Страница:
У Дылтаркута появился шанс на выигрыш. «Помогите мне, Предки-Заступники!» — прошептал он и, затаив дыхание, сделал свой бросок. Но вместо приносящей победу второй «жены» получил второго «двурога». Зрители в один голос изумленно охнули. Ничья — очень редкое событие в игре, и многие видели ее впервые в жизни.
По правилам игроки должны были опять удвоить ставки и бросать кости заново. А у Дылтаркута не было ни одной монеты на продолжение игры. Но и отказываться от нее кочевник не хотел. Разве можно без борьбы отдать сопернику целую сотню серебряных танов?! Он оглядел притихших зрителей, будто надеялся на их совет. Может, кто-нибудь научит его, как поступить. И действительно нашел выход.
— Почтенный Вардаш, во сколько ты оценишь мое стадо?
Одноухий отреагировал мгновенно:
— Напомни мне, сколько у тебя рогачей.
— Восемь самцов, пять самок и три детеныша. Хозяин палатки ненадолго задумался и осторожно ответил:
— При том, что я не видел их своими глазами, могу предложить не больше ста шестидесяти.
Это была очень низкая цена. На самом деле стадо Дылтаркута стоило никак не меньше двухсот двадцати серебряных танов. Но он и не собирался ничего продавать. Идея была в другом.
— Почтенный Вардаш! — громко, чтобы слышали все присутствующие, обратился он к одноухому. — Одолжи мне сто танов под залог моих рогачей. Если я проиграю, стадо будет твоим. Если выиграю — отдам тебе сто десять танов.
— Сто двадцать, — быстро поправил Вардаш.
— Идет! — ни секунды не сомневаясь, согласился Дылтаркут.
— Все слышали? — обратился к зрителям хозяин палатки и услышав утвердительные ответы, принялся отсчитывать монеты. По Закону Степи сделка была совершена.
В палатке установилась полная тишина, даже далекий шум праздника, казалось, на мгновение затих. Слышен был только стук костей об игральную доску. Теперь уже первым бросал Дылтаркут. У него получились две «чаши» и «сабля», у Саптырмуша — «юрта», «двурог» и «чаша». С такой комбинацией он мог рассчитывать в лучшем случае на ничью, чего два раза подряд просто не могло случиться. Но, зная, что противнику опять нечем принять ставку, толстяк с вызывающей улыбкой объявил:
— Двести монет.
Дылтаркут в бешенстве скрипнул зубами. Он бы обязательно выиграл эту игру, но ему нужно что-нибудь поставить на кон.
— Нет, вонючий помет рогача, ты не заставишь меня сдаться! — тихо, чтобы никому из зрителей не было слышно, прошипел он, снял с шеи цепочку с золотой бляхой и положил свое последнее сокровище в центр доски. — Согласен.
Одноухий Вардаш подошел ближе и внимательно рассмотрел украшение.
— Эта вещь стоит двести или даже триста танов, — объявил он наконец, теперь уже занизив цену как минимум вдвое.
Саптырмушу пришлось доложить недостающую сотню, и игра продолжилась.
Дылтаркут решил не давать сопернику шанса даже на ничью. Слишком высока была ставка и велико желание отомстить наглому толстяку. И в таком важном деле он не собирался полагаться только на удачу. Настало время применить давно задуманную хитрость.
Он взял с подноса плод прилипщика и не торопясь, тщательно разжевывая, съел его.
Но небольшой кусок вязкой мякоти оставил на тыльной стороне ладони. Затем взял кубик, незаметно прилепил приготовленный комочек к грани, противоположной нужной ему «чаше», и осторожным, хорошо отработанным движением сделал бросок. Кубик прокатился по доске, остановился, в нерешительности покачиваясь на одном из ребер, и, словно передумав, вернулся на прежнее место — символом «чаши» вверх.
Получилось! Под восторженные крики зрителей Дылтаркут схватил кубик, сделал вид, что целует его, и быстрым движением сковырнул следы преступления. Теперь даже если кто-то заметил его уловку, доказать ничего не сможет. Затем он с облегчением выдохнул, положил кость на место и с самодовольной улыбкой посмотрел на Саптырмуша. Побить его три «чаши» толстяку не удастся. Торжествующему кочевнику даже в голову не пришло, что если он — никому не известный новичок — сумел провернуть такую хитрость, то и у его соперника, признанного мастера игры, наверняка имеется в запасе не одна уловка.
А Саптырмуш почему-то выглядел удивительно спокойным и уверенным в себе. Руки его неожиданно перестали трястись, и бросок получился четким, можно сказать — образцовым. Кубик совершил несколько оборотов и твердо остановился символом «сабля» вверх. Все в палатке затаили дыхание, не веря своим глазам. А затем поднялся такой шум, что никто не слышал даже собственного голоса, Они стали свидетелями настоящего чуда. «Двурог», «чаша» и «сабля» составляли вместе «счастье воина» — самую сильную комбинацию в игре, бьющую любой тройной символ, в том числе и «чаши» Дылтаркута.
Наш хитрец, уже празднующий победу, только после разъяснений соседей понял, что произошло. Великое Вечное Небо! Он проиграл в такой игре! Предки-Заступники в решающий момент отвернулись от него, и он лишился всего, что у него было. Потерю денег и рогачей Дылтаркут еще смог бы пережить. Такое не раз случалось в жизни кочевника. Один успешный поход Может все исправить и вернуть ему больше, чем он потерял. Но подарок Дингара! О нем знало все войско Клана Жестокости, и его неудачливый игрок не мог отдать, если не хотел навсегда получить прозвище «Дылтаркут, Проигравший Свою Славу». Оц схватил все еше лежавшее на доске золотое украшение, прижал его к себе и, злобно сверкнув глазами, крикнул:
— Не отдам!
— Отдашь, — спокойно возразил Саптырмуш. — Все видели, как ты только что проиграл его.
— Нет, ни за что. Это — подарок, награда за боевую доблесть. Ты же сам был воином и должен меня понять.
Толстяк действительно когда-то был неплохим стрелком и до сих пор сохранил твердость руки и острый глаз, помогавшие ему и в новом занятии. Но теперь-то он был профессиональным игроком. И не мог отказаться от выигрыша, даже если бы вдруг захотел. Его не поняли и не простили бы собратья по ремеслу.
— Пускай решает почтенный Вардаш. — Это была единственная уступка, на которую он согласился.
Все вокруг одобрительно зашумели. Хозяин палатки не был родичем ни тому, ни другому спорщику и мог беспристрастно разобраться, на чьей стороне правда и Закон Степи. Но Дылтаркута такой вариант тоже не устраивал. Он решил сопротивляться до конца и использовать любые отговорки:
— Не согласен! Ты забываешь, что меня долго не было в Степи. Откуда мне знать, не сдружились ли за это время Стойбища Пышнохвоста и Переливницы?!
— Тогда пошли к Шаману, — предложил теряющий терпение Саптырмуш.
Возразить на это упрямый кочевник ничего не смог, и спорщики в сопровождении толпы зрителей направились к вождю клана.
Хуш хмуро, но внимательно выслушал своих подданных. Своими мелкими дрязгами они отвлекли его от невеселых раздумий о судьбе Клана Жестокости. С появлением у Советника Тила нового войска соотношение сил в Союзе Кланов резко изменилось. Опустошенные наводят страх не только на врагов, но и на союзников. Тила теперь уже нельзя считать не имеющим реальной силы выскочкой. Чем это грозит его клану, Шаман еще не решил. Но то, что перемены будут не к лучшему, сомнений не вызывало. И нужно быть готовым к ним, а пока ни в коем случае не выпускать из рук поводья власти над беспокойными и разрозненными стойбищами. Поэтому даже в незначительном споре двух игроков необходимо разобраться и решить по справедливости.
— Если проиграл, должен отдать, — коротко объявил он после минутного раздумья.
— Но, Великий Шаман, я не могу никому передать эту вещь. Ты же знаешь, как она мне досталась. Это свидетельство моего подвига.
— Подвига… — с едва заметной улыбкой повторил Хуш и как-то странно посмотрел на Дылтаркута.
«Неужели старик все знает?» — подумал проигравшийся герой и стал лихорадочно подыскивать слова, чтобы убедить Шамана.
— Великий Хуш! Прошу тебя, разреши мне оставить ее у себя. Потом я все отдам деньгами. Даже больше, чем проиграл. Это же моя слава, моя воинская честь!
— А почему ты не подумал о своей чести, когда ставил ее на кон?
Ответить на этот вопрос было непросто. Разве что сказать правду.
— Прости меня, вождь. Я был пьян и не понимал, что делаю.
Но старик был непреклонен:
— Теперь станешь осторожнее.
— Нет, лучше смерть, чем такой позор! — в отчаянии крикнул Дылтаркут и по тому, как недобро усмехнулся в ответ Шаман, понял, что последнюю фразу сказал напрасно.
— Ну что ж, ты сам выбрал. — Хуш поднялся с места и громко объявил приговор: — Спор Дылтаркута из Стойбища Пятнистого Острозуба и Саптырмуша из Стойбища Пышного хвоста за право владеть золотой бляхой решится в воинском поединке. Бой состоится прямо сейчас на поле для состязаний, и победивший в нем оставит драгоценность у себя. Поскольку Саптырмуш уже давно не может сидеть в седле, он вправе выбрать себе замену.
Головы всех зрителей повернулись к толстому игроку.
— Я попрошу защитить мое имущество доблестного Мархуда из Стойбища Хребтолома, — заявил он и посмотрел на Дылтаркута как на покойника.
Толпа шумно одобрила его выбор. Поединок обещал стать достойным завершением праздника. А внутри у Дылтаркута все похолодело. Мархуд был единственным воином клана, кого он по-настоящему боялся. И вовсе не потому, что тот был более ловким, сильным, опытным или умелым бойцом. В воинском искусстве Дылтаркут никому не уступал. Но Мархуд стал таким известным потому, что всегда дрался насмерть. Взяв в руки саблю, он становился безумным, как будто наелся ягод беспамятника. И столкнуться с таким противником Дылтаркут не был готов. Тем более сейчас, когда он выпил столько лишающих тело ловкости напитков. Но и выбора у него не было. Лучше уж достойно умереть в бою, чем отказаться выполнить приказ вождя и лишиться жизни куда более мучительным способом.
— Повинуюсь твоей воле, Великий, — хрипло сказал Дылтаркут. — Но позволь мне хотя бы умереть со знаком доблести на груди. Пока я не проиграл поединок, пусть подарок Дингара будет у меня.
— Позволяю, — все так же немногословно согласился Шаман и приказал привести коня Дылтаркута.
К месту поединка он скакал рядом со своим противником. Мархуда долго упрашивать не пришлось. Он всегда готов пролить свою, а еще лучше чужую кровь. И обязательно попробовать ее на вкус. Это был его особый знак, как герб у рыцаря или печать у торговца. Невысокий, худой, с круглым, слишком мальчишеским для его тридцати лет лицом, он не производил впечатления опасного противника. Но руки у него были сильные, реакция мгновенная, а недостаток умения он компенсировал быстротой и яростным натиском.
И конечно, большую роль в его успехах играла слава безумца. Он и сейчас ехал, развернувшись в седле, махал рукой своим многочисленным поклонникам и хохотал во все горло, как будто ему предстояла веселая забава, а не смертельный поединок. И от этого смеха у Дылтаркута пробегал холодок по спине, опускались руки, а сердце скакало в груди, как молодой пугливец по весенней степи. Нет, он не хотел и не мог сражаться сегодня, и к тому же совершенно не видел возможности остаться при этом в живых.
Между тем Шаман дал команду начинать поединок, и противники разъехались в разные стороны, чтобы разогнаться, а затем сшибиться на полном скаку. И тут в голове Дылтаркута мелькнула простая и, как ему показалось, разумная мысль. Почему он должен покорно плестись на убой, как переставшая давать потомство самка горбача? Неужели Предкам так нужна его смерть от руки соплеменника? Из-за чего он собирается драться? Вот за эту золотую безделушку, которая и так висит на его груди.
Так чего же он ждет? Сабля у него есть, двурог тоже, и, кажется, перестал хромать. А уж чашу, юрту, жену и стадо он как-нибудь себе добудет. Пусть даже и не своим кланом. Степь большая. Если сразу оторваться от погони, потом его уже не найдут.
Решившись, Дылтаркут развернул коня, разогнался, но в последний оставшийся до столкновения с Мархудом момент отвернул в сторону и вихрем промчался мимо оторопевших зрителей. За его спиной с детской обидой в голосе ругался Мархуд. Несколько кочевников бросились к своим скакунам, чтобы догнать беглеца. Но их остановил громкий, повелительный голос Шамана.
— Стойте! — приказал он своим воинам. — Пусть бежит. Много ли доблести в том, чтобы убить труса?! Мудрые Предки сами найдут, как покарать его. И он еще пожалеет, что не захотел умереть как мужчина. А мы просто забудем что в нашем племени был такой человек. Что же касается выигрыша Саптырмуша, то он получит свои деньги у моего казначея.
В это время ликующий, ошалевший от внезапного спасения Дылтаркут был уже далеко и не мог слышать слов Хуша. А если бы услышал, то призадумался и не был бы уже таким веселым. Все в Великой Степи знали, что проклятия Великого Шамана всегда исполняются.
МИТРАЙНА И ЛЕНТУЛ
Отряд Маскардела медленно продвигался вперед по разоренной долине. Медленно, потому что большинство шло пешком. В многочисленных стычках с противником они захватили более двух десятков лошадей, но сам отряд увеличивался гораздо быстрее. В каждой из сожженных деревень находилось два-три уцелевших жителя, и все они, не задумываясь, брали с собой что-нибудь, хоть немного похожее на оружие, и шли за кузнецом.
Пока все складывалось удачно. Захваченные врасплох враги почти не оказывали сопротивления и либо успевали сбежать, либо гибли под ударами мстителей. Маскардел приказал пленных не брать, да ни у кого и не возникало такого желания. Каждый в отряде потерял на этой войне кого-то из близких, и у всех здесь была одна цель — убивать захватчиков.
У всех, кроме Митрайны. Она осталась в отряде, чтобы ухаживать за ранеными. Но работы пока было немного, и у девушки оставалось время, чтобы поразмыслить над некоторыми подмеченными ею странностями.
Во-первых, было на удивление мало раненых. Все-таки враги, пусть даже ошеломленные внезапным нападением, были настоящими воинами, обученными и хорошо вооруженными. А большую часть их отряда составляли крестьяне, впервые взявшие в руки оружие. Кроме того, в одной из схваток противник успел подготовиться к бою. Три десятка бывалых легионеров сдвинули щиты, выставили вперед копья и долго не позволяли атакующим приблизиться к себе. Лишь отчаянная ярость кузнеца, буквально проломившего своим огромным топором строй неприятеля, позволила тогда одержать победу. Бой был долгим и упорным, но потери незначительными. Три человека убиты, пять легко ранены. При этом противник был истреблен полностью, до последнего человека. Тут было о чем задуматься.
Во-вторых, раненые с поразительной скоростью выздоравливали. Конечно, Митрайна старалась изо всех сил. Готовила целебные отвары, мази, часто использовала заклинания своего отца. Но девушка прекрасно понимала, что только ее лекарским искусством невозможно объяснить столь быстрое возвращение сил и здоровья.
И наконец, третье. Каждый день в отряд приходили люди, теперь уже не только из окрестных деревень. Приходили издалека, из разных кланов. Можно предположить, что слух об отряде дошел до столь отдаленных мест. Тогда непонятно, почему враги до сих пор не попытались остановить их. Девушка попробовала расспросить одного из вновь прибывших, охотника из Клана Тревоги, как он здесь оказался. Но его ответ лишь еще больше запутал Митрайну. Охотник услышал голос, который звал его на войну в долину и всю дорогу показывал, в каком направлении идти. Только это она и смогла понять из странного, невразумительного рассказа горца.
Вопросы продолжали мучить девушку, и она решила поговорить с кем-нибудь из друзей. Но только не с кузнецом. Она чувствовала, что тот ничего ей не объяснит, хотя почти не сомневалась — между Маскарделом и всеми этими тайнами существовала какая-то связь. Но у кого же тогда спросить? Киргелдин охотно побеседует с ней, расскажет много историй о том, как воевали в прежние времена, будет болтать до вечера, но так и не скажет ничего дельного. С Сермангиром тоже ничего не получится. К юноше вернулись прежние живость и мечтательность. Но мечтает он теперь о том, как отомстит за смерть отца, и больше ни о чем слышать не хочет.
Митрайна решила обратиться к Бенластиру. Из-за дождливой погоды у десятника разболелась раненая рука, и он почти каждый вечер наведывался в лазарет за согревающей мазью. Поэтому выбрать удобную минуту для серьезного разговора было не так уж трудно.
— Ну, спасибо тебе, дочка, — удовлетворенно вздохнул Бенластир, когда Митрайна закончила растирание. — Сразу полегчало. А то ведь совсем замучила меня проклятая рука. Так ноет, что прямо готов отрубить ее.
— Не стоит так делать, дядюшка Бенластир! — отшутилась Митрайна. — Я ведь обратно ее пришить не сумею.
— И то верно, — согласился десятник и несколько запоздало поинтересовался: — А как твои дела? Не обижает ли кто? Или может быть, помощь какая нужна?
— Нет, вроде бы все в порядке, — ответила Митрайна и решилась наконец перейти к делу. — Вот только один вопрос у меня к тебе есть.
— Что ж, спрашивай, — удивленно сказал десятник. Обычно девушку мало интересовали вещи, не связанные с медициной. А в этой области он ей ничем помочь не мог.
— Скажи мне, — издалека начала разговор Митрайна. — Ты, случайно, не замечал, что в отряде происходят странные вещи?
— Как же — не замечал?! Тут только слепой не заметит, — сразу нахмурился Бенластир. Видно, вопрос девушки задел его за живое. — Половина отряда меч в руках держать не умеет. Да и мечей этих на всех все равно не хватает. А никому и дела до них нет. А все потому, что порядка нет, а в армии без него никак нельзя.
— Да я не об этом, — попыталась прервать его гневную речь целительница. Но не тут-то было! Десятник еще долго изливал ей душу, все больше и больше распаляясь:
— А я как раз об этом. Слыханное ли дело, чтобы в войске младших командиров не было. Кто-нибудь обязательно должен за порядком следить, новобранцев обучать. Но так, чтобы и с него в случае чего спросить можно было.
— Так что же ты мне все это объясняешь? — пришлось ввязаться в спор Митрайне. — Ты лучше Маскарделу скажи.
— Да я говорил, только он слушать не хочет. Конечно, ему самому никакая наука не нужна, он и так со своей силищей кого хочешь одолеет. Но не все же такие, как он! Им объяснить нужно, что делать да куда бежать. Вот погоди, — мрачно проворчал десятник. — Встретимся с настоящим врагом, у тебя сразу работы прибавится. А все из-за кузнеца! Сам порядок наводить не хочет и мне не дает. А я, между прочим, не первый год на войне и мог бы кое-чему научить разную деревенщину, взявшуюся командовать.
Митрайна догадалась, что старый вояка сегодня не в духе. Вероятно, он только что поругался с Маскарделом, и если и поможет ей, то не сегодня.
Остается Лентул. Так уж сложилось, что по любому сложному вопросу все в отряде обращались за советом или разъяснениями именно к нему. И обычно Лентул оправдывал их ожидания. Умный, наблюдательный, умеющий хорошо слушать и много знающий молодой колдун, возможно, сам того не желая, стал едва ли не самым авторитетным человеком в отряде. Неудивительно, что и Митрайна решила поговорить с ним. Наверняка он и сам что-нибудь заметил и, уж конечно, не откажется ответить на не дающие ей покоя вопросы.
— Что ж, Митрайна, ты права. Я действительно уже думал об этом, — сказал Лентул, выслушав ее сомнения. — И мне кажется, я понял, в чем дело. Помнишь, я рассказывал, что произошло с кузнецом, когда он узнал о гибели своей семьи. Как кровь коснулась камня и впиталась в него. Вспомни, после этого дня раны перестали беспокоить Маскардела. А ведь он должен был выздороветь в лучшем случае через декаду. Ты сама так сказала. Я думаю, что кузнеца вылечил его черный перстень. А теперь он помогает другим раненым.
Девушка хотела возразить, но, оказывается, Лентул еще не закончил. Видимо, вопрос казался ему очень важным, раз молчаливый колдун отважился на такую длинную речь.
— Похоже, в этом камне кроется разгадка и остальных тайн. Я уже держал его в руках и не обнаружил в нем никаких следов магии. Наверное, я тогда ошибся, потому что чувствую теперь исходящую от него огромную силу. А может быть, эта сила появилась, когда камень попробовал крови кузнеца. Не случайно же он при этом так засверкал. И вот теперь его колдовская мощь передается кузнецу и всему нашему отряду. Конечно, Маскардел и раньше был могучим человеком, но теперь он просто непобедим. И все остальные как-то вдруг стали сильными отважными воинами. Причем вот что интересно. Ты же знаешь, после ранения я очень ослаб и потерял, надеюсь, временно, способность творить заклинания. А камень, хотя и помог мне восстановить здоровье, совершенно не добавил магических сил. Я могу сейчас поднять валун, весящий больше меня, могу срубить дерево одним взмахом топора, но, чтобы разжечь костер, я вынужден, как обычный человек, пользоваться огнивом. Возможно, и здесь замешана магия черного перстня, странная, но, как я уже говорил, чрезвычайно мощная.
— Так все дело в камне? — Митрайна почему-то не очень удивилась этому открытию. — А как люди находят наш отряд?
— Тоже из-за камня. Видишь ли, я сам чувствую его зов. «Отомсти, — говорит он, — иди за мной и убивай врага». И сопротивляться ему очень трудно. Видимо, скоро нас будет еще больше, потому что камень с каждым днем набирает силу.
И еще я думаю, — Лентул заговорил тише, но слова его все равно звенели, как будто сами сознавали свою важность. — Нет, не думаю. Я уверен, что здесь сейчас рождается новый клан. Ведь что такое клан? Это группа людей, чувствующих одно и то же, объединенных одной целью. Клан создается вокруг талисмана — какой-нибудь вещи, наделенной магическими свойствами. Со всей Дайры собираются люди, слышащие призыв амулета, а владелец его становится вождем. Во всяком случае, так создавались все известные мне кланы. Я бы не стал об этом говорить, но пройдет несколько дней, и каждому без меня все станет понятно. А ты пока привыкай называть кузнеца новым именем — Дел, предводитель Клана Мести. Или Возмездия, как ему больше понравится.
Договорив, Лентул засмущался своей длинной и, возможно, напыщенной речи, быстро попрощался и ушел. А девушка продолжала сидеть у костра в глубокой задумчивости. Молодой колдун дал ответы на все интересующие ее вопросы, объяснил все странности и загадки. Объяснил, но не успокоил.
— Ну вот, это уже серьезно, — мрачно сказал Бенластир, вглядываясь в даль и прикидывая на глаз численность противника. — Это тебе не обозы захватывать. Их не меньше трех сотен. У нас, конечно, народу в три раза больше. Но против легионеров это не такое уж и большое преимущество. Даже если мы их одолеем, нам дорого обойдется победа. Что будем делать, кузнец?
— Драться будем, — раздраженно буркнул Маскардел. Он и сам понимал, что с таким врагом справиться будет нелегко. Но в отличие от десятника не сомневался в победе. Просто немного нервничал. И меньше всего ему сейчас хотелось слышать недовольное бурчание Бенластира.
— Понятно, что драться, а как?
— Не знаю. Как умеем, так и будем.
— Тогда сделаем вот что. — Десятник принялся рисовать на песке острием меча. — Отступаем к лесу. Там делимся на две части. Я с одной половиной отряда закрываю дорогу, а ты с остальными ждешь в засаде в лесу. Когда они загонят нас в лес, ты атакуешь их с боков. Согласен?
Оказывается, десятник не просто ворчал, а обдумывал план битвы. И выходило у него вроде бы толково. Но просто послушаться его совета Маскардел не мог. В конце концов, кто главный в отряде, он или десятник?!
— Не согласен. Сам сиди в засаде. Я от них, гадов, прятаться не стану.
— Ладно, договорились, — не стал спорить Бенластир. Главное, что против его плана кузнец не возражал.
ДИНГАР
Командир Несокрушимого Легиона Дингар, взбешенный потерей своих людей, отправился с тремя сотнями легионеров наводить порядок в тылу. Уже несколько раз продовольственные команды бесследно исчезали в удаленных от боевых действий районах покоренной долины. Пока это были воины других кланов, Дингар не очень волновался. Но затем исчез сотник Санласгор, с ним два десятка опытных бойцов. И он отдал команду выступать.
Два дня прошли впустую. Не на ком даже выместить злость. Деревни сожжены дотла, жителей в них не осталось. Но вчера разведчики поймали безоружного перепуганного парнишку. Он оказался обозным стражником из Клана Страха. На его обоз напали какие-то оборванцы, охрану перебили, товар разграбили. Парнишке удалось бежать, но счастливчиком его не назовешь. Дингар приказал повесить его. За информацию, конечно, спасибо, но трусу и дезертиру не может быть пощады.
А теперь и его обидчиков нашли. Вон они стоят возле леса. Сотни три-четыре, не больше. Командир легиона послал в атаку первую сотню. Сейчас они сотрут этих горе-воинов в порошок.
Дингар всмотрелся в темные фигуры у опушки. Ага, так он и думал. Пытаются скрыться в лесу. Придется послать вторую сотню, а то потом бегай, лови их до самого вечера. Необходимо узнать, они ли напали на Санласгора или кто-то другой. Если они, тогда всех повесить и возвращаемся назад. Если не они — все равно вздернуть и идти дальше.
По правилам игроки должны были опять удвоить ставки и бросать кости заново. А у Дылтаркута не было ни одной монеты на продолжение игры. Но и отказываться от нее кочевник не хотел. Разве можно без борьбы отдать сопернику целую сотню серебряных танов?! Он оглядел притихших зрителей, будто надеялся на их совет. Может, кто-нибудь научит его, как поступить. И действительно нашел выход.
— Почтенный Вардаш, во сколько ты оценишь мое стадо?
Одноухий отреагировал мгновенно:
— Напомни мне, сколько у тебя рогачей.
— Восемь самцов, пять самок и три детеныша. Хозяин палатки ненадолго задумался и осторожно ответил:
— При том, что я не видел их своими глазами, могу предложить не больше ста шестидесяти.
Это была очень низкая цена. На самом деле стадо Дылтаркута стоило никак не меньше двухсот двадцати серебряных танов. Но он и не собирался ничего продавать. Идея была в другом.
— Почтенный Вардаш! — громко, чтобы слышали все присутствующие, обратился он к одноухому. — Одолжи мне сто танов под залог моих рогачей. Если я проиграю, стадо будет твоим. Если выиграю — отдам тебе сто десять танов.
— Сто двадцать, — быстро поправил Вардаш.
— Идет! — ни секунды не сомневаясь, согласился Дылтаркут.
— Все слышали? — обратился к зрителям хозяин палатки и услышав утвердительные ответы, принялся отсчитывать монеты. По Закону Степи сделка была совершена.
В палатке установилась полная тишина, даже далекий шум праздника, казалось, на мгновение затих. Слышен был только стук костей об игральную доску. Теперь уже первым бросал Дылтаркут. У него получились две «чаши» и «сабля», у Саптырмуша — «юрта», «двурог» и «чаша». С такой комбинацией он мог рассчитывать в лучшем случае на ничью, чего два раза подряд просто не могло случиться. Но, зная, что противнику опять нечем принять ставку, толстяк с вызывающей улыбкой объявил:
— Двести монет.
Дылтаркут в бешенстве скрипнул зубами. Он бы обязательно выиграл эту игру, но ему нужно что-нибудь поставить на кон.
— Нет, вонючий помет рогача, ты не заставишь меня сдаться! — тихо, чтобы никому из зрителей не было слышно, прошипел он, снял с шеи цепочку с золотой бляхой и положил свое последнее сокровище в центр доски. — Согласен.
Одноухий Вардаш подошел ближе и внимательно рассмотрел украшение.
— Эта вещь стоит двести или даже триста танов, — объявил он наконец, теперь уже занизив цену как минимум вдвое.
Саптырмушу пришлось доложить недостающую сотню, и игра продолжилась.
Дылтаркут решил не давать сопернику шанса даже на ничью. Слишком высока была ставка и велико желание отомстить наглому толстяку. И в таком важном деле он не собирался полагаться только на удачу. Настало время применить давно задуманную хитрость.
Он взял с подноса плод прилипщика и не торопясь, тщательно разжевывая, съел его.
Но небольшой кусок вязкой мякоти оставил на тыльной стороне ладони. Затем взял кубик, незаметно прилепил приготовленный комочек к грани, противоположной нужной ему «чаше», и осторожным, хорошо отработанным движением сделал бросок. Кубик прокатился по доске, остановился, в нерешительности покачиваясь на одном из ребер, и, словно передумав, вернулся на прежнее место — символом «чаши» вверх.
Получилось! Под восторженные крики зрителей Дылтаркут схватил кубик, сделал вид, что целует его, и быстрым движением сковырнул следы преступления. Теперь даже если кто-то заметил его уловку, доказать ничего не сможет. Затем он с облегчением выдохнул, положил кость на место и с самодовольной улыбкой посмотрел на Саптырмуша. Побить его три «чаши» толстяку не удастся. Торжествующему кочевнику даже в голову не пришло, что если он — никому не известный новичок — сумел провернуть такую хитрость, то и у его соперника, признанного мастера игры, наверняка имеется в запасе не одна уловка.
А Саптырмуш почему-то выглядел удивительно спокойным и уверенным в себе. Руки его неожиданно перестали трястись, и бросок получился четким, можно сказать — образцовым. Кубик совершил несколько оборотов и твердо остановился символом «сабля» вверх. Все в палатке затаили дыхание, не веря своим глазам. А затем поднялся такой шум, что никто не слышал даже собственного голоса, Они стали свидетелями настоящего чуда. «Двурог», «чаша» и «сабля» составляли вместе «счастье воина» — самую сильную комбинацию в игре, бьющую любой тройной символ, в том числе и «чаши» Дылтаркута.
Наш хитрец, уже празднующий победу, только после разъяснений соседей понял, что произошло. Великое Вечное Небо! Он проиграл в такой игре! Предки-Заступники в решающий момент отвернулись от него, и он лишился всего, что у него было. Потерю денег и рогачей Дылтаркут еще смог бы пережить. Такое не раз случалось в жизни кочевника. Один успешный поход Может все исправить и вернуть ему больше, чем он потерял. Но подарок Дингара! О нем знало все войско Клана Жестокости, и его неудачливый игрок не мог отдать, если не хотел навсегда получить прозвище «Дылтаркут, Проигравший Свою Славу». Оц схватил все еше лежавшее на доске золотое украшение, прижал его к себе и, злобно сверкнув глазами, крикнул:
— Не отдам!
— Отдашь, — спокойно возразил Саптырмуш. — Все видели, как ты только что проиграл его.
— Нет, ни за что. Это — подарок, награда за боевую доблесть. Ты же сам был воином и должен меня понять.
Толстяк действительно когда-то был неплохим стрелком и до сих пор сохранил твердость руки и острый глаз, помогавшие ему и в новом занятии. Но теперь-то он был профессиональным игроком. И не мог отказаться от выигрыша, даже если бы вдруг захотел. Его не поняли и не простили бы собратья по ремеслу.
— Пускай решает почтенный Вардаш. — Это была единственная уступка, на которую он согласился.
Все вокруг одобрительно зашумели. Хозяин палатки не был родичем ни тому, ни другому спорщику и мог беспристрастно разобраться, на чьей стороне правда и Закон Степи. Но Дылтаркута такой вариант тоже не устраивал. Он решил сопротивляться до конца и использовать любые отговорки:
— Не согласен! Ты забываешь, что меня долго не было в Степи. Откуда мне знать, не сдружились ли за это время Стойбища Пышнохвоста и Переливницы?!
— Тогда пошли к Шаману, — предложил теряющий терпение Саптырмуш.
Возразить на это упрямый кочевник ничего не смог, и спорщики в сопровождении толпы зрителей направились к вождю клана.
Хуш хмуро, но внимательно выслушал своих подданных. Своими мелкими дрязгами они отвлекли его от невеселых раздумий о судьбе Клана Жестокости. С появлением у Советника Тила нового войска соотношение сил в Союзе Кланов резко изменилось. Опустошенные наводят страх не только на врагов, но и на союзников. Тила теперь уже нельзя считать не имеющим реальной силы выскочкой. Чем это грозит его клану, Шаман еще не решил. Но то, что перемены будут не к лучшему, сомнений не вызывало. И нужно быть готовым к ним, а пока ни в коем случае не выпускать из рук поводья власти над беспокойными и разрозненными стойбищами. Поэтому даже в незначительном споре двух игроков необходимо разобраться и решить по справедливости.
— Если проиграл, должен отдать, — коротко объявил он после минутного раздумья.
— Но, Великий Шаман, я не могу никому передать эту вещь. Ты же знаешь, как она мне досталась. Это свидетельство моего подвига.
— Подвига… — с едва заметной улыбкой повторил Хуш и как-то странно посмотрел на Дылтаркута.
«Неужели старик все знает?» — подумал проигравшийся герой и стал лихорадочно подыскивать слова, чтобы убедить Шамана.
— Великий Хуш! Прошу тебя, разреши мне оставить ее у себя. Потом я все отдам деньгами. Даже больше, чем проиграл. Это же моя слава, моя воинская честь!
— А почему ты не подумал о своей чести, когда ставил ее на кон?
Ответить на этот вопрос было непросто. Разве что сказать правду.
— Прости меня, вождь. Я был пьян и не понимал, что делаю.
Но старик был непреклонен:
— Теперь станешь осторожнее.
— Нет, лучше смерть, чем такой позор! — в отчаянии крикнул Дылтаркут и по тому, как недобро усмехнулся в ответ Шаман, понял, что последнюю фразу сказал напрасно.
— Ну что ж, ты сам выбрал. — Хуш поднялся с места и громко объявил приговор: — Спор Дылтаркута из Стойбища Пятнистого Острозуба и Саптырмуша из Стойбища Пышного хвоста за право владеть золотой бляхой решится в воинском поединке. Бой состоится прямо сейчас на поле для состязаний, и победивший в нем оставит драгоценность у себя. Поскольку Саптырмуш уже давно не может сидеть в седле, он вправе выбрать себе замену.
Головы всех зрителей повернулись к толстому игроку.
— Я попрошу защитить мое имущество доблестного Мархуда из Стойбища Хребтолома, — заявил он и посмотрел на Дылтаркута как на покойника.
Толпа шумно одобрила его выбор. Поединок обещал стать достойным завершением праздника. А внутри у Дылтаркута все похолодело. Мархуд был единственным воином клана, кого он по-настоящему боялся. И вовсе не потому, что тот был более ловким, сильным, опытным или умелым бойцом. В воинском искусстве Дылтаркут никому не уступал. Но Мархуд стал таким известным потому, что всегда дрался насмерть. Взяв в руки саблю, он становился безумным, как будто наелся ягод беспамятника. И столкнуться с таким противником Дылтаркут не был готов. Тем более сейчас, когда он выпил столько лишающих тело ловкости напитков. Но и выбора у него не было. Лучше уж достойно умереть в бою, чем отказаться выполнить приказ вождя и лишиться жизни куда более мучительным способом.
— Повинуюсь твоей воле, Великий, — хрипло сказал Дылтаркут. — Но позволь мне хотя бы умереть со знаком доблести на груди. Пока я не проиграл поединок, пусть подарок Дингара будет у меня.
— Позволяю, — все так же немногословно согласился Шаман и приказал привести коня Дылтаркута.
К месту поединка он скакал рядом со своим противником. Мархуда долго упрашивать не пришлось. Он всегда готов пролить свою, а еще лучше чужую кровь. И обязательно попробовать ее на вкус. Это был его особый знак, как герб у рыцаря или печать у торговца. Невысокий, худой, с круглым, слишком мальчишеским для его тридцати лет лицом, он не производил впечатления опасного противника. Но руки у него были сильные, реакция мгновенная, а недостаток умения он компенсировал быстротой и яростным натиском.
И конечно, большую роль в его успехах играла слава безумца. Он и сейчас ехал, развернувшись в седле, махал рукой своим многочисленным поклонникам и хохотал во все горло, как будто ему предстояла веселая забава, а не смертельный поединок. И от этого смеха у Дылтаркута пробегал холодок по спине, опускались руки, а сердце скакало в груди, как молодой пугливец по весенней степи. Нет, он не хотел и не мог сражаться сегодня, и к тому же совершенно не видел возможности остаться при этом в живых.
Между тем Шаман дал команду начинать поединок, и противники разъехались в разные стороны, чтобы разогнаться, а затем сшибиться на полном скаку. И тут в голове Дылтаркута мелькнула простая и, как ему показалось, разумная мысль. Почему он должен покорно плестись на убой, как переставшая давать потомство самка горбача? Неужели Предкам так нужна его смерть от руки соплеменника? Из-за чего он собирается драться? Вот за эту золотую безделушку, которая и так висит на его груди.
Так чего же он ждет? Сабля у него есть, двурог тоже, и, кажется, перестал хромать. А уж чашу, юрту, жену и стадо он как-нибудь себе добудет. Пусть даже и не своим кланом. Степь большая. Если сразу оторваться от погони, потом его уже не найдут.
Решившись, Дылтаркут развернул коня, разогнался, но в последний оставшийся до столкновения с Мархудом момент отвернул в сторону и вихрем промчался мимо оторопевших зрителей. За его спиной с детской обидой в голосе ругался Мархуд. Несколько кочевников бросились к своим скакунам, чтобы догнать беглеца. Но их остановил громкий, повелительный голос Шамана.
— Стойте! — приказал он своим воинам. — Пусть бежит. Много ли доблести в том, чтобы убить труса?! Мудрые Предки сами найдут, как покарать его. И он еще пожалеет, что не захотел умереть как мужчина. А мы просто забудем что в нашем племени был такой человек. Что же касается выигрыша Саптырмуша, то он получит свои деньги у моего казначея.
В это время ликующий, ошалевший от внезапного спасения Дылтаркут был уже далеко и не мог слышать слов Хуша. А если бы услышал, то призадумался и не был бы уже таким веселым. Все в Великой Степи знали, что проклятия Великого Шамана всегда исполняются.
МИТРАЙНА И ЛЕНТУЛ
Отряд Маскардела медленно продвигался вперед по разоренной долине. Медленно, потому что большинство шло пешком. В многочисленных стычках с противником они захватили более двух десятков лошадей, но сам отряд увеличивался гораздо быстрее. В каждой из сожженных деревень находилось два-три уцелевших жителя, и все они, не задумываясь, брали с собой что-нибудь, хоть немного похожее на оружие, и шли за кузнецом.
Пока все складывалось удачно. Захваченные врасплох враги почти не оказывали сопротивления и либо успевали сбежать, либо гибли под ударами мстителей. Маскардел приказал пленных не брать, да ни у кого и не возникало такого желания. Каждый в отряде потерял на этой войне кого-то из близких, и у всех здесь была одна цель — убивать захватчиков.
У всех, кроме Митрайны. Она осталась в отряде, чтобы ухаживать за ранеными. Но работы пока было немного, и у девушки оставалось время, чтобы поразмыслить над некоторыми подмеченными ею странностями.
Во-первых, было на удивление мало раненых. Все-таки враги, пусть даже ошеломленные внезапным нападением, были настоящими воинами, обученными и хорошо вооруженными. А большую часть их отряда составляли крестьяне, впервые взявшие в руки оружие. Кроме того, в одной из схваток противник успел подготовиться к бою. Три десятка бывалых легионеров сдвинули щиты, выставили вперед копья и долго не позволяли атакующим приблизиться к себе. Лишь отчаянная ярость кузнеца, буквально проломившего своим огромным топором строй неприятеля, позволила тогда одержать победу. Бой был долгим и упорным, но потери незначительными. Три человека убиты, пять легко ранены. При этом противник был истреблен полностью, до последнего человека. Тут было о чем задуматься.
Во-вторых, раненые с поразительной скоростью выздоравливали. Конечно, Митрайна старалась изо всех сил. Готовила целебные отвары, мази, часто использовала заклинания своего отца. Но девушка прекрасно понимала, что только ее лекарским искусством невозможно объяснить столь быстрое возвращение сил и здоровья.
И наконец, третье. Каждый день в отряд приходили люди, теперь уже не только из окрестных деревень. Приходили издалека, из разных кланов. Можно предположить, что слух об отряде дошел до столь отдаленных мест. Тогда непонятно, почему враги до сих пор не попытались остановить их. Девушка попробовала расспросить одного из вновь прибывших, охотника из Клана Тревоги, как он здесь оказался. Но его ответ лишь еще больше запутал Митрайну. Охотник услышал голос, который звал его на войну в долину и всю дорогу показывал, в каком направлении идти. Только это она и смогла понять из странного, невразумительного рассказа горца.
Вопросы продолжали мучить девушку, и она решила поговорить с кем-нибудь из друзей. Но только не с кузнецом. Она чувствовала, что тот ничего ей не объяснит, хотя почти не сомневалась — между Маскарделом и всеми этими тайнами существовала какая-то связь. Но у кого же тогда спросить? Киргелдин охотно побеседует с ней, расскажет много историй о том, как воевали в прежние времена, будет болтать до вечера, но так и не скажет ничего дельного. С Сермангиром тоже ничего не получится. К юноше вернулись прежние живость и мечтательность. Но мечтает он теперь о том, как отомстит за смерть отца, и больше ни о чем слышать не хочет.
Митрайна решила обратиться к Бенластиру. Из-за дождливой погоды у десятника разболелась раненая рука, и он почти каждый вечер наведывался в лазарет за согревающей мазью. Поэтому выбрать удобную минуту для серьезного разговора было не так уж трудно.
— Ну, спасибо тебе, дочка, — удовлетворенно вздохнул Бенластир, когда Митрайна закончила растирание. — Сразу полегчало. А то ведь совсем замучила меня проклятая рука. Так ноет, что прямо готов отрубить ее.
— Не стоит так делать, дядюшка Бенластир! — отшутилась Митрайна. — Я ведь обратно ее пришить не сумею.
— И то верно, — согласился десятник и несколько запоздало поинтересовался: — А как твои дела? Не обижает ли кто? Или может быть, помощь какая нужна?
— Нет, вроде бы все в порядке, — ответила Митрайна и решилась наконец перейти к делу. — Вот только один вопрос у меня к тебе есть.
— Что ж, спрашивай, — удивленно сказал десятник. Обычно девушку мало интересовали вещи, не связанные с медициной. А в этой области он ей ничем помочь не мог.
— Скажи мне, — издалека начала разговор Митрайна. — Ты, случайно, не замечал, что в отряде происходят странные вещи?
— Как же — не замечал?! Тут только слепой не заметит, — сразу нахмурился Бенластир. Видно, вопрос девушки задел его за живое. — Половина отряда меч в руках держать не умеет. Да и мечей этих на всех все равно не хватает. А никому и дела до них нет. А все потому, что порядка нет, а в армии без него никак нельзя.
— Да я не об этом, — попыталась прервать его гневную речь целительница. Но не тут-то было! Десятник еще долго изливал ей душу, все больше и больше распаляясь:
— А я как раз об этом. Слыханное ли дело, чтобы в войске младших командиров не было. Кто-нибудь обязательно должен за порядком следить, новобранцев обучать. Но так, чтобы и с него в случае чего спросить можно было.
— Так что же ты мне все это объясняешь? — пришлось ввязаться в спор Митрайне. — Ты лучше Маскарделу скажи.
— Да я говорил, только он слушать не хочет. Конечно, ему самому никакая наука не нужна, он и так со своей силищей кого хочешь одолеет. Но не все же такие, как он! Им объяснить нужно, что делать да куда бежать. Вот погоди, — мрачно проворчал десятник. — Встретимся с настоящим врагом, у тебя сразу работы прибавится. А все из-за кузнеца! Сам порядок наводить не хочет и мне не дает. А я, между прочим, не первый год на войне и мог бы кое-чему научить разную деревенщину, взявшуюся командовать.
Митрайна догадалась, что старый вояка сегодня не в духе. Вероятно, он только что поругался с Маскарделом, и если и поможет ей, то не сегодня.
Остается Лентул. Так уж сложилось, что по любому сложному вопросу все в отряде обращались за советом или разъяснениями именно к нему. И обычно Лентул оправдывал их ожидания. Умный, наблюдательный, умеющий хорошо слушать и много знающий молодой колдун, возможно, сам того не желая, стал едва ли не самым авторитетным человеком в отряде. Неудивительно, что и Митрайна решила поговорить с ним. Наверняка он и сам что-нибудь заметил и, уж конечно, не откажется ответить на не дающие ей покоя вопросы.
— Что ж, Митрайна, ты права. Я действительно уже думал об этом, — сказал Лентул, выслушав ее сомнения. — И мне кажется, я понял, в чем дело. Помнишь, я рассказывал, что произошло с кузнецом, когда он узнал о гибели своей семьи. Как кровь коснулась камня и впиталась в него. Вспомни, после этого дня раны перестали беспокоить Маскардела. А ведь он должен был выздороветь в лучшем случае через декаду. Ты сама так сказала. Я думаю, что кузнеца вылечил его черный перстень. А теперь он помогает другим раненым.
Девушка хотела возразить, но, оказывается, Лентул еще не закончил. Видимо, вопрос казался ему очень важным, раз молчаливый колдун отважился на такую длинную речь.
— Похоже, в этом камне кроется разгадка и остальных тайн. Я уже держал его в руках и не обнаружил в нем никаких следов магии. Наверное, я тогда ошибся, потому что чувствую теперь исходящую от него огромную силу. А может быть, эта сила появилась, когда камень попробовал крови кузнеца. Не случайно же он при этом так засверкал. И вот теперь его колдовская мощь передается кузнецу и всему нашему отряду. Конечно, Маскардел и раньше был могучим человеком, но теперь он просто непобедим. И все остальные как-то вдруг стали сильными отважными воинами. Причем вот что интересно. Ты же знаешь, после ранения я очень ослаб и потерял, надеюсь, временно, способность творить заклинания. А камень, хотя и помог мне восстановить здоровье, совершенно не добавил магических сил. Я могу сейчас поднять валун, весящий больше меня, могу срубить дерево одним взмахом топора, но, чтобы разжечь костер, я вынужден, как обычный человек, пользоваться огнивом. Возможно, и здесь замешана магия черного перстня, странная, но, как я уже говорил, чрезвычайно мощная.
— Так все дело в камне? — Митрайна почему-то не очень удивилась этому открытию. — А как люди находят наш отряд?
— Тоже из-за камня. Видишь ли, я сам чувствую его зов. «Отомсти, — говорит он, — иди за мной и убивай врага». И сопротивляться ему очень трудно. Видимо, скоро нас будет еще больше, потому что камень с каждым днем набирает силу.
И еще я думаю, — Лентул заговорил тише, но слова его все равно звенели, как будто сами сознавали свою важность. — Нет, не думаю. Я уверен, что здесь сейчас рождается новый клан. Ведь что такое клан? Это группа людей, чувствующих одно и то же, объединенных одной целью. Клан создается вокруг талисмана — какой-нибудь вещи, наделенной магическими свойствами. Со всей Дайры собираются люди, слышащие призыв амулета, а владелец его становится вождем. Во всяком случае, так создавались все известные мне кланы. Я бы не стал об этом говорить, но пройдет несколько дней, и каждому без меня все станет понятно. А ты пока привыкай называть кузнеца новым именем — Дел, предводитель Клана Мести. Или Возмездия, как ему больше понравится.
Договорив, Лентул засмущался своей длинной и, возможно, напыщенной речи, быстро попрощался и ушел. А девушка продолжала сидеть у костра в глубокой задумчивости. Молодой колдун дал ответы на все интересующие ее вопросы, объяснил все странности и загадки. Объяснил, но не успокоил.
МАСКАРДЕЛ И БЕНЛАСТИР
Три дня спустя погода наконец-то улучшилась, и дозорные, первым из них, конечно же, Тонлигбун, увидели надвигающееся на них с запада густое облако пыли. Такой след мог оставить только большой отряд воинов, марширующих по Дороге в походном строю и в полном вооружении. Через полчаса удалось различить блестящие на солнце щиты легионеров Клана Жестокости.— Ну вот, это уже серьезно, — мрачно сказал Бенластир, вглядываясь в даль и прикидывая на глаз численность противника. — Это тебе не обозы захватывать. Их не меньше трех сотен. У нас, конечно, народу в три раза больше. Но против легионеров это не такое уж и большое преимущество. Даже если мы их одолеем, нам дорого обойдется победа. Что будем делать, кузнец?
— Драться будем, — раздраженно буркнул Маскардел. Он и сам понимал, что с таким врагом справиться будет нелегко. Но в отличие от десятника не сомневался в победе. Просто немного нервничал. И меньше всего ему сейчас хотелось слышать недовольное бурчание Бенластира.
— Понятно, что драться, а как?
— Не знаю. Как умеем, так и будем.
— Тогда сделаем вот что. — Десятник принялся рисовать на песке острием меча. — Отступаем к лесу. Там делимся на две части. Я с одной половиной отряда закрываю дорогу, а ты с остальными ждешь в засаде в лесу. Когда они загонят нас в лес, ты атакуешь их с боков. Согласен?
Оказывается, десятник не просто ворчал, а обдумывал план битвы. И выходило у него вроде бы толково. Но просто послушаться его совета Маскардел не мог. В конце концов, кто главный в отряде, он или десятник?!
— Не согласен. Сам сиди в засаде. Я от них, гадов, прятаться не стану.
— Ладно, договорились, — не стал спорить Бенластир. Главное, что против его плана кузнец не возражал.
ДИНГАР
Командир Несокрушимого Легиона Дингар, взбешенный потерей своих людей, отправился с тремя сотнями легионеров наводить порядок в тылу. Уже несколько раз продовольственные команды бесследно исчезали в удаленных от боевых действий районах покоренной долины. Пока это были воины других кланов, Дингар не очень волновался. Но затем исчез сотник Санласгор, с ним два десятка опытных бойцов. И он отдал команду выступать.
Два дня прошли впустую. Не на ком даже выместить злость. Деревни сожжены дотла, жителей в них не осталось. Но вчера разведчики поймали безоружного перепуганного парнишку. Он оказался обозным стражником из Клана Страха. На его обоз напали какие-то оборванцы, охрану перебили, товар разграбили. Парнишке удалось бежать, но счастливчиком его не назовешь. Дингар приказал повесить его. За информацию, конечно, спасибо, но трусу и дезертиру не может быть пощады.
А теперь и его обидчиков нашли. Вон они стоят возле леса. Сотни три-четыре, не больше. Командир легиона послал в атаку первую сотню. Сейчас они сотрут этих горе-воинов в порошок.
Дингар всмотрелся в темные фигуры у опушки. Ага, так он и думал. Пытаются скрыться в лесу. Придется послать вторую сотню, а то потом бегай, лови их до самого вечера. Необходимо узнать, они ли напали на Санласгора или кто-то другой. Если они, тогда всех повесить и возвращаемся назад. Если не они — все равно вздернуть и идти дальше.