба Зудина беспокоила меньше всего на свете. Этот таракан привел сюда каких-то кавказцев. Если Зудин сдохнет от пули – не велика потеря.
   Но Тимонин – совсем другое дело. Теперь, когда этот денежный мешок из Москвы, по существу, стал собственностью Лопатина, повязался с кровью, какие-то грязные азера нагло заявляются на его двор и хотят вырвать добычу прямо из зубов.
   – Сейчас, сейчас, – приговаривал себе под нос Лопатин. – Подождите, сейчас, мать вашу.
   Он вытащил из темного угла высокий тяжелый сверток, положил его на бетонный пол, сбросил мешковину. Под тканью находился ручной пулемет Дегтярева и металлическая коробка с двумя соединенными одна с другой лентами в сто патронов каждая. Присев на корточки, подсоединил патронную коробку, сунул ленту в приемник, захлопнул крышку. Подготовив пулемет к стрельбе, поднялся на две ступеньки вверх, передал пулемет в руки водителя Коли.
   Взлетев по ступенькам вверх, Лопатин схватил пулемет, побежал обратной дорогой. В сенях он, тяжело дыша, остановился, опустил флажковый предохранитель. Поднял ствол пулемета и распахнул дверь ударом ноги.

Глава двадцать пятая

   Когда Лопатин распахнул дверь, шагнул на крыльцо, держа ручной пулемет наперевес, обстановка во дворе уже изменилась. Кавказцы, словно почувствовали опасность, отошли назад к воротам.
   Впереди на открытом месте остался стоять Али, младший из братьев Джафаровых. Старший брат Габиб спрятался за угол сарая. Валиев, прикрываясь Зудиным, как живым щитом, отошел к деревянной кабинке сортира. Зудин, увидев пулемет, хотел вырваться из тесных объятий бригадира, даже лягнул Валиева ногой. Но ничего путного из этой затеи не вышло. Бригадир сдавил шею Зудина рукой, как клещами, отступил на шаг.
   – Не стреляй, – прохрипел Зудин. – Пожалуйста. Не надо.
   Лопатин ничего не слышал.
   – Суки, волки, получите, – заорал он.
   Али метнулся к воротам. Пулеметная очередь срезала его на бегу, переломила пополам. Парень, сделав несколько прыжков, дважды перевернулся через голову. Проехался лицом по земле. Неестественно широко расставил ноги и больше не шелохнулся.
   – Алик, Алик, – заорал из-за сарая старший брат Габиб.
   Никто не отозвался на этот крик. Только пули засвистели ещё яростнее, подняли фонтанчики горячего песка. Валиев подтащил Зудина к сортиру, но не успел скрыться за его углом.
   – Мать вашу, – орал Лопатин. – Ну, отсосали?
   Пулемет трясся, вибрировал в руках. Дымящиеся гильзы прыгали по крыльцу, скакали по деревянным ступенькам, летели на землю. Пулеметная очередь изрешетила сортир, оторвала дверь, издырявила заднюю стенку. По сторонам разлетелась сухая щепа.
   Одна из пуль прошили бедро Зудина навылет, вырвав добрый шмат мяса. Другая пуля ударила в левую нижнюю часть груди. Зудин не потерял сознания. Он вскрикнул, яростно замахал руками, словно отгонял от себя диких пчел. Изо рта хлынул фонтанчик крови. В последние мгновения своей жизни он почувствовал, как под сердцем остывает нестерпимо горячий свинец.
   Валиев разжал руки, бросил Зудина, прыгнул в сторону. Он распластался на земле, отполз за туалет, за невысокую кучу земли вперемешку с навозом. Зудин, ещё живой, попробовал убраться из зоны обстрела, но шансов на спасение не осталось. В тот момент, когда он приподнялся на руках, сразу три пули продырявили его спину чуть ниже плеч. Зудин подпрыгнул, дернулся, как от удара электричеством, и затих.
   Валиев обхватил затылок руками, прижал голову к земле. Пули ложились слева и справа, свистели над головой. Кабина сортира затрещала, отлетела задняя стенка. Лопатин, решив, что кавказец убит, перевел огонь на сарай, за которым спрятался Габиб Джафаров. Пулеметная очередь насверлила дырок в передней стене, разворотила оконную раму, оторвала несколько досок.
   Но Габиб, успевший залечь, остался цел и невредим. Только вылетевший из гнезда ржавый кривой гвоздь до крови расцарапал его щеку. Габиб чуть не плакал. Он чувствовал себя обманутым и преданным. Валиев обещал, что дело совсем простое, деньги они срубят легко, быстро, малой кровью. А что на деле? Идут настоящие боевые действия. Разве что тяжелой артиллерии не хватает. Только что на его глазах ни за что ни про что убили младшего брата Алика, и неизвестно еще, что станется с самим Габибом.
   Лопатин, расстрелявший ленту в двести патронов за полторы минуты, оглянулся назад.
   – Коля, давай патроны, – заорал он во всю глотку.
   Прятавшийся за сараем Габиб, услышал слова Лопатина, без опаски быть подстреляным, выглянул из-за угла и трижды пальнул из пистолета. Из-за разрушенного сортира выстрелил Валиев. Лопатину повезло, стрелявшие промазали. Две пули просвистели над самой головой, застряли в дверном наличнике. Лопатин пригнулся, отступил в сени.
   Но водитель Коля уже оценил обстановку, он слазил в погреб, но не нашел ни одной снаряженной пулеметной ленты, только оцинкованное ведро, где патроны лежали навалом. Зато он наткнулся на картонную коробку из-под румынского вина. На дне коробки перекатывались пять ручных противотанковых гранат, напоминавших бутылки с длинными горлышками. Водитель решил, что гранаты – то самое, что сейчас и требуется. Он поднял коробку наверх, притащил её в сени, поставил за дверью.
   – Ну, где патроны к пулемету? – спросил Лопатин водителя.
   Тот показал пальцем на коробку.
   – Ни одной снаряженной ленты. Зато тут противотанковые гранаты. Пять штук.
   – Точно, гранаты, – обрадовался Лопатин. – Зер гуд. Зер очень гуд.
   Он бросил ещё дымившийся пулемет на пол. Сжав длинную рукоятку гранаты, вынул её из коробки, взвесил на ладони и передал Коле.
   – Действуй, – приказал Лопатин. – У тебя лучше моего получается метать гранаты. Я открою дверь, ты выбегай и кидай эту дуру в то место, где был сортир. А вторую за сарай.
   Собрав пальцы в щепотку, Николай трижды перекрестился, расслабил брючный ремень, засунул за пояс две гранаты. Третью взял в руку. Лопатин толкнул ногой дверь. Со стороны двора грохнули два выстрела.

* * * *

   Николай выскочил на крыльцо, спрыгнул вниз со ступенек, вырвал чеку. Широко размахнувшись, запустил гранату в сторону разрушенного сортира. Сам рухнул на землю, зажал ладонями уши. Граната легла рядом с тем местом, где несколько секунд назад прятался за кучей навоза Валиев. Он успел отползти на несколько метров в сторону.
   Граната взорвалась, подняв над землей султан пыли и песка. Над полем закаркала воронья стая. Взлетели в воздух деревяшки, оставшиеся от сортира, две секции забора, сорванные со столбов, поднялись над землей и, переворачиваясь в воздухе, отлетели на добрых два десятки метров. Взрыв оглушил Валиева, приподнял над землей, перебросив с живота на спину. Но крупные осколки разлетевшегося корпуса гранаты не достали его, прошли выше.
   – Съели суки? – заорал Николай.
   Лежа на земле, он выхватил из-под ремня вторую гранату. Сидевший за сараем Габиб с опозданием понял, что пришла его очередь умирать. Теперь надо попробовать спастись бегством. Он бросил пистолет, вскочил на ноги, подпрыгнул вверх, зацепился руками за верхний край забора. Подтянувшись, лег грудью на доски, поднял ногу, чтобы перебросить её на другую сторону.
   Граната упала возле дальнего угла сарая, точно там, где лежал придушенный Девяткиным охранник Гена. Земля поднялась стеной, фонтан песка и пыли накрыл двор. Осколки гранаты, деревянная щепа и камни разлетелись по всей округе. Сколоченный из горбыля сарай затрещал, завалился на сторону. Выбило все до единого стекла в доме, со стеллажей сбросило видеокассеты. Даже висевшее в комнате овальное зеркало разлетелось на мелкие осколки.
   Стоявшую за воротами «Волгу» развернуло взрывной волной поперек дороги. Правую ногу Габиба, занесенную над забором, словно огромная бритва разрезала посередине бедра. От динамического удара разорвавшейся гранаты глаза Габиба вылезли из орбит и лопнули, искромсанное тело подняло в воздух, отбросило к дорожной канаве. Нога, похожая на огромную запятую, взлетела высоко в небо и упала в камыши где-то за развороченным забором.
   Летящую ногу видел спрятавшийся за «Жигулями» Боков. Он безоговорочно решил, что конечность принадлежит именно Девяткину и никому другому. Полминуты назад на Бокова чуть не свалилась с неба отлетавшая от забора секция, в последнюю секунду он едва спасся, отскочив в сторону. Теперь в метре от него упала босая человеческая нога, обтянутая дымящейся бирючиной. Спасаясь от падающих с неба предметов, Боков заполз под «Жигули».
   Когда грохнул второй взрыв, кровать, на которой отдыхал после ночных приключений Тимонин, словно ожила, поднялась над полом, стряхнув с себя спящего человека. Тимонин взлетел над кроватью, перевернулся вокруг своей оси и рухнул на пол, больно ударившись плечом о доски. От грохота близкого взрыва у него заложило уши, на некоторое время он потерял ориентировку в пространстве. Пару минут Тимонин сидел на полу, вращал пустыми глазами, наблюдая, как под потолком на крюке из стороны в сторону шатается тяжелая люстра со стеклянными рожками.
   Крюк выскочил из гнезда, люстра грохнулась на пол, разлетелись стеклянные осколки. Тимонин попытался вспомнить что-то важное, но так ничего и не вспомнил. Он в которой уж раз забыл, где находится и что с ним происходит. Но сейчас, по большому счету, это не имело значения. Тимонин встал на карачки и пополз в сторону кухни, разрезая ладони битыми стекляшками.

* * * *

   Коля вытащил из-под ремня третью гранату. Он, оглушенный взрывами, не мог сообразить, куда лучше её кинуть. Но тут на крыльцо выскочил Лопатин. Он показывал пальцем в ту сторону, где некогда стоял туалет, а теперь рядом с выгребной ямой зияла глубокая воронка.
   – Туда давай, – заорал Лопатин. – Тот гад жив. Шевелится. Туда…
   Валиев понял, что его обнаружили. Бегом отсюда не убежать, на брюхе далеко не уползешь. Он сжал пистолетную рукоятку ладонями, выставил вперед руки и поймал на мушку водителя. Если Валиев попадет, то выйдет в дамки. Если промажет, человеческий ливер будут собирать вороны по всей степи.
   Николай дернул за чеку гранаты, как за кольцо запасного паращюта. Он услышал, как щелкнула пружина, ударник опустился на пистон. Николай привстал с земли, примерился, поднял руку с гранатой над головой. Валиев сморгнул открытым глазом и выстрелил три раза подряд. Две пули просвистели выше цели, третья достала водителя, угодила точно в подмышечную впадину занесенной руки. Николай повалился на землю, уронив гранату рядом с собой.
   Кажется, в эту последнюю секунду он услышал, как в гаранте с выдернутой чекой загорелся огнепроводный шнур, зашипев, вспыхнула окись свинца и пентолит. Все, конец. Смертельно раненый водитель попробовал оттолкнуть от себя гранату, дотянуться до неё целой рукой. Николай прикоснулся к гранате подушечками пальцев.
   Взрыв потряс дом до основания. Высадило рамы из окон, крыльцо разлетелось в щепки, из фундамента вывернуло кирпичи. Дом осел на одну сторону, кровля из оцинкованного железа поднялась и изогнулась спиралью. По двору разлетелись мясные ошметки и куски горелой одежды. Сорвавшаяся с петель дверь влетела в сени, словно реактивный самолет. Лопатин, оказавшийся на её пути, едва успел закрыть голову руками.
   Удар был настолько сильный, что угол двери сломал левое предплечье Лопатина, ключицу и голень правой ноги. Он отлетел в дальней угол, в полете спиной снес вешалку, повалил рукомойник и помойное ведро. Ломаные деревяшки засыпали человека по пояс.

* * * *

   На ночь Казакевич принял лошадиную дозу снотворного и, чтобы мгновенно отключиться, запил это дело коньком. Однако утром проснулся чуть свет, поднялся, чувствуя слабость во всем теле, заперся в ванной. Встав перед зеркалом, стал рассматривать свое отражение. Господи, на кого он похож… Краше в гроб кладут.
   Бордовый синяк под левым глазом, ссадина на щеке, грудь расцарапана вдоль и поперек, будто по коже не женские ноготки прошлись, а пропахали садовые грабли с заостренными зубцами. Казакевич утешил себя тем, что сегодняшней ночью, когда он глянул на себя в треснувшее зеркало в сторожке Клычкова, то выглядел ещё хуже. Ночью из зеркала на него смотрел человек с перекошенным от ужаса лицом. Забрызганный кровью, перепачканный землей незнакомый человек, больше похожий на черта, на дьявола, взявшего выходной в аду.
   Казакевич умылся холодной водой, смазал ссадину лосьоном и сел на бортик ванной. Неужели все это ему не приснилось, не привиделось в страшном сне? Он бы дорого отдал, чтобы забыть ночной кошмар. Но жизнь не ученическая тетрадка, испорченных страниц из неё не выдерешь, не перепишешь.
   Он вышел на кухню, устроился за столом. Чайник ещё теплый, жена ушла на работу четверть часа назад. Передвигаясь неслышными кошачьими шагами, из коридора прокрался брат жены Петя. И что это человек, находясь в отпуске, поднимается такую рань? Сейчас начнет приставать с вопросами и просьбами.