Страница:
Прозвали эти неусыпно бдящие «глаза» — три луны Кринна — так: серебряная луна — Солинари, красная — Лунитари и невидимая (ни для кого, исключая последователей) — Нуитари. Мы, эрды, обладаем необыкновенно мощным магическим потенциалом, но не знаем, что является его источником. Мы не имеем никаких дел с волшебниками Кринна, и те числят нас «отступниками». Нас считают угрозой вашим порядкам.
Одной из многих причин, по которой мы напрочь избегаем контактов с другими расами, была и остается наша магия. В жизни эрдов она. играет первостепенную роль. Магия — в нашей крови. Она так же свойственна нам, как слух, вкус, зрение, обоняние и осязание. Никто ведь не спрашивает нас, как мы видим. Зачем в таком случае требовать от нас объяснения, как мы «творим чудеса». Но я отклонился от повествования… Новый мир был столь же юн и необуздан, как и существа, его населявшие. Эльфы с усердием осваивали свою часть созданного пространства, людоеды — с не меньшим рвением — свою. Люди блуждали в поисках себя, не зная, куда приложить свои силы. Одинокий бог Реоркс предложил им свою помощь. Считают, что Реоркс только тогда чувствует себя счастливым, когда нянчится и возится со смертными. Реоркс обучил людей многому из того, что умел сам, в том числе и кузнечному делу. И эльфы и людоеды нуждались в железных орудиях, но ни те, ни другие понятия не имели о том, как их изготавливают. Они шли к людям и покупали инструменты из металла и оружие. Те не на шутку возгордились своим умением добывать металл и делать из него полезные вещи, забыв, что всем обязаны Реорксу. Однажды, когда он, как обычно, появился среди них, одни просто сделали вид, что не заметили его, другие сыпали колкостями относительно его небольшого роста, а третьи принялись смеяться над его пристрастием к ремеслу, которое им же самим приносило выгоду. Реоркса обуял гнев. Он проклял этих людей, лишил всех навыков и способностей, оставив только тягу к изобретательству и конструированию. Он заявил, что отныне эти гордецы, шутники и насмешники сморщатся и усохнут до таких размеров, что сами превратятся в объект для высмеивания. Так появились на свет гномы-механики. В этот период — известный как Великие Сумерки — существовавшее до сих пор равновесие в мире заколебалось. Люди, перестав довольствоваться тем, что имели, обратили свой взор на то, чем располагали их соседи. Подначиваемые Такхизис людоеды воспылали желанием властвовать. Эльфы хотели, чтобы их просто оставили в покое, но сражаться были готовы. Желая усилить свое влияние на людей, подчинить их, Такхизис вовлекла в зреющую интригу бога Хиддукеля — дельца и торговца, продавца и менялу. Хиддукель смекнул, что неустойчивое равновесие
— хорошая возможность приумножить собственную силу и укрепить власть. Время войны — это изготовление нового оружия, доспехов, поставки фуража и продовольствия, это, в конце концов, торговля душами павших в этой войне. Из всего можно извлечь выгоду. В надежде посеять еще большую сумятицу Хиддукель отправляется к Чизлев, хозяйке лесов, богине природы. Очень убедительно он внушает ей, что всеобщая погибель не за горами.
— Не сегодня-завтра вспыхнет война, — скорбно произнес Хиддукель. — Что будет с природой?! Леса пожгут, поля повытопчут, источники поотравля-ют. Нам нужно раз и навсегда остановить междуусобицу… во имя природы!
— А какой тебе-то с этого прок? — удивилась Чизлев. — Я никогда не поверю, что тебя волнует судьба зверушек.
— Хоть бы кто-нибудь не усомнился, что и у меня есть сердце, — жалостливо проговорил Хиддукель.
— Еще бы не усомниться…
— Если хочешь знать — война плохо скажется и на финансах. Цена золота упадет. Оно фактически обесценится. Прекратятся фермерские поставки на рынки…
К тому же я очень люблю зайцев.
— Разве что поданных к столу. Чизлев вздохнула.
— И все же кое в чем ты прав. Я обратила внимание на сложность отношений между расами и не могла не обеспокоиться. Я пробовала поговорить с Гилеаном, но что толку! Он не поднимает головы от своей книги — и все пишет, пишет и пишет.
Хиддукель фыркнул.
— Тогда пойди к Такхизис… Либо она с супругом любуется битвой минотавров, либо занята тем, что насылает мор, голод, наводнения. Ей тем более не до нас.
— Что ты предлагаешь? Я думаю, у тебя есть план.
— Ты все правильно понимаешь, моя дорогая подруга, благосклонно относящаяся только к зелененьким деревцам. Согласись: если бы нейтралитет царил в мире, то равновесие никогда бы не нарушалось.
— Ну, допустим, — осторожно проговорила Чизлев, не доверяя Хиддукелю и в то же время видя резон в его словах. — Но я не знаю…
— Полно, Пойди к Реорксу, попроси его создать некий драгоценный камень, внутрь которого была бы помещена квинтэссенция нейтральности, ее сущность.
Камень стал бы своеобразным якорем, удерживающим корабль мира на рейде нейтралитета, дающим гарантию, что его не унесет в море «добра» или «зла»… А гавань благоденствия — вот она, рядом.
— Предположим, Реоркс создаст камень. Что делать дальше? Отдать тебе на хранение?! Хотя Чизлев была мягким, покладистым божеством, но все же нередко подшучивала и ерничала, находясь в компании Вечных. А уж Хиддукеля и подавно не могла не куснуть или кольнуть.
— Силы небесные! Ни в коем случае! — как будто перепугался Хиддукель.
— Зачем мне такое бремя!.. Передадим кому-нибудь из твоих наперсников.
По-моему, это было бы разумно, м-м? Чизлев буквально просвечивала Хиддукеля взгля-дом, но ничего, кроме обезоруживающей невинности и подлинной озабоченности будущим мира, она не обнаружила. Говорят, сама Королева Тьмы, связавшись с Хиддукелем, не раз оставалась в проигрыше. Результатом беседы стало то, что Чизлев, приняв образ смертного, покинула свои леса и отправилась странствовать. Увиденное серьезно встревожило ее. По ночам из кузниц лилось багровое сияние. Эльфы не могли налюбоваться новыми мечами, люди подсчитывали выручку, людоеды упражнялись в отрубании голов. Чизлев поняла, что действовать нужно без промедления. Поначалу она хотела обсудить создавшееся положение с супругом, богом Зивилином. Он способен обозревать любые пространства, переноситься в прошлое или будущее. Однако по своему опыту Чизлев знала — добиться от супруга прямого ответа — «да» или «нет» — очень трудно. Всегда выходило так, что Зивилин, способный видеть последствия того или иного замысла, решения, поступка, в конечном итоге вообще отказывался что-либо делать. И Чизлев, решив действовать самостоятельно, отправилась к Реорксу. Одинокого бога никто никогда не посещал, и ему было необыкновенно приятно видеть у себя Чизлев, гостью особенную — обладательницу утонченной красоты и деликатных манер. В свою очередь Чизлев польстило внимание Реоркса, который мило смущался и смешно суетился, не зная, что предложить гостье к чаю. Чизлев вдруг почувствовала укал совести: Реоркс был таким одиноким, все им так пренебрегали.
И она дала себе зарок отныне наведываться к Реорксу. Допив чай, она изложила свою просьбу. Он почел бы за счастье ее исполнить. Нет ничего проще. Ей нужен камень? — будет камень. Хоть сотня. И самые лучшие. Краснея, Чизлев объяснила, что ей нужен только один камень, но тот, в котором была бы заключена сущность нейтральности. Реоркс, теребя бороду, сдвинул брови, задумался.
— И что это будет, если поточнее? — спросил он. Чизлев замялась:
— Гм… Суть нейтральности…
— Хаос? — предположил Реоркс. Обдумывая свой ответ, Чизлев с опаской посмотрела по сторонам: а вдруг Отец Всего и Ничего, олицетворение Хаоса, их подслушивает.
— Как ты думаешь, можем мы позаимствовать хоть немного этой субстанции?
Только чуть-чуть… Чтобы установился нейтралитет в мире.
— Госпожа Чизлев, считай, что все уже сделано, — с очаровательной самоуверенностью заявил Реоркс. — Кому мне его передать? Чизлев задумалась.
— Отдай его Лунитари. Она ближе всех к смертным и постоянно принимает участие в том, что происходит в мире. Лучшего хранителя не найти. Реоркс согласился. Он поцеловал руку Чизлев, запнулся за ножку дивана, разбил чайное блюдце и с горящим лицом, будто факел, поспешно удалился в кузницу. Чизлев, успокоенная и благодарная, вернулась к себе в леса. Каким образом Реоркс умудрился «позаимствовать немного Хаоса» и заключить его внутрь камня, никто никогда не узнает. Он создал то, что мы теперь зовем .Серым Бриллиантом, и передал его на сохранение Лунитари. Плененная творением Реоркса, Лунитари отвела ему место в самом центре красной луны. Она старалась не упускать его из виду, поскольку Бриллиант имел одно необычное свойство: стоило кому-либо взглянуть на камень, как у него возникало желание непременно завладеть им, Не избежал этой напасти и его создатель — Реоркс, обнаруживший, что у него пропал сон и он грезит о камне днем и ночью. Он вновь нанес визит Лунитари и, робея, попросил вернуть ему Бриллиант. Лунитари отказала Реорксу. Она уже сама прикипела к камню. Ей доставляло огромное удовольствие, проснувшись, любоваться его свечением. Помучившись некоторое время, Реоркс решил возвратить камень иным путем. Он принял образ смертного и появился у гномов-механиков. Среди них он выбрал умеренно рьяного гнома, не до конца беспринципного, и во сне явил перед ним Серый Бриллиант. Что и говорить, тот тут же возжаждал камень. Все прочие желания перестали для него существовать. Впрочем, за одним исключением — больше всего на свете ему хотелось иметь револьверную, с паровым приводом отвертку. Но поскольку с последним желанием у гнома не складывалось, ничего не оставалось, как употребить все силы на то, чтобы заполучить Серый Бриллиант. Как ему это удалось — предмет другого рассказа. Стоит лишь упомянуть, что его дерзкий шаг потребовал технического оснащения в виде волшебной лестницы, всевозможных лебедок, шкивов и блоков, магического сачка и некоторой поддержки со стороны Реоркса. Проныра-гном завладел камнем во время недолгой отлучки Лунитари.
— Это как раз то, что мне нужно, — сказал гном-механик, восхищенно разглядывая Бриллиант. — С его помощью заработает мой ротационный комбинированный резчик для шинковки овощей и фруктов… и для подравнивания бороды. Изобретатель-гном уже собрался было приспособить камень к своему механизму, но тут появился Реоркс, в обличий соплеменника, и потребовал Бриллиант. Пока Реоркс и прощелыга-гном выясняли отношения, камень выскользнул из волшебного сачка и… Этот случай стал первым свидетельством, что Бриллиант представляет собой нечто большее, нежели могли вообразить Реоркс, Лунитари, ушлый гном или кто угодно другой. Реоркс с изумлением наблюдал, как Серый Бриллиант скользит по воздуху. Попытка догнать его, предпринятая им и гномом-механиком, успеха не имела. Камень буйствовал по всему Кринну, оставляя за собой смятение и полную неразбериху. Он преобразил животных и растения, вывернул наизнанку .заклинания магов, всех и .вся переполошил. Боги теперь знали о существовании Бриллианта. Паладайн и Такхизис были в ярости оттого, что Реоркс с ними не посоветовался. Чизлев, глубоко пристыженная, признала свое участие в интриге, не забыв упомянуть и о Хиддукеле. Тот лишь пожал плечами и заржал как жеребец. Его замысел сработал, о равновесии теперь не могло быть и речи. Эльфы намеревались воевать с людьми; те, в свою очередь, готовились к войне с эльфами; людоеды горели желанием сразиться с кем бы то ни было. О перипетиях, связанных с Серым Бриллиантом, можно говорить долго. Буду краток.
Человек по имени Гаргат ухитрился-таки овладеть камнем. Он держал его в своем замке, оснащенном самыми различными магическими устройствами. (Я, однако, придерживаюсь мнения, что Бриллиант сам отдался ему в руки. Кроме того, мне не приходилось сталкиваться с такого рода магией, которая бы могла воспрепятствовать Серому Бриллианту.) Гномы-механики, десятилетиями домогавшиеся камня, искавшие его следы, в конце концов осадили замок Гаргата.
Осада (явно случайно) увенчалась успехом. Но дорвавшиеся до камня гномы затеяли свару: одни хотели тут же сломать «эту штуку», поскольку сгорали от любопытства — что там внутри; другие предлагали забрать камень с собой и тайно от всех хранить в сокровищнице. Внезапно место ссоры залило ослепительное серое сияние.
Когда глаза снова смогли видеть, обнаружилось, что гномы-механики дерутся друг с другом. Но самым поразительным было их преображение: те гномы-механики, которые хотели упрятать Бриллиант вместе с другими сокровищами, превратились просто в гномов, те же, кто интересовался содержимым камня, — стали кендерами.
Посчастливилось тем, кто находился за внешней стеной замка и возился с новым осадным изобретением — вращающимся скорострельным арбалетом Гатлинга (выдумщика звали Луснат Гатлинг). Эти остались сами собой. Они решили, что свет исходил от масляного канделябра, специально созданного для подсветки поля боя в ночное время. Такой канделябр поднимался в воздух с помощью наполненного газом шара.
Газ также являлся последним новшеством. Думаю, нет надобности описывать замысловатый метод получения такого газа, скажу лишь, что для этого были использованы лимонный сок, куски металла, вода… Бриллиант снова исчез из поля зрения. И не только Реоркс делал попытки напасть на его след, но все было напрасно. Время от времени камень оказывается у людей. С какой целью он позволяет им владеть собой? Может быть, ради развлечения. Но когда ему наскучивает их возня, он ускользает вновь. В настоящий момент Серый Бриллиант у нас. Мы будем первыми, кто подчинит его. По крайней мере, так заявил Вершитель.
Этой ночью он расколет камень, чтобы заставить его магическую силу защитить нас, наш остров. На этом заканчивалось послание к Даламару, написанное аккуратным почерком Заста. Чуть ниже была приписка, но буквы уже прыгали, будто рука писавшего дрожала. Она предназначалась Аше. С тобой моя любовь и мои молитвы, дитя не плоти, но души моей. Молись за нас. Аша надолго задумалась над припиской… Ее с самого начала веселили некоторые места истории о сотворении мира. Кроме того, Заст частенько развлекал ее рассказами про гномов-механиков.
Он их называл «сказы о гномах». Иногда у него на лице мелькала улыбка — как правило, при описании невероятных механизмов гномов… Аша улыбнулась, вспомнив о чем-то смешном, но улыбка тут же сошла с лица. Могла ли она понять, откуда надвигается опасность? Нет… Вот Заст понимал и видел ее. И поэтому он дал ей свиток. Эрды в отчаянии. Внезапное появление чужаков, их бесцеремонное, наглое вторжение не на шутку испугало их. И они собрались действовать, чтобы защитить тот уклад жизни, который существует не одно поколение. Аша уронила письмо на колени. Слезы, подступившие к глазам, уже не были слезами жалости к самой себе.
Теперь это были слезы нежности и любви к взрастившему ее человеку. Как считают эльфы, у таких слез другой источник, они идут от сердца. Вызванные болью, они эту боль и успокаивают. Беззвучно плача, утомленная и убаюканная волнами и ровным гудением снастей, Аша уснула.
5. Алтарь и Серый Бриллиант. Гном опаздывает. Камень расколот
Одной из многих причин, по которой мы напрочь избегаем контактов с другими расами, была и остается наша магия. В жизни эрдов она. играет первостепенную роль. Магия — в нашей крови. Она так же свойственна нам, как слух, вкус, зрение, обоняние и осязание. Никто ведь не спрашивает нас, как мы видим. Зачем в таком случае требовать от нас объяснения, как мы «творим чудеса». Но я отклонился от повествования… Новый мир был столь же юн и необуздан, как и существа, его населявшие. Эльфы с усердием осваивали свою часть созданного пространства, людоеды — с не меньшим рвением — свою. Люди блуждали в поисках себя, не зная, куда приложить свои силы. Одинокий бог Реоркс предложил им свою помощь. Считают, что Реоркс только тогда чувствует себя счастливым, когда нянчится и возится со смертными. Реоркс обучил людей многому из того, что умел сам, в том числе и кузнечному делу. И эльфы и людоеды нуждались в железных орудиях, но ни те, ни другие понятия не имели о том, как их изготавливают. Они шли к людям и покупали инструменты из металла и оружие. Те не на шутку возгордились своим умением добывать металл и делать из него полезные вещи, забыв, что всем обязаны Реорксу. Однажды, когда он, как обычно, появился среди них, одни просто сделали вид, что не заметили его, другие сыпали колкостями относительно его небольшого роста, а третьи принялись смеяться над его пристрастием к ремеслу, которое им же самим приносило выгоду. Реоркса обуял гнев. Он проклял этих людей, лишил всех навыков и способностей, оставив только тягу к изобретательству и конструированию. Он заявил, что отныне эти гордецы, шутники и насмешники сморщатся и усохнут до таких размеров, что сами превратятся в объект для высмеивания. Так появились на свет гномы-механики. В этот период — известный как Великие Сумерки — существовавшее до сих пор равновесие в мире заколебалось. Люди, перестав довольствоваться тем, что имели, обратили свой взор на то, чем располагали их соседи. Подначиваемые Такхизис людоеды воспылали желанием властвовать. Эльфы хотели, чтобы их просто оставили в покое, но сражаться были готовы. Желая усилить свое влияние на людей, подчинить их, Такхизис вовлекла в зреющую интригу бога Хиддукеля — дельца и торговца, продавца и менялу. Хиддукель смекнул, что неустойчивое равновесие
— хорошая возможность приумножить собственную силу и укрепить власть. Время войны — это изготовление нового оружия, доспехов, поставки фуража и продовольствия, это, в конце концов, торговля душами павших в этой войне. Из всего можно извлечь выгоду. В надежде посеять еще большую сумятицу Хиддукель отправляется к Чизлев, хозяйке лесов, богине природы. Очень убедительно он внушает ей, что всеобщая погибель не за горами.
— Не сегодня-завтра вспыхнет война, — скорбно произнес Хиддукель. — Что будет с природой?! Леса пожгут, поля повытопчут, источники поотравля-ют. Нам нужно раз и навсегда остановить междуусобицу… во имя природы!
— А какой тебе-то с этого прок? — удивилась Чизлев. — Я никогда не поверю, что тебя волнует судьба зверушек.
— Хоть бы кто-нибудь не усомнился, что и у меня есть сердце, — жалостливо проговорил Хиддукель.
— Еще бы не усомниться…
— Если хочешь знать — война плохо скажется и на финансах. Цена золота упадет. Оно фактически обесценится. Прекратятся фермерские поставки на рынки…
К тому же я очень люблю зайцев.
— Разве что поданных к столу. Чизлев вздохнула.
— И все же кое в чем ты прав. Я обратила внимание на сложность отношений между расами и не могла не обеспокоиться. Я пробовала поговорить с Гилеаном, но что толку! Он не поднимает головы от своей книги — и все пишет, пишет и пишет.
Хиддукель фыркнул.
— Тогда пойди к Такхизис… Либо она с супругом любуется битвой минотавров, либо занята тем, что насылает мор, голод, наводнения. Ей тем более не до нас.
— Что ты предлагаешь? Я думаю, у тебя есть план.
— Ты все правильно понимаешь, моя дорогая подруга, благосклонно относящаяся только к зелененьким деревцам. Согласись: если бы нейтралитет царил в мире, то равновесие никогда бы не нарушалось.
— Ну, допустим, — осторожно проговорила Чизлев, не доверяя Хиддукелю и в то же время видя резон в его словах. — Но я не знаю…
— Полно, Пойди к Реорксу, попроси его создать некий драгоценный камень, внутрь которого была бы помещена квинтэссенция нейтральности, ее сущность.
Камень стал бы своеобразным якорем, удерживающим корабль мира на рейде нейтралитета, дающим гарантию, что его не унесет в море «добра» или «зла»… А гавань благоденствия — вот она, рядом.
— Предположим, Реоркс создаст камень. Что делать дальше? Отдать тебе на хранение?! Хотя Чизлев была мягким, покладистым божеством, но все же нередко подшучивала и ерничала, находясь в компании Вечных. А уж Хиддукеля и подавно не могла не куснуть или кольнуть.
— Силы небесные! Ни в коем случае! — как будто перепугался Хиддукель.
— Зачем мне такое бремя!.. Передадим кому-нибудь из твоих наперсников.
По-моему, это было бы разумно, м-м? Чизлев буквально просвечивала Хиддукеля взгля-дом, но ничего, кроме обезоруживающей невинности и подлинной озабоченности будущим мира, она не обнаружила. Говорят, сама Королева Тьмы, связавшись с Хиддукелем, не раз оставалась в проигрыше. Результатом беседы стало то, что Чизлев, приняв образ смертного, покинула свои леса и отправилась странствовать. Увиденное серьезно встревожило ее. По ночам из кузниц лилось багровое сияние. Эльфы не могли налюбоваться новыми мечами, люди подсчитывали выручку, людоеды упражнялись в отрубании голов. Чизлев поняла, что действовать нужно без промедления. Поначалу она хотела обсудить создавшееся положение с супругом, богом Зивилином. Он способен обозревать любые пространства, переноситься в прошлое или будущее. Однако по своему опыту Чизлев знала — добиться от супруга прямого ответа — «да» или «нет» — очень трудно. Всегда выходило так, что Зивилин, способный видеть последствия того или иного замысла, решения, поступка, в конечном итоге вообще отказывался что-либо делать. И Чизлев, решив действовать самостоятельно, отправилась к Реорксу. Одинокого бога никто никогда не посещал, и ему было необыкновенно приятно видеть у себя Чизлев, гостью особенную — обладательницу утонченной красоты и деликатных манер. В свою очередь Чизлев польстило внимание Реоркса, который мило смущался и смешно суетился, не зная, что предложить гостье к чаю. Чизлев вдруг почувствовала укал совести: Реоркс был таким одиноким, все им так пренебрегали.
И она дала себе зарок отныне наведываться к Реорксу. Допив чай, она изложила свою просьбу. Он почел бы за счастье ее исполнить. Нет ничего проще. Ей нужен камень? — будет камень. Хоть сотня. И самые лучшие. Краснея, Чизлев объяснила, что ей нужен только один камень, но тот, в котором была бы заключена сущность нейтральности. Реоркс, теребя бороду, сдвинул брови, задумался.
— И что это будет, если поточнее? — спросил он. Чизлев замялась:
— Гм… Суть нейтральности…
— Хаос? — предположил Реоркс. Обдумывая свой ответ, Чизлев с опаской посмотрела по сторонам: а вдруг Отец Всего и Ничего, олицетворение Хаоса, их подслушивает.
— Как ты думаешь, можем мы позаимствовать хоть немного этой субстанции?
Только чуть-чуть… Чтобы установился нейтралитет в мире.
— Госпожа Чизлев, считай, что все уже сделано, — с очаровательной самоуверенностью заявил Реоркс. — Кому мне его передать? Чизлев задумалась.
— Отдай его Лунитари. Она ближе всех к смертным и постоянно принимает участие в том, что происходит в мире. Лучшего хранителя не найти. Реоркс согласился. Он поцеловал руку Чизлев, запнулся за ножку дивана, разбил чайное блюдце и с горящим лицом, будто факел, поспешно удалился в кузницу. Чизлев, успокоенная и благодарная, вернулась к себе в леса. Каким образом Реоркс умудрился «позаимствовать немного Хаоса» и заключить его внутрь камня, никто никогда не узнает. Он создал то, что мы теперь зовем .Серым Бриллиантом, и передал его на сохранение Лунитари. Плененная творением Реоркса, Лунитари отвела ему место в самом центре красной луны. Она старалась не упускать его из виду, поскольку Бриллиант имел одно необычное свойство: стоило кому-либо взглянуть на камень, как у него возникало желание непременно завладеть им, Не избежал этой напасти и его создатель — Реоркс, обнаруживший, что у него пропал сон и он грезит о камне днем и ночью. Он вновь нанес визит Лунитари и, робея, попросил вернуть ему Бриллиант. Лунитари отказала Реорксу. Она уже сама прикипела к камню. Ей доставляло огромное удовольствие, проснувшись, любоваться его свечением. Помучившись некоторое время, Реоркс решил возвратить камень иным путем. Он принял образ смертного и появился у гномов-механиков. Среди них он выбрал умеренно рьяного гнома, не до конца беспринципного, и во сне явил перед ним Серый Бриллиант. Что и говорить, тот тут же возжаждал камень. Все прочие желания перестали для него существовать. Впрочем, за одним исключением — больше всего на свете ему хотелось иметь револьверную, с паровым приводом отвертку. Но поскольку с последним желанием у гнома не складывалось, ничего не оставалось, как употребить все силы на то, чтобы заполучить Серый Бриллиант. Как ему это удалось — предмет другого рассказа. Стоит лишь упомянуть, что его дерзкий шаг потребовал технического оснащения в виде волшебной лестницы, всевозможных лебедок, шкивов и блоков, магического сачка и некоторой поддержки со стороны Реоркса. Проныра-гном завладел камнем во время недолгой отлучки Лунитари.
— Это как раз то, что мне нужно, — сказал гном-механик, восхищенно разглядывая Бриллиант. — С его помощью заработает мой ротационный комбинированный резчик для шинковки овощей и фруктов… и для подравнивания бороды. Изобретатель-гном уже собрался было приспособить камень к своему механизму, но тут появился Реоркс, в обличий соплеменника, и потребовал Бриллиант. Пока Реоркс и прощелыга-гном выясняли отношения, камень выскользнул из волшебного сачка и… Этот случай стал первым свидетельством, что Бриллиант представляет собой нечто большее, нежели могли вообразить Реоркс, Лунитари, ушлый гном или кто угодно другой. Реоркс с изумлением наблюдал, как Серый Бриллиант скользит по воздуху. Попытка догнать его, предпринятая им и гномом-механиком, успеха не имела. Камень буйствовал по всему Кринну, оставляя за собой смятение и полную неразбериху. Он преобразил животных и растения, вывернул наизнанку .заклинания магов, всех и .вся переполошил. Боги теперь знали о существовании Бриллианта. Паладайн и Такхизис были в ярости оттого, что Реоркс с ними не посоветовался. Чизлев, глубоко пристыженная, признала свое участие в интриге, не забыв упомянуть и о Хиддукеле. Тот лишь пожал плечами и заржал как жеребец. Его замысел сработал, о равновесии теперь не могло быть и речи. Эльфы намеревались воевать с людьми; те, в свою очередь, готовились к войне с эльфами; людоеды горели желанием сразиться с кем бы то ни было. О перипетиях, связанных с Серым Бриллиантом, можно говорить долго. Буду краток.
Человек по имени Гаргат ухитрился-таки овладеть камнем. Он держал его в своем замке, оснащенном самыми различными магическими устройствами. (Я, однако, придерживаюсь мнения, что Бриллиант сам отдался ему в руки. Кроме того, мне не приходилось сталкиваться с такого рода магией, которая бы могла воспрепятствовать Серому Бриллианту.) Гномы-механики, десятилетиями домогавшиеся камня, искавшие его следы, в конце концов осадили замок Гаргата.
Осада (явно случайно) увенчалась успехом. Но дорвавшиеся до камня гномы затеяли свару: одни хотели тут же сломать «эту штуку», поскольку сгорали от любопытства — что там внутри; другие предлагали забрать камень с собой и тайно от всех хранить в сокровищнице. Внезапно место ссоры залило ослепительное серое сияние.
Когда глаза снова смогли видеть, обнаружилось, что гномы-механики дерутся друг с другом. Но самым поразительным было их преображение: те гномы-механики, которые хотели упрятать Бриллиант вместе с другими сокровищами, превратились просто в гномов, те же, кто интересовался содержимым камня, — стали кендерами.
Посчастливилось тем, кто находился за внешней стеной замка и возился с новым осадным изобретением — вращающимся скорострельным арбалетом Гатлинга (выдумщика звали Луснат Гатлинг). Эти остались сами собой. Они решили, что свет исходил от масляного канделябра, специально созданного для подсветки поля боя в ночное время. Такой канделябр поднимался в воздух с помощью наполненного газом шара.
Газ также являлся последним новшеством. Думаю, нет надобности описывать замысловатый метод получения такого газа, скажу лишь, что для этого были использованы лимонный сок, куски металла, вода… Бриллиант снова исчез из поля зрения. И не только Реоркс делал попытки напасть на его след, но все было напрасно. Время от времени камень оказывается у людей. С какой целью он позволяет им владеть собой? Может быть, ради развлечения. Но когда ему наскучивает их возня, он ускользает вновь. В настоящий момент Серый Бриллиант у нас. Мы будем первыми, кто подчинит его. По крайней мере, так заявил Вершитель.
Этой ночью он расколет камень, чтобы заставить его магическую силу защитить нас, наш остров. На этом заканчивалось послание к Даламару, написанное аккуратным почерком Заста. Чуть ниже была приписка, но буквы уже прыгали, будто рука писавшего дрожала. Она предназначалась Аше. С тобой моя любовь и мои молитвы, дитя не плоти, но души моей. Молись за нас. Аша надолго задумалась над припиской… Ее с самого начала веселили некоторые места истории о сотворении мира. Кроме того, Заст частенько развлекал ее рассказами про гномов-механиков.
Он их называл «сказы о гномах». Иногда у него на лице мелькала улыбка — как правило, при описании невероятных механизмов гномов… Аша улыбнулась, вспомнив о чем-то смешном, но улыбка тут же сошла с лица. Могла ли она понять, откуда надвигается опасность? Нет… Вот Заст понимал и видел ее. И поэтому он дал ей свиток. Эрды в отчаянии. Внезапное появление чужаков, их бесцеремонное, наглое вторжение не на шутку испугало их. И они собрались действовать, чтобы защитить тот уклад жизни, который существует не одно поколение. Аша уронила письмо на колени. Слезы, подступившие к глазам, уже не были слезами жалости к самой себе.
Теперь это были слезы нежности и любви к взрастившему ее человеку. Как считают эльфы, у таких слез другой источник, они идут от сердца. Вызванные болью, они эту боль и успокаивают. Беззвучно плача, утомленная и убаюканная волнами и ровным гудением снастей, Аша уснула.
5. Алтарь и Серый Бриллиант. Гном опаздывает. Камень расколот
Вершитель направлялся к алтарю. Небо было безлунным. Даже Лунитари, по легенде, не потерявшая надежды на возвращение камня, отсутствовала на небосклоне. Все эрды оставались дома. Они погрузились в магию, направляя ее силы в помощь Вершителю. Каждый священнодействовал в одиночку. Эрды полагали, что в одиночестве — источник силы. Когда вместо одного — множество, откуда возьмется собранность, сосредоточенность, энергия. Алтарь, на котором покоился Бриллиант располагался в центре острова, неподалеку от поселка. Впрочем, вряд ли представитель другой расы рискнул бы назвать поселком беспорядочно тут и там разбросанные домики. Эрды не мостили улиц, у них не было базаров, они не открывали клубов по интересам. Не строились замки и дворцы, гостиницы и таверны. Были только жилые домики, раскиданные наугад, возведенные там, где захотелось их владельцам. Алтарь, обшитый полированным деревом, с вырезанными на нем замысловатыми древними символами, был расположен на поляне, в окружении семи гигантских сосен. Эти деревья в свое время с помощью магии переправили с Ансалона, где они росли в неведомом никому месте. Соснам было так много лет, что, вполне вероятно, они застали ту пору, когда Серый Бриллиант в первый раз ускользнул от Реоркса. Казалось, сосны бдительно стерегли камень. И в самом деле, стоявшие тесно, одна к одной, они являли собой прочный заслон из стволов, переплетенных ветвей и сучьев, сквозь который даже божеству не просто было бы пробраться. Вершитель остановился перед деревьями и спросил позволения пройти к алтарю. Сосны пропустили его на священную поляну, вновь сомкнув за ним свои ветви. Разлапистые и густые, они образовали своеобразный навес, сквозь который не просматривалось ни единой звездочки. Отсюда Вершитель не мог видеть ни Такхизис, ни Паладайна, следовательно, и для них был невидим. В столь укромном месте никто не мог помешать эрду. Мрак на поляне был бы полный, если б от камня не исходил слабый мерцающий свет. «Словно он на что-то обижен», — подумал Вершитель. Хотя света камень давал вполне достаточно — Вершителю вовсе и не требовалось столько. Если бы он захотел, то мог бы устроить на поляне светлый день, но в таком случае, возможно, привлек бы к себе чье-либо внимание.
Кто-нибудь из богов наверняка заинтересовался бы происходящим. Максимально собравшись, он подошел к алтарю. Его собранность включала и чувство упоения, что он сейчас — один на один с камнем. И все же Вершитель ощущал в себе и присутствие соплеменников, всех и каждого, посылаемых ими магических токов. Он вбирал в себя эти токи, эту энергию. Вершитель взял камень в руки и стал пристально его рассматривать. Нельзя сказать, что держать Бриллиант доставляло большое удовольствие. Он был одновременно острым и гладким, теплым и холодным.
Казалось, камень хочет высвободиться из рук Вершителя. Сероватое свечение усилилось и в конце концов стало причинять боль глазам. Вершитель направил на Бриллиант поток магической энергии, и свечение ослабло, камень подчинился.
Пальцы эрда ощупывали края и грани реликвии, исследуя, выискивая. Наконец Вершитель обнаружил то, что привлекло его внимание с самого начала и что послужило толчком к дальнейшим действиям: еле ощутимая бороздка, изъян, а точнее — щербина. Проще было почувствовать ее пальцами, нежели увидеть. Как в янтаре можно иногда обнаружить насекомое, так и в структуре Серого Бриллианта в период его образования оказалось нечто чужеродное. Посторонняя субстанция, попавшая в камень (как полагал Вершитель) в момент кристаллизации, сама по себе чем-то особенным не являлась. Но существенным было то, что она теперь представляла собой уязвимую зону. В этой точке камень начнет колоться.
Вершитель положил Бриллиант на алтарь. Древние символы на его обшивке составляли заклятие, державшее, словно узда, камень в повиновении. Вершителю казалось, что в его магических усилиях нет необходимости — Бриллиант без всякого принуждения со стороны эрда оставался на алтаре. Однако ему нужна была полная уверенность, что камень управляем, и он усилил свое магическое воздействие. Бриллиант теперь находился внутри искрящегося объема совокупной магической энергии эрдов. Вершитель взял в руки инструменты — серебряные молоточек и зубило, изготовленные в лунном свете Солинари. На инструментах лежала печать колдовских чар. Вершитель поставил острие зубила на место щербинки и, крепко удерживая инструмент, занес над ним молоточек. Сейчас он вбирал и фокусировал энергетические токи всех эрдов. Затем последовал резкий и сильный удар по зубилу. В нескольких лигах от поселка эрдов к берегу пристал бот. Это было весьма необычное судно, поскольку острова оно достигло не морским путем. Оно спустилось с небес, а точнее — с красной звезды, единственной красной звезды на небе. Ботом правил гном, черноволосый и чернобородый.
Удивительное зрелище, учитывая, что никто и никогда прежде не видел такого гнома, который позволил бы себе путешествие по воздуху. К сожалению — а может быть, как раз на это и рассчитывал воздухоплаватель, — свидетелей его приводнения-приземления не нашлось. В том числе и среди эрдов, мысли которых были сконцентрированы на Сером Бриллианте. Что-то ворча себе под нос, гном выбрался из бота и тут же по колено увяз в сыром песке. Поругиваясь вполголоса, он преодолел линию прибоя и направился к лесу.
— Так вот где это воровское логово, — бормотал он себе в бороду. Мог бы догадаться. Так долго скрывать от меня мое сокровище, мое детище. Но я заполучу его! Что мне Паладайн?! Им придется его вернуть или — клянусь бородой! — мое имя не Реоркс. В ночи раздался звук, ясный и мелодичный, будто металлом ударили о металл. Реоркс, прислушиваясь, замер.
— Хм… Странно. Вот уж не подумал бы, что эрды увлеклись кузнечным делом.
Он потеребил бороду. — Вполне возможно, что я их недооценил. Звон удара донесся вновь. Да, определенно — это кузнечный молот. Но почему в звуке отсутствует глубина?.. Даже обычный гном вряд ли убедил бы себя, что эрды занялись изготовлением подков и гвоздей. Может быть, это работает серебряник? Да.
Пожалуй, это звук серебра. Чайный сервиз? Украшения? В глазах гнома промелькнул свет догадки: это делают оправу для драгоценностей. Бриллиантов… Одного бриллианта. И удар молотка означал… Страх охватил Реоркса — страх, которого он никогда не испытывал. Он буравил взглядом толщу темноты; возможности его зрения были таковы, что в кромешной тьме ночи Реоркс мог увидеть оброненную на улицах города монету, — города, находящегося неизмеримо далеко от него самого.
Но перед заслоном из волшебных сосен его зрение пасовало. Спотыкаясь, цепенея от ужаса, весь в холодном поту, гном двигался вперед. То, чего он страшился, обретало лишь смутные очертания в его сознании. Поводом для страхов было неуловимое, неясное подозрение, о котором он не говорил никому, мучившее, не дававшее ему покоя уже сотни лет. Попробовать понять, доискаться до сути страхов — на это у него не хватало отваги: ответ мог оказаться слишком ужасным.
В голову пришла мысль — не обратиться ли за помощью к Такхизис, Паладайну или Гилеану. Но тогда ему пришлось бы объяснить причину своих страхов. К тому же оставался шанс, что ему удастся помешать эрдам. Если у них не хватит благоразумия отказаться от безумных действий, то у кого тогда хватит?! Была также надежда, что все его опасения напрасны и он попусту беспокоится. Гном ускорил шаг, впереди стал виден серый колеблющийся свет.
— Долго вы от меня не сможете прятаться, — почти выкрикнул он и пошел напролом, не отводя глаз от света, не обращая внимания ни на какие препятствия.
Он цеплялся за выступавшие из земли корни, поскальзывался на влажном мху, продирался сквозь густорастущий кустарник. Гном создавал столько шума, что эрды, выйдя из оцепенения медитации, уже представляли себе закованных в броню рыцарей. Они совсем пали духом и умоляли Вершителя поторопиться. Реоркс вышел к семи соснам. За их тесной оградой находился источник его треволнений. Он попытался с ходу одолеть преграду, но не тут-то было. Сосны напоминали воинов в боевом порядке, плотно сомкнувших щиты. Тяжело дыша, проклиная все и вся, гном кружил вокруг сосен в поисках прохода. Раз от раза интенсивность ударов серебряного молоточка возрастала. После каждого из них свет слабел, но затем вновь усиливался. Реоркс уже понял, что именно происходит за сосновым забором.
И эта определенность только подстегнула чувство страха. Он призывал прекратить безумство, но его не слышали. С трудом дыша, с ног до головы в поту, гном замер перед соснами.
— Клянусь желтым огнем моего горна! Если вы не пропустите меня, я вырву ваши корни, иссушу ветви, сгною сердцевину. Колыхнулись ветви, заскрипели сучья; деревья содрогнулись, давая проход. Боком, краснея от натуги, Реоркс протиснулся между стволами. В тот момент, когда он, шатаясь и жмурясь от яркого света, вышел на поляну, Вершитель нанес по камню последний, роковой, удар. В ночи раздался громоподобный треск. Свечение достигло той степени, которая сравнима лишь с затянувшейся вспышкой молнии. Даже Реоркс, привыкший к огню своего горна (смертным он видится как красная звезда), вынужден был закрыть глаза. Вершитель, стиснув руками голову, пронзительно закричал. Затем оборвал крик и со стоном рухнул на землю около развалившегося на куски алтаря. Свечение внезапно прекратилось. Гном рискнул открыть глаза. Место, где находился алтарь, погрузилось в темноту, но темноту не обычную. Это был глубокий мрак — зловещая леденящая пустота. Реоркс ее узнал: он из нее родился. В охваченном паникой сознании шевельнулась мысль, что, может быть, есть шанс воссоздать камень.
Кто-нибудь из богов наверняка заинтересовался бы происходящим. Максимально собравшись, он подошел к алтарю. Его собранность включала и чувство упоения, что он сейчас — один на один с камнем. И все же Вершитель ощущал в себе и присутствие соплеменников, всех и каждого, посылаемых ими магических токов. Он вбирал в себя эти токи, эту энергию. Вершитель взял камень в руки и стал пристально его рассматривать. Нельзя сказать, что держать Бриллиант доставляло большое удовольствие. Он был одновременно острым и гладким, теплым и холодным.
Казалось, камень хочет высвободиться из рук Вершителя. Сероватое свечение усилилось и в конце концов стало причинять боль глазам. Вершитель направил на Бриллиант поток магической энергии, и свечение ослабло, камень подчинился.
Пальцы эрда ощупывали края и грани реликвии, исследуя, выискивая. Наконец Вершитель обнаружил то, что привлекло его внимание с самого начала и что послужило толчком к дальнейшим действиям: еле ощутимая бороздка, изъян, а точнее — щербина. Проще было почувствовать ее пальцами, нежели увидеть. Как в янтаре можно иногда обнаружить насекомое, так и в структуре Серого Бриллианта в период его образования оказалось нечто чужеродное. Посторонняя субстанция, попавшая в камень (как полагал Вершитель) в момент кристаллизации, сама по себе чем-то особенным не являлась. Но существенным было то, что она теперь представляла собой уязвимую зону. В этой точке камень начнет колоться.
Вершитель положил Бриллиант на алтарь. Древние символы на его обшивке составляли заклятие, державшее, словно узда, камень в повиновении. Вершителю казалось, что в его магических усилиях нет необходимости — Бриллиант без всякого принуждения со стороны эрда оставался на алтаре. Однако ему нужна была полная уверенность, что камень управляем, и он усилил свое магическое воздействие. Бриллиант теперь находился внутри искрящегося объема совокупной магической энергии эрдов. Вершитель взял в руки инструменты — серебряные молоточек и зубило, изготовленные в лунном свете Солинари. На инструментах лежала печать колдовских чар. Вершитель поставил острие зубила на место щербинки и, крепко удерживая инструмент, занес над ним молоточек. Сейчас он вбирал и фокусировал энергетические токи всех эрдов. Затем последовал резкий и сильный удар по зубилу. В нескольких лигах от поселка эрдов к берегу пристал бот. Это было весьма необычное судно, поскольку острова оно достигло не морским путем. Оно спустилось с небес, а точнее — с красной звезды, единственной красной звезды на небе. Ботом правил гном, черноволосый и чернобородый.
Удивительное зрелище, учитывая, что никто и никогда прежде не видел такого гнома, который позволил бы себе путешествие по воздуху. К сожалению — а может быть, как раз на это и рассчитывал воздухоплаватель, — свидетелей его приводнения-приземления не нашлось. В том числе и среди эрдов, мысли которых были сконцентрированы на Сером Бриллианте. Что-то ворча себе под нос, гном выбрался из бота и тут же по колено увяз в сыром песке. Поругиваясь вполголоса, он преодолел линию прибоя и направился к лесу.
— Так вот где это воровское логово, — бормотал он себе в бороду. Мог бы догадаться. Так долго скрывать от меня мое сокровище, мое детище. Но я заполучу его! Что мне Паладайн?! Им придется его вернуть или — клянусь бородой! — мое имя не Реоркс. В ночи раздался звук, ясный и мелодичный, будто металлом ударили о металл. Реоркс, прислушиваясь, замер.
— Хм… Странно. Вот уж не подумал бы, что эрды увлеклись кузнечным делом.
Он потеребил бороду. — Вполне возможно, что я их недооценил. Звон удара донесся вновь. Да, определенно — это кузнечный молот. Но почему в звуке отсутствует глубина?.. Даже обычный гном вряд ли убедил бы себя, что эрды занялись изготовлением подков и гвоздей. Может быть, это работает серебряник? Да.
Пожалуй, это звук серебра. Чайный сервиз? Украшения? В глазах гнома промелькнул свет догадки: это делают оправу для драгоценностей. Бриллиантов… Одного бриллианта. И удар молотка означал… Страх охватил Реоркса — страх, которого он никогда не испытывал. Он буравил взглядом толщу темноты; возможности его зрения были таковы, что в кромешной тьме ночи Реоркс мог увидеть оброненную на улицах города монету, — города, находящегося неизмеримо далеко от него самого.
Но перед заслоном из волшебных сосен его зрение пасовало. Спотыкаясь, цепенея от ужаса, весь в холодном поту, гном двигался вперед. То, чего он страшился, обретало лишь смутные очертания в его сознании. Поводом для страхов было неуловимое, неясное подозрение, о котором он не говорил никому, мучившее, не дававшее ему покоя уже сотни лет. Попробовать понять, доискаться до сути страхов — на это у него не хватало отваги: ответ мог оказаться слишком ужасным.
В голову пришла мысль — не обратиться ли за помощью к Такхизис, Паладайну или Гилеану. Но тогда ему пришлось бы объяснить причину своих страхов. К тому же оставался шанс, что ему удастся помешать эрдам. Если у них не хватит благоразумия отказаться от безумных действий, то у кого тогда хватит?! Была также надежда, что все его опасения напрасны и он попусту беспокоится. Гном ускорил шаг, впереди стал виден серый колеблющийся свет.
— Долго вы от меня не сможете прятаться, — почти выкрикнул он и пошел напролом, не отводя глаз от света, не обращая внимания ни на какие препятствия.
Он цеплялся за выступавшие из земли корни, поскальзывался на влажном мху, продирался сквозь густорастущий кустарник. Гном создавал столько шума, что эрды, выйдя из оцепенения медитации, уже представляли себе закованных в броню рыцарей. Они совсем пали духом и умоляли Вершителя поторопиться. Реоркс вышел к семи соснам. За их тесной оградой находился источник его треволнений. Он попытался с ходу одолеть преграду, но не тут-то было. Сосны напоминали воинов в боевом порядке, плотно сомкнувших щиты. Тяжело дыша, проклиная все и вся, гном кружил вокруг сосен в поисках прохода. Раз от раза интенсивность ударов серебряного молоточка возрастала. После каждого из них свет слабел, но затем вновь усиливался. Реоркс уже понял, что именно происходит за сосновым забором.
И эта определенность только подстегнула чувство страха. Он призывал прекратить безумство, но его не слышали. С трудом дыша, с ног до головы в поту, гном замер перед соснами.
— Клянусь желтым огнем моего горна! Если вы не пропустите меня, я вырву ваши корни, иссушу ветви, сгною сердцевину. Колыхнулись ветви, заскрипели сучья; деревья содрогнулись, давая проход. Боком, краснея от натуги, Реоркс протиснулся между стволами. В тот момент, когда он, шатаясь и жмурясь от яркого света, вышел на поляну, Вершитель нанес по камню последний, роковой, удар. В ночи раздался громоподобный треск. Свечение достигло той степени, которая сравнима лишь с затянувшейся вспышкой молнии. Даже Реоркс, привыкший к огню своего горна (смертным он видится как красная звезда), вынужден был закрыть глаза. Вершитель, стиснув руками голову, пронзительно закричал. Затем оборвал крик и со стоном рухнул на землю около развалившегося на куски алтаря. Свечение внезапно прекратилось. Гном рискнул открыть глаза. Место, где находился алтарь, погрузилось в темноту, но темноту не обычную. Это был глубокий мрак — зловещая леденящая пустота. Реоркс ее узнал: он из нее родился. В охваченном паникой сознании шевельнулась мысль, что, может быть, есть шанс воссоздать камень.