Страница:
А в ней как раз наступал решающий момент. Почувствовав это, советники послали вперед свои лучшие войска. Командир Второго Несокрушимого Легиона Клана Ненависти Дингар решил не оставаться в ставке, а сам повел в бой своих воинов. Он не скакал впереди отряда, как, наверное, поступил бы более молодой военачальник, а неспешно ехал в самой середине строя, откуда хорошо были видны и передовые, и замыкающие ряды.
Решение Дингара самому участвовать в сражении не объяснялось ни показной храбростью, ни тем более отчаянным безрассудством. Он действительно был рад оказаться в самой гуще боя. Не то чтобы заслуженный ветеран так уж любил помахать мечом, просто с недавних пор считал это занятие куда более безопасным, чем вести умные разговоры где-нибудь в столице при большом скоплении отличающихся хорошим слухом и не всегда праздным любопытством людей.
Пять лет назад он ушел в отставку, занял пост начальника Оружейного Ведомства и поначалу был вполне доволен столичной жизнью. В силу преклонного возраста и пошатнувшегося после многочисленных ранений здоровья он не особенно увлекался вином и женщинами, но в остальных удовольствиях себе не отказывал. Дингар исправно посещал дворцовые приемы и военные парады по служебным обязанностям, а пиры, скачки и прочие развлечения — по велению сердца. И там он любил пообщаться с незнакомыми людьми, послушать их рассказы о жизни в других кланах. Именно эта слабость едва не погубила Дингара.
Прошлой осенью он собирался с инспекцией в свой родной Второй Легион и находился в прекрасном настроении в предвкушении встречи со старыми боевыми друзьями. Но вместо этого познакомился с Тайной Службой Властителя Куна, а заодно и с Советниками. В последнее время Дингар часто встречал во дворце этих молчаливых, всегда одетых в черные плащи людей, но в простоте солдатской души не обращал на них внимания. А напрасно. Оказалось, что они-то и управляют теперь всем дворцом Властителя, а может быть, страшно подумать, и им самим.
В центре тайной подземной комнаты дворца, куда Дингара доставили после ареста у городских ворот, стоял .большой стол. Вокруг него сидели два советника, начальник охраны и писарь. Вдоль одной из стен тянулись стеллажи с документами, а у другой располагались странные инструменты и приспособления. Как будто здесь одновременно разместились библиотека, кабинет зубодера и механическая мастерская.
Старый солдат все-таки не был совсем уж наивным простаком. Он много повидал на своем веку, еще больше слышал и сразу догадался, для какой цели служат все эти чудеса техники. Конечно же, Дингар подробно и без утайки ответил на все заданные ему вопросы. Вот только вопросы эти были достаточно странные и неожиданные. Не встречался ли Дингар с неким Кензуром из Клана Наслаждения, гостившим в столице несколько декад назад? И о чем же они говорили? Не заходила ли речь о драгоценных камнях и украшениях, особенно о кольцах? И не знает ли Дингар, где теперь искать этого Кензура?
Дингар прекрасно помнил приятного молодого человека с таким именем, интересного и остроумного собеседника. Они не раз беседовали и на дворцовых приемах, и на скачках. Один раз он даже пригласил заморского гостя к себе на обед. Может быть, разговор и заходил о ювелирных изделиях, но Дингар этого наверняка не помнил. Его больше интересовали обычаи Клана Наслаждения, а также оружие и скаковые единороги. И куда уехал Кензур, ему тоже неизвестно. Скорее всего вернулся на родину.
Обо всем этом не на шутку испуганный ветеран и рассказал начальнику охраны, который вел допрос. Слушая ответы арестованного, охранник то и дело оборачивался к Советникам, как бы спрашивая у них, что ему делать дальше. Но те лишь молча переглядывались и знаками предлагали продолжать допрос. Только под конец один из них подошел к Дингару и сказал:
— Властитель будет очень доволен твоей искренностью и чистосердечием. Но нам бы хотелось, чтобы ты пока не покидал дворец, на тот случай, если вспомнишь еще что-нибудь и захочешь нам рассказать.
Дингар был достаточно умен, чтобы понять зловещий смысл этих слов. И готов был дать любые показания, лишь бы вырваться отсюда. Но ему действительно нечего было добавить к сказанному. Хвала Предкам, все обошлось. Он отсидел неполных две декады в темном сыром подземелье, но до пыток дело так и не дошло. За это время Кензур был схвачен. Уже за пределами клана, но там, должно быть, имелись свои Советники. В чем обвиняли его случайного знакомого, Дингар так и не понял, но, вероятно, показания Кензура подтвердили невиновность отставного военачальника. Его отпустили, пусть не принеся извинений, но зато и без последствий для здоровья и имущества.
А вот некоторым другим известным жителям Верды, столицы Клана Ненависти, повезло намного меньше. Двух важных чиновников, исчезнувших одновременно с Дингаром, он никогда больше не видел. А владелец ипподрома после двух декадного отсутствия вернулся сильно постаревшим и больным и вскоре умер, так никому и не объяснив, что с ним произошло.
Но для Дингара причины его болезни, как и дальнейшая судьба Кензура, не стали загадкой. И он сделал выводы с военной прямотой и решительностью. Уволился со службы, дом в столице оставил жене и детям, а сам вернулся в армию, все в тот же Второй Легион, надеясь никогда больше не увидеть ни подземелий дворца Властителя, ни черных плащей Советников. Насчет последних он, однако, ошибся. Люди в черном распоряжались всем и здесь, в объединенной армии Восточных Кланов. И теперь Дингар был готов положить половину своих людей и самому броситься навстречу вражеским стрелам, лишь бы избежать новой встречи с этими вежливыми и обходительными, а оттого внушающими еще больший ужас ребятами.
Впрочем, пока атака развивалась удачно. Легион почти без потерь достиг опушки леса и медленно, но упорно продолжал теснить противника. Военные Клана Ненависти недолюбливали колдунов, больше рассчитывая на собственные силы, и ни за что не потерпели бы присутствия магов в своей армии. Но совсем не использовать магию тоже не могли. Это дало бы врагам явное преимущество. Поэтому лучшие воины легиона, идущие в бой в первых рядах, сражались заговоренным оружием, а на их щиты и доспехи также были наложены защитные чары. Мечи, копья и стрелы защитников долины почти не причиняли им вреда, а удары легионеров, напротив, пробивали любую защиту. Конечно же, те из воинов Западных Кланов, кто имел такое же заговоренное оружие или владел приемами боевой магии, могли сражаться с легионерами на равных. Но таких было слишком мало, и солдаты Дингара продолжали успешное наступление.
Положение обороняющихся становилось все более угрожающим. Первыми дрогнули ополченцы Клана Надежды. Сначала по одному, а потом целыми десятками они бросали позиции и скрывались в глубине леса. Даже испытанные бойцы, охотники Клана Тревоги, шаг за шагом отступали к зарослям хвойника, где легионеры будут вынуждены разомкнуть строй и появится хоть какая-то возможность сдержать их натиск.
Дингар уже начал чувствовать себя героем битвы, когда ситуация внезапно изменилась.
Исход атаки предопределила стойкость бойцов Клана Терпения. Простые фермеры, они в большинстве своем не имели настоящего оружия, но зато были крепкими мужиками, закаленными тяжелым крестьянским трудом. И в их мускулистых мозолистых руках обыкновенные дубины становились грозным смертоносным оружием. А доспехи легионеров, которым не могли причинить вреда ни бронза, ни железо, трещали и ломались под ударами тяжелых деревянных предметов.
В этом еще не было большой беды, все-таки солдаты Дингара были прекрасно обучены и без труда справились бы с деревенщиной, если бы не ставшая уже привычной уверенность в своей неуязвимости. А теперь при виде сраженных товарищей уверенность эта стала покидать легионеров. Передние ряды в смятении остановились, на них натолкнулись задние, строй нарушился, и началась неразбериха, еще более усиливающаяся раздававшимися со всех сторон ударами дерева по металлу. А тут еще горцы из Клана Тревоги смекнули, в чем дело, быстро приспособили под оружие ветви поваленных деревьев и тоже ринулись в атаку.
И случилось невозможное. Второй Несокрушимый Легион побежал. Побежал позорно, бросая волшебное оружие, не разбирая дороги, нарушая ряды других отрядов Восточных Кланов и увлекая их за собой. А за ними по пятам, потрясая огромными страшными дубинами, мчались защитники долины.
Теперь уже Восточные были на волоске от поражения. И если бы не ответная атака рыцарей Клана Высокомерия, бой был бы уже закончен. Магистр Эрм не случайно медлил, не пуская своих воинов в атаку. Тяжелая кавалерия, непобедимая на открытой местности, в лесу была совершенно бесполезна. Глава Клана Высокомерия не мог допустить напрасной гибели своих людей и добился, отказавшись от значительной части полагающейся им добычи, согласия Советников и вождей других кланов на то, что рыцари вступят в бой только в исключительном случае.
И вот этот момент настал. Рыцари остановили бегство легионеров, затоптав многих из них, но заставив остальных повернуть назад. Под копытами рыцарских коней погибло также немало защитников долины. И хотя удары дубин не пришлись по вкусу ни единорогам, ни их всадникам, атака Западных Кланов была отбита. Но не более того. Доскакав до края леса, рыцари остановились. Лишь несколько смельчаков рискнули углубиться в лес, но и они скоро вернулись, едва сумев развернуть в узком пространстве между деревьями своих скакунов.
Зато уцелевшие и вернувшиеся в заросли воины Восточных Кланов чувствовали себя здесь как дома. Они восстановили линию обороны, и битва продолжилась на тех же позициях, с каких началась несколько часов назад.
Но Дингар уже не участвовал в сражении, не мог даже наблюдать за ним. Могучий удар дубины разбил его щит, сломал левую руку чуть ниже локтя и выбил пожилого военачальника из седла. Падая с лошади, он приземлился на поврежденную руку и потерял сознание еще до начала бегства его легиона.
Лишь один отряд ополченцев выделялся своей организованностью и воинской выучкой.
Впрочем, его тоже специально никто не создавал. Просто составлявшие его немолодые, многое в своей жизни повидавшие мужчины, у которых в силу разных причин не осталось ни дома, ни семьи, инстинктивно потянулись друг к другу, объединились в отряд и признали главенство над собой некоего Бенластира, за глаза называемого не иначе как Бродягой.
Бродяг в Клане Терпения не то чтобы презирали, но не понимали, а потому и не одобряли. Появится такой человек в деревне, наймется к кому-нибудь в работники, и только приглядишься к нему, начнешь привыкать, а он опять — сумку через плечо, и поминай как звали.
Вот и сейчас, во время боя, они занимались, казалось бы, очень важным делом. Создали что-то вроде сил быстрого реагирования и, появляясь в самых жарких местах, не позволяли врагу прорвать оборону ополченцев. Но все равно своими постоянными перемещениями вызывали невольное раздражение у неторопливых, рассудительных фермеров. Выскочит из леса незнакомец, поможет отбиться от супостатов. Только переведешь дух, глядь — а спасибо-то сказать и некому. Вот ведь торопыги непутевые, прости Предок-Заступник!
Но даже самые завзятые ворчуны не могли не признать, пользу эти торопыги приносили огромную. Особенно хорош был их вожак. Росту Бенластир был невысокого, да и силы вовсе не богатырской. Зато ловок, сноровист и хитер. Сразу видно, что воевать ему не впервой и что бродячую жизнь он выбрал не из-за ее беззаботности.
Много лет назад умерла при родах его жена, так и не сумев порадовать мужа первенцем. С тех пор и поселилась в его сердце черная тоска, от которой помогало лишь одно, но безотказное средство — дорога. А так как спокойно путешествовать по Дайре можно только в двух случаях — будучи вооруженным до зубов или в сопровождении надежной охраны, Бенластир, не долго думая, продал свой дом и нанялся охранником к проезжему купцу. Потом ему довелось побывать и матросом на торговом корабле, и приказчиком в лавке, и старателем на золотых приисках, и даже солдатом в наемной армии Клана Алчности.
Однако казарменная жизнь не пришлась ему по душе. Там если чему и учили, так это красиво ходить. В своих странствиях Бенластир научился владеть оружием лучше, чем на военной службе. Но честно заработанным там званием десятника гордился и не забывал при знакомстве добавлять его к своему имени.
Много разных земель повидал десятник, насмотрелся чудных людей и обычаев, не одного врага уложил в честном бою. Больше всего ему понравилось у охотников-горцев в Клане Тревоги. Там никто не спрашивал его, кто таков, откуда и зачем пожаловал. Принимали таким, как он есть, и не пытались учить уму-разуму.
Вероятно, Бенластир совсем перебрался бы к ним, если бы не тянуло его время от времени назад, в родные края. То на сенокос наймется, то в пастухи, то помощником к кузнецу. Вот и призыв на войну застал его в знакомых с детства местах. И он пошел защищать пусть не свой дом, но свою землю, те поля, леса и дороги, по которым он так любил бродить. Пошел если и не с радостью, то с сознанием того, что поступает правильно. Должен же кто-то показать миролюбивым землякам, как нужно сражаться или, на худой конец, хотя бы защищаться от вражеских ударов.
Правда, из этой затеи мало что вышло. Фермеры слушали его внимательно, но мудреную военную науку постигали с большим трудом. Лишь свой небольшой отряд десятник успел кое-чему научить. Так ведь и люди в нем подобрались бывалые, имеющие опыт хотя бы в кулачных поединках. Жаль, что времени на обучение у него оказалось мало. Война не захотела ждать. И теперь, не очень-то доверяя результатам учебы, Бенластир старался успеть повсюду, как будто и в самом деле мог в одиночку решить исход сражения. В конце концов Старейшина Губ не выдержал и попытался образумить беспокойного воина.
— Послушай меня, Бенластир, — сказал он, крепко ухватив пробегавшего мимо десятника за плечо. — Я, конечно, во всей этой войне не шибко разбираюсь. Но скажу тебе по-простому. Если самому и воз на себе везти, и телегой править — или надорвешься, или в канаву угодишь. Остановись, погляди кругом и реши, где твоя помощь нужнее всего. Вот туда и впрягайся. А так бегать — только ветер зря поднимать
— Твоя правда, Старейшина, — улыбнулся в ответ десятник. — Но не могу я долго на одном месте стоять. Отвык за столько лет бродяжничества. Ты уж не серчай, но я по-своему буду делать. Авось не перевернется наша с тобой телега.
И Бенластир побежал дальше. Губ лишь сокрушенно покачал головой. На самом деле особых причин для недовольства у старейшины не было. Бенластир действительно всюду оказывался вовремя. И когда час спустя два дюжих северянина из Клана Злобы, носивших на голове уродливые рогатые шлемы, одолели-таки уставшего вождя, повалили на траву и собирались расправиться с ним, именно десятник подоспел на помощь.
Одного чужака он проткнул мечом, а с другим возникли трудности. Меч Бенластира застрял где-то между ребер поверженного врага. Пришлось отражать удар тяжелой секиры голой рукой. Старейшина в это время тоже не зевал и, не вставая с земли, уложил второго северянина рядом с первым. Губ остался невредим, а вот Бенластир держать в раненой руке меч больше не мог. Но все допытывался, не ранен ли Старейшина и не нужно ли отвести его в лазарет.
— Со мной-то все в порядке, — утирая пот, ответил вождь клана. — А вот тебе, сердечный друг, придется к лекарям прогуляться. И не смей со мной спорить! Я же тебя не на гулянку посылаю, а по делу. Пусть тебе руку подлечат, а ты там пока за порядком последи. Беспокоюсь я за них что-то.
И Старейшина слегка подтолкнул десятника в сторону лазарета. Тому ничего другого не оставалось, кроме как подчиниться.
Вот так и получилось, что когда Старейшина получил от Обуздывающего Тревогу приказ об отступлении, Бенластира рядом с ним не оказалось. А как раз сейчас, принимая трудное решение, Губ хотел бы чувствовать его поддержку.
— Ну, ничего не поделаешь. Сам же его отослал, — чуть слышно вздохнул Старейшина и уже громко обратился к окружившим его бойцам: — Всем отходить за ручей. Старайтесь держаться вместе и обязательно найдите охотников. С ними легче будет пробиваться. Меня не ждите. Со мной остаются только те, у кого нет семьи, кого дома никто не ждет.
И он стал перечислять имена, ни разу не сбившись и ничего не напутав. Набралось человек тридцать, большей частью бойцов из отряда Бенластира. Они молча выходили вперед и становились рядом со Старейшиной.
— Все, — сказал он наконец. — Остальные уходят, и как можно скорее. Синкул, возьми мой посох. Ты знаешь, что с ним делать. А мы попробуем задержать врага. Прощайте, да хранят вас Предки!
Никто не посмел возразить Губу. Да и что тут можно было сказать?! Даже самые упрямцы и тугодумы поняли, что судьба устами Старейшины уже разделила их на тех, кто уходит и будет жить, и других, которые остаются, чтобы ценой своей жизни дать остальным шанс продолжить борьбу. И безжалостное время не позволяет им не то что поспорить, а даже проститься по-человечески. Иначе жертва эта может оказаться напрасной. Не говоря лишних слов, уходящие просто прикладывали к груди сжатые кулаки, а затем раскрывали ладони навстречу остающимся в знак того, что их сердца остаются здесь, на поле боя. И молча, один за другим потянулись в глубь леса. Хотя многим из них легче было бы встретить смерть вместе с соплеменниками, чем терзаться потом мучительными воспоминаниями и угрызениями совести. Но они вынуждены были с тяжелым сердцем выполнять приказ своего вождя.
— И постарайтесь остаться в живых, — прошептал Губ им вслед. — Чтобы потом было из кого выбрать нового Старейшину.
Трудно избавиться от неприятного холодка в животе, когда с каждым шагом твоего двурогого коня сплошная стена деревьев стремительно приближается, ты виден врагу, как на ладони, а сам можешь лишь догадываться, откуда вылетит роковая стрела. И даже достигнув края леса, всадник по-прежнему представляет собой прекрасную мишень, потому что совершенно непонятно, куда двигаться дальше в этих зарослях. А конь, верный друг и помощник степняка, вдруг становится досадной обузой. Нужно все время думать, проскочит ли он сквозь кусты, не сломает ли ногу, запутавшись в корнях деревьев.
Нет, такая война не для Дылтаркута! Совсем другое дело — схватка в степи. На полном скаку атаковать врага, наклониться в седле, уходя от его могучего, но слишком медленного и неуклюжего удара, и, уже пролетая мимо, изловчиться и поразить его в спину. Потом развернуть коня, опытным взглядом определить самое ценное из снаряжения поверженного противника, не замедляя движения, свеситься из седла, подхватить добычу и спрятать под полой халата или в седельной сумке. Особенно ценились, дороже любого оружия, те вещи, которые можно отобрать только у мертвого врага. Например, отрубленный палец с дорогим перстнем или золотая серьга вместе с ухом бывшего владельца. Успеть в неразберихе боя получить такой трофей, да еще и улизнуть от разъяренных мстителей — вот высшая доблесть степного воина. И в таком бою Дылтаркут был одним из лучших во всем клане.
Но сегодня ему не довелось сражаться на равнине. Первую атаку степняков защитники долины остановили мощным ответным ударом. Второй отряд, в котором находился Дылтаркут, очень умело, не спеша, но и не давая опомниться, загнали в лес, как матерого хребтолома в ловчую яму. Сначала на пути всадников загорелась трава, и отряду пришлось повернуть ближе к лесу. Конь Дылтаркута испугался огня, пришлось потратить немало времени, чтобы заставить его обогнуть горящий участок степи. Степняк все еще отставал от своих, когда дорогу им преградил широкий ров, укрытый для маскировки ветками и присыпанный землей. Первые ряды на всем скаку угодили в ловушку. Послышались проклятия всадников, вылетающих из седла, отчаянное ржание ломающих ноги лошадей. Большинство воинов все же успели притормозить перед препятствием, но сзади их настигал степной пожар.
Часть кочевников попытались перепрыгнуть канаву, но безуспешно. Ширина рва в действительности оказалась еще большей, чем казалось издали. Остальные степняки решили вырваться из западни по узкой полосе свободной земли вдоль опушки леса. Как выяснилось, слишком узкой. Из зарослей густым роем вылетели стрелы, а дорогу к отступлению преградили падающие деревья. Оставался один путь к спасению — свернуть в лес и попытаться укрыться в густом кустарнике. Но Дылтаркут никак не мог решиться доверить свою жизнь каким-то деревьям.
Секундная растерянность спасла ему жизнь. Его не было в числе первых всадников, достигших края леса и тут же попавших под удары тяжелых боевых топоров. С ужасом наблюдая, как гибнут один за другим его соплеменники, кочевник краем глаза заметил чудака рыцаря, прибившегося к их отряду. Тот каким-то образом ухитрился отыскать брешь в рядах противника, увернулся от топора одного из них, отбросил Щитом другого и через мгновение скрылся в зарослях.
Не раздумывая, Дылтаркут кинулся за ним. И почти успел. Одна из стрел задела ему щеку, другая попала в шею скакуну. Животное сразу же завалилось на бок, но степняк успел оттолкнуться ногами от седла и улетел прямо в колючие кусты остролиста. Он попытался выбраться, до крови исцарапал лицо и не защищенные доспехами участки тела и чуть не завизжал от неожиданной боли. Одновременно с болью пришла спасительная мысль: эти кусты — замечательное место для укрытия. Ни один человек не полезет сюда по доброй воле, а значит, никто его здесь не найдет. Он отполз еще немного в самую середину зарослей, где шипов все-таки было чуть меньше, и затаился.
Когда шум боя отдалился, степняк решил пробираться к своим, но из кустов выйти так и не рискнул. Больше часа он, где согнувшись, где на четвереньках, а то и вовсе ползком, крался по краю леса. Несколько раз он видел за кустами одиноких воинов противника, стоявших к нему спиной и не ожидавших нападения, но не трогал их и двигался дальше. Жизнь дороже любого трофея. Что, если где-то рядом скрывались другие враги, не замеченные непривычными к лесу глазами степняка?
Так, не отвлекаясь по пустякам, он и добрался до того места, где почти одновременно с его отрядом был разгромлен Второй Легион. Здесь снова шел бой, и проскочить мимо было невозможно. Дылтаркут решил еще раз переждать опасность, укрывшись под грудой мертвых тел. Тем более что сам он, за время путешествия по колючим кустам весь покрывшийся кровавыми царапинами, порезами и ссадинами, мог в случае чего сойти если не за убитого, то хотя бы за раненого.
Удача по-прежнему сопутствовала хитроумному кочевнику. Лязг оружия вновь откатился куда-то в сторону. Самое время двигаться дальше. Он оглянулся по сторонам и уже выбрал безопасное направление, когда вдруг заметил неподалеку от себя труп легионера в необычайно дорогих доспехах. Откровенно говоря, за один только шлем можно было купить все стойбище Дылтаркута. А ведь были еще панцирь, перчатки, сапоги и, самое главное, меч в ножнах, украшенных драгоценными камнями.
Вот это была добыча! Ради такого стоило полдня ползать на четвереньках. Оставалась только одна трудность — это был союзник, причем человек, несомненно, известный. Любую вещь, принадлежавшую ему, сразу же узнают. Кроме, может быть, вот этой. В ухе легионера вместо серьги на тонкой золотой цепочке висел крупный бриллиант. Стоил он немного дешевле шлема, зато и спрятать его было легче. Конечно, вместе с ухом камень смотрелся бы куда красивей. Но это был бы слишком явный след. Никто, кроме Детей Степи, не имеет привычки отрезать врагам уши. Придется обойтись одним камнем.
Решение Дингара самому участвовать в сражении не объяснялось ни показной храбростью, ни тем более отчаянным безрассудством. Он действительно был рад оказаться в самой гуще боя. Не то чтобы заслуженный ветеран так уж любил помахать мечом, просто с недавних пор считал это занятие куда более безопасным, чем вести умные разговоры где-нибудь в столице при большом скоплении отличающихся хорошим слухом и не всегда праздным любопытством людей.
Пять лет назад он ушел в отставку, занял пост начальника Оружейного Ведомства и поначалу был вполне доволен столичной жизнью. В силу преклонного возраста и пошатнувшегося после многочисленных ранений здоровья он не особенно увлекался вином и женщинами, но в остальных удовольствиях себе не отказывал. Дингар исправно посещал дворцовые приемы и военные парады по служебным обязанностям, а пиры, скачки и прочие развлечения — по велению сердца. И там он любил пообщаться с незнакомыми людьми, послушать их рассказы о жизни в других кланах. Именно эта слабость едва не погубила Дингара.
Прошлой осенью он собирался с инспекцией в свой родной Второй Легион и находился в прекрасном настроении в предвкушении встречи со старыми боевыми друзьями. Но вместо этого познакомился с Тайной Службой Властителя Куна, а заодно и с Советниками. В последнее время Дингар часто встречал во дворце этих молчаливых, всегда одетых в черные плащи людей, но в простоте солдатской души не обращал на них внимания. А напрасно. Оказалось, что они-то и управляют теперь всем дворцом Властителя, а может быть, страшно подумать, и им самим.
В центре тайной подземной комнаты дворца, куда Дингара доставили после ареста у городских ворот, стоял .большой стол. Вокруг него сидели два советника, начальник охраны и писарь. Вдоль одной из стен тянулись стеллажи с документами, а у другой располагались странные инструменты и приспособления. Как будто здесь одновременно разместились библиотека, кабинет зубодера и механическая мастерская.
Старый солдат все-таки не был совсем уж наивным простаком. Он много повидал на своем веку, еще больше слышал и сразу догадался, для какой цели служат все эти чудеса техники. Конечно же, Дингар подробно и без утайки ответил на все заданные ему вопросы. Вот только вопросы эти были достаточно странные и неожиданные. Не встречался ли Дингар с неким Кензуром из Клана Наслаждения, гостившим в столице несколько декад назад? И о чем же они говорили? Не заходила ли речь о драгоценных камнях и украшениях, особенно о кольцах? И не знает ли Дингар, где теперь искать этого Кензура?
Дингар прекрасно помнил приятного молодого человека с таким именем, интересного и остроумного собеседника. Они не раз беседовали и на дворцовых приемах, и на скачках. Один раз он даже пригласил заморского гостя к себе на обед. Может быть, разговор и заходил о ювелирных изделиях, но Дингар этого наверняка не помнил. Его больше интересовали обычаи Клана Наслаждения, а также оружие и скаковые единороги. И куда уехал Кензур, ему тоже неизвестно. Скорее всего вернулся на родину.
Обо всем этом не на шутку испуганный ветеран и рассказал начальнику охраны, который вел допрос. Слушая ответы арестованного, охранник то и дело оборачивался к Советникам, как бы спрашивая у них, что ему делать дальше. Но те лишь молча переглядывались и знаками предлагали продолжать допрос. Только под конец один из них подошел к Дингару и сказал:
— Властитель будет очень доволен твоей искренностью и чистосердечием. Но нам бы хотелось, чтобы ты пока не покидал дворец, на тот случай, если вспомнишь еще что-нибудь и захочешь нам рассказать.
Дингар был достаточно умен, чтобы понять зловещий смысл этих слов. И готов был дать любые показания, лишь бы вырваться отсюда. Но ему действительно нечего было добавить к сказанному. Хвала Предкам, все обошлось. Он отсидел неполных две декады в темном сыром подземелье, но до пыток дело так и не дошло. За это время Кензур был схвачен. Уже за пределами клана, но там, должно быть, имелись свои Советники. В чем обвиняли его случайного знакомого, Дингар так и не понял, но, вероятно, показания Кензура подтвердили невиновность отставного военачальника. Его отпустили, пусть не принеся извинений, но зато и без последствий для здоровья и имущества.
А вот некоторым другим известным жителям Верды, столицы Клана Ненависти, повезло намного меньше. Двух важных чиновников, исчезнувших одновременно с Дингаром, он никогда больше не видел. А владелец ипподрома после двух декадного отсутствия вернулся сильно постаревшим и больным и вскоре умер, так никому и не объяснив, что с ним произошло.
Но для Дингара причины его болезни, как и дальнейшая судьба Кензура, не стали загадкой. И он сделал выводы с военной прямотой и решительностью. Уволился со службы, дом в столице оставил жене и детям, а сам вернулся в армию, все в тот же Второй Легион, надеясь никогда больше не увидеть ни подземелий дворца Властителя, ни черных плащей Советников. Насчет последних он, однако, ошибся. Люди в черном распоряжались всем и здесь, в объединенной армии Восточных Кланов. И теперь Дингар был готов положить половину своих людей и самому броситься навстречу вражеским стрелам, лишь бы избежать новой встречи с этими вежливыми и обходительными, а оттого внушающими еще больший ужас ребятами.
Впрочем, пока атака развивалась удачно. Легион почти без потерь достиг опушки леса и медленно, но упорно продолжал теснить противника. Военные Клана Ненависти недолюбливали колдунов, больше рассчитывая на собственные силы, и ни за что не потерпели бы присутствия магов в своей армии. Но совсем не использовать магию тоже не могли. Это дало бы врагам явное преимущество. Поэтому лучшие воины легиона, идущие в бой в первых рядах, сражались заговоренным оружием, а на их щиты и доспехи также были наложены защитные чары. Мечи, копья и стрелы защитников долины почти не причиняли им вреда, а удары легионеров, напротив, пробивали любую защиту. Конечно же, те из воинов Западных Кланов, кто имел такое же заговоренное оружие или владел приемами боевой магии, могли сражаться с легионерами на равных. Но таких было слишком мало, и солдаты Дингара продолжали успешное наступление.
Положение обороняющихся становилось все более угрожающим. Первыми дрогнули ополченцы Клана Надежды. Сначала по одному, а потом целыми десятками они бросали позиции и скрывались в глубине леса. Даже испытанные бойцы, охотники Клана Тревоги, шаг за шагом отступали к зарослям хвойника, где легионеры будут вынуждены разомкнуть строй и появится хоть какая-то возможность сдержать их натиск.
Дингар уже начал чувствовать себя героем битвы, когда ситуация внезапно изменилась.
Исход атаки предопределила стойкость бойцов Клана Терпения. Простые фермеры, они в большинстве своем не имели настоящего оружия, но зато были крепкими мужиками, закаленными тяжелым крестьянским трудом. И в их мускулистых мозолистых руках обыкновенные дубины становились грозным смертоносным оружием. А доспехи легионеров, которым не могли причинить вреда ни бронза, ни железо, трещали и ломались под ударами тяжелых деревянных предметов.
В этом еще не было большой беды, все-таки солдаты Дингара были прекрасно обучены и без труда справились бы с деревенщиной, если бы не ставшая уже привычной уверенность в своей неуязвимости. А теперь при виде сраженных товарищей уверенность эта стала покидать легионеров. Передние ряды в смятении остановились, на них натолкнулись задние, строй нарушился, и началась неразбериха, еще более усиливающаяся раздававшимися со всех сторон ударами дерева по металлу. А тут еще горцы из Клана Тревоги смекнули, в чем дело, быстро приспособили под оружие ветви поваленных деревьев и тоже ринулись в атаку.
И случилось невозможное. Второй Несокрушимый Легион побежал. Побежал позорно, бросая волшебное оружие, не разбирая дороги, нарушая ряды других отрядов Восточных Кланов и увлекая их за собой. А за ними по пятам, потрясая огромными страшными дубинами, мчались защитники долины.
Теперь уже Восточные были на волоске от поражения. И если бы не ответная атака рыцарей Клана Высокомерия, бой был бы уже закончен. Магистр Эрм не случайно медлил, не пуская своих воинов в атаку. Тяжелая кавалерия, непобедимая на открытой местности, в лесу была совершенно бесполезна. Глава Клана Высокомерия не мог допустить напрасной гибели своих людей и добился, отказавшись от значительной части полагающейся им добычи, согласия Советников и вождей других кланов на то, что рыцари вступят в бой только в исключительном случае.
И вот этот момент настал. Рыцари остановили бегство легионеров, затоптав многих из них, но заставив остальных повернуть назад. Под копытами рыцарских коней погибло также немало защитников долины. И хотя удары дубин не пришлись по вкусу ни единорогам, ни их всадникам, атака Западных Кланов была отбита. Но не более того. Доскакав до края леса, рыцари остановились. Лишь несколько смельчаков рискнули углубиться в лес, но и они скоро вернулись, едва сумев развернуть в узком пространстве между деревьями своих скакунов.
Зато уцелевшие и вернувшиеся в заросли воины Восточных Кланов чувствовали себя здесь как дома. Они восстановили линию обороны, и битва продолжилась на тех же позициях, с каких началась несколько часов назад.
Но Дингар уже не участвовал в сражении, не мог даже наблюдать за ним. Могучий удар дубины разбил его щит, сломал левую руку чуть ниже локтя и выбил пожилого военачальника из седла. Падая с лошади, он приземлился на поврежденную руку и потерял сознание еще до начала бегства его легиона.
БЕНЛАСТИР И ГУБ
Ополченцы Клана Терпения не имели какой-то особой организации и объединялись по месту жительства — с одного хутора, деревни или улицы. Да и начальством над собой, кроме Старейшины клана, признавали разве что деревенского старосту. Узнай они, что их Старейшина получает приказы от какого-то воеводы — удивились бы и скорее всего не поверили. Но от них и не требовали строгой дисциплины, лишь бы делали свое дело, а как — это уж их забота. А любому фермеру спокойней было сражаться, если рядом стоял сосед, вместе с которым они не раз выполняли куда более сложную работу, чем размахивание дубинами, и который уж точно не подведет в трудную минуту. И если у кого-нибудь такое построение войска вызовет ироническую улыбку, пусть поинтересуется мнением на сей счет солдат Второго Легиона. Да и другим захватчикам найдется что рассказать.Лишь один отряд ополченцев выделялся своей организованностью и воинской выучкой.
Впрочем, его тоже специально никто не создавал. Просто составлявшие его немолодые, многое в своей жизни повидавшие мужчины, у которых в силу разных причин не осталось ни дома, ни семьи, инстинктивно потянулись друг к другу, объединились в отряд и признали главенство над собой некоего Бенластира, за глаза называемого не иначе как Бродягой.
Бродяг в Клане Терпения не то чтобы презирали, но не понимали, а потому и не одобряли. Появится такой человек в деревне, наймется к кому-нибудь в работники, и только приглядишься к нему, начнешь привыкать, а он опять — сумку через плечо, и поминай как звали.
Вот и сейчас, во время боя, они занимались, казалось бы, очень важным делом. Создали что-то вроде сил быстрого реагирования и, появляясь в самых жарких местах, не позволяли врагу прорвать оборону ополченцев. Но все равно своими постоянными перемещениями вызывали невольное раздражение у неторопливых, рассудительных фермеров. Выскочит из леса незнакомец, поможет отбиться от супостатов. Только переведешь дух, глядь — а спасибо-то сказать и некому. Вот ведь торопыги непутевые, прости Предок-Заступник!
Но даже самые завзятые ворчуны не могли не признать, пользу эти торопыги приносили огромную. Особенно хорош был их вожак. Росту Бенластир был невысокого, да и силы вовсе не богатырской. Зато ловок, сноровист и хитер. Сразу видно, что воевать ему не впервой и что бродячую жизнь он выбрал не из-за ее беззаботности.
Много лет назад умерла при родах его жена, так и не сумев порадовать мужа первенцем. С тех пор и поселилась в его сердце черная тоска, от которой помогало лишь одно, но безотказное средство — дорога. А так как спокойно путешествовать по Дайре можно только в двух случаях — будучи вооруженным до зубов или в сопровождении надежной охраны, Бенластир, не долго думая, продал свой дом и нанялся охранником к проезжему купцу. Потом ему довелось побывать и матросом на торговом корабле, и приказчиком в лавке, и старателем на золотых приисках, и даже солдатом в наемной армии Клана Алчности.
Однако казарменная жизнь не пришлась ему по душе. Там если чему и учили, так это красиво ходить. В своих странствиях Бенластир научился владеть оружием лучше, чем на военной службе. Но честно заработанным там званием десятника гордился и не забывал при знакомстве добавлять его к своему имени.
Много разных земель повидал десятник, насмотрелся чудных людей и обычаев, не одного врага уложил в честном бою. Больше всего ему понравилось у охотников-горцев в Клане Тревоги. Там никто не спрашивал его, кто таков, откуда и зачем пожаловал. Принимали таким, как он есть, и не пытались учить уму-разуму.
Вероятно, Бенластир совсем перебрался бы к ним, если бы не тянуло его время от времени назад, в родные края. То на сенокос наймется, то в пастухи, то помощником к кузнецу. Вот и призыв на войну застал его в знакомых с детства местах. И он пошел защищать пусть не свой дом, но свою землю, те поля, леса и дороги, по которым он так любил бродить. Пошел если и не с радостью, то с сознанием того, что поступает правильно. Должен же кто-то показать миролюбивым землякам, как нужно сражаться или, на худой конец, хотя бы защищаться от вражеских ударов.
Правда, из этой затеи мало что вышло. Фермеры слушали его внимательно, но мудреную военную науку постигали с большим трудом. Лишь свой небольшой отряд десятник успел кое-чему научить. Так ведь и люди в нем подобрались бывалые, имеющие опыт хотя бы в кулачных поединках. Жаль, что времени на обучение у него оказалось мало. Война не захотела ждать. И теперь, не очень-то доверяя результатам учебы, Бенластир старался успеть повсюду, как будто и в самом деле мог в одиночку решить исход сражения. В конце концов Старейшина Губ не выдержал и попытался образумить беспокойного воина.
— Послушай меня, Бенластир, — сказал он, крепко ухватив пробегавшего мимо десятника за плечо. — Я, конечно, во всей этой войне не шибко разбираюсь. Но скажу тебе по-простому. Если самому и воз на себе везти, и телегой править — или надорвешься, или в канаву угодишь. Остановись, погляди кругом и реши, где твоя помощь нужнее всего. Вот туда и впрягайся. А так бегать — только ветер зря поднимать
— Твоя правда, Старейшина, — улыбнулся в ответ десятник. — Но не могу я долго на одном месте стоять. Отвык за столько лет бродяжничества. Ты уж не серчай, но я по-своему буду делать. Авось не перевернется наша с тобой телега.
И Бенластир побежал дальше. Губ лишь сокрушенно покачал головой. На самом деле особых причин для недовольства у старейшины не было. Бенластир действительно всюду оказывался вовремя. И когда час спустя два дюжих северянина из Клана Злобы, носивших на голове уродливые рогатые шлемы, одолели-таки уставшего вождя, повалили на траву и собирались расправиться с ним, именно десятник подоспел на помощь.
Одного чужака он проткнул мечом, а с другим возникли трудности. Меч Бенластира застрял где-то между ребер поверженного врага. Пришлось отражать удар тяжелой секиры голой рукой. Старейшина в это время тоже не зевал и, не вставая с земли, уложил второго северянина рядом с первым. Губ остался невредим, а вот Бенластир держать в раненой руке меч больше не мог. Но все допытывался, не ранен ли Старейшина и не нужно ли отвести его в лазарет.
— Со мной-то все в порядке, — утирая пот, ответил вождь клана. — А вот тебе, сердечный друг, придется к лекарям прогуляться. И не смей со мной спорить! Я же тебя не на гулянку посылаю, а по делу. Пусть тебе руку подлечат, а ты там пока за порядком последи. Беспокоюсь я за них что-то.
И Старейшина слегка подтолкнул десятника в сторону лазарета. Тому ничего другого не оставалось, кроме как подчиниться.
Вот так и получилось, что когда Старейшина получил от Обуздывающего Тревогу приказ об отступлении, Бенластира рядом с ним не оказалось. А как раз сейчас, принимая трудное решение, Губ хотел бы чувствовать его поддержку.
— Ну, ничего не поделаешь. Сам же его отослал, — чуть слышно вздохнул Старейшина и уже громко обратился к окружившим его бойцам: — Всем отходить за ручей. Старайтесь держаться вместе и обязательно найдите охотников. С ними легче будет пробиваться. Меня не ждите. Со мной остаются только те, у кого нет семьи, кого дома никто не ждет.
И он стал перечислять имена, ни разу не сбившись и ничего не напутав. Набралось человек тридцать, большей частью бойцов из отряда Бенластира. Они молча выходили вперед и становились рядом со Старейшиной.
— Все, — сказал он наконец. — Остальные уходят, и как можно скорее. Синкул, возьми мой посох. Ты знаешь, что с ним делать. А мы попробуем задержать врага. Прощайте, да хранят вас Предки!
Никто не посмел возразить Губу. Да и что тут можно было сказать?! Даже самые упрямцы и тугодумы поняли, что судьба устами Старейшины уже разделила их на тех, кто уходит и будет жить, и других, которые остаются, чтобы ценой своей жизни дать остальным шанс продолжить борьбу. И безжалостное время не позволяет им не то что поспорить, а даже проститься по-человечески. Иначе жертва эта может оказаться напрасной. Не говоря лишних слов, уходящие просто прикладывали к груди сжатые кулаки, а затем раскрывали ладони навстречу остающимся в знак того, что их сердца остаются здесь, на поле боя. И молча, один за другим потянулись в глубь леса. Хотя многим из них легче было бы встретить смерть вместе с соплеменниками, чем терзаться потом мучительными воспоминаниями и угрызениями совести. Но они вынуждены были с тяжелым сердцем выполнять приказ своего вождя.
— И постарайтесь остаться в живых, — прошептал Губ им вслед. — Чтобы потом было из кого выбрать нового Старейшину.
ДЫЛТАРКУТ
Дылтаркут с первого взгляда невзлюбил этот лес. Слишком большой, темный и густой, чтобы обрадовать сердце кочевника. Нельзя сказать, что он ненавидел все деревья без разбора. Иногда они могли даже приносить пользу. Например, Дылтаркут с удовольствием переждал бы полуденный зной в тени какого-нибудь дерева. Желательно стоящего в стороне от других, чтобы никто не мог подобраться к отдыхающему воину незамеченным. Еще он не отказался бы от охапки сухих веток для костра во время ночной стоянки. И конечно же, дерево необходимо при изготовлении стрел. Вот, пожалуй, и все. А в остальном лес казался кочевнику бесполезной и даже опасной ошибкой природы. Даже охотиться он предпочел бы в степи, а уж воевать…Трудно избавиться от неприятного холодка в животе, когда с каждым шагом твоего двурогого коня сплошная стена деревьев стремительно приближается, ты виден врагу, как на ладони, а сам можешь лишь догадываться, откуда вылетит роковая стрела. И даже достигнув края леса, всадник по-прежнему представляет собой прекрасную мишень, потому что совершенно непонятно, куда двигаться дальше в этих зарослях. А конь, верный друг и помощник степняка, вдруг становится досадной обузой. Нужно все время думать, проскочит ли он сквозь кусты, не сломает ли ногу, запутавшись в корнях деревьев.
Нет, такая война не для Дылтаркута! Совсем другое дело — схватка в степи. На полном скаку атаковать врага, наклониться в седле, уходя от его могучего, но слишком медленного и неуклюжего удара, и, уже пролетая мимо, изловчиться и поразить его в спину. Потом развернуть коня, опытным взглядом определить самое ценное из снаряжения поверженного противника, не замедляя движения, свеситься из седла, подхватить добычу и спрятать под полой халата или в седельной сумке. Особенно ценились, дороже любого оружия, те вещи, которые можно отобрать только у мертвого врага. Например, отрубленный палец с дорогим перстнем или золотая серьга вместе с ухом бывшего владельца. Успеть в неразберихе боя получить такой трофей, да еще и улизнуть от разъяренных мстителей — вот высшая доблесть степного воина. И в таком бою Дылтаркут был одним из лучших во всем клане.
Но сегодня ему не довелось сражаться на равнине. Первую атаку степняков защитники долины остановили мощным ответным ударом. Второй отряд, в котором находился Дылтаркут, очень умело, не спеша, но и не давая опомниться, загнали в лес, как матерого хребтолома в ловчую яму. Сначала на пути всадников загорелась трава, и отряду пришлось повернуть ближе к лесу. Конь Дылтаркута испугался огня, пришлось потратить немало времени, чтобы заставить его обогнуть горящий участок степи. Степняк все еще отставал от своих, когда дорогу им преградил широкий ров, укрытый для маскировки ветками и присыпанный землей. Первые ряды на всем скаку угодили в ловушку. Послышались проклятия всадников, вылетающих из седла, отчаянное ржание ломающих ноги лошадей. Большинство воинов все же успели притормозить перед препятствием, но сзади их настигал степной пожар.
Часть кочевников попытались перепрыгнуть канаву, но безуспешно. Ширина рва в действительности оказалась еще большей, чем казалось издали. Остальные степняки решили вырваться из западни по узкой полосе свободной земли вдоль опушки леса. Как выяснилось, слишком узкой. Из зарослей густым роем вылетели стрелы, а дорогу к отступлению преградили падающие деревья. Оставался один путь к спасению — свернуть в лес и попытаться укрыться в густом кустарнике. Но Дылтаркут никак не мог решиться доверить свою жизнь каким-то деревьям.
Секундная растерянность спасла ему жизнь. Его не было в числе первых всадников, достигших края леса и тут же попавших под удары тяжелых боевых топоров. С ужасом наблюдая, как гибнут один за другим его соплеменники, кочевник краем глаза заметил чудака рыцаря, прибившегося к их отряду. Тот каким-то образом ухитрился отыскать брешь в рядах противника, увернулся от топора одного из них, отбросил Щитом другого и через мгновение скрылся в зарослях.
Не раздумывая, Дылтаркут кинулся за ним. И почти успел. Одна из стрел задела ему щеку, другая попала в шею скакуну. Животное сразу же завалилось на бок, но степняк успел оттолкнуться ногами от седла и улетел прямо в колючие кусты остролиста. Он попытался выбраться, до крови исцарапал лицо и не защищенные доспехами участки тела и чуть не завизжал от неожиданной боли. Одновременно с болью пришла спасительная мысль: эти кусты — замечательное место для укрытия. Ни один человек не полезет сюда по доброй воле, а значит, никто его здесь не найдет. Он отполз еще немного в самую середину зарослей, где шипов все-таки было чуть меньше, и затаился.
Когда шум боя отдалился, степняк решил пробираться к своим, но из кустов выйти так и не рискнул. Больше часа он, где согнувшись, где на четвереньках, а то и вовсе ползком, крался по краю леса. Несколько раз он видел за кустами одиноких воинов противника, стоявших к нему спиной и не ожидавших нападения, но не трогал их и двигался дальше. Жизнь дороже любого трофея. Что, если где-то рядом скрывались другие враги, не замеченные непривычными к лесу глазами степняка?
Так, не отвлекаясь по пустякам, он и добрался до того места, где почти одновременно с его отрядом был разгромлен Второй Легион. Здесь снова шел бой, и проскочить мимо было невозможно. Дылтаркут решил еще раз переждать опасность, укрывшись под грудой мертвых тел. Тем более что сам он, за время путешествия по колючим кустам весь покрывшийся кровавыми царапинами, порезами и ссадинами, мог в случае чего сойти если не за убитого, то хотя бы за раненого.
Удача по-прежнему сопутствовала хитроумному кочевнику. Лязг оружия вновь откатился куда-то в сторону. Самое время двигаться дальше. Он оглянулся по сторонам и уже выбрал безопасное направление, когда вдруг заметил неподалеку от себя труп легионера в необычайно дорогих доспехах. Откровенно говоря, за один только шлем можно было купить все стойбище Дылтаркута. А ведь были еще панцирь, перчатки, сапоги и, самое главное, меч в ножнах, украшенных драгоценными камнями.
Вот это была добыча! Ради такого стоило полдня ползать на четвереньках. Оставалась только одна трудность — это был союзник, причем человек, несомненно, известный. Любую вещь, принадлежавшую ему, сразу же узнают. Кроме, может быть, вот этой. В ухе легионера вместо серьги на тонкой золотой цепочке висел крупный бриллиант. Стоил он немного дешевле шлема, зато и спрятать его было легче. Конечно, вместе с ухом камень смотрелся бы куда красивей. Но это был бы слишком явный след. Никто, кроме Детей Степи, не имеет привычки отрезать врагам уши. Придется обойтись одним камнем.