- Письмоводитель у адвоката.
- В этой-то деревеньке?!
- Он каждое лето живет здесь, мисс, ему врачи велели, - объявил Билби. - Здоровье у него очень шаткое, мисс...
Он по-хозяйски подложил в огонь несколько веточек.
- А кем был твой родной отец. Дик?
Вопрос этот отомкнул дверцу в тайник его фантазии. У всех сирот есть такие мечты. Билби они посещали так часто и были до того яркими, что почти обрели достоверность. Он немного покраснел и ответил без запинки:
- Его называли Малтраверс.
- Это что, его имя?
- Точно не знаю, мисс. От меня всегда что-то скрывали. Матушка часто говаривала: "Арти, - говорила она, - ты потом кое-что узнаешь, важное для себя. Про отца. Сейчас мы бедствуем и кое-как перебиваемся, и все же... Но потерпи, будет время, ты узнаешь всю правду - кто гм такой". Вот что она мне говорила, мисс.
- И она умерла, так ничего и не открыв тебе?
Билби успел забыть, что еще утром отправил свою мать на тот свет.
- Да, мисс, - сказал он.
Мадлен улыбнулась ему, и что-то в ее улыбке заставило его густо покраснеть. На минуту он даже решил, что она угадала правду. Она и впрямь все поняла, и ее забавляло, что этот мальчуган строит воздушные замки, как и она строила когда-то, да порой и теперь. Она испытывала к нему самую нежную симпатию, симпатию одного фантазера к другому. Но следующий вопрос она задала так простодушно, что рассеяла все сомнения мальчика, хотя он по-прежнему был красный, как рак.
- А может, ты все-таки о чем-нибудь догадываешься, Дик? Подозреваешь, кто ты на самом деле?
- К сожалению, нет, мисс, - отвечал он. - Это, наверное, ни к чему, да ведь как не думать?..
Как часто путешествовал он по этой милой стране грез, где все, кого знаешь, глядят на тебя из окон, когда ты проходишь дорогой славы! Как часто он придумывал себе то одну родословную, то другую!..
Нежданное появление третьего лица нарушило их беседу. В их маленький лагерь вторгся чужак; он загадочно улыбался и медленно выписывал в воздухе битой для гольфа какие-то иероглифы.
- Елестный... уголок... - начал пришелец молитвенным тоном.
Они взглянули на него вопросительно, он ответил им широкой улыбкой.
- Елестный... - говорил он, покачиваясь и тщетно пытаясь разъяснить сокровенный смысл своих маловразумительных слов короткими взмахами биты.
Очевидно, этот любитель спорта забрел сюда с какого-нибудь ближнего поля для гольфа - и уже успел позавтракать.
- Примите в компанию, - пробормотал он и докончил вполне явственно и громко: - Мясе Мален Филипс.
В славе и известности есть своя теневая сторона.
- Он пьян, - прошептала актриса. - Прогони его, Дик. Я не выношу пьяных.
Она поднялась, Билби тоже. Он медленно шел впереди нее, вскинув мордочку, - точь-в-точь маленький терьер, который принюхивается к запаху чужого пса.
- Так примете, говорю? - повторил спортсмен. Голос у него был, как иерихонская труба. Он был рослый, грузный, самодовольный, с коротко подстриженными усами, бычьей шеей и грудью.
- Человек... спитанный, - заметил он. - Прошу любить... жалить... - Он попробовал указать на себя мановением руки, но в конце концов отказался от этой безнадежной затеи. - С... плжением, - закончил он.
Билби с тревогой ощутил, что позади него кто-то отступает. Он оглянулся - мисс Филипс уже стояла у лесенки, ведущей в их цитадель на колесах.
- Дик! - крикнула она в испуге. - Прогоните этого человека!
И сейчас же дверь захлопнулась, и в ней повернули ключ. Билби решил не подавать вида, что трусит; он стал - руки в боки, ноги крепко уперты в землю, голова чуть набок - и принялся изучать врага. Мальчика поддерживало сознание того, что его видят из окошка фургона...
Пришелец, должно быть, решил, что обряд представления окончен.
- Совсем я не гольф люблю... - проговорил пьяница чуть ли не с гордостью.
Он повел битой вокруг, чтобы выразить, чему именно отдает предпочтение.
- Природу... - сказал он с каким-то дурацким умилением.
И приготовился спуститься с кучи дерна, на которой стоял, прямо в лагерь.
- Стойте! - крикнул Билби. - Это частные владения.
Спортсмен мановением биты дал понять, что знает, но есть кое-что поважней.
- А... ну, уходите! - пискнул Билби срывающимся от волнения голосом. Убирайтесь отсюда!
Спортсмен помахал рукой, точно говоря: "Прощаю, ибо тебе не понять", и продолжал двигаться к очагу. Но тут терпение Билби лопнуло, он отбросил всякую дипломатию и открыл военные действия.
Он понимал: надо что-то сделать, но что - вот вопрос.
- Да я ж ничего... Дружески побесе... Мы люди спитанные... - бормотал спортсмен, но тут большой кусок дерна угодил ему в шею, осыпал его землей и заставил остановиться.
Несколько долгих минут он от изумления не мог выговорить ни слова. Он был, конечно, очень удивлен, но еще и сильно наигрывал свое удивление. Лоб и одна щека его были черны от земли, картузик сдвинулся набок, и все же он сохранял известное достоинство. Он медленно шагнул и оказался как раз под прицелом Билби, который стоял у кучи дерна, сжимая в руке второй метательный снаряд. Бита простерлась наподобие скипетра.
- Положи... это.
- Уходите, - сказал Билби. - Не уйдете - еще брошу. Так и знайте.
- Положи... это!.. - заорал спортсмен во всю мощь своей глотки.
- Уходите - и все, - не унимался Билби.
- Тебя сколько просить? Уважал бы... Грубиян... А ну, положи на место!..
Дерн шмякнулся ему в лицо.
Из-под слоя земли проступили черты лица. Спортсмен моргал и жмурился, но все же не утратил достоинства.
- Так ты, значит... с умыслом, - сказал он.
Казалось, он собирается с силами...
И вдруг с поразительной ловкостью он метнулся к Билби. Как стрела. До Билби оставалось не больше шага По счастью, мальчик во время игр на школьном дворе прекрасно научился увертываться. Он проскользнул под рукой спортсмена и, обежав кучу дерна, спрятался за ней, а любитель гольфа с размаху налетел на нее и минуту-другую стоял с ней в обнимку, очевидно, силясь понять, как он здесь очутился. Ему помог в этом писк из-за кучи.
- Убирайся! - пищал его враг. - Ты что, не видишь, что досаждаешь даме? Убирайся!
- Я и не думаю... никого... осаждать... Позови ее... жалоста!
Но это была хитрость. Пьяный хотел поймать мальчишку. Он вдруг стремительно обошел с фланга кучу дерна, но споткнулся о куски, валявшиеся на земле, и упал. Он стоял на четвереньках и никак не мог подняться. Но не пал духом.
- Бой... ик!.. скаут!.. - пробормотал он и теперь кинулся на Билби уже в качестве ловкого четвероногого.
С поразительной быстротой он опять очутился рядом с Билби, миг - и он уже вскочил на ноги и гнался за ним по лагерю. Чайник и походную плиту он сумел опрокинуть, не претерпев при этом никакого ущерба и не утратив скорости, но лесенка, на которую он наткнулся сразу за углом фургона, оказалась для него роковой. Он как-то упустил ее из виду и тяжело рухнул на землю. Но теперь его боевой дух взыграл. Не обращая внимания на крики изнутри, сопровождавшие его падение, он почти тут же вскочил на ноги и снова ринулся в погоню. Рывок его был так стремителен, что он непременно схватил бы мальчишку, но тот перемахнул через оглобли, обежал фургон и понесся все к той же куче дерна. Спортсмен тоже попробовал перескочить через оглобли, но у него не было той сноровки. Он подпрыгнул, вернее нырнул, и этот прыжок походил на курбеты огромной лошади...
Когда Билби услышал треск и обернулся, спортсмен снова стоял на четвереньках и упорно старался пролезть между оглоблей и передним колесом. Вероятно, он больше бы в этом преуспел, если б не вздумал просунуть руку между спицами. А так задача оказалась непосильной для одного человека: он хотел пролезть сразу в двух местах и скоро пришел в ярость от невозможности это сделать. Фургон качнуло вперед...
Очевидно, этого пьяницу враз не прогонишь...
Минуту Билби оценивал обстановку и, увидев, что враг попал в ловушку, схватил складной стул, обежал лесенку и обрушился с тыла на поверженного спортсмена; он молотил его рьяно, хоть пришибить и не мог.
- Поумерь-ка свой пыл, приятель! - послышался голос, и кто-то схватил его сзади. Он обернулся - его сжимал в объятиях второй любитель гольфа...
Еще один! Испуганный Билби отчаянно отбивался...
Он укусил врага за руку - но через рукав и потому не очень больно, успел дважды брыкнуть его - но, к сожалению, был в шлепанцах! - и скоро его осилили...
Побитый, помятый, обезоруженный и задыхающийся Билби стоял и смотрел, как пьяного заботливо вытаскивали из переднего колеса. Два приятеля помогали этому джентльмену с укоризненной заботливостью, а он знай себе твердил, что все в порядке, и этим еще больше укреплял их подозрения. Всего теперь на поле вместе с первым было четыре игрока.
- Он почему-то гонялся за этим чертенком, - сказал спортсмен, державший Билби.
- Да, но как он ухитрился застрять в колесе? - заметил другой.
- Теперь получше? - спросил третий, помогавший пьяному встать на ноги (они плохо его слушались). Давай-ка биту, дружище... Она тебе сейчас ни к чему...
По вереску с прогулки возвращались миссис Баулс и миссис Гидж. Они всматривались в пришельцев, стараясь понять, кто это такие.
И тут, словно песня после диспута, появилась Мадлен Филипс - красавица в голубом; она медленно вышла из фургона и спустилась по ступенькам, лицо ее выражало удивление. Все головы невольно повернулись к ней. Пьяница сделал знак приятелю, чтобы тот отпустил его, и твердо стоял на ногах. Он уже был в картузике, хотя тот и сидел косо. Бита оставалась у его товарища.
- Я услышала шум, - сказала Мадлен, вздернув свой хорошенький подбородок; она говорила самым чарующим голосом.
Она посмотрела вопросительно...
Окинув опытным глазом трезвых игроков, она отдала предпочтение рослому молодому блондину с серьезным лицом, стоявшему у локтя пьянчуги.
- Пожалуйста, уведите своего друга, - промолвила она, указывая на обидчика прелестной беленькой ручкой.
- Просто, - сказал пьяный негромко, - просто... ква... ква...
С минуту все пытались догадаться, что он хочет сказать.
- Послушай, дружище, тебе нечего здесь делать, - сказал белокурый. Иди-ка лучше назад в клуб.
Но пьяный упорно желал высказаться.
- Простоква... - сказал он погромче.
- По-моему, - заявил низенький спортсмен с живыми глазами, одетый в ярко-желтую фуфайку. - По-моему, он извиняется. Надеюсь, что так.
Пьяный мотнул головой. Впрочем, его всего мотало и шатало.
Рослый юноша взял его за локоть, но он твердил свое.
- Просто к вам!.. - сказал он с выражением. - А неохота говорить. Недудома. Нетудома. Нетутома. Значит, нетутома, и все. Вот сказала б нетутома. А чтоб ломиться... ни-ни!..
- Вот бы и шел себе.
- Скажите: вы тутома, мисс... мисс Пипс? - взывал он к мисс Филипс.
- Лучше ответьте ему, - попросил рослый юноша.
- Нет, сэр, - сказала она с большим достоинством, еще выше вздернув свой хорошенький подбородок. - Меня нету дома.
- Ну и весь разговор, - сказал пьянчуга и с внезапным самоотречением повернулся, чтоб уйти.
- Пшли, - сказал он, давая взять себя под руку.
- Просто к вам шел... - продолжал он бормотать, когда его уводили, дружески...
Еще несколько минут было слышно, как он, удаляясь, снисходительно убеждал кого-то, что вел себя вполне учтиво и по-джентльменски. Затем последовала короткая потасовка: он непременно хотел вернуться и вручить карточки, но его удержали.
Потом видно было, как он свободной рукой разбрасывает в вереске визитные карточки, наподобие того, как это делают в бумажном кроссе [кросс, в котором бегущий впереди оставляет за собой след из клочков бумаги], только гораздо изящней...
Затем его тихо и мирно увели прочь...
Едва появилась мисс Филипс, как Билби без звука отпустили, и теперь оставшиеся спортсмены приносили кочевницам свои извинения.
Тот, что еще недавно держал Билби, - мужчина в сером, с орлиным носом, пышными усами и морщинками вокруг глаз - почему-то находил все это ужасно забавным; зато у коротышки в желтой фуфайке хватало чистосердечия и серьезности на двоих. Это был цветущий, румяный человечек с необычайно открытым лицом. У него были широко раскрытые, выпученные глаза, приоткрытый рот; щеки пухлые, словно надутые; а картузик до того сдвинут назад, что и лоб казался удивительно открытым. Брюшко кругленькое, и грудь колесом. Он их тоже выставлял напоказ. Он ничего не скрывал. Коленки его торчали вперед. Человеку такого склада, разумеется, подобает заодно быть всегда чисто выбритым...
- Мы во всем виноваты, - говорил он. - Надо было смотреть за ним. Невозможно передать, как мы опечалены и смущены. Как сожалеем, что он причинил вам беспокойство.
- Разумеется, нашему мальчику не следовало швырять в него землей, заметила миссис Баулс.
- Да ведь он не очень-то и швырял, - промолвила Мадлен.
- Все равно, нам не следовало давать волю своему товарищу. Надо было следить за ним, а мы проморгали...
- Понимаете, - продолжал открытый молодой человек, желая объяснить все как можно подробнее, - он наш худший игрок. У него набралось сто двадцать семь ударов. Да еще он хотел смошенничать. Вот и расстроился. Что скрывать, мы сами позволили ему напиться... Позволили. Да что греха таить, сами надоумили... Не следовало нам его отпускать. А мы решили, что прогулка в одиночестве пойдет ему на пользу. Вдобавок кое-кому из нас он порядком надоел. Сыты им по горло. Сами слыхали, как он тут канючил, - он это может без конца...
И тут он начал предлагать искупительные жертвы.
- Мы готовы любым образом доказать вам, как жалеем о случившемся... Если вы надумаете сделать привал на нашем поле за соснами... Вы сами увидите, это уединенное и надежное место... Сторож - учтивейший человек. Принесет вам воды или чего пожелаете. Особенно после того, что вышло...
Билби не принимал участия в этом заключительном обмене любезностями. У него появилось странное чувство: уж не перестарался ли он в этой истории? Наверное, надо было попробовать уговорить пьянчугу, да повежливей. А он, дурак, стал кидаться. Ну, да ладно. Он подобрал опрокинутый чайник и пошел к ручью за водой...
Что она о нем подумала?
А пока можно хоть чайник вскипятить.
Одним из последствий этой маленькой неприятности с подгулявшим спортсменом было то, что кочевницы не решились с наступлением сумерек отпустить Уильяма и Билби и спать в фургоне без охраны. На сей раз они расположились на ночлег в глухом месте, поблизости только и был этот гольф-клуб. Они не очень-то доверяли теперь этому гольф-клубу. Итак, было решено, к великой радости Билби, что он будет спать под фургоном в спальном мешке, который захватила с собой миссис Баулс.
Этот спальный мешок был их гордостью, когда они отправлялись в путешествие, но воспользоваться им Джуди так и не рискнула. Она никак не предполагала, что на открытом воздухе появляется ощущение, будто ты спишь на людях. Точно весь мир у тебя в спальне. И каждую ночь она возвращалась в фургон.
Билби считал их вправе распоряжаться собой во всем, что касалось его жизни и даже спанья. Мальчик очень намаялся за день. Он скинул с себя верхнюю одежду, нырнул в мягкий шерстяной мешок и с минуту лежал и слушал приглушенные звуки над головой. Там была она. У Билби была свойственная всем мужчинам врожденная вера в женщину, а там их было целых три. На него нахлынуло необъяснимое желание вылезти из мешка и поцеловать доски, по которым над ним ходило это прелестное, милое создание...
Но он этого не сделал...
Сколько разных событий произошло за два дня! Сейчас ему казалось, что он без остановки шел много часов подряд. В памяти возникали деревья, тропы, росистая трава, сковородки, толпа великанов-дворецких, которые мчались в погоню и окончательно сбились со следа (они, верно, и сейчас еще где-то рыщут), всевозможные щели и щелки, снаряды, которые летят и рвутся и такие неуместные, что не стоит о них вспоминать. Секунду-другую он глядел через спицы колес на танцующее пламя костра, где потрескивали сосновые шишки: он подбросил их в огонь перед тем, как лечь спать; он смотрел на огонь и мигал, словно щенок, а потом погрузился в сон...
Наутро его с трудом разбудили...
- Ты что, так весь день и проспишь?!. - кричала Джуди Баулс. До завтрака в ней всегда особенно чувствовалась ирландская горячность.
4. ДЕЛИКАТНЫЙ УХОД
Понедельник оказался для Билби счастливым днем.
Проехав семнадцать миль, фургон наконец остановился на неровном поле позади утопавшей в зелени веселой деревушки; здесь же расположились бродячие актеры со своим балаганом...
На первом привале, где был магазин, торговавший не только съестным, миссис Баулс купила для Билби пару башмаков. И тут ее осенило.
- Ты, наверно, без денег. Дик? - спросила она.
И дала ему полкроны, то есть два шиллинга и шесть пенсов, или пять шестипенсовиков, или тридцать пенни - считайте, как вздумается, - только в виде одной большой, сверкающей монеты.
Даже не будь Билби влюблен, этого оказалось бы достаточно для того, чтобы он, как человек благородный, охотно служил им и выполнял самые важные поручения. Он носился по лагерю и ни минуты не оставался без дела. Воскресная неудача заставила его осторожней обращаться с тарелками, и за весь этот счастливый день он всего только и разбил, что яйцо: оно упало по пути на сковороду, где должно было жариться к ужину. Билби его и не поднял, а тайком предал земле. Что еще оставалось с ним делать?..
Весь этот день мисс Филипс улыбалась ему и просила его о разных мелких услугах. А вечером, по обычаю представителей своей славной профессии, которые, как случится досуг, непременно идут в театр, Мадлен потребовала, чтобы все отправились на представление. Это будет презабавно, уверяла она. С ней пошла миссис Баулс; миссис Гидж захотела спокойно посидеть в фургоне и записать кое-какие впечатления, пока они еще свежи в ее памяти. Верная себе, Мадлен Филипс настояла на том, чтобы Билби с Уильямом тоже пошли; она дала каждому из них по шиллингу, хотя билеты стоили шесть пенсов, три пенса, два и даже пенни; так Билби впервые попал в театр.
Спектакль назывался "Единокровные братья, или Офицер из рядовых". На афише, почти не отвечавшей содержанию, изображен был человек в хаки, с забинтованной головой; стоя над трупом товарища, он готовился дорого продать свою жизнь. Чтоб попасть в балаган, надо было миновать растворенные настежь сломанные ворота, а потом пройти по вытоптанной полянке. Перед балаганом горели два керосиновых фонаря - они освещали афишу и кучку подростков, которым нечем было заплатить за вход. Внутри на поблекшей и примятой траве стояли скамьи для зрителей, фортепьяно, на котором импровизировала какая-то леди, и висел занавес, изображавший Большой канал в Венеции. Большой канал был наводнен множеством огромных, донельзя отчетливых отражений стоявших на берегу дворцов, а также диковинными черными лодками в виде серпа, которые скользили по воде, не думая в ней отражаться. Импровизаторша заиграла что-то, отдаленно напоминавшее свадебный марш из "Лоэнгрина", а задние ряды подпевали ей с закрытым ртом и подсвистывали. Занавес еще не успел раздвинуться, а Мадлен Филипс, как можно было заметить, находила все это презабавным.
Но тут вмешалась фантазия...
Декорации были нелепые и все время качались, исполнители принадлежали, разумеется, к самой жалкой актерской братии, и все в пьесе было до невозможности ходульное, но фантазия Билби, подобно милосердию божию, не знала границ: она с готовностью кинулась навстречу вымыслу, приняла его в объятия, вдохнула в него жизнь. Пьеса была запутанная, и в ходе ее каждый, кто в большей, кто в меньшей степени, оказывался кем-то другим; все это окончательно смешалось в голове Билби, одно он понял с самого начала: готовят подлость, ставят ловушку, хотят обмануть простодушных и кротких. И до чего же простодушны и кротки были эти простодушные и кроткие! Здесь были два брата: один брат - злодей, слабовольный и безнравственный; другой - праведник, точно в пику ему, почти до зловредности хороший; еще действовал некий преступный баронет; во всех сценах и при всех обстоятельствах он непременно выходил во фраке и в цилиндре, в перчатках и с тросточкой - знаем таких господ! Он все время глядел искоса. Была здесь милая, бесхитростная девица с широкой и сладкой улыбкой на устах (ее-то, каждый по-своему, и любили оба брата - дурной и хороший) и еще какая-то порочная женщина, рослая и одетая в красное, которая кусала губы и выказывала столько страсти, что дрожала шаткая сцена. Был еще смешной дворецкий - полная противоположность старому Мергелсону, - в сюртуке и клетчатых брюках, до смерти потешавший Билби. Вот все бы дворецкие были такие! Потеха! И кто-то все время кого-то разоблачал или грозился вывести на чистую воду. Это особенно захватило Билби. Никогда еще злодеев так не бранили, не говорили им в лицо столько правды. Все освистывали их, и Билби тоже. И когда им выложили все до конца, Билби захлопал в ладоши. И все же они продолжали строить козни, пока не закрылся занавес. Даже покидая сцену, они глядели искоса. Потерпели крах, но не сдались. "Вот погодите", - говорили они.
В злоключениях героини была минута, когда Билби смахнул слезу. Но потом все каким-то чудом уладилось. Актеры вышли на авансцену и выразили надежду, что Билби понравилось. И он пожалел, что у него только две руки. Сердце его готово было выпрыгнуть из груди. О юность, юность!..
А потом он вышел в дышавшую сочувствием тьму. Это был уже не прежний Билби: душа его очистилась состраданием; он был молчаливым и сильным мужчиной, который готов в любое мгновение яростно встать на защиту обиженного и полон благородных порывов. Он ускользнул в сторону, не пошел к фургону: ему хотелось немного побыть в одиночестве, отдаться своим чувствам. Он боялся чем-нибудь спугнуть прекрасную мечту, расцветшую в его сердце...
Да, конечно, он жертва несправедливости. Если ты не жертва, благородство твое неполное. Против него сговорились дворецкие, а то зачем бы им гнаться за ним по пятам? Он в действительности много старше - только это от него скрывали - и по рождению граф. "Граф Шонтский", - прошептал он; почему бы и нет? И Мадлен тоже обездоленная; она вынуждена скитаться в своем неудобном фургоне, цыганская королева! Ее обрекли на это те же злодеи, что обездолили Билби...
Он брел в сочувственно-ласковых летних потемках, и ничто не мешало ему предаваться этим упоительным грезам.
Он был так поглощен своими мечтами, что заблудился среди живых изгородей и с великим трудом отыскал дорогу к фургону. Он прожил за это время долгую и героическую жизнь, но когда, наконец, возвратился обратно, оказалось, что кочевницы даже не заметили его отсутствия. Точно расстались с ним полчаса назад.
Вторник был для Билби не таким счастливым днем, как понедельник. Огорчения начались с того, что миссис Баулс дружески осведомилась, когда он меняет белье. Он не ждал такого вопроса.
- А ты когда-нибудь причесываешься, Дик? - продолжала она. - Наверно, в твоем сверточке есть щетка для волос.
- Иногда причесываюсь, сударыня, - сказал он неуверенно.
- Что-то я еще ни разу не видела тебя с зубной щеткой. Или уж это я требую лишнего. А как насчет мыла, Дик? Давай-ка я подарю тебе кусок.
- Большое вам спасибо, сударыня.
- Я не решаюсь заикнуться о чистом носовом платке, Дик. Это ясно без слов.
- Если позволите, сударыня, я, как приберу после завтрака...
Это мучило его весь завтрак. Он не ждал от миссис Баулс личных выпадов. Да еще таких! Придется тут поломать голову.
Прибрав после завтрака, он с нарочитой скромностью понес свой сверток к той части ручья, что пряталась от фургона за ивами. И кусок мыла с собой захватил. Он начал с платка, и это было не очень умно - теперь вместо полотенца пришлось пользоваться курткой. Надо быль захватить посудное полотенце или газету. (Не забыть бы в другой раз.) Он вымыл с мылом руки и лицо (только самую заметную его часть), а потом вытер все это курткой. Затем он снял воротничок и внимательно его осмотрел. Воротничок и впрямь был почти черный...
- Да ведь это все тот же воротничок! - воскликнула миссис Баулс, когда он вернулся.
- Они у меня все измялись, сударыня, - сказал Билби.
- И все такие грязные?
- У Меня в свертке вакса, - отвечал Билби. - И коробочка раскрылась, сударыня. Как подъедем к какому-нибудь магазину, я непременно куплю себе новый.
Это была денежная жертва, но что поделаешь! И когда они подъехали к магазину, Билби раздобыл себе преотличный воротничок - высокий, с отогнутыми острыми уголками, так что он натирал шею, врезался в подбородок и заставлял ходить с закинутой головой; из-за этой горделивой осанки Билби, готовя завтрак, наступил на лежавшую в стороне тарелку и раздавил ее. Право, он еще в жизни не носил такого элегантного мужского воротничка. И стоил этот воротничок шесть с половиной пенсов - целых шесть монеток по пенни и еще полупенсовик.
Добавлю, что еще до этого, моя посуду после завтрака, Билби успел отбить ручку у чашки. Обе неприятности совсем омрачили его настроение.
К тому же не давал покоя Уильям. Поразмыслив день над их стычкой, Уильям придумал, как ему рассчитаться с Билби. Когда мальчик сидел с ним рядом на козлах, его вдруг сильно ущипнули. Ух! Билби чуть не взвизгнул.
- Вот тебе за шоколад, - злобно прошипел Уильям.
Уильям проделал это дважды, и тогда Билби предпочел слезть с козел и идти рядом с фургоном; Уильям хлестнул белую лошадь, и та пустилась вскачь, побивая рекорды; зазвенела посуда, а он все нахлестывал, пока не вмешалась миссис Баулс...
Вдобавок Билби услышал разговор о возможном появлении "наших мужчин". Все началось с того, что путешественницы заехали за письмами на деревенскую почту; кроме писем, здесь была телеграмма; миссис Баулс читала ее, твердо упершись в землю ногами в гетрах и наклонив голову набок.
- В этой-то деревеньке?!
- Он каждое лето живет здесь, мисс, ему врачи велели, - объявил Билби. - Здоровье у него очень шаткое, мисс...
Он по-хозяйски подложил в огонь несколько веточек.
- А кем был твой родной отец. Дик?
Вопрос этот отомкнул дверцу в тайник его фантазии. У всех сирот есть такие мечты. Билби они посещали так часто и были до того яркими, что почти обрели достоверность. Он немного покраснел и ответил без запинки:
- Его называли Малтраверс.
- Это что, его имя?
- Точно не знаю, мисс. От меня всегда что-то скрывали. Матушка часто говаривала: "Арти, - говорила она, - ты потом кое-что узнаешь, важное для себя. Про отца. Сейчас мы бедствуем и кое-как перебиваемся, и все же... Но потерпи, будет время, ты узнаешь всю правду - кто гм такой". Вот что она мне говорила, мисс.
- И она умерла, так ничего и не открыв тебе?
Билби успел забыть, что еще утром отправил свою мать на тот свет.
- Да, мисс, - сказал он.
Мадлен улыбнулась ему, и что-то в ее улыбке заставило его густо покраснеть. На минуту он даже решил, что она угадала правду. Она и впрямь все поняла, и ее забавляло, что этот мальчуган строит воздушные замки, как и она строила когда-то, да порой и теперь. Она испытывала к нему самую нежную симпатию, симпатию одного фантазера к другому. Но следующий вопрос она задала так простодушно, что рассеяла все сомнения мальчика, хотя он по-прежнему был красный, как рак.
- А может, ты все-таки о чем-нибудь догадываешься, Дик? Подозреваешь, кто ты на самом деле?
- К сожалению, нет, мисс, - отвечал он. - Это, наверное, ни к чему, да ведь как не думать?..
Как часто путешествовал он по этой милой стране грез, где все, кого знаешь, глядят на тебя из окон, когда ты проходишь дорогой славы! Как часто он придумывал себе то одну родословную, то другую!..
Нежданное появление третьего лица нарушило их беседу. В их маленький лагерь вторгся чужак; он загадочно улыбался и медленно выписывал в воздухе битой для гольфа какие-то иероглифы.
- Елестный... уголок... - начал пришелец молитвенным тоном.
Они взглянули на него вопросительно, он ответил им широкой улыбкой.
- Елестный... - говорил он, покачиваясь и тщетно пытаясь разъяснить сокровенный смысл своих маловразумительных слов короткими взмахами биты.
Очевидно, этот любитель спорта забрел сюда с какого-нибудь ближнего поля для гольфа - и уже успел позавтракать.
- Примите в компанию, - пробормотал он и докончил вполне явственно и громко: - Мясе Мален Филипс.
В славе и известности есть своя теневая сторона.
- Он пьян, - прошептала актриса. - Прогони его, Дик. Я не выношу пьяных.
Она поднялась, Билби тоже. Он медленно шел впереди нее, вскинув мордочку, - точь-в-точь маленький терьер, который принюхивается к запаху чужого пса.
- Так примете, говорю? - повторил спортсмен. Голос у него был, как иерихонская труба. Он был рослый, грузный, самодовольный, с коротко подстриженными усами, бычьей шеей и грудью.
- Человек... спитанный, - заметил он. - Прошу любить... жалить... - Он попробовал указать на себя мановением руки, но в конце концов отказался от этой безнадежной затеи. - С... плжением, - закончил он.
Билби с тревогой ощутил, что позади него кто-то отступает. Он оглянулся - мисс Филипс уже стояла у лесенки, ведущей в их цитадель на колесах.
- Дик! - крикнула она в испуге. - Прогоните этого человека!
И сейчас же дверь захлопнулась, и в ней повернули ключ. Билби решил не подавать вида, что трусит; он стал - руки в боки, ноги крепко уперты в землю, голова чуть набок - и принялся изучать врага. Мальчика поддерживало сознание того, что его видят из окошка фургона...
Пришелец, должно быть, решил, что обряд представления окончен.
- Совсем я не гольф люблю... - проговорил пьяница чуть ли не с гордостью.
Он повел битой вокруг, чтобы выразить, чему именно отдает предпочтение.
- Природу... - сказал он с каким-то дурацким умилением.
И приготовился спуститься с кучи дерна, на которой стоял, прямо в лагерь.
- Стойте! - крикнул Билби. - Это частные владения.
Спортсмен мановением биты дал понять, что знает, но есть кое-что поважней.
- А... ну, уходите! - пискнул Билби срывающимся от волнения голосом. Убирайтесь отсюда!
Спортсмен помахал рукой, точно говоря: "Прощаю, ибо тебе не понять", и продолжал двигаться к очагу. Но тут терпение Билби лопнуло, он отбросил всякую дипломатию и открыл военные действия.
Он понимал: надо что-то сделать, но что - вот вопрос.
- Да я ж ничего... Дружески побесе... Мы люди спитанные... - бормотал спортсмен, но тут большой кусок дерна угодил ему в шею, осыпал его землей и заставил остановиться.
Несколько долгих минут он от изумления не мог выговорить ни слова. Он был, конечно, очень удивлен, но еще и сильно наигрывал свое удивление. Лоб и одна щека его были черны от земли, картузик сдвинулся набок, и все же он сохранял известное достоинство. Он медленно шагнул и оказался как раз под прицелом Билби, который стоял у кучи дерна, сжимая в руке второй метательный снаряд. Бита простерлась наподобие скипетра.
- Положи... это.
- Уходите, - сказал Билби. - Не уйдете - еще брошу. Так и знайте.
- Положи... это!.. - заорал спортсмен во всю мощь своей глотки.
- Уходите - и все, - не унимался Билби.
- Тебя сколько просить? Уважал бы... Грубиян... А ну, положи на место!..
Дерн шмякнулся ему в лицо.
Из-под слоя земли проступили черты лица. Спортсмен моргал и жмурился, но все же не утратил достоинства.
- Так ты, значит... с умыслом, - сказал он.
Казалось, он собирается с силами...
И вдруг с поразительной ловкостью он метнулся к Билби. Как стрела. До Билби оставалось не больше шага По счастью, мальчик во время игр на школьном дворе прекрасно научился увертываться. Он проскользнул под рукой спортсмена и, обежав кучу дерна, спрятался за ней, а любитель гольфа с размаху налетел на нее и минуту-другую стоял с ней в обнимку, очевидно, силясь понять, как он здесь очутился. Ему помог в этом писк из-за кучи.
- Убирайся! - пищал его враг. - Ты что, не видишь, что досаждаешь даме? Убирайся!
- Я и не думаю... никого... осаждать... Позови ее... жалоста!
Но это была хитрость. Пьяный хотел поймать мальчишку. Он вдруг стремительно обошел с фланга кучу дерна, но споткнулся о куски, валявшиеся на земле, и упал. Он стоял на четвереньках и никак не мог подняться. Но не пал духом.
- Бой... ик!.. скаут!.. - пробормотал он и теперь кинулся на Билби уже в качестве ловкого четвероногого.
С поразительной быстротой он опять очутился рядом с Билби, миг - и он уже вскочил на ноги и гнался за ним по лагерю. Чайник и походную плиту он сумел опрокинуть, не претерпев при этом никакого ущерба и не утратив скорости, но лесенка, на которую он наткнулся сразу за углом фургона, оказалась для него роковой. Он как-то упустил ее из виду и тяжело рухнул на землю. Но теперь его боевой дух взыграл. Не обращая внимания на крики изнутри, сопровождавшие его падение, он почти тут же вскочил на ноги и снова ринулся в погоню. Рывок его был так стремителен, что он непременно схватил бы мальчишку, но тот перемахнул через оглобли, обежал фургон и понесся все к той же куче дерна. Спортсмен тоже попробовал перескочить через оглобли, но у него не было той сноровки. Он подпрыгнул, вернее нырнул, и этот прыжок походил на курбеты огромной лошади...
Когда Билби услышал треск и обернулся, спортсмен снова стоял на четвереньках и упорно старался пролезть между оглоблей и передним колесом. Вероятно, он больше бы в этом преуспел, если б не вздумал просунуть руку между спицами. А так задача оказалась непосильной для одного человека: он хотел пролезть сразу в двух местах и скоро пришел в ярость от невозможности это сделать. Фургон качнуло вперед...
Очевидно, этого пьяницу враз не прогонишь...
Минуту Билби оценивал обстановку и, увидев, что враг попал в ловушку, схватил складной стул, обежал лесенку и обрушился с тыла на поверженного спортсмена; он молотил его рьяно, хоть пришибить и не мог.
- Поумерь-ка свой пыл, приятель! - послышался голос, и кто-то схватил его сзади. Он обернулся - его сжимал в объятиях второй любитель гольфа...
Еще один! Испуганный Билби отчаянно отбивался...
Он укусил врага за руку - но через рукав и потому не очень больно, успел дважды брыкнуть его - но, к сожалению, был в шлепанцах! - и скоро его осилили...
Побитый, помятый, обезоруженный и задыхающийся Билби стоял и смотрел, как пьяного заботливо вытаскивали из переднего колеса. Два приятеля помогали этому джентльмену с укоризненной заботливостью, а он знай себе твердил, что все в порядке, и этим еще больше укреплял их подозрения. Всего теперь на поле вместе с первым было четыре игрока.
- Он почему-то гонялся за этим чертенком, - сказал спортсмен, державший Билби.
- Да, но как он ухитрился застрять в колесе? - заметил другой.
- Теперь получше? - спросил третий, помогавший пьяному встать на ноги (они плохо его слушались). Давай-ка биту, дружище... Она тебе сейчас ни к чему...
По вереску с прогулки возвращались миссис Баулс и миссис Гидж. Они всматривались в пришельцев, стараясь понять, кто это такие.
И тут, словно песня после диспута, появилась Мадлен Филипс - красавица в голубом; она медленно вышла из фургона и спустилась по ступенькам, лицо ее выражало удивление. Все головы невольно повернулись к ней. Пьяница сделал знак приятелю, чтобы тот отпустил его, и твердо стоял на ногах. Он уже был в картузике, хотя тот и сидел косо. Бита оставалась у его товарища.
- Я услышала шум, - сказала Мадлен, вздернув свой хорошенький подбородок; она говорила самым чарующим голосом.
Она посмотрела вопросительно...
Окинув опытным глазом трезвых игроков, она отдала предпочтение рослому молодому блондину с серьезным лицом, стоявшему у локтя пьянчуги.
- Пожалуйста, уведите своего друга, - промолвила она, указывая на обидчика прелестной беленькой ручкой.
- Просто, - сказал пьяный негромко, - просто... ква... ква...
С минуту все пытались догадаться, что он хочет сказать.
- Послушай, дружище, тебе нечего здесь делать, - сказал белокурый. Иди-ка лучше назад в клуб.
Но пьяный упорно желал высказаться.
- Простоква... - сказал он погромче.
- По-моему, - заявил низенький спортсмен с живыми глазами, одетый в ярко-желтую фуфайку. - По-моему, он извиняется. Надеюсь, что так.
Пьяный мотнул головой. Впрочем, его всего мотало и шатало.
Рослый юноша взял его за локоть, но он твердил свое.
- Просто к вам!.. - сказал он с выражением. - А неохота говорить. Недудома. Нетудома. Нетутома. Значит, нетутома, и все. Вот сказала б нетутома. А чтоб ломиться... ни-ни!..
- Вот бы и шел себе.
- Скажите: вы тутома, мисс... мисс Пипс? - взывал он к мисс Филипс.
- Лучше ответьте ему, - попросил рослый юноша.
- Нет, сэр, - сказала она с большим достоинством, еще выше вздернув свой хорошенький подбородок. - Меня нету дома.
- Ну и весь разговор, - сказал пьянчуга и с внезапным самоотречением повернулся, чтоб уйти.
- Пшли, - сказал он, давая взять себя под руку.
- Просто к вам шел... - продолжал он бормотать, когда его уводили, дружески...
Еще несколько минут было слышно, как он, удаляясь, снисходительно убеждал кого-то, что вел себя вполне учтиво и по-джентльменски. Затем последовала короткая потасовка: он непременно хотел вернуться и вручить карточки, но его удержали.
Потом видно было, как он свободной рукой разбрасывает в вереске визитные карточки, наподобие того, как это делают в бумажном кроссе [кросс, в котором бегущий впереди оставляет за собой след из клочков бумаги], только гораздо изящней...
Затем его тихо и мирно увели прочь...
Едва появилась мисс Филипс, как Билби без звука отпустили, и теперь оставшиеся спортсмены приносили кочевницам свои извинения.
Тот, что еще недавно держал Билби, - мужчина в сером, с орлиным носом, пышными усами и морщинками вокруг глаз - почему-то находил все это ужасно забавным; зато у коротышки в желтой фуфайке хватало чистосердечия и серьезности на двоих. Это был цветущий, румяный человечек с необычайно открытым лицом. У него были широко раскрытые, выпученные глаза, приоткрытый рот; щеки пухлые, словно надутые; а картузик до того сдвинут назад, что и лоб казался удивительно открытым. Брюшко кругленькое, и грудь колесом. Он их тоже выставлял напоказ. Он ничего не скрывал. Коленки его торчали вперед. Человеку такого склада, разумеется, подобает заодно быть всегда чисто выбритым...
- Мы во всем виноваты, - говорил он. - Надо было смотреть за ним. Невозможно передать, как мы опечалены и смущены. Как сожалеем, что он причинил вам беспокойство.
- Разумеется, нашему мальчику не следовало швырять в него землей, заметила миссис Баулс.
- Да ведь он не очень-то и швырял, - промолвила Мадлен.
- Все равно, нам не следовало давать волю своему товарищу. Надо было следить за ним, а мы проморгали...
- Понимаете, - продолжал открытый молодой человек, желая объяснить все как можно подробнее, - он наш худший игрок. У него набралось сто двадцать семь ударов. Да еще он хотел смошенничать. Вот и расстроился. Что скрывать, мы сами позволили ему напиться... Позволили. Да что греха таить, сами надоумили... Не следовало нам его отпускать. А мы решили, что прогулка в одиночестве пойдет ему на пользу. Вдобавок кое-кому из нас он порядком надоел. Сыты им по горло. Сами слыхали, как он тут канючил, - он это может без конца...
И тут он начал предлагать искупительные жертвы.
- Мы готовы любым образом доказать вам, как жалеем о случившемся... Если вы надумаете сделать привал на нашем поле за соснами... Вы сами увидите, это уединенное и надежное место... Сторож - учтивейший человек. Принесет вам воды или чего пожелаете. Особенно после того, что вышло...
Билби не принимал участия в этом заключительном обмене любезностями. У него появилось странное чувство: уж не перестарался ли он в этой истории? Наверное, надо было попробовать уговорить пьянчугу, да повежливей. А он, дурак, стал кидаться. Ну, да ладно. Он подобрал опрокинутый чайник и пошел к ручью за водой...
Что она о нем подумала?
А пока можно хоть чайник вскипятить.
Одним из последствий этой маленькой неприятности с подгулявшим спортсменом было то, что кочевницы не решились с наступлением сумерек отпустить Уильяма и Билби и спать в фургоне без охраны. На сей раз они расположились на ночлег в глухом месте, поблизости только и был этот гольф-клуб. Они не очень-то доверяли теперь этому гольф-клубу. Итак, было решено, к великой радости Билби, что он будет спать под фургоном в спальном мешке, который захватила с собой миссис Баулс.
Этот спальный мешок был их гордостью, когда они отправлялись в путешествие, но воспользоваться им Джуди так и не рискнула. Она никак не предполагала, что на открытом воздухе появляется ощущение, будто ты спишь на людях. Точно весь мир у тебя в спальне. И каждую ночь она возвращалась в фургон.
Билби считал их вправе распоряжаться собой во всем, что касалось его жизни и даже спанья. Мальчик очень намаялся за день. Он скинул с себя верхнюю одежду, нырнул в мягкий шерстяной мешок и с минуту лежал и слушал приглушенные звуки над головой. Там была она. У Билби была свойственная всем мужчинам врожденная вера в женщину, а там их было целых три. На него нахлынуло необъяснимое желание вылезти из мешка и поцеловать доски, по которым над ним ходило это прелестное, милое создание...
Но он этого не сделал...
Сколько разных событий произошло за два дня! Сейчас ему казалось, что он без остановки шел много часов подряд. В памяти возникали деревья, тропы, росистая трава, сковородки, толпа великанов-дворецких, которые мчались в погоню и окончательно сбились со следа (они, верно, и сейчас еще где-то рыщут), всевозможные щели и щелки, снаряды, которые летят и рвутся и такие неуместные, что не стоит о них вспоминать. Секунду-другую он глядел через спицы колес на танцующее пламя костра, где потрескивали сосновые шишки: он подбросил их в огонь перед тем, как лечь спать; он смотрел на огонь и мигал, словно щенок, а потом погрузился в сон...
Наутро его с трудом разбудили...
- Ты что, так весь день и проспишь?!. - кричала Джуди Баулс. До завтрака в ней всегда особенно чувствовалась ирландская горячность.
4. ДЕЛИКАТНЫЙ УХОД
Понедельник оказался для Билби счастливым днем.
Проехав семнадцать миль, фургон наконец остановился на неровном поле позади утопавшей в зелени веселой деревушки; здесь же расположились бродячие актеры со своим балаганом...
На первом привале, где был магазин, торговавший не только съестным, миссис Баулс купила для Билби пару башмаков. И тут ее осенило.
- Ты, наверно, без денег. Дик? - спросила она.
И дала ему полкроны, то есть два шиллинга и шесть пенсов, или пять шестипенсовиков, или тридцать пенни - считайте, как вздумается, - только в виде одной большой, сверкающей монеты.
Даже не будь Билби влюблен, этого оказалось бы достаточно для того, чтобы он, как человек благородный, охотно служил им и выполнял самые важные поручения. Он носился по лагерю и ни минуты не оставался без дела. Воскресная неудача заставила его осторожней обращаться с тарелками, и за весь этот счастливый день он всего только и разбил, что яйцо: оно упало по пути на сковороду, где должно было жариться к ужину. Билби его и не поднял, а тайком предал земле. Что еще оставалось с ним делать?..
Весь этот день мисс Филипс улыбалась ему и просила его о разных мелких услугах. А вечером, по обычаю представителей своей славной профессии, которые, как случится досуг, непременно идут в театр, Мадлен потребовала, чтобы все отправились на представление. Это будет презабавно, уверяла она. С ней пошла миссис Баулс; миссис Гидж захотела спокойно посидеть в фургоне и записать кое-какие впечатления, пока они еще свежи в ее памяти. Верная себе, Мадлен Филипс настояла на том, чтобы Билби с Уильямом тоже пошли; она дала каждому из них по шиллингу, хотя билеты стоили шесть пенсов, три пенса, два и даже пенни; так Билби впервые попал в театр.
Спектакль назывался "Единокровные братья, или Офицер из рядовых". На афише, почти не отвечавшей содержанию, изображен был человек в хаки, с забинтованной головой; стоя над трупом товарища, он готовился дорого продать свою жизнь. Чтоб попасть в балаган, надо было миновать растворенные настежь сломанные ворота, а потом пройти по вытоптанной полянке. Перед балаганом горели два керосиновых фонаря - они освещали афишу и кучку подростков, которым нечем было заплатить за вход. Внутри на поблекшей и примятой траве стояли скамьи для зрителей, фортепьяно, на котором импровизировала какая-то леди, и висел занавес, изображавший Большой канал в Венеции. Большой канал был наводнен множеством огромных, донельзя отчетливых отражений стоявших на берегу дворцов, а также диковинными черными лодками в виде серпа, которые скользили по воде, не думая в ней отражаться. Импровизаторша заиграла что-то, отдаленно напоминавшее свадебный марш из "Лоэнгрина", а задние ряды подпевали ей с закрытым ртом и подсвистывали. Занавес еще не успел раздвинуться, а Мадлен Филипс, как можно было заметить, находила все это презабавным.
Но тут вмешалась фантазия...
Декорации были нелепые и все время качались, исполнители принадлежали, разумеется, к самой жалкой актерской братии, и все в пьесе было до невозможности ходульное, но фантазия Билби, подобно милосердию божию, не знала границ: она с готовностью кинулась навстречу вымыслу, приняла его в объятия, вдохнула в него жизнь. Пьеса была запутанная, и в ходе ее каждый, кто в большей, кто в меньшей степени, оказывался кем-то другим; все это окончательно смешалось в голове Билби, одно он понял с самого начала: готовят подлость, ставят ловушку, хотят обмануть простодушных и кротких. И до чего же простодушны и кротки были эти простодушные и кроткие! Здесь были два брата: один брат - злодей, слабовольный и безнравственный; другой - праведник, точно в пику ему, почти до зловредности хороший; еще действовал некий преступный баронет; во всех сценах и при всех обстоятельствах он непременно выходил во фраке и в цилиндре, в перчатках и с тросточкой - знаем таких господ! Он все время глядел искоса. Была здесь милая, бесхитростная девица с широкой и сладкой улыбкой на устах (ее-то, каждый по-своему, и любили оба брата - дурной и хороший) и еще какая-то порочная женщина, рослая и одетая в красное, которая кусала губы и выказывала столько страсти, что дрожала шаткая сцена. Был еще смешной дворецкий - полная противоположность старому Мергелсону, - в сюртуке и клетчатых брюках, до смерти потешавший Билби. Вот все бы дворецкие были такие! Потеха! И кто-то все время кого-то разоблачал или грозился вывести на чистую воду. Это особенно захватило Билби. Никогда еще злодеев так не бранили, не говорили им в лицо столько правды. Все освистывали их, и Билби тоже. И когда им выложили все до конца, Билби захлопал в ладоши. И все же они продолжали строить козни, пока не закрылся занавес. Даже покидая сцену, они глядели искоса. Потерпели крах, но не сдались. "Вот погодите", - говорили они.
В злоключениях героини была минута, когда Билби смахнул слезу. Но потом все каким-то чудом уладилось. Актеры вышли на авансцену и выразили надежду, что Билби понравилось. И он пожалел, что у него только две руки. Сердце его готово было выпрыгнуть из груди. О юность, юность!..
А потом он вышел в дышавшую сочувствием тьму. Это был уже не прежний Билби: душа его очистилась состраданием; он был молчаливым и сильным мужчиной, который готов в любое мгновение яростно встать на защиту обиженного и полон благородных порывов. Он ускользнул в сторону, не пошел к фургону: ему хотелось немного побыть в одиночестве, отдаться своим чувствам. Он боялся чем-нибудь спугнуть прекрасную мечту, расцветшую в его сердце...
Да, конечно, он жертва несправедливости. Если ты не жертва, благородство твое неполное. Против него сговорились дворецкие, а то зачем бы им гнаться за ним по пятам? Он в действительности много старше - только это от него скрывали - и по рождению граф. "Граф Шонтский", - прошептал он; почему бы и нет? И Мадлен тоже обездоленная; она вынуждена скитаться в своем неудобном фургоне, цыганская королева! Ее обрекли на это те же злодеи, что обездолили Билби...
Он брел в сочувственно-ласковых летних потемках, и ничто не мешало ему предаваться этим упоительным грезам.
Он был так поглощен своими мечтами, что заблудился среди живых изгородей и с великим трудом отыскал дорогу к фургону. Он прожил за это время долгую и героическую жизнь, но когда, наконец, возвратился обратно, оказалось, что кочевницы даже не заметили его отсутствия. Точно расстались с ним полчаса назад.
Вторник был для Билби не таким счастливым днем, как понедельник. Огорчения начались с того, что миссис Баулс дружески осведомилась, когда он меняет белье. Он не ждал такого вопроса.
- А ты когда-нибудь причесываешься, Дик? - продолжала она. - Наверно, в твоем сверточке есть щетка для волос.
- Иногда причесываюсь, сударыня, - сказал он неуверенно.
- Что-то я еще ни разу не видела тебя с зубной щеткой. Или уж это я требую лишнего. А как насчет мыла, Дик? Давай-ка я подарю тебе кусок.
- Большое вам спасибо, сударыня.
- Я не решаюсь заикнуться о чистом носовом платке, Дик. Это ясно без слов.
- Если позволите, сударыня, я, как приберу после завтрака...
Это мучило его весь завтрак. Он не ждал от миссис Баулс личных выпадов. Да еще таких! Придется тут поломать голову.
Прибрав после завтрака, он с нарочитой скромностью понес свой сверток к той части ручья, что пряталась от фургона за ивами. И кусок мыла с собой захватил. Он начал с платка, и это было не очень умно - теперь вместо полотенца пришлось пользоваться курткой. Надо быль захватить посудное полотенце или газету. (Не забыть бы в другой раз.) Он вымыл с мылом руки и лицо (только самую заметную его часть), а потом вытер все это курткой. Затем он снял воротничок и внимательно его осмотрел. Воротничок и впрямь был почти черный...
- Да ведь это все тот же воротничок! - воскликнула миссис Баулс, когда он вернулся.
- Они у меня все измялись, сударыня, - сказал Билби.
- И все такие грязные?
- У Меня в свертке вакса, - отвечал Билби. - И коробочка раскрылась, сударыня. Как подъедем к какому-нибудь магазину, я непременно куплю себе новый.
Это была денежная жертва, но что поделаешь! И когда они подъехали к магазину, Билби раздобыл себе преотличный воротничок - высокий, с отогнутыми острыми уголками, так что он натирал шею, врезался в подбородок и заставлял ходить с закинутой головой; из-за этой горделивой осанки Билби, готовя завтрак, наступил на лежавшую в стороне тарелку и раздавил ее. Право, он еще в жизни не носил такого элегантного мужского воротничка. И стоил этот воротничок шесть с половиной пенсов - целых шесть монеток по пенни и еще полупенсовик.
Добавлю, что еще до этого, моя посуду после завтрака, Билби успел отбить ручку у чашки. Обе неприятности совсем омрачили его настроение.
К тому же не давал покоя Уильям. Поразмыслив день над их стычкой, Уильям придумал, как ему рассчитаться с Билби. Когда мальчик сидел с ним рядом на козлах, его вдруг сильно ущипнули. Ух! Билби чуть не взвизгнул.
- Вот тебе за шоколад, - злобно прошипел Уильям.
Уильям проделал это дважды, и тогда Билби предпочел слезть с козел и идти рядом с фургоном; Уильям хлестнул белую лошадь, и та пустилась вскачь, побивая рекорды; зазвенела посуда, а он все нахлестывал, пока не вмешалась миссис Баулс...
Вдобавок Билби услышал разговор о возможном появлении "наших мужчин". Все началось с того, что путешественницы заехали за письмами на деревенскую почту; кроме писем, здесь была телеграмма; миссис Баулс читала ее, твердо упершись в землю ногами в гетрах и наклонив голову набок.