Страница:
Бранвульф пробурчал что-то в знак согласия.
– Так-то оно так, но как же этому отряду проникнуть внутрь? – спросил Рэвик.
Барон Бранвульф пожал плечами.
– Никак.
– Все же овиссийцам с вашими лучниками не сравниться, – напомнил ему король.
– Да. Но все равно у подножия Торра рыщут волки. А если даже мы ухитримся ценой огромных потерь миновать их, с троллями, а уж тем более с хобгоблинами нам нипочем не справиться, – объяснил Бранвульф. – Ущелье наводнено ими, вы все сами видели размеры той твари, что приволокли сыновья Бранвульфа. Хобгоблины едят все, что только попадет в их грязные лапы, по ночам нападают на скот даже в амбарах, а уж невооруженного человека убить им проще простого.
Все закивали головами. Халь поморщился, вспомнив тощее, жилистое тело хобгоблина. Мерзкая тварь была ростом примерно с самого юношу, из безгубого рта торчали острые зубы, а за поясом торчали ножи. Судя по тому, сколько скота находили в полях убитым, освежеванным и полуобгрызенным, в окрестностях бродило множество подобных чудищ.
– И все же это возможно.
Халь придвинулся ближе к столу, уселся на табурет и потянулся к кувшину с элем. Выпив большой глоток, он отер губы и постучал по карте, что лежала перед его братом.
– Вот Торра-Альта.
Он провел пальцем к северу от замка, привлекая внимание слушателей к узкому проему в западном склоне ущелья, незначительной черточке на карте.
– Здесь с Желтых гор сбегает речка Белоструйная. Она прорезает в скалах глубокую теснину. И примерно на середине этой теснины в утесе есть трещина, что ведет к древним каменоломням.
Бранвульф кивнул.
– А ты прав, Халь. Если удастся заманить этих тварей туда, то несколько человек запросто смогут пробраться в замок и освободить моих людей из темницы. – Он просиял, но тотчас же снова помрачнел. – Только вот имеется тут один монументальный недочет.
Бранвульф уже мог понемногу передвигаться самостоятельно, хотя от малейшего усилия все еще заходился мучительным кашлем.
– Четыре десятка бойцов, – продолжал Халь, точно не слыша последних слов старшего брата. – Этого хватит, чтобы задержать их в каменоломне. Выход очень уж узок.
– На приманку, – произнесла Керидвэн, дабы пояснить ситуацию.
С тех пор как из ивовой рощи таинственным образом вышла мать Харле, молодой воин практически не видел жрицы – обе женщины целыми днями просиживали возле Брид. Глаза Керидвэн ввалились, руки чуть заметно дрожали. Застывшее от напряжения лицо сказало Халю то, что он хотел знать: Брид не стало лучше, даже мать Харле не нашла способа спасти ее. И сознание этого лишь укрепило решимость юноши.
– Да, на приманку, – с напускной бодростью согласился он. – Эти твари необыкновенно прожорливы. Если нагнать в ущелье всякого скота, волки и хобгоблины так и сбегутся туда, а группа тщательно отобранных воинов запрет их в теснине.
Бранвульф заразился его энтузиазмом:
– Да, это должно сработать: освободить путь, чтобы остальные тем временем попытались захватить замок изнутри.
– О чем вы говорите? – прорезался сквозь мужские голоса голос Керидвэн. – Глупость несусветная.
– Это военный совет, – к барону ненадолго вернулись былые силы, – а не бабская говорильня со всякими сантиментами.
Керидвэн не удостоила эти слова ответом.
– Я согласна с тем, что замок надо брать изнутри, но ни один из тех, кому выпадет удерживать волков и хобгоблинов, не останется в живых – ни один. Едва хобгоблины покончат с добычей, они накинутся на людей. И вся разница только в том, сколько они сумеют продержаться, сколько времени дадут остальным на то, чтобы пробраться в крепость. Бранвульф кивнул.
– Ты права, госпожа моя. Поэтому-то я лично возглавлю их. Халь покачал головой.
– Нет, Бранвульф, ты еще недостаточно окреп. Если нам необходимо ворваться в замок и освободить наших людей, то любая минута на счету. Так что отряд в каменоломню поведу я. – Он обвел взглядом сидевших за столом. – Но приказывать кому-либо идти со мной нельзя. Это должен быть осознанный выбор.
– Уверен, среди моих людей добровольцы найдутся, – прогремел Бульбак. – Из-за этих хобгоблинов и волков мы потеряли огромное количество скота, и потеряем все, если не прогоним их восвояси. Хватало с нас и волков, а тут еще эта пакость…
– Я пойду, – поднялся средний сын Бульбака, Тан, высокий, в отца, уже тоже с изрядным брюшком и лицом, поразительно старым и изможденным для человека, еще не приблизившегося и к сорока. – Они убили мою жену и ребенка. Они забрали у меня все. Я буду сражаться. Я буду одним из этих немногих.
– И я с тобой! – вызвался его брат Оксвин.
– Нам нужно всего-то четыре десятка, – повторил Халь. – Выход из каменоломни очень узок. Если мы заманим их туда, удерживать проход будет просто.
Бранвульф похлопал его по спине.
– Ты прав, Халь. Ты поведешь отряд. Но я тоже пойду.
– Нет, – отрезал юноша. – Не пойдешь. Ты должен вести людей в Торра-Альту.
– Нет! Ты вообще никуда не пойдешь, Бранвульф, – вмешалась Керидвэн. – Никто не сомневается в твоей храбрости, но у тебя еще просто-напросто нет сил.
– Кто же тогда поведет людей потайным ходом, чтобы освободить узников? Кроме меня, некому, – указал барон.
– Есть, – негромко ответил Халь. – Пип.
– Пип! – расхохотался барон. – Мальчишка, простолюдин.
– И всем сердцем настоящий торра-альтанец, – напомнил молодой воин. Барон заворчал.
– Гм-м-м… сначала поговорю с ним, а там уж решу. – Он умолк, чтобы откашляться и отхаркаться, а потом тяжело оперся на плечо младшего брата. – Четыре десятка, говоришь?
Тот кивнул.
Барон хладнокровно качнул головой, но вдруг сорвался:
– Нет, Халь, нет! Я не могу позволить тебе идти на верную смерть. Никто из вас не уцелеет, никто.
– На войне всегда убивают, а мы ведь воины. – Юноша упрямо вздернул подбородок. – Я не боюсь.
– А следовало бы. Мало тебе руку потерять? Ты мой брат. Когда наш отец лежал при смерти, я обещал ему позаботиться о тебе, тогда еще годовалом малыше. Разве так заботятся?
Барон прижал платок к губам и отер кровавую пену.
– Милорд, мне больше не для чего жить. После того что я совершил с Брид, мне жизнь не в жизнь. Но сражаться я еще могу, могу стоять насмерть. У меня есть рунный меч, для него мне и одной руки хватит. И потом, всегда остается надежда.
– Там никаких надежд не будет, – проворчал Бранвульф. – Если даже все пройдет, как задумано, и вы сумеете продержать их там хоть целых полдня, то стоит вам повернуться, чтобы бежать, как они насядут сзади и разорвут вас на клочки.
Споры не утихали до глубокой ночи. Халь не хотел умирать, но знал: у него есть долг, нельзя оставить Торра-Альту Тудвалу, чтобы тот продолжал совершать из крепости набеги на всю Бельбидию. Тревожась за Бранвульфа, а еще больше – за Каспара, который так и пропадал неизвестно где, молодой воин, наконец, отправился в постель, но спал плохо. На рассвете его разбудили известием о нападении на деревню Иотунн. Хобгоблины вырывали младенцев из рук матерей и пожирали их. А что еще хуже, на пороге уже стоял очередной посланец Тудвала с тяжелым мешком в руках.
Желая уберечь остальных от того ужаса, что таился в мешке, Халь сам взял его.
– Пока вы не покоритесь принцу Тудвалу, каждый час здесь будет прибавляться новая голова, – мрачно сообщил гонец.
Король Дагонет, все еще уверенный в том, что сын его либо и сам в плену, либо просто не знает о том, что отец ищет мира, слал в Торра-Альту гонца за гонцом. Но теперь никто не желал идти: от предыдущих-то посланцев вернулись лишь головы. Когда первый из слуг Дагонета отказался повиноваться, разгневанный король всадил в сердце ослушнику кинжал.
– Никто не смеет идти мне наперекор. Никто!
Кроме Тудвала, подумал Халь и, приподняв брови, вернулся к горячим дебатам с бароном Бранвульфом. Отчаявшись придумать план получше, чем заманить хобгоблинов в каменоломню, братья ожесточенно спорили, и Халь остро осознавал, что пока они тут препираются, там, в Торра-Альте, гибнут люди.
Кроме того, смущали новости с западного побережья Бельбидии: королю Рэвику доложили, что в Писцеру приплыло множество каких-то странных, невиданных кораблей с очень высокими носами.
Однако эта новость вскоре забылась из-за другой, куда более трагичной: погиб один из сыновей Бульбака. Широкогрудый барон пришел в неистовство.
– Если понадобится, я пойду один! – взревел он, хватаясь за тяжелый меч, что висел на стене в зале. – Эй, люди, кто со мной? Мы уже столько дней вязнем в сплошной болтовне, а никому так и не удалось придумать план лучше, чем у Халя. Мой народ гибнет, я в ответе за него. Я положу этому конец! Если убрать хобгоблинов и троллей, то есть еще шанс ворваться в крепость. А значит – наша задача ясна. Я первым встану на выходе из каменоломни и буду стоять насмерть, сколько потребуется.
Хелена, его жена, отказавшаяся покинуть мужа, разразилась рыданиями:
– Нет, муж мой, нет!
– Я думал, ты давно разлюбила меня, – произнес он с удивительной нежностью.
– Разумеется, я люблю тебя! – Баронесса залилась румянцем.
– Почему же все эти годы ты так скверно обращалась со мной? – ласково спросил Бульбак, заключая супругу в богатырские объятия.
Та пожала плечами.
– Таков уж мой нрав. Ты сам бы не хотел, чтобы я изменилась. Но, умоляю тебя, пусть на вылазку идут лишь одинокие воины.
Бульбак крепче обнял ее.
– Бесценная моя любовь, я уже стар, сыновья готовы занять мое место и любой из них прекрасно может править баронством. Так что мне в самую пору идти.
– Нет! – настаивал Дагонет. – Тудвал сам уйдет! Я же приказал…
Он не докончил фразы. На пороге зала стоял воин в разорванной и залитой кровью одежде, на голове у него зияла рана.
– Я знаю тебя! – обвиняюще вскричал король Кеолотии хриплым срывающимся голосом. Воин кивнул.
– Я возглавлял эскорт принцесс. Хобгоблины пощадили меня лишь для того, чтобы я отвез вам вести. Принцесса Кимбелин и леди Кибиллия взяты в плен.
– Моя дочь! – застонал Дагонет. – Опять!
Беды Дагонета мало волновали Халя. Молодой воин искал глазами Кеовульфа. Рыцарь весь дрожал и держался за спинку стула, чтобы не упасть. Лицо его было бледно как мел, расширенные глаза потемнели.
Перехватив взгляд друга, калдеанец ринулся к нему.
– Халь, ради всего святого, у них моя жена и ребенок. Мой сын! В следующий раз в мешке окажется его крохотная головенка и голова Кибиллии. Ты мой друг, я не хочу терять тебя, но ты должен заманить этих демонов в каменоломню, чтобы я прорвался в Торра-Альту и спас свою жену и сына.
Всеобщее внимание привлек сокрушительный треск. Барон Бульбак с силой хватил мечом по столу, перерубив его пополам.
– Сперва мой сын, а теперь еще это! Они забрали мою дочь! Пусть я тысячу раз погибну, лишь бы спасти ее! Кеовульф сжал зубы.
– Надо приготовиться.
Его била неудержимая дрожь.
– А теперь послушайте. – Никто более не препятствовал Халю, и молодой воин взял командование на себя. – В Торра-Альту может проникнуть лишь небольшой отряд.
Бранвульф кивнул.
Халь не собирался открывать местоположение тайного входа: ни один торра-альтанец не выдаст уязвимых мест крепости.
– Кеовульф, тебя поведет Пип. Он знает вход и туннели, что ведут к темнице. Сперва освободите торра-альтанцев. А потом отправляйтесь за Годафридом, Тапвеллом и Тудвалом.
– Сын нужен мне живым! – прорычал Дагонет. – Он похитил у меня Кимбелин и поплатится за это.
– Я должен отобрать добровольцев, – негромко промолвил Халь и зашагал прочь из душного зала Бульбака.
Отряды бельбидийцев, ополчение с полей Наттарда, Иотунна и равнинных деревушек Торра-Альты, а также горстка людей Дагонета стояли лагерем вокруг манора Бульбака. Усталые, плохо обученные ополченцы вынуждены были постоянно нести стражу, каждую ночь отражая нападения полчищ хобгоблинов.
Халь велел всем собраться и, встав на сухую каменную стену, обратился к ним с речью:
– Нас мало и с каждым днем становится еще меньше. Даже принцесса Кимбелин и дочь барона Бульбака взяты в заложники. Тапвелл с Тудвалом требуют, чтобы мы отдали им все королевство. Если не остановить их, погибнем мы все, до единого. У меня есть план, как их разбить.
Он не кричал, голос его, спокойный и властный, легко разносился над притихшей толпой.
Халь не стал посвящать солдат в детали своего плана, сказал лишь, что от тех, кто отправится с ним, потребуется величайшее самопожертвование, какое только можно вообразить.
– Едва ли хоть один человек из тех, кто пойдет со мной, вернется домой живым, – хладнокровно произнес он. – Но если мы погибнем, то с сознанием того, что отдали жизни ради спасения остальных. У нас хотят отобрать все: наши земли, наших жен, наших детей. Мы не допустим этого! Мы встанем грудью против врага и по истечении веков имена тех, кто отдал жизнь за других, останутся в истории. Кто со мной?
По рядам прокатился дружный рев, и прошло несколько минут прежде, чем Халь смог продолжать:
– Вы все – славные воины, но мне требуется совсем немного народа. Пусть те, кто готов идти, через час явятся ко мне на передний двор. Проведите это время с толком. Поговорите с друзьями, хорошенько подумайте. Не принимайте решение на горячую голову, второпях. Если нам суждено пасть в битве – пусть мы умрем свободными людьми, по собственному нашему выбору. Я приветствую вас и горд тем, что стою среди вас.
Отсалютовав солдатам, юноша спрыгнул со стены и вернулся в манор. По полю у него за спиной разлилось молчание, подобного которому Халь никогда еще не слыхал прежде.
Задолго до истечения условленного часа во дворе собралось больше семидесяти человек. У Халя упало сердце – так не хотелось самому выбирать смертников. Что еще хуже, среди них был Пип.
Молодой воин отозвал паренька в сторону.
– Ты не пойдешь, – твердо заявил он. Пип бросил на него обиженный взгляд.
– Мой отец отдал жизнь за барона. Я не посрамлю его.
– Пип, я знаю, какой ты храбрый. – Халь стиснул его плечо. – Но тебя уже выбрали для другой задачи. Мальчик нахмурился.
– Небось бегать с поручениями в тылу и не путаться под ногами.
Халь улыбнулся, хотя сердце у него сжалось при мысли о том, как ему будет недоставать нахального юнца.
– Нет, Пип, барону надо, чтобы ты провел Кеовульфа с отрядом избранных в замок. Больше некому.
– Вести Кеовульфа! Вести отряд! Пип расплылся в улыбке от уха до уха. Халь хлопнул его по спине.
– Я горжусь тобой, парень. Тот заухмылялся еще шире.
– Знаете что, мастер Халь? Я тоже вами горжусь! Глаза молодого воина защипало от слез.
– Что ж, Пип, ступай. Доложись барону, и он все тебе объяснит.
Отправив мальчика, Халь оглядел добровольцев. Число их уже близилось к сотне и все нарастало. Как же отобрать требующиеся сорок человек? Дождавшись окончания срока, молодой лорд повернулся к толпе. Во дворе тотчас же воцарилась мертвая тишина.
– У кого из вас есть дети? – напрямик спросил он.
Поднялось около тридцати рук. Халь улыбнулся.
– Спасибо. Вы храбрые воины, но нам не подходите.
Они по большей части выглядели обрадованными и по одному, по двое потихоньку выскользнули прочь, оглядываясь через плечо. Халю требовались люди, которые будут стоять насмерть, не вспоминая в последний момент, что им есть ради кого жить. Эти не будут жалеть, что их не взяли.
Он поговорил с остальными и отпустил всех слабых или больных. Как выяснилось, еще с полдюжины солдат скрыли, что у них тоже есть дети. Халь быстро убедил их уйти – всех, кроме одного.
– Послушайте, мастер Халь, я никогда не думал, что умру за Торра-Альту или там за родину, но понимаете, посмотрите сюда. – Доброволец задрал рубашку и продемонстрировал уродливую выпирающую шишку на животе. – Опухоль здоровенная, а за последний месяц выросла ровно вдвое. Мне что так, что так умирать.
Халь кивнул.
– А мечом владеть ты еще в состоянии?
– О, покуда я еще силушки-то почти не потерял. Всю жизнь пшеницу жну. Скошу для компании еще десяточек жилистых гоблинов. – Солдат ухмыльнулся, оскалив желтые зубы.
Через пару часов Халь сумел отобрать свои сорок человек.
– Выступаем завтра, – сказал он им. – До тех пор проститесь с родными и друзьями, уладьте все незаконченные дела. Встретимся снова за ужином.
Отпустив добровольцев, молодой воин отправился в главный лагерь и остановил проходящего солдата.
– Найди мне менестреля.
– Менестреля, сир? Халь кивнул.
– Да, менестреля. Хоть какого-нибудь.
Он вернулся в зал Бульбака взглянуть, как продвигаются приготовления к битве. Брат улыбнулся юноше сквозь застывшую в глазах скорбь. Лицо его осунулось. Халю было трудно глядеть на барона без слез. Скоро появился бард, и Бранвульф удивленно оглядел хлипкого чудаковатого человечка с головы до ног.
– На кой ляд тебе вдруг понадобился менестрель? Халь усмехнулся.
– Захотелось перед смертью услышать, как меня воспоют как героя. Вкусить, понимаешь ли, славы. А иначе и умирать как-то невесело, – пошутил он и, поманив к себе барда, вручил ему кусок пергамента. – Это список имен. Тебе в этой битве отводится очень важная роль. Сложи славную песню с этими именами и спой ее хорошо. Это всё имена отважных бойцов.
Разыскав кузнеца, Халь велел ему сделать зловещего вида крюк, чтобы прицепить на культю. Следующие несколько часов юноша провел, просто расхаживая среди добровольцев, ободряя их, а потом вернулся к брату – тот все еще разговаривал с Пипом. Решив, что сейчас не самый подходящий момент для прощания с Бранвульфом, Халь пожал руку Пипу.
– Удачи, мастер Халь! – пожелал паренек. – Вы хороший человек. Самый лучший.
– А то я сам не знаю! – усмехнулся Халь. Кеовульф протянул ему руку.
– Спасибо. Там мой сын. – Он показал на север, туда, где стояла Торра-Альта. Халь кивнул:
– Ты уж постарайся его вытащить. Было огромным счастьем знать тебя, друг.
Кеовульф кивнул в ответ:
– Взаимно. Счастьем и честью.
Халь пожал руки всем, кого знал, даже королю, хотя это было и трудно после всех зверств, жертвой которых юноша стал по приказу Рэвика. Крепко обнял Бранвульфа, а потом Керидвэн и, наконец, набрал в грудь побольше воздуха. Предстояло еще одно прощание.
Брид стонала во сне, от боли поджав коленки к груди. Хотя она не проснулась, но глаза ее глядели куда-то в пустоту, руки были сжаты, лоб нахмурен. Халь сел рядом с возлюбленной и несколько минут неотрывно глядел на нее.
– Брид, я люблю тебя, – произнес он. – Люблю от всего сердца, всей душой, но все равно никак не могу простить ни тебя, ни себя.
Он попытался взять ее за руку, но пальцы девушки закостенели от боли. Истинные чувства Халя внезапно прорвали возведенные гордостью барьеры, и он уткнулся лицом в шею невесты.
– О, Брид, и как я только мог так с тобой поступить!
Харле и все, с ним связанное, вдруг напрочь утратило былую важность. Халь разразился рыданиями и умолк, лишь ощутив, что кто-то стоит у него за спиной. На плечо легла легкая рука.
– Халь, мне жаль, мне так жаль. Мне не хватает сил исцелить ее. Нужна магия Троицы.
Халь торопливо отер глаза. Если Брид умирает – тем лучше, что самому ему суждена ранняя могила.
– Ты не винишь меня? – спросил он Керидвэн. Почему-то в ее присутствии он чувствовал себя совсем мальчишкой.
– Нет, не виню. Никто не любил ее сильнее тебя. – Жрица поцеловала его в лоб и улыбнулась. – Я пришла сказать, что, разумеется, не отпущу тебя и твоих людей без рун войны.
Халь криво усмехнулся в ответ.
– Спасибо. Они придадут мне отваги.
– Даже руны не сделают тебя отважнее, чем ты есть, Халь. Таких храбрецов, как ты, просто нет, не было и, сдается мне, уже и не будет.
Халь улыбнулся и сжал маленькую руку жрицы.
– Керидвэн, я хочу, чтобы ты сделала для меня еще кое-что.
Она кивнула.
– Спар. Когда найдешь его, передай, что я его люблю. Керидвэн печально улыбнулась в ответ.
– Передам, конечно, но в этом нет нужды. Он знает, что ты любишь его, точно так же, как и ты знаешь, что он любит тебя.
При мысли о племяннике, неизменном друге и спутнике детских лет, на глаза Халя снова навернулись слезы. Если существовал на свете человек, с которым молодой воин особенно хотел бы сейчас проститься, так это Каспар. Но потом Халь перестал жалеть, что Каспара сейчас нет рядом. Пылкий Спар ни за что не отпустил бы его одного, отправился бы на верную смерть вместе с ним. В груди у молодого воина все сжалось. Может, написать другу письмо? Нет, не стоит, никакие слова не отразят всего, что сейчас на душе, не передадут всю силу чувств. Вместо этого Халь снял кольцо и протянул его Керидвэн.
– Отдай ему. – Молодой воин скорбно поглядел на лежащую без сознания Брид. – Ей я могу ничего не передавать, потому что сам принадлежу ей. Я буду ждать ее на той стороне, я не могу уйти без нее.
Поцеловав напоследок возлюбленную, Халь поднялся: пора на встречу с добровольцами. Сорок его избранников сидели вокруг костра в сторонке от главного лагеря. Они скупо отхлебывали эль из пущенной по кругу фляги и заедали его лучшим мясом Иотунна, поджаренным хлебом и винной ягодой из Калдеи. Халь думал, ему кусок в рот не полезет, но, увидев оживленные лица солдат, заставил себя улыбнуться и скоро ощутил, что больше не приходится себя заставлять, улыбка сама просится на губы. Да, пусть очень скоро всем, собравшимся тут, суждено умереть, зато они умрут, как подобает смельчакам.
– Менестрель, пой! – приказал он.
Эль был сладок, как мед, но с легкой горчинкой, что придавала ему самый смак. Однако, отхлебнув воды, Халь подумал, насколько же она вкуснее любого эля. Оглядываясь по сторонам, молодой воин словно впервые замечал, как прекрасен огонь костра, как красивы звезды, что одна за другой вспыхивали на темно-синем небе.
А песня все не смолкала. Куплет за куплетом менестрель восхвалял доблесть каждого из участников вылазки. Халь был доволен менестрелем и тем, что у него получилось. Добровольцы дружным хором подхватывали припев, и скоро уже все члены небольшого отряда перезнакомились и даже сдружились.
Один из них поднял кружку:
– Всю свою жизнь я был вором, презренным вором, а вот теперь наконец и мне выпала возможность хоть чем-то послужить людям. До чего же приятно, когда тебя хвалят!
Остальные наперебой спрашивали добровольцев, чем угодить им этой ночью. Женщины сами, без зова, сбежались к костру, мечтая возлечь с одним из воинов и зачать сына от такого храбреца. Но никто в отряде не польстился на эти утехи, боясь разбить ощущение зародившегося братства. Они натирались маслом и наряжались в лучшие одежды, готовясь к утру. Халь точил меч и, доведя его до совершенства, уснул.
Когда забрезжил бледно-розовый рассвет, юноша проснулся и стал ждать обещанного прихода Керидвэн.
Облаченная в белое жрица, крошечная фигурка на фоне занимающегося солнца, стояла перед отрядом. Рассветные лучи окутывали ее, вычерчивали алым тонкий силуэт. Приблизившись, Керидвэн повернулась, лучи солнца упали на прекрасное молочно-белое лицо, зажгли величественным пламенем волосы. Она запела – ив утренней тишине полился дивный, исполненный магии мотив. Неожиданно резким и яростным движением жрица воздела жертвенный нож и вонзила его себе в руку. Порез был неглубок, но кровь так и хлынула, стекая ручьем по тонкому запястью и пальцам.
Керидвэн торжественно выждала, пока кровь не заполнит маленькую плоскую чашу. А потом начертала на щеках и лбу каждого воина Тиу, руну войны.
Взявшись за руки, добровольцы выстроились в круг, и жрица благословила их. Халь ощутил магию этого круга: сердца и воля всех воинов словно бы соединились воедино.
Закончив последние сборы, они приготовились выступать. Халь повернулся лишь один раз: бросить последний взгляд на манор и своего брата, что все стоял, подняв руку в знак прощания. Керидвэн уже вернулась к крыльцу и с головой ушла в разговор с какой-то низкорослой фигуркой, рядом с которой плясал на поводу ретивый конь. Халь вскинул руку в прощальном салюте и во главе отряда поскакал на запад, в горы.
За следующие несколько миль добровольцы собрали двести голов лошадей, коз и коров, чтобы уж точно угодить хобгоблинам на любой вкус, и, гоня стадо перед собой, двинулись через тенистые долины, медленно загибая на север, покуда через три дня не добрались до Белоструйной. Вдоль реки отряд следовал на восток, и вот по обеим сторонам, сменив пологие склоны долины, встали отвесные утесы ущелья.
Наконец, к вечеру третьего дня, добровольцы добрались до старой каменоломни. Вход туда являл собой просто-напросто узкую расщелину в северном склоне ущелья. За расщелиной открывалось нечто вроде полой чаши, притулившейся на ладони острых гор. При свете луны стадо загнали в каменоломню, а вход туда загородили.
Перед рассветом добровольцы зарезали две дюжины голов скота, а сами спрятались, ожидая восхода, с которым должны были объявиться и стервятники. Огромные птицы, описывающие широкие круги в поднебесье, непременно привлекут внимание троллей и хобгоблинов. Халь приказал своим людям отойти на безопасный выступ высоко над ущельем, откуда река Белоструйная была видна, как на ладони, вплоть до слияния с более широким ущельем.
– Так-то оно так, но как же этому отряду проникнуть внутрь? – спросил Рэвик.
Барон Бранвульф пожал плечами.
– Никак.
– Все же овиссийцам с вашими лучниками не сравниться, – напомнил ему король.
– Да. Но все равно у подножия Торра рыщут волки. А если даже мы ухитримся ценой огромных потерь миновать их, с троллями, а уж тем более с хобгоблинами нам нипочем не справиться, – объяснил Бранвульф. – Ущелье наводнено ими, вы все сами видели размеры той твари, что приволокли сыновья Бранвульфа. Хобгоблины едят все, что только попадет в их грязные лапы, по ночам нападают на скот даже в амбарах, а уж невооруженного человека убить им проще простого.
Все закивали головами. Халь поморщился, вспомнив тощее, жилистое тело хобгоблина. Мерзкая тварь была ростом примерно с самого юношу, из безгубого рта торчали острые зубы, а за поясом торчали ножи. Судя по тому, сколько скота находили в полях убитым, освежеванным и полуобгрызенным, в окрестностях бродило множество подобных чудищ.
– И все же это возможно.
Халь придвинулся ближе к столу, уселся на табурет и потянулся к кувшину с элем. Выпив большой глоток, он отер губы и постучал по карте, что лежала перед его братом.
– Вот Торра-Альта.
Он провел пальцем к северу от замка, привлекая внимание слушателей к узкому проему в западном склоне ущелья, незначительной черточке на карте.
– Здесь с Желтых гор сбегает речка Белоструйная. Она прорезает в скалах глубокую теснину. И примерно на середине этой теснины в утесе есть трещина, что ведет к древним каменоломням.
Бранвульф кивнул.
– А ты прав, Халь. Если удастся заманить этих тварей туда, то несколько человек запросто смогут пробраться в замок и освободить моих людей из темницы. – Он просиял, но тотчас же снова помрачнел. – Только вот имеется тут один монументальный недочет.
Бранвульф уже мог понемногу передвигаться самостоятельно, хотя от малейшего усилия все еще заходился мучительным кашлем.
– Четыре десятка бойцов, – продолжал Халь, точно не слыша последних слов старшего брата. – Этого хватит, чтобы задержать их в каменоломне. Выход очень уж узок.
– На приманку, – произнесла Керидвэн, дабы пояснить ситуацию.
С тех пор как из ивовой рощи таинственным образом вышла мать Харле, молодой воин практически не видел жрицы – обе женщины целыми днями просиживали возле Брид. Глаза Керидвэн ввалились, руки чуть заметно дрожали. Застывшее от напряжения лицо сказало Халю то, что он хотел знать: Брид не стало лучше, даже мать Харле не нашла способа спасти ее. И сознание этого лишь укрепило решимость юноши.
– Да, на приманку, – с напускной бодростью согласился он. – Эти твари необыкновенно прожорливы. Если нагнать в ущелье всякого скота, волки и хобгоблины так и сбегутся туда, а группа тщательно отобранных воинов запрет их в теснине.
Бранвульф заразился его энтузиазмом:
– Да, это должно сработать: освободить путь, чтобы остальные тем временем попытались захватить замок изнутри.
– О чем вы говорите? – прорезался сквозь мужские голоса голос Керидвэн. – Глупость несусветная.
– Это военный совет, – к барону ненадолго вернулись былые силы, – а не бабская говорильня со всякими сантиментами.
Керидвэн не удостоила эти слова ответом.
– Я согласна с тем, что замок надо брать изнутри, но ни один из тех, кому выпадет удерживать волков и хобгоблинов, не останется в живых – ни один. Едва хобгоблины покончат с добычей, они накинутся на людей. И вся разница только в том, сколько они сумеют продержаться, сколько времени дадут остальным на то, чтобы пробраться в крепость. Бранвульф кивнул.
– Ты права, госпожа моя. Поэтому-то я лично возглавлю их. Халь покачал головой.
– Нет, Бранвульф, ты еще недостаточно окреп. Если нам необходимо ворваться в замок и освободить наших людей, то любая минута на счету. Так что отряд в каменоломню поведу я. – Он обвел взглядом сидевших за столом. – Но приказывать кому-либо идти со мной нельзя. Это должен быть осознанный выбор.
– Уверен, среди моих людей добровольцы найдутся, – прогремел Бульбак. – Из-за этих хобгоблинов и волков мы потеряли огромное количество скота, и потеряем все, если не прогоним их восвояси. Хватало с нас и волков, а тут еще эта пакость…
– Я пойду, – поднялся средний сын Бульбака, Тан, высокий, в отца, уже тоже с изрядным брюшком и лицом, поразительно старым и изможденным для человека, еще не приблизившегося и к сорока. – Они убили мою жену и ребенка. Они забрали у меня все. Я буду сражаться. Я буду одним из этих немногих.
– И я с тобой! – вызвался его брат Оксвин.
– Нам нужно всего-то четыре десятка, – повторил Халь. – Выход из каменоломни очень узок. Если мы заманим их туда, удерживать проход будет просто.
Бранвульф похлопал его по спине.
– Ты прав, Халь. Ты поведешь отряд. Но я тоже пойду.
– Нет, – отрезал юноша. – Не пойдешь. Ты должен вести людей в Торра-Альту.
– Нет! Ты вообще никуда не пойдешь, Бранвульф, – вмешалась Керидвэн. – Никто не сомневается в твоей храбрости, но у тебя еще просто-напросто нет сил.
– Кто же тогда поведет людей потайным ходом, чтобы освободить узников? Кроме меня, некому, – указал барон.
– Есть, – негромко ответил Халь. – Пип.
– Пип! – расхохотался барон. – Мальчишка, простолюдин.
– И всем сердцем настоящий торра-альтанец, – напомнил молодой воин. Барон заворчал.
– Гм-м-м… сначала поговорю с ним, а там уж решу. – Он умолк, чтобы откашляться и отхаркаться, а потом тяжело оперся на плечо младшего брата. – Четыре десятка, говоришь?
Тот кивнул.
Барон хладнокровно качнул головой, но вдруг сорвался:
– Нет, Халь, нет! Я не могу позволить тебе идти на верную смерть. Никто из вас не уцелеет, никто.
– На войне всегда убивают, а мы ведь воины. – Юноша упрямо вздернул подбородок. – Я не боюсь.
– А следовало бы. Мало тебе руку потерять? Ты мой брат. Когда наш отец лежал при смерти, я обещал ему позаботиться о тебе, тогда еще годовалом малыше. Разве так заботятся?
Барон прижал платок к губам и отер кровавую пену.
– Милорд, мне больше не для чего жить. После того что я совершил с Брид, мне жизнь не в жизнь. Но сражаться я еще могу, могу стоять насмерть. У меня есть рунный меч, для него мне и одной руки хватит. И потом, всегда остается надежда.
– Там никаких надежд не будет, – проворчал Бранвульф. – Если даже все пройдет, как задумано, и вы сумеете продержать их там хоть целых полдня, то стоит вам повернуться, чтобы бежать, как они насядут сзади и разорвут вас на клочки.
Споры не утихали до глубокой ночи. Халь не хотел умирать, но знал: у него есть долг, нельзя оставить Торра-Альту Тудвалу, чтобы тот продолжал совершать из крепости набеги на всю Бельбидию. Тревожась за Бранвульфа, а еще больше – за Каспара, который так и пропадал неизвестно где, молодой воин, наконец, отправился в постель, но спал плохо. На рассвете его разбудили известием о нападении на деревню Иотунн. Хобгоблины вырывали младенцев из рук матерей и пожирали их. А что еще хуже, на пороге уже стоял очередной посланец Тудвала с тяжелым мешком в руках.
Желая уберечь остальных от того ужаса, что таился в мешке, Халь сам взял его.
– Пока вы не покоритесь принцу Тудвалу, каждый час здесь будет прибавляться новая голова, – мрачно сообщил гонец.
Король Дагонет, все еще уверенный в том, что сын его либо и сам в плену, либо просто не знает о том, что отец ищет мира, слал в Торра-Альту гонца за гонцом. Но теперь никто не желал идти: от предыдущих-то посланцев вернулись лишь головы. Когда первый из слуг Дагонета отказался повиноваться, разгневанный король всадил в сердце ослушнику кинжал.
– Никто не смеет идти мне наперекор. Никто!
Кроме Тудвала, подумал Халь и, приподняв брови, вернулся к горячим дебатам с бароном Бранвульфом. Отчаявшись придумать план получше, чем заманить хобгоблинов в каменоломню, братья ожесточенно спорили, и Халь остро осознавал, что пока они тут препираются, там, в Торра-Альте, гибнут люди.
Кроме того, смущали новости с западного побережья Бельбидии: королю Рэвику доложили, что в Писцеру приплыло множество каких-то странных, невиданных кораблей с очень высокими носами.
Однако эта новость вскоре забылась из-за другой, куда более трагичной: погиб один из сыновей Бульбака. Широкогрудый барон пришел в неистовство.
– Если понадобится, я пойду один! – взревел он, хватаясь за тяжелый меч, что висел на стене в зале. – Эй, люди, кто со мной? Мы уже столько дней вязнем в сплошной болтовне, а никому так и не удалось придумать план лучше, чем у Халя. Мой народ гибнет, я в ответе за него. Я положу этому конец! Если убрать хобгоблинов и троллей, то есть еще шанс ворваться в крепость. А значит – наша задача ясна. Я первым встану на выходе из каменоломни и буду стоять насмерть, сколько потребуется.
Хелена, его жена, отказавшаяся покинуть мужа, разразилась рыданиями:
– Нет, муж мой, нет!
– Я думал, ты давно разлюбила меня, – произнес он с удивительной нежностью.
– Разумеется, я люблю тебя! – Баронесса залилась румянцем.
– Почему же все эти годы ты так скверно обращалась со мной? – ласково спросил Бульбак, заключая супругу в богатырские объятия.
Та пожала плечами.
– Таков уж мой нрав. Ты сам бы не хотел, чтобы я изменилась. Но, умоляю тебя, пусть на вылазку идут лишь одинокие воины.
Бульбак крепче обнял ее.
– Бесценная моя любовь, я уже стар, сыновья готовы занять мое место и любой из них прекрасно может править баронством. Так что мне в самую пору идти.
– Нет! – настаивал Дагонет. – Тудвал сам уйдет! Я же приказал…
Он не докончил фразы. На пороге зала стоял воин в разорванной и залитой кровью одежде, на голове у него зияла рана.
– Я знаю тебя! – обвиняюще вскричал король Кеолотии хриплым срывающимся голосом. Воин кивнул.
– Я возглавлял эскорт принцесс. Хобгоблины пощадили меня лишь для того, чтобы я отвез вам вести. Принцесса Кимбелин и леди Кибиллия взяты в плен.
– Моя дочь! – застонал Дагонет. – Опять!
Беды Дагонета мало волновали Халя. Молодой воин искал глазами Кеовульфа. Рыцарь весь дрожал и держался за спинку стула, чтобы не упасть. Лицо его было бледно как мел, расширенные глаза потемнели.
Перехватив взгляд друга, калдеанец ринулся к нему.
– Халь, ради всего святого, у них моя жена и ребенок. Мой сын! В следующий раз в мешке окажется его крохотная головенка и голова Кибиллии. Ты мой друг, я не хочу терять тебя, но ты должен заманить этих демонов в каменоломню, чтобы я прорвался в Торра-Альту и спас свою жену и сына.
Всеобщее внимание привлек сокрушительный треск. Барон Бульбак с силой хватил мечом по столу, перерубив его пополам.
– Сперва мой сын, а теперь еще это! Они забрали мою дочь! Пусть я тысячу раз погибну, лишь бы спасти ее! Кеовульф сжал зубы.
– Надо приготовиться.
Его била неудержимая дрожь.
– А теперь послушайте. – Никто более не препятствовал Халю, и молодой воин взял командование на себя. – В Торра-Альту может проникнуть лишь небольшой отряд.
Бранвульф кивнул.
Халь не собирался открывать местоположение тайного входа: ни один торра-альтанец не выдаст уязвимых мест крепости.
– Кеовульф, тебя поведет Пип. Он знает вход и туннели, что ведут к темнице. Сперва освободите торра-альтанцев. А потом отправляйтесь за Годафридом, Тапвеллом и Тудвалом.
– Сын нужен мне живым! – прорычал Дагонет. – Он похитил у меня Кимбелин и поплатится за это.
– Я должен отобрать добровольцев, – негромко промолвил Халь и зашагал прочь из душного зала Бульбака.
Отряды бельбидийцев, ополчение с полей Наттарда, Иотунна и равнинных деревушек Торра-Альты, а также горстка людей Дагонета стояли лагерем вокруг манора Бульбака. Усталые, плохо обученные ополченцы вынуждены были постоянно нести стражу, каждую ночь отражая нападения полчищ хобгоблинов.
Халь велел всем собраться и, встав на сухую каменную стену, обратился к ним с речью:
– Нас мало и с каждым днем становится еще меньше. Даже принцесса Кимбелин и дочь барона Бульбака взяты в заложники. Тапвелл с Тудвалом требуют, чтобы мы отдали им все королевство. Если не остановить их, погибнем мы все, до единого. У меня есть план, как их разбить.
Он не кричал, голос его, спокойный и властный, легко разносился над притихшей толпой.
Халь не стал посвящать солдат в детали своего плана, сказал лишь, что от тех, кто отправится с ним, потребуется величайшее самопожертвование, какое только можно вообразить.
– Едва ли хоть один человек из тех, кто пойдет со мной, вернется домой живым, – хладнокровно произнес он. – Но если мы погибнем, то с сознанием того, что отдали жизни ради спасения остальных. У нас хотят отобрать все: наши земли, наших жен, наших детей. Мы не допустим этого! Мы встанем грудью против врага и по истечении веков имена тех, кто отдал жизнь за других, останутся в истории. Кто со мной?
По рядам прокатился дружный рев, и прошло несколько минут прежде, чем Халь смог продолжать:
– Вы все – славные воины, но мне требуется совсем немного народа. Пусть те, кто готов идти, через час явятся ко мне на передний двор. Проведите это время с толком. Поговорите с друзьями, хорошенько подумайте. Не принимайте решение на горячую голову, второпях. Если нам суждено пасть в битве – пусть мы умрем свободными людьми, по собственному нашему выбору. Я приветствую вас и горд тем, что стою среди вас.
Отсалютовав солдатам, юноша спрыгнул со стены и вернулся в манор. По полю у него за спиной разлилось молчание, подобного которому Халь никогда еще не слыхал прежде.
Задолго до истечения условленного часа во дворе собралось больше семидесяти человек. У Халя упало сердце – так не хотелось самому выбирать смертников. Что еще хуже, среди них был Пип.
Молодой воин отозвал паренька в сторону.
– Ты не пойдешь, – твердо заявил он. Пип бросил на него обиженный взгляд.
– Мой отец отдал жизнь за барона. Я не посрамлю его.
– Пип, я знаю, какой ты храбрый. – Халь стиснул его плечо. – Но тебя уже выбрали для другой задачи. Мальчик нахмурился.
– Небось бегать с поручениями в тылу и не путаться под ногами.
Халь улыбнулся, хотя сердце у него сжалось при мысли о том, как ему будет недоставать нахального юнца.
– Нет, Пип, барону надо, чтобы ты провел Кеовульфа с отрядом избранных в замок. Больше некому.
– Вести Кеовульфа! Вести отряд! Пип расплылся в улыбке от уха до уха. Халь хлопнул его по спине.
– Я горжусь тобой, парень. Тот заухмылялся еще шире.
– Знаете что, мастер Халь? Я тоже вами горжусь! Глаза молодого воина защипало от слез.
– Что ж, Пип, ступай. Доложись барону, и он все тебе объяснит.
Отправив мальчика, Халь оглядел добровольцев. Число их уже близилось к сотне и все нарастало. Как же отобрать требующиеся сорок человек? Дождавшись окончания срока, молодой лорд повернулся к толпе. Во дворе тотчас же воцарилась мертвая тишина.
– У кого из вас есть дети? – напрямик спросил он.
Поднялось около тридцати рук. Халь улыбнулся.
– Спасибо. Вы храбрые воины, но нам не подходите.
Они по большей части выглядели обрадованными и по одному, по двое потихоньку выскользнули прочь, оглядываясь через плечо. Халю требовались люди, которые будут стоять насмерть, не вспоминая в последний момент, что им есть ради кого жить. Эти не будут жалеть, что их не взяли.
Он поговорил с остальными и отпустил всех слабых или больных. Как выяснилось, еще с полдюжины солдат скрыли, что у них тоже есть дети. Халь быстро убедил их уйти – всех, кроме одного.
– Послушайте, мастер Халь, я никогда не думал, что умру за Торра-Альту или там за родину, но понимаете, посмотрите сюда. – Доброволец задрал рубашку и продемонстрировал уродливую выпирающую шишку на животе. – Опухоль здоровенная, а за последний месяц выросла ровно вдвое. Мне что так, что так умирать.
Халь кивнул.
– А мечом владеть ты еще в состоянии?
– О, покуда я еще силушки-то почти не потерял. Всю жизнь пшеницу жну. Скошу для компании еще десяточек жилистых гоблинов. – Солдат ухмыльнулся, оскалив желтые зубы.
Через пару часов Халь сумел отобрать свои сорок человек.
– Выступаем завтра, – сказал он им. – До тех пор проститесь с родными и друзьями, уладьте все незаконченные дела. Встретимся снова за ужином.
Отпустив добровольцев, молодой воин отправился в главный лагерь и остановил проходящего солдата.
– Найди мне менестреля.
– Менестреля, сир? Халь кивнул.
– Да, менестреля. Хоть какого-нибудь.
Он вернулся в зал Бульбака взглянуть, как продвигаются приготовления к битве. Брат улыбнулся юноше сквозь застывшую в глазах скорбь. Лицо его осунулось. Халю было трудно глядеть на барона без слез. Скоро появился бард, и Бранвульф удивленно оглядел хлипкого чудаковатого человечка с головы до ног.
– На кой ляд тебе вдруг понадобился менестрель? Халь усмехнулся.
– Захотелось перед смертью услышать, как меня воспоют как героя. Вкусить, понимаешь ли, славы. А иначе и умирать как-то невесело, – пошутил он и, поманив к себе барда, вручил ему кусок пергамента. – Это список имен. Тебе в этой битве отводится очень важная роль. Сложи славную песню с этими именами и спой ее хорошо. Это всё имена отважных бойцов.
Разыскав кузнеца, Халь велел ему сделать зловещего вида крюк, чтобы прицепить на культю. Следующие несколько часов юноша провел, просто расхаживая среди добровольцев, ободряя их, а потом вернулся к брату – тот все еще разговаривал с Пипом. Решив, что сейчас не самый подходящий момент для прощания с Бранвульфом, Халь пожал руку Пипу.
– Удачи, мастер Халь! – пожелал паренек. – Вы хороший человек. Самый лучший.
– А то я сам не знаю! – усмехнулся Халь. Кеовульф протянул ему руку.
– Спасибо. Там мой сын. – Он показал на север, туда, где стояла Торра-Альта. Халь кивнул:
– Ты уж постарайся его вытащить. Было огромным счастьем знать тебя, друг.
Кеовульф кивнул в ответ:
– Взаимно. Счастьем и честью.
Халь пожал руки всем, кого знал, даже королю, хотя это было и трудно после всех зверств, жертвой которых юноша стал по приказу Рэвика. Крепко обнял Бранвульфа, а потом Керидвэн и, наконец, набрал в грудь побольше воздуха. Предстояло еще одно прощание.
Брид стонала во сне, от боли поджав коленки к груди. Хотя она не проснулась, но глаза ее глядели куда-то в пустоту, руки были сжаты, лоб нахмурен. Халь сел рядом с возлюбленной и несколько минут неотрывно глядел на нее.
– Брид, я люблю тебя, – произнес он. – Люблю от всего сердца, всей душой, но все равно никак не могу простить ни тебя, ни себя.
Он попытался взять ее за руку, но пальцы девушки закостенели от боли. Истинные чувства Халя внезапно прорвали возведенные гордостью барьеры, и он уткнулся лицом в шею невесты.
– О, Брид, и как я только мог так с тобой поступить!
Харле и все, с ним связанное, вдруг напрочь утратило былую важность. Халь разразился рыданиями и умолк, лишь ощутив, что кто-то стоит у него за спиной. На плечо легла легкая рука.
– Халь, мне жаль, мне так жаль. Мне не хватает сил исцелить ее. Нужна магия Троицы.
Халь торопливо отер глаза. Если Брид умирает – тем лучше, что самому ему суждена ранняя могила.
– Ты не винишь меня? – спросил он Керидвэн. Почему-то в ее присутствии он чувствовал себя совсем мальчишкой.
– Нет, не виню. Никто не любил ее сильнее тебя. – Жрица поцеловала его в лоб и улыбнулась. – Я пришла сказать, что, разумеется, не отпущу тебя и твоих людей без рун войны.
Халь криво усмехнулся в ответ.
– Спасибо. Они придадут мне отваги.
– Даже руны не сделают тебя отважнее, чем ты есть, Халь. Таких храбрецов, как ты, просто нет, не было и, сдается мне, уже и не будет.
Халь улыбнулся и сжал маленькую руку жрицы.
– Керидвэн, я хочу, чтобы ты сделала для меня еще кое-что.
Она кивнула.
– Спар. Когда найдешь его, передай, что я его люблю. Керидвэн печально улыбнулась в ответ.
– Передам, конечно, но в этом нет нужды. Он знает, что ты любишь его, точно так же, как и ты знаешь, что он любит тебя.
При мысли о племяннике, неизменном друге и спутнике детских лет, на глаза Халя снова навернулись слезы. Если существовал на свете человек, с которым молодой воин особенно хотел бы сейчас проститься, так это Каспар. Но потом Халь перестал жалеть, что Каспара сейчас нет рядом. Пылкий Спар ни за что не отпустил бы его одного, отправился бы на верную смерть вместе с ним. В груди у молодого воина все сжалось. Может, написать другу письмо? Нет, не стоит, никакие слова не отразят всего, что сейчас на душе, не передадут всю силу чувств. Вместо этого Халь снял кольцо и протянул его Керидвэн.
– Отдай ему. – Молодой воин скорбно поглядел на лежащую без сознания Брид. – Ей я могу ничего не передавать, потому что сам принадлежу ей. Я буду ждать ее на той стороне, я не могу уйти без нее.
Поцеловав напоследок возлюбленную, Халь поднялся: пора на встречу с добровольцами. Сорок его избранников сидели вокруг костра в сторонке от главного лагеря. Они скупо отхлебывали эль из пущенной по кругу фляги и заедали его лучшим мясом Иотунна, поджаренным хлебом и винной ягодой из Калдеи. Халь думал, ему кусок в рот не полезет, но, увидев оживленные лица солдат, заставил себя улыбнуться и скоро ощутил, что больше не приходится себя заставлять, улыбка сама просится на губы. Да, пусть очень скоро всем, собравшимся тут, суждено умереть, зато они умрут, как подобает смельчакам.
– Менестрель, пой! – приказал он.
Эль был сладок, как мед, но с легкой горчинкой, что придавала ему самый смак. Однако, отхлебнув воды, Халь подумал, насколько же она вкуснее любого эля. Оглядываясь по сторонам, молодой воин словно впервые замечал, как прекрасен огонь костра, как красивы звезды, что одна за другой вспыхивали на темно-синем небе.
А песня все не смолкала. Куплет за куплетом менестрель восхвалял доблесть каждого из участников вылазки. Халь был доволен менестрелем и тем, что у него получилось. Добровольцы дружным хором подхватывали припев, и скоро уже все члены небольшого отряда перезнакомились и даже сдружились.
Один из них поднял кружку:
– Всю свою жизнь я был вором, презренным вором, а вот теперь наконец и мне выпала возможность хоть чем-то послужить людям. До чего же приятно, когда тебя хвалят!
Остальные наперебой спрашивали добровольцев, чем угодить им этой ночью. Женщины сами, без зова, сбежались к костру, мечтая возлечь с одним из воинов и зачать сына от такого храбреца. Но никто в отряде не польстился на эти утехи, боясь разбить ощущение зародившегося братства. Они натирались маслом и наряжались в лучшие одежды, готовясь к утру. Халь точил меч и, доведя его до совершенства, уснул.
Когда забрезжил бледно-розовый рассвет, юноша проснулся и стал ждать обещанного прихода Керидвэн.
Облаченная в белое жрица, крошечная фигурка на фоне занимающегося солнца, стояла перед отрядом. Рассветные лучи окутывали ее, вычерчивали алым тонкий силуэт. Приблизившись, Керидвэн повернулась, лучи солнца упали на прекрасное молочно-белое лицо, зажгли величественным пламенем волосы. Она запела – ив утренней тишине полился дивный, исполненный магии мотив. Неожиданно резким и яростным движением жрица воздела жертвенный нож и вонзила его себе в руку. Порез был неглубок, но кровь так и хлынула, стекая ручьем по тонкому запястью и пальцам.
Керидвэн торжественно выждала, пока кровь не заполнит маленькую плоскую чашу. А потом начертала на щеках и лбу каждого воина Тиу, руну войны.
Взявшись за руки, добровольцы выстроились в круг, и жрица благословила их. Халь ощутил магию этого круга: сердца и воля всех воинов словно бы соединились воедино.
Закончив последние сборы, они приготовились выступать. Халь повернулся лишь один раз: бросить последний взгляд на манор и своего брата, что все стоял, подняв руку в знак прощания. Керидвэн уже вернулась к крыльцу и с головой ушла в разговор с какой-то низкорослой фигуркой, рядом с которой плясал на поводу ретивый конь. Халь вскинул руку в прощальном салюте и во главе отряда поскакал на запад, в горы.
За следующие несколько миль добровольцы собрали двести голов лошадей, коз и коров, чтобы уж точно угодить хобгоблинам на любой вкус, и, гоня стадо перед собой, двинулись через тенистые долины, медленно загибая на север, покуда через три дня не добрались до Белоструйной. Вдоль реки отряд следовал на восток, и вот по обеим сторонам, сменив пологие склоны долины, встали отвесные утесы ущелья.
Наконец, к вечеру третьего дня, добровольцы добрались до старой каменоломни. Вход туда являл собой просто-напросто узкую расщелину в северном склоне ущелья. За расщелиной открывалось нечто вроде полой чаши, притулившейся на ладони острых гор. При свете луны стадо загнали в каменоломню, а вход туда загородили.
Перед рассветом добровольцы зарезали две дюжины голов скота, а сами спрятались, ожидая восхода, с которым должны были объявиться и стервятники. Огромные птицы, описывающие широкие круги в поднебесье, непременно привлекут внимание троллей и хобгоблинов. Халь приказал своим людям отойти на безопасный выступ высоко над ущельем, откуда река Белоструйная была видна, как на ладони, вплоть до слияния с более широким ущельем.