Страница:
Она стояла, широко расставив ноги, руки в боки, со злорадством глядя на узников.
— Позволь молить Ахрда о милости, — попросил Брахт.
Она кивнула.
Брахт стряхнул с себя руки стражников и подошел к дубу. Говорящие с духами поднялись с колен и отошли в сторону. Брахт положил руки на толстую неровную кору, бормоча молитву, затем встал на колени и, воздев руки к небу, опустил голову. Ну же! — воскликнул Каландрилл про себя. Спаси его! Ахрд, если ты желаешь нашей победы над Рхыфамуном, пришли биаха. Урезонь Джехенне и сохрани человека, отдающего свою жизнь ради спасения тебя и твоих братьев.
В ответ — только щебет птиц да легкий шелест листвы Брахт поднялся на ноги и повернулся к рыжеволосой предводительнице племени.
— Я в мире с самим собой. Приступай. Но не забывай о данном слове: отпусти моих друзей.
Катя так сильно сжала Каландриллу руку, что ногти ее врезались ему в плоть. Он положил ей ладонь на руку. Джехенне медленно сунула руку в карман под туникой и вытащила два гвоздя. Она протянула их говорящим с духами и отдала приказание двум воинам.
— В этом нет необходимости, — сказал Брахт с вызовом, и Джехенне поджала губы, когда керниец сам прислонился спиной к дереву и раскинул руки. От ветвей на лицо его падали тени. — Приступай, и да проклянет тебя Ахрд! — твердо произнес Брахт.
Джехенне фыркнула, раздраженная его отвагой, и дала знак начинать. Двое мускулистых воинов подошли к Брахту и прижали его ладони к дереву. У каждого было по тяжелому молотку с ручками, обернутыми в кожу. Джехенне передала гвозди говорящим с духами, они подошли к Брахту и приставили гвозди к его ладоням. Воины замахнулись. Джехенне улыбнулась, не сводя зеленых глаз с лица Брахта, и дрожащим от торжества голосом приказала:
— Начали.
Драхоманны разом запели:
— Да исполнится воля Ахрдова!
И молотки ударили по гвоздям.
Каландрилл не мог ни пошевелиться, ни заставить себя отвести взгляд от страшной сцены. Ладони его начали гореть, и он инстинктивно сжал кулаки. Катя застонала, еще сильнее впиваясь ему в руку ногтями.
Брахт вздрогнул, когда металл разорвал ему руки, и резко откинул голову назад. Жилы вздулись у него на шее, но он крепко сжимал зубы, не желая проронить ни звука. Глаза его были широко раскрыты от боли, на лбу проступил пот.
Молотки поднялись и вновь опустились.
Алая кровь брызнула у Брахта из ладоней, потекла по рукам и закапала на кору дуба. Губы Брахта изогнулись в подобии улыбки. Гвозди торчали на длину пальца из его ладоней.
И вновь молотки ударили по шляпкам гвоздей. И вновь Брахт содрогнулся, но гвозди все еще торчали у него из ладоней, словно натолкнулись на препятствие. Воин, стоявший слева от Брахта, замер и удивленно посмотрел на говорящего с духами.
— Сильнее! — воскликнула Джехенне.
Оба молотка поднялись и снова опустились на шляпки. Гвозди отказывались входить в дерево.
Воины замерли, переглянулись и посмотрели на говорящих с духами. У Каландрилла затеплилась надежда, и он молча вознес молитву Ахрду, умоляя о чуде.
— Сильнее! — завизжала Джехенне.
Молотки зазвенели о шляпки гвоздей, толстые мышцы воинов напряглись, но все было тщетно. Гвозди отказывались входить в дуб. Каландрилл безотрывно смотрел на друга и потому не видел лица Джехенне, но услышал ее придушенный возглас, словно боль раздирала ее, а не Брахта. В следующее мгновение раздался удивленный вздох толпы — гвозди начали медленно вылезать из дерева.
Воины с молотками отступили на шаг, с благоговением и ужасом глядя на происходящее. Джехенне заорала:
— Не отходить! Еще! Сильнее!
Воины заколебались, один даже приподнял молот, но опустил, когда говорящий с духами поднял руку:
— Не надо! Прекратите!
Все молча наблюдали за тем, как окровавленные гвозди медленно вылезают из ладоней Брахта и падают на землю подле его ног. А там, где они разорвали ему плоть, выступила зеленая жижа, словно пораненная кора дерева выделила сок, каковой и выдавил назад гвозди и заполнил собой раны. Он вытекал из ран, как бальзам растекаясь по коже Брахта и капая на розовеющую от крови у его ног траву. Гримаса боли сошла с лица Брахта. Пелена агонии растаяла в его глазах, страшный оскал сошел с лица, уступив место почти, блаженной улыбке. Брахт громко и ясно произнес:
— Да будет благословен Ахрд!
И в следующее мгновение глаза его закрылись, он обмяк и рухнул на траву.
Рука Каландрилла стала горячей, когда кровь вновь хлынула к онемевшим от мертвой хватки Кати мышцам — девушка отпустила его. Она бросилась к Брахту и уложила его голову себе на колени. Зеленая жидкость затвердела, образовав корку на ранах, и они затянулись настолько, что от них не осталось и следа, если не считать бледных, еще зеленоватых отметин там, где наросла новая кожа.
— Ахрд судил воина сего и счел его невиновным! — произнес говорящий с духами, столь же потрясенный, как и все собравшиеся.
Другой драхоманн поддержал его:
— Истинно. Ахрд выплюнул гвозди. Воин невиновен.
— Нет! — яростно завизжала Джехенне.
Она выхватила меч из ножен, занесла его высоко над головой и бросилась вперед на Брахта, но Каландрилл успел подставить ей ножку, и она растянулась на траве. Быстро, как кошка, Джехенне, перекатившись через голову, вскочила на ноги, зеленые глаза ее источали безумную ярость. Она рванулась к распростертому на земле без сознания Брахту. Катя, в мгновение ока положив голову Брахта на землю, вскочила, готовая защищать кернийца без оружия. Каландрилл бросился вперед и всем телом навалился на Джехенне, вновь сбив ее с ног. Лыкарды начали кричать. Каландрилл одной рукой схватил ее за запястье, сжимая другой горло. Она визжала и металась из стороны в сторону, пытаясь сбросить его с себя. Невидимые руки схватили и оттащили его от рыжеволосой предводительницы.
— Ахрд судил его! Ахрд счел его невиновным! — кричали ни Ларрхыны.
Когда Каландрилла поставили на ноги, он увидел, что лыкарды держат Джехенне и что меч у нее отобран. Она билась в руках соплеменников, но лыкарды держали ее крепко, хотя на смуглых лицах их была написана растерянность.
— Убейте его, — простонала она, брызгая слюной. — Приказываю убить его! Убейте их всех!
— Ты богохульствуешь.
Шаманы стояли между ней и Брахтом. Катя опять опустилась к нему, прижимая его голову к груди.
— Убейте их. Я кетомана ни Ларрхынов, и я приказываю вам уничтожить их!
— Это недопустимо!
Говорящие с духами выступили вперед, подняв руки, а Джехенне визжала, стонала и изворачивалась. Шаманы говорили быстро и возбужденно, словно в унисон:
— Священный дуб Ахрда изрыгнул гвозди. Ты не имеешь права противиться воле божьей.
— Человек сей спасен, и ни один лыкард не поднимет на него руку под страхом быть проклятым богом.
— Ахрд судил его и оправдал. И да будет это известно всем. Да узнают все луга и пастбища, что Брахт ни Эррхин угоден богу и может свободно скакать по нашим полям.
— Никому не дано противиться воле бога.
— Посмотри! Раны его затянулись! Ахрд даровал ему жизнь! Мы присутствовали при чуде. И отрицающий сие отвергает самого Ахрда.
— Я это отрицаю!
Установилась страшная тишина. Воины, державшие Джехенне, были настолько поражены, что даже выпустили ее. Кто-то выкрикнул:
— Богохульство!
Лица говорящих с духами исказил гнев. Джехенне сделала шаг в их сторону, и они отшатнулись от нее словно от прокаженной.
— Ты богохульствуешь.
— Я убью его. Их всех!
— Этого ты не можешь сделать.
— Могу! И сделаю!
Руки, державшие Каландрилла, разжались. На лицах всех, кто наблюдал за происходящим, проступило крайнее изумление. Джехенне наклонилась за мечом.
— Отвергая Ахрда, ты не можешь быть кетоманой ни Ларрхынов.
— Убери меч и отпусти их.
Лыкарды поддержали говорящих с духами:
— Истинно. Богохульник не может управлять нами.
— Она отвергает самого Ахрда.
— Она безумна, ни Эррхин был прав.
— Мы взяли выкуп.
Джехенне взмахнула мечом и медленно развернулась, с вызовом поблескивая глазами. Каландрилл напрягся, приготовившись к новому прыжку, напрочь забыв о плече и думая только о том, где бы достать меч.
— Сделай это, Джехенне, и ты будешь проклята.
— Да буду я проклята!
Говорящий с духами побледнел.
— Женщина сия не может быть нашим вождем, — изрек он.
— Я больше не буду вашим вождем. Но я отомщу!
— Ты убьешь воина, лежащего без сознания? — спросил кто-то за спиной Каландрилла. — В тебе нет чести, женщина.
— Я взял его выкуп за убитого сына. Мы заключили сделку, — произнес другой голос.
— Истинно, — зарокотала толпа, как один человек.
— Ты отвергаешь нашего бога и лишаешь нас чести.
Говорящий с духами ткнул в сторону Джехенне пальцем, а она презрительно рассмеялась и изрыгнула:
— О какой чести ты говоришь? А что сделал с моей честью Брахт ни Эррхин?
— Ахрд вынес свое священное суждение, — ответил говорящий с духами хриплым от потрясения голосом. Глаза его были широко раскрыты, краска, покрывавшая лицо, растрескалась.
— А я еще нет.
Меч в руках Джехенне рванулся вперед, и говорящий с духами едва успел отдернуть руку. Толпа ахнула и недовольно заворчала. Каландриллу показалось, что они сейчас на нее набросятся.
— Если уж она так жаждет крови, то пусть попробует моей. — Катя произнесла эти слова на энвахе, ледяным голосом. Серые глаза метали молнии, словно в них бушевал шторм. Толпа стихла, все головы повернулись к вануйке. Осторожно, как мать, опускающая ребенка в колыбель, она уложила голову Брахта на землю, поднялась и с горящим взглядом встала напротив Джехенне.
— Это… существо… отвергло вашего бога; она готова убить беззащитного человека, она нарушила уговор. Она запятнала честь ни Ларрхынов. — Катя чеканила слова, и толпа согласно кивала. — И Брахт предупреждал вас об этом. Как видите, он оказался прав. Точно так же он говорил правду о Рхыфамуне, совратившем эту подлую женщину. Помните это, когда я возьму над ней верх. Помните, что Давен Тирас — просто тело, в которое вселился колдун, жаждущий пробудить Безумного бога и ввергнуть мир в хаос. Поддержите ее в замыслах, зародившихся в безумном мозгу ее, — и сами вы обезумеете, и богом вашим станет тот, кто был отвергнут своими собственными родителями и кто вознамерился уничтожить Ахрда и Молодых богов. Последуете за Джехенне — и вы, люди Куан-на'Фора, станете игрушкой в руках Фарна.
Она замолчала. Тело ее было напряжено, глаза сердито и с вызовом блестели. Каландрилл порадовался за нее — она очень умело воспользовалась моментом, чтобы настроить ни Ларрхынов против Рхыфамуна. Сомнение все больше овладевало лыкардами, многие уже не одобряли предложенный Джехенне союз.
— Этого не будет, — сказал говорящий с духами. — Мы донесем весть до всех, — поддержал его другой. — О колдуне узнают все.
— Союза не будет, — пообещал первый.
Катя кивнула.
— В таком случае дайте мне меч, и положим этому конец, — сказала она. — Пусть Джехенне попытается отомстить.
На мгновение установилась мертвая тишина. Затем говорящий с духами воскликнул:
— Да будет так!
И воин поторопился передать Кате саблю с почтительным поклоном. Она взвесила оружие в руке. Они с Джехенне оказались в центре круга.
— Прощайся с жизнью, — прорычала женщина с огненными волосами.
Катя взметнула льняную гриву и холодно улыбнулась.
— Возьми ее, — с вызовом бросила она.
Джехенне не заставила себя упрашивать и со скоростью падающего на добычу ястреба бросилась вперед, сверкнув мечом.
Катя, не дрогнув, взмахнула саблей, парировав удар, и тут же сделала выпад. Атака Джехенне была отбита, и две женщины, отскочив друг от друга, затанцевали по кругу, испытывая оборону соперницы ложными выпадами. Сталь звенела о сталь. Соперницы мерились силами. Джехенне руководили ненависть и безумие, Катей — решимость защитить любимого человека и довести до конца начатое дело.
Каландриллу оставалось только смотреть вместе со всеми. Лыкарды расступились, освобождая им место. Бой шел равный, и поначалу было трудно предсказать, кто победит. Джехенне сделала ложный выпад, якобы метя Кате в голову, но в ту же секунду направила клинок ей прямо в грудь, однако вануйка отбила удар и ответила косым в живот. Рыжеволосая увернулась, сделав шаг назад, в надежде использовать инерцию выпада Кати и, зайдя ей в тыл, вонзить меч в незащищенную спину. Катя же легко избежала удара и ответила новым выпадом, настолько сильным, что Джехенне не смогла его парировать и избежала раны только благодаря своей быстроте.
Бой продолжался на равных, и воздух вокруг соперниц звенел металлом. Но потом, когда Катя подняла саблю, отражая удар сверху, Джехенне вдруг выхватила кинжал, который был привязан у нее к бедру. Каландрилл предостерегающе крикнул, однако Катя и сама все видела — или почувствовала — и схватила Джехенне за запястье, прежде чем кинжал чуть не вонзился ей в живот. Они долго стояли в этой позе: Катина сабля высоко поднята над головой, удерживая меч Джехенне, левая рука — на запястье левой руки соперницы, рвавшейся с кинжалом прямо ей к животу. Потом Катя носком ноги подцепила Джехенне за лодыжку и развернулась на пятках, убирая саблю так, что меч ее соперницы, разрубив воздух, вонзился в землю, увлекая за собой рыжеволосую лыкардку.
С пронзительным воплем Джехенне упала на землю, а Катя, все еще не выпуская ее левого запястья, ногой со всей силы наступила ей на правую руку. Кончик Катиной сабли коснулся горла Джехенне, и на нем проступила капелька крови; Лицо Джехенне исказилось в гримасе и из красивого стало отталкивающим. Она прорычала:
— Кончай. О пощаде я молить не буду, и не надейся.
Катя мотнула головой, и солнце заиграло на ее густых серебристых волосах. Растянув полные губы в едва заметной улыбке, она сказала на энвахе, чтобы все поняли и никто потом не мог обвинить ее в том, что схватка была бесчестной:
— Я и не надеюсь. Но убивать того, кто не может оказать сопротивления, не в моих правилах. Это больше пристало тебе.
Она отпустила Джехенне и тут же отпрыгнула назад. Брызжа от ярости слюной, Джехенне вскочила на ноги, размахивая мечом и кинжалом. Толпа одобрительно загудела, но Каландрилл подумал, что, окажись он на месте Кати, не задумываясь вонзил бы саблю Джехенне в горло и отделил бы ее голову от плеч. Он не стал бы играть в благородство.
Но Катя чувствовала себя очень уверенно, а Джехенне стала неосмотрительна, словно, пощадив ее, Катя разожгла в ней еще большую ярость и заставила забыть об осторожности. Джехенне бросилась в атаку, не думая о защите, словно надеялась победить соперницу одним лишь пылом. Меч и кинжал описывали дугу за дугой в попытке пробиться сквозь глухую защиту Кати. Но вануйка прекрасно владела саблей и не поддавалась эмоциям. Она без труда парировала каждый удар, каждый выпад соперницы, и Каландрилл понял, что Катя намеренно изматывает Джехенне, сохраняя собственные силы. Она только защищалась, сдерживая яростный натиск рыжеволосой Джехенне. Каландрилл видел, что Катя почти не двигается, в то время как Джехенне прыгает и скачет вокруг нее и пот струится у нее по лицу, а прерывистое дыхание с хрипом вырывается из открытых губ.
Однажды кинжал скользнул Кате по ребрам, но девушка легко оттолкнула от себя соперницу и даже улыбнулась, хотя тонкая красная полоска проступила у нее на кольчуге. В следующий раз меч чиркнул ее по бедру, но и эта рана была неглубокой. Сабля Кати тоже оставляла одну рану за другой на теле Джехенне — на ребрах туника ее расползлась и окрасилась в красный цвет, кровь капала из предплечья на пальцы, сжимавшие кинжал, под грудью бренчали оторвавшиеся бляхи. Но все эти раны были незначительными, и в пылу битвы соперницы их не замечали. Джехенне наседала, пытаясь пробиться сквозь оборону Кати.
Они приблизились к дубу, и Каландрилл встал между ними и Брахтом, все еще лежавшим без сознания, опасаясь, что Джехенне может пожертвовать собой, только бы убить обидчика. Да и случайный удар тоже мог сделать свое дело. К своему удивлению, он увидел, что говорящие с духами и те самые воины, что вбивали гвозди, тоже выстроились живым барьером около Брахта. Он бросил торопливый взгляд на товарища — керниец лежал со спокойным лицом, как во сне. И тут раздался резкий вздох толпы.
Женщины опять сошлись в ближнем бою. Катя удерживала саблей кинжал, направленный ей в горло, зажав меч соперницы между левой рукой и грудной клеткой. Джехенне отдернула руку, и Катин клинок просвистел в воздухе. Рука с кинжалом по инерции выстрелила вперед, и кулак Джехенне ударил Катю в подбородок. Глаза девушки расширились и помутнели. Джехенне хищно ухмыльнулась и, выдернув меч из-под левой руки вануйки, тут же направила его Кате в горло.
Каландрилл решил, что Катя оглоушена ударом и ничего не сможет предпринять против меча, который сейчас вырвет из нее жизнь. Время словно остановилось Для него, движения соперниц казались ему замедленными. Сверкающая сталь меча неторопливо летела в сторону Катиного горла, вануйка медленно, очень медленно сделала шаг назад, но этого было недостаточно, чтобы избежать смерти. Затем она сделала второй шаг, колени ее подогнулись, и Каландрилл уже больше не сомневался, что она оглоушена. Меч неторопливо пролетел над головой Кати, так близко, что коснулся льняных волос. Удар был настолько силен, что даже развернул Джехенне вокруг своей оси; кинжал ее беспорядочно поднимался и опускался, защищая спину, пока она не пересилила силу инерции и не начала разворачиваться. Этих мгновений Кате оказалось достаточно, чтобы собраться и сделать выпад вперед. Ноги резко выпрямились, сабля нацелилась на соперницу. Вся сила стройного тела вануйки была вложена в этот удар.
Клинок вонзился Джехенне в бок прежде, чем кинжал пошел по дуге назад, а меч поднялся для ответного удара.
Время вновь побежало в своем обычном темпе. Сабля вошла меж ребер Джехенне наполовину, и вопль рыжеволосой лыкардки разорвал установившуюся вдруг тишину. Каландриллу показалось, что в крике том было больше ярости, чем боли. Катя выдернула клинок, но он уже больше не блестел на солнце. Джехенне покачнулась, на губах ее выступила розовая пена, она закашлялась, и кровь залила ей подбородок. Лицо ее как-то сразу осунулось, она подняла меч и сделала один нетвердый шаг в сторону Кати. Сабля по дуге прошлась по животу лыкардки, и Джехенне хрюкнула. Кровь пошла у нее ртом, она согнулась, выронив меч и кинжал, и опустилась на четвереньки. Какое-то мгновение она так и стояла, дыша с хрипом, лицо ее было скрыто за липкими, потными волосами. Затем Джехенне мотнула головой и, простонав что-то такое, чего никто не понял, рухнула на землю. Издав последний вздох, она замерла.
Все молчали, словно не верили в то, что Джехенне ни Ларрхын повержена и мертва. Каландриллу показалось, что даже насекомые, птицы и кони затаились, а ветер перестал шуметь в листве деревьев. Катя стояла, склонив голову, с окровавленной саблей, опущенной вдоль тела. Лицо ее было суровым, без тени торжества или радости. Она словно отдавала последние почести поверженному врагу.
И опять речитативом заговорили драхоманны:
— Бой окончен.
— Джехенне ни Ларрхын была подвергнута испытанию и не выдержала его.
— Собственными устами она прокляла себя.
— Клинком была она испытана, и клинком она была повержена.
— Пусть те, кто видел сие воочию, рассказывают всем: Катя из Вану дралась с честью и с честью победила.
Катя нахмурилась при первых словах драхоманнов, и Каландрилл поспешил перевести их слова. Она кивнула вытерла травой клинок и спрятала его в ножны.
— И что теперь? — спросила она. — Что они с нами сделают? Отправят нас или дадут нам пристанище до тех пор, пока Брахт не придет в себя?
У Каландрилла ответа на этот вопрос не было, но тут один из говорящих с духами подошел к ним со смирением.
— Я говорю на вашем языке, — сказал он. — Ни один лыкард не причинит вам вреда. Мы разнесем весть о том, что здесь свершилось, по всем пастбищам. Все в краях наших узнают о богохульстве Джехенне ни Ларрхын и о том, что Брахт ни Эррхин благословен Ахрдом. Если будет на то воля ваша, мы готовы отвезти его назад в стан, где он может оставаться столько, сколько захочет. Сок священного Ахрдова древа течет в его жилах, но, если понадобится ему помощь наших целителей, она будет ему оказана. Как и тебе.
Он помолчал, и Катя осмотрела себя, словно только сейчас увидела свои раны. Она беспечно махнула рукой и, пристально глядя на шамана, спросила:
— А о Рхыфамуне весть вы разошлете? О Давене Тирасе?
— Непременно, — пообещал драхоманн. — От становища к становищу полетит весть о том, что Давен Тирас — пария, подлежащая уничтожению первым встречным. Ахрд вынес Джехенне приговор, и посему все узнают, что ее предложение о союзе — безумие, коему поддалась она под влиянием Рхыфамуна.
— Мы продолжим погоню, — сказала Катя. — Ибо у него книга, которую поклялись мы доставить в Вану.
— Помех на пути вы не встретите, — заверил их шаман. — И если будет убит Рхыфамун, все, что найдут при нем, будет передано вам, где бы в Куан-на'Форе вы ни находились.
— Да будет так. Благодарим тебя. — Катя поклонилась драхоманну. — А пока перенесем Брахта в лагерь.
— Как прикажете.
Говорящий с духами поклонился, развернулся и отдал приказания воинам, которые бросились сооружать носилки из молодых деревьев, росших на опушке леса.
Все становище вышло им навстречу, и гул голосов вознесся к небу, когда люди увидели тело Джехенне на белом коне, а затем Брахта, которого несли на носилках. Говорящие с духами ехали впереди и, как глашатаи, рассказывали о распятии, о том, чем оно закончилось, о последовавшей битве и о Давене Тирасе. Весть эта мгновенно разнеслась по лагерю, и люди смотрели на Катю с благоговейным ужасом. Она же, обеспокоенная, не спускала глаз с Брахта.
Теперь бывшие узники расположились в кибитке Джехенне, которая была передана в их полное распоряжение. Брахт был уложен на застеленную шелком кровать. Катя еле дождалась, когда говорящие с духами перевяжут ей раны, и тут же отправилась к Брахту. Керниец внешне был в полном порядке. Раны на ладонях полностью затянулись, даже от зеленого сока, вытолкнувшего гвозди из его рук и залечившего раны, не осталось и следа. Если бы Каландрилл не видел всего своими собственными глазами, он бы не поверил, что друга его пытались пригвоздить к дереву. Наступили сумерки, а Брахт все спал. И никто не знал, когда он проснется, ибо никому не приходилось видеть человека, выжившего после такого испытания.
— Он жив, — сказал Каландрилл, наблюдая за тем, как Катя, нахмурившись, осторожно обмывает умиротворенное лицо Брахта. — И мы — ты! — сегодня победили!
— Если он не проснется, мы потеряем все, что выиграли. — Катя отложила платок, которым протирала лоб Брахта, и, не глядя на Каландрилла, продолжила: — Я его не оставлю, а Рхыфамун могуществен. Насколько сильны местные драхоманны — не знаю. Но, может они обладают такими заговорами, которые помогут остановить Рхыфамуна?
— Нам остается только ждать, — сказал Каландрилл. — пока он не проснется, — согласилась Катя, приглаживая Брахту волосы.
Глава семнадцатая
— Позволь молить Ахрда о милости, — попросил Брахт.
Она кивнула.
Брахт стряхнул с себя руки стражников и подошел к дубу. Говорящие с духами поднялись с колен и отошли в сторону. Брахт положил руки на толстую неровную кору, бормоча молитву, затем встал на колени и, воздев руки к небу, опустил голову. Ну же! — воскликнул Каландрилл про себя. Спаси его! Ахрд, если ты желаешь нашей победы над Рхыфамуном, пришли биаха. Урезонь Джехенне и сохрани человека, отдающего свою жизнь ради спасения тебя и твоих братьев.
В ответ — только щебет птиц да легкий шелест листвы Брахт поднялся на ноги и повернулся к рыжеволосой предводительнице племени.
— Я в мире с самим собой. Приступай. Но не забывай о данном слове: отпусти моих друзей.
Катя так сильно сжала Каландриллу руку, что ногти ее врезались ему в плоть. Он положил ей ладонь на руку. Джехенне медленно сунула руку в карман под туникой и вытащила два гвоздя. Она протянула их говорящим с духами и отдала приказание двум воинам.
— В этом нет необходимости, — сказал Брахт с вызовом, и Джехенне поджала губы, когда керниец сам прислонился спиной к дереву и раскинул руки. От ветвей на лицо его падали тени. — Приступай, и да проклянет тебя Ахрд! — твердо произнес Брахт.
Джехенне фыркнула, раздраженная его отвагой, и дала знак начинать. Двое мускулистых воинов подошли к Брахту и прижали его ладони к дереву. У каждого было по тяжелому молотку с ручками, обернутыми в кожу. Джехенне передала гвозди говорящим с духами, они подошли к Брахту и приставили гвозди к его ладоням. Воины замахнулись. Джехенне улыбнулась, не сводя зеленых глаз с лица Брахта, и дрожащим от торжества голосом приказала:
— Начали.
Драхоманны разом запели:
— Да исполнится воля Ахрдова!
И молотки ударили по гвоздям.
Каландрилл не мог ни пошевелиться, ни заставить себя отвести взгляд от страшной сцены. Ладони его начали гореть, и он инстинктивно сжал кулаки. Катя застонала, еще сильнее впиваясь ему в руку ногтями.
Брахт вздрогнул, когда металл разорвал ему руки, и резко откинул голову назад. Жилы вздулись у него на шее, но он крепко сжимал зубы, не желая проронить ни звука. Глаза его были широко раскрыты от боли, на лбу проступил пот.
Молотки поднялись и вновь опустились.
Алая кровь брызнула у Брахта из ладоней, потекла по рукам и закапала на кору дуба. Губы Брахта изогнулись в подобии улыбки. Гвозди торчали на длину пальца из его ладоней.
И вновь молотки ударили по шляпкам гвоздей. И вновь Брахт содрогнулся, но гвозди все еще торчали у него из ладоней, словно натолкнулись на препятствие. Воин, стоявший слева от Брахта, замер и удивленно посмотрел на говорящего с духами.
— Сильнее! — воскликнула Джехенне.
Оба молотка поднялись и снова опустились на шляпки. Гвозди отказывались входить в дерево.
Воины замерли, переглянулись и посмотрели на говорящих с духами. У Каландрилла затеплилась надежда, и он молча вознес молитву Ахрду, умоляя о чуде.
— Сильнее! — завизжала Джехенне.
Молотки зазвенели о шляпки гвоздей, толстые мышцы воинов напряглись, но все было тщетно. Гвозди отказывались входить в дуб. Каландрилл безотрывно смотрел на друга и потому не видел лица Джехенне, но услышал ее придушенный возглас, словно боль раздирала ее, а не Брахта. В следующее мгновение раздался удивленный вздох толпы — гвозди начали медленно вылезать из дерева.
Воины с молотками отступили на шаг, с благоговением и ужасом глядя на происходящее. Джехенне заорала:
— Не отходить! Еще! Сильнее!
Воины заколебались, один даже приподнял молот, но опустил, когда говорящий с духами поднял руку:
— Не надо! Прекратите!
Все молча наблюдали за тем, как окровавленные гвозди медленно вылезают из ладоней Брахта и падают на землю подле его ног. А там, где они разорвали ему плоть, выступила зеленая жижа, словно пораненная кора дерева выделила сок, каковой и выдавил назад гвозди и заполнил собой раны. Он вытекал из ран, как бальзам растекаясь по коже Брахта и капая на розовеющую от крови у его ног траву. Гримаса боли сошла с лица Брахта. Пелена агонии растаяла в его глазах, страшный оскал сошел с лица, уступив место почти, блаженной улыбке. Брахт громко и ясно произнес:
— Да будет благословен Ахрд!
И в следующее мгновение глаза его закрылись, он обмяк и рухнул на траву.
Рука Каландрилла стала горячей, когда кровь вновь хлынула к онемевшим от мертвой хватки Кати мышцам — девушка отпустила его. Она бросилась к Брахту и уложила его голову себе на колени. Зеленая жидкость затвердела, образовав корку на ранах, и они затянулись настолько, что от них не осталось и следа, если не считать бледных, еще зеленоватых отметин там, где наросла новая кожа.
— Ахрд судил воина сего и счел его невиновным! — произнес говорящий с духами, столь же потрясенный, как и все собравшиеся.
Другой драхоманн поддержал его:
— Истинно. Ахрд выплюнул гвозди. Воин невиновен.
— Нет! — яростно завизжала Джехенне.
Она выхватила меч из ножен, занесла его высоко над головой и бросилась вперед на Брахта, но Каландрилл успел подставить ей ножку, и она растянулась на траве. Быстро, как кошка, Джехенне, перекатившись через голову, вскочила на ноги, зеленые глаза ее источали безумную ярость. Она рванулась к распростертому на земле без сознания Брахту. Катя, в мгновение ока положив голову Брахта на землю, вскочила, готовая защищать кернийца без оружия. Каландрилл бросился вперед и всем телом навалился на Джехенне, вновь сбив ее с ног. Лыкарды начали кричать. Каландрилл одной рукой схватил ее за запястье, сжимая другой горло. Она визжала и металась из стороны в сторону, пытаясь сбросить его с себя. Невидимые руки схватили и оттащили его от рыжеволосой предводительницы.
— Ахрд судил его! Ахрд счел его невиновным! — кричали ни Ларрхыны.
Когда Каландрилла поставили на ноги, он увидел, что лыкарды держат Джехенне и что меч у нее отобран. Она билась в руках соплеменников, но лыкарды держали ее крепко, хотя на смуглых лицах их была написана растерянность.
— Убейте его, — простонала она, брызгая слюной. — Приказываю убить его! Убейте их всех!
— Ты богохульствуешь.
Шаманы стояли между ней и Брахтом. Катя опять опустилась к нему, прижимая его голову к груди.
— Убейте их. Я кетомана ни Ларрхынов, и я приказываю вам уничтожить их!
— Это недопустимо!
Говорящие с духами выступили вперед, подняв руки, а Джехенне визжала, стонала и изворачивалась. Шаманы говорили быстро и возбужденно, словно в унисон:
— Священный дуб Ахрда изрыгнул гвозди. Ты не имеешь права противиться воле божьей.
— Человек сей спасен, и ни один лыкард не поднимет на него руку под страхом быть проклятым богом.
— Ахрд судил его и оправдал. И да будет это известно всем. Да узнают все луга и пастбища, что Брахт ни Эррхин угоден богу и может свободно скакать по нашим полям.
— Никому не дано противиться воле бога.
— Посмотри! Раны его затянулись! Ахрд даровал ему жизнь! Мы присутствовали при чуде. И отрицающий сие отвергает самого Ахрда.
— Я это отрицаю!
Установилась страшная тишина. Воины, державшие Джехенне, были настолько поражены, что даже выпустили ее. Кто-то выкрикнул:
— Богохульство!
Лица говорящих с духами исказил гнев. Джехенне сделала шаг в их сторону, и они отшатнулись от нее словно от прокаженной.
— Ты богохульствуешь.
— Я убью его. Их всех!
— Этого ты не можешь сделать.
— Могу! И сделаю!
Руки, державшие Каландрилла, разжались. На лицах всех, кто наблюдал за происходящим, проступило крайнее изумление. Джехенне наклонилась за мечом.
— Отвергая Ахрда, ты не можешь быть кетоманой ни Ларрхынов.
— Убери меч и отпусти их.
Лыкарды поддержали говорящих с духами:
— Истинно. Богохульник не может управлять нами.
— Она отвергает самого Ахрда.
— Она безумна, ни Эррхин был прав.
— Мы взяли выкуп.
Джехенне взмахнула мечом и медленно развернулась, с вызовом поблескивая глазами. Каландрилл напрягся, приготовившись к новому прыжку, напрочь забыв о плече и думая только о том, где бы достать меч.
— Сделай это, Джехенне, и ты будешь проклята.
— Да буду я проклята!
Говорящий с духами побледнел.
— Женщина сия не может быть нашим вождем, — изрек он.
— Я больше не буду вашим вождем. Но я отомщу!
— Ты убьешь воина, лежащего без сознания? — спросил кто-то за спиной Каландрилла. — В тебе нет чести, женщина.
— Я взял его выкуп за убитого сына. Мы заключили сделку, — произнес другой голос.
— Истинно, — зарокотала толпа, как один человек.
— Ты отвергаешь нашего бога и лишаешь нас чести.
Говорящий с духами ткнул в сторону Джехенне пальцем, а она презрительно рассмеялась и изрыгнула:
— О какой чести ты говоришь? А что сделал с моей честью Брахт ни Эррхин?
— Ахрд вынес свое священное суждение, — ответил говорящий с духами хриплым от потрясения голосом. Глаза его были широко раскрыты, краска, покрывавшая лицо, растрескалась.
— А я еще нет.
Меч в руках Джехенне рванулся вперед, и говорящий с духами едва успел отдернуть руку. Толпа ахнула и недовольно заворчала. Каландриллу показалось, что они сейчас на нее набросятся.
— Если уж она так жаждет крови, то пусть попробует моей. — Катя произнесла эти слова на энвахе, ледяным голосом. Серые глаза метали молнии, словно в них бушевал шторм. Толпа стихла, все головы повернулись к вануйке. Осторожно, как мать, опускающая ребенка в колыбель, она уложила голову Брахта на землю, поднялась и с горящим взглядом встала напротив Джехенне.
— Это… существо… отвергло вашего бога; она готова убить беззащитного человека, она нарушила уговор. Она запятнала честь ни Ларрхынов. — Катя чеканила слова, и толпа согласно кивала. — И Брахт предупреждал вас об этом. Как видите, он оказался прав. Точно так же он говорил правду о Рхыфамуне, совратившем эту подлую женщину. Помните это, когда я возьму над ней верх. Помните, что Давен Тирас — просто тело, в которое вселился колдун, жаждущий пробудить Безумного бога и ввергнуть мир в хаос. Поддержите ее в замыслах, зародившихся в безумном мозгу ее, — и сами вы обезумеете, и богом вашим станет тот, кто был отвергнут своими собственными родителями и кто вознамерился уничтожить Ахрда и Молодых богов. Последуете за Джехенне — и вы, люди Куан-на'Фора, станете игрушкой в руках Фарна.
Она замолчала. Тело ее было напряжено, глаза сердито и с вызовом блестели. Каландрилл порадовался за нее — она очень умело воспользовалась моментом, чтобы настроить ни Ларрхынов против Рхыфамуна. Сомнение все больше овладевало лыкардами, многие уже не одобряли предложенный Джехенне союз.
— Этого не будет, — сказал говорящий с духами. — Мы донесем весть до всех, — поддержал его другой. — О колдуне узнают все.
— Союза не будет, — пообещал первый.
Катя кивнула.
— В таком случае дайте мне меч, и положим этому конец, — сказала она. — Пусть Джехенне попытается отомстить.
На мгновение установилась мертвая тишина. Затем говорящий с духами воскликнул:
— Да будет так!
И воин поторопился передать Кате саблю с почтительным поклоном. Она взвесила оружие в руке. Они с Джехенне оказались в центре круга.
— Прощайся с жизнью, — прорычала женщина с огненными волосами.
Катя взметнула льняную гриву и холодно улыбнулась.
— Возьми ее, — с вызовом бросила она.
Джехенне не заставила себя упрашивать и со скоростью падающего на добычу ястреба бросилась вперед, сверкнув мечом.
Катя, не дрогнув, взмахнула саблей, парировав удар, и тут же сделала выпад. Атака Джехенне была отбита, и две женщины, отскочив друг от друга, затанцевали по кругу, испытывая оборону соперницы ложными выпадами. Сталь звенела о сталь. Соперницы мерились силами. Джехенне руководили ненависть и безумие, Катей — решимость защитить любимого человека и довести до конца начатое дело.
Каландриллу оставалось только смотреть вместе со всеми. Лыкарды расступились, освобождая им место. Бой шел равный, и поначалу было трудно предсказать, кто победит. Джехенне сделала ложный выпад, якобы метя Кате в голову, но в ту же секунду направила клинок ей прямо в грудь, однако вануйка отбила удар и ответила косым в живот. Рыжеволосая увернулась, сделав шаг назад, в надежде использовать инерцию выпада Кати и, зайдя ей в тыл, вонзить меч в незащищенную спину. Катя же легко избежала удара и ответила новым выпадом, настолько сильным, что Джехенне не смогла его парировать и избежала раны только благодаря своей быстроте.
Бой продолжался на равных, и воздух вокруг соперниц звенел металлом. Но потом, когда Катя подняла саблю, отражая удар сверху, Джехенне вдруг выхватила кинжал, который был привязан у нее к бедру. Каландрилл предостерегающе крикнул, однако Катя и сама все видела — или почувствовала — и схватила Джехенне за запястье, прежде чем кинжал чуть не вонзился ей в живот. Они долго стояли в этой позе: Катина сабля высоко поднята над головой, удерживая меч Джехенне, левая рука — на запястье левой руки соперницы, рвавшейся с кинжалом прямо ей к животу. Потом Катя носком ноги подцепила Джехенне за лодыжку и развернулась на пятках, убирая саблю так, что меч ее соперницы, разрубив воздух, вонзился в землю, увлекая за собой рыжеволосую лыкардку.
С пронзительным воплем Джехенне упала на землю, а Катя, все еще не выпуская ее левого запястья, ногой со всей силы наступила ей на правую руку. Кончик Катиной сабли коснулся горла Джехенне, и на нем проступила капелька крови; Лицо Джехенне исказилось в гримасе и из красивого стало отталкивающим. Она прорычала:
— Кончай. О пощаде я молить не буду, и не надейся.
Катя мотнула головой, и солнце заиграло на ее густых серебристых волосах. Растянув полные губы в едва заметной улыбке, она сказала на энвахе, чтобы все поняли и никто потом не мог обвинить ее в том, что схватка была бесчестной:
— Я и не надеюсь. Но убивать того, кто не может оказать сопротивления, не в моих правилах. Это больше пристало тебе.
Она отпустила Джехенне и тут же отпрыгнула назад. Брызжа от ярости слюной, Джехенне вскочила на ноги, размахивая мечом и кинжалом. Толпа одобрительно загудела, но Каландрилл подумал, что, окажись он на месте Кати, не задумываясь вонзил бы саблю Джехенне в горло и отделил бы ее голову от плеч. Он не стал бы играть в благородство.
Но Катя чувствовала себя очень уверенно, а Джехенне стала неосмотрительна, словно, пощадив ее, Катя разожгла в ней еще большую ярость и заставила забыть об осторожности. Джехенне бросилась в атаку, не думая о защите, словно надеялась победить соперницу одним лишь пылом. Меч и кинжал описывали дугу за дугой в попытке пробиться сквозь глухую защиту Кати. Но вануйка прекрасно владела саблей и не поддавалась эмоциям. Она без труда парировала каждый удар, каждый выпад соперницы, и Каландрилл понял, что Катя намеренно изматывает Джехенне, сохраняя собственные силы. Она только защищалась, сдерживая яростный натиск рыжеволосой Джехенне. Каландрилл видел, что Катя почти не двигается, в то время как Джехенне прыгает и скачет вокруг нее и пот струится у нее по лицу, а прерывистое дыхание с хрипом вырывается из открытых губ.
Однажды кинжал скользнул Кате по ребрам, но девушка легко оттолкнула от себя соперницу и даже улыбнулась, хотя тонкая красная полоска проступила у нее на кольчуге. В следующий раз меч чиркнул ее по бедру, но и эта рана была неглубокой. Сабля Кати тоже оставляла одну рану за другой на теле Джехенне — на ребрах туника ее расползлась и окрасилась в красный цвет, кровь капала из предплечья на пальцы, сжимавшие кинжал, под грудью бренчали оторвавшиеся бляхи. Но все эти раны были незначительными, и в пылу битвы соперницы их не замечали. Джехенне наседала, пытаясь пробиться сквозь оборону Кати.
Они приблизились к дубу, и Каландрилл встал между ними и Брахтом, все еще лежавшим без сознания, опасаясь, что Джехенне может пожертвовать собой, только бы убить обидчика. Да и случайный удар тоже мог сделать свое дело. К своему удивлению, он увидел, что говорящие с духами и те самые воины, что вбивали гвозди, тоже выстроились живым барьером около Брахта. Он бросил торопливый взгляд на товарища — керниец лежал со спокойным лицом, как во сне. И тут раздался резкий вздох толпы.
Женщины опять сошлись в ближнем бою. Катя удерживала саблей кинжал, направленный ей в горло, зажав меч соперницы между левой рукой и грудной клеткой. Джехенне отдернула руку, и Катин клинок просвистел в воздухе. Рука с кинжалом по инерции выстрелила вперед, и кулак Джехенне ударил Катю в подбородок. Глаза девушки расширились и помутнели. Джехенне хищно ухмыльнулась и, выдернув меч из-под левой руки вануйки, тут же направила его Кате в горло.
Каландрилл решил, что Катя оглоушена ударом и ничего не сможет предпринять против меча, который сейчас вырвет из нее жизнь. Время словно остановилось Для него, движения соперниц казались ему замедленными. Сверкающая сталь меча неторопливо летела в сторону Катиного горла, вануйка медленно, очень медленно сделала шаг назад, но этого было недостаточно, чтобы избежать смерти. Затем она сделала второй шаг, колени ее подогнулись, и Каландрилл уже больше не сомневался, что она оглоушена. Меч неторопливо пролетел над головой Кати, так близко, что коснулся льняных волос. Удар был настолько силен, что даже развернул Джехенне вокруг своей оси; кинжал ее беспорядочно поднимался и опускался, защищая спину, пока она не пересилила силу инерции и не начала разворачиваться. Этих мгновений Кате оказалось достаточно, чтобы собраться и сделать выпад вперед. Ноги резко выпрямились, сабля нацелилась на соперницу. Вся сила стройного тела вануйки была вложена в этот удар.
Клинок вонзился Джехенне в бок прежде, чем кинжал пошел по дуге назад, а меч поднялся для ответного удара.
Время вновь побежало в своем обычном темпе. Сабля вошла меж ребер Джехенне наполовину, и вопль рыжеволосой лыкардки разорвал установившуюся вдруг тишину. Каландриллу показалось, что в крике том было больше ярости, чем боли. Катя выдернула клинок, но он уже больше не блестел на солнце. Джехенне покачнулась, на губах ее выступила розовая пена, она закашлялась, и кровь залила ей подбородок. Лицо ее как-то сразу осунулось, она подняла меч и сделала один нетвердый шаг в сторону Кати. Сабля по дуге прошлась по животу лыкардки, и Джехенне хрюкнула. Кровь пошла у нее ртом, она согнулась, выронив меч и кинжал, и опустилась на четвереньки. Какое-то мгновение она так и стояла, дыша с хрипом, лицо ее было скрыто за липкими, потными волосами. Затем Джехенне мотнула головой и, простонав что-то такое, чего никто не понял, рухнула на землю. Издав последний вздох, она замерла.
Все молчали, словно не верили в то, что Джехенне ни Ларрхын повержена и мертва. Каландриллу показалось, что даже насекомые, птицы и кони затаились, а ветер перестал шуметь в листве деревьев. Катя стояла, склонив голову, с окровавленной саблей, опущенной вдоль тела. Лицо ее было суровым, без тени торжества или радости. Она словно отдавала последние почести поверженному врагу.
И опять речитативом заговорили драхоманны:
— Бой окончен.
— Джехенне ни Ларрхын была подвергнута испытанию и не выдержала его.
— Собственными устами она прокляла себя.
— Клинком была она испытана, и клинком она была повержена.
— Пусть те, кто видел сие воочию, рассказывают всем: Катя из Вану дралась с честью и с честью победила.
Катя нахмурилась при первых словах драхоманнов, и Каландрилл поспешил перевести их слова. Она кивнула вытерла травой клинок и спрятала его в ножны.
— И что теперь? — спросила она. — Что они с нами сделают? Отправят нас или дадут нам пристанище до тех пор, пока Брахт не придет в себя?
У Каландрилла ответа на этот вопрос не было, но тут один из говорящих с духами подошел к ним со смирением.
— Я говорю на вашем языке, — сказал он. — Ни один лыкард не причинит вам вреда. Мы разнесем весть о том, что здесь свершилось, по всем пастбищам. Все в краях наших узнают о богохульстве Джехенне ни Ларрхын и о том, что Брахт ни Эррхин благословен Ахрдом. Если будет на то воля ваша, мы готовы отвезти его назад в стан, где он может оставаться столько, сколько захочет. Сок священного Ахрдова древа течет в его жилах, но, если понадобится ему помощь наших целителей, она будет ему оказана. Как и тебе.
Он помолчал, и Катя осмотрела себя, словно только сейчас увидела свои раны. Она беспечно махнула рукой и, пристально глядя на шамана, спросила:
— А о Рхыфамуне весть вы разошлете? О Давене Тирасе?
— Непременно, — пообещал драхоманн. — От становища к становищу полетит весть о том, что Давен Тирас — пария, подлежащая уничтожению первым встречным. Ахрд вынес Джехенне приговор, и посему все узнают, что ее предложение о союзе — безумие, коему поддалась она под влиянием Рхыфамуна.
— Мы продолжим погоню, — сказала Катя. — Ибо у него книга, которую поклялись мы доставить в Вану.
— Помех на пути вы не встретите, — заверил их шаман. — И если будет убит Рхыфамун, все, что найдут при нем, будет передано вам, где бы в Куан-на'Форе вы ни находились.
— Да будет так. Благодарим тебя. — Катя поклонилась драхоманну. — А пока перенесем Брахта в лагерь.
— Как прикажете.
Говорящий с духами поклонился, развернулся и отдал приказания воинам, которые бросились сооружать носилки из молодых деревьев, росших на опушке леса.
Все становище вышло им навстречу, и гул голосов вознесся к небу, когда люди увидели тело Джехенне на белом коне, а затем Брахта, которого несли на носилках. Говорящие с духами ехали впереди и, как глашатаи, рассказывали о распятии, о том, чем оно закончилось, о последовавшей битве и о Давене Тирасе. Весть эта мгновенно разнеслась по лагерю, и люди смотрели на Катю с благоговейным ужасом. Она же, обеспокоенная, не спускала глаз с Брахта.
Теперь бывшие узники расположились в кибитке Джехенне, которая была передана в их полное распоряжение. Брахт был уложен на застеленную шелком кровать. Катя еле дождалась, когда говорящие с духами перевяжут ей раны, и тут же отправилась к Брахту. Керниец внешне был в полном порядке. Раны на ладонях полностью затянулись, даже от зеленого сока, вытолкнувшего гвозди из его рук и залечившего раны, не осталось и следа. Если бы Каландрилл не видел всего своими собственными глазами, он бы не поверил, что друга его пытались пригвоздить к дереву. Наступили сумерки, а Брахт все спал. И никто не знал, когда он проснется, ибо никому не приходилось видеть человека, выжившего после такого испытания.
— Он жив, — сказал Каландрилл, наблюдая за тем, как Катя, нахмурившись, осторожно обмывает умиротворенное лицо Брахта. — И мы — ты! — сегодня победили!
— Если он не проснется, мы потеряем все, что выиграли. — Катя отложила платок, которым протирала лоб Брахта, и, не глядя на Каландрилла, продолжила: — Я его не оставлю, а Рхыфамун могуществен. Насколько сильны местные драхоманны — не знаю. Но, может они обладают такими заговорами, которые помогут остановить Рхыфамуна?
— Нам остается только ждать, — сказал Каландрилл. — пока он не проснется, — согласилась Катя, приглаживая Брахту волосы.
Глава семнадцатая
Сумерки сгустились, наступила ночь, а Брахт все спал как ребенок. Лыкарды с молчаливой почтительностью вошли в кибитку и показали, где в ящиках, встроенных в стену, хранятся лампы, пища и вино, и пригласили их на праздник, на котором будет избран новый вождь племени. Катя отказалась, не желая оставлять кернийца одного, а Каландрилл согласился, понимая, какая им оказана честь, и не желая обижать ни Ларрхынов. К тому же он надеялся узнать что-нибудь полезное.
В том, что Брахт проснется, он не сомневался: Ахрд не затем даровал ему жизнь, чтобы теперь обречь его на смерть. Он был уверен, что этот странный сон — лечебный, совершенно необходимый Брахту для полного выздоровления — духовного и физического. Вспомнив, как гвозди входили в тело кернийца, он даже вздрогнул и подумал, что ни один человек не смог бы быстро от этого оправиться. И еще раз сказал себе, что затянувшийся сон — лишь часть Ахрдова благословения. К тому же Каландриллу было не по себе в кибитке. Вспоминая вчерашний шепот, видя волнение Кати, он чувствовал себя лишним, словно подглядывал из-за угла. Он понимал, что это глупо, что Катя не дала ему повода так думать, но ничего не мог с собой поделать и потому оставил ее наедине с Брахтом, пообещав вернуться, как только закончится сход.
Полная Луна, окруженная бесчисленными мерцающими звездами, освещала широкую долину. Костры окрашивали ночь в красно-золотые тона и выстреливала в небо искрами. В теплом воздухе стоял, заглушая запах лошадей и кожи, аромат жареного мяса. Самый большой костер горел недалеко от реки. Тут собрались драхоманны и те, кто присутствовал при распятии и на последовавшей дуэли. При его приближении все повернулись и смотрели на него с непроницаемыми лицами, пока говорящий с духами не улыбнулся и жестом не пригласил его сесть рядом с шаманами. Каландрилл с благодарностью поклонился, все еще чувствуя себя неловко, поскольку среди этих людей были и родственники тех, кого он убил. Но очень скоро Каландрилл убедился, что зла на него никто не держит, что все отношения были урегулированы выкупом. Он уселся на траву, и ему тут же передали полную до краев чашу вина и поставили блюдо. Он внимательно прислушивался к разговору, в котором участвовали все, кто сидел вокруг костра.
В том, что Брахт проснется, он не сомневался: Ахрд не затем даровал ему жизнь, чтобы теперь обречь его на смерть. Он был уверен, что этот странный сон — лечебный, совершенно необходимый Брахту для полного выздоровления — духовного и физического. Вспомнив, как гвозди входили в тело кернийца, он даже вздрогнул и подумал, что ни один человек не смог бы быстро от этого оправиться. И еще раз сказал себе, что затянувшийся сон — лишь часть Ахрдова благословения. К тому же Каландриллу было не по себе в кибитке. Вспоминая вчерашний шепот, видя волнение Кати, он чувствовал себя лишним, словно подглядывал из-за угла. Он понимал, что это глупо, что Катя не дала ему повода так думать, но ничего не мог с собой поделать и потому оставил ее наедине с Брахтом, пообещав вернуться, как только закончится сход.
Полная Луна, окруженная бесчисленными мерцающими звездами, освещала широкую долину. Костры окрашивали ночь в красно-золотые тона и выстреливала в небо искрами. В теплом воздухе стоял, заглушая запах лошадей и кожи, аромат жареного мяса. Самый большой костер горел недалеко от реки. Тут собрались драхоманны и те, кто присутствовал при распятии и на последовавшей дуэли. При его приближении все повернулись и смотрели на него с непроницаемыми лицами, пока говорящий с духами не улыбнулся и жестом не пригласил его сесть рядом с шаманами. Каландрилл с благодарностью поклонился, все еще чувствуя себя неловко, поскольку среди этих людей были и родственники тех, кого он убил. Но очень скоро Каландрилл убедился, что зла на него никто не держит, что все отношения были урегулированы выкупом. Он уселся на траву, и ему тут же передали полную до краев чашу вина и поставили блюдо. Он внимательно прислушивался к разговору, в котором участвовали все, кто сидел вокруг костра.