Харви и Клайнстон снова переглянулись, теперь уже с некоторым недоумением.
   — Мы обговорили это по пути сюда, Хил, — вслух проговорил Клайнстон, — и остановились на Серебряном штате.
   — Отвратительная идея! — Хобо даже передёрнулся. — Она бы ещё годилась, если бы вы могли пришить Кейсуэлла и спрятать концы в воду.
   — Мы не собираемся убивать его, Хил, — вежливо возразил Клайнстон.
   Будто и не слыша этой реплики, Хобо проникновенно продолжал:
   — Кейсуэлна вы, конечно, пришить можете. Наверное, он этого и заслуживает, но вот спрятать концы в воду вам не удастся. Кейсуэлл — исполнитель, исполнитель высокого ранга, но все-таки исполнитель. Тот, кто стоит над ним, сразу поймёт, что это дело рук Харви. И тогда его, вместе с вами, Энди, найдут на дне морском, если это дно принадлежит Штатам. Невада, конечно, штат глухой, всего-то полмиллиона жителей, из которых четыре пятых живут в Лас-Вегасе, Рено и Керзон-Сити. А так — один человек на квадратный километр! Именно поэтому мы с Рэем всегда рекомендовали Серебряный штат тем, кому надо отлежаться на дне. Но Кейсуэлл — не тот случай. Не спорь, Рэй, не огорчай меня, а то я буду думать, что зря потратил столько времени. На вас набросят такую частую сеть, что не помогут ни леса, ни горы! Нет, ребята! Вам надо убираться за пределы континента. И чем дальше, тем лучше!
   — Ты разве не с нами?
   — Куда уж мне? Да и систему жалко — сколько трудов вложено! Конечно, эксплуатировать её как надо я не смогу, «Блади-мэри» помешает, — рассудительно добавил он, — но поддержать в работоспособности, пока вы не вернётесь, сумею.
   Линклейтор заговорщицки подмигнул.
   — Мы предложим Кейсуэллу одну наживку, если он её заглотит, тогда я останусь, а если нет… придётся лететь с вами. Хотя в Гаване я уже бывал, и неоднократно. Да и скучно там сейчас, как говорят: бордели ликвидированы, «Тропикана» закрыта, да и знаменитые кубинские ритмы переквалифицировались в революционные гимны.
   Если Линклейтор ставил своей задачей удивить товарищей, то он добился этого в полной мере.
   — Кто тебе сказал, что мы собираемся на Кубу? — выговорил наконец Харви.
   Хобо хмыкнул, почти хрюкнул, снисходительно разглядывая своих собеседников.
   — А куда вы денетесь, мои милые, на своём «Игле»? К тому же на черта вам долгие маршруты за территориальными и морскими границами? За ними смотрят! Засекут радарами, вышлют истребителей и собьют как неопознанный самолёт. Сыграете ньютона — только и всего! А от Майами до Гаваны — всего двести морских миль. Да и смотрят у нас за этой линией одним глазом: туда — пожалуйста! А обратно вам и не нужно.
   — Не пойму, вы что же — серьёзно предлагаете лететь на Кубу? — Харви вздохнул.
   Хобо недовольно хрюкнул.
   — А почему ты, собственно, так боишься коммунистов? Ты не бездельник, не болтун, не пьяница, как твой старый приятель Хобо. Ты — честный труженик, детектив высокого класса. А детективы нужны и коммунистам! Частная собственность или общенародная — какая разница? Охранять-то её все равно надо! Свободных денег у тебя — кот наплакал, потому что все доходы съедает наша с тобой краса и гордость — система. А там ты будешь работать в государственной системе на пользу всем людям. Платить из своего кармана сотрудникам тебе не Придётся, будешь только получать да наращивать счёт в банке. Куба — рай для таких, как ты!
   Харви размышлял. Собственно, в плане бегства все было готово и продумано, он размышлял лишь о том, стоит ли посвящать во все тонкости своих товарищей по делу. Не то чтобы он не доверял им. Он был практиком и хорошо знал, что если что-то можно скрыть даже от самого близкого и верного друга, то в серьёзном деле, не колеблясь, следует скрыть. На всякий случай. Риск состоял в том, что можно было нечаянно, по неведению зацепить нечто запретное и тем самым навлечь на себя громы и молнии с самых вершин бизнеса, финансов и власти. На случай такого катаклизма Харви, по совету того же Линклейтора, совета, который он принял с полным одобрением, подготовил два маршрута для скрытого ухода с арены активной деятельности. Один — в Неваду, в Серебряный штат, если обстановка не будет закритической и можно рассчитывать на безопасность, не покидая континента. Второй — на Багамы, на остров Большой Абако, и вообще — в Карибское море, на Антилы и в океан. Для этой цели он держал в Дайтона-Бич небольшую яхту с мотором и хорошими мореходными качествами. В последней четверти двадцатого века на океанических просторах развелось много любителей вольной жизни и приключений — дружеских компаний, любовников, уставших от условностей регламентированного бытия, семейных людей, и одиноких, и даже с детьми. Вся эта публика на собственных яхтах самых разных конструкций буквально бродяжничала по Мировому океану, то странствуя от одного острова к другому, то совершая дальние и сверхдальние переходы, которые сделали бы честь даже именитым спортсменам. Это была своеобразная аристократия хиппи, чуждая наркомании и бездумного пьянства, зато вдвойне тяготеющая к смене мест и развлекательной жизни, сдобренной приключениями. Затеряться среди этого неорганизованного яхт-флота было так же просто, как иголке в стогу сена, — это был самый кратчайший шаг в программе Харви, связанный с уходом из активной, гласной жизни. Рассчитывая в основном на Неваду и Лас-Вегас, где проживал и работал надёжный коллега по частному сыску, Харви на всякий случай дал Джейн задание подготовить и запасной вариант — Флорида, Дайтона-Бич, яхта, о которой никто не знал, кроме его самого, а там… Там видно будет!
   — Там видно будет, — проговорил Харви вслух свою последнюю мысль. — Сначала нужно потолковать с Кейсуэллом. Времени у нас хватит.
   — Золотые слова! Что вы скажете, Энди?
   Клайнстон слегка поклонился.
   — В таких делах я полностью полагаюсь на мистера Харви.

ИСХОД

   Услышав лёгкий щелчок дверного запора, Кейсуэлл обернулся, на секунду опешил, а потом потянулся к ящику письменного стола: неслышно ступая по грубому паласу, к нему шагал Рэй Харви.
   — Не надо, мистер Кейсуэлл. — Харви с улыбкой приподнял кисти своих сильных рук. — Пока вы достанете пистолет, я буду рядом.
   — Добрый вечер, Рэй. Рад вас видеть живым и здоровым. Присаживайтесь, — после лёгкого замешательства вежливо сказал советник.
   — Добрый вечер, мистер Кейсуэлл.
   Харви пододвинул стул и сел. Не напротив Кейсуэлла, а сбоку, так, чтобы видеть его с ног до головы. Он не мог не отдать должное Кейсуэллу, — тот мгновенно овладел собой и держался спокойно и естественно, как будто сам пригласил Харви в этот кабинет. То, что этот прожжённый политик держался хладнокровно и с достоинством, было и хорошо и плохо. Хорошо потому, что с ним можно было толково и обстоятельно обо всем договориться. А плохо по той причине, что потом он мог столь же хладнокровно и расчётливо, наивыгоднейшим для себя образом нарушить свои обещания.
   — Чем обязан? — щуря глаза в лёгкой, насмешливой улыбке, полюбопытствовал Кейсуэлл.
   — Я пришёл уточнить правила игры, в которой принимаю участие, сэр.
   Кейсуэлл поднял брови.
   — Игры? — Советник президента помолчал, прикидывая, очевидно, что известно Харви и что нет, и не стал особенно темнить. — Это не игра, Рэй. Перед вами, правда несколько экзотическим образом, поставлена задача государственной важности: выследить и захватить живым опаснейшего преступника.
   — Я его выследил и захватил, сэр.
   Кейсуэлл не мог сдержать своего удивления.
   — Вот как?
   — Он здесь, в доме. И скоро войдёт сюда, в кабинет.
   — Вот как? — повторил Кейсуэлл.
   Мысль его лихорадочно работала, сопоставляя эти неожиданные факты: Харви, Клайнстон, их неожиданный, но очевидный альянс и совместное появление в доме, в который они, в принципе, никак не могли проникнуть, не вызвав сигнала тревоги здесь и в ближайшем полицейском участке.
   — По-моему, вам следовало бы радоваться, сэр. Вы так хотели видеть Эндимиона Клайнстона! — Харви специально назвал настоящее имя своего напарника по операции, чтобы ускорить разговор и подтолкнуть советника к откровенности. — А вы, простите, растеряны.
   Кейсуэлл всмотрелся в спокойное лицо детектива с тяжёлыми, хорошо прописанными чертами, перевёл взгляд на крупные, рабочие кисти его рук, обманчиво лениво покоившиеся на коленях.
   — Прежде чем мы продолжим разговор, я хотел бы задать несколько вопросов. И дать один неотложный совет.
   — Я слушаю, сэр.
   — Если вы выключили телефоны, включите их. Случайный звонок, моё молчание — и поднимется тревога. — Кейсуэлл пожал плечами, холодно усмехнулся. — Вы перешли Рубикон, а поэтому можете пойти на крайние меры. Мне бы не хотелось этого.
   — Я не знаю, что такое Рубикон, сэр, но мыслите вы здраво и благоразумно. При необходимости мы действительно пойдём на крайние меры. На самые крайние. — Движением тяжёлой руки Харви остановил советника, собравшегося сказать что-то. — Телефоны мы не выключали, и поэтому я позволю себе дать вам встречный совет.
   — Не надо, Рэй. Я не мальчик и знаю, что нужно ответить, если последует звонок.
   — Не вполне знаете, сэр. Вы должны дать клару, я хотел сказать, отбой, сэр, по линии программы «Контринвазия».
   Удар попал в цель. Кейсуэлл дрогнул. Выдержав рассчитанную паузу, Харви добавил:
   — Если нужно, можете сослаться на то, что Кил Рой схвачен и находится в ваших руках. Тем более, что это соответствует действительности.
   — В этом нет необходимости, — с неожиданно прорвавшейся резкостью ответил Кейсуэлл и помолчал, справляясь с собой. — Я дам отбой. Но заранее предупреждаю, что он будет действителен лишь до шести часов утра следующего дня.
   — Это нас устроит, сэр.
   — А теперь я хочу задать свои вопросы. Что с Долли?
   — Она спит, сэр. Спокойно спит в своей, то есть в вашей, спальне. Клайнстон лишь углубил её сон, но вы не беспокойтесь — он мастер своего дела.
   Кейсуэлл кивнул.
   — А Бен?
   Речь шла о «горилле», о телохранителе советника. Теперь этот «горилла» Бен мирно храпел в своей комнате, убаюканный лошадиной дозой снотворного. Забота о телохранителе делала Кейсуэллу честь.
   — С Беном все в порядке, сэр. Он вам ещё послужит. — Харви хотел добавить: «Как и Долли», но удержался от этой вольности.
   — А что с Ганом?
   После секундного раздумья Харви понял, что Кейсуэлл спрашивает его о сторожевой собаке — об огромном пятнистом доге. И ещё он понял, что Кейсуэлл просто тянет время и что забота о Бенджамене — фикция, показуха. Харви даже устыдился за самого себя: разве позволительно опытному детективу приписывать политическим боссам обыкновенные человеческие эмоции? Кейсуэлл не был уверен в том, что Харви и в самом деле вышел на Эндимиона Клайнстона и действует с ним заодно. Если Клайнстон появится в кабинете, Кейсуэлл выберет одну линию поведения, не появится — другую. А пока он выжидает и тянет время вопросами. Торопиться ему некуда! И в самом деле, когда Харви сообщил советнику, что собаку пришлось пристрелить, Кейсуэлл лишь рассеянно кивнул — и только.
   …Хотя Кейсуэлла и называли советником президента, и сам он в своих делах и связях подчёркивал это обстоятельство, фактически он контактировал не с самим президентом, а с одним из его помощников — Полом Кристи. Кейсуэлл хорошо понимал необходимость такого промежуточного звена — уж таков был характер программы «Инвазия», которая сама по себе не решала сколько-нибудь серьёзных проблем, но о которую легко было замараться и скомпрометировать себя в глазах фактических правителей Штатов — крупнейших промышленников и финансистов. Именно от Пола Кристи Кейсуэлл получил указание о необходимости скорейшей, а главное, полной ликвидации программы «Инвазия».
   Джон Патрик Кейсуэлл и Пол Матисон Кристи были давно знакомы и доверяли друг другу — в той степени, разумеется, в какой это возможно для политических функционеров, которые сегодня — в одном лагере, а завтра — в другом, сегодня — добрые друзья, а завтра — беспощадные друг к другу противники. Поэтому Кристи не стал блефовать, а повёл игру в открытую.
   — Послушайте, Джон, вы сколько-нибудь серьёзно верите в этих самых инопланетян, которые как друзья или враги могут пожаловать на нашу грешную землю?
   Кейсуэлл вежливо улыбнулся.
   — Я не занимаюсь инопланетянами, Пол. По плечу ли мне решение таких сложных проблем? Моя задача куда скромнее: я контролирую уровень трансцендентности, если угодно. Вот если он подскочит выше критического уровня, тогда можно будет серьёзно, на научной основе поговорить об инопланетянах.
   — О’кей, — покладисто сказал Кристи, — поговорим серьёзно и на научной основе. Если я не ошибаюсь, вы фиксируете уровень мировой трансцендентности уже более года, не так ли?
   — Совершенно верно. Год, один месяц и восемь дней.
   — Вы, как всегда, на высоте, Джон. Ну, и хотя бы раз этот уровень приблизился к критическому значению?
   — Ни разу, Пол. Он не поднимался даже до пятидесятипроцентной отметки.
   — Есть основания полагать, что картина принципиально изменится? Я имею в виду определённые, устойчивые тенденции. Будьте совершенно откровенны, Джон. Это серьёзный вопрос.
   Кейсуэлл ответил не сразу. Он уже понял, куда дует ветер. Но вот откуда? Это ещё предстояло решить, и решить сейчас же, здесь, с глазу на глаз с Полом Кристи.
   — Таких оснований нет, Пол, — медленно проговорил Кейсуэлл. — Думаю, что объявление тревоги по каналу «Инвазия» нереально.
   — О’кей! — удовлетворённо констатировал Кристи, в голосе его появились интимные, доверительные нотки. — Слушайте, Джон, а на кой черт нам тогда нужна эта самая «Инвазия»?
   С того самого момента, когда Кейсуэлл был поставлен во главе программы, он был готов к такому, очень нежелательному для него повороту событий. Посвятив его в истинный политический смысл программы «Инвазия», ему оказали большое доверие. Это было опасное доверие, это было обязывающее доверие, но это было то самое безусловное доверие, которого жаждет каждый настоящий политический функционер. Хотя в мире бизнеса никто толком не знал, чем конкретно занимался Кейсуэлл, все тем не менее были осведомлены, что ему оказано высокое доверие и что он стоит во главе некоей особо секретной программы. Особая секретность всегда ассоциируется с особыми возможностями. Это обстоятельство сразу сделало Кейсуэлла заметной фигурой в высоких деловых, военных и политических кругах, открыв для него множество явных и тайных дверей, намертво заблокированных ранее. Кейсуэлл не преминул воспользоваться этим и за истёкший год утроил своё личное состояние. Ещё год-другой, и состояние Кейсуэлла выросло бы настолько, что сделало бы его политически независимым. Он смог бы самостоятельно, без этой раздражающей и обязывающей помощи со стороны выставить свою кандидатуру в конгресс, в сенат, а там… Почему бы не помечтать и о большем? И вот явился Пол Кристи и одной фразой разрушил эту перспективу! Ничем не выдав своего состояния, Кейсуэлл хладнокровно проговорил:
   — Это уж не моя забота, Пол.
   — Верно, дружище, не ваша. — Кристи задумался, поглаживая свою сверкающую лысину. — Что ж, программу «Инвазия» за явной ненадобностью надо ликвидировать. Будто бы её и не было! Так сказать, истребить её сущность и растоптать память о ней. Действуйте смелее! Ваша задача — ликвидировать документацию вместе с личностными приложениями, понимаете? А фольклорные воспоминания, догадки, домыслы — кому они страшны?
   Кейсуэлл не отвечал.
   Он и глаз не поднимал на собеседника, лишая того прямого контакта и инсценируя глубокое раздумье, — старый, хорошо известный, но в то же время безотказно действующий на активные натуры вроде Пола Кристи приём, побуждающий их первыми делать очередной ход. Кейсуэлл не желал уходить с политической арены, не получив компенсации за добросовестное хранение тайны программы «Инвазия». В конце концов, пока программа ещё не ликвидирована, в его руках серьёзные козыри! И при необходимости Кейсуэлл мог поиграть с оппозицией или, по крайней мере, сделать вид, что может пойти на такую игру. Конечно, этот шантаж был бы очень опасен, но Кейсуэлл был прирождённым политическим игроком — он любил рисковать, когда ситуация для этого оказывалась благоприятной. Он хорошо помнил девиз первого чемпиона мира по шахматам Вильгельма Стейница: имеющий преимущество во избежание его потери обязан атаковать! И, по мере возможности, старался следовать этому правилу. Пол Кристи был опытным политическим функционером, он не мог не догадываться о возможностях и тайных намерениях Кейсуэлла. Поэтому Кристи должен был заранее приготовить либо приличную компенсацию, либо угрозу, которая явилась бы своего рода объявлением войны. Вот почему Кейсуэлл ждал, не поднимая на собеседника глаз, и не без труда сдерживал естественное волнение.
   — Вас что-нибудь смущает, Джон? — не выдержав паузы, спросил наконец Кристи, в голосе его прозвучало нетерпение.
   — Честно говоря, смущает. — Кейсуэлл поднял голову и взглянул в глаза собеседника. — Шеф знает о программе «Инвазия»? О её особенностях? О причинах, по которым её решили ликвидировать?
   Хотя на лице Кристи сохранилась привычная улыбка, зрачки его на мгновение расширились. Кейсуэлл с удовлетворением понял, что рассчитал правильно и что удар попал точно в цель. Он дал понять Полу, что без компенсации готов начать встречную игру, причём на самом высоком уровне. Кристи быстро овладел собой, наверное, был готов в принципе к такому повороту дел.
   — Если президенты будут обо всем знать, за что же тогда будут получать деньги их советники? — улыбаясь ещё более ослепительно, спросил он. — И потом, президенты приходят и уходят, а советники остаются!
   — Не преувеличивайте, Пол. Советники приходят и уходят вместе с президентами.
   — Согласен, уходят, но как? Они просто отступают с авансцены Белого дома в глубину сценической площадки: в разведку, в частный бизнес, в конгресс, в федеральный суд. Да мало ли областей, где нужны настоящие — умные и волевые — функционеры? Давайте откровенно, Джон, разве нет у вас на примете двух-трех приличных мест, куда вас возьмут в любое время и оптом и в розницу?
   Кейсуэлл усмехнулся.
   — Вот видите! И ещё неизвестно, какая роль, если снять эту приятно щекочущую нервы престижность, выгоднее и весомее. Президенты приходят и уходят, а советники остаются. Правда, сегодня они в одном лагере, завтра в разных, сегодня они друзья, завтра противники, но всегда — они корпоранты, готовы во имя взаимной выгоды пойти на сближение и взаимные компромиссы. Не так ли, коллега?
   Кристи не без удивления видел в его словах откровенную насмешку.
   — Ваш антипанегирик великолепен, Джон. А теперь послушайте меня. И учтите, что это информация конфиденциальная по самым высшим меркам!
   — Я не мальчик в политике, Пол.
   — Тем более вы должны оценить серьёзность моего предупреждения. — Кристи задумался, поглаживая свою блестящую лысину. — Милитаризация космоса? Да! Но во имя чего? Не для войны, не для агрессии, не во имя господства над всем миром. Нет, нет и ещё раз нет. Упаси Боже! Милитаризация во имя обороны, для защиты свободы, демократии, прав человека и всех других священных ценностей западной цивилизации. Космический зонт! Зонт, который надёжно укроет наш континент от ракетно-ядерного нападения и позволит Штатам говорить суровым и требовательным языком высшей справедливости с любой страной мира.
   Пол Кристи продолжал говорить — увлечённо, зло, азартно. Привычная ослепительная улыбка не покидала его лица, что придавало Полу в сочетании с тайным смыслом его красивых, нарядных слов страшноватый, демонический вид. Но Кэйсуэлл уже не слушал его. Космический зонт!
   Об этой принципиально новой схеме массированной, практически неограниченной гонки вооружений в политических кулуарах поговаривали уже не один год. Никто не делал из этой программы особенной тайны, ибо она представлялась фантастической. И не в научно-техническом аспекте, нет, тут все было чисто, — в финансово-экономическом. Даже весьма «дырявый» космический зонт, способный лишь ослабить мощь залпового ракетно-ядерного удара, стоил поистине астрономические суммы: сотни миллиардов, если не триллионы долларов! Если вспомнить, что приёмное, но любимое детище Джона Кеннеди — программа «Аполло», связанная с освоением Луны, стоило «всего-то» тридцать с лишним миллиардов, но и то ощутимым бременем лежала на экономике Штатов, то надо ли говорить о том, что такое космический зонт! И эта фантастика становится реальностью? Видимо, так. Пол Кристи поставлен в такую ситуацию, которая исключает и глупые шутки, и легкомысленный блеф. Он расчётливо, в форме платы за молчание и безоговорочную исполнительность уведомил его, Кейсуэлла, о грядущих колоссальных капиталовложениях, а стало быть, и колоссальных доходах.
   Автоматически отмечая разного рода сомнительные и привходящие обстоятельства, отряхнув, так сказать, с космического зонта пыль, паутину и мишуру декоративных украшений, Кейсуэлл уцепился за основу и понял: самое главное теперь — не опоздать на пиршество прибылей! Прямая дорога к ним лежала через продукцию заводов старика Милтона, с делами которого Кейсуэлл познакомился очень подробно, ловко маскируя свои личные интересы необходимостью установить все и всякие связи полковника Мейседона. Довольно быстро Кейсуэлл разобрался, что этот по-своему честный, идейный пентагоновский служака ведёт активный военно-экономический шпионаж. Это пикантное обстоятельство ничуть не уронило Мейседона в глазах советника, наоборот, послужило полковнику своеобразным паблисити как истинно деловому человеку. Более того, Кейсуэлл почувствовал нечто вроде родственной, а лучше сказать, клановой привязанности к Мейседону как к собрату по морали, образу мыслей и действий. Но космический зонт менял их отношения и менял самым решительным образом. Связи Мейседона и Милтона следовало разорвать, разорвать так, чтобы они никогда уже не смогли бы восстановиться. А потом подставиться старику вместо полковника! И предложить ему разовую и текущую информацию о новой космической программе. Этот деловой канал сулил миллионы, поэтому Кейсуэлл с сожалением и несколько сентиментальной грустью — Мейседон нравился ему, — но без малейших колебаний и угрызений совести подписал полковнику смертный приговор.
   Кейсуэлл вдруг уловил, что Пол Кристи уже не говорит, а понимающе, чуть насмешливо, но вместе с тем и дружелюбно разглядывает его.
   — Закружилась голова, дружище?
   — Если быть откровенным, то закружилась, — медленно проговорил Кейсуэлл.
   — У меня она тоже закружилась. Особенно когда узнал, что и своих союзников по НАТО мы постараемся затащить под этот зонтик, хотя, разумеется, для них он будет и поменьше и подырявее. — Кристи вкусно захохотал, во всей красе показывая свои белые и крупные, как у Омара Шарифа, конечно же, вставные зубы. — На одних комиссионных от договоров со старушкой Европой можно разбогатеть.
   — Можно. Если Европа пойдёт на альянс.
   — Пойдёт, куда она денется! Мы осторожненько прощупали почву — не у политиков, у деловых людей. Пойдёт! Кто устоит перед такими возможностями? Прибыли гарантированы, и никакого риска. Но, — пожалуй, впервые за время этого разговора улыбка спорхнула с лица Пола Кристи, его высокий лоб собрался крупными морщинами, — драка за космический зонт будет страшной.
   — Догадываюсь.
   — Не обо всем, Джон. Конечно, коммунисты сделают все, чтобы завалить программу космических вооружений. И прямо скажем, козыри в этой игре у них хорошие, а главное, всем понятные — борьба за мир, черт бы её побрал! Они найдут сторонников всюду, не только в этой гниющей развалюхе — третьем мире, но и в Западной Европе и в Японии.
   — Они найдут их и в Штатах, — хладнокровно дополнил Кейсуэлл.
   — В том-то и дело! Мы прощупали ситуацию — этакое неофициальное устное анкетирование на коктейлях, брифингах, симпозиумах и пресс-конференциях. В конце концов, наплевать на рабочий класс! Мы его либо купим, либо обезвредим, загнав вожаков в армию безработных. Там они быстро деклассируются, потеряют свой пыл в заботах о хлебе насущном. А народ без вождей — это толпа, стадо баранов: подставим им своих козлов, и они пойдут туда, куда нам захочется. Хоть в пропасть! А уж под космический зонт — с удовольствием.
   — Не упрощайте, Пол, — поморщился Кейсуэлл.
   — А вы не усложняйте! Гитлер водил своё стадо даже не по разумению, а по мании. И оно с воодушевлением шло на убой!
   — Не забывайте, чем все это кончилось.
   — А может быть, только началось? Ну, ладно, ладно, — Кристи примирительно покачал кистью руки, — знаю, не любите вы ни Гитлера, ни фашистов. У каждого свои слабости. Так или иначе, а с рабочим классом мы управимся. Но ведь остаются умники, очкарики, савуары, как их называют в Пентагоне. Оппозиция милитаризации космоса в этой среде прямо-таки аномальная! А ведь именно они будут готовить рецепты того самого пирога, полакомиться которым я вас приглашаю. Драка за космический зонт будет страшная! Не забывайте, Джон, мы ведь сидим буквально на вулкане. Я имею в виду и без того чудовищный бюджетный дефицит — он ведь и дальше будет расти, как на дрожжах!