Уайтсайд Диана. Синеглазый дьявол

   Виола насторожилась. И перевела разговор на другое:
   – Благодарю вас, Сара, что рассказали мне вашу историю. Вы что-то говорили об одежде?
   Глаза Сары блеснули, и Виоле стало неловко. Она поняла, как она нетактична. Но Сара тут же спокойно вернулась к своей прежней роли вышколенной горничной.
   – Да, миссис Росс. Ваши новые платья в сундуке. – Она принесла из другой комнаты ослепительный хаос ярких шелков. Но для гардероба респектабельной женщины ткани там явно не хватало, потому что только на одну юбку требовалось много ярдов.
   Виола инстинктивно покачала головой, отказываясь от подобной одежды.
   – Мистер Донован сам все выбрал, – сказала Сара, встряхивая одежду. Китайская куртка и штаны предстали перед неверящими глазами Виолы. Сшитые из тончайшего бледно-золотистого шелка и вышитые золотом, они совершенно не соответствовали тому, что могла бы надеть порядочная американка.
   – И я должна носить такую одежду? – На последнем слове голос Виолы надломился.
   – И будете прекрасно выглядеть, золотце.
   Виола вздрогнула. Донован стоял в дверях, прислонясь к косяку, аккуратно одетый в костюм процветающего бизнесмена. Небрежным жестом он передвинул шляпу к затылку и сказал протяжно:
   – Мне будет очень приятно смотреть на вас.
   – Вы ждете, что я буду одеваться вот так? Без респектабельного корсета и рубашки? В штаны? – Она встала, все еще прижимая к себе одеяло. Сидеть на кровати казалось слишком уязвимой позицией для подобного разговора.
   – Да.
   – Но одежда скандальная.
   Сара положила одежду и выскользнула из комнаты, молча сделав реверанс перед Донованом. Он вежливо кивнул ей, но глаза его оставались устремленными на Виолу. Он вошел в комнату и закрыл дверь.
   – Я велю вам надевать только такую одежду, а вы обещали, что будете во всем потакать мне. Помните?
   Виола поняла, что попала в ловушку. И все равно китайская одежда вряд ли для нее пристойна.
   – Да, но она неприлична! Уважаемая женщина никогда не позволит, чтобы ее увидели без корсета. Что же до ношения штанов…
   Виола передернулась. Она надевала мужскую одежду, когда работала на прииске Эдварда, но ее вынуждала необходимость. Женские юбки не позволили бы ей пробираться через маленькие расщелины и трещины. Однако она всегда старалась, чтобы ее никто больше не видел в мужском платье.
   – Ты отказываешься, золотце? – Виола стояла на своем:
   – Я не могу так одеться, мистер Донован. Что, если кто-то увидит меня? – умоляла она, надеясь, что он поймет и сжалится над ней.
   – Если ты отказываешься, тебя следует наказать за непослушание.
   И плавным движением Донован поднял ее, усадил на кровать и положил лицом вниз к себе на колени.
   Виола пискнула, когда крупная теплая рука погладила ее сзади. Она оставалась еще совершенно голой под одеялом, и ее подавляло сознание железной силы его бедер под ней и жар его тела рядом с ее телом. Она старалась сесть, но он держал ее руки своей огромной лапой, отведя их ей за спину.
   – Мистер Донован, что вы делаете?
   Свободной рукой он сбросил с нее одеяло. Виола задохнулась, мучительно сознавая, как уязвима перед ним.
   – Мистер Донован, я уверена, что мы можем достичь дружеского компромисса, если вы только позволите мне сесть.
   – Компромиссы нам ни к чему, золотце. Неужели ты действительно решила, что я стану унижать тебя в присутствии других мужчин?
   Виола закрыла глаза и честно ответила:
   – Да, сэр.
   – Разве такое поведение сочетается с покровительством?
   – Нет, сэр. – Голос у нее звучал хрипло.
   – Заслуживаешь ли ты возмездия за недоверие?
   – Да, сэр, – проговорила она с трудом. Вряд ли его представления о наказании будут похожи на что-то уже испытанное ею раньше. Все же она его оскорбила, и его честь должна получить удовлетворение.
   – Поблагодари себя за честность и чувство справедливости, Виола. Клянусь, я не стану тебя мучить.
   – О, я никогда не думала, что вы на такое способны, мистер Донован.
   – Благодарю вас. – Он положил руку ей на спину. Она могла точно описать, где именно каждый палец и его ладонь мнут ее. Вдруг ей стало трудно дышать.
   Он легко погладил ее сквозь ткань.
   – Мистер Донован, вы уверены, что хотите это сделать?
   – Совершенно уверен. Особенно когда голос у тебя становится вот таким хриплым. Он напоминает мне о том, как ты умоляла меня вчера ночью, золотце.
   Виола поперхнулась.
   Он похлопал ее по другой стороне. Его прикосновение, выражающееся в отрывистом постукивании и медленной ласке, казалось восхитительным.
   Виола вспыхнула, подумав о том, что и трепка может быть приятной.
   – Где мне наказать тебя еще? – продолжал он. – Там, где торчит твоя славная попка? Или с другой стороны?
   Донован снова похлопал ее, погладил, потом сильно стукнул.
   – Попка у тебя розовеет, золотце. А что, внутри ты млеешь так же, как и снаружи? – промурлыкал он, потом продолжал, не дожидаясь от нее вразумительного ответа, разнообразя свой ритм, то хлопая, то гладя в медленном и быстром темпе.
   – Мистер Донован! – Виола ахнула после особенно сильного удара, от которого она подпрыгнула. – Нужно ли заставлять меня чувствовать себя до такой степени не собой?
   Донован фыркнул.
   – Пахнет от тебя замечательно, золотце. – Виола вздохнула.
   – Тебя волнует более сильное прикосновение, золотце? Тогда, наверное, мне нужно попробовать что-то понежнее, – задумчиво заявил Донован и стал ласкать ее.
   – Мистер Донован, прошу вас. – Виола беспокойно заерзала, жаждая большего.
   Донован принялся работать рукой уже серьезно, все время разнообразя ритм и силу.
   – Какая ты отзывчивая девочка, золотце. Хочешь, чтобы я потрогал тебя?
   – Прошу вас, – содрогнулась она, – везде.
   Она чувствовала себя беспомощной против силы его рук, но ей хотелось большего. Она задыхалась и вскрикивала от более сильных ударов. Корчилась рядом с ним. Снова и снова просила его.
   – Я трогаю твою… золотце. Произнеси это слово для меня.
   Она поперхнулась. Она не могла произнести такую непристойность. Но он продолжал свое дело, и она застонала и подчинилась. Слишком ей хотелось достигнуть высшей точки. Сейчас важна только цель. И она проговорила требуемое слово.
   – Очень хорошо, золотце, – промурлыкал он. И когда она думала, что больше не вынесет, он нажал на то место, на которое нажимал тогда, в конторе. Виола закричала от облегчения. Каждый ее мускул взорвался от восторга.
   – Теперь ты мне доверяешь? – Его рука больше не двигалась.
   Виола постаралась думать.
   – Да. Да, доверяю, – ответила она увереннее. Он мог отстегать ее ремнем или сделать что-то похуже, а он устроил ей чувственную трепку.
   Честно говоря, она боялась, что, если он снова оттреплет ее, она просто растает от пылкого предвкушения.

Глава 7

   – Линдсей!
   Хэл круто повернулся и усмехнулся, узнав говорившего.
   – Роджер, ах ты, негодяй!
   Кавалерийский офицер, бежавший через площадь Санта-Фе, махал ему рукой. Хэл встретил его на полпути, и молодые люди пылко пожали друг другу руки.
   – Рад видеть тебя, старый такой-сякой. Когда мы виделись в последний раз, ты направлялся, чтобы присоединиться к Шерману в Чаттануге.
   – А тебя отправили командовать твоей канонеркой. – И Роджер хлопнул Хэла по руке.
   – Хочешь выпить за старые времена?
   – Буду рад. В переулке Бурро держит салун «У Пауэлла», у него обязательно найдется выпивка, которая придется тебе по вкусу.
   В салуне «У Пауэлла» в нескольких кварталах от площади они нашли свободный столик. Радостная встреча продолжилась длительной дискуссией, прежде чем Хэл выбрал сорт виски.
   Роджер откинулся на спинку стула и фыркнул.
   – Все еще пьешь только лучшее, я вижу.
   – Почему бы и нет? – Хэл выгнул бровь, услышав их старую шутку.
   – Потому что лоцманам на Миссури платят больше, чем армейским офицерам. Сколько получаешь сейчас, десять тысяч за сезон? – В его словах заключался только смех, но не зависть. – Должно быть, ради них стоит сбежать от целого отряда юбок и оставить их на берегу.
   Хэл налил обоим.
   – Ты хочешь сказать, что оставил жену и дочь ради службы на какой-то посудине.
   – Дочерей. Пять штук.
   Хэл поперхнулся, потом поднял стакан:
   – В честь юных леди Роджерс. Пусть они будут красивы, милы и добры, как их мать.
   – Слушайте, слушайте. – И оба торжественно выпили. Покончив с формальностями, они усмехнулись друг другу.
   – Вижу, ты при деле.
   – Армейская жизнь устраивает меня больше, чем гражданская скука. К счастью, Кэролайн со мной процветает, как и девочки. А ты? Насколько я помню, ты вышел из женской семьи.
   – Две сестры, обе замужем.
   Внимательный как всегда, Роджерс поймал в голосе Хэла предательское безразличие.
   – Не любишь своих шуринов?
   – Тоунсенд – таков, какого и заслуживает, по моему мнению, Джульетта: известная семья, богат, глуп достаточно, чтобы его можно было водить за нос. Конечно, купил вместо себя заместителя, чтобы не воевать.
   Роджерс только пожал плечами. Большинство денежных людей платили за то, чтобы уклониться от призыва.
   – А вторая? Как ее звали?
   Хэл рассматривал на свет виски в своем стакане.
   – Виола вышла замуж за Эдварда Росса в шестьдесят пятом году.
   – Что?! Пьяный симулянт женился на твоей любимой сестре?
   Хэл кивнул и осушил стакан.
   – Черт бы тебя побрал. – Роджерс в знак сочувствия сделал добрый глоток, а потом опять заговорил: – Она могла бы сделать и худший выбор. В тот первый день в Шайло он проявил твердость, ты знаешь, и помог нам осадными орудиями, что нас и спасло.
   – Возможно. По крайней мере именно тот его поступок несколько примиряет меня с ним. – И Хэл снова наполнил стаканы.
   – Никогда нельзя предсказать, в кого влюбится женщина. Семья Кэролайн до сих пор не понимает, что она нашла во мне.
   – Странное дело, Виола никогда не говорила о любви, только сообщила, что собирается за него замуж. Что бы я ни говорил, ничто не могло разорвать ее помолвку.
   – Здорово поссорились, да?
   – Хуже некуда. Я поклялся, что никогда больше не буду с ней разговаривать, если она не расстанется с этим человеком.
   Роджерс хмыкнул, и в его звуке выразился целый мир понимания.
   – Считаю, она выиграла бой.
   – Можно и так сказать. Она вышла за него, и с тех пор я ее не видел. И никто не видел из нашей семьи.
   – Жаль.
   Последовало молчание, за время которого виски в бутылке сильно поубавилось. Наконец Роджерс снова заговорил:
   – Так что же привело лоцмана с Миссури в пустыню Нью-Мексико?
   – Ищу Виолу. Я обещал бабушке перед ее смертью, что верну домой младшую сестру.
   – И ты думаешь, что найдешь ее в Нью-Мексико?
   – Они с Россом отправились после свадьбы на запад искать счастья на золотоносных приисках. Сначала я поехал в Калифорнию, а теперь пробираюсь через Скалистые горы.
   – Повезло?
   – Я проследил за ней от Виргиния-Сити в Монтане до Лидвилла в Колорадо. Слышал кучу рассказов о пьяном болване и его маленькой белокурой жене. Нашел в Денвере жемчужное ожерелье Виолы, которое она заложила несколько лет назад, но ни признака ее самой. Следующая остановка будет в Силвер-Сити.
   Он счел бы большей удачей, если бы нашлась памятная брошь адмирала, которая имела для Виолы большое значение. Находка броши означала бы, что сама Виола где-то рядом.
   – А что насчет Аризоны? – спросил Роджерс.
   – В Аризоне мало белых, но много апачей, – напомнил Хэл другу. Найти там Виолу казалось наименее вероятным.
   Роджерс пожал плечами.
   – Там есть золото и серебро. С конца войны люди все едут и едут туда. Например, в Рио-Педрасе есть крупный прииск.
   – В Рио-Педрасе?
   – Серебряный прииск «Голконда». Поселок расположен на территории, принадлежащей промышленной фирме. Примерно тысяча жителей, но есть также какие-то небольшие прииски на расстоянии одного дня езды на дилижансе к югу от Тусона.
   – Очень может быть. Спасибо за сведения.
   – Если направишься туда, не попадайся на глаза Полу Ленноксу, который владеет Рио-Педрасом.
   Хэл сжал губы, вспомнив о былом сражении.
   – Как-то я встречался в Нью-Йорке с банкиром по имени Николас Леннокс. Но, наверное, они не родственники.
   – Может быть, и родственники. Он любит хвастаться своей старинной прекрасной нью-йоркской семьей. – Роджерс не торопясь выпил, а потом продолжал: – Во время войны Леннокс служил в кавалерии и долгое время находился в долине Шенандоа. Несколько гражданских, в том числе и дети, умерли «случайно», когда он захватил провизию на их фермах. Его не очень-то привечают на встречах фронтовиков, и я слышал, что его невеста порвала с ним.
   – Сукин сын. – Похоже, такой же скользкий тип, что и Николас Леннокс. – Спасибо, что предупредил.
   Роджерс пожал плечами.
   – Меньшее, что я могу сделать. Ты спас мою голову на Теннесси.
   – Да ведь ты был просто новобранцем, который измазал всю мою чистую палубу кровью, – пошутил Хэл, сводя все на шутку.
   Роджерс некоторое время смотрел ему в глаза, а потом усмехнулся:
   – Флотское дерьмо! – И оба рассмеялись.
 
   Через пару часов, выйдя из салуна, Хэл и Роджерс все еще продолжали посмеиваться, довольные хорошей едой, хорошим виски и хорошим обществом друг друга. Однако будь здесь отец Хэла, его не обмануло бы кажущееся спокойствие сына, хотя адмирал находился в тысячах миль отсюда. К тому же старому автократу не нравились все поступки сына, что бы тот ни делал. Разумеется, кроме одного – его поступления на флотскую службу.
   Роджерс остановился, чтобы проститься с Пауэллом, а Хэл вышел прямо на тротуар. Переулок Бурро освещался только луной да светом из окон и дверей соседних салунов и танцевальных заведений. Как и во всех прочих городах, расположенных на границе с новыми землями, в полумраке могла таиться угроза.
   Прохладный ночной воздух ничуть не освежал голову, перегруженную виски. Хэл наткнулся на столб, поддерживающий навес над тротуаром, и тут кто-то заорал:
   – Вот он! Хватайте его, ребята!
   Толстая дубинка опустилась ему на затылок. Хэл воспользовался столбом как опорой, чтобы уклониться от нападения, но все равно удар получил ужасный. Он отклонился назад, все еще держась за столб, и ударил локтем неведомого противника, находящегося за спиной. Болезненное хрюканье подтвердило, что удар достиг цели.
   Хэл ухватил головореза за руку и бросил через плечо. Быстро наступил ему на запястье, и тот сразу же выпустил дубинку, которую Хэл тут же отбросил в сторону, одновременно вытащив «кольт». Он оглянулся на спутников нападавшего и заметил двух убегающих мужчин.
   – Иисусе, Хэл, от тебя нельзя ни на минуту отвернуться, чтобы ты не влип во что-то, – заметил Роджерс. Рассеянный свет сверкал на его «кольте», который он направил на человека, которого держал Хэл. – Ты его знаешь?
   Головорез, распростертый в пыли, ничем не бросался в глаза, разве что своей безликостью – средний рост, среднее телосложение, темные волосы. И «кольт», висящий у него на поясе, который он не удосужился вытащить.
   Хэл потрепал его по щекам, но остановился и отшатнулся. Ощупал голову лежащего и увидел, что рука вся в крови.
   – Никогда в жизни его не видел.
   – О чем ты говоришь? – проскулил парень и начал подниматься.
   Роджерс выстрелил ему между ступней, а из дверей салуна выбежал Пауэлл, держа в руке дробовик. Одним взглядом оценив ситуацию, он стал так, чтобы преградить головорезу дорогу в переулок позади него. Больше на улицу не вышел никто, хотя Хэл и уловил какое-то движение в дверях дансинга.
   Головорез снова упал и смотрел на них снизу.
   – Что вы хотите знать, сэр?
   – Почему ты напал на меня? – спросил Хэл. Он слегка покачнулся, но с усилием устоял. «Кольт» он все еще держал в руке.
   Головорез пополз, извиваясь, подальше от дробовика, пока сапог Хэла резко не остановил его.
   – Мне предложили пять долларов, чтобы я напал на вас сзади, – пробормотал он, нервно переводя взгляд с одного револьвера на другой, а также на дробовик, наведенный на него.
   – Кто? – спросил Роджерс.
   – Мики Кларк.
   – Кто он? – спросил Хэл.
   – Здешний бандит, – фыркнул Пауэлл. – А сказал тебе Кларк зачем?
   – Какой-то тип по имени Леннокс не хочет, чтобы вы посетили его в Аризоне.
   Роджерс посмотрел на Хэла.
   – Похоже на правду.
   – Ага. Отпусти его.
   Головорез с трудом встал и замер, когда Пауэлл ткнул его своим дробовиком.
   – Еще раз увижу тебя возле моего салуна, – рявкнул Пауэлл, – прикончу. Будешь знать, как беспокоить моих друзей.
   – Да, сэр! – И головорез исчез в темноте. Роджер подошел к Хэлу сзади и осмотрел его голову при скудном свете. Пауэлл подобрал шляпу Хэла и смахнул с нее пыль.
   – Похоже, рану придется заштопать, – сообщил Роджерс.
   Хэл отпрянул от прикосновения его пальцев.
   – Когда ближайший дилижанс на Тусон? – спросил он. Голова у него страшно болела.
   – Завтра утром.
   – Тогда лучше найти доктора, который не прочь взяться за срочную работу.
   – Может, подождешь пару дней, пока не заживет, – предложил Роджерс.
   – Ни минуты, если моя сестра находится где-то рядом с Ленноксом. Пошли искать доктора.
 
   Виола села на стул, придвинутый ей Абрахамом, стараясь не смотреть на фортепьяно. Усевшись, она даже зашипела, так ей стало больно. Китайские шелка не защищали чувствительную кожу от грубой шерстяной обивки. Она быстро опомнилась и, изобразив на лице улыбку, посмотрела на Донована, сидевшего напротив.
   – Ты сегодня очень красива, золотце, – заметил он, наклонив к ней голову и окинув взглядом ее всю, начиная с волос.
   Виола вспыхнула и почти заерзала от нескрываемого удовольствия. При движении она опять потерлась о шерсть и вспомнила, до какой степени он возбудил в ней похоть, когда недавно наказывал ее.
   Она поклялась в дальнейшем сидеть совершенно неподвижно, что бы он ни сказал и ни сделал.
   Донован скривил рот.
   – Не хотите ли супу? А после обеда, может быть, вы что-нибудь сыграете на пианино, на которое вы так старательно пытаетесь не смотреть?
   – О, благодарю вас, мистер Донован! Не могу сказать, что принесло бы мне больше удовольствия. – Тут она поняла, что ее слова он мог ощутить как оскорбление для себя, и вспыхнула, забормотав что-то вроде извинений, но он поднял руку.
   – Я прекрасно понимаю, золотце, и не обижаюсь. Немного фортепьянной музыки будет очень приятно для нас обоих в такой вечер.
   Виола с благодарностью улыбнулась ему.
   – Почему вы приобрели пианино? Может, на нем играет мистер Эванс?
   – Нет, насколько я знаю. Управляющий «Восточного» заказал его, но счел, что доставка стоит слишком дорого и ему не по карману. Под конец Леннокс отказался оплачивать счет, так что Морган оставил пианино в качестве платежа.
   – Вид у него великолепный.
   – И звук красивый.
 
   Трапезу они закончили быстро, вкусив превосходной еды, не уступавшей той, что подают в первоклассных отелях Нью-Йорка. За столом Донован держался изысканно и непринужденно, как хорошо воспитанный человек. Так держался любой из ее прежних знакомых. Виоле показалось, что разговор получился не очень удачным, потому что она часто сидела, устремив глаза на пианино, опять ерзала на кресле, парчовая обивка которого царапала ее сквозь тонкий китайский шелк.
   Наконец Абрахам принес свежий кофе и блюдо с имбирным печеньем, после чего исчез. Виола протянула руку к кофейнику, но Донован ласково удержал ее.
   – Иди, золотце, познакомься со своей игрушкой. Я сам могу налить себе кофе.
   – Вы уверены? – Виола колебалась, беспокоясь, не будет ли такое поведение нетактично, если она оставит его ради пианино.
   – Иди. – И он тихонько подтолкнул ее.
   Сев перед великолепным инструментом из розового дерева, как мальчик-прислужник перед высоким алтарем, она забыла обо всем на свете. За шесть лет, с тех пор как она покинула родительский дом, ей приходилось играть на пианино всего два раза в целом не больше часа на инструментах маленьких и не звучных. Настоящий инструмент, похоже, подходит даже для концертного зала.
   Виола легко нажала на среднее «до». Пианино откликнулось на прикосновение прекрасным звуком. Разминая пальцы, она пробежала октаву, потом две, надеясь, что не утратила старых навыков, и взяла вступительные аккорды шопеновского полонеза.
   Героический танец наполнил комнату, напомнив ей о галантном прошлом Польши. Он унес ее в мир великой музыки, в котором прежде она так часто находила утешение. Звуки всплывали из глубины ее души, и она воспроизводила их мастерски. Умение хорошо играть на фортепьяно она приобрела с детства.
   Полонез сменился вальсом, тоже Шопена, потом сонатой Бетховена. Она сыграла «К Элизе» – пьесу, так часто исполняемую начинающими пианистами, и про себя улыбалась событиям прошлого, связанным с ней.
   «Голос прошедших дней» вызвал воспоминания о Джульетте, которая всегда кокетничала, когда пела. Уильям прекрасным баритоном спел тихонько отрывок из хорового припева, но замолчал, как только Виола вернулась к сольной партии.
   Все шло так хорошо, что Виола взялась за шопеновский «Полонез ля бемоль мажор». Она всегда любила его и во время войны много месяцев посвятила его освоению. Ее пальцы запнулись на первом же хроматическом пассаже, и звуки смолкли.
   Виола положила руки на колени. Подержав их так, она попробовала снова, уже медленнее. Но у нее опять не получилось, хотя она хорошо разогрелась. Видимо, пальцы у нее стали негибкими, их прежняя беглость потеряна – слишком долго она не упражнялась.
   Виола наклонила голову и постаралась успокоиться, затем снова сыграла упражнения для начинающих. Все три месяца, проведенные у Донована, она должна будет пользоваться каждой минутой, чтобы восстановить гибкость пальцев.
   – Золотце, – услышала она, почувствовав за спиной его теплое дыхание.
   – Мистер Донован. – Она хотела повернуться, но он сгреб ее в охапку. – Что вы делаете?
   – Устраиваюсь. – Именно так он и поступил, сев в большое кресло с видом человека, готового к длительному домашнему отдыху.
   Виола уставилась на него. Он не переставал ее удивлять.
   Донован поцеловал ее волосы. Виола постепенно расслаблялась рядом с ним.
   – Не нужно ли настроить пианино, золотце?
   – Нет, оно в прекрасном состоянии, – успокоила его Виола.
   – Хорошо. Но все равно надо будет раз в неделю приглашать настройщика. Он один из независимых искателей, и лишние деньги ему не помешают.
   – Благодарю вас. – Виола уютно расположилась рядом с ним и думала о том, что именно она еще сыграет, благо очень многие вещи она знала на память. В Рио-Педрасе не существовало музыкального магазина.
   Донован снова поцеловал ее в волосы и в лоб. Его дыхание, теплое и мягкое, касалось ее кожи. Она пошевелилась и наклонила голову, чтобы ему стало удобнее. Что-то про-клокотало у него в горле, и он уткнулся в нее носом. Она замурлыкала и наслаждалась его нежными ласками.
   – Мистер Донован. – Она вздохнула, когда он поцеловал ее в щеку.
   – Уильям. – Он снова ткнулся в нее носом. Виола заморгала.
   – Уильям? Вы хотите, чтобы я называла вас по имени, сэр?
   – Когда мы наедине, золотце. – И он поцеловал ее в губы.
   Когда он поднял голову, она посмотрела на него и, поняв его намерение, сдалась перед спокойной решимостью, увиденной в его глазах.
   – Хорошо, Уильям, – согласилась она.
   – Славная девочка.
   Он снова начал обольщать ее: осторожно исследовал ухо и добрался до мочки. Полизал мочку и теплые точки пульса за ухом, пока она не задрожала и выдохнула его имя.
   Он сосал ее мочку в таком ритме, от которого внутри у нее начало что-то сжиматься и разжиматься. Постепенно в ней разгорался огонь.
   – Раздвинь ножки, золотце.
   Она послушалась не рассуждая, больше заинтересованная в его поцелуях. Его пальцы нашли ее шею сквозь тонкий шелк, и он стал целовать ее.
   – Ах, Уильям, – простонала она. Все ее существо сосредоточилось на его прикосновениях, на чарующем впечатлении, которое он производил на ее женскую плоть. Она горела, пылала, не могла усидеть на месте. Она корчилась у него на коленях, не думая о том, как шерстяная ткань его брюк трет ее. Кожа у нее такая чувствительная, что, пожалуй, вся будет исцарапана.
   – О Господи, что вы со мной делаете? О Боже мой, – стонала она.
   Когда она пришла в себя, оказалось, что она сидит на нем верхом. Шелковых китайских штанов на ней уже не оказалось. Она заморгала, пытаясь осознать, что произошло.
   – Ах, Уильям, – робко спросила она. – Что мы делаем теперь?
   Смех перекатывался у него в груди, но когда он ответил, голос у него звучал совершенно пристойно.
   – Где теперь мой дружок, золотце?
   Виола густо покраснела и спрятала лицо у него на груди.
   – Отвечай, Виола.
   – Во мне, – через силу проговорила она, снова пряча лицо.
   – Теперь пора тебе научиться новому упражнению.
   – Что вы имеете в виду?
   – Ты прекрасная пианистка, золотце. Сколько времени ты практиковалась, чтобы научиться такой беглости?
   – Несколько лет, – честно призналась она.
   – Телесные умения тоже требуют прилежной практики.
   – Так миссис Смит и говорила, – заметила Виола, откинув голову назад, чтобы видеть его.
   – Она права. Как твоим пальцам нужно тренироваться, чтобы стать хорошей музыкантшей, так же нужно тренироваться и твоим внутренним мускулам.