Уэстлейк Дональд Эдвин. Все дозволено

Дональд Уэстлейк
Все дозволено

Пролог

   Я оставил машину на Амстердам-авеню и прошел до угла Западной 72-й улицы. Было жарко, и я радовался, что полицейское управление разрешило своим служащим носить рубашки с короткими рукавами и открытой шеей. В дополнение к жаре досаждала амуниция, что болталась у меня на поясе и оттягивала брюки: пистолет в кобуре, ремень, фонарик. Очень хотелось сбросить одежду и остаться голым. Но в каком-то смысле это было бы еще более против правил, чем то, что я задумал.
   На углу Амстердам-авеню и Западной 72-й улицы находился отель «Люцерна», одно из тех мест, где обитают завсегдатаи бродвейских баров. Бродвей между 72-й и 79-й улицами полон этих узких маленьких баров, и все они одинаковы: неизменный оглушительный музыкальный автомат, пластиковая обшивка, фальшивые испанские украшения, большегрудая пуэрториканка за стойкой. Все неудачники из однокомнатных номеров в округе проводят здесь свои вечера, положив локти на стойки и с тоской глядя на барменш, а затем, после закрытия, отправляются обратно в свои норы и долго не могут уснуть, думая о женщинах. Или, если у них вдруг появляются деньги, берут с собой одну из низкосортных потаскушек, которые прогуливаются по Бродвею.
   Вдоль квартала от «Люцерны» до Бродвея стоят старые здания с маленькими предприятиями на первом этаже и обычными жильцами в квартирах наверху: вдовами школьных учителей, ушедшими на пенсию бакалейщиками, стареющими портными. В число маленьких предприятий входит пара баров, закусочная, химчистка, винная лавка: стандартный набор – и каждое заведение со своей собственной красной неоновой рекламой в окне. «Шлиц», «Национальные напитки», «Чистка одежды».
   Было десять тридцать вечера, и почти все они успели закрыться, за исключением баров и винной лавки, но и там в этот будний вечер было почти пусто.
   Улица будто вымерла, только несколько ребятишек бегало по тротуарам.
   Одна из винных лавок находилась на полпути к Бродвею.
   Одного взгляда в окно было достаточно, чтобы убедиться в том, что клиентов там не густо. Только клерк-пуэрториканец с книжкой в бумажной обложке да пара пьянчужек в задней части лавки. Я расстегнул кобуру и вошел.
   Пьянчужки мельком взглянули на меня и тут же вновь занялись своим делом, а клерк продолжал следить за мной, и лицо его ничего не выражало – как у каждого, кто смотрит на полицейского.
   В лавке работал кондиционер. Пот на моей спине начал остывать. Я прошел к прилавку.
   Пуэрториканец вежливо обратился ко мне:
   – Да, офицер?
   Я вынул пистолет и направил ему в живот:
   – Выкладывай из ящика все, что есть.
   Я следил за его лицом. В первые несколько секунд оно выражало шок, простой и ясный. Затем, когда, вероятно, он решил, что я не полицейский, а грабитель, то отреагировал так, как и должен был.
   – Да, сэр, – произнес он очень быстро и повернулся к кассе; он всего лишь служащий здесь, деньги-то не его.
   Пьянчуги замерли. Они стояли, как наполовину растаявшие восковые статуи, каждый держал по две бутылки сладкого вермута. На меня они не смотрели.
   Пуэрториканец вытаскивал пачки банкнот из кассы и выкладывал их на прилавок: однодолларовые, затем пятидолларовые, потом десятки, наконец двадцатки. Я схватил первую пачку левой рукой и сунул в карман брюк, затем переложил пистолет в левую, руку, а правой забрал остальное. Пятерки в другой карман, а десятки и двадцатки за рубашку.
   Пуэрториканец оставил кассу открытой и стоял возле нее, уткнув руки в бока, показывая, что ничего не намерен предпринимать. Я снова переложил пистолет в правую руку и убрал его в кобуру, оставив ее открытой. Затем медленно пошел к двери.
   Я видел их отражения в окнах передо мной. Пуэрториканец не пошевелил ни одним мускулом. Пьянчуги же теперь глазели на меня. Один из них начал какое-то непонятное движение рукой с бутылкой вермута. Второй тряхнул головой, и его собутыльник замер.
   Я вышел из лавки и повернул в сторону Амстердам-авеню, по пути застегнув кобуру. За углом сел в свою машину и уехал.

Глава 1

   В тот день они дежурили днем, и это означало, что им придется лицезреть утреннюю пробку на скоростной автостраде в Лонг-Айленде. Это было главным неудобством: приходилось пробираться сквозь потоки машин, когда они дежурили днем.
   Один из них был Джо Лумис, тридцати двух лет, кадровый патрульный, работавший в паре с Полом Голбергом. Второй – Том Гэррити, тридцати четырех лет, детектив третьего класса, обычно работал с Эдом Дантино. Оба служили в 15-м участке на Западной стороне Манхэттена и жили по соседству в переулке Мэри Эллен в районе Монекиз, Лонг-Айленд, в двадцати семи милях от Мидтаунского туннеля.
   Они отправлялись в город вместе всякий раз, когда совпадали графики их дежурств, по очереди используя собственные машины. Этим утром они сидели в «плимуте» Джо, он управлял машиной. Джо был одет по форме, только фуражку бросил на заднее сиденье, а Том сидел рядом в своей обычной рабочей одежде: коричневый костюм, белая рубашка, тонкий желтый галстук.
   По внешнему виду они принадлежали к одному типу людей, хотя различить их не составляло особого труда. Оба были около шести футов ростом и оба чуточку полноваты: Том весил, возможно, фунтов на двадцать больше нормы, Джо – фунтов на пятнадцать, но у Тома это было заметно главным образом на животе и ягодицах, а у Джо вес распределялся по всему телу, как жир у младенца. Ни один из них не хотел признаваться себе, что они располнели. Не говоря ничего друг другу, оба пытались раза два сесть на диету, но диета на них не действовала.
   Волосы у Джо были черные, очень густые и немного длиннее, чем в прежние недавние времена. Джо не любил стричься, а в наши дни нетрудно стать совсем лохматым, прежде чем кто-нибудь заметит это и сделает замечание. Так что теперь он стригся реже, чем раньше.
   У Тома волосы были каштановые и быстро редели. Несколько лет назад он прочитал, что частые души иногда вызывают облысение, с тех пор втайне пользовался купальной шапочкой жены, но волосы все же выпадали.
   Джо был более подвижен, груб и прагматичен, а Том – задумчив и обладал изрядной фантазией. Джо легко затевал ссоры, а Том любил выступать в роли миротворца. И в то время как Том мог сидеть спокойно и думать о своем, Джо требовалось действие и движение, иначе ему становилось скучно и он начинал суетиться.
   Вот и сейчас ему было не по себе. Они торчали в потоке остановившихся машин уже минут пять, и Джо начал вертеть головой, пытаясь разглядеть, что вызвало такую задержку. Но ничего особенного не увидел, кроме трех рядов машин, застывших в ожидании. Не вытерпев, он нервно нажал на клаксон.
   Звук вонзился в уши Тома, как тупой гвоздь.
   – Успокойся, Джо. – Он был слишком утомлен, чтобы волноваться из-за пробки.
   – Ублюдки! – огрызнулся Джо и посмотрел направо. Там он увидел машину в соседнем ряду: светло-голубой автомобиль марки «кадиллак-эльдорадо». Все стекла были подняты, и водитель сидел, наслаждаясь кондиционированным комфортом, словно банкир, отказывающий во вторичном закладе недвижимого имущества.
   – Посмотри на этого сукина сына, – сказал Джо и показал подбородком на «кадиллак».
   Том мельком взглянул в ту сторону.
   – Да, вижу.
   Оба несколько секунд смотрели на водителя, испытывая сильную зависть. Выглядел он на сорок с лишним, был прекрасно одет и сидел совершенно спокойно, безразличный к тому, случилось что-то впереди или нет. И при этом легонько постукивал одним пальцем по рулю, – видимо, в машине работало радио.
   Джо положил левый локоть на руль и злобно посмотрел на часы:
   – Если простоим еще шестьдесят секунд, я пойду осмотрю этот «кадиллак», найду какое-нибудь нарушение и оштрафую сукина сына.
   Том ухмыльнулся:
   – Конечно, конечно…
   Джо хмуро смотрел на часы, но постепенно выражение его лица изменилось, и он тоже вдруг хитро улыбнулся, явно вспомнив нечто интересное. Все еще глядя на часы, но уже не считая секунд, он сказал:
   – Слушай, Том. Ты помнишь ту винную лавку, о ней говорили пару недель назад, ну, ту, которую ограбил парень, переодетый полицейским?
   – Конечно.
   Джо повернул голову к Тому. Теперь он широко улыбался.
   – Это был я!
   – Конечно, ты, – рассмеялся Том.
   Джо убрал локоть с руля. Он напрочь забыл о часах.
   – Нет, я серьезно. Мне нужно было рассказать кому-то, понимаешь? А кому же, как не тебе?
   Том не знал, верить или нет. Прищурившись, словно это могло помочь ему видеть лучше, он сказал:
   – Ты меня разыгрываешь?
   – Клянусь богом, – пожал плечами Джо. – Ты знаешь, что Грэйс потеряла работу…
   – Конечно.
   – А Джекки должна брать уроки плавания этим летом. У Динеро, знаешь? – Он потер большой и указательный пальцы жестом, обозначавшим деньги.
   Том подумал, что, возможно, это правда.
   – Да? – спросил он. – Из-за этого?
   – Я не мог отделаться от мыслей о платежах, обо всех этих проблемах, обо всей заварухе. Тогда просто пошел и сделал это… Клянусь всеми библиями. Я взял двести тридцать три доллара.
   – Ты действительно сделал это. Профессионально, – сказал Том, подразумевая вопрос, но произнес эти слова как утверждение.
   – Совершенно верно.
   Сзади послышался сигнал. Джо посмотрел вперед: машины продвинулись примерно на три длины их «плимута». Он включил скорость, проехал несколько метров и снова выключил ее.
   – Двести тридцать три доллара, – весьма довольным тоном произнес Том.
   – Точно. – Джо чувствовал себя великолепно, получив возможность поговорить о своем приключении. – И знаешь, что меня по-настоящему поразило?
   – Нет.
   – Ну, две вещи. То, что я вообще смог сделать это. Я ведь сам себе не верил. Наставляю пистолет на человека, а как будто это и не я совсем…
   – Да, да… – Том утвердительно кивнул, подбадривая приятеля.
   – Но больше всего поразила меня простота дела. Понимаешь? Никакого сопротивления, и ни затруднений, ни страха. Входишь, берешь, уходишь.
   – А как же тот парень в лавке? – спросил Том.
   – Он там работает. – Джо пожал плечами. – Я наставляю на него пистолет, а он что, получит медаль, если спасет денежки хозяина?
   Том покачал головой, ухмыляясь до ушей, словно ему сейчас сообщили, что его дочь – лучшая ученица в классе.
   – Никак не могу поверить, – сказал он. – Ты действительно совершил ограбление…
   – Это было так легко, – заверил его Джо. – Знаешь? До сего дня я не могу поверить, как это было легко.
   Машины снова немного продвинулись вперед. С минуту друзья молчали, но оба думали о грабеже, совершенном Джо. Наконец Том посмотрел на него и очень серьезно спросил:
   – Джо! Что ты станешь делать теперь?
   – Ты о чем? – Джо хмуро глянул в сторону приятеля. Том пожал плечами, не зная, как это выразить иначе.
   – Что ты станешь делать? Я хочу сказать: на этом все кончится?
   Джо отрывисто рассмеялся:
   – Я не собираюсь возвращать деньги обратно, если ты это имеешь в виду. Я их истратил.
   – Нет, я хочу сказать о другом… – Том тряхнул головой, пытаясь найти слова. – Ты будешь продолжать? Или ограничишься одним разом?
   Джо задумчиво нахмурился.
   – Это только богу известно, – проворчал он.

Том

   В тот день мой первый вызов был в связи с вооруженным ограблением одной из квартир в западной части Центрального парка. Принял сообщение мой напарник Эд Дантино. Эд на пару дюймов ниже меня и, вероятно, фунтов на десять тяжелее, но у него волосы все еще целы. Может быть, он начал пользоваться купальной шапочкой своей жены раньше, чем я.
   Повесив трубку, Эд сказал:
   – Прекрасно, Том. Нам пора отправляться.
   – По такой жаре? – Я чувствовал себя не совсем в порядке после пива, выпитого накануне вечером. Обычно неприятное ощущение проходило к концу утра, но только не в жаркую и влажную погоду. Мне очень хотелось пару часиков отдохнуть в дежурной комнате…
   Там не так уж уютно. Это большое квадратное помещение с покрытыми пластиком стенами отвратительного зеленого цвета. Все пространство забито древними столами, и нет ни одной пары одинаковых. Вдобавок в дежурке пахнет старыми сигарами и нестираными носками. Но комната эта находится на втором этаже участка, а в углу возле окон стоит большой вентилятор, и в жаркие влажные дни время от времени он гонит ветерок, отчего-то возникает мысль, что жизнь, в конце концов, все-таки терпима, если не высовываться за порог.
   Но Эд сказал:
   – Это в западной части Центрального парка, Том.
   – О, – простонал я. Когда неприятности у богатых, мы идем к ним, а не они к нам. Я поднялся и последовал за Эдом вниз. Когда мы подошли к нашей машине – зеленому «форду» без опознавательных знаков, Эд вызвался сесть за руль, и я не стал спорить.
   По дороге я снова задумался о том, что рассказал мне этим утром в машине Джо. Судя по всему, он говорил правду.
   Ну и отмочил же он штучку! Думая о Джо и винной лавке, я даже перестал чувствовать свой бунтующий желудок.
   Пока мы ехали, я чуть было не пересказал эту историю Эду, но вовремя передумал. По-моему, не очень-то умно было со стороны Джо даже мне говорить об этом, бог знает, почему я его не выдал. А если проболтаюсь Эду, он может еще кому-нибудь передать – тоже полушутя, а там и до начальства дойдет.
   Но я понимал, почему Джо не смог не рассказать свою историю хотя бы одному человеку, и был несколько польщен тем, что он выбрал именно меня. Я хочу сказать, что мы долгие годы были добрыми приятелями, жили по соседству, работали в одном участке, но когда человек доверяет тебе секрет, разглашение которого может упрятать его лет на двадцать в тюрьму, ты знаешь, что у тебя есть настоящий друг.
   И какой! Додуматься войти в винную лавку в форме, вынуть пистолет и просто-напросто забрать все, что накопилось в кассе!
   И ему это сошло, – кому придет в голову, что грабитель в форме полицейского действительно полицейский?
   Пока я размышлял о «большом ограблении винной лавки», Эд дорулил до западной части Центрального парка и повернул на юг, по нужному нам адресу. Он не включал сирену: там, куда мы ехали, преступление уже совершено, преступники скрылись, и можно было не спешить. Хозяева сообщили о грабеже по требованию страховой компании, а мы наносили им визит потому, что они богаты.
   Я люблю западную часть Центрального парка. С одной ее стороны расположен зеленый и шумящий парк, а с другой стоят жилые дома, полные богачей, купающихся в деньгах.
   Мы поставили машину перед нужным нам домом. У дома был козырек и привратник – и то и другое мне понравилось. Поднимаясь в лифте, я сказал Эду:
   – Опрос будешь вести ты, о'кей?
   Я уже говорил Эду, что на меня действует погода, так что он, не задумываясь, ответил:
   – Конечно.
   Квартира, в которую мы направлялись, находилась на верхнем этаже. Впустила нас хозяйка, открыв дверь так, словно привыкла к подобным действиям. Ей было около сорока пяти, и она, это сразу бросалось в глаза, стремилась казаться более молодой с помощью всевозможных таблеток, диеты и упражнений. Она производила впечатление весьма состоятельной особы, но старой, как и ее квартира.
   Женщина провела нас в гостиную, но не предложила сесть. Комната была очень красивой, вся в золотых и коричневых тонах, с высокими окнами в парк.
   Эд говорил за нас обоих, а я бродил по комнате, представляя себе, как хорошо тут жить. Повсюду были безделушки и всякая всячина из мрамора, оникса и различных пород дерева…
   Эд и женщина разговаривали возле окна, при этом их голоса, смутные и неразборчивые, казалось, были приглушены солнечным светом. Время от времени я прислушивался, но не мог разбудить в себе интерес. Меня интересовала комната, а не двое черномазых, которые побывали здесь.
   В какой-то момент я услышал, как Эд спросил:
   – Значит, они вошли через служебный вход?
   – Да, – ответила хозяйка. Голос у нее был хрипловатый. – Они ударили мою служанку. Разбили ей рот, я отправила ее вниз, к своему доктору, но могу вызвать обратно, если вам нужно заявление.
   – Возможно, позже, – кивнул Эд.
   – Не понимаю, почему они ее ударили, – сказала женщина. – В конце концов, она ведь тоже черная.
   – Затем они вошли сюда, правильно? – спросил Эд.
   – Нет, они вообще сюда не входили, слава богу. Тут у меня несколько очень ценных вещей. Они прошли из кухни в спальню.
   – А где были вы?
   На стеклянном кофейном столике стояла лакированная деревянная коробочка, орнаментированная в восточном стиле. Я взял ее и открыл – в ней лежало с полдюжины сигарет. «Вирджиния-слимз». Дерево внутри коробки было теплого золотистого цвета, как импортное пиво.
   – Я была в своем кабинете, – говорила тем временем женщина. – Он сообщается со спальней. Услышала, как они рыщут по комнате, и пошла к двери. А как только увидела их, то, конечно, сразу поняла, что они делают.
   – Можете ли вы описать их?
   – Честно говоря…
   – Сколько стоит такая штучка? – спросил я. Женщина недоуменно посмотрела на меня.
   – Извините, что вы сказали?
   Я показал ей коробку в восточном стиле.
   – Эта штука… За сколько ее можно было бы продать?
   – Полагаю, – надменно произнесла она, – всего за тридцать семь сотен долларов. Меньше четырех тысяч.
   – Вот это да! Четыре тысячи долларов за такую коробочку! Для того, чтобы держать в ней сигареты, – сказал я, главным образом про себя, и отвернулся, чтобы положить вещицу на кофейный столик.
   За моей спиной женщина чуть раздраженно спросила у Эда:
   – На чем мы остановились?
   Я посмотрел на предметы, лежавшие на кофейном столике. Я был счастлив, что нахожусь рядом с ними. И просто не мог не улыбнуться…

Джо

   Не знаю почему, по какой причине у меня было плохое настроение весь день. А началось все еще утром, едва я проснулся. Если бы Грейс не избегала меня, у нас произошла бы добрая старомодная ссора – в таком уж настроении я встал с постели.
   Потом – эта машина, пробка, жара. Приятно было рассказать Тому о винной лавке, о том, что не давало мне покоя недели две; но вскоре после этого разговора настроение снова испортилось. Только теперь было на что отвлечься, потому что я продолжал думать о том ублюдке, уютно сидящем в своем «кадиллаке» с кондиционированным воздухом, – там, на скоростной магистрали в Лонг-Айленде этим утром… Я пожалел, что не оштрафовал его за что-нибудь, за что угодно, настолько ненавистна была даже мысль о том, что кому-то лучше, чем мне.
   Обычно прогнать злобу помогает езда. Не такая, как на скоростной магистрали, когда поток автомобилей то и дело останавливается – отчего настроение только ухудшается, – а в обычной веренице машин, где я могу маневрировать, использовать все свои навыки водителя. Я сажусь за руль, развиваю скорость, обгоняю несколько такси и очень скоро начинаю чувствовать себя немного лучше. Поэтому я и вызвался вести машину сегодня, а мой партнер Пол Голберг только пожал плечами и сказал, что его это устраивает. О причине я прекрасно знал: у него не было любви к машинам, у этого Пола. Он предпочел бы, чтобы я все время сидел за рулем и ему ничто не мешало бы жевать резинку. Я еще не видел никого в своей жизни, кто жевал бы так много резинки.
   Пол на пару лет моложе меня, стройнее и жилистее. И силы у него больше, чем кажется. У него кучерявые черные волосы и оливковый цвет лица, да огромные карие оленьи глаза, которые так любят девчонки.
   Я свернул с трассы на 96-й улице и некоторое время катил по узким улочкам. Теперь я уже жалел, что рассказал Тому о винной лавке. Мог ли я доверять ему? Что если он сказал об этом кому-нибудь еще? Тогда рано или поздно все дойдет до начальника участка. А он у нас такой: плюнь на тротуар даже не во время дежурства – и он влепит тебе выговор. А что он сделает с патрульным, который ограбил винную лавку во время своего дежурства!..
   Но Том ничего не скажет, он достаточно умен…
   Мы вернулись на трассу и помчались вперед. Над рекой воздух был чуточку лучше, а движение машины создавало легкий ветерок, который относил бензинную вонь. Настроение мое улучшалось.
   И тут я заметил впереди белый «кадиллак-эльдорадо». Это была та же модель, что и утром, но другого цвета. Водитель выглядел таким умным, напыщенным и богатым, что вся желчь бросилась мне в голову.
   Приблизившись я увидел, что на «кадиллаке» нью-йоркские номера. Хорошо. Если я этого умника оштрафую, он не сбежит, не скроется в каком-нибудь другом штате и не станет показывать мне оттуда язык. Ему придется платить, или у него возникнет куча проблем, когда наступит время продлевать срок действия прав.
   С милю я следил за его скоростью – она равнялась пятидесяти четырем милям в час. Прекрасно.
   – Беру «кадиллак», – сказал я.
   Наверное, Пол дремал и ничего не видел. Он сел прямее, посмотрел вперед и спросил:
   – Что?
   – Этот белый «кадилак».
   Пол внимательно посмотрел на «кадиллак» и вопросительно поднял брови:
   – За что?
   – Так хочется. У него на спидометре пятьдесят четыре.
   Я включил «мигалку» на крыше, но не сирену. Он меня видел, и шума не требовалось. «Кадиллак» тут же снизил скорость, и я прижал его к обочине.
   – Ты слишком его прижал, – сказал Пол.
   – Это ему надо было крепче жать на тормоз. – Я посмотрел на Пола, ожидая, что он скажет что-нибудь еще, но он только пожал плечами. Тогда я вышел из машины и направился к водителю.
   Ему было около сорока, и я обратил внимание прежде всего на его глаза, выпуклые, как у рыбы. Когда я приблизился, он открыл окно, нажав на кнопку. Я попросил показать права и техталон и долгое время молча изучал их, чтобы он начал разговор. Водителя звали Даниэль Моссман, а «кадиллак» он взял напрокат у одной из компаний в Тарритауне. Сказать в свое оправдание ему было нечего.
   – Вы знаете, – спросил я, – какова допустимая скорость на этом участке, Дэн?
   – Пятьдесят, – ответил он.
   – А знаете, какую скорость я зафиксировал у вас, Дэн?
   – Полагаю, пятьдесят пять. – В его голосе не было никаких эмоций, ничего не выражало его лицо, да и глаза навыкате тоже: они просто смотрели на меня и впрямь по-рыбьи.
   – Кем вы работаете, Дэн? – спросил я.
   – Я юрист, – ответил он.
   Юрист. Даже не удосужился сказать «адвокат». Я был раздражен вдвое больше, чем раньше. Вернувшись к патрульной машине, сел за руль, держа в руке права и техталон Моссмана.
   Пол посмотрел на меня и потер большой и указательный пальцы:
   – Что-нибудь есть?
   Я отрицательно покачал головой:
   – Нет. Я оштрафую этого ублюдка

Глава 2

   Они устроили совместную вечеринку с жарким для нескольких друзей, живущих по соседству. Жаровня стояла на заднем дворе у Тома, поэтому и вечеринка проводилась там, но оба сложились на закуску и выпивку, а их жены приготовили салаты, десерт и накрыли на стол.
   Первая – душная и влажная – половина лета ознаменовалась сильным проливным дождем накануне вечеринки, но к утру назначенного дня двор был почти полностью сухим. К тому же влажность резко понизилась, а температура упала до двадцати градусов. Чудесная погода для вечеринки во дворе…
   Были приглашены еще четыре пары, все из одного квартала, плюс их дети. Никто из них не служил в полиции, и только один работал в городе, Тому и Джо они нравились главным образом потому, что с ними можно было забыть о своей собственной работе.
   Перед вечеринкой они вынесли все кухонные стулья и складные стульчики из обоих домов и расставили их во дворе Тома, а бар устроили на карточном столике позади жаровни. У них был джин, водка, шотландское виски и безалкогольные напитки для ребятишек. Мэри постелила на карточный столик хлопчатобумажную скатерть с цветами по всему полю, и все выглядело очень мило.
   Том и Джо по очереди работали барменами, причем один из них подавал напитки, а второй бродил по двору, изображая хозяина. Но Том был официальным шеф-поваром, о чем говорил его фартук, и пока он готовил цыплят и отбивные на жаровне во дворе, Джо бессменно исполнял обязанности бармена. Потом, после того как все поели, Том опять стал барменом, а Джо только вертелся под рукой или иногда уходил в одну из кухонь за льдом. У обоих были морозильные камеры, но когда пятнадцать или двадцать человек одновременно пьют напитки со льдом, а ребятишки главным образом проливают свои на траву, лед тратится быстрее, чем любой холодильник успевает его приготовить. Но два все же справлялись, и Джо надо было только не забывать ходить то в кухню Тома, то в свою.
   Принеся очередную порцию ледяных кубиков в стеклянном кувшине, Джо задержался у карточного столика, где хозяйничал Том в поварском фартуке. Возле него в это время никого не было. Том начал перекладывать прозрачные кубики в ведерко для льда. Джо поискал глазами среди грязных стаканов на столике.
   – Куда подевался мой стакан?
   – Я налью тебе в другой.
   – Спасибо.
   – Ты помнишь… Вот. – Том протянул стакан.
   – Спасибо.
   – Помнишь, – повторил Том, – что ты рассказал мне позавчера о винной лавке?
   Джо отхлебнул из стакана и ухмыльнулся:
   – Конечно.
   Том колебался, покусывая нижнюю губу и озабоченно глядя на гостей в другом конце двора Наконец выпалил:
   – Ты это повторял?
   Джо нахмурился, не уверенный, что правильно понял.
   – Нет. А что?
   – А думал об этом?
   Слегка пожав плечами, Джо посмотрел в сторону.
   – Пару раз, кажется. Я не хотел испытывать удачу.
   – Да, наверное, так, – согласно кивнул Том.