Удовиченко Диана. Семь камней радуги

   – Кто ты такой? - повторил бог и простер вперед руки, собираясь произнести заклинание, - Я распылю твое тело и высосу твою душу!
   Все так же молча, Макс спокойно протянул руку и взял бога за горло, сдавливая пальцы все сильнее. Лицо бога поплыло, заколыхалось перед его глазами, и из-под него проступила кошачья морда. Пальцы рук скрючились, и из-под ногтей выбились длинные острые когти. Чудовище тянуло лапы к лицу Макса. Толпа ахнула.
   – Черт, это же демон! - раздался крик Виктории.
   Макс не видел ничего вокруг, кроме ненавистных светлых глаз, звуки доносились до него как будто сквозь вату, а в ушах нарастал гул и звучало тоскливое:
   – Эй-а-а, за Рамира!
   – Беги, Макс, тебе с ним не справиться! - кричал кто-то.
   – Я уничтожу тебя, человек, - прошипел демон и начал сдавленным голосом, задыхаясь, произносить заклинание.
   Макс, оскалившись, смотрел в белесые глаза и все сильнее сжимал пальцы. Вдруг в глазах демона промелькнул ужас, кошачья морда искривилась в гримасе безумия, когтистые лап бессильно опустились.
   – Это ты?… - прошептал демон голосом, полным священного страха.
   – Это я, - ответил Макс и сжал пальцы до предела.
   Окружающий мир поплыл перед глазами, вращаясь и расслаиваясь, закручиваясь спиралями и вновь соединяясь в единое движущееся полотно. Время остановилось, или ускорилось, а может, и вовсе повернуло вспять, донося из своих глубин дикие звуки. Он услышал приближающийся топот копыт, воинственные крики, стоны раненых и натужный хрип умирающих. А над звуками боя реяло тоскливое:
   – Эй-а-а, за Рамира!
   Макс стоял в белом тоннеле, уходящем в бесконечность. А в конце этой бесконечности, загораживая свет, высилась темная фигура, медленно и неумолимо приближаясь. Почему-то он знал, что приближение этой фигуры означает конец. Конец всему: надеждам, чаяниям, конец чего-то, что важнее самой жизни. Он силился убежать, спрятаться от страшного силуэта, но тот подвигался все ближе и ближе, неотвратимый как смерть, и страшный, как конец света. "Еще секунда, и я увижу его глаза. Тогда - все", - подумал Макс и опустил голову, смиряясь с неизбежным.
   – Изыди! - произнес нежный девичий голос, и темная фигура исчезла, растворившись в ярком свете тоннеля.
   Макс поднял голову и встретил задумчивый взгляд грустных синих глаз. Рядом стояла Айрис. Она взяла Макса за руку и сказала:
   – Идем со мной.
   Они пошли куда-то вверх по тоннелю, поднимаясь все выше и выше. Макс хотел сказать Лесной деве, что скучал по ней, хотел обнять ее и поцеловать, но почему-то потерял дар речи. Так они шли рука об руку, уходя в свет. Вдруг в конце тоннеля образовалась серая туманность, которая все разрасталась, в которой роились непонятные образы и нечеткие фигуры. Айрис подвела Макса ближе и произнесла:
   – Смотри. Смотри и запоминай.
   Туманность осветилась яркими лучами, складываясь в картину. Макс увидел…

Глава 47.

   Прошло несколько месяцев с тех пор, как Рамир с Зуливаном покинули гостеприимный замок графа Добружинского и уехали в Славию. Теперь их временным пристанищем стал дворец Лесного короля Айдина. За время странствий Рамир видел много богатых домов и прекрасных замков, но все они меркли перед дворцом Айдина. Высокий и легкий, стремящийся к небу, дворец возвышался над самыми огромными деревьями, пронзая шпилем голубое небо. Все вещи во дворце были необыкновенными, они как будто несли на себе отпечаток бессмертия Лесного народа. Легкие ткани из лесной паутины, покрывающие стены, были как застывший навечно танец мастериц, соткавших их. В деревянном кружеве мебели замерли песни мастеров, золотые и серебряные статуи напоминали о прекрасных стихах, написанных бессмертными поэтами. Но воздушная красота дворца оставила Рамира равнодушным, его влекла красота другая.
   Король Айдин встретил старинного друга с распростертыми объятиями. Зуливану и Рамиру были приготовлены самые лучшие комнаты, на всех празднествах, которыми так славился Лесной народ, они были почетными гостями. В их честь каждый день давались роскошные пиры. Все подданные Айдина были неизменно приветливы и добры с гостями. Но почему-то Рамира не оставляла мысль, что по-настоящему здесь рады лишь Зуливану, его же терпят из уважения к учителю. Все Лесные жители были очень красивы, девушки и женщины - нежны и изящны, мужчины и юноши - сильны и мужественны. Их речь звучала, как нежная музыка, а походка была грациозной, как поступь лесных оленей. Все эти прекрасные существа были очень вежливы с Рамиром, но старались сторониться его. Впервые за годы, проведенные в обществе Зуливана, Рамир вспомнил о том, что он уродлив. Даже издевки, которые ему пришлось вытерпеть на Черной горе, оставили его равнодушным и лишь укрепили в намерении добиться власти и богатства в одиночку. Здесь же, изо дня в день наблюдая за полной спокойствия и гармонии жизнью Лесного народа, он ощутил горечь из-за своей отталкивающей внешности. Рамир не понимал, что бессмертные подданные Айдина очень чутки ко всякой фальши и подсознательно ощущают злую силу, живущую в нем. Он объяснял холодность Лесных жителей своим уродством.
   Сегодня, в день июньского полнолуния, Айдин объявил о ночном пире, на котором юноши будут состязаться в стихах, воспевая имя своей возлюбленной. Такое состязание проводилось каждый год, и называлось Песня имени. На большой поляне перед дворцом были накрыты длинные столы, которые ломились от богатого угощения. Во главе стола сидел король Айдин, по правую руку от него - дорогой гость, волшебник Зуливан. Рядом с Зуливаном усадили Рамира. Сладкое, легкое вино из дикого винограда лилось рекой. Посреди поляны искусные музыканты услаждали слух пирующих веселой музыкой, вокруг столов кружились воздушные танцовщицы. Король щедрой рукой награждал их за искусство. Затем лучшие юноши Лесного народа вступили в состязание, произнося стихи и речи в честь своих возлюбленных. Наградой им были дружные хлопки пирующих и золотые монеты, раздаваемые королем.
   Но Рамир не слышал ни стихов, ни музыки, не видел он и прелестных танцовщиц. Не отрывая глаз, он смотрел на юную принцессу Айрис, сидящую по левую руку от своего могущественного отца. Напротив девушки сидели пятеро ее братьев - молодые сильные мужчины. Рамир искал взгляда Айрис, пусть хоть мимолетного и небрежного, но девушка упорно опускала синие лучистые глаза.
   Рамир уже познал женщин. В Восточном Эмирате по ночам он крадучись выходил из дома Ильяса Фаруха ибн Мильяма и шел в квартал блудниц, где покупал на ночь девушку. Но рыхлые покорные восточные красавицы оставили его равнодушным, с ними он лишь удовлетворял потребности своего тела. С одинаковым безразличием смотрел он и на продажных рабынь, и на загадочных, закрытых черными шелковыми платками девушек из богатых семей. Не покорили его и белокурые высокомерные лонийки, которые во множестве съезжались на балы в замок графа Добружинского, а женщины Славии казались скучными и пресными. Лишь одну девушку он желал с неистовой силой, до боли в стиснутых зубах, до темноты в глазах - ту, взгляд которой он сейчас так тщетно ловил. Айрис была необыкновенна. Даже среди прекрасных женщин Лесного народа она была самой красивой. Веселая, как маленькая беззаботная птичка, она с утра до вечера наполняла дворец своим нежным пением. Айрис всегда улыбалась, ее синие глаза искрились весельем и добротой. А как она танцевала! Рамир видел ее танец на пиру в честь гостей, и теперь знал, что никогда не забудет этого неземного зрелища!
   Рамир сжал под столом кулаки. Ну, почему дочь Айдина так избегает его? Неужели жаль ей подарить лишь один ласковый взгляд? Он опасался, что Айрис прячет от него глаза, чтобы не выдать своего отвращения и, быть может, жалости к уродливому юноше. Вдруг он очнулся от своих мыслей, услышав имя Айрис.
   Он взглянул на середину поляны, где стоял высокий зеленоглазый юноша. Рамир узнал его, это был Эдвин, сын знатного лесного рода, богатый наследник, красивейший из красивых. Это он произнес имя, которое Рамир тысячи раз повторял про себя, мучаясь от затаенной страсти. Эдвин и Айрис смотрели друг на друга, и в их глазах сияла любовь, освещающая все вокруг, юная и крепкая, пьянящая, как вино из дикого винограда. Юноша нараспев произносил хвалу имени Айрис:
   И сладость меда на губах,
   И синева цветка,
   И песня иволги в кустах,
   И свежесть ветерка,
   И свет, и нежность с красотой,
   И юные мечты,
   И то, что мне дано судьбой,
   Все это - только ты!
   А в имени твоем звучит
   Журчание ручья,
   И майский дождь его твердит,
   Любимая моя!
   В нем белых лилий аромат,
   Росинки чистота,
   О нем шумит цветущий сад,
   К нему зовет мечта! - Айрис!
   Юноша умолк, и слушатели разразились бурными хлопками и восторженными восклицаниями. Он выступал последним, и король Айдин, пряча добрую отеческую усмешку, спросил, обращаясь к слушателям:
   – Кто победил в этом состязании?
   – Эдвин! Эдвин! - донеслось со всех сторон.
   Даже недавние соперники юноши по состязанию выкрикивали его имя.
   – Ну что ж, проси награду, - сказал король.
   – Поцелуй принцессы, - смело отвечал Эдвин.
   Зардевшись, Айрис встала из-за стола и вышла на середину поляны. Она ласково положила руки на плечи победителя и прикоснулась к его губам трепетным поцелуем. Рамир почувствовал, как кровь в нем закипает, он готов был прямо сейчас растерзать Эдвина на тысячи клочков, задушить его, наложить страшное проклятие. Стараясь, чтобы его голос не звенел от ярости, он тихо спросил Зуливана:
   – Почему король разрешает этому человеку целовать принцессу?
   – Эдвин - жених принцессы Айрис, - улыбнулся Зуливан, любуясь красивой парой.
   – И когда же свадьба?
   – Свадьба состоится через несколько лет, бессмертный народ не привык торопиться.
   "У меня еще есть время", - подумал Рамир. Что именно означала эта мысль, он и сам бы, наверное, не смог объяснить. Но знал твердо: он будет добиваться Айрис.
   После пира, когда уставшие гости разошлись по своим домам, а все обитатели дворца - по своим комнатам, Рамир, затаившись в темном углу, поджидал Айрис, которая еще гуляла со своим женихом. Наконец, послышались ее легкие шаги. Девушка, что-то весело напевая, бежала в свои покои. Рамир вышел на свет и взял ее за руку. Айрис тихо вскрикнула.
   – Он может дать тебе лишь красивые слова, я же подарю весь мир! - произнес Рамир хриплым от волнения голосом, - Будь моей, и я выполню любое твое желание!
   Он еще долго что-то говорил, страстно и горячо, но вдруг осекся, встретив взгляд Айрис. Наконец-то девушка посмотрела ему в глаза. Рамир выпустил ее руку и неверными шагами побежал прочь от этого взгляда, не замечая вокруг ничего, мечтая лишь забыть то, что он увидел в синих глазах девушки.
   В глазах Айрис не было ничего, кроме страха и отвращения.

Глава 48.

   Макс открыл глаза и встретился с лучистым, синим взглядом.
   – Айрис, - блаженно улыбаясь, прошептал он, затем, увидев недоумение на склонившемся над ним девичьем лице, поправился:
   – Анечка!
   Он сел на кровати и обвел глазами комнату, не помня, как здесь оказался. У двери стояли Милана и Гольдштейн, Аня сидела на краю кровати. В ногах разместился Роки, настороженно поглядывая на него. Пес вскочил и принюхался, чутко водя черным носом, потом, радостно взвизгнув:
   – Это ты! Ты вернулся! - бросился в объятия удивленного Макса.
   – Макс очнулся! Макс очнулся! - завопила Милана, бросаясь вон из комнаты.
   – По какому поводу ажиотаж? Что, вообще, происходит? - недовольно поинтересовался Макс.
   – Ты демона голыми руками задушил, вот что происходит, - ответила вошедшая Виктория.
   Следом за ней в комнату вбежали граф, Янош и Кшиштоф и принялись пожимать Максу руку и дружески похлопывать его по плечам.
   – Как ты себя чувствуешь? - спросил Гольдштейн.
   – Отлично! Выспался вот.
   – Да уж, выспался! - хмыкнула Виктория, - Ты хоть помнишь, что было после того, как ты демона убил?
   – Я и демона-то не очень помню, - покаялся Макс.
   – Ты задушил его. Правой рукой. Потом он сморщился и рассыпался в прах. А ты дурным голосом провыл: "За Рамира!", - и упал. Граф с Гольдштейном и Яношем перенесли тебя сюда. Ты метался, что-то говорил на чужом языке. Граф утверждает, что вроде бы на сассийском.
   – Только он какой-то странный, старинный, что ли, - добавил граф.
   – Да. А потом ты затих и крепко уснул. Проспал сутки, - закончила краткий отчет Виктория.
   Гольдштейн присел на кровать и осторожно спросил:
   – Тебе что-нибудь снилось?
   Макс подробно пересказал свой сон, умолчав лишь о видении, в котором ему явилась Айрис, и о черной фигуре, вызвавшей у него такой страх. Он и сам не знал, почему не хочет об этом говорить, чувствовал только, что должен обдумать видение сам.
   – Да, ну и жук этот Рамир! - задумчиво произнес граф, - Редкостная сволочь, как сказал бы мой дядюшка, граф Добружинский.
   – Граф Добружинский? - Максу показалось, что ему откуда-то знакомо это имя.
   – Да, крепкий старичок. Знаменитый алхимик, между прочим, - беззаботно улыбнулся граф.
   Макс никак не мог сосредоточиться, на языке крутилось множество вопросов, требовавших немедленного решения. Он посмотрел на Аню и спросил:
   – А ты как?
   – Хорошо, - покраснела девушка, - Я такая дура! Создала вам кучу проблем.
   – Ты ни в чем не виновата, - великодушно начал Макс, но запнулся, услышав вежливый стук в дверь.
   – Войдите! - крикнула Виктория, и в комнату заглянул улыбающийся хозяин:
   – Герой наш очнулся! А я проведать пришел. Вот, куриного бульончика сварил. Кушайте и выздоравливайте поскорее.
   Макс принял из рук хозяина большую чашку с горячим бульоном и ехидно поинтересовался:
   – А как же ваше учение? Что, курица не мясо?
   – Да что вы, что вы, какое учение! - замахал руками хозяин, - В беспамятстве мы все были, истинный крест, в беспамятстве.
   В подтверждение своих слов он истово и размашисто осенил себя крестным знамением.
   – Ну, если креститесь, значит, все в порядке, - успокоился Макс.
   – А храм-то Божий уже восстанавливать начали. Батюшка Николай провел обряд очищения, освятил его заново, благословил на работу, - скороговоркой проговорил хозяин.
   Виктория задумчиво взглянула на толстяка:
   – И все же, откуда он взялся, этот ваш Светлый демон?
   – Ох, и вспоминать-то не хочется! Полгода назад он пришел в Славный. Босой, пешком шел, в белой рубахе. В руках нес хлебцы маленькие, народ ими угощал. Кто хлебец пробовал, те шли за ним всюду, слушали его проповеди, молились ему. Потом он приказал им печь те хлебцы днем и ночью, а сам их раздавал людям. А уж когда все ему подчинились, обычный хлеб он печь запретил, а всем пекарям выдал мешки с семенами, чтобы хлебцы посыпать.
   – Точно! - воскликнул Макс, - Теперь я вспомнил: мы все ели свой хлеб, а Аня попробовала эту дурацкую булочку с маком!
   – Не с маком, - возразила Аня, - Она пахла какой-то травой.
   – Да все равно! Вот поэтому ты и подалась в сектанты.
   – Скорее всего, эти семена - или наркотик, или какая-то магическая трава, - предположил Гольдштейн.
   Девушка снова покраснела, а хозяин продолжал:
   – И все мы Бога нашего забыли, и зверю проклятому молиться стали! Только отец Николай отказался и ушел в монастырь. А уж вчера мы к нему пришли, да повинились, да попросили, чтобы вернулся он и грехи нам отпустил. А зверю-то мы десятину платили: каждый горожанин отдавал десятую часть своего дохода. И всех собак и лошадей нехристь приказал убить, а развести кошек, и почитать их как священных.
   – Странный какой-то демон, - пожала плечами Виктория.
   – Напротив, все логично, - возразил Гольдштейн, почесывая за ухом разомлевшего Роки, - Лошади и собаки лучше других животных чувствуют нечисть и пытаются предупредить своих хозяев. Лошади шарахались бы от него, а собаки пытались бы напасть. Это могло выдать демона, и он позаботился о своей безопасности.
   – Собаченька, милая, да прости ж ты меня, неразумного! - умилился хозяин, робко протягивая руку к Роки.
   Пес великодушно позволил погладить себя по спинке и даже несколько раз вильнул коротеньким хвостом.
   – Все понятно, а что за церемония венчания? И куда пропадали девушки после первой брачной ночи? - спросил Макс.
   – Да, девок много загубил проклятый! - перекрестился хозяин, - Человек сто, наверное. Тело наутро родителям отдавал, для похорон, а душа, говорил, в Свет ушла. Мы и верили, а родители еще и радовались. Вот кому горе-то сейчас!
   – Он их убивал, что ли?
   – Видишь ли, - деликатно вмешалась Виктория, - Я, конечно, могу только предполагать. Но мне кажется, что физиология демонов несколько…кхм…отличается от человеческой. Поэтому, я думаю, девушки просто умирали после так называемой брачной ночи. Вернее, из-за нее.
   – Ой, бедная Анечка, - запричитала Милана.
   Хозяин смутился и стыдливо проговорил:
   – Ну, я пойду. Спасибо вам за все. Выздоравливайте.
   Макс был уверен, что толстяк побежал по знакомым, чтобы поделиться с ними услышанным.
   – Вроде бы, все разъяснилось, - сказал граф, - Кроме одного: как пан Макс сумел задушить демона?
   – А пан Макс и не душил, - грустно усмехнулся Гольдштейн.
   – Да помилуйте, я же своими глазами видел!
   – Скажем так, это была худшая половина нашего почтенного пана Макса. Его, так сказать, темная сторона.
   – Ладно, если вопросов больше нет, то пойдемте ужинать. Надеюсь, в трактире уже появилась нормальная еда. А завтра с утра выступаем. До Старограда остались какие-нибудь сутки пути, - сказала Виктория.
   Макс встал и направился к двери. Он чувствовал сильный голод. Куриного бульона ему явно не хватило.
   – Ты ничего не забыл? -улыбнулась Виктория.
   – А что?
   – Сними наконец белый балахон! Ты похож в нем на сумасшедшего!

Глава 49.

   Рано утром отряд выехал из Славного и двинулся на север, к столице. День выдался прохладный. Максу подумалось, что за всеми приключениями, переживаниями и битвами он не успел даже заметить, как пришла осень. По обеим сторонам дороги стояли редкие деревья, листья которых уже наполовину пожелтели и теперь медленно облетали, падая в дорожную пыль. Все всадники нарядились в теплые плащи, граф щеголял камзолом на меху, а его слуги надели что-то типа армяков. И лишь один Роки зябко ежился в своем мешке, который насквозь продувался холодным ветром.
   – Бедный ты мой! Как же я о тебе не подумал! - сказал Макс, закутывая пса в шерстяную куртку от нового костюма и засовывая обратно в мешок, - Ну ничего, в Старограде закажу для тебя меховой комбинезон у самого лучшего портного.
   – Только не забудь, и пусть еще капюшон сделает, - обиженно проскулил Роки.
   – Тогда уж и мне теплую попону, - потребовал Малыш.
   Отряд двигался быстро, лишь ненадолго остановившись на обед в придорожном трактире. Все понимали, что и так потеряли много времени, застревая в каждом городе на несколько суток, и решили остановиться на ночлег как можно позже, чтобы сократить завтрашний остаток пути. Поэтому ночь застала всадников в дороге.
   – Еще немного, и разобьем лагерь, - сказала Виктория, - Надо только найти подходящее место.
   Редколесье закончилось, и теперь вдоль дороги простиралась равнина, покрытая низкой травой. Изредка на ней попадались небольшие холмики. Из-за сгущающейся темноты нельзя было рассмотреть их подробно, но Макс почему-то вдруг ощутил смутное беспокойство. Он присмотрелся к странному рельефу и увидел, что холмы перемежаются с ямами, выкопанными, очевидно, совсем недавно, потому что кучи земли вокруг них еще не успели осесть. Продолжая оглядываться по сторонам, он заметил на некоторых холмах деревянные кресты.
   – Мать моя, так это же кладбище! - воскликнул он.
   В свете последних событий этому известию никто не порадовался, и всадники принялись погонять коней, чтобы как можно скорее миновать опасное место. Вокруг стояла леденящая тишина, в которой гулко отдавался топот копыт. Вдруг Роки глухо и угрожающе зарычал, заставив Макса вздрогнуть от неожиданности.
   – Тихо, не возмущайся! - попытался он успокоить пса.
   Но тот упорно продолжал перекатывать в горле сердитые звуки. Малыш шарахнулся назад, испугавшись какой-то тени, быстро скользнувшей перед его копытами. Тревожно заржали остальные лошади, Роки зарычал громче, теперь в его голосе звучали визгливые нотки. Макс всматривался в темноту, пытаясь определить, что напугало животных. Между двух могильных холмов что-то шевелилось.
   – Трупоеды! - закричал Кшиштоф и пустил своего коня вскачь.
   По обе стороны дороги сбивались в кучи уродливые твари, уже виденные Максом в Торговом городе. Худые и гибкие, будто у них совсем не было костей, бледные и желтоглазые, они осторожно подползали ближе к дороге, жадно глядя на людей и издавая омерзительное шипение.
   – Бежим, - заорала Виктория, - Они голодные!
   Но тут несколько трупоедов кинулись наперерез всадникам и загородили дорогу, остальные подбежали сзади, отрезая пути к отступлению. Они протягивали длинные руки, пытаясь стащить людей на землю, хватали за ноги лошадей, повисали на стременах. Макс выхватил меч и, размахнувшись, раскроил череп одной из тварей. Трое из ее товарок тут же кинулись к трупу и разорвали его в клочья, жадно пожирая еще дымящуюся плоть. Их тонкогубые пасти окрасились кровью. Справа от Макса граф размахивал своей саблей, слева Виктория и Янош отбивались от стаи трупоедов. Макс, расчищая себе дорогу мечом, двинулся вперед, туда, где застыли в ужасе Аня и Милана. Со всех сторон, шипя, к ним подбирались мерзкие чудовища.
   – Держитесь! - крикнул он девушкам, поднимая Малыша на дыбы, чтобы скинуть двоих трупоедов, пытавшихся вцепиться в шею коня.
   Верный конь блестяще исполнил этот трюк, затоптав парочку копытами. Макс с размаху врубился в стаю, осаждавшую девушек, вскоре к нему присоединился граф. Вдвоем они отбили атаку, и повернулись, чтобы помочь Яношу и Виктории. Макс заметил сзади клубок бледных тел, крутящийся вокруг Гольдштейна. Лев Исаакович, единственным оружием которого был кинжал, не успевал обороняться от них, и трупоеды торжествующе шипели, предвкушая его скорое поражение. Макс пробился к нему, и принялся рубить тварей, которые, падая, тут же становились добычей себе подобных. Вскоре земля под копытами коней окрасилась кровью, и Макс не уставал благодарить бога за то, что это кровь не его и не его товарищей. Несмотря на героические усилия всадников, трупоедов не становилось меньше: с кладбища выползали все новые и новые твари. Вскоре стало понятно, что эта битва обречена на поражение, и вчетвером против такого полчища голодной нежити им долго не устоять. У Макса ныла правая рука, уставшая рубить, Виктория, Янош и граф тоже выглядели не лучшим образом. Трупоеды все прибывали и прибывали, скоро уже вся дорога была покрыта ковром извивающихся бледных тел. Отовсюду сверкали огромные глаза, карауля каждое движение людей, ожидая удобного момента для последней атаки. Макса охватило отчаяние. Погибнуть, став ужином для нежити, было очень уж противно и бессмысленно.
   – Сюда! Пробивайтесь сюда! - раздался громкий крик.
   Дорога впереди осветилась ярким пламенем, выхватывающим из темноты клубки омерзительных тварей. Там появился Кшиштоф, в одной руке его был меч, которым он неистово рубил трупоедов, другая рука сжимала большую еловую ветку, на конце которой пылал огонь.
   – Сюда! Дальше дорога свободна! - кричал он, размахивая своим факелом и отпугивая бросающуюся на него нежить.
   Трупоеды, натыкаясь на огонь, с раздраженным шипением отскакивали в сторону, некоторые из них уже были охвачены пламенем. Наконец, твари понемногу, неохотно и медленно, начали отходить, скрываясь между могильными холмами. Милане с Аней удалось отступить за спину Кшиштофа, и теперь девушки были в относительной безопасности.
   – Прорываемся! - крикнула Виктория, и, с удвоенной энергией размахивая мечами, бойцы принялись прокладывать себе дорогу между извивающихся тел.
   Через некоторое время огнем и мечом удалось разогнать большую часть нежити, лишь самые голодные и наглые существа продолжали преследовать людей. Остальные, поняв, что поживиться не удастся, выглядывали из-за могил, сверкая в темноте желтыми глазами. Всадники, взяв с места в галоп, поспешили покинуть опасное место.
   Макс гнал взмыленного коня, то и дело оглядываясь назад, его товарищи тоже не отставали. Трупоеды отстали, Роки уже не рычал из-за спины. Кладбище закончилось, и теперь по обеим сторонам дороги чернел густой лес. Через час бешеной скачки Янош прокричал:
   – Больше нельзя, лошади падут!
   – Да, пора останавливаться, - решил граф.
   Ловко соскочив с коня, он медленно пошел по кромке леса, пытаясь в темноте высмотреть подходящее место для ночлега.
   – Здесь, по моему, удобная опушка, - крикнул он.
   Янош и Кшиштоф, спешившись, занялись поиском сухих веток для костра. Макс обтер усталого Малыша, расседлал его, вытряхнул укачавшегося Роки из мешка, и подошел к опушке леса, которая представляла собой ровное место, поросшее густой травой. Гольдштейн раскладывал походный шатер, девушки занялись лошадьми. Вскоре на опушке запылал большой костер, рядом с которым сидел Янош, поджаривая нанизанные на палочку колбаски, собранные в дорогу хозяином постоялого двора. Вид пламени напомнил Максу о недавно пережитых приключениях, и он спросил Кшиштофа, который ловко нарезал крупными ломтями каравай серого хлеба: