Страница:
Постепенно стали подтягиваться рыцари. Они тоже обмотали доспехи сукном, чтобы утишить звон металла. Лошадей держали под уздцы оруженосцы. Знаменосцы заняли места во главе колонны, офицеры стали расходиться по подразделениям. Шуму на площади было не больше, чем в обычную ночь, когда городской патруль совершает обход. Никто никого ни о чем не расспрашивал. Не собирались толпы зевак. Герарда восхищало не только самообладание и дисциплина Соламнийских Рыцарей, но и благоразумие горожан. Разумеется, все они были предупреждены о том, что сегодня не следует покидать свой дома, и они с завидным послушанием выполняли этот приказ.
Рыцари и солдаты — войско численностью в пять тысяч — были готовы к выступлению. Порой слышалось приглушенное ржание лошадей, нервное покашливание возбужденных новобранцев, мягкий скрежет надеваемых шлемов.
Герард хотел разыскать Одилу. Она должна была находиться в рядах Рыцарей Ордена Розы. Отличить ее от остальных было непросто, но Герард все же узнал ее, увидев блестящий серебряный шлем и услышав звонкий смех Одилы, тут же, впрочем, подавленный.
«Экая отвага! — с восхищением подумал он. — Эта женщина, кажется, способна смеяться и на смертном одре».
Возглавлял общую колонну Повелитель Тесгалл, Рыцарь Ордена Розы, в руке у него трепетал белый шарф. Вот он высоко поднял его, чтобы видел каждый, и затем резко опустил. Офицеры отдали приказ пехотинцам к выступлению, рыцари пришпорили коней. Герард двигался среди новобранцев, недавно возведенных в рыцарское звание. Это не ущемляло его самолюбия: он мог шагать и с пехотинцами и был бы счастлив.
И вот армия Соланта, подобно бескрылому, сверкающему серебряной чешуей дракону, направилась к городским воротам. Внутренние ворота едва слышно отворились на загодя смазанных петлях и пропустили этот людской поток.
Через ров, окружавший город, было переброшено несколько мостов, и, когда последний солдат оказался на другой стороне, все мосты были подняты, закреплены, а подступы к ним забаррикадированы.
Теперь армия подошла к наружным стенам города, к внешним воротам. Герард увидел у амбразур притаившихся лучников, им сегодня, может быть, и не доведется вступить в бой. Соламнийцы способны смести армию Рыцарей Тьмы прежде, чем те успеют понять, что происходит.
Едва войско проследовало за городские стены, наружные ворота спешно заперли, и Повелитель Тесгалл снова поднял руку с шарфом и взмахнул им, отдавая приказ к наступлению.
И тишина взорвалась оглушительным грохотом. К небесам понесся боевой гимн, который был древним уже в те времена, когда был мальчишкой покойный Хума. Лошади перешли на рысь. От знакомого напева кровь закипала в жилах Герарда. Он тоже самозабвенно запел, хотя не вполне твердо помнил слова гимна. Затем согласно приказу кавалерия разделилась, одна половина рыцарей помчалась на восток, а другая на запад. Намечалось окружить спавший лагерь и согнать его полусонных обитателей к центру, на растерзание соламнийским пехотинцам.
Герард не сводил глаз с вражеских укреплений. Он ожидал, что при звуках наступления там поднимется суматоха, замелькают факелы, часовые поднимут запоздалую тревогу, офицеры станут выкрикивать уже ненужные распоряжения и все будут метаться в поисках ставшего бесполезным оружия. Но, как ни странно, вражеский лагерь выглядел таким же спокойным, как полчаса назад. Никто не поднимал тревоги, не наблюдалось никакого движения. Мертвая тишина, никаких звуков, как будто лагерь был давно покинут своими обитателями. Но как могли несколько сотен человек сняться и уйти, побросав палатки и фургоны с припасами?
Может быть, эта девчонка поняла, что откусила слишком большой кусок, который ей не проглотить? И решила унести ноги под покровом ночи. Но это было на нее не похоже. А ее искренние слова о Едином Боге и вовсе исключали такую возможность.
Соламнийцы мчались вперед, постепенно беря в клещи территорию лагеря. Боевой гимн все еще звучал, но с каждой минутой терял свою силу и не мог подавить страха, который начал закрадываться в сердца наступавших. Они почувствовали, что их ожидает западня.
Повелитель Тесгалл понял, что ситуация меняется и он должен срочно принять новое решение. Ветеран многих кампаний, он хорошо знал, что иногда и тщательно разработанные планы не выдерживают столкновения с действительностью. Тесгалл предположил, что девушка, одумавшись, сняла осаду и скрылась. Если так, то его войско потеряло лишь несколько часов сна. Но скорее всего готовилась ловушка, и он должен был разгадать, в чем она заключалась. Менять план сейчас означало бы посеять панику и смятение в соламнийских рядах. Но все же он поднял руку, призывая кавалерию замедлить наступление.
Однако это предупреждение оказалось тщетным. Предугадать то, что их ожидало, рыцари не могли. Это было им не по силам.
Внезапно до их ушей донеслась песня, совсем иная, чем их боевой гимн. Пел одинокий голос, и Герард узнал в нем голос Мины.
Густой туман наплывал с запада, затмевая собой звезды и поглощая лунный свет. Те, кто смотрел на него, уже не видели перед собой ничего, кроме клубившейся белой пелены. Докатившись до городских стен, туман стал накрывать их. Одна за другой исчезали дозорные башни, за ними пропали из виду сами стены. И вот западная сторона Соланта пропала в густой пелене, будто никогда не существовала. Слабые крики донеслись оттуда и сразу стихли. Никто не мог понять, что там произошло.
Несколько мгновений Повелитель Тесгалл стоял неподвижно, внимательно вглядываясь в необычный туман, затем отдал приказ остановить наступление. Он подозвал к себе офицеров. Повелители Ульрик и Найджел галопом помчались к нему. Герард находился поблизости и смог расслышать их разговор.
— Я вижу, за дело взялись их чародеи. — Голос Тесгалла звучал мрачно. — Нас одурачили. Выманили из города. Полагаю, нужно срочно трубить отбой.
— Но, Ваша Светлость, — запротестовал Повелитель Ульрик, — это всего лишь обычная утренняя роса, и не более того.
— Роса! — насмешливо повторил Тесгалл. — Присмотритесь получше к этой росе! Герольд, трубите отбой!
Трубач поднес к губам боевой рожок, и зазвучал сигнал к отступлению. Привычные к дисциплине рыцари не паниковали и стройной колонной поскакали к городу. Пехотинцы перестроились и боевым порядком зашагали обратно. Часть рыцарей, прикрывавшая арьергард, поскакала в конец колонны. И снова приближавшееся к городу войско увидело на стенах лучников, готовых отразить натиск врага.
Но Герард понимал — как понимал каждый, — что, как бы быстро они ни двигались, этот страшный туман накроет их раньше, чем они достигнут города. Туман скользил по земле с такой скоростью, с какой не могла двигаться даже кавалерия, скакавшая во весь опор. И когда туман приблизился к ним, открылась страшная картина. Герард вглядывался в белесую пелену, не смея верить своим глазам.
Это был не туман. Это была не «обычная утренняя роса». Это было обещанное Миной подкрепление.
Армия мертвецов.
Армия приговоренных, не имевших возможности покинуть этот мир, металась, будто пойманная сетью. Покидая бренные тела, эти души испытывали счастье освобождения и готовы были воспарить в небо. Однако это чувство почти мгновенно исчезло, ибо Бессмертное Божество, улавливая души умерших, тут же вызывало у несчастных жажду — жажду магии. «Дайте мне магии, и я освобожу вас», — обещало Оно им. Но это обещание не могло быть исполнено, потому что такая жажда не знала утоления. Спасения не было…
Спасения не было, пока они не услышали зов.
Их звал голос смертного, голос человека, голос женщины. Голос Мины. Она говорила им: «Сражайтесь на стороне Единого Бога, и вы будете вознаграждены. Служите Единому Богу, и вы обретете свободу».
Отчаявшимся душам неупокоенных не нужно было строиться в боевые колонны, так как число их было бесконечно. Душа гоблина, приняв ужасный облик, памятный ей по ее земной жизни, щерила в тумане зубы, хватала прозрачной лапой меч, сотканный из паутины, и мчалась на зов. Душа соламнийца, давно расставшаяся с понятиями о чести и верности, надевала на себя оболочку смертного и спешила туда же. Они вместе плыли туда, куда им приказывал голос, не зная, за что они будут сражаться и на кого им придется нападать. Их единственной целью было угодить звавшему их Голосу и тем самым спастись.
Для живых души мертвецов были лишь клочьями бледного тумана. Но Мина попросила Единого Бога открыть глаза смертным, и они, к своему несчастью, увидели души мертвых.
Туман имел глаза и рты. Он протягивал к людям страшные руки, шептал и стонал. Сонм душ хранил воспоминания о прежней жизни, воспоминания, которые теперь тянулись за ним полосами лунного сияния и вереницей болотных огней. Лица мертвецов были страшны, ибо они не знали покоя и были обречены на бесконечный поиск и оплакивание его тщеты.
Души сжимали в руках оружие, но оно не могло причинить ущерба живым. Однако они обладали оружием несравненно более опасным. Они вселяли в живых отчаяние .
При виде армии мертвецов солдаты, не размышляя, побросали оружие и бросились бежать. Они не слышали офицерских окриков, они забыли о дисциплине. Рыцари на флангах застыли как вкопанные. Инстинкт самосохранения подсказывал им следовать за солдатами, но чувство долга, гордость, воинская честь не позволяли поддаться панике и спасовать перед врагом. Дисциплина еще удерживала их, но, когда они смотрели в глаза своих товарищей, они видели в них отражение собственного страха.
Призрачная армия вступила в пределы вражеского лагеря. Бледные тени скользили над палатками и фургонами. До Герарда донеслось дикое ржание перепуганных лошадей. Команды офицеров, бряцание оружия, топот многих ног — все поглотил туман. Лагерь исчез из виду. Армия мертвецов катилась на Солант. Тысячи призрачных ртов кричали неслышным криком, и, превращаясь в пронзительный порыв ветра, этот крик леденил кровь живых. Тысячи призрачных рук тянулись к тому, к чему они не могли прикоснуться. Тысячи мертвых ног топтали траву, и ни один ее стебель не шелохнулся.
Офицеры пали жертвой того же страха, который охватил солдат, и больше не пытались удерживать своих подчиненных в повиновении. Ломая ряды, войско стремглав бросилось под защиту городских стен. Люди мчались, сбивая с ног бежавших впереди, топча упавших.
Но стены Соланта не могли дать им защиту. Ров, заполненный водой, не мог служить препятствием для того, кто не боится утонуть. Стрелы не способны были остановить тех, кого не могли пронзить. Призрачные легионы проскальзывали под решетками мостов, проплывали над запертыми воротами, текли сквозь бойницы.
За армией мертвецов следовала армия живых. Войско Мины до времени пряталось, выжидая, когда страшные союзники нагонят страх на врага. И только теперь солдаты ринулись в бой, преследуя беспорядочную, охваченную паникой толпу соламнийцев.
Герард кинулся вдогонку за солдатами, приказывая им остановиться, но они продолжали бежать. И вдруг все померкло перед его глазами. На Герарда надвинулись души умерших, испускавшие бледное свечение. Его конь в ужасе заржал и, взвившись на дыбы, сбросил всадника на землю. Одно мгновение — и его поглотил туман.
Герард с трудом поднялся на ноги, привычным жестом выхватил из ножен меч, но против кого он мог его направить? Никогда прежде не испытывал он такого всепоглощающего страха. Леденящие руки призраков тянулись из тумана. Сколько их было? Сотни, тысячи, десятки тысяч… Души переплетались, растворялись друг в друге до полной неразличимости, исчезали и тут же появлялись снова. У Герарда закружилась голова и потемнело в глазах.
Мертвецы не угрожали Герарду и не делали попыток напасть на него. Но их вид вселил в рыцаря ужас. Он видел в их глазах смертельную тоску и безнадежность заточения в вечной темнице, горе узников, запертых и забытых в подземелье, от которого был выброшен ключ.
Зрелище было столь ужасным, что Герард опасался за свой рассудок. Однако он взял себя в руки и решил идти к Соланту, где его, по крайней мере, встретит тепло живых существ, а не эти леденящие кровь прикосновения мертвецов. Но, упав с лошади, он потерял ориентировку и не знал, в каком направлении ему двигаться. Герард прислушался к шуму битвы, но туман сильно искажал звуки.
Неожиданно неподалеку раздался презрительный голос:
— Вот еще один.
Двое солдат с эмблемами нераканцев на груди вдруг возникли рядом с ним, — и тени расступились, словно отрезанные ножом. Едва завидев Герарда, солдаты бросились на него. Они орудовали мечами небрежно, как будто были уверены, что противник не окажет сопротивления. Однако они просчитались. Герард до такой степени обрадовался, увидев перед собой обычных, живых людей, столь же уязвимых, как и он, что мгновенно воспрял духом и кинулся на них с неудержимой силой. Он сразу обезоружил одного солдата, выбив у него из руки меч, и тут же ударил кулаком в челюсть другого. Солдаты кинулись прочь, оставив Герарда наедине с бестелесными противниками.
Судорожно сжимая в руке меч, рыцарь все время оглядывался, опасаясь нового нападения. Мертвецы следили за ним пустыми глазницами. И тут неподалеку затрубил рожок, прорезав тишину, словно кинжал. Сигнал призывал к отступлению. Достигнув самой высокой ноты, он внезапно оборвался. И все-таки Герард успел понять, в каком направлении нужно двигаться. Он зашагал вперед, медленно, тяжело, сторонясь мерзких призраков.
Тем временем первые пехотинцы достигли городских стен. Переполненные ужасом, солдаты принялись отчаянно колотить в ворота, умоляя впустить их в город. Но ворота оставались закрытыми. Некоторые солдаты начали карабкаться по ним наверх, другие стали громко кричать, проклиная тех, кто укрылся за стенами города.
Внезапно вспыхнуло ослепительно белое пламя и прогремел взрыв. Стена близ ворот треснула и обрушилась, обломки каменной кладки дождем поосыпались на солдат, стоявших у ворот. Десятки людей погибли на месте, раненые стонали и звали на помощь. Но помощь не приходила, ворота оставались закрытыми. В пролом стены ринулись враги.
Герард услышал взрыв и, не видя ничего, кроме бледных теней, принялся разгонять их мечом, но с таким же успехом он мог бы рубить ртуть. Призраки ускользали от его ударов и тут же появлялись в еще большем количестве.
Поняв бесплодность этих попыток, Герард остановился. Дрожавший, потный, задыхавшийся, он снял с головы шлем, вытер лоб и сделал несколько глубоких вдохов. Немного успокоившись, он вдруг услышал рядом с собой голоса, явно принадлежавшие живым, и звон стали. Герард надел шлем, оставив поднятым забрало, и побежал в ту сторону, откуда они доносились. Мертвые хватали его, липли к телу, и эти прикосновения едва не доводили Герарда до тошноты.
Вскоре он увидел перед собой шестерых вражеских солдат, сражавшихся с одним всадником. Он не мог видеть лица соламнийца под опущенным забралом, но сразу узнал длинные черные косы. Враги окружили Одилу, пытаясь стащить ее с коня. Она рубила их сплеча, отражала удары щитом, пинала нападавших ногами.
Герард тут же напал на солдат сзади. Он пронзил мечом одного, локтем двинул в ребра другого, а когда тот согнулся от боли, наподдал ему коленом в нос так, что солдат ткнулся лицом в землю.
Одила тем временем обрушила меч на голову противника с такой силой, что у того раскололся шлем и треснул череп. Брызнули мозги, кровь, осколки костей. Герард обернулся к солдату, который, схватив под уздцы лошадь Одилы, старался повалить животное на землю. Герард взмахнул мечом и отсек солдату обе руки, меж тем как Одила, оглушив другого воина ударом щита по голове, нанесла ему смертельную рану мечом. Неожиданно один из двух оставшихся противников, поднырнув под брюхо коня, оказался позади рыцаря и, прежде чем тот успел обернуться, нанес ему сильный удар по голове.
Но Герарду спас жизнь шлем. Лезвие меча, скользнув по металлу, лишь рассекло рыцарю щеку. В пылу схватки он не почувствовал боли и о том, что ранен, догадался, лишь ощутив тепловатый привкус крови во рту. Нераканец, ухватив Герарда за руку, державшую меч, сжал ее словно тисками и принялся выворачивать пальцы, заставляя своего противника выпустить меч. Свободной рукой Герард нанес сокрушительный удар ему в лицо, солдат все еще висел у него на руке, не давая ударить мечом. Тогда рассвирепевший Герард двинул нераканца кулаком в живот с такой силой, что тот рухнул как подкошенный. Единственный уцелевший солдат со всех ног кинулся бежать. Сил на то, чтобы преследовать его, у Герарда уже не было.
Он едва держался на ногах, хватая ртом воздух. Голова раскалывалась от непереносимой боли, правая рука, державшая меч, ослабла, и он перехватил оружие левой рукой. «Буду орудовать мечом, как дубиной», — мрачно подумал он.
Доспехи Одилы были помяты и залиты кровью, но женщина уверенно держалась в седле и, зорко оглядываясь по сторонам, искала врагов.
Когда схватка завершилась, Герард увидел деревья, смутно вырисовывавшиеся вдалеке при свете звезд, и рыцарей, которые спешились или же оставались в седлах, многие лежали на земле. Он увидел звезды на небе, силуэты башен Соланта, черневший в стене пролом рядом с воротами. Огромная куча камней громоздилась рядом с этой брешью.
— Что случилось? — Одила сорвала с головы шлем, — Кто это там? Почему ворота не открывают? Почему лучники ушли со стен?
Словно в ответ на ее вопрос зазвучал голос. Одинокая фигурка появилась на башне, прямо над воротами, которые все еще были закрыты. Трупы погибших солдат Соланта валялись у стены, словно жертва перед алтарем. Жертва, принесенная странной девушке Мине, чьи черные доспехи сейчас сверкали в лунном свете.
— Рыцари Соламнии! Граждане Соланта! — Голос Мины разносился над полем, усеянным трупами погибших. Никому не пришлось напрягать слух, чтобы расслышать каждое ее слово. — Благодаря помощи Единого Бога город Солант взят нами. И властью, данной мне Единым Богом, я посвящаю этот город Ему.
Крики недоверия и негодования разнеслись над полем битвы. Повелитель Тесгалл, чьи доспехи были покрыты кровью, а правая рука безжизненно повисла, рывком послал коня вперед.
— Я не верю тебе! — зарокотал его голос. — Ты добралась до внешней стены города, но не пытайся уверить нас, что твоя армия захватила его!
В этот момент на стенах появились лучники, на их доспехах сверкала эмблема Неракских Рыцарей. Поток стрел понесся к соламнийцу, но ни одна не была нацелена в него. Стрелы веером ложились к ногам его коня.
— Взгляни в небо, соламниец, — произнесла Мина.
Рыцарь нехотя поднял голову и понял, что проиграл.
Черные крылья застилали собой звезды. Черные крылья скользили по изломанному лику луны. Драконы парили в воздухе, описывая победные круги над улицами несчастного Соланта.
Безоглядный страх, внушаемый этими зловещими созданиями, обуял и Повелителя Тесгалла, и всех соламнийцев. Кто-то попытался дрожащей рукой схватить оружие, кто-то издал крик ужаса, кто-то в отчаянии обхватил голову руками.
Ни одной стрелы не послал несчастный город в воздух, чтобы поразить драконов. Ни одна из его осадных машин не плюнула во врага пылающей нефтью. Лишь одинокий рожок осмелился подать сигнал тревоги, но и тот захлебнулся смертельной нотой.
Мина говорила правду. Сражение было окончено. Пока соламнийцы, охваченные ужасом, глядели на мертвецов, пока они боролись с живыми, напавшими из засады, Мина и небольшой отряд верхом на драконах преодолели крепостные стены и невредимыми высадились на площадях города.
— Рыцари Соламнии, — снова заговорила Мина, — вы были сегодня свидетелями могущества Единого Бога, который держит в своей руке судьбы и мертвых, и живых. Ступайте же и несите слово о Нем миру. Расскажите всем о возвращении Бога к нам. Не бойтесь. Я приказала драконам не трогать вас. Вы свободны. Можете идти, куда хотите. — Она сделала рукой знак, что отпускает их с миром. — Можете идти даже в Оплот. Ибо именно на него устремлен сейчас, после падения вашего города, взгляд Единого Бога. Расскажите же его защитникам о тех чудесах, которые вы видели здесь сегодняшней ночью. Внушите им страх перед Его могуществом.
Правитель Тесгалл застыл в седле подобно изваянию. Он был ошеломлен и раздавлен неожиданным оборотом событий. Оставшиеся в живых рыцари стали собираться подле него и, судя по их все более громким возгласам, требовали вести их в атаку.
Герард презрительно хмыкнул. Пусть они бросаются в бой с драконами, не понимая, что обречены на смерть. Пусть те оторвут им головы. Такие идиоты не заслуживают права на жизнь. Достаточно взглянуть на небо, и станет понятно: Солант утрачен соламнийцами безвозвратно.
Мина заговорила опять. Теперь ее голос звучал жестко:
— Ночь на исходе. Скоро рассвет. У вас есть всего час, чтобы покинуть пределы города. Каждого, кто останется в виду городских стен, ждет смерть. — Неожиданно в ее голосе послышались добрые нотки. — Не бойтесь оставить погибших. Им будут возданы соответствующие почести, так как теперь они служат Единому Богу.
Гнев побежденных наконец угас. Пехотинцы начали пробираться по полю прочь от города, — оглядываясь, словно все еще не верили происшедшему и стремились запечатлеть горестную картину разгрома и гибели товарищей. Город, который они считали непобедимым, был повержен в одну ночь.
Рыцари, спасая остатки достоинства, вернулись на поле боя, чтобы подобрать тела убитых. Они не могли бросить своих товарищей, что бы там ни обещала эта женщина или ее Единый Бог. Повелитель Тесгалл оставался в седле. Сняв с головы шлем, он вытер мокрый лоб. Лицо его было угрюмым и бледным, черты лица исказились и застыли.
Одила не присоединилась к остаткам Рыцарства. Она неподвижно сидела на лошади, не сводя глаз с Мины, которая все еще стояла на крепостной стене.
Герард хотел было подойти к другим рыцарям, но, взглянув в лицо Одилы, поспешил к ней.
Одила с отсутствующим видом, словно не узнавая, обратилась к Герарду.
— Единый Бог, — сказала она, с трудом разжав запекшиеся губы. — Эта девушка говорит правду. Бог вернулся в мир. Что могут противопоставить смертные Его могуществу?
Герард глянул в небеса, где между бледными клочьями облаков парили торжествующие драконы. Но это были вовсе не облака, а огромная бледная река мертвецов, которая все еще текла на север.
— Мы сделаем то, что она нам велела, — решительно произнес Герард и оглянулся на стены поверженного города. Рядом с Миной теперь высилась фигура минотавра, который пристально следил за уходившими Соламнийскими Рыцарями. — Нам нужно добраться до Оплота. Мы должны предупредить о надвигающейся угрозе.
31. Алая роза
Рыцари и солдаты — войско численностью в пять тысяч — были готовы к выступлению. Порой слышалось приглушенное ржание лошадей, нервное покашливание возбужденных новобранцев, мягкий скрежет надеваемых шлемов.
Герард хотел разыскать Одилу. Она должна была находиться в рядах Рыцарей Ордена Розы. Отличить ее от остальных было непросто, но Герард все же узнал ее, увидев блестящий серебряный шлем и услышав звонкий смех Одилы, тут же, впрочем, подавленный.
«Экая отвага! — с восхищением подумал он. — Эта женщина, кажется, способна смеяться и на смертном одре».
Возглавлял общую колонну Повелитель Тесгалл, Рыцарь Ордена Розы, в руке у него трепетал белый шарф. Вот он высоко поднял его, чтобы видел каждый, и затем резко опустил. Офицеры отдали приказ пехотинцам к выступлению, рыцари пришпорили коней. Герард двигался среди новобранцев, недавно возведенных в рыцарское звание. Это не ущемляло его самолюбия: он мог шагать и с пехотинцами и был бы счастлив.
И вот армия Соланта, подобно бескрылому, сверкающему серебряной чешуей дракону, направилась к городским воротам. Внутренние ворота едва слышно отворились на загодя смазанных петлях и пропустили этот людской поток.
Через ров, окружавший город, было переброшено несколько мостов, и, когда последний солдат оказался на другой стороне, все мосты были подняты, закреплены, а подступы к ним забаррикадированы.
Теперь армия подошла к наружным стенам города, к внешним воротам. Герард увидел у амбразур притаившихся лучников, им сегодня, может быть, и не доведется вступить в бой. Соламнийцы способны смести армию Рыцарей Тьмы прежде, чем те успеют понять, что происходит.
Едва войско проследовало за городские стены, наружные ворота спешно заперли, и Повелитель Тесгалл снова поднял руку с шарфом и взмахнул им, отдавая приказ к наступлению.
И тишина взорвалась оглушительным грохотом. К небесам понесся боевой гимн, который был древним уже в те времена, когда был мальчишкой покойный Хума. Лошади перешли на рысь. От знакомого напева кровь закипала в жилах Герарда. Он тоже самозабвенно запел, хотя не вполне твердо помнил слова гимна. Затем согласно приказу кавалерия разделилась, одна половина рыцарей помчалась на восток, а другая на запад. Намечалось окружить спавший лагерь и согнать его полусонных обитателей к центру, на растерзание соламнийским пехотинцам.
Герард не сводил глаз с вражеских укреплений. Он ожидал, что при звуках наступления там поднимется суматоха, замелькают факелы, часовые поднимут запоздалую тревогу, офицеры станут выкрикивать уже ненужные распоряжения и все будут метаться в поисках ставшего бесполезным оружия. Но, как ни странно, вражеский лагерь выглядел таким же спокойным, как полчаса назад. Никто не поднимал тревоги, не наблюдалось никакого движения. Мертвая тишина, никаких звуков, как будто лагерь был давно покинут своими обитателями. Но как могли несколько сотен человек сняться и уйти, побросав палатки и фургоны с припасами?
Может быть, эта девчонка поняла, что откусила слишком большой кусок, который ей не проглотить? И решила унести ноги под покровом ночи. Но это было на нее не похоже. А ее искренние слова о Едином Боге и вовсе исключали такую возможность.
Соламнийцы мчались вперед, постепенно беря в клещи территорию лагеря. Боевой гимн все еще звучал, но с каждой минутой терял свою силу и не мог подавить страха, который начал закрадываться в сердца наступавших. Они почувствовали, что их ожидает западня.
Повелитель Тесгалл понял, что ситуация меняется и он должен срочно принять новое решение. Ветеран многих кампаний, он хорошо знал, что иногда и тщательно разработанные планы не выдерживают столкновения с действительностью. Тесгалл предположил, что девушка, одумавшись, сняла осаду и скрылась. Если так, то его войско потеряло лишь несколько часов сна. Но скорее всего готовилась ловушка, и он должен был разгадать, в чем она заключалась. Менять план сейчас означало бы посеять панику и смятение в соламнийских рядах. Но все же он поднял руку, призывая кавалерию замедлить наступление.
Однако это предупреждение оказалось тщетным. Предугадать то, что их ожидало, рыцари не могли. Это было им не по силам.
Внезапно до их ушей донеслась песня, совсем иная, чем их боевой гимн. Пел одинокий голос, и Герард узнал в нем голос Мины.
На правом фланге послышались громкие крики, Герард быстро глянул туда и увидел, как солдаты указывают на что-то.
В пыли, в трухе, во мраке — о,
Какой печальный вид
Имеет кукольный народ,
Что в сундуке лежит
И будет так лежать, пока
Опять хозяйская рука
Откинуть крышку сундука
Не соблаговолит!
Но вот опять играет свет
В стекляшках ваших глаз.
И вот вы пляшете опять —
О долгожданный час!
Так шире разевайте рот,
Ну а хозяин-кукловод,
За нитки дергая, споет
И скажет все за вас!
Густой туман наплывал с запада, затмевая собой звезды и поглощая лунный свет. Те, кто смотрел на него, уже не видели перед собой ничего, кроме клубившейся белой пелены. Докатившись до городских стен, туман стал накрывать их. Одна за другой исчезали дозорные башни, за ними пропали из виду сами стены. И вот западная сторона Соланта пропала в густой пелене, будто никогда не существовала. Слабые крики донеслись оттуда и сразу стихли. Никто не мог понять, что там произошло.
Несколько мгновений Повелитель Тесгалл стоял неподвижно, внимательно вглядываясь в необычный туман, затем отдал приказ остановить наступление. Он подозвал к себе офицеров. Повелители Ульрик и Найджел галопом помчались к нему. Герард находился поблизости и смог расслышать их разговор.
— Я вижу, за дело взялись их чародеи. — Голос Тесгалла звучал мрачно. — Нас одурачили. Выманили из города. Полагаю, нужно срочно трубить отбой.
— Но, Ваша Светлость, — запротестовал Повелитель Ульрик, — это всего лишь обычная утренняя роса, и не более того.
— Роса! — насмешливо повторил Тесгалл. — Присмотритесь получше к этой росе! Герольд, трубите отбой!
Трубач поднес к губам боевой рожок, и зазвучал сигнал к отступлению. Привычные к дисциплине рыцари не паниковали и стройной колонной поскакали к городу. Пехотинцы перестроились и боевым порядком зашагали обратно. Часть рыцарей, прикрывавшая арьергард, поскакала в конец колонны. И снова приближавшееся к городу войско увидело на стенах лучников, готовых отразить натиск врага.
Но Герард понимал — как понимал каждый, — что, как бы быстро они ни двигались, этот страшный туман накроет их раньше, чем они достигнут города. Туман скользил по земле с такой скоростью, с какой не могла двигаться даже кавалерия, скакавшая во весь опор. И когда туман приблизился к ним, открылась страшная картина. Герард вглядывался в белесую пелену, не смея верить своим глазам.
Это был не туман. Это была не «обычная утренняя роса». Это было обещанное Миной подкрепление.
Армия мертвецов.
Армия приговоренных, не имевших возможности покинуть этот мир, металась, будто пойманная сетью. Покидая бренные тела, эти души испытывали счастье освобождения и готовы были воспарить в небо. Однако это чувство почти мгновенно исчезло, ибо Бессмертное Божество, улавливая души умерших, тут же вызывало у несчастных жажду — жажду магии. «Дайте мне магии, и я освобожу вас», — обещало Оно им. Но это обещание не могло быть исполнено, потому что такая жажда не знала утоления. Спасения не было…
Спасения не было, пока они не услышали зов.
Их звал голос смертного, голос человека, голос женщины. Голос Мины. Она говорила им: «Сражайтесь на стороне Единого Бога, и вы будете вознаграждены. Служите Единому Богу, и вы обретете свободу».
Отчаявшимся душам неупокоенных не нужно было строиться в боевые колонны, так как число их было бесконечно. Душа гоблина, приняв ужасный облик, памятный ей по ее земной жизни, щерила в тумане зубы, хватала прозрачной лапой меч, сотканный из паутины, и мчалась на зов. Душа соламнийца, давно расставшаяся с понятиями о чести и верности, надевала на себя оболочку смертного и спешила туда же. Они вместе плыли туда, куда им приказывал голос, не зная, за что они будут сражаться и на кого им придется нападать. Их единственной целью было угодить звавшему их Голосу и тем самым спастись.
Для живых души мертвецов были лишь клочьями бледного тумана. Но Мина попросила Единого Бога открыть глаза смертным, и они, к своему несчастью, увидели души мертвых.
Туман имел глаза и рты. Он протягивал к людям страшные руки, шептал и стонал. Сонм душ хранил воспоминания о прежней жизни, воспоминания, которые теперь тянулись за ним полосами лунного сияния и вереницей болотных огней. Лица мертвецов были страшны, ибо они не знали покоя и были обречены на бесконечный поиск и оплакивание его тщеты.
Души сжимали в руках оружие, но оно не могло причинить ущерба живым. Однако они обладали оружием несравненно более опасным. Они вселяли в живых отчаяние .
При виде армии мертвецов солдаты, не размышляя, побросали оружие и бросились бежать. Они не слышали офицерских окриков, они забыли о дисциплине. Рыцари на флангах застыли как вкопанные. Инстинкт самосохранения подсказывал им следовать за солдатами, но чувство долга, гордость, воинская честь не позволяли поддаться панике и спасовать перед врагом. Дисциплина еще удерживала их, но, когда они смотрели в глаза своих товарищей, они видели в них отражение собственного страха.
Призрачная армия вступила в пределы вражеского лагеря. Бледные тени скользили над палатками и фургонами. До Герарда донеслось дикое ржание перепуганных лошадей. Команды офицеров, бряцание оружия, топот многих ног — все поглотил туман. Лагерь исчез из виду. Армия мертвецов катилась на Солант. Тысячи призрачных ртов кричали неслышным криком, и, превращаясь в пронзительный порыв ветра, этот крик леденил кровь живых. Тысячи призрачных рук тянулись к тому, к чему они не могли прикоснуться. Тысячи мертвых ног топтали траву, и ни один ее стебель не шелохнулся.
Офицеры пали жертвой того же страха, который охватил солдат, и больше не пытались удерживать своих подчиненных в повиновении. Ломая ряды, войско стремглав бросилось под защиту городских стен. Люди мчались, сбивая с ног бежавших впереди, топча упавших.
Но стены Соланта не могли дать им защиту. Ров, заполненный водой, не мог служить препятствием для того, кто не боится утонуть. Стрелы не способны были остановить тех, кого не могли пронзить. Призрачные легионы проскальзывали под решетками мостов, проплывали над запертыми воротами, текли сквозь бойницы.
За армией мертвецов следовала армия живых. Войско Мины до времени пряталось, выжидая, когда страшные союзники нагонят страх на врага. И только теперь солдаты ринулись в бой, преследуя беспорядочную, охваченную паникой толпу соламнийцев.
Герард кинулся вдогонку за солдатами, приказывая им остановиться, но они продолжали бежать. И вдруг все померкло перед его глазами. На Герарда надвинулись души умерших, испускавшие бледное свечение. Его конь в ужасе заржал и, взвившись на дыбы, сбросил всадника на землю. Одно мгновение — и его поглотил туман.
Герард с трудом поднялся на ноги, привычным жестом выхватил из ножен меч, но против кого он мог его направить? Никогда прежде не испытывал он такого всепоглощающего страха. Леденящие руки призраков тянулись из тумана. Сколько их было? Сотни, тысячи, десятки тысяч… Души переплетались, растворялись друг в друге до полной неразличимости, исчезали и тут же появлялись снова. У Герарда закружилась голова и потемнело в глазах.
Мертвецы не угрожали Герарду и не делали попыток напасть на него. Но их вид вселил в рыцаря ужас. Он видел в их глазах смертельную тоску и безнадежность заточения в вечной темнице, горе узников, запертых и забытых в подземелье, от которого был выброшен ключ.
Зрелище было столь ужасным, что Герард опасался за свой рассудок. Однако он взял себя в руки и решил идти к Соланту, где его, по крайней мере, встретит тепло живых существ, а не эти леденящие кровь прикосновения мертвецов. Но, упав с лошади, он потерял ориентировку и не знал, в каком направлении ему двигаться. Герард прислушался к шуму битвы, но туман сильно искажал звуки.
Неожиданно неподалеку раздался презрительный голос:
— Вот еще один.
Двое солдат с эмблемами нераканцев на груди вдруг возникли рядом с ним, — и тени расступились, словно отрезанные ножом. Едва завидев Герарда, солдаты бросились на него. Они орудовали мечами небрежно, как будто были уверены, что противник не окажет сопротивления. Однако они просчитались. Герард до такой степени обрадовался, увидев перед собой обычных, живых людей, столь же уязвимых, как и он, что мгновенно воспрял духом и кинулся на них с неудержимой силой. Он сразу обезоружил одного солдата, выбив у него из руки меч, и тут же ударил кулаком в челюсть другого. Солдаты кинулись прочь, оставив Герарда наедине с бестелесными противниками.
Судорожно сжимая в руке меч, рыцарь все время оглядывался, опасаясь нового нападения. Мертвецы следили за ним пустыми глазницами. И тут неподалеку затрубил рожок, прорезав тишину, словно кинжал. Сигнал призывал к отступлению. Достигнув самой высокой ноты, он внезапно оборвался. И все-таки Герард успел понять, в каком направлении нужно двигаться. Он зашагал вперед, медленно, тяжело, сторонясь мерзких призраков.
Тем временем первые пехотинцы достигли городских стен. Переполненные ужасом, солдаты принялись отчаянно колотить в ворота, умоляя впустить их в город. Но ворота оставались закрытыми. Некоторые солдаты начали карабкаться по ним наверх, другие стали громко кричать, проклиная тех, кто укрылся за стенами города.
Внезапно вспыхнуло ослепительно белое пламя и прогремел взрыв. Стена близ ворот треснула и обрушилась, обломки каменной кладки дождем поосыпались на солдат, стоявших у ворот. Десятки людей погибли на месте, раненые стонали и звали на помощь. Но помощь не приходила, ворота оставались закрытыми. В пролом стены ринулись враги.
Герард услышал взрыв и, не видя ничего, кроме бледных теней, принялся разгонять их мечом, но с таким же успехом он мог бы рубить ртуть. Призраки ускользали от его ударов и тут же появлялись в еще большем количестве.
Поняв бесплодность этих попыток, Герард остановился. Дрожавший, потный, задыхавшийся, он снял с головы шлем, вытер лоб и сделал несколько глубоких вдохов. Немного успокоившись, он вдруг услышал рядом с собой голоса, явно принадлежавшие живым, и звон стали. Герард надел шлем, оставив поднятым забрало, и побежал в ту сторону, откуда они доносились. Мертвые хватали его, липли к телу, и эти прикосновения едва не доводили Герарда до тошноты.
Вскоре он увидел перед собой шестерых вражеских солдат, сражавшихся с одним всадником. Он не мог видеть лица соламнийца под опущенным забралом, но сразу узнал длинные черные косы. Враги окружили Одилу, пытаясь стащить ее с коня. Она рубила их сплеча, отражала удары щитом, пинала нападавших ногами.
Герард тут же напал на солдат сзади. Он пронзил мечом одного, локтем двинул в ребра другого, а когда тот согнулся от боли, наподдал ему коленом в нос так, что солдат ткнулся лицом в землю.
Одила тем временем обрушила меч на голову противника с такой силой, что у того раскололся шлем и треснул череп. Брызнули мозги, кровь, осколки костей. Герард обернулся к солдату, который, схватив под уздцы лошадь Одилы, старался повалить животное на землю. Герард взмахнул мечом и отсек солдату обе руки, меж тем как Одила, оглушив другого воина ударом щита по голове, нанесла ему смертельную рану мечом. Неожиданно один из двух оставшихся противников, поднырнув под брюхо коня, оказался позади рыцаря и, прежде чем тот успел обернуться, нанес ему сильный удар по голове.
Но Герарду спас жизнь шлем. Лезвие меча, скользнув по металлу, лишь рассекло рыцарю щеку. В пылу схватки он не почувствовал боли и о том, что ранен, догадался, лишь ощутив тепловатый привкус крови во рту. Нераканец, ухватив Герарда за руку, державшую меч, сжал ее словно тисками и принялся выворачивать пальцы, заставляя своего противника выпустить меч. Свободной рукой Герард нанес сокрушительный удар ему в лицо, солдат все еще висел у него на руке, не давая ударить мечом. Тогда рассвирепевший Герард двинул нераканца кулаком в живот с такой силой, что тот рухнул как подкошенный. Единственный уцелевший солдат со всех ног кинулся бежать. Сил на то, чтобы преследовать его, у Герарда уже не было.
Он едва держался на ногах, хватая ртом воздух. Голова раскалывалась от непереносимой боли, правая рука, державшая меч, ослабла, и он перехватил оружие левой рукой. «Буду орудовать мечом, как дубиной», — мрачно подумал он.
Доспехи Одилы были помяты и залиты кровью, но женщина уверенно держалась в седле и, зорко оглядываясь по сторонам, искала врагов.
Когда схватка завершилась, Герард увидел деревья, смутно вырисовывавшиеся вдалеке при свете звезд, и рыцарей, которые спешились или же оставались в седлах, многие лежали на земле. Он увидел звезды на небе, силуэты башен Соланта, черневший в стене пролом рядом с воротами. Огромная куча камней громоздилась рядом с этой брешью.
— Что случилось? — Одила сорвала с головы шлем, — Кто это там? Почему ворота не открывают? Почему лучники ушли со стен?
Словно в ответ на ее вопрос зазвучал голос. Одинокая фигурка появилась на башне, прямо над воротами, которые все еще были закрыты. Трупы погибших солдат Соланта валялись у стены, словно жертва перед алтарем. Жертва, принесенная странной девушке Мине, чьи черные доспехи сейчас сверкали в лунном свете.
— Рыцари Соламнии! Граждане Соланта! — Голос Мины разносился над полем, усеянным трупами погибших. Никому не пришлось напрягать слух, чтобы расслышать каждое ее слово. — Благодаря помощи Единого Бога город Солант взят нами. И властью, данной мне Единым Богом, я посвящаю этот город Ему.
Крики недоверия и негодования разнеслись над полем битвы. Повелитель Тесгалл, чьи доспехи были покрыты кровью, а правая рука безжизненно повисла, рывком послал коня вперед.
— Я не верю тебе! — зарокотал его голос. — Ты добралась до внешней стены города, но не пытайся уверить нас, что твоя армия захватила его!
В этот момент на стенах появились лучники, на их доспехах сверкала эмблема Неракских Рыцарей. Поток стрел понесся к соламнийцу, но ни одна не была нацелена в него. Стрелы веером ложились к ногам его коня.
— Взгляни в небо, соламниец, — произнесла Мина.
Рыцарь нехотя поднял голову и понял, что проиграл.
Черные крылья застилали собой звезды. Черные крылья скользили по изломанному лику луны. Драконы парили в воздухе, описывая победные круги над улицами несчастного Соланта.
Безоглядный страх, внушаемый этими зловещими созданиями, обуял и Повелителя Тесгалла, и всех соламнийцев. Кто-то попытался дрожащей рукой схватить оружие, кто-то издал крик ужаса, кто-то в отчаянии обхватил голову руками.
Ни одной стрелы не послал несчастный город в воздух, чтобы поразить драконов. Ни одна из его осадных машин не плюнула во врага пылающей нефтью. Лишь одинокий рожок осмелился подать сигнал тревоги, но и тот захлебнулся смертельной нотой.
Мина говорила правду. Сражение было окончено. Пока соламнийцы, охваченные ужасом, глядели на мертвецов, пока они боролись с живыми, напавшими из засады, Мина и небольшой отряд верхом на драконах преодолели крепостные стены и невредимыми высадились на площадях города.
— Рыцари Соламнии, — снова заговорила Мина, — вы были сегодня свидетелями могущества Единого Бога, который держит в своей руке судьбы и мертвых, и живых. Ступайте же и несите слово о Нем миру. Расскажите всем о возвращении Бога к нам. Не бойтесь. Я приказала драконам не трогать вас. Вы свободны. Можете идти, куда хотите. — Она сделала рукой знак, что отпускает их с миром. — Можете идти даже в Оплот. Ибо именно на него устремлен сейчас, после падения вашего города, взгляд Единого Бога. Расскажите же его защитникам о тех чудесах, которые вы видели здесь сегодняшней ночью. Внушите им страх перед Его могуществом.
Правитель Тесгалл застыл в седле подобно изваянию. Он был ошеломлен и раздавлен неожиданным оборотом событий. Оставшиеся в живых рыцари стали собираться подле него и, судя по их все более громким возгласам, требовали вести их в атаку.
Герард презрительно хмыкнул. Пусть они бросаются в бой с драконами, не понимая, что обречены на смерть. Пусть те оторвут им головы. Такие идиоты не заслуживают права на жизнь. Достаточно взглянуть на небо, и станет понятно: Солант утрачен соламнийцами безвозвратно.
Мина заговорила опять. Теперь ее голос звучал жестко:
— Ночь на исходе. Скоро рассвет. У вас есть всего час, чтобы покинуть пределы города. Каждого, кто останется в виду городских стен, ждет смерть. — Неожиданно в ее голосе послышались добрые нотки. — Не бойтесь оставить погибших. Им будут возданы соответствующие почести, так как теперь они служат Единому Богу.
Гнев побежденных наконец угас. Пехотинцы начали пробираться по полю прочь от города, — оглядываясь, словно все еще не верили происшедшему и стремились запечатлеть горестную картину разгрома и гибели товарищей. Город, который они считали непобедимым, был повержен в одну ночь.
Рыцари, спасая остатки достоинства, вернулись на поле боя, чтобы подобрать тела убитых. Они не могли бросить своих товарищей, что бы там ни обещала эта женщина или ее Единый Бог. Повелитель Тесгалл оставался в седле. Сняв с головы шлем, он вытер мокрый лоб. Лицо его было угрюмым и бледным, черты лица исказились и застыли.
Одила не присоединилась к остаткам Рыцарства. Она неподвижно сидела на лошади, не сводя глаз с Мины, которая все еще стояла на крепостной стене.
Герард хотел было подойти к другим рыцарям, но, взглянув в лицо Одилы, поспешил к ней.
Одила с отсутствующим видом, словно не узнавая, обратилась к Герарду.
— Единый Бог, — сказала она, с трудом разжав запекшиеся губы. — Эта девушка говорит правду. Бог вернулся в мир. Что могут противопоставить смертные Его могуществу?
Герард глянул в небеса, где между бледными клочьями облаков парили торжествующие драконы. Но это были вовсе не облака, а огромная бледная река мертвецов, которая все еще текла на север.
— Мы сделаем то, что она нам велела, — решительно произнес Герард и оглянулся на стены поверженного города. Рядом с Миной теперь высилась фигура минотавра, который пристально следил за уходившими Соламнийскими Рыцарями. — Нам нужно добраться до Оплота. Мы должны предупредить о надвигающейся угрозе.
31. Алая роза
Утром того дня, на который драконицей Берилл был назначен захват Квалиноста, маршал Медан проснулся задолго до рассвета. На небе еще стояла луна и мерцали звезды, а он у себя в саду уже приступил к завтраку. Аппетит не изменил ему и на этот раз. Маршал давно приучил свой организм к дисциплине. Он знавал отважных воинов, которые не могли проглотить и ломтика хлеба накануне битвы, знавал и таких, кто мог поесть с отменным аппетитом, но желудок, скованный страхом, тут же извергал все обратно. Медан же не только обеспечивал себя необходимым запасом сил, но и получал удовольствие от еды.
Точно так же он научился справляться с бессонницей перед сражением — еще одно проявление самодисциплины. Он никогда не думал о будущем и привык надеяться только на себя. Он знал свои возможности и свои силы.
Медан обмакнул клубничину (последние ягоды в этом сезоне) в эльфийское вино, поднес ко рту и, понемногу откусывая, с наслаждением вдыхая аромат. К хрустящим оливковым хлебцам ему подали мягкий белый сыр. Хлебцы немного зачерствели, однако не потеряли вкуса, а сыр был наисвежайшим. Простое удовольствие, но и о нем можно пожалеть перед смертью.
Медан не верил в загробную жизнь. Его рациональный ум не вмещал столь абстрактное понятие. Смерть — всего лишь забвение. Короткие сны по ночам — маленькие репетиции такого забвения — могли дать о ней понятие. Только ведь и в забвении он будет скучать по своему чудесному саду, по этому мягкому ароматному сыру на хрустящем ломтике хлебца, по игре лунного света на золотых волосах.
Доев сыр, Медан бросил крошки рыбам и остался неподвижно сидеть за столом, прислушиваясь к мелодии воробьиной песенки. Глаза его увлажнились — вот и этой простенькой мелодии он никогда больше не услышит, и красота поздних осенних цветов будет чаровать не его. В таких размышлениях прошел почти час, по истечении которого маршал решил, что пришло время действовать.
Адъютант Думат помог ему облачиться в доспехи. Маршал не собирался нынче надевать полный комплект, чтобы не вызвать недоумения драконицы. Ей, согласно сводкам, было известно, что эльфы уничтожены или удалены из города, их сопротивление сломлено. Столица королевства город Квалиност передается под власть Берилл без боя. Преданный маршал присутствует при ее триумфальном вступлении в город. Зачем же для этого надевать латы? Кроме того, сегодня маршалу требовалась свобода движений, и он предпочитал не сковывать их кольчугой или тяжелым панцирем. Поэтому Медан надел лишь парадный, ярко начищенный нагрудник с выгравированными на нем лилией и черепом и шлем.
Точно так же он научился справляться с бессонницей перед сражением — еще одно проявление самодисциплины. Он никогда не думал о будущем и привык надеяться только на себя. Он знал свои возможности и свои силы.
Медан обмакнул клубничину (последние ягоды в этом сезоне) в эльфийское вино, поднес ко рту и, понемногу откусывая, с наслаждением вдыхая аромат. К хрустящим оливковым хлебцам ему подали мягкий белый сыр. Хлебцы немного зачерствели, однако не потеряли вкуса, а сыр был наисвежайшим. Простое удовольствие, но и о нем можно пожалеть перед смертью.
Медан не верил в загробную жизнь. Его рациональный ум не вмещал столь абстрактное понятие. Смерть — всего лишь забвение. Короткие сны по ночам — маленькие репетиции такого забвения — могли дать о ней понятие. Только ведь и в забвении он будет скучать по своему чудесному саду, по этому мягкому ароматному сыру на хрустящем ломтике хлебца, по игре лунного света на золотых волосах.
Доев сыр, Медан бросил крошки рыбам и остался неподвижно сидеть за столом, прислушиваясь к мелодии воробьиной песенки. Глаза его увлажнились — вот и этой простенькой мелодии он никогда больше не услышит, и красота поздних осенних цветов будет чаровать не его. В таких размышлениях прошел почти час, по истечении которого маршал решил, что пришло время действовать.
Адъютант Думат помог ему облачиться в доспехи. Маршал не собирался нынче надевать полный комплект, чтобы не вызвать недоумения драконицы. Ей, согласно сводкам, было известно, что эльфы уничтожены или удалены из города, их сопротивление сломлено. Столица королевства город Квалиност передается под власть Берилл без боя. Преданный маршал присутствует при ее триумфальном вступлении в город. Зачем же для этого надевать латы? Кроме того, сегодня маршалу требовалась свобода движений, и он предпочитал не сковывать их кольчугой или тяжелым панцирем. Поэтому Медан надел лишь парадный, ярко начищенный нагрудник с выгравированными на нем лилией и черепом и шлем.