Страница:
— Да-а… — протянул Никита, глядя ему вслед.
Он двинулся дальше, сунув руки в карманы, и внезапно вспомнил, что Махно снабдил его нехилым количеством фишников — на всякий случай.
— В кабак зайду, — решил Никита. — «Бухла», конечно, и в подземелье навалом, Махно лично гонит, но все-таки по-человечески посидеть интереснее. Или еще чего-нибудь придумаю… Это все-таки город — Город. Если есть фишники, то развлечения наверняка найдутся. Так, развлечения, развлечения…
Он покрутил головой. Слева от него липло к поверхности земли невысокое, но чрезвычайно длинное строение, очень похожее на барак. Над дверью, ведущей внутрь строения, висела табличка, на которой откровенно было написано:
— Кабак.
И сверху еще два слова, бывшие, судя по всему, названием кабака:
— «Закат Европы».
— Неплохо, — оценил Никита. — Надо бы зайти и пропустить кружечку «бухла». А потом двинуть дальше — в поисках развлечений…
Он еще раз огляделся.
«Развлечения», — стукнуло у него в голове, когда он увидел прямо перед собой четырехэтажный дом без окон, выкрашенный снизу доверху желтой краской. Надпись на вывеске гласила:
«Публичный домъ».
И чуть ниже:
«Ночью — дешевле!»
— То, что надо! — вслух сказал Никита и, забыв о своем желании посетить кабак «Закат Европы», без колебаний направился к входной двери.
Отворив дверь, он обмер. С самого порога — через весь необъятных размеров холл — тянулась длиннющая очередь, состоящая из существ самых разнообразных конфигураций.
«Вот это да, — подумал Никита. — Так здесь можно целый год простоять…»
Простоять, однако, ему не удалось даже секунды. Массивная дверь, снабженная мощной пружиной, закрываясь, дала ему под зад с такой силой, что Никита полетел вперед, смяв хвост очереди и сбив с ног высокого четырехрукого мужика с совершенно дегенеративной рожей.
— Извини, брат, — поспешно сказал Никита, опасаясь со стороны мужика ответных действий.
Однако мужик, судя по всему, никаких претензий к Никите не имел, потому что молча поднялся и встал на свое место. Поколебавшись, Никита пристроился за его спиной.
Очередь, хоть и была невообразимо длинной, продвигалась довольно быстро. Но несмотря на это, Никита прикинул, что стоять в ней будет еще долго. Уходить ему уже не хотелось, все-таки надо попробовать, что это такое — загробный секс. Только вот поскорее бы…
— Поскорее бы… — проворчал он, ни к кому специально не обращаясь, — чего тут так народу много? Именно сегодня захотелось половых развлечений? «Ночью дешевле…» Ночью — дома, ночью бесплатно… Ночью — жена…
— Ты что — дурак? — писклявым голосом осведомился тот самый четырехрукий дегенерат, стоявший впереди Никиты. — В этом-то весь и смысл, что, кроме как тут, нигде больше нельзя. Платят-то не за объект этой самой… страсти… а в основном за укол, который дает возможность… осуществить этот самый… половой акт. А подруг тут с собой приводят.
— Как с собой? — испугался Никита. — А если я никого не привел?
Четырехрукий пожал бугристыми плечами.
— Мастурбаторы вне очереди, — сказал он. — Вон в то окошко.
И показал сразу двумя руками.
Никита повернулся туда, куда показал ему четырехрукий, и увидел окошко, которое раньше почему-то не заметил. У окошка, озираясь по сторонам, переминались два каких-то невзрачных типа, ничем не отличавшихся от обычных людей, если не считать громадных, ковшеобразных ладоней, которых невзрачные типы явно стеснялись, безуспешно пытаясь спрятать в карманы необъятных штанов. Рядом с этим окошком тянулась длинная вереница таких же окошек — только закрытых.
Никиту передернуло.
— Не, — сказал он, — к мастурбаторам не хочу.
— Как хочешь, — безразлично проговорил четырехрукий. — Заплатишь еще фишников, дадут тебе… этот самый… объект страсти… какой захочешь.
— Какой захочу? — оживился Никита. — Здорово!
Четырехрукий снова пожал плечами.
Никита хотел спросить у него насчет подробностей, но тут откуда-то с высокого потолка раздался громкий, но томный, с характерными придыханиями, голос:
— Педофилов просьба перейти в третье окошко.
Тотчас от очереди отделилось около двух десятков существ — самых разнообразных, но с одинаковой гримасой сладострастия на мордах. Щелкнуло открываемое окошко — рядом с окошком мастурбаторов.
— О! — обрадовался четырехрукий, поворачиваясь к Никите. — Пошло дело! Теперь очередь быстро закончится.
И в самом деле — окошки оживали, хлопая одно за другим, а с потолка томный голос то и дело вещал:
— Герантофилы…
— Гомосексуалисты…
— Вуайеристы…
— Копрофаги…
— Зоофилы…
Последняя категория почему-то оказалась самой многочисленной. Громадный холл тут же наполнился счастливым ржанием и лаем — и к соответствующему окошку наперегонки устремились с полсотни вполне обыкновенных с виду земных животных, хотя на некоторых из них, впрочем, были странного покроя одежды.
— Да, — хмыкнул Никита. — Даже для братьев наших меньших…
— Человек всегда тянулся в природе, — заметил четырехрукий, и тут Никита подумал, что, несмотря на дегенеративное выражение лица, он вовсе не глуп. — К тому же эти песики, лошадки и прочие — никакие не братья наши меньшие, а самые настоящие люди. Только в прошлом. Одни работали, в прямом смысле слова, как лошади, другие только и знали, что тявкать и за лодыжки кусать. Я тут на днях своего управдома встретил — вот зверюга был… И сразу его узнал, хотя он превратился в самого настоящего волка.
— А ты что — тоже с Земли? — полюбопытствовал Никита.
— А то откуда же? — обиделся четырехрукий. — Ты меня не узнал разве? Я в свое время был очень популярным фокусником-иллюзионистом. Гуппи — моя фамилия.
— Узнал, — сказал Никита, чтобы не обидеть четырехрукого, и тут же подумал о том, что дегенеративную эту харю и вправду видел как-то по телевизору, а может быть, и не эту именно — по телевизору столько дегенеративных харь показывают.
От внушительных размеров очереди осталось теперь совсем немного. «С гулькин хрен», — как сказал бы любитель сочных простонародных выражений Гоша Северный. Четырехрукий Гуппи, стоявший перед Никитой, уже направлялся к лестнице на второй этаж, сказав предварительно несколько тихих слов в окошко и заплатив фишники. Теперь настала очередь Никиты.
— Слушаю вас, — наклонившись к окошку, услышал Никита.
В окошке было темно и говорящего видно не было.
— Мне бы это… — неожиданно застеснявшись, проговорил Никита, — девушку…
— Какую именно? — немедленно уточнили у него.
— Ну… такую же, как я, — сказал Никита. — Без всяких там штучек типа третьего глаза и восьми рук. Нормальную девушку с двумя ногами, двумя руками, одной головой… Волосами, глазами, сиськами… и всем, что полагается.
— Вас понял, — ответили ему. — Пятьдесят три фишника…
Никита расплатился.
— Второй этаж комната шестьдесят шесть. Девушка ждет.
— Уже? — обрадовался Никита.
Он поскакал к лестнице, на первом пролете которой его остановил громила в черной парандже. Прежде чем Никита успел опомниться и спросить, что ему надо, громила ловко вытащил из-под паранджи большой шприц с тонкой, опасно поблескивающей иглой и сделал Никите укол в задницу — прямо через одежду. Боли от укола Никита, впрочем, не почувствовал.
«Тот самый укол, — двинувшись дальше, вспомнил Никита. — Чтобы это самое… стоял».
Только эта мысль скрылась с поверхности сознания Никиты, как вдруг он ощутил, что укол стал действовать — да причем так эффективно, что Никите пришлось несколько сбавить темп продвижения и прикрыться ладошками — как купальщику, вылезающему из воды.
«Вот это медикаменты, — радостно ворохнулось в голове у Никиты. — Виагра, судя по всему, и рядом не валялась. Хотя виагры я не пробовал. С потенцией у меня все всегда нормально было — пока я, конечно, не умер. А после смерти как-то не ощущается никакого полового желания. Да и никакой половой возможности не было пока…»
С такими мыслями Никита преодолел лестничный пролет, немного прихрамывая, прошел по коридору, вдоль стен которого, как картины в картинной галерее, тянулись небольшие картонные дверки с номерами. Отыскав номер «66», Никита остановился. Постучал, прислушался и снова постучал.
Никто ему не ответил.
«Наверное, не подогнали еще телку, — подумал он. — Ну ладно, сам ее подожду…»
Он толкнул дверь и вошел в крохотную комнатушку, без окон и мебели. Один предмет мебели все-таки был — большая широкая кровать, занимавшая половину комнаты и поэтому с первого взгляда не воспринимавшаяся как собственно мебель, а воспринимавшаяся, как естественная деталь планировки.
Никита посмотрел на кровать и обалдел.
— Приветик, милый, — донеслось до него с кровати.
— Ни хрена себе, — выдавил Никита.
Только вот воспользоваться информацией Билл никак не мог. Выхода из подземелья не было и, кажется, Биллу Контрру придется оставаться в обличье мухи до того самого дня, как Махно решит привести свой план в действие.
Поначалу Билл тщательно собирал сведения о членах ПОПУ, пытаясь таким образом развеять мрачные мысли по поводу своего досадного заточения, но потом и это ему наскучило — зачем и кому может понадобиться такая информация в день самого переворота? Вот если бы можно было выбраться отсюда… Билл ринулся бы прямо в резиденцию На Вал Ляю и потребовал бы личной аудиенции. И что с того, что На Вал Ляю никому аудиенции не дает и никто из его подданных не знает даже, как выглядит их правитель? С такими важными сведениями Билла, конечно, допустили бы прямо к На Вал Ляю, а после разгрома осиного гнезда ПОПУ разведчик, несомненно, стан бы фигурой номер один в государстве.
Но выбраться из подземелья не представлялось возможным. Летая по комнатам, Билл совершенно одичал от недостатка общения и постоянного страха быть рассекреченным. Он дошел до того, что стал допивать остатки «бухла» в кружках членов подпольной организации и в умеренно пьяном состоянии развлекался игрой в кошки-мышки с Барсей.
Когда Билл стал свидетелем того, как Махно объявил Рододендрону о своем намерении отпустить Никиту погулять на поверхность, разведчик едва не сошел с ума от радости, что сейчас вместе с Никитой выберется отсюда — но… Отменная реакция тигрицы Барси и ее железные челюсти сокрушили все надежды Билла. Уже не обращая внимания на то, что Рододендрон и Махно стоят рядом, Билл в отчаянии бился головой о металлическую крышку люка, закрывшую ему путь на свободу. Впрочем, Махно и Рододендрон на ненормальную муху особенно долго не смотрели. Махно ушел по своим делам, а Рододендрон, привыкший видеть надоедливое насекомое, с которым развлекалась Барся, погрузился в свои какие-то мысли. Только Барся с удивлением следила за деятельностью своего приятеля по играм, но если что-то тигрица и думала по этому поводу, то никому все равно ее мысли не были известны.
А Билл Контрр, понимавший, что стоит на грани провала и нервного срыва, стучался башкой о железо до тех пор, пока совершенно не обессилел и не свалился в синюю грязь подземелья.
— Ни хрена себе, — выдавил Никита.
— Что-что? — переспросил тот, кто лежал на кровати.
— Ни хрена себе, — бездумно повторил Никита, вглядываясь.
Перед ним был его двойник. Да что там двойник — точная копия самого Никиты — более того, одетая точно так же, как он сейчас.
— Ты кто? — спросил Никита.
— Как это кто? — переспросила копия, и по модуляциям ее голоса можно было ясно понять, что она слегка даже обиделась. — Я — твой заказ.
— Я такого не заказывал, — ответил поспешно Никита.
— Как это? — нахмурилась копия. — Ты заказал девушку, такую же, как ты. Вот, пожалуйста, — точно такой, как ты. Я — изотерическая проекция с образа в твоем мышлении.
— Я девушку заказывал! — закричал Никита. — А не самого себя! Как я самого себя буду трахать! Я же не в окошко для мастурбаторов обратился!
— А я и есть девушка, — заявила копия.
Она приподнялась, скоренько спустила штаны, продемонстрировав.
Никита открыл рот.
— Как это может быть? — проговорил он. — Снаружи — такой, как я, а под одеждой…
— Физиология моя соответствует физиологии земных девушек, — объяснила копия. — Вот так — наша фирма, как говорится, веников не вяжет. Все точно по. заказу. Ну иди, что ли?
Копия взбрыкнула ногами, жеманно изогнулась и поманила Никиту пальцем. От зрелища самого себя в такой позе Никиту слегка замутило.
— Нет, — выговорил он, отступая к двери. — Не надо… Я не согласен.
Копия тут же села на кровати, спустив ноги.
— Заказ отменяется?
— Отменяется, — подтвердил Никита. — Пошел вон.
Копия пожала плечами и исчезла. Никита вздохнул с облегчением. Некоторое время он стоял столбом, соображая, что ему делать дальше, потом опустил глаза на место, где его штаны вполне недвусмысленно оттопыривались, и подумал, что такой ситуацией грех не воспользоваться.
— Закажу по новой, — сказал Никита сам себе.
Он вышел из комнаты, спустился вниз по лестнице и, оттолкнув оранжевого орангутанга с синей головой на штативе видеокамеры вместо шеи, снова наклонился к окошечку.
— Это… — проговорил Никита. — Я заказ отметил.
— Фишники обратно не возвращаем, — быстро ответили ему из окошечка.
— А мне и не надо, — сказал Никита. — У меня еще есть. Я хочу это… перезаказать.
— Молодой человек! — возмутился орангутанг. — Соблюдайте очередь!
Выпрямившись, Никита одарил оранжевого примата таким взглядом, что тот, мгновенно стушевавшись, спрятался за спиной у другого любителя плотских утех — полной, среброусой женщины в древнегреческой тунике.
— Короче, так, — сказал Никита, обращаясь к окошку. — Мне нужна девушка. Не такая, как я, а… Короче… Ну, она должна быть красивая и…
— Понятно, — перебили его, — не можете словами сформулировать.
— Ага, — проговорил Никита, — не получается. Но я сейчас…
— Не нужно. Просто расслабьтесь и представьте того… или ту, с которой хотите иметь половой контакт.
— Просто представить? — переспросил Никита.
— Просто представить.
Он закрыл глаза. Первый же женский образ, который выплыл на поверхность его сознания, был так прекрасен, что Никита невольно улыбнулся. У девушки были длинные золотистые волосы, точеные черты лица и бледная кожа. Большие глаза смотрели ласково и вместе с тем строго — вот это всегда удивляло и умиляло Никиту, когда он встречался взглядом с Анной… Анна! Имя девушки, чей образ отчетливо прорисовывался сейчас в сознании Никиты, было — Анна. И как это он раньше не додумался! Ведь если он не может увидеть ее воочию, то вполне возможно воспользоваться услугами этой фирмы. Анна, Анна… Как было просто тогда, когда он был живым — дотронуться до руки, провести пальцами по волосам… Почему он тогда не понимал, что нужно каждую секунду своей жизни использовать именно на то, чтобы быть рядом с ней, касаться ее, видеть… У них было много времени, впереди, а в свою смерть Никита не верил, как не верит в нее никто из живущих.
— Достаточно, — прозвучал голос из окошка. — Изотерическая проекция готова. Идите, ваш заказ ждет вас.
Никита открыл глаза.
— А? — переспросил он, не веря, что все так просто.
— Идите! — Голос зазвучал строже. — Не задерживайте очередь. Время действия укола ограничено. Так что советую вам…
Никита уже не слышал. Он бегом ринулся к лестнице, проскочив мимо громилы в парандже, взлетел на второй этаж и только возле двери с табличкой «66» остановился.
«Как же так? — подумал он. — Не может быть… Все так просто — сейчас открою дверь, а там — Анна. Но она не настоящая…»
«Почему не настоящая? — возмутился кто-то внутри Никиты. — Она такая, как есть, какой ты ее знаешь — настоящая».
«Изотерическая проекция образа сознания», — сказал Никита сам себе.
«А все остальное, что ты видел? — спросил его внутренний „кто-то“. — Ты смотрел на Анну, видел ее и верил в то, что она есть. Закрывал глаза — не видел ее — и все равно знал, что она есть. Потому что думал о ней».
— А! — вслух воскликнул Никита. — Понял!
Он распахнул дверь и вошел в комнату.
Все было так, как Никита себе и представлял. Она лежала на кровати, небрежно откинувшись на подушки, и так хорошо знакомыми Никите движениями перебирала золотистые свои волосы. Не говоря ни слова, не в силах стереть с лица глупую улыбку, Никита медленно подошел к кровати.
… И платье на ней было такое же, в каком Никита видел ее в последний раз.
— Привет, — сказал он.
— Привет, — откликнулась Анна, словно видела Никиту еще вчера. — Так и будешь стоять?
Это был ее голос.
Никита упал на постель так стремительно, что со стороны показалось, наверное, будто ему подрубили ноги. Он протянул руку к ее волосам.
— Можно?
Анна усмехнулась.
Он провел пальцами по золотистым прядям, удивляясь и радуясь тому, как к мертвым пальцам возвращается чувствительность, захватил в ладонь длинную прядь, привычным жестом поднес горсть к лицу и вдохнул. Даже запах — такой знакомый — да не просто знакомый, а самый настоящий — ее запах.
— Анна… — выговорил Никита.
— Анна-то Анна, — откликнулась она. — Только ты долго настраиваться будешь? Время посещения индивидуальной кабинки ограничено — да и время действия укола тоже.
Никита вздрогнул, как от удара по лицу.
— Ты чего? — переспросил он, еще не в силах понять, что перед ним не его Анна, а всего лишь проекция… как ее там — изотерическая.
— Ничего, — отозвалась Анна. — Для тебя же стараюсь. Давай начнем, а то не успеешь. В какой позе предпочитаете совершать сношение? Сверху, снизу? Лежа на боку? Практикуете тантрический секс?
Никита почувствовал вдруг вполне настоящую боль там, где у человека должно находиться сердце. Он не нашелся, что сказать, только сжал губы, уже не ощущая на них улыбку. Анна — вернее, изотерическая проекция — вздохнула и, приподнявшись на локтях, принялась стягивать с себя платье. Золотистая прядь выскользнула из пальцев Никиты.
— Помог бы, что ли… — пропыхтела она.
Никита поднялся с кровати, шагнул к выходу, но вдруг остановился, поняв, что просто так уйти не сможет. Анна, сняв платье, бросила его на пол, где воздушная ткань просто растворилась, не оставив после себя никакого следа. Ну да, это же всего-навсего проекция…
Никита подошел к кровати и, не вполне осознавая, что он делает, вздернул Анну… проекцию образа Анны — схватил за плечи, вздернул, поставив на ноги.
— Практикуете анальные сношения? — поинтересовалась проекция.
Он широко размахнулся и изо всех сил залепил ей между глаз. Девушка отлетела к стене, звучно приложилась затылком, но через секунду как ни в чем не бывало поднялась и, отряхивая колени, деловито осведомилась:
— Значит, предпочитаете садистско-мазохистское направление?
Он снова поднял кулак, но внезапно почувствовал, как злость постепенно улетучивается. Да и не только злость…
— Кстати, — спокойно констатировала проекция. — Действие укола у вас закончилось. Можно сделать еще один. Конечно, за дополнительную плату.
— Пошла ты, — устало выговорил Никита, опуская кулак. — С-сука… Проекция вонючая…
— Садо-мазо плюс грязные словечки, — прокомментировала псевдо-Анна. — Какие еще пожелания? Учитывать все пожелания клиента — наша прямая обязанность.
— Твоя прямая обязанность — раствориться, — сказал Никита.
— Слушаюсь…
И тотчас ее не стало. Никита прошелся по комнате, бессмысленно дотрагиваясь до стен, потом присел на застеленную белейшей простыней кровать. На простыне не было ни складки, и она, кажется, жесткой еще была, как лист картона.
— Вот сволочи, — устало проговорил Никита, неизвестно к кому обращаясь.
Он сидел так черт знает сколько времени, перебирая незначительные мысли по поводу того, сколько фишников у него осталось и где поблизости можно раздобыть «бухла», чтобы выпить. Вернее, напиться. А еще вернее, нажраться…
— «Закат Европы», — вспомнил Никита. — Это прямо напротив. Вот туда и пойдем…
— Внимание, внимание!
Говорит Германия!
Сегодня утром под мостом
Поймали Гитлера с хвостом!
— Я не позволю! — кричал военный тип с усиками. — Почему власти допускают подобные издевательства над гражданами?! Где милиция? Милиция!!!
В другое время Эдуард Гаврилыч обязательно вмешался бы, но сейчас он только усмехнулся и отвел глаза.
Эдуард вздохнул, а Гаврилыч посмотрел на официанта, несущего кувшин «бухла», и вдруг увидел за спиной официанта нечто такое, что мгновенно забыл и о кувшине, и об официанте.
— Эдька! — зашептал Гаврилыч. — Гляди!
— А? — встрепенулся Эдуард. — Что? Куда глядеть, милый друг?
— Туда! — глазами показал Гаврилыч. — Гляди, кто в кабак зашел.
Эдуард посмотрел туда, куда смотрел Гаврилыч, и тихо охнул.
— Узнал? — спросил Гаврилыч.
— Да черт его знает, — шепотом ответил Эдуард. — Вроде он, вроде не он… Мы же его вживую не видели — только по ориентировкам с фотороботом. Даже когда облаву устроили в логове Витьки Воробья, тоже не успели толком рассмотреть — больно быстро он нырнул в свою дыру. А фоторобот… А это было когда? Давно было…
Никита Вознесенский между тем прошел мимо столика Эдуарда Гаврилыча и сел за соседний. Официант, поставив перед ифритом кувшин, направился к новому посетителю.
— Что вам угодно? — осведомился официант.
— «Бухла», — сказал Никита, доставая из кармана палочку пыха. — Чего еще? У вас больше и нет ни хрена…
— Кувшин или стаканчик?
— Кувшин, — проворчал Никита. — Стаканчиками воробьи причащаются…
— Будет сделано-с.
— Да не верти головой! — шикнул Эдуард на Гаврилыча. — Он же сразу за нами сидит… Только ты уверен что это — Вознесенский?
— Вознесенский! — сказал Гаврилыч. — Ты подумай, Эдька! Только подумай! — Взволнованный до крайности Гаврилыч перевел дух и продолжал, быстро и страстно выговаривая слова: — Ежели мы этого субчика захомутаем, то нам обратная дорога на службу обеспечена! Да не просто обратная дорога, а… Генералами будем! Самыми главными начальниками, понял? А Артуру Артуровичу я тогда, паскуде, такие заячьи уши приделаю, что он у меня с балкона мыльные пузыри жопой пускать будет!
— Фу, — отозвался Эдуард, — не ругайся, ты же знаешь, что я этого не переношу… Да, ты правильно излагаешь, милый друг. Если это и вправду Вознесенский, то за его поимку нас ждет награда и восстановление во всех чинах, должностях и званиях. А если это не он?
— Как это не он? — оторопел Гаврилыч.
— Ну так. Просто похожий. Ты когда фоторобот последний раз видел?
— Давно…
— Вот то-то и оно-то. Давно. Представляешь, что будет, если мы ошибемся и невиновного схватим?
Гаврилыч подумал немного и предположил неуверенно:
— Накажут?
— Как пить дать, — подтвердил Эдуард. — Мало того, что осмеют и ославят по всему загробному миру, так еще и пенсии лишить могут. Скажут, что мы совсем из ума выжили… Понял, чем нам грозит ошибка?
— Понял, — сказал Гаврилыч, — но с другой стороны…
— Что — с другой стороны?
— С другой стороны, — снова загорячился Гаврилыч, — терять нам все равно уже ни хрена нечего. Ниже пенсионера падать некуда. А спеленаем этого урода — снова жисть пойдет правильная!
— Да, — немного поразмышляв, проговорил Эдуард. — Выиграем мы, конечно, меньше, чем потеряем. Так что…
— Хватаем? — радостно спросил Гаврилыч, приподнимая тяжелое туловище.
— Нет! Сиди! — зашипел Эдуард. — Сначала надо выяснить — Вознесенский это или нет.
— А как?
— Не знаю пока, — задумчиво промычал Эдуард, — конечно, самое простое — позвать патруль и указать на этого… неизвестно кого. Они уж его схватят и проверят по идентификационному номеру — он или не он. Но ведь тогда нам ничего не достанется от поимки этого опасного преступника — вся слава патрульным достанется — ты что, не знаешь, как бывает? Кто смел, тот и съел.
— Знаю, как бывает, — помрачнел Гаврилыч. — Тогда что делать?
— А вот что, — придумал наконец Эдуард. — Сейчас мы пойдем к нему с кувшином и подсядем…
— А! — догадался Гаврилыч. — Понял! Чисто побазарить. Ну а потом, когда он проговорится…
Он двинулся дальше, сунув руки в карманы, и внезапно вспомнил, что Махно снабдил его нехилым количеством фишников — на всякий случай.
— В кабак зайду, — решил Никита. — «Бухла», конечно, и в подземелье навалом, Махно лично гонит, но все-таки по-человечески посидеть интереснее. Или еще чего-нибудь придумаю… Это все-таки город — Город. Если есть фишники, то развлечения наверняка найдутся. Так, развлечения, развлечения…
Он покрутил головой. Слева от него липло к поверхности земли невысокое, но чрезвычайно длинное строение, очень похожее на барак. Над дверью, ведущей внутрь строения, висела табличка, на которой откровенно было написано:
— Кабак.
И сверху еще два слова, бывшие, судя по всему, названием кабака:
— «Закат Европы».
— Неплохо, — оценил Никита. — Надо бы зайти и пропустить кружечку «бухла». А потом двинуть дальше — в поисках развлечений…
Он еще раз огляделся.
«Развлечения», — стукнуло у него в голове, когда он увидел прямо перед собой четырехэтажный дом без окон, выкрашенный снизу доверху желтой краской. Надпись на вывеске гласила:
«Публичный домъ».
И чуть ниже:
«Ночью — дешевле!»
— То, что надо! — вслух сказал Никита и, забыв о своем желании посетить кабак «Закат Европы», без колебаний направился к входной двери.
Отворив дверь, он обмер. С самого порога — через весь необъятных размеров холл — тянулась длиннющая очередь, состоящая из существ самых разнообразных конфигураций.
«Вот это да, — подумал Никита. — Так здесь можно целый год простоять…»
Простоять, однако, ему не удалось даже секунды. Массивная дверь, снабженная мощной пружиной, закрываясь, дала ему под зад с такой силой, что Никита полетел вперед, смяв хвост очереди и сбив с ног высокого четырехрукого мужика с совершенно дегенеративной рожей.
— Извини, брат, — поспешно сказал Никита, опасаясь со стороны мужика ответных действий.
Однако мужик, судя по всему, никаких претензий к Никите не имел, потому что молча поднялся и встал на свое место. Поколебавшись, Никита пристроился за его спиной.
Очередь, хоть и была невообразимо длинной, продвигалась довольно быстро. Но несмотря на это, Никита прикинул, что стоять в ней будет еще долго. Уходить ему уже не хотелось, все-таки надо попробовать, что это такое — загробный секс. Только вот поскорее бы…
— Поскорее бы… — проворчал он, ни к кому специально не обращаясь, — чего тут так народу много? Именно сегодня захотелось половых развлечений? «Ночью дешевле…» Ночью — дома, ночью бесплатно… Ночью — жена…
— Ты что — дурак? — писклявым голосом осведомился тот самый четырехрукий дегенерат, стоявший впереди Никиты. — В этом-то весь и смысл, что, кроме как тут, нигде больше нельзя. Платят-то не за объект этой самой… страсти… а в основном за укол, который дает возможность… осуществить этот самый… половой акт. А подруг тут с собой приводят.
— Как с собой? — испугался Никита. — А если я никого не привел?
Четырехрукий пожал бугристыми плечами.
— Мастурбаторы вне очереди, — сказал он. — Вон в то окошко.
И показал сразу двумя руками.
Никита повернулся туда, куда показал ему четырехрукий, и увидел окошко, которое раньше почему-то не заметил. У окошка, озираясь по сторонам, переминались два каких-то невзрачных типа, ничем не отличавшихся от обычных людей, если не считать громадных, ковшеобразных ладоней, которых невзрачные типы явно стеснялись, безуспешно пытаясь спрятать в карманы необъятных штанов. Рядом с этим окошком тянулась длинная вереница таких же окошек — только закрытых.
Никиту передернуло.
— Не, — сказал он, — к мастурбаторам не хочу.
— Как хочешь, — безразлично проговорил четырехрукий. — Заплатишь еще фишников, дадут тебе… этот самый… объект страсти… какой захочешь.
— Какой захочу? — оживился Никита. — Здорово!
Четырехрукий снова пожал плечами.
Никита хотел спросить у него насчет подробностей, но тут откуда-то с высокого потолка раздался громкий, но томный, с характерными придыханиями, голос:
— Педофилов просьба перейти в третье окошко.
Тотчас от очереди отделилось около двух десятков существ — самых разнообразных, но с одинаковой гримасой сладострастия на мордах. Щелкнуло открываемое окошко — рядом с окошком мастурбаторов.
— О! — обрадовался четырехрукий, поворачиваясь к Никите. — Пошло дело! Теперь очередь быстро закончится.
И в самом деле — окошки оживали, хлопая одно за другим, а с потолка томный голос то и дело вещал:
— Герантофилы…
— Гомосексуалисты…
— Вуайеристы…
— Копрофаги…
— Зоофилы…
Последняя категория почему-то оказалась самой многочисленной. Громадный холл тут же наполнился счастливым ржанием и лаем — и к соответствующему окошку наперегонки устремились с полсотни вполне обыкновенных с виду земных животных, хотя на некоторых из них, впрочем, были странного покроя одежды.
— Да, — хмыкнул Никита. — Даже для братьев наших меньших…
— Человек всегда тянулся в природе, — заметил четырехрукий, и тут Никита подумал, что, несмотря на дегенеративное выражение лица, он вовсе не глуп. — К тому же эти песики, лошадки и прочие — никакие не братья наши меньшие, а самые настоящие люди. Только в прошлом. Одни работали, в прямом смысле слова, как лошади, другие только и знали, что тявкать и за лодыжки кусать. Я тут на днях своего управдома встретил — вот зверюга был… И сразу его узнал, хотя он превратился в самого настоящего волка.
— А ты что — тоже с Земли? — полюбопытствовал Никита.
— А то откуда же? — обиделся четырехрукий. — Ты меня не узнал разве? Я в свое время был очень популярным фокусником-иллюзионистом. Гуппи — моя фамилия.
— Узнал, — сказал Никита, чтобы не обидеть четырехрукого, и тут же подумал о том, что дегенеративную эту харю и вправду видел как-то по телевизору, а может быть, и не эту именно — по телевизору столько дегенеративных харь показывают.
От внушительных размеров очереди осталось теперь совсем немного. «С гулькин хрен», — как сказал бы любитель сочных простонародных выражений Гоша Северный. Четырехрукий Гуппи, стоявший перед Никитой, уже направлялся к лестнице на второй этаж, сказав предварительно несколько тихих слов в окошко и заплатив фишники. Теперь настала очередь Никиты.
— Слушаю вас, — наклонившись к окошку, услышал Никита.
В окошке было темно и говорящего видно не было.
— Мне бы это… — неожиданно застеснявшись, проговорил Никита, — девушку…
— Какую именно? — немедленно уточнили у него.
— Ну… такую же, как я, — сказал Никита. — Без всяких там штучек типа третьего глаза и восьми рук. Нормальную девушку с двумя ногами, двумя руками, одной головой… Волосами, глазами, сиськами… и всем, что полагается.
— Вас понял, — ответили ему. — Пятьдесят три фишника…
Никита расплатился.
— Второй этаж комната шестьдесят шесть. Девушка ждет.
— Уже? — обрадовался Никита.
Он поскакал к лестнице, на первом пролете которой его остановил громила в черной парандже. Прежде чем Никита успел опомниться и спросить, что ему надо, громила ловко вытащил из-под паранджи большой шприц с тонкой, опасно поблескивающей иглой и сделал Никите укол в задницу — прямо через одежду. Боли от укола Никита, впрочем, не почувствовал.
«Тот самый укол, — двинувшись дальше, вспомнил Никита. — Чтобы это самое… стоял».
Только эта мысль скрылась с поверхности сознания Никиты, как вдруг он ощутил, что укол стал действовать — да причем так эффективно, что Никите пришлось несколько сбавить темп продвижения и прикрыться ладошками — как купальщику, вылезающему из воды.
«Вот это медикаменты, — радостно ворохнулось в голове у Никиты. — Виагра, судя по всему, и рядом не валялась. Хотя виагры я не пробовал. С потенцией у меня все всегда нормально было — пока я, конечно, не умер. А после смерти как-то не ощущается никакого полового желания. Да и никакой половой возможности не было пока…»
С такими мыслями Никита преодолел лестничный пролет, немного прихрамывая, прошел по коридору, вдоль стен которого, как картины в картинной галерее, тянулись небольшие картонные дверки с номерами. Отыскав номер «66», Никита остановился. Постучал, прислушался и снова постучал.
Никто ему не ответил.
«Наверное, не подогнали еще телку, — подумал он. — Ну ладно, сам ее подожду…»
Он толкнул дверь и вошел в крохотную комнатушку, без окон и мебели. Один предмет мебели все-таки был — большая широкая кровать, занимавшая половину комнаты и поэтому с первого взгляда не воспринимавшаяся как собственно мебель, а воспринимавшаяся, как естественная деталь планировки.
Никита посмотрел на кровать и обалдел.
— Приветик, милый, — донеслось до него с кровати.
— Ни хрена себе, — выдавил Никита.
* * *
Билл Контрр, в совершенстве познавший искусство конспирации, уже не снимал порядком истрепанного маскировочного костюма мухи с той самой минуты, как батька Махно приказал заблокировать все входы и выходы из подземелья. Выдавать себя Билл Контрр не желал, да и не имел на это никакого права — он ведь обладал информацией чрезвычайной важности — о существовании подпольной организации ПОПУ и о планах этой организации — относительно военного переворота и последующего захвата власти в Мире.Только вот воспользоваться информацией Билл никак не мог. Выхода из подземелья не было и, кажется, Биллу Контрру придется оставаться в обличье мухи до того самого дня, как Махно решит привести свой план в действие.
Поначалу Билл тщательно собирал сведения о членах ПОПУ, пытаясь таким образом развеять мрачные мысли по поводу своего досадного заточения, но потом и это ему наскучило — зачем и кому может понадобиться такая информация в день самого переворота? Вот если бы можно было выбраться отсюда… Билл ринулся бы прямо в резиденцию На Вал Ляю и потребовал бы личной аудиенции. И что с того, что На Вал Ляю никому аудиенции не дает и никто из его подданных не знает даже, как выглядит их правитель? С такими важными сведениями Билла, конечно, допустили бы прямо к На Вал Ляю, а после разгрома осиного гнезда ПОПУ разведчик, несомненно, стан бы фигурой номер один в государстве.
Но выбраться из подземелья не представлялось возможным. Летая по комнатам, Билл совершенно одичал от недостатка общения и постоянного страха быть рассекреченным. Он дошел до того, что стал допивать остатки «бухла» в кружках членов подпольной организации и в умеренно пьяном состоянии развлекался игрой в кошки-мышки с Барсей.
Когда Билл стал свидетелем того, как Махно объявил Рододендрону о своем намерении отпустить Никиту погулять на поверхность, разведчик едва не сошел с ума от радости, что сейчас вместе с Никитой выберется отсюда — но… Отменная реакция тигрицы Барси и ее железные челюсти сокрушили все надежды Билла. Уже не обращая внимания на то, что Рододендрон и Махно стоят рядом, Билл в отчаянии бился головой о металлическую крышку люка, закрывшую ему путь на свободу. Впрочем, Махно и Рододендрон на ненормальную муху особенно долго не смотрели. Махно ушел по своим делам, а Рододендрон, привыкший видеть надоедливое насекомое, с которым развлекалась Барся, погрузился в свои какие-то мысли. Только Барся с удивлением следила за деятельностью своего приятеля по играм, но если что-то тигрица и думала по этому поводу, то никому все равно ее мысли не были известны.
А Билл Контрр, понимавший, что стоит на грани провала и нервного срыва, стучался башкой о железо до тех пор, пока совершенно не обессилел и не свалился в синюю грязь подземелья.
* * *
— Приветик, милый! — донеслось с кровати.— Ни хрена себе, — выдавил Никита.
— Что-что? — переспросил тот, кто лежал на кровати.
— Ни хрена себе, — бездумно повторил Никита, вглядываясь.
Перед ним был его двойник. Да что там двойник — точная копия самого Никиты — более того, одетая точно так же, как он сейчас.
— Ты кто? — спросил Никита.
— Как это кто? — переспросила копия, и по модуляциям ее голоса можно было ясно понять, что она слегка даже обиделась. — Я — твой заказ.
— Я такого не заказывал, — ответил поспешно Никита.
— Как это? — нахмурилась копия. — Ты заказал девушку, такую же, как ты. Вот, пожалуйста, — точно такой, как ты. Я — изотерическая проекция с образа в твоем мышлении.
— Я девушку заказывал! — закричал Никита. — А не самого себя! Как я самого себя буду трахать! Я же не в окошко для мастурбаторов обратился!
— А я и есть девушка, — заявила копия.
Она приподнялась, скоренько спустила штаны, продемонстрировав.
Никита открыл рот.
— Как это может быть? — проговорил он. — Снаружи — такой, как я, а под одеждой…
— Физиология моя соответствует физиологии земных девушек, — объяснила копия. — Вот так — наша фирма, как говорится, веников не вяжет. Все точно по. заказу. Ну иди, что ли?
Копия взбрыкнула ногами, жеманно изогнулась и поманила Никиту пальцем. От зрелища самого себя в такой позе Никиту слегка замутило.
— Нет, — выговорил он, отступая к двери. — Не надо… Я не согласен.
Копия тут же села на кровати, спустив ноги.
— Заказ отменяется?
— Отменяется, — подтвердил Никита. — Пошел вон.
Копия пожала плечами и исчезла. Никита вздохнул с облегчением. Некоторое время он стоял столбом, соображая, что ему делать дальше, потом опустил глаза на место, где его штаны вполне недвусмысленно оттопыривались, и подумал, что такой ситуацией грех не воспользоваться.
— Закажу по новой, — сказал Никита сам себе.
Он вышел из комнаты, спустился вниз по лестнице и, оттолкнув оранжевого орангутанга с синей головой на штативе видеокамеры вместо шеи, снова наклонился к окошечку.
— Это… — проговорил Никита. — Я заказ отметил.
— Фишники обратно не возвращаем, — быстро ответили ему из окошечка.
— А мне и не надо, — сказал Никита. — У меня еще есть. Я хочу это… перезаказать.
— Молодой человек! — возмутился орангутанг. — Соблюдайте очередь!
Выпрямившись, Никита одарил оранжевого примата таким взглядом, что тот, мгновенно стушевавшись, спрятался за спиной у другого любителя плотских утех — полной, среброусой женщины в древнегреческой тунике.
— Короче, так, — сказал Никита, обращаясь к окошку. — Мне нужна девушка. Не такая, как я, а… Короче… Ну, она должна быть красивая и…
— Понятно, — перебили его, — не можете словами сформулировать.
— Ага, — проговорил Никита, — не получается. Но я сейчас…
— Не нужно. Просто расслабьтесь и представьте того… или ту, с которой хотите иметь половой контакт.
— Просто представить? — переспросил Никита.
— Просто представить.
Он закрыл глаза. Первый же женский образ, который выплыл на поверхность его сознания, был так прекрасен, что Никита невольно улыбнулся. У девушки были длинные золотистые волосы, точеные черты лица и бледная кожа. Большие глаза смотрели ласково и вместе с тем строго — вот это всегда удивляло и умиляло Никиту, когда он встречался взглядом с Анной… Анна! Имя девушки, чей образ отчетливо прорисовывался сейчас в сознании Никиты, было — Анна. И как это он раньше не додумался! Ведь если он не может увидеть ее воочию, то вполне возможно воспользоваться услугами этой фирмы. Анна, Анна… Как было просто тогда, когда он был живым — дотронуться до руки, провести пальцами по волосам… Почему он тогда не понимал, что нужно каждую секунду своей жизни использовать именно на то, чтобы быть рядом с ней, касаться ее, видеть… У них было много времени, впереди, а в свою смерть Никита не верил, как не верит в нее никто из живущих.
— Достаточно, — прозвучал голос из окошка. — Изотерическая проекция готова. Идите, ваш заказ ждет вас.
Никита открыл глаза.
— А? — переспросил он, не веря, что все так просто.
— Идите! — Голос зазвучал строже. — Не задерживайте очередь. Время действия укола ограничено. Так что советую вам…
Никита уже не слышал. Он бегом ринулся к лестнице, проскочив мимо громилы в парандже, взлетел на второй этаж и только возле двери с табличкой «66» остановился.
«Как же так? — подумал он. — Не может быть… Все так просто — сейчас открою дверь, а там — Анна. Но она не настоящая…»
«Почему не настоящая? — возмутился кто-то внутри Никиты. — Она такая, как есть, какой ты ее знаешь — настоящая».
«Изотерическая проекция образа сознания», — сказал Никита сам себе.
«А все остальное, что ты видел? — спросил его внутренний „кто-то“. — Ты смотрел на Анну, видел ее и верил в то, что она есть. Закрывал глаза — не видел ее — и все равно знал, что она есть. Потому что думал о ней».
— А! — вслух воскликнул Никита. — Понял!
Он распахнул дверь и вошел в комнату.
Все было так, как Никита себе и представлял. Она лежала на кровати, небрежно откинувшись на подушки, и так хорошо знакомыми Никите движениями перебирала золотистые свои волосы. Не говоря ни слова, не в силах стереть с лица глупую улыбку, Никита медленно подошел к кровати.
… И платье на ней было такое же, в каком Никита видел ее в последний раз.
— Привет, — сказал он.
— Привет, — откликнулась Анна, словно видела Никиту еще вчера. — Так и будешь стоять?
Это был ее голос.
Никита упал на постель так стремительно, что со стороны показалось, наверное, будто ему подрубили ноги. Он протянул руку к ее волосам.
— Можно?
Анна усмехнулась.
Он провел пальцами по золотистым прядям, удивляясь и радуясь тому, как к мертвым пальцам возвращается чувствительность, захватил в ладонь длинную прядь, привычным жестом поднес горсть к лицу и вдохнул. Даже запах — такой знакомый — да не просто знакомый, а самый настоящий — ее запах.
— Анна… — выговорил Никита.
— Анна-то Анна, — откликнулась она. — Только ты долго настраиваться будешь? Время посещения индивидуальной кабинки ограничено — да и время действия укола тоже.
Никита вздрогнул, как от удара по лицу.
— Ты чего? — переспросил он, еще не в силах понять, что перед ним не его Анна, а всего лишь проекция… как ее там — изотерическая.
— Ничего, — отозвалась Анна. — Для тебя же стараюсь. Давай начнем, а то не успеешь. В какой позе предпочитаете совершать сношение? Сверху, снизу? Лежа на боку? Практикуете тантрический секс?
Никита почувствовал вдруг вполне настоящую боль там, где у человека должно находиться сердце. Он не нашелся, что сказать, только сжал губы, уже не ощущая на них улыбку. Анна — вернее, изотерическая проекция — вздохнула и, приподнявшись на локтях, принялась стягивать с себя платье. Золотистая прядь выскользнула из пальцев Никиты.
— Помог бы, что ли… — пропыхтела она.
Никита поднялся с кровати, шагнул к выходу, но вдруг остановился, поняв, что просто так уйти не сможет. Анна, сняв платье, бросила его на пол, где воздушная ткань просто растворилась, не оставив после себя никакого следа. Ну да, это же всего-навсего проекция…
Никита подошел к кровати и, не вполне осознавая, что он делает, вздернул Анну… проекцию образа Анны — схватил за плечи, вздернул, поставив на ноги.
— Практикуете анальные сношения? — поинтересовалась проекция.
Он широко размахнулся и изо всех сил залепил ей между глаз. Девушка отлетела к стене, звучно приложилась затылком, но через секунду как ни в чем не бывало поднялась и, отряхивая колени, деловито осведомилась:
— Значит, предпочитаете садистско-мазохистское направление?
Он снова поднял кулак, но внезапно почувствовал, как злость постепенно улетучивается. Да и не только злость…
— Кстати, — спокойно констатировала проекция. — Действие укола у вас закончилось. Можно сделать еще один. Конечно, за дополнительную плату.
— Пошла ты, — устало выговорил Никита, опуская кулак. — С-сука… Проекция вонючая…
— Садо-мазо плюс грязные словечки, — прокомментировала псевдо-Анна. — Какие еще пожелания? Учитывать все пожелания клиента — наша прямая обязанность.
— Твоя прямая обязанность — раствориться, — сказал Никита.
— Слушаюсь…
И тотчас ее не стало. Никита прошелся по комнате, бессмысленно дотрагиваясь до стен, потом присел на застеленную белейшей простыней кровать. На простыне не было ни складки, и она, кажется, жесткой еще была, как лист картона.
— Вот сволочи, — устало проговорил Никита, неизвестно к кому обращаясь.
Он сидел так черт знает сколько времени, перебирая незначительные мысли по поводу того, сколько фишников у него осталось и где поблизости можно раздобыть «бухла», чтобы выпить. Вернее, напиться. А еще вернее, нажраться…
— «Закат Европы», — вспомнил Никита. — Это прямо напротив. Вот туда и пойдем…
* * *
Эдуард Гаврилыч заказал еще кувшин «бухла» и в ожидании заказа скучал, озираясь по сторонам. Ничего интересного в кабаке «Закат Европы» не было. Подвыпившие посетители мерно разговаривали друг с другом, и это было похоже на приглушенное гудение пилорамы. Только в противоположном углу мерцающий молочной белизной костей скелет, явно дразнясь, говорил своему собутыльнику — одетому в парадную военную форму чернявому и вертлявому типу с усиками и кокетливой челочкой:— Внимание, внимание!
Говорит Германия!
Сегодня утром под мостом
Поймали Гитлера с хвостом!
— Я не позволю! — кричал военный тип с усиками. — Почему власти допускают подобные издевательства над гражданами?! Где милиция? Милиция!!!
В другое время Эдуард Гаврилыч обязательно вмешался бы, но сейчас он только усмехнулся и отвел глаза.
Эдуард вздохнул, а Гаврилыч посмотрел на официанта, несущего кувшин «бухла», и вдруг увидел за спиной официанта нечто такое, что мгновенно забыл и о кувшине, и об официанте.
— Эдька! — зашептал Гаврилыч. — Гляди!
— А? — встрепенулся Эдуард. — Что? Куда глядеть, милый друг?
— Туда! — глазами показал Гаврилыч. — Гляди, кто в кабак зашел.
Эдуард посмотрел туда, куда смотрел Гаврилыч, и тихо охнул.
— Узнал? — спросил Гаврилыч.
— Да черт его знает, — шепотом ответил Эдуард. — Вроде он, вроде не он… Мы же его вживую не видели — только по ориентировкам с фотороботом. Даже когда облаву устроили в логове Витьки Воробья, тоже не успели толком рассмотреть — больно быстро он нырнул в свою дыру. А фоторобот… А это было когда? Давно было…
Никита Вознесенский между тем прошел мимо столика Эдуарда Гаврилыча и сел за соседний. Официант, поставив перед ифритом кувшин, направился к новому посетителю.
— Что вам угодно? — осведомился официант.
— «Бухла», — сказал Никита, доставая из кармана палочку пыха. — Чего еще? У вас больше и нет ни хрена…
— Кувшин или стаканчик?
— Кувшин, — проворчал Никита. — Стаканчиками воробьи причащаются…
— Будет сделано-с.
— Да не верти головой! — шикнул Эдуард на Гаврилыча. — Он же сразу за нами сидит… Только ты уверен что это — Вознесенский?
— Вознесенский! — сказал Гаврилыч. — Ты подумай, Эдька! Только подумай! — Взволнованный до крайности Гаврилыч перевел дух и продолжал, быстро и страстно выговаривая слова: — Ежели мы этого субчика захомутаем, то нам обратная дорога на службу обеспечена! Да не просто обратная дорога, а… Генералами будем! Самыми главными начальниками, понял? А Артуру Артуровичу я тогда, паскуде, такие заячьи уши приделаю, что он у меня с балкона мыльные пузыри жопой пускать будет!
— Фу, — отозвался Эдуард, — не ругайся, ты же знаешь, что я этого не переношу… Да, ты правильно излагаешь, милый друг. Если это и вправду Вознесенский, то за его поимку нас ждет награда и восстановление во всех чинах, должностях и званиях. А если это не он?
— Как это не он? — оторопел Гаврилыч.
— Ну так. Просто похожий. Ты когда фоторобот последний раз видел?
— Давно…
— Вот то-то и оно-то. Давно. Представляешь, что будет, если мы ошибемся и невиновного схватим?
Гаврилыч подумал немного и предположил неуверенно:
— Накажут?
— Как пить дать, — подтвердил Эдуард. — Мало того, что осмеют и ославят по всему загробному миру, так еще и пенсии лишить могут. Скажут, что мы совсем из ума выжили… Понял, чем нам грозит ошибка?
— Понял, — сказал Гаврилыч, — но с другой стороны…
— Что — с другой стороны?
— С другой стороны, — снова загорячился Гаврилыч, — терять нам все равно уже ни хрена нечего. Ниже пенсионера падать некуда. А спеленаем этого урода — снова жисть пойдет правильная!
— Да, — немного поразмышляв, проговорил Эдуард. — Выиграем мы, конечно, меньше, чем потеряем. Так что…
— Хватаем? — радостно спросил Гаврилыч, приподнимая тяжелое туловище.
— Нет! Сиди! — зашипел Эдуард. — Сначала надо выяснить — Вознесенский это или нет.
— А как?
— Не знаю пока, — задумчиво промычал Эдуард, — конечно, самое простое — позвать патруль и указать на этого… неизвестно кого. Они уж его схватят и проверят по идентификационному номеру — он или не он. Но ведь тогда нам ничего не достанется от поимки этого опасного преступника — вся слава патрульным достанется — ты что, не знаешь, как бывает? Кто смел, тот и съел.
— Знаю, как бывает, — помрачнел Гаврилыч. — Тогда что делать?
— А вот что, — придумал наконец Эдуард. — Сейчас мы пойдем к нему с кувшином и подсядем…
— А! — догадался Гаврилыч. — Понял! Чисто побазарить. Ну а потом, когда он проговорится…