Диана Уайтсайд
Синеглазый дьявол
Глава 1
Уильям проснулся от ощущения сильнейшего потрясения. Он вжался бедрами в матрас, и подушка заглушила его стоны.
Когда он пришел в себя, то медленно повернул голову и попытался перевести дух, все еще лежа на животе. Что, во имя Иисуса, Марии и всех святых, вызвало такой несуразный сон?
Кровать превосходная, матрас мягкий – значит, он находится в каком-то доме, а не спит под одной из своих повозок. Рядом похрапывают две женщины, из чего возникает естественный вопрос, как долго они спят.
Уильям осторожно открыл глаза. Его взгляд сразу наткнулся на стену с бархатными обоями бордового цвета, где висел вышитый плакат, воспевающий добродетель упорного труда. Интерьер говорил ему, что он находится в единственном борделе Рио-Педраса, самом роскошном месте глухого шахтерского поселка Аризоны, которое только может найти мужчина, желающий утолить свою похоть.
Уильям потянулся. Теперь он вспомнил еще кое-что. Он приехал в заведение Кэрри Смит после десятидневной поездки, хорошо поел и снова взял в партнерши Перл. О черт, он прихватил наверх даже Фанни, чтобы за ночь довести себя до полного истощения, прежде чем он выйдет на улицы Рио-Педраса при свете дня.
Что ему приснилось сейчас, черт побери?
Он пожал плечами и, потихоньку соскользнув с кровати, обернулся посмотреть на Перл. Та безмятежно спала, и от ее дыхания трепетал вышитый край наволочки. Он быстро умылся и оделся, смутно сожалея, что ни одна из женщин не проснулась. Ему нравилось, как самодовольно покачивает бедрами женщина, идя рядом с ним и каждым своим шагом словно провозглашая: «Я – красивая женщина, и я никогда еще не проводила время так хорошо».
Он вытащил из рукава фамильный кинжал, быстро застегнул ремень, на котором висели его верный бычий кнут и «кольт» – необходимые принадлежности жителя шахтерского поселка, не отличающегося изысканностью нравов.
Другая застарелая привычка заставила его в последний раз осмотреть стены в поисках подсматривающих щелок. Кэрри Смит прекрасно умела вести свое дело, она не стала бы злить постоянного клиента, давая возможность всем желающим лицезреть его в интимном состоянии. Но все равно после пребывания в доме призрения и жизни в глухих переулках в нем выработалась привычка к осторожности, о которой он никогда не забывал.
Уильям положил в карман куртки коробку с кондомами, которую всегда носил с собой. В такие ночи, как вчерашняя, они защищали его от французской болезни, а также от обвинений в отцовстве, тем более что вероятность его отцовства чрезвычайно сомнительна. Причина заключалась в том, что он не испытывал оргазма ни с одной женщиной, после того как в первый раз увидел Виолу Росс.
Уильям молча выругался, ожидая от своего организма обычной реакции на мысль о ней. Но в ответ последовал только вялый поворот, а не обычный быстрый рывок вперед. Он слегка расслабился; пожалуй, провести ночь с двумя женщинами все же неплохая идея.
Он оставил Перл деньги на чай, что делал всякий раз после забав с ней и с другой девушкой: две золотые монеты возле ее головы и такая же сумма под подушку. Другая девушка узнает только о тех деньгах, которые лежат на виду. И сама получит точно такую же сумму.
Коричневые ресницы Перл дрогнули и медленно поднялись. Уильям выпрямился и вежливо ждал.
– Уже утро? – зевнула она и улыбнулась ему.
– Час как рассвело, – ответил он.
– Сегодня ты поздно встал. Хочешь, повторим еще разок? Если две ночи подряд, то будет дешевле, – предложила она, лениво вытягиваясь, так что ее груди вылезли из-под простыни, специально соблазняя его. Она проводила пальцами одной руки по его руке, в то время как другая ее рука рылась под подушкой.
Уильям пожал плечами, прекрасно понимая, что она там ищет.
– Ты, верно, устала после вчерашнего. Лучше тебе отдохнуть, перед тем как уедешь из поселка.
– У меня полно времени, – пробормотала она, и ее ладонь скользнула вниз по его торсу. – А ты неплохо трахался. Любая девушка с удовольствием поездила бы еще на такой оснастке, как у тебя.
Он схватил ее за руку, прежде чем она добралась до его ширинки.
– Спасибо, но нет. – Она вздохнула.
– Странно видеть, как ты потерял контроль в спальне. Обычно ты более властный. Говоришь девушке, что нужно делать, или доводишь ее до безумия губами, руками, пока она не начнет выделывать такое, о чем и представления не имела.
– Перл, – начал он.
– Ах, я люблю обе твои стороны, Донован! Я не отказалась бы от более долгого знакомства с таким бешеным жеребцом.
Он попытался остановить ее болтовню быстрым легким поцелуем и положил монету ей в ладонь, но его щедрость ее только подстегнула, и она продолжала болтать дальше:
– А Фанни тебя не интересует, Донован? Может, повторим все втроем?
– Нет.
Перл подняла брови и пожала плечами.
– Неудивительно. Тебе нравится, когда женщина страстная, а ей хочется заиметь свое собственное заведение больше, чем трахаться с мужчиной.
– Вот как? Тогда деньги будут подходящим прощальным подарком. – Он положил две золотые монеты рядом с Фанни, которая спала на кушетке, распростертая в том положении, в котором ее застал оргазм.
– Желаю удачи, Перл. – Он поцеловал ее в лоб и вышел.
– Всего хорошего, Донован, – прошептала она, и дверь за ним закрылась.
Не успел он сделать первый шаг, как уже забыл и думать об оставленных им женщинах. Мысли его вернулись к странному сну.
Что же ему такое приснилось? Может, его самый давнишний сон – королева фей, сотканная из лунных лучей и ночной тьмы, гибкая, сильная и насмешливая… и такая красивая, что единственный поцелуй, украденный с ее розовых губ, мог бы погрузить ирландского паренька в полное блаженство? Но те сны никогда не потрясали его так глубоко, как фантазия прошлой ночи.
Он все еще думал о ней, когда вышел на Мэйн-стрит, заметив вдруг серебряно-золотистую вспышку впереди. Он застыл на месте. На холм поднималась Виола Росс. Она шла от лачуги, в которой жила вместе с Мэгги Уотсон. Уильям знал от Моргана, что после смерти Росса Виола вместе с Мэгги занялась стиркой белья, но Морган ничего не говорил о ее красоте, от которой останавливается сердце.
«Идет» – слишком земное слово для обозначения ее движения. Виола скользила, как волшебная дева, словно ее ноги и юбки плыли по воздуху, свободные от земного тяготения. Голову она держала высоко, отчего вся ее фигура приобретала осанку королевы. Тяжелую корзину с бельем она несла на плече так, словно некий символ королевской власти. Несколько прядей серебристо-золотистых волос выбились из-под полей ее выцветшей синей соломенной шляпки. Если она подойдет ближе, он снова увидит глаза, чья синева совсем та же, что у первых весенних пролесок, – цвета индиго, а не пурпура. И услышит голос, чья легкая хрипотца только усиливала аристократическую четкость речи.
Запад с его суровым климатом, постоянной опасностью, грозящей со стороны индейцев, и обособленностью делал жизнь мужчин тяжелой. Еще труднее приходилось женщинам. Чтобы выжить здесь, женщине необходимо обладать силой и волевым характером. Виола Росс сделала больше, чем просто выжила те пять лет после того, как убили ее мужа. У нее оказалось достаточно выдержки, как говаривали его погонщики, чтобы завести свое небольшое дело.
Вдруг Виола остановилась. К ней подбежала маленькая девочка, чтобы поговорить с ней. Уильям втянул в себя воздух, сразу же вспомнив, как впервые увидел ее чуть ли не год назад. Он спокойно мыл своего Саладина, как вдруг услышал восторженные крики и посмотрел в просвет между стволами тополей, чтобы выяснить их причину.
Он увидел, как Виола плещется в ручье с двумя маленькими детьми. Тонкое ситцевое платье облепило ее женственные формы, очертив дерзко торчащие груди и соски, просящие мужских поцелуев. Ее осиную талию он мог бы заключить в пальцы одной руки, а бедра так и манили обхватить его спину, когда он устроился бы у нее между ног. Восхищенные глаза Уильяма вбирали с жадностью всю ее красоту, словно она медленно раздевалась перед ним в будуаре.
Виола беззаботно смеялась, играя с детьми. Их общество доставляло ей радость, и ее совершенно не заботили общепринятые условности. Вместо того чтобы закричать в ужасе или попытаться прикрыться, она искренне веселилась, гоняясь за двумя чертенятами, представ перед всеми волшебной девой, явившейся в жизнь, чтобы пленить даже духа, охраняющего ручей.
Долго он стоял, наблюдая за ней. Он, конечно, расспросил, кто она, замужем ли. Но нет, ему указали на ее мужа, везучего болвана, когда тот выходил, спотыкаясь, из салуна.
Теперь, опять увидев ее, Уильям пришел в такое возбуждение, что выругался от души и повернулся. Он пойдет другой дорогой к своему лагерю, чтобы больше не видеть ее, воплощающую все, чего ему так страстно хотелось и в чем ему всегда отказывали.
Проклятие! Ему недолго еще предстоит избегать ее. Как только она выйдет за Леннокса, сразу же уедет в Нью-Йорк, вернется в высшее общество, которое породило ее, а ему предписывало оставаться просто вышколенным слугой. Нужно перестать думать о недосягаемых женщинах и найти себе порядочную ирландскую девушку, которая станет вести хозяйство у него в доме и рожать ему детей. И никогда не будет спрашивать, на что устремлены его самые сокровенные желания.
Он сделал полдюжины шагов вниз по деревянному тротуару, когда внутренний голос наконец ответил на некоторые вопросы, терзавшие его с утра. В фантазии ночи присутствовала волшебная королева; он спрыгнул с дерева и поймал ее в свою сеть. Старый сон. Так почему же на сей раз сон так сильно подействовал на него?
Внутренний голос, ухмыльнувшись, отказался отвечать – он просто взял и заткнулся. Все еще мысленно ругаясь, Уильям зашагал по улице. Ему необходимо как можно скорее вернуться в свой собственный мир.
Виола поставила на землю маленькую Дженни Браунинг и смотрела, как та резво побежала к матери. Снова подняв корзину с бельем, она машинально пыталась уравновесить ее, как делала тысячи раз за последние шесть месяцев. Правда, сегодня Виола несла чистое белье миссис Смит одна, а не с Мэгги. Мэгги попросила оставить ее одну, чтобы проститься со своим ухажером из Колорадо. Обычно по дороге Виола с удовольствием останавливалась посплетничать с кем-нибудь, но сегодня у нее нет времени на разговоры.
Сегодня прошел год с того дня, как у Мэгги случилось ужасное горе, от которого она до сих пор не смогла оправиться, – умер ее маленький сын. Обычные ритуалы, связанные со смертью, вроде посещения кладбища или прогулки до часовни решили отложить на будущее, когда Мэгги обретет душевное равновесие. Может, тогда она немного придет в себя и будет спокойнее.
Разволновавшись, Виола заставила себя думать о других вещах, таких, как вероятность больших чаевых, которые помогут им расплатиться с долгами. Если она будет работать с должным старанием, а прииски Рио-Педраса не слишком скоро истощатся, она сможет полностью выплатить карточные долги Эдварда и уехать в Сан-Франциско лет через шесть. И если ей действительно повезет, у нее хватит денег, чтобы купить пианино и давать уроки. Уже после года, прожитого в Рио-Педрасе, ей начало казаться просто райским блаженством слушать без конца, как маленькие девочки терзают Бетховена.
Мэгги мужниных долгов досталось меньше: ей понадобится меньше двух лет, чтобы освободиться от них.
Виола вздохнула и снова пошла вверх по холму, легко неся на плече тяжелую корзину и насвистывая вальс. Ее выцветшее платье из синего ситца и соломенная шляпка выглядели очень опрятно, молча свидетельствуя о ее умении прачки. Светлые волосы она аккуратно подколола наверх и убрала под шляпку. Платье сидело на ней как влитое, демонстрируя портновские таланты Мэгги. Ей не хватало только ее любимой брошки, которая уже не могла держаться на выношенном материале платья.
Несмотря на то что она спала нынешней ночью всего часа два, Виола оставалась, как всегда, свежей и неотразимой в своей красоте.
Она быстро шла мимо салунов и игорных заведений, которые когда-то часто посещал Эдвард в своей бесконечной жажде удачи и золота. На улицах позади них размещались бордели и лачуги, где обитали проститутки среднего и низшего пошиба.
Она отвела глаза от «Восточного салуна», самого престижного в поселке. Эдвард посетил «Восточный» всего только раз и получил там смертельную рану – прямо в сердце. Свидетеля убийства не нашли – во всяком случае, таких, которые согласились бы хоть что-то рассказать. Несколько монет, лежащих у него в кармане, не смогли оплатить его огромные долги.
– Доброе утро, мистер Джонсон. – Виола вежливо кивнула в ответ Теду Джонсону, который прикоснулся к своей шляпе, и втайне порадовалась, что он не попытался завести разговор. Последние два месяца он не просил ее стать его женой, но она понимала, что при первой же возможности он повторит свою просьбу. Так делал почти каждый неженатый мужчина, который оказывался в Рио-Педрасе. Удивительно, сколько предложений можно получить от мужчины, которому страшно хочется питаться домашней стряпней, какой бы скудной она ни была.
Теперь Виола напевала сентиментальную мелодию Стивена Фостера. Она осторожно открыла заднюю дверь в заведение миссис Смит, ища взглядом Джейка, сторожевого пса, который молча бросился к ней, виляя хвостом, и тут же уселся у ее ног, держа во рту свой любимый красный мячик. Виола усмехнулась и поставила корзину на землю, радуясь, что Джейк настроен поиграть.
Пес опустил мяч в протянутую руку Виолы и с нетерпением ждал ее действий. Несколько обманных замахов его не одурачили. Наконец Виола бросила мяч между уборной и садовым сараем. Джейк с радостным лаем бросился за мячом.
Виола смотрела и усмехалась, вспоминая, как брат учил ее играть с его псом, Горацием. Но тут же вспомнила, как видела Горация в последний раз в ту страшную ночь, когда убежал Хэл, и улыбка ее растаяла.
Надо делать то, ради чего она пришла сюда.
Она спокойно подошла к задней двери опрятно окрашенного дома миссис Смит и, сняв корзину с плеча, поднялась на крыльцо. Его прохладная тишина охватила ее, а от запахов, плывущих изнутри, у нее потекли слюнки. Один только разок у нее в животе заурчало, но, к счастью, тут же прекратилось.
Из кухни донеслись женские голоса, и Виола подняла голову. Кухня скрывалась за накрахмаленными занавесками из полосатой ткани в отличие от тяжелых бархатных занавесей, висевших на окнах в остальном доме. Конечно, подслушивать неприлично, но интересно, что говорят девушки миссис Смит, когда думают, что рядом никого нет.
– Так как ты думаешь, когда она проснется? – спросила одна из девушек.
– Ставь доллар, что в шесть часов, Салли, – протяжно проговорила кухарка миссис Смит, – и ты выиграешь.
Услышав о такой сумме, Виола закусила губу.
– Проспать четырнадцать или шестнадцать часов? После того как делилась мужчиной с другой девушкой? Вряд ли, – возразила Салли.
– Ты когда-нибудь проводила ночь с Донованом? Нет? А Перл часто спит до полудня на другой день. Не говоря уже о том, сколько проспит Фанни. Она не привыкла к таким, как он, – фыркнула Лили Мей, ее протяжное техасское произношение усилилось и стало еще заметнее.
Уильям Донован? Они говорят о том самом человеке, который владеет фирмой «Донован и сыновья», названной в честь наследников, которых у него еще нет? Крупная фирма, которая привозит припасы в Рио-Педрас, несмотря на постоянные нападения на них индейцев-апачей?
Уильям красив, как ангел с картины какого-нибудь художника эпохи Ренессанса. От его красоты захватывало дух – блестящие синие глаза, черные, как вороново крыло, волосы и чисто выбритое лицо, что необычно среди здешних мужчин, большинство из которых отращивали бакенбарды ради моды или удобства. Плюс ко всему более чем шесть футов стройного сильного тела, взмах руки которого мог кнутом разрезать гремучую змею, угрожаюшую ребенку, после чего он мог заставить малыша звонко смеяться.
Но красота и деньги – еще не причина, чтобы женщина спала чуть ли не весь день. Значит, он обладает какими-то мужскими достоинствами и талантами, которые доставляют партнерше сладкое удовольствие и облегчение.
Виола задумалась, что за таланты он имеет, и не смогла придумать. Эдвард находился в пьяном состоянии, когда они венчались, а после окончания церемонии поглотил еще больше виски. Брачная ночь произошла только через три дня и сопровождалась ворчанием Эдварда и большим пятном крови на простыне. Она слышала намеки, что телесное общение с некоторыми мужчинами не сводится только к таким действиям, но другого она не знала. Собственное воображение не могло ей объяснить, почему Лили Мей мурлыкает таким низким голосом.
Вероятно, он делает хороший массаж. Она едва удержалась от смеха, представив себе смехотворное зрелище: услужливый Уильям Донован спрашивает застенчиво, не возражает ли мадам против того, чтобы он уделил больше внимания ее сведенным плечам.
– Может, ты и права. Ставлю доллар, что она проспит до шести, – нехотя продолжала Салли.
– И все-таки я не понимаю, почему он никогда не выбирает меня, – заныла она.
Лили Мей грубо фыркнула.
– Золотко, ты поглощаешь спиртное, точно скотник, которого выгнали с ранчо. Донован не любит тех, кто выпивает.
– Ты что, чокнутая? Пьют все – либо джин, либо виски, либо опий, либо…
– А он не пьет и не имеет дела с теми, кто пьет, – проговорила Лили Мей решительно. – Если он в поселке, Перл трезва, как труп. Она твердо знает, кто будет греть ему постель.
Если Уильям Донован прикасается только к той женщине, которая не пьет, значит, связей у него немного, тем более что в поселке женщин легкого поведения можно сосчитать по пальцам.
– Значит, она так себя ведет? – удивилась Салли.
– Ага. Донован посещает нас четыре, может, пять раз на неделе, когда он в поселке.
Пять раз в неделю? Мать сравнивала мужчин с вулканами, которые начинают извергаться внезапно при нарушении супружеской верности, при похищении и при физическом насилии. Или даже при гомосексуальных объятиях, не считая само собой разумеющихся регулярных половых контактов. Но пять раз в неделю – уже не Везувий, а нечто большее. Такое невозможно представить себе – все равно что заниматься стиркой и остаться совершенно сухой. Однако Виола навострила ушки, ожидая дальнейших сплетен.
– Почти всегда она и оказывается единственной трезвой из всех девушек. А он чертовски хорошо дает на чай.
– Сколько? – спросила Салли, голос у нее от жадности стал резким.
– Десять долларов за ночь, может, и больше сверх того, что платит миссис Смит. Все зависит от его желания.
– Слыхала я рассказы, что у него есть какие-то странные способы… – Голос Салли замер, вызывая на доверительность.
– Он бывает очень странным. Любит надевать эти французские письма, когда сидит на женщине. Но Перл все легко ему прощает.
Что такое французские письма? Кусок бумаги, обмотанный вокруг его интимного места? Нет, не может быть; бумага не продержалась бы и двух секунд после того, как мужчина начинает свое дело, хотя письмо может что-то еще дать женщине, о чем стоит подумать.
– За десять баксов он может одеваться хоть как краснокожий индеец, – фыркнула Салли.
– А Перл всегда говорит, что ночь с ним прекрасна, как долларовая бумажка. – В голосе Лили Мей снова слышалось мурлыканье.
Виола смущенно переступила с ноги на ногу. От картин, нарисованных таким голосом, у нее перехватило дыхание и обдало влажным жаром. Неужели Перл действительно считает такое частое мужское внимание приятным, а не докучным?
Салли свистнула.
– Может, тогда и я буду пить поменьше! – Лили Мей усмехнулась.
– Когда рак клешней свистнет!
Виола подумала, сколько же денег потратил Уильям Донован в заведении миссис Смит и как скоро такая сумма освободила бы ее для новой жизни. Ее заинтересовало также, что именно он делает с девушками наедине.
Она громко постучалась и стала ждать. Лили Мей и Салли замолчали. Послышались тяжелые шаги Лили Мей. Она открыла дверь, как всегда, облаченная в накрахмаленный белый передник и алый тюрбан, и как всегда, опрятная и улыбающаяся.
– Доброе утро, миссис Росс. Пожалуйста, заходите.
– Спасибо, Лили Мей, – И Виола вошла на кухню. Кухня сверкала белизной, солнце проникало туда через полосатые занавески и падало наискосок на вышитую скатерть. В большой кухне с огромной чугунной плитой готовились самые причудливые блюда и ежедневно кормились полдюжины «молодых леди» миссис Смит.
Белокурая Салли, сидевшая за столом, улыбнулась Виоле. Цветастый шелковый халат облегал ее пухлое тело. На внутренней стороне груди виднелся едва заметный синяк. Она затянула пояс потуже и налила себе еще кофе, стараясь перебить запах виски.
– Доброе утро, Салли, – вежливо кивнула Виола, приспособила корзину поудобнее у себя на бедре и снова повернулась к Лили Мей.
– Как чувствует себя сегодня утром миссис Уотсон? – спросила Лили Мей.
– Прощается с мистером Джонсом. Он сегодня уезжает в Колорадо с большим караваном, который ведет преподобный Чамберз, – ответила Виола, стараясь не смотреть на корзину от булочника, нагруженную свежеиспеченными пирогами. По крайней мере один из них – яблочный, а другой пахнет, как шахматный пирог, самый любимый ею в детстве. – Я сумела оттереть винное пятно на французском корсете, – заметила она, чтобы у нее перестали течь слюнки.
– Великолепно. – Лили Мей просияла, ее мрачное лицо расплылось в улыбке. – Миссис Смит будет здорово рада, что ей не придется менять модную упряжь. Да вы поставьте вашу корзину вон на тот стол, больно уж она большая.
Виола так и сделала. Она изо всех сил старалась не вдыхать соблазнительный запах бисквитов и острого томатного соуса, стоявшего на плите. Но когда она повернулась, Лили Мей сунула ей в руку чашку.
– Выпейте кофе, пока я соберу грязное белье после вчерашней ночи.
– Благодарю вас. – Виола приняла чашку, но напряглась, когда Лили Мей протянула ей бисквит. Виола никогда не унижалась до того, чтобы принимать милостыню.
– Скажите, что вы думаете о бисквитах. Они необычные. Я пустила в дело засахаренный имбирь в сочетании с изюмом.
Виола колебалась.
– Благодарю вас, но я не голодна. – Тут желудок выдал ее, заурчав. Она вспыхнула, но голову не опустила. Пусть думают, что хотят.
Лили Мей улыбнулась в ответ и сунула тарелку прямо ей в руку.
– Мне бы очень пригодилось ваше мнение. Я использовала новый рецепт и хотела бы убедиться, что они подходят для тонкого общества. А теперь садитесь вот сюда.
– Благодарю вас. – Объяснение Лили Мей спасло гордость Виолы, и она села рядом с Салли. Медленно откусив кусочек, она наслаждалась маслянистой пышностью бисквита и старалась не проглотить все сразу.
– Вы, миссис Росс, в своем синем платье выглядите такой аккуратной и привлекательной, – промурлыкала Лили Мей, возвращаясь с корзиной грязного белья и небольшим мешочком с деньгами.
«Да, у меня даже появляются какие-то выпуклости». Виола скривилась, но ответила только:
– Благодарю вас. Всего лишь заслуга миссис Уотсон. Она подогнала его мне по фигуре и пожелала, чтобы я надела его сегодня утром, благо погода хорошая.
– Получили новые предложения? Мне вчера вечером сделали два, – сообщила Салли, одна из самых известных сплетниц в городе. Говорили, что она знает и может рассказать о любой драке в любом салуне, прежде чем успеет прибыть шериф.
– Шесть в начале прошлой недели, все от вновь прибывших, а с тех пор – ничего. Может, все наконец решили, что я не хочу выходить замуж снова. – Бисквит и впрямь хорош.
– Вы все еще ждете, когда закончится ваш траур, чтобы выйти за подходящего парня? – спросила Лили Мей, усевшись за освещенный солнцем стол и щедро плеснув себе в кофе сливок.
– Да что вы! Со смерти мистера Росса прошло шесть месяцев. После такого срока даже моя бабка перестала бы носить полный траур, – возразила Виола.
Ее собеседницы переглянулись, а потом Лили Мей заговорила совершенно иным голосом:
– Один человек, очень могущественный, очень приличный говорил, что вы выйдете за него, когда придет время.
Виола прищурилась.
– Мистер Леннокс?
Салли закивала, а Лили Мей ответила:
– Да, мэм, именно он.
– Как бы то ни было, другие мужчины его не спрашивают, – медленно проговорила Виола.
Ей пришло на память, как примерно полгода назад в темную ночь, освещаемую только вспышками молнии, Виола шла домой от лачуги Мэгги. Приближалась гроза. Проходя мимо платной конюшни, она заметила Леннокса, плескавшегося в корыте, из которого обычно пили лошади. Виола вздрогнула, вспомнив, как он оттирал темные пятна на своей белой рубашке. Лицо у него, освещаемое вспышками зеленого света, имело холодное и напряженное выражение. Она попятилась, чтобы избежать встречи с ним, и вернулась домой другой дорогой.
– Если Леннокс кукарекает, значит, в Рио-Педрасе настал день, – тихо промолвила Лили Мей.
Виола подняла голову и встретилась глазами с кухаркой. Она сглотнула, увидев в ее глазах горькое знание и понимание.
Глубоко вздохнув, Виола обрела дар речи:
– Не имеет значения, что говорят или делают здешние мужчины, потому что я не выйду замуж ни за одного из них. Я уже отказывала Полу Ленноксу раз двадцать и откажу еще двести раз.
Когда он пришел в себя, то медленно повернул голову и попытался перевести дух, все еще лежа на животе. Что, во имя Иисуса, Марии и всех святых, вызвало такой несуразный сон?
Кровать превосходная, матрас мягкий – значит, он находится в каком-то доме, а не спит под одной из своих повозок. Рядом похрапывают две женщины, из чего возникает естественный вопрос, как долго они спят.
Уильям осторожно открыл глаза. Его взгляд сразу наткнулся на стену с бархатными обоями бордового цвета, где висел вышитый плакат, воспевающий добродетель упорного труда. Интерьер говорил ему, что он находится в единственном борделе Рио-Педраса, самом роскошном месте глухого шахтерского поселка Аризоны, которое только может найти мужчина, желающий утолить свою похоть.
Уильям потянулся. Теперь он вспомнил еще кое-что. Он приехал в заведение Кэрри Смит после десятидневной поездки, хорошо поел и снова взял в партнерши Перл. О черт, он прихватил наверх даже Фанни, чтобы за ночь довести себя до полного истощения, прежде чем он выйдет на улицы Рио-Педраса при свете дня.
Что ему приснилось сейчас, черт побери?
Он пожал плечами и, потихоньку соскользнув с кровати, обернулся посмотреть на Перл. Та безмятежно спала, и от ее дыхания трепетал вышитый край наволочки. Он быстро умылся и оделся, смутно сожалея, что ни одна из женщин не проснулась. Ему нравилось, как самодовольно покачивает бедрами женщина, идя рядом с ним и каждым своим шагом словно провозглашая: «Я – красивая женщина, и я никогда еще не проводила время так хорошо».
Он вытащил из рукава фамильный кинжал, быстро застегнул ремень, на котором висели его верный бычий кнут и «кольт» – необходимые принадлежности жителя шахтерского поселка, не отличающегося изысканностью нравов.
Другая застарелая привычка заставила его в последний раз осмотреть стены в поисках подсматривающих щелок. Кэрри Смит прекрасно умела вести свое дело, она не стала бы злить постоянного клиента, давая возможность всем желающим лицезреть его в интимном состоянии. Но все равно после пребывания в доме призрения и жизни в глухих переулках в нем выработалась привычка к осторожности, о которой он никогда не забывал.
Уильям положил в карман куртки коробку с кондомами, которую всегда носил с собой. В такие ночи, как вчерашняя, они защищали его от французской болезни, а также от обвинений в отцовстве, тем более что вероятность его отцовства чрезвычайно сомнительна. Причина заключалась в том, что он не испытывал оргазма ни с одной женщиной, после того как в первый раз увидел Виолу Росс.
Уильям молча выругался, ожидая от своего организма обычной реакции на мысль о ней. Но в ответ последовал только вялый поворот, а не обычный быстрый рывок вперед. Он слегка расслабился; пожалуй, провести ночь с двумя женщинами все же неплохая идея.
Он оставил Перл деньги на чай, что делал всякий раз после забав с ней и с другой девушкой: две золотые монеты возле ее головы и такая же сумма под подушку. Другая девушка узнает только о тех деньгах, которые лежат на виду. И сама получит точно такую же сумму.
Коричневые ресницы Перл дрогнули и медленно поднялись. Уильям выпрямился и вежливо ждал.
– Уже утро? – зевнула она и улыбнулась ему.
– Час как рассвело, – ответил он.
– Сегодня ты поздно встал. Хочешь, повторим еще разок? Если две ночи подряд, то будет дешевле, – предложила она, лениво вытягиваясь, так что ее груди вылезли из-под простыни, специально соблазняя его. Она проводила пальцами одной руки по его руке, в то время как другая ее рука рылась под подушкой.
Уильям пожал плечами, прекрасно понимая, что она там ищет.
– Ты, верно, устала после вчерашнего. Лучше тебе отдохнуть, перед тем как уедешь из поселка.
– У меня полно времени, – пробормотала она, и ее ладонь скользнула вниз по его торсу. – А ты неплохо трахался. Любая девушка с удовольствием поездила бы еще на такой оснастке, как у тебя.
Он схватил ее за руку, прежде чем она добралась до его ширинки.
– Спасибо, но нет. – Она вздохнула.
– Странно видеть, как ты потерял контроль в спальне. Обычно ты более властный. Говоришь девушке, что нужно делать, или доводишь ее до безумия губами, руками, пока она не начнет выделывать такое, о чем и представления не имела.
– Перл, – начал он.
– Ах, я люблю обе твои стороны, Донован! Я не отказалась бы от более долгого знакомства с таким бешеным жеребцом.
Он попытался остановить ее болтовню быстрым легким поцелуем и положил монету ей в ладонь, но его щедрость ее только подстегнула, и она продолжала болтать дальше:
– А Фанни тебя не интересует, Донован? Может, повторим все втроем?
– Нет.
Перл подняла брови и пожала плечами.
– Неудивительно. Тебе нравится, когда женщина страстная, а ей хочется заиметь свое собственное заведение больше, чем трахаться с мужчиной.
– Вот как? Тогда деньги будут подходящим прощальным подарком. – Он положил две золотые монеты рядом с Фанни, которая спала на кушетке, распростертая в том положении, в котором ее застал оргазм.
– Желаю удачи, Перл. – Он поцеловал ее в лоб и вышел.
– Всего хорошего, Донован, – прошептала она, и дверь за ним закрылась.
Не успел он сделать первый шаг, как уже забыл и думать об оставленных им женщинах. Мысли его вернулись к странному сну.
Что же ему такое приснилось? Может, его самый давнишний сон – королева фей, сотканная из лунных лучей и ночной тьмы, гибкая, сильная и насмешливая… и такая красивая, что единственный поцелуй, украденный с ее розовых губ, мог бы погрузить ирландского паренька в полное блаженство? Но те сны никогда не потрясали его так глубоко, как фантазия прошлой ночи.
Он все еще думал о ней, когда вышел на Мэйн-стрит, заметив вдруг серебряно-золотистую вспышку впереди. Он застыл на месте. На холм поднималась Виола Росс. Она шла от лачуги, в которой жила вместе с Мэгги Уотсон. Уильям знал от Моргана, что после смерти Росса Виола вместе с Мэгги занялась стиркой белья, но Морган ничего не говорил о ее красоте, от которой останавливается сердце.
«Идет» – слишком земное слово для обозначения ее движения. Виола скользила, как волшебная дева, словно ее ноги и юбки плыли по воздуху, свободные от земного тяготения. Голову она держала высоко, отчего вся ее фигура приобретала осанку королевы. Тяжелую корзину с бельем она несла на плече так, словно некий символ королевской власти. Несколько прядей серебристо-золотистых волос выбились из-под полей ее выцветшей синей соломенной шляпки. Если она подойдет ближе, он снова увидит глаза, чья синева совсем та же, что у первых весенних пролесок, – цвета индиго, а не пурпура. И услышит голос, чья легкая хрипотца только усиливала аристократическую четкость речи.
Запад с его суровым климатом, постоянной опасностью, грозящей со стороны индейцев, и обособленностью делал жизнь мужчин тяжелой. Еще труднее приходилось женщинам. Чтобы выжить здесь, женщине необходимо обладать силой и волевым характером. Виола Росс сделала больше, чем просто выжила те пять лет после того, как убили ее мужа. У нее оказалось достаточно выдержки, как говаривали его погонщики, чтобы завести свое небольшое дело.
Вдруг Виола остановилась. К ней подбежала маленькая девочка, чтобы поговорить с ней. Уильям втянул в себя воздух, сразу же вспомнив, как впервые увидел ее чуть ли не год назад. Он спокойно мыл своего Саладина, как вдруг услышал восторженные крики и посмотрел в просвет между стволами тополей, чтобы выяснить их причину.
Он увидел, как Виола плещется в ручье с двумя маленькими детьми. Тонкое ситцевое платье облепило ее женственные формы, очертив дерзко торчащие груди и соски, просящие мужских поцелуев. Ее осиную талию он мог бы заключить в пальцы одной руки, а бедра так и манили обхватить его спину, когда он устроился бы у нее между ног. Восхищенные глаза Уильяма вбирали с жадностью всю ее красоту, словно она медленно раздевалась перед ним в будуаре.
Виола беззаботно смеялась, играя с детьми. Их общество доставляло ей радость, и ее совершенно не заботили общепринятые условности. Вместо того чтобы закричать в ужасе или попытаться прикрыться, она искренне веселилась, гоняясь за двумя чертенятами, представ перед всеми волшебной девой, явившейся в жизнь, чтобы пленить даже духа, охраняющего ручей.
Долго он стоял, наблюдая за ней. Он, конечно, расспросил, кто она, замужем ли. Но нет, ему указали на ее мужа, везучего болвана, когда тот выходил, спотыкаясь, из салуна.
Теперь, опять увидев ее, Уильям пришел в такое возбуждение, что выругался от души и повернулся. Он пойдет другой дорогой к своему лагерю, чтобы больше не видеть ее, воплощающую все, чего ему так страстно хотелось и в чем ему всегда отказывали.
Проклятие! Ему недолго еще предстоит избегать ее. Как только она выйдет за Леннокса, сразу же уедет в Нью-Йорк, вернется в высшее общество, которое породило ее, а ему предписывало оставаться просто вышколенным слугой. Нужно перестать думать о недосягаемых женщинах и найти себе порядочную ирландскую девушку, которая станет вести хозяйство у него в доме и рожать ему детей. И никогда не будет спрашивать, на что устремлены его самые сокровенные желания.
Он сделал полдюжины шагов вниз по деревянному тротуару, когда внутренний голос наконец ответил на некоторые вопросы, терзавшие его с утра. В фантазии ночи присутствовала волшебная королева; он спрыгнул с дерева и поймал ее в свою сеть. Старый сон. Так почему же на сей раз сон так сильно подействовал на него?
Внутренний голос, ухмыльнувшись, отказался отвечать – он просто взял и заткнулся. Все еще мысленно ругаясь, Уильям зашагал по улице. Ему необходимо как можно скорее вернуться в свой собственный мир.
Виола поставила на землю маленькую Дженни Браунинг и смотрела, как та резво побежала к матери. Снова подняв корзину с бельем, она машинально пыталась уравновесить ее, как делала тысячи раз за последние шесть месяцев. Правда, сегодня Виола несла чистое белье миссис Смит одна, а не с Мэгги. Мэгги попросила оставить ее одну, чтобы проститься со своим ухажером из Колорадо. Обычно по дороге Виола с удовольствием останавливалась посплетничать с кем-нибудь, но сегодня у нее нет времени на разговоры.
Сегодня прошел год с того дня, как у Мэгги случилось ужасное горе, от которого она до сих пор не смогла оправиться, – умер ее маленький сын. Обычные ритуалы, связанные со смертью, вроде посещения кладбища или прогулки до часовни решили отложить на будущее, когда Мэгги обретет душевное равновесие. Может, тогда она немного придет в себя и будет спокойнее.
Разволновавшись, Виола заставила себя думать о других вещах, таких, как вероятность больших чаевых, которые помогут им расплатиться с долгами. Если она будет работать с должным старанием, а прииски Рио-Педраса не слишком скоро истощатся, она сможет полностью выплатить карточные долги Эдварда и уехать в Сан-Франциско лет через шесть. И если ей действительно повезет, у нее хватит денег, чтобы купить пианино и давать уроки. Уже после года, прожитого в Рио-Педрасе, ей начало казаться просто райским блаженством слушать без конца, как маленькие девочки терзают Бетховена.
Мэгги мужниных долгов досталось меньше: ей понадобится меньше двух лет, чтобы освободиться от них.
Виола вздохнула и снова пошла вверх по холму, легко неся на плече тяжелую корзину и насвистывая вальс. Ее выцветшее платье из синего ситца и соломенная шляпка выглядели очень опрятно, молча свидетельствуя о ее умении прачки. Светлые волосы она аккуратно подколола наверх и убрала под шляпку. Платье сидело на ней как влитое, демонстрируя портновские таланты Мэгги. Ей не хватало только ее любимой брошки, которая уже не могла держаться на выношенном материале платья.
Несмотря на то что она спала нынешней ночью всего часа два, Виола оставалась, как всегда, свежей и неотразимой в своей красоте.
Она быстро шла мимо салунов и игорных заведений, которые когда-то часто посещал Эдвард в своей бесконечной жажде удачи и золота. На улицах позади них размещались бордели и лачуги, где обитали проститутки среднего и низшего пошиба.
Она отвела глаза от «Восточного салуна», самого престижного в поселке. Эдвард посетил «Восточный» всего только раз и получил там смертельную рану – прямо в сердце. Свидетеля убийства не нашли – во всяком случае, таких, которые согласились бы хоть что-то рассказать. Несколько монет, лежащих у него в кармане, не смогли оплатить его огромные долги.
– Доброе утро, мистер Джонсон. – Виола вежливо кивнула в ответ Теду Джонсону, который прикоснулся к своей шляпе, и втайне порадовалась, что он не попытался завести разговор. Последние два месяца он не просил ее стать его женой, но она понимала, что при первой же возможности он повторит свою просьбу. Так делал почти каждый неженатый мужчина, который оказывался в Рио-Педрасе. Удивительно, сколько предложений можно получить от мужчины, которому страшно хочется питаться домашней стряпней, какой бы скудной она ни была.
Теперь Виола напевала сентиментальную мелодию Стивена Фостера. Она осторожно открыла заднюю дверь в заведение миссис Смит, ища взглядом Джейка, сторожевого пса, который молча бросился к ней, виляя хвостом, и тут же уселся у ее ног, держа во рту свой любимый красный мячик. Виола усмехнулась и поставила корзину на землю, радуясь, что Джейк настроен поиграть.
Пес опустил мяч в протянутую руку Виолы и с нетерпением ждал ее действий. Несколько обманных замахов его не одурачили. Наконец Виола бросила мяч между уборной и садовым сараем. Джейк с радостным лаем бросился за мячом.
Виола смотрела и усмехалась, вспоминая, как брат учил ее играть с его псом, Горацием. Но тут же вспомнила, как видела Горация в последний раз в ту страшную ночь, когда убежал Хэл, и улыбка ее растаяла.
Надо делать то, ради чего она пришла сюда.
Она спокойно подошла к задней двери опрятно окрашенного дома миссис Смит и, сняв корзину с плеча, поднялась на крыльцо. Его прохладная тишина охватила ее, а от запахов, плывущих изнутри, у нее потекли слюнки. Один только разок у нее в животе заурчало, но, к счастью, тут же прекратилось.
Из кухни донеслись женские голоса, и Виола подняла голову. Кухня скрывалась за накрахмаленными занавесками из полосатой ткани в отличие от тяжелых бархатных занавесей, висевших на окнах в остальном доме. Конечно, подслушивать неприлично, но интересно, что говорят девушки миссис Смит, когда думают, что рядом никого нет.
– Так как ты думаешь, когда она проснется? – спросила одна из девушек.
– Ставь доллар, что в шесть часов, Салли, – протяжно проговорила кухарка миссис Смит, – и ты выиграешь.
Услышав о такой сумме, Виола закусила губу.
– Проспать четырнадцать или шестнадцать часов? После того как делилась мужчиной с другой девушкой? Вряд ли, – возразила Салли.
– Ты когда-нибудь проводила ночь с Донованом? Нет? А Перл часто спит до полудня на другой день. Не говоря уже о том, сколько проспит Фанни. Она не привыкла к таким, как он, – фыркнула Лили Мей, ее протяжное техасское произношение усилилось и стало еще заметнее.
Уильям Донован? Они говорят о том самом человеке, который владеет фирмой «Донован и сыновья», названной в честь наследников, которых у него еще нет? Крупная фирма, которая привозит припасы в Рио-Педрас, несмотря на постоянные нападения на них индейцев-апачей?
Уильям красив, как ангел с картины какого-нибудь художника эпохи Ренессанса. От его красоты захватывало дух – блестящие синие глаза, черные, как вороново крыло, волосы и чисто выбритое лицо, что необычно среди здешних мужчин, большинство из которых отращивали бакенбарды ради моды или удобства. Плюс ко всему более чем шесть футов стройного сильного тела, взмах руки которого мог кнутом разрезать гремучую змею, угрожаюшую ребенку, после чего он мог заставить малыша звонко смеяться.
Но красота и деньги – еще не причина, чтобы женщина спала чуть ли не весь день. Значит, он обладает какими-то мужскими достоинствами и талантами, которые доставляют партнерше сладкое удовольствие и облегчение.
Виола задумалась, что за таланты он имеет, и не смогла придумать. Эдвард находился в пьяном состоянии, когда они венчались, а после окончания церемонии поглотил еще больше виски. Брачная ночь произошла только через три дня и сопровождалась ворчанием Эдварда и большим пятном крови на простыне. Она слышала намеки, что телесное общение с некоторыми мужчинами не сводится только к таким действиям, но другого она не знала. Собственное воображение не могло ей объяснить, почему Лили Мей мурлыкает таким низким голосом.
Вероятно, он делает хороший массаж. Она едва удержалась от смеха, представив себе смехотворное зрелище: услужливый Уильям Донован спрашивает застенчиво, не возражает ли мадам против того, чтобы он уделил больше внимания ее сведенным плечам.
– Может, ты и права. Ставлю доллар, что она проспит до шести, – нехотя продолжала Салли.
– И все-таки я не понимаю, почему он никогда не выбирает меня, – заныла она.
Лили Мей грубо фыркнула.
– Золотко, ты поглощаешь спиртное, точно скотник, которого выгнали с ранчо. Донован не любит тех, кто выпивает.
– Ты что, чокнутая? Пьют все – либо джин, либо виски, либо опий, либо…
– А он не пьет и не имеет дела с теми, кто пьет, – проговорила Лили Мей решительно. – Если он в поселке, Перл трезва, как труп. Она твердо знает, кто будет греть ему постель.
Если Уильям Донован прикасается только к той женщине, которая не пьет, значит, связей у него немного, тем более что в поселке женщин легкого поведения можно сосчитать по пальцам.
– Значит, она так себя ведет? – удивилась Салли.
– Ага. Донован посещает нас четыре, может, пять раз на неделе, когда он в поселке.
Пять раз в неделю? Мать сравнивала мужчин с вулканами, которые начинают извергаться внезапно при нарушении супружеской верности, при похищении и при физическом насилии. Или даже при гомосексуальных объятиях, не считая само собой разумеющихся регулярных половых контактов. Но пять раз в неделю – уже не Везувий, а нечто большее. Такое невозможно представить себе – все равно что заниматься стиркой и остаться совершенно сухой. Однако Виола навострила ушки, ожидая дальнейших сплетен.
– Почти всегда она и оказывается единственной трезвой из всех девушек. А он чертовски хорошо дает на чай.
– Сколько? – спросила Салли, голос у нее от жадности стал резким.
– Десять долларов за ночь, может, и больше сверх того, что платит миссис Смит. Все зависит от его желания.
– Слыхала я рассказы, что у него есть какие-то странные способы… – Голос Салли замер, вызывая на доверительность.
– Он бывает очень странным. Любит надевать эти французские письма, когда сидит на женщине. Но Перл все легко ему прощает.
Что такое французские письма? Кусок бумаги, обмотанный вокруг его интимного места? Нет, не может быть; бумага не продержалась бы и двух секунд после того, как мужчина начинает свое дело, хотя письмо может что-то еще дать женщине, о чем стоит подумать.
– За десять баксов он может одеваться хоть как краснокожий индеец, – фыркнула Салли.
– А Перл всегда говорит, что ночь с ним прекрасна, как долларовая бумажка. – В голосе Лили Мей снова слышалось мурлыканье.
Виола смущенно переступила с ноги на ногу. От картин, нарисованных таким голосом, у нее перехватило дыхание и обдало влажным жаром. Неужели Перл действительно считает такое частое мужское внимание приятным, а не докучным?
Салли свистнула.
– Может, тогда и я буду пить поменьше! – Лили Мей усмехнулась.
– Когда рак клешней свистнет!
Виола подумала, сколько же денег потратил Уильям Донован в заведении миссис Смит и как скоро такая сумма освободила бы ее для новой жизни. Ее заинтересовало также, что именно он делает с девушками наедине.
Она громко постучалась и стала ждать. Лили Мей и Салли замолчали. Послышались тяжелые шаги Лили Мей. Она открыла дверь, как всегда, облаченная в накрахмаленный белый передник и алый тюрбан, и как всегда, опрятная и улыбающаяся.
– Доброе утро, миссис Росс. Пожалуйста, заходите.
– Спасибо, Лили Мей, – И Виола вошла на кухню. Кухня сверкала белизной, солнце проникало туда через полосатые занавески и падало наискосок на вышитую скатерть. В большой кухне с огромной чугунной плитой готовились самые причудливые блюда и ежедневно кормились полдюжины «молодых леди» миссис Смит.
Белокурая Салли, сидевшая за столом, улыбнулась Виоле. Цветастый шелковый халат облегал ее пухлое тело. На внутренней стороне груди виднелся едва заметный синяк. Она затянула пояс потуже и налила себе еще кофе, стараясь перебить запах виски.
– Доброе утро, Салли, – вежливо кивнула Виола, приспособила корзину поудобнее у себя на бедре и снова повернулась к Лили Мей.
– Как чувствует себя сегодня утром миссис Уотсон? – спросила Лили Мей.
– Прощается с мистером Джонсом. Он сегодня уезжает в Колорадо с большим караваном, который ведет преподобный Чамберз, – ответила Виола, стараясь не смотреть на корзину от булочника, нагруженную свежеиспеченными пирогами. По крайней мере один из них – яблочный, а другой пахнет, как шахматный пирог, самый любимый ею в детстве. – Я сумела оттереть винное пятно на французском корсете, – заметила она, чтобы у нее перестали течь слюнки.
– Великолепно. – Лили Мей просияла, ее мрачное лицо расплылось в улыбке. – Миссис Смит будет здорово рада, что ей не придется менять модную упряжь. Да вы поставьте вашу корзину вон на тот стол, больно уж она большая.
Виола так и сделала. Она изо всех сил старалась не вдыхать соблазнительный запах бисквитов и острого томатного соуса, стоявшего на плите. Но когда она повернулась, Лили Мей сунула ей в руку чашку.
– Выпейте кофе, пока я соберу грязное белье после вчерашней ночи.
– Благодарю вас. – Виола приняла чашку, но напряглась, когда Лили Мей протянула ей бисквит. Виола никогда не унижалась до того, чтобы принимать милостыню.
– Скажите, что вы думаете о бисквитах. Они необычные. Я пустила в дело засахаренный имбирь в сочетании с изюмом.
Виола колебалась.
– Благодарю вас, но я не голодна. – Тут желудок выдал ее, заурчав. Она вспыхнула, но голову не опустила. Пусть думают, что хотят.
Лили Мей улыбнулась в ответ и сунула тарелку прямо ей в руку.
– Мне бы очень пригодилось ваше мнение. Я использовала новый рецепт и хотела бы убедиться, что они подходят для тонкого общества. А теперь садитесь вот сюда.
– Благодарю вас. – Объяснение Лили Мей спасло гордость Виолы, и она села рядом с Салли. Медленно откусив кусочек, она наслаждалась маслянистой пышностью бисквита и старалась не проглотить все сразу.
– Вы, миссис Росс, в своем синем платье выглядите такой аккуратной и привлекательной, – промурлыкала Лили Мей, возвращаясь с корзиной грязного белья и небольшим мешочком с деньгами.
«Да, у меня даже появляются какие-то выпуклости». Виола скривилась, но ответила только:
– Благодарю вас. Всего лишь заслуга миссис Уотсон. Она подогнала его мне по фигуре и пожелала, чтобы я надела его сегодня утром, благо погода хорошая.
– Получили новые предложения? Мне вчера вечером сделали два, – сообщила Салли, одна из самых известных сплетниц в городе. Говорили, что она знает и может рассказать о любой драке в любом салуне, прежде чем успеет прибыть шериф.
– Шесть в начале прошлой недели, все от вновь прибывших, а с тех пор – ничего. Может, все наконец решили, что я не хочу выходить замуж снова. – Бисквит и впрямь хорош.
– Вы все еще ждете, когда закончится ваш траур, чтобы выйти за подходящего парня? – спросила Лили Мей, усевшись за освещенный солнцем стол и щедро плеснув себе в кофе сливок.
– Да что вы! Со смерти мистера Росса прошло шесть месяцев. После такого срока даже моя бабка перестала бы носить полный траур, – возразила Виола.
Ее собеседницы переглянулись, а потом Лили Мей заговорила совершенно иным голосом:
– Один человек, очень могущественный, очень приличный говорил, что вы выйдете за него, когда придет время.
Виола прищурилась.
– Мистер Леннокс?
Салли закивала, а Лили Мей ответила:
– Да, мэм, именно он.
– Как бы то ни было, другие мужчины его не спрашивают, – медленно проговорила Виола.
Ей пришло на память, как примерно полгода назад в темную ночь, освещаемую только вспышками молнии, Виола шла домой от лачуги Мэгги. Приближалась гроза. Проходя мимо платной конюшни, она заметила Леннокса, плескавшегося в корыте, из которого обычно пили лошади. Виола вздрогнула, вспомнив, как он оттирал темные пятна на своей белой рубашке. Лицо у него, освещаемое вспышками зеленого света, имело холодное и напряженное выражение. Она попятилась, чтобы избежать встречи с ним, и вернулась домой другой дорогой.
– Если Леннокс кукарекает, значит, в Рио-Педрасе настал день, – тихо промолвила Лили Мей.
Виола подняла голову и встретилась глазами с кухаркой. Она сглотнула, увидев в ее глазах горькое знание и понимание.
Глубоко вздохнув, Виола обрела дар речи:
– Не имеет значения, что говорят или делают здешние мужчины, потому что я не выйду замуж ни за одного из них. Я уже отказывала Полу Ленноксу раз двадцать и откажу еще двести раз.