Страница:
– Когда это было? - прошептал Макс, потрясенный рассказом Айрис.
– Тысячу лет назад, - печально ответила она.
– Но как…
Прекрасные, нежно изогнутые губы Лесной девы тронула грустная улыбка:
– Я бессмертна. Дети Лесного народа живут вечно.
Тысячу лет одна, такая нежная и беззащитная! Макс отвернулся, чтобы скрыть набежавшие на глаза слезы. История Айрис тронула его до глубины души. Он хотел только одного: разделить с ней эту вечность, беречь ее и защищать, слышать ее нежный голос, перебирать в пальцах эти белые волосы, и научить ее вновь улыбаться. Не понимая, что творится в его душе, он воскликнул:
– Я могу стать твоим суженым! Разреши мне остаться с тобой! Я люблю тебя!
Лесная дева не ответила на его страстное объяснение. Она встала из-за стола и сказала:
– Я спою тебе. Прости меня, моя песня не будет веселой. Это древняя баллада моего народа.
Она сняла со стены инструмент, напоминающий лютню, провела тонкими пальцами по струнам, и запела нежным, как шелест молодой листвы, голосом:
Принцем лесного народа
Юноша славный был,
Но из людского рода
Девушку он полюбил.
Отец от него отказался,
Проклял его весь род.
Принц изгоем остался -
Суров наш лесной народ.
В чаще, средь дикого леса
С милой своею он жил,
Ее называл принцессой,
И ласково говорил:
"Рядом с тобой, родная,
Мне и зимой - апрель.
Я тебя нарекаю
Именем Аллариэль".
Старости он не боялся,
Весна за весною шла.
Юношей он остался,
Она же жизнь прожила.
Он ей кричал, рыдая,
Горести не тая:
"Не умирай, родная,
Или умру и я!"
Тихо она прошептала:
"Так уж устроен мир.
Я ведь всегда понимала:
Жизнь человека - миг.
Но не жалела ни разу,
Что был этот миг нам дан.
Живи, мой синеглазый,
Вечно живи, Эллоран!"
Пой же, гитара, рыдая,
Плачь без конца, свирель!
Сегодня навеки прощаюсь
Я с милой Аллариэль.
Пусть над землей бесконечной
Солнце опять встает.
Жить без тебя мне вечно.
Бессмертен лесной народ.
Звуки лютни затихли. Айрис долго молчала и смотрела перед собой невидящим взглядом. Имена в балладе были Максу почему-то знакомы. Он внимательно вгляделся в лицо Лесной девы. Вот она откинула тонкой рукой назад свои волосы, и Макс увидел маленькое заостренное ушко.
– Ты эльф? - спросил он.
– Я не знаю такого слова. Мы всегда звались Лесным народом, - ответила Айрис.
– Все равно, меня не пугает твое бессмертие! Я хочу остаться с тобой! - воскликнул Макс, - Я буду очень любить тебя, и ты забудешь все свои горести!
Айрис подошла к нему, положила руки на плечи и внимательно посмотрела в глаза:
– Ты так похож на моего жениха! У него были такие же зеленые глаза. Мне очень хочется верить тебе. Останься. Мы будем счастливы.
Она наклонилась к его лицу, так, что он почувствовал ее нежное дыхание, и коснулась губ легким, невесомым поцелуем. Макс, не помня себя от счастья, осторожно провел рукой по ее шелковистой щеке. Вдруг Лесная дева вскрикнула и взяла его за руку:
– Ты носишь камень рода Зеленых!
– Да, я из рода Зеленых, - ответил Макс.
– Но тогда ты должен идти! Я знаю о пророчестве. Нежить снова может вернуться в мой лес, и тогда он погибнет. Иди, Носитель, и отомсти за смерть моего народа!
Она сняла с груди маленький серебряный медальон на витой цепочке, и протянула Максу:
– Вот, возьми. Это - все, что осталось у меня в память об отце и братьях.
– Но я не могу! Ведь он дорог тебе!
Айрис сама застегнула цепочку на его шее.
– Может быть, когда-нибудь он спасет тебе жизнь. Сожми его в руке, и громко назови имя моего отца. Его призрак со своим войском придет к тебе на помощь. Но помни: это может случиться только один раз. А сейчас иди, мои звери покажут тебе дорогу.
Макс хотел поцеловать ее на прощанье, но Лесная дева мягко оттолкнула его:
– Не надо, мне слишком тяжело с тобой расставаться. Прощай, Носитель!
Выйдя из дворца, Макс зашагал через лес вслед за шустрым енотом, который время от времени останавливался, поворачивал к нему умильную мордочку, и нетерпеливо потирал передние лапки. Скоро лес стал реже, и Макс увидел знакомую опушку, на которой вокруг костра сидели его друзья. Енот потешно поклонился и исчез в чаще, а к Максу бросился Роки, радостно визжа:
– Он вернулся! Я же говорил, что он вернется!
Макс поднял пса на руки и чмокнул крутой лоб. Тут же на нем повисла Милана, приговаривая:
– Где ты был? Мы чуть с ума не сошли!
– Ну, ты даешь! - подхватила Виктория, - Нельзя же так!
– Подумаешь, ушел на полчаса! - возмутился Макс, - Нашли, из чего трагедию делать!
– Тебя не было двое суток, кретин! - разозлилась Виктория, - Мы обыскали все вокруг, уже думали, что ты погиб. Но к Гольдштейну вроде бы вернулись его способности, и он сказал, что ты жив, и надо тебя ждать на месте.
Макс был потрясен: для него время в обществе Айрис текло гораздо медленнее. Он присел к костру и задумался.
– Где мой котелок? - строго вопросил Гольдштейн.
Котелок стоял рядом, он был доверху наполнен спелой малиной. Макс не помнил, чтобы забирал его из дворца. Видимо, котелок принесли барсуки, находившиеся в услужении у Лесной девы.
– Так ты расскажешь, где был? - полюбопытствовала Милана.
– Пока нет, - ответил Макс.
Почему-то ему не хотелось говорить об Айрис. Он ни с кем не желал делиться своими воспоминаниями. Пусть эта грустная улыбка, печальный взгляд синих глаз, тихий нежный голос всегда будут теперь с ним. Это только его, и ничье больше.
– Тогда вперед! - скомандовала Виктория, - Засиделись мы тут!
Глава 20
Глава 21.
– Тысячу лет назад, - печально ответила она.
– Но как…
Прекрасные, нежно изогнутые губы Лесной девы тронула грустная улыбка:
– Я бессмертна. Дети Лесного народа живут вечно.
Тысячу лет одна, такая нежная и беззащитная! Макс отвернулся, чтобы скрыть набежавшие на глаза слезы. История Айрис тронула его до глубины души. Он хотел только одного: разделить с ней эту вечность, беречь ее и защищать, слышать ее нежный голос, перебирать в пальцах эти белые волосы, и научить ее вновь улыбаться. Не понимая, что творится в его душе, он воскликнул:
– Я могу стать твоим суженым! Разреши мне остаться с тобой! Я люблю тебя!
Лесная дева не ответила на его страстное объяснение. Она встала из-за стола и сказала:
– Я спою тебе. Прости меня, моя песня не будет веселой. Это древняя баллада моего народа.
Она сняла со стены инструмент, напоминающий лютню, провела тонкими пальцами по струнам, и запела нежным, как шелест молодой листвы, голосом:
Принцем лесного народа
Юноша славный был,
Но из людского рода
Девушку он полюбил.
Отец от него отказался,
Проклял его весь род.
Принц изгоем остался -
Суров наш лесной народ.
В чаще, средь дикого леса
С милой своею он жил,
Ее называл принцессой,
И ласково говорил:
"Рядом с тобой, родная,
Мне и зимой - апрель.
Я тебя нарекаю
Именем Аллариэль".
Старости он не боялся,
Весна за весною шла.
Юношей он остался,
Она же жизнь прожила.
Он ей кричал, рыдая,
Горести не тая:
"Не умирай, родная,
Или умру и я!"
Тихо она прошептала:
"Так уж устроен мир.
Я ведь всегда понимала:
Жизнь человека - миг.
Но не жалела ни разу,
Что был этот миг нам дан.
Живи, мой синеглазый,
Вечно живи, Эллоран!"
Пой же, гитара, рыдая,
Плачь без конца, свирель!
Сегодня навеки прощаюсь
Я с милой Аллариэль.
Пусть над землей бесконечной
Солнце опять встает.
Жить без тебя мне вечно.
Бессмертен лесной народ.
Звуки лютни затихли. Айрис долго молчала и смотрела перед собой невидящим взглядом. Имена в балладе были Максу почему-то знакомы. Он внимательно вгляделся в лицо Лесной девы. Вот она откинула тонкой рукой назад свои волосы, и Макс увидел маленькое заостренное ушко.
– Ты эльф? - спросил он.
– Я не знаю такого слова. Мы всегда звались Лесным народом, - ответила Айрис.
– Все равно, меня не пугает твое бессмертие! Я хочу остаться с тобой! - воскликнул Макс, - Я буду очень любить тебя, и ты забудешь все свои горести!
Айрис подошла к нему, положила руки на плечи и внимательно посмотрела в глаза:
– Ты так похож на моего жениха! У него были такие же зеленые глаза. Мне очень хочется верить тебе. Останься. Мы будем счастливы.
Она наклонилась к его лицу, так, что он почувствовал ее нежное дыхание, и коснулась губ легким, невесомым поцелуем. Макс, не помня себя от счастья, осторожно провел рукой по ее шелковистой щеке. Вдруг Лесная дева вскрикнула и взяла его за руку:
– Ты носишь камень рода Зеленых!
– Да, я из рода Зеленых, - ответил Макс.
– Но тогда ты должен идти! Я знаю о пророчестве. Нежить снова может вернуться в мой лес, и тогда он погибнет. Иди, Носитель, и отомсти за смерть моего народа!
Она сняла с груди маленький серебряный медальон на витой цепочке, и протянула Максу:
– Вот, возьми. Это - все, что осталось у меня в память об отце и братьях.
– Но я не могу! Ведь он дорог тебе!
Айрис сама застегнула цепочку на его шее.
– Может быть, когда-нибудь он спасет тебе жизнь. Сожми его в руке, и громко назови имя моего отца. Его призрак со своим войском придет к тебе на помощь. Но помни: это может случиться только один раз. А сейчас иди, мои звери покажут тебе дорогу.
Макс хотел поцеловать ее на прощанье, но Лесная дева мягко оттолкнула его:
– Не надо, мне слишком тяжело с тобой расставаться. Прощай, Носитель!
Выйдя из дворца, Макс зашагал через лес вслед за шустрым енотом, который время от времени останавливался, поворачивал к нему умильную мордочку, и нетерпеливо потирал передние лапки. Скоро лес стал реже, и Макс увидел знакомую опушку, на которой вокруг костра сидели его друзья. Енот потешно поклонился и исчез в чаще, а к Максу бросился Роки, радостно визжа:
– Он вернулся! Я же говорил, что он вернется!
Макс поднял пса на руки и чмокнул крутой лоб. Тут же на нем повисла Милана, приговаривая:
– Где ты был? Мы чуть с ума не сошли!
– Ну, ты даешь! - подхватила Виктория, - Нельзя же так!
– Подумаешь, ушел на полчаса! - возмутился Макс, - Нашли, из чего трагедию делать!
– Тебя не было двое суток, кретин! - разозлилась Виктория, - Мы обыскали все вокруг, уже думали, что ты погиб. Но к Гольдштейну вроде бы вернулись его способности, и он сказал, что ты жив, и надо тебя ждать на месте.
Макс был потрясен: для него время в обществе Айрис текло гораздо медленнее. Он присел к костру и задумался.
– Где мой котелок? - строго вопросил Гольдштейн.
Котелок стоял рядом, он был доверху наполнен спелой малиной. Макс не помнил, чтобы забирал его из дворца. Видимо, котелок принесли барсуки, находившиеся в услужении у Лесной девы.
– Так ты расскажешь, где был? - полюбопытствовала Милана.
– Пока нет, - ответил Макс.
Почему-то ему не хотелось говорить об Айрис. Он ни с кем не желал делиться своими воспоминаниями. Пусть эта грустная улыбка, печальный взгляд синих глаз, тихий нежный голос всегда будут теперь с ним. Это только его, и ничье больше.
– Тогда вперед! - скомандовала Виктория, - Засиделись мы тут!
Глава 20
К концу дня отряд выбрался из леса. Впереди простирались поля, на которых зрели золотистые колосья. "Значит, рядом есть деревня", - подумал Макс.
– Ой, нехорошо, ой, нехорошо! - вдруг запричитал Гольдштейн.
– Что случилось? - спросила Виктория.
– Я предчувствую что-то очень плохое… Кровь, смерть…- Гольдштейн прикрыл глаза, - Нет, больше ничего не могу увидеть.
– Так, идем пешком, не высовываемся. Лошадям не ржать, псу не гавкать! - Виктория решительно двинулась вперед.
Они шли мимо поля по широкой дороге, настороженно оглядываясь по сторонам. Вскоре вдали показались черепичные крыши. Гольдштейн, серея на глазах, прошептал:
– Туда нельзя!
– А сюда? - спросил Макс, показывая на ветхий полуразвалившийся домик, ссутулившийся на обочине дороги.
Виктория подошла и осторожно приотворила дверь.
– Кто там? - раздался дребезжащий старческий голос, и на порог, подслеповато щурясь, вышла древняя старуха.
– Мы путешественники из Торгового города, бабушка, - вежливо ответил Гольдштейн, - Скажите, в деревне все спокойно?
– Какое там спокойно! Разбойники в нашей деревне! Набежали, мужиков перебили, а сейчас там сидят, вино пьют, скотину режут, проклятые!
Виктория нахмурилась:
– А много их там?
– Да дюжины три! Сидят второй день, ждут кого-то. Рожи такие страшные, ножи за поясом. А с ними атаман, весь в сером, худой, злобный. Людей из домов повыгоняли, а сами заперлись и сидят, только вино и закуску подносить приказывают.
– И что, мужиков-то всех перебили? Или остался кто? - продолжала выспрашивать Виктория.
– Кто пошустрее да неженатые, те в лес убежали, прячутся там. Я уж им хлеб ношу да молоко. Вы, деточки, не ходили бы туда, убьют ведь! Я и парням говорила, которые в лесу-то, чтобы не лезли на рожон! Так ведь нет, заладили: выбьем разбойников из деревни, да выбьем! А как выбить-то, когда парней дюжина всего, а разбойников вон сколько!
Виктория ненадолго задумалась, потом приказала:
– Ждите здесь.
– А ты куда? - подозрительно спросил Гольдштейн.
– Я на разведку.
Не слушая возражений, девушка пошла к деревне.
– Зайдите пока в дом, я молочка вам налью, - предложила старуха.
В доме было чисто, пахло сушеными травами, пучки которых были развешаны на бревенчатых стенах. На подоконнике щурил глаза огромный черный кот. Макс присел на лавку и взял из рук хозяйки большую глиняную кружку, полную молока. Гольдштейн, кряхтя, причитал:
– Уходить надо, уходить, пока не поздно.
Ожидание затягивалось, все начинали нервничать. Наконец, скрипучая дверь открылась, и в дом вошла Виктория. Она села рядом с Максом, выхватила из его рук кружку, залпом осушила ее и сказала:
– Так и есть, это наемники во главе с Серым. Устроили в деревне засаду.
– На кого? - наивно изумилась Милана.
– На нас, деточка. А скажите, бабуля, вы можете нас отвести туда, где ваши деревенские парни прячутся?
– Зачем?! - возопил Гольдштейн, - Ты что надумала?
Виктория насмешливо прищурилась:
– Угадай с трех раз!
– Нас перебьют, как щенков! Там их целый отряд! Бежать отсюда надо, пока они нас не засекли!
– А ты, случайно, не забыл, что миссия Носителей - бороться со злом?
Гольдштейн вскочил с лавки и забегал из угла в угол, нервно восклицая:
– Безумие! Как мы будет бороться со злом, если они нас убьют? Ты подумала, что тогда некому будет закрыть окно во Мрак?
– Хватит, никто нас не убьет! И потом: нельзя оставлять врага за спиной. Рано или поздно они поймут, что мы обошли деревню стороной, и тогда догонят и нападут с тыла. Лучше уж мы их застанем врасплох, чем они нас, - спокойно объяснила Виктория.
Макс не вмешивался в их спор, но мысленно был на стороне Виктории. В самом деле, какая разница: драться с отрядом наемников сегодня, или завтра? Сейчас хотя бы есть шанс напасть на них неожиданно.
Старуха, все время внимательно прислушивавшаяся к перепалке, вдруг что-то прошептала, делая узловатыми пальцами странные движения, и спросила:
– Ну что, отдохнули, деточки? Идем в лес, что ли?
Макс поднялся с лавки и решительно ответил:
– Идемте, бабушка. Как вас называть?
– Марией люди зовут, бабкой Марией, - заулыбалась она беззубым ртом, - А тебя как, сынок?
– Я Макс.
– Что ж, Макс, хороший ты парень, сердцем чувствую. И друзья у тебя хорошие, хоть и сердятся. Даст бог, вместе и справимся.
Бабка Мария опять что-то пошептала, поправила на голове платок и неторопливо вышла на улицу. Остальные пошли за ней.
– Бабушка, нам бы еще лошадей спрятать, - сказала Виктория.
– А пойдемте, на луг отведем. Здесь недалеко, пусть пасутся на свободе.
Выпустив лошадей на широкий, заросший сочной высокой травой луг, двинулись к лесу. Подходя к нему, Макс почувствовал легкую грусть: вот он вернулся на родину Лесной девы, но не увидит ее ни сегодня, ни завтра, никогда.
Старуха вошла в лес первой и зашагала по тонкой, еле заметной тропке. Остальные гуськом шли за ней. Солнце уже садилось, и вокруг было сумрачно и сыро. Бабка Мария, увидев что-то, ей одной известное, остановилась и, приложив руку ко рту, трижды прокричала совой. Макс изумился: он никогда не видел, чтобы деревенские старушки вели себя, как настоящие индейцы. В ответ раздался такой же крик, и Бабка Мария, сойдя с тропинки и раздвигая руками ветви, пошла вглубь чащи. Продравшись за ней сквозь кусты и ветки деревьев, Макс увидел небольшую полянку. На ней вокруг костра сидели мужчины. Заметив Макса, они вскочили и схватились за топоры и вилы, лежащие у них под ногами.
– Тише, детки, тише, это свои. Я вам подмогу привела, - сказала старуха.
Затрещали кусты, и на полянку вышли Милана, Виктория и Гольдштейн. За ними следом, отряхиваясь от сухих листьев и травинок, появился Роки.
– Это кто подмога? - рассмеялся самый здоровый, кудрявый парень, в отличие от других, держащий в руках настоящий меч, - Две девчонки и собака? Да и мужик толстоват, такой в драке и повернуться не успеет. А парень квелый какой-то. Не кормят его, что ли?
Гольдштейн встрепенулся, чтобы возразить кудрявому, но вперед выступила Виктория.
– Ты со своей игрушкой хоть немного обращаться умеешь? - пренебрежительно спросила она, указывая на меч в руке парня.
– А ты что, проверить хочешь? - игриво ответил тот.
Виктория молча вытащила меч из ножен и сделала резкий выпад в его сторону. Тот едва успел отразить нападение. Девушка сделала неуловимое движение запястьем, и меч противника, отлетев к кустам, вонзился в землю. Парень изумленно развел руками, а Виктория предложила:
– Остальные, кто еще в нас сомневается - подходите по одному.
Так как больше никто желания драться не выразил, она присела к костру и деловито сказала:
– В вашей деревне устроили на нас засаду. Мы хотим напасть внезапно и захватить наемников врасплох. Если вы нам поможете, то мы сумеем освободить деревню.
– Да мы и сами хотели, - заговорил маленький шустрый паренек лет восемнадцати, - Только вот как? У них мечи, а у нас сами видите, что! - он кивнул на вилы и топоры.
– Ничего, с этим тоже можно сражаться. Главное, правильно продумать стратегию нападения, - заметила Виктория, - Их там около трех дюжин. Они засели в двух домах, здесь и здесь.
Девушка подняла тонкий прутик и начала чертить им на земле:
– У ворот выставлены два часовых, еще четверо лучников - на крышах домов. Мы берем их на себя…
План нападения обсуждали до глубокой ночи. Напасть решили в предрассветный час, чтобы застать большинство наемников спящими. Наконец, обо всем договорившись, затушили костер и, выбравшись на тропинку, гуськом двинулись в сторону деревни. Добравшись до дома бабки Марии, разделились. Двое самых крепких парней остались с Викторией, остальные тихо и осторожно пошли вперед.
– Милана, от тебя там толку никакого, так что оставайся здесь. Если у нас ничего не получится, беги, - сказала Виктория, - Лев Исаакович, а вам придется пойти с нами.
– Я готов, - Гольдштейн лихо поправил кинжал, висящий за поясом.
– А кинжал отдайте Максу!
– Роки, будь с Миланой, - добавил Макс.
– Ни за что! Я должен быть рядом с тобой! - возмутился пес.
– Там будет очень опасно!
– Вот я и помогу!
Макс больше не стал возражать, понимая, что это бесполезно, и хитрое животное все равно найдет способ улизнуть и догнать его. Гольдштейн нехотя отцепил от пояса свое единственное оружие и протянул его Максу.
– Я сразу же верну, - пообещал тот.
– Все, пошли! - сказала Виктория.
– Подождите, мои хорошие! - остановила их бабка Мария, - Сейчас-сейчас…
Достав из кармана передника мешочек с сухими травами, она кинула щепоть по ветру, что-то нашептывая, потом по очереди перекрестила каждого.
– Вы что же, бабушка, колдунья? - улыбнулась Виктория.
– Она знахарка, и наговоры разные знает. На удачу нам ворожит, - серьезно сказал Петр, тот самый парень, которому Виктория преподала урок владения мечом.
Провожаемые ворожбой бабки, все отправились в сторону деревни. Когда до нее оставалось шагов сто, Виктория сделала знак двигаться тише. Она опустилась на землю и поползла по-пластунски. Остальные последовали ее примеру. В предрассветной темноте их никто не заметил. Подобравшись вплотную к деревянным воротам, замерли в ожидании. Наконец, ночная темень начала рассеиваться, и в забрезжившем свете смутно начали различаться силуэты лучников, стоящих на плоской черепичной крыше самого большого дома.
– Пора! - еле слышно прошептала Виктория и прицелилась.
Макс, стараясь действовать как можно тише, взял в зубы кинжал Гольдштейна и залез на высокий добротный забор. Сверху он увидел, что часовые дремлют, присев около ворот и привалившись к ним спинами. Макс обернулся к Виктории, взмахнул рукой и спрыгнул вниз, стараясь быть бесшумным. Это у него не получилось, и один из часовых подскочил, но тут же упал с перерезанным горлом. В тот же момент два раза подряд щелкнул арбалет Виктории, и двое лучников мешками свалились с крыши. Второй часовой выхватил меч и бросился на Макса, но тут ему на спину тяжело рухнул Петр, перелезший через забор, и повалил его на землю. Он яростно ударил наемника по голове пудовым кулаком, и когда тот отключился, вскочил и пригвоздил его мечом.
Макс кинулся к воротам и распахнул их. В это время Виктория сняла оставшихся двоих лучников. Все произошло очень тихо, и напившиеся за день деревенского вина наемники продолжали спокойно спать в захваченных домах. Войдя в деревню, Виктория и Петр крадучись двинулись к самому большому дому, который охраняли лучники, а Гольдштейн, Макс и второй парень из деревни - Гриша - подобрались к дверям соседнего. По знаку Виктории, они навалились на дверь и снесли ее с петель, ввалившись в дом, полный спящих наемников. Одновременно в окна дома запрыгнули еще шестеро парней, и напали на спящих. Им сразу удалось убить шестерых. Однако спали не все: в доме тоже был выставлен часовой. Он успел громко заорать и прыгнуть на Макса. Сцепившись, они упали и выкатились на улицу. Наемник, крепкий и здоровый мужчина, сцепил руки на горле Макса. Задыхаясь, тот изо всех сил пытался оттолкнуть противника. Силы иссякали, перед глазами поплыли цветные круги, он беспорядочно шарил вокруг руками, и вдруг задел рукоять своего меча. В тот же момент его охватила слепая ярость, придавшая сил. Макс поднял руку и вонзил пальцы в глаза наемника, чувствуя наслаждение от его воя. Противник разжал кольцо пальцев, и закрыл лицо руками, ничего не соображая от боли. Вскочив, Макс выхватил меч. Безглазая голова наемника покатилась по земле.
В обоих домах кипела драка. Макс ринулся внутрь, желая только одного: убивать. Сейчас он был одержим жаждой крови. Он врубился в гущу схватки, где Петр в одиночку, прижавшись к стене, отмахивался мечом сразу от нескольких наседавших на него наемников. Макс пробрался к нему и кинулся на одного из нападавших. Тот ловко увернулся и скрестил свой клинок с мечом Макса. Сталь заскрипела, высекая искры. Наемник, крупный высокий детина, изо всей силы давил на меч, и скрещение клинков вскоре оказалось в опасной близости от горла Макса. Противник навалился почти вплотную, с ненавистью глядя ему в глаза и миллиметр за миллиметром приближая клинок к его шее. Свободы маневра в тесноте схватки не было, и Макс от души саданул противника коленом в пах. Прием сработал: наемник опустил свой клинок и согнулся пополам от боли. Макс сверху вонзил меч в его скрюченную спину и повернулся, желая найти следующую жертву. Он размахивал мечом, отражал удары наемников, и жалел сейчас только об одном: в доме было мало места, и он рисковал задеть кого-нибудь из своих. Он стал отступать к двери, выманивая противников наружу. Маневр удался, и битва продолжилась на улице.
Из окна второго дома выпрыгнул Серый, за ним - Виктория. Затем из дверей начали выскакивать деревенские с топорами в руках, которых теснили наемники. Несмотря на внезапность нападения, силы были неравны. Хотя парни дрались самоотверженно, хорошо вооруженные наемники были опытнее и сильнее, к тому же численный перевес оставался за ними. Упал, пораженный в грудь ударом кинжала, Петр. Его товарищ, тут же подхватив меч из его холодеющих рук, заколол убийцу.
Деревенская улица превратилась в настоящее поле боя. Виктория сражалась с Серым. Это была схватка двух великих воинов: они кружили друг вокруг друга, скрещивали клинки, и вновь расходились, бросались в атаку и вновь отступали, затем принялись творить боевые заклинания. Вокруг них вспыхивали огненные шары, рассыпаясь дождем искр, воздух сгустился от энергетических ударов, которые противники наносили друг другу.
Парни и Макс приняли на себя основной удар. Гриша, встав спиной к стене дома, с хладнокровием дровосека размахивал тяжелым топором, насаженным на длинное топорище. У его ног лежали два наемника с пробитыми головами. Роки, незаметный в гуще дерущихся, перебегал от одного к другому, и кусал наемников за ноги. Примерно так же действовал и Гольдштейн: он подкрадывался со спины к кому-нибудь из наемников, и всаживал ему под ребра кинжал, затем быстро перебегал к другой группе дерущихся. Деревенские, наемники, Носители - все смешались в кровавой схватке.
– Эй-а-а, за Рамира! - услышал Макс странный клич.
Он врубился с размаху в группу наемников, теснивших молодого деревенского парнишку с Гольдштейном. Откуда-то в его левой руке оказался топор, и теперь Макс дрался обеими руками. Весь с ног до головы он был обрызган кровью - своей, или чужой, он не знал. Этот запах будоражил и пьянил, вызывая желание убивать еще и еще. Макс не чувствовал усталости, лишь упоение музыкой боя. Его меч поднимался и опускался, оставляя за собой тела врагов. Он не знал, сколько прошло времени, лишь краем глаза видел, как упали один за другим еще двое деревенских. Взвыв от всепоглощающей ярости, Макс метнул топор в тощего лысого наемника, вооруженного двумя кривыми кинжалами. Лысая голова треснула, как переспелый помидор, и тощий упал. Макс левой рукой подхватил один из его кинжалов и с размаху полоснул кому-то из наемников по глазам. Тот упал и покатился по земле, вопя от боли. Не глядя, Макс добил его мечом и развернулся к новому противнику - мускулистому верзиле, размахивавшему палицей. Сгруппировавшись, он упал на землю и покатился верзиле под ноги. Не удержав равновесия, тот упал вперед. Выбравшись из-под его ног, Макс наступил верзиле на спину и вонзил в него меч.
Неожиданно Серый, отпрянув от Виктории, побежал через улицу, петляя и пригибаясь. Девушка выхватила из-за спины арбалет и выстрелила, но болт лишь скользнул по плечу убегающего. Тот кинулся за дома, и вскоре раздался удаляющийся топот копыт: предводитель покинул свой отряд. Виктория поспешила на помощь друзьям. Тут же под ее мечом упал один наемник, следом за ним другой - Виктория наверстывала упущенное.
Макс не знал, сколько продолжалась эта кровавая бойня, и не чувствовал усталости. Его как будто кто-то вел, подсказывал, что нужно делать, и Максу это нравилось. Он готов был убивать без конца, купаться в крови врага. Сейчас им двигала ненависть, жажда мести, он упивался зрелищем трупов, лежащих в луже крови, а в ушах звенел клич:
– Эй-а-а, за Рамира!
Он снова поднял меч, чтобы броситься на врага, занес его над чьей-то головой, но сзади его схватили за руку.
– Макс, Макс, очнись, это свой! - кричала Виктория, - Все закончилось!
Как будто проснувшись, он огляделся по сторонам. Звуки боя смолкли, уступив место мертвой тишине. Вся улица была усеяна телами. Наемники и защитники деревни лежали рядом, смерть всех уравняла. Земля порыжела от крови, ее запах, тяжелый, густой, душный, пропитывал все вокруг. Оставшиеся в живых тоже были покрыты кровью. Из-за домов выбежали женщины, прятавшиеся там во время боя. Они, плача, склонялись над телами погибших, и уводили прочь живых, чтобы обмыть и перевязать их раны.
– Я ранен! - жалобно проскулил Роки, демонстрируя оцарапанное ухо.
– Бедный малыш, - Гольдштейн взял его на руки, - Так храбро сражался! Сейчас пойдем к бабке Марии, она полечит твое ушко.
– Все целы? - спросила Виктория, - Макс, ты как?
Макс попытался улыбнуться. Он чувствовал надвигающуюся слабость. Голова кружилась, лица друзей плыли перед глазами, в голове звучало щемяще-тоскливо:
– Эй-а-а, за Рамира!
"За Рамира!" - беззвучно повторил он непослушными губами, и провалился в глубокий темный колодец, затягивающий его все глубже и глубже.
– Ой, нехорошо, ой, нехорошо! - вдруг запричитал Гольдштейн.
– Что случилось? - спросила Виктория.
– Я предчувствую что-то очень плохое… Кровь, смерть…- Гольдштейн прикрыл глаза, - Нет, больше ничего не могу увидеть.
– Так, идем пешком, не высовываемся. Лошадям не ржать, псу не гавкать! - Виктория решительно двинулась вперед.
Они шли мимо поля по широкой дороге, настороженно оглядываясь по сторонам. Вскоре вдали показались черепичные крыши. Гольдштейн, серея на глазах, прошептал:
– Туда нельзя!
– А сюда? - спросил Макс, показывая на ветхий полуразвалившийся домик, ссутулившийся на обочине дороги.
Виктория подошла и осторожно приотворила дверь.
– Кто там? - раздался дребезжащий старческий голос, и на порог, подслеповато щурясь, вышла древняя старуха.
– Мы путешественники из Торгового города, бабушка, - вежливо ответил Гольдштейн, - Скажите, в деревне все спокойно?
– Какое там спокойно! Разбойники в нашей деревне! Набежали, мужиков перебили, а сейчас там сидят, вино пьют, скотину режут, проклятые!
Виктория нахмурилась:
– А много их там?
– Да дюжины три! Сидят второй день, ждут кого-то. Рожи такие страшные, ножи за поясом. А с ними атаман, весь в сером, худой, злобный. Людей из домов повыгоняли, а сами заперлись и сидят, только вино и закуску подносить приказывают.
– И что, мужиков-то всех перебили? Или остался кто? - продолжала выспрашивать Виктория.
– Кто пошустрее да неженатые, те в лес убежали, прячутся там. Я уж им хлеб ношу да молоко. Вы, деточки, не ходили бы туда, убьют ведь! Я и парням говорила, которые в лесу-то, чтобы не лезли на рожон! Так ведь нет, заладили: выбьем разбойников из деревни, да выбьем! А как выбить-то, когда парней дюжина всего, а разбойников вон сколько!
Виктория ненадолго задумалась, потом приказала:
– Ждите здесь.
– А ты куда? - подозрительно спросил Гольдштейн.
– Я на разведку.
Не слушая возражений, девушка пошла к деревне.
– Зайдите пока в дом, я молочка вам налью, - предложила старуха.
В доме было чисто, пахло сушеными травами, пучки которых были развешаны на бревенчатых стенах. На подоконнике щурил глаза огромный черный кот. Макс присел на лавку и взял из рук хозяйки большую глиняную кружку, полную молока. Гольдштейн, кряхтя, причитал:
– Уходить надо, уходить, пока не поздно.
Ожидание затягивалось, все начинали нервничать. Наконец, скрипучая дверь открылась, и в дом вошла Виктория. Она села рядом с Максом, выхватила из его рук кружку, залпом осушила ее и сказала:
– Так и есть, это наемники во главе с Серым. Устроили в деревне засаду.
– На кого? - наивно изумилась Милана.
– На нас, деточка. А скажите, бабуля, вы можете нас отвести туда, где ваши деревенские парни прячутся?
– Зачем?! - возопил Гольдштейн, - Ты что надумала?
Виктория насмешливо прищурилась:
– Угадай с трех раз!
– Нас перебьют, как щенков! Там их целый отряд! Бежать отсюда надо, пока они нас не засекли!
– А ты, случайно, не забыл, что миссия Носителей - бороться со злом?
Гольдштейн вскочил с лавки и забегал из угла в угол, нервно восклицая:
– Безумие! Как мы будет бороться со злом, если они нас убьют? Ты подумала, что тогда некому будет закрыть окно во Мрак?
– Хватит, никто нас не убьет! И потом: нельзя оставлять врага за спиной. Рано или поздно они поймут, что мы обошли деревню стороной, и тогда догонят и нападут с тыла. Лучше уж мы их застанем врасплох, чем они нас, - спокойно объяснила Виктория.
Макс не вмешивался в их спор, но мысленно был на стороне Виктории. В самом деле, какая разница: драться с отрядом наемников сегодня, или завтра? Сейчас хотя бы есть шанс напасть на них неожиданно.
Старуха, все время внимательно прислушивавшаяся к перепалке, вдруг что-то прошептала, делая узловатыми пальцами странные движения, и спросила:
– Ну что, отдохнули, деточки? Идем в лес, что ли?
Макс поднялся с лавки и решительно ответил:
– Идемте, бабушка. Как вас называть?
– Марией люди зовут, бабкой Марией, - заулыбалась она беззубым ртом, - А тебя как, сынок?
– Я Макс.
– Что ж, Макс, хороший ты парень, сердцем чувствую. И друзья у тебя хорошие, хоть и сердятся. Даст бог, вместе и справимся.
Бабка Мария опять что-то пошептала, поправила на голове платок и неторопливо вышла на улицу. Остальные пошли за ней.
– Бабушка, нам бы еще лошадей спрятать, - сказала Виктория.
– А пойдемте, на луг отведем. Здесь недалеко, пусть пасутся на свободе.
Выпустив лошадей на широкий, заросший сочной высокой травой луг, двинулись к лесу. Подходя к нему, Макс почувствовал легкую грусть: вот он вернулся на родину Лесной девы, но не увидит ее ни сегодня, ни завтра, никогда.
Старуха вошла в лес первой и зашагала по тонкой, еле заметной тропке. Остальные гуськом шли за ней. Солнце уже садилось, и вокруг было сумрачно и сыро. Бабка Мария, увидев что-то, ей одной известное, остановилась и, приложив руку ко рту, трижды прокричала совой. Макс изумился: он никогда не видел, чтобы деревенские старушки вели себя, как настоящие индейцы. В ответ раздался такой же крик, и Бабка Мария, сойдя с тропинки и раздвигая руками ветви, пошла вглубь чащи. Продравшись за ней сквозь кусты и ветки деревьев, Макс увидел небольшую полянку. На ней вокруг костра сидели мужчины. Заметив Макса, они вскочили и схватились за топоры и вилы, лежащие у них под ногами.
– Тише, детки, тише, это свои. Я вам подмогу привела, - сказала старуха.
Затрещали кусты, и на полянку вышли Милана, Виктория и Гольдштейн. За ними следом, отряхиваясь от сухих листьев и травинок, появился Роки.
– Это кто подмога? - рассмеялся самый здоровый, кудрявый парень, в отличие от других, держащий в руках настоящий меч, - Две девчонки и собака? Да и мужик толстоват, такой в драке и повернуться не успеет. А парень квелый какой-то. Не кормят его, что ли?
Гольдштейн встрепенулся, чтобы возразить кудрявому, но вперед выступила Виктория.
– Ты со своей игрушкой хоть немного обращаться умеешь? - пренебрежительно спросила она, указывая на меч в руке парня.
– А ты что, проверить хочешь? - игриво ответил тот.
Виктория молча вытащила меч из ножен и сделала резкий выпад в его сторону. Тот едва успел отразить нападение. Девушка сделала неуловимое движение запястьем, и меч противника, отлетев к кустам, вонзился в землю. Парень изумленно развел руками, а Виктория предложила:
– Остальные, кто еще в нас сомневается - подходите по одному.
Так как больше никто желания драться не выразил, она присела к костру и деловито сказала:
– В вашей деревне устроили на нас засаду. Мы хотим напасть внезапно и захватить наемников врасплох. Если вы нам поможете, то мы сумеем освободить деревню.
– Да мы и сами хотели, - заговорил маленький шустрый паренек лет восемнадцати, - Только вот как? У них мечи, а у нас сами видите, что! - он кивнул на вилы и топоры.
– Ничего, с этим тоже можно сражаться. Главное, правильно продумать стратегию нападения, - заметила Виктория, - Их там около трех дюжин. Они засели в двух домах, здесь и здесь.
Девушка подняла тонкий прутик и начала чертить им на земле:
– У ворот выставлены два часовых, еще четверо лучников - на крышах домов. Мы берем их на себя…
План нападения обсуждали до глубокой ночи. Напасть решили в предрассветный час, чтобы застать большинство наемников спящими. Наконец, обо всем договорившись, затушили костер и, выбравшись на тропинку, гуськом двинулись в сторону деревни. Добравшись до дома бабки Марии, разделились. Двое самых крепких парней остались с Викторией, остальные тихо и осторожно пошли вперед.
– Милана, от тебя там толку никакого, так что оставайся здесь. Если у нас ничего не получится, беги, - сказала Виктория, - Лев Исаакович, а вам придется пойти с нами.
– Я готов, - Гольдштейн лихо поправил кинжал, висящий за поясом.
– А кинжал отдайте Максу!
– Роки, будь с Миланой, - добавил Макс.
– Ни за что! Я должен быть рядом с тобой! - возмутился пес.
– Там будет очень опасно!
– Вот я и помогу!
Макс больше не стал возражать, понимая, что это бесполезно, и хитрое животное все равно найдет способ улизнуть и догнать его. Гольдштейн нехотя отцепил от пояса свое единственное оружие и протянул его Максу.
– Я сразу же верну, - пообещал тот.
– Все, пошли! - сказала Виктория.
– Подождите, мои хорошие! - остановила их бабка Мария, - Сейчас-сейчас…
Достав из кармана передника мешочек с сухими травами, она кинула щепоть по ветру, что-то нашептывая, потом по очереди перекрестила каждого.
– Вы что же, бабушка, колдунья? - улыбнулась Виктория.
– Она знахарка, и наговоры разные знает. На удачу нам ворожит, - серьезно сказал Петр, тот самый парень, которому Виктория преподала урок владения мечом.
Провожаемые ворожбой бабки, все отправились в сторону деревни. Когда до нее оставалось шагов сто, Виктория сделала знак двигаться тише. Она опустилась на землю и поползла по-пластунски. Остальные последовали ее примеру. В предрассветной темноте их никто не заметил. Подобравшись вплотную к деревянным воротам, замерли в ожидании. Наконец, ночная темень начала рассеиваться, и в забрезжившем свете смутно начали различаться силуэты лучников, стоящих на плоской черепичной крыше самого большого дома.
– Пора! - еле слышно прошептала Виктория и прицелилась.
Макс, стараясь действовать как можно тише, взял в зубы кинжал Гольдштейна и залез на высокий добротный забор. Сверху он увидел, что часовые дремлют, присев около ворот и привалившись к ним спинами. Макс обернулся к Виктории, взмахнул рукой и спрыгнул вниз, стараясь быть бесшумным. Это у него не получилось, и один из часовых подскочил, но тут же упал с перерезанным горлом. В тот же момент два раза подряд щелкнул арбалет Виктории, и двое лучников мешками свалились с крыши. Второй часовой выхватил меч и бросился на Макса, но тут ему на спину тяжело рухнул Петр, перелезший через забор, и повалил его на землю. Он яростно ударил наемника по голове пудовым кулаком, и когда тот отключился, вскочил и пригвоздил его мечом.
Макс кинулся к воротам и распахнул их. В это время Виктория сняла оставшихся двоих лучников. Все произошло очень тихо, и напившиеся за день деревенского вина наемники продолжали спокойно спать в захваченных домах. Войдя в деревню, Виктория и Петр крадучись двинулись к самому большому дому, который охраняли лучники, а Гольдштейн, Макс и второй парень из деревни - Гриша - подобрались к дверям соседнего. По знаку Виктории, они навалились на дверь и снесли ее с петель, ввалившись в дом, полный спящих наемников. Одновременно в окна дома запрыгнули еще шестеро парней, и напали на спящих. Им сразу удалось убить шестерых. Однако спали не все: в доме тоже был выставлен часовой. Он успел громко заорать и прыгнуть на Макса. Сцепившись, они упали и выкатились на улицу. Наемник, крепкий и здоровый мужчина, сцепил руки на горле Макса. Задыхаясь, тот изо всех сил пытался оттолкнуть противника. Силы иссякали, перед глазами поплыли цветные круги, он беспорядочно шарил вокруг руками, и вдруг задел рукоять своего меча. В тот же момент его охватила слепая ярость, придавшая сил. Макс поднял руку и вонзил пальцы в глаза наемника, чувствуя наслаждение от его воя. Противник разжал кольцо пальцев, и закрыл лицо руками, ничего не соображая от боли. Вскочив, Макс выхватил меч. Безглазая голова наемника покатилась по земле.
В обоих домах кипела драка. Макс ринулся внутрь, желая только одного: убивать. Сейчас он был одержим жаждой крови. Он врубился в гущу схватки, где Петр в одиночку, прижавшись к стене, отмахивался мечом сразу от нескольких наседавших на него наемников. Макс пробрался к нему и кинулся на одного из нападавших. Тот ловко увернулся и скрестил свой клинок с мечом Макса. Сталь заскрипела, высекая искры. Наемник, крупный высокий детина, изо всей силы давил на меч, и скрещение клинков вскоре оказалось в опасной близости от горла Макса. Противник навалился почти вплотную, с ненавистью глядя ему в глаза и миллиметр за миллиметром приближая клинок к его шее. Свободы маневра в тесноте схватки не было, и Макс от души саданул противника коленом в пах. Прием сработал: наемник опустил свой клинок и согнулся пополам от боли. Макс сверху вонзил меч в его скрюченную спину и повернулся, желая найти следующую жертву. Он размахивал мечом, отражал удары наемников, и жалел сейчас только об одном: в доме было мало места, и он рисковал задеть кого-нибудь из своих. Он стал отступать к двери, выманивая противников наружу. Маневр удался, и битва продолжилась на улице.
Из окна второго дома выпрыгнул Серый, за ним - Виктория. Затем из дверей начали выскакивать деревенские с топорами в руках, которых теснили наемники. Несмотря на внезапность нападения, силы были неравны. Хотя парни дрались самоотверженно, хорошо вооруженные наемники были опытнее и сильнее, к тому же численный перевес оставался за ними. Упал, пораженный в грудь ударом кинжала, Петр. Его товарищ, тут же подхватив меч из его холодеющих рук, заколол убийцу.
Деревенская улица превратилась в настоящее поле боя. Виктория сражалась с Серым. Это была схватка двух великих воинов: они кружили друг вокруг друга, скрещивали клинки, и вновь расходились, бросались в атаку и вновь отступали, затем принялись творить боевые заклинания. Вокруг них вспыхивали огненные шары, рассыпаясь дождем искр, воздух сгустился от энергетических ударов, которые противники наносили друг другу.
Парни и Макс приняли на себя основной удар. Гриша, встав спиной к стене дома, с хладнокровием дровосека размахивал тяжелым топором, насаженным на длинное топорище. У его ног лежали два наемника с пробитыми головами. Роки, незаметный в гуще дерущихся, перебегал от одного к другому, и кусал наемников за ноги. Примерно так же действовал и Гольдштейн: он подкрадывался со спины к кому-нибудь из наемников, и всаживал ему под ребра кинжал, затем быстро перебегал к другой группе дерущихся. Деревенские, наемники, Носители - все смешались в кровавой схватке.
– Эй-а-а, за Рамира! - услышал Макс странный клич.
Он врубился с размаху в группу наемников, теснивших молодого деревенского парнишку с Гольдштейном. Откуда-то в его левой руке оказался топор, и теперь Макс дрался обеими руками. Весь с ног до головы он был обрызган кровью - своей, или чужой, он не знал. Этот запах будоражил и пьянил, вызывая желание убивать еще и еще. Макс не чувствовал усталости, лишь упоение музыкой боя. Его меч поднимался и опускался, оставляя за собой тела врагов. Он не знал, сколько прошло времени, лишь краем глаза видел, как упали один за другим еще двое деревенских. Взвыв от всепоглощающей ярости, Макс метнул топор в тощего лысого наемника, вооруженного двумя кривыми кинжалами. Лысая голова треснула, как переспелый помидор, и тощий упал. Макс левой рукой подхватил один из его кинжалов и с размаху полоснул кому-то из наемников по глазам. Тот упал и покатился по земле, вопя от боли. Не глядя, Макс добил его мечом и развернулся к новому противнику - мускулистому верзиле, размахивавшему палицей. Сгруппировавшись, он упал на землю и покатился верзиле под ноги. Не удержав равновесия, тот упал вперед. Выбравшись из-под его ног, Макс наступил верзиле на спину и вонзил в него меч.
Неожиданно Серый, отпрянув от Виктории, побежал через улицу, петляя и пригибаясь. Девушка выхватила из-за спины арбалет и выстрелила, но болт лишь скользнул по плечу убегающего. Тот кинулся за дома, и вскоре раздался удаляющийся топот копыт: предводитель покинул свой отряд. Виктория поспешила на помощь друзьям. Тут же под ее мечом упал один наемник, следом за ним другой - Виктория наверстывала упущенное.
Макс не знал, сколько продолжалась эта кровавая бойня, и не чувствовал усталости. Его как будто кто-то вел, подсказывал, что нужно делать, и Максу это нравилось. Он готов был убивать без конца, купаться в крови врага. Сейчас им двигала ненависть, жажда мести, он упивался зрелищем трупов, лежащих в луже крови, а в ушах звенел клич:
– Эй-а-а, за Рамира!
Он снова поднял меч, чтобы броситься на врага, занес его над чьей-то головой, но сзади его схватили за руку.
– Макс, Макс, очнись, это свой! - кричала Виктория, - Все закончилось!
Как будто проснувшись, он огляделся по сторонам. Звуки боя смолкли, уступив место мертвой тишине. Вся улица была усеяна телами. Наемники и защитники деревни лежали рядом, смерть всех уравняла. Земля порыжела от крови, ее запах, тяжелый, густой, душный, пропитывал все вокруг. Оставшиеся в живых тоже были покрыты кровью. Из-за домов выбежали женщины, прятавшиеся там во время боя. Они, плача, склонялись над телами погибших, и уводили прочь живых, чтобы обмыть и перевязать их раны.
– Я ранен! - жалобно проскулил Роки, демонстрируя оцарапанное ухо.
– Бедный малыш, - Гольдштейн взял его на руки, - Так храбро сражался! Сейчас пойдем к бабке Марии, она полечит твое ушко.
– Все целы? - спросила Виктория, - Макс, ты как?
Макс попытался улыбнуться. Он чувствовал надвигающуюся слабость. Голова кружилась, лица друзей плыли перед глазами, в голове звучало щемяще-тоскливо:
– Эй-а-а, за Рамира!
"За Рамира!" - беззвучно повторил он непослушными губами, и провалился в глубокий темный колодец, затягивающий его все глубже и глубже.
Глава 21.
Он очнулся от того, что теплый солнечный луч коснулся его век. Макс открыл глаза и увидел встревоженное лицо Миланы. Оглядевшись, он понял, что находится в доме бабки Марии. Он лежал на кровати, обложенный пучками каких-то растений, на подушке рядом с его головой лежала икона Божьей Матери.
– Он очнулся! - закричала Милана.
– Отойди от него! - резко приказала Виктория, вбежав в дом вместе с Гольдштейном.
Не поняв, чем он прогневал девушку, Макс приподнялся на локте. Милана в испуге отшатнулась.
– Да он это, он! Собачье сердце не ошибается! - Роки с размаху вскочил на кровать и слюняво облобызал Макса в губы.
Гольдштейн опасливо приблизился, положил руку Максу на лоб, прикрыл глаза, и через некоторое время сообщил:
– Да, вроде бы, это он. Хотя… возможно, и не один.
– Как ты себя чувствуешь? - спросила Виктория.
Максу изрядно надоело, что друзья говорят загадками. Он попросил:
– Может, и меня просветите, в чем дело?
– Ты говорил чужим голосом, и кричал, и сказал, что ты убьешь тебя, и что мы тебя больше не увидим, потому что это будешь уже не ты, а ты в твоем теле…, -затараторила Милана.
– Уймись, - прикрикнула Виктория.
В дом вошла бабка Мария. Она присела на край кровати и протянула Максу кружку:
– Попей, сынок, полегчает.
– Да что происходит-то? - взвыл Макс.
– Что последнее ты помнишь? - спросила Виктория.
– Драка. Мы перебили всех наемников.
– А потом?
– Потом… У меня закружилась голова, и я как будто куда-то провалился. Я долго падал, потом - темнота.
– Мы считаем, что в тебя вселился чей-то дух, - нахмурился Гольдштейн.
– Кто-о-о? - изумился Макс, - Вы это серьезно?
– Ты лишился сознания. Сначала мы испугались, что ты ранен, и перенесли тебя в дом бабки Марии. Она осмотрела тебя, и сказала, что ты цел, просто очень ослаб, и в обмороке. Мы думали, что это последствия драки - ну, стресс, и все такое. Но тут ты заговорил… - Лев Исаакович содрогнулся.
– Он очнулся! - закричала Милана.
– Отойди от него! - резко приказала Виктория, вбежав в дом вместе с Гольдштейном.
Не поняв, чем он прогневал девушку, Макс приподнялся на локте. Милана в испуге отшатнулась.
– Да он это, он! Собачье сердце не ошибается! - Роки с размаху вскочил на кровать и слюняво облобызал Макса в губы.
Гольдштейн опасливо приблизился, положил руку Максу на лоб, прикрыл глаза, и через некоторое время сообщил:
– Да, вроде бы, это он. Хотя… возможно, и не один.
– Как ты себя чувствуешь? - спросила Виктория.
Максу изрядно надоело, что друзья говорят загадками. Он попросил:
– Может, и меня просветите, в чем дело?
– Ты говорил чужим голосом, и кричал, и сказал, что ты убьешь тебя, и что мы тебя больше не увидим, потому что это будешь уже не ты, а ты в твоем теле…, -затараторила Милана.
– Уймись, - прикрикнула Виктория.
В дом вошла бабка Мария. Она присела на край кровати и протянула Максу кружку:
– Попей, сынок, полегчает.
– Да что происходит-то? - взвыл Макс.
– Что последнее ты помнишь? - спросила Виктория.
– Драка. Мы перебили всех наемников.
– А потом?
– Потом… У меня закружилась голова, и я как будто куда-то провалился. Я долго падал, потом - темнота.
– Мы считаем, что в тебя вселился чей-то дух, - нахмурился Гольдштейн.
– Кто-о-о? - изумился Макс, - Вы это серьезно?
– Ты лишился сознания. Сначала мы испугались, что ты ранен, и перенесли тебя в дом бабки Марии. Она осмотрела тебя, и сказала, что ты цел, просто очень ослаб, и в обмороке. Мы думали, что это последствия драки - ну, стресс, и все такое. Но тут ты заговорил… - Лев Исаакович содрогнулся.