Даламар не отвечал. Он продолжал торопливо спускаться по ступеням.
   — Послушайте же меня, Даламар! — Палин нагнал эльфа и едва не наступил на полы его мантии. — Как гном мог оказаться здесь? Это ведь… Это ведь не простое совпадение?
   — Ни в коем случае, — пробормотал Даламар. — Конечно, это не совпадение.
   — Но тогда что же?
   Даламар остановился и поднял лампу повыше, чтобы взглянуть в лицо Палина.
   — Разве вы не понимаете сами? Не понимаете даже теперь?
   — Не понимаю, представьте, — огрызнулся Палин. — И не думаю, что вы понимаете.
   — Вы правы. Не совсем, — с легкостью признался Даламар. — Но встреча, свидетелями которой мы будем, должна многое нам объяснить. Я не стал устанавливать здесь магического затвора, — заметил он, подходя к двери, покрытой руническими надписями. — Нет необходимости. Пустая трата сил и времени.
   — Похоже, вы бывали в Чертоге Созерцания не один раз, — предположил Палин.
   — О да, — усмехнулся Даламар. — Я не люблю оставлять своих друзей без внимания.
   И он погасил лампу.
   Они оказались в просторном зале возле бассейна с водой, тихого и темного. Язычок синего пламени, трепетавший в центре бассейна, был очень слаб и почти не давал света. Палину показалось, что это пламя трепещет в другом мире и в другом времени. Сначала он не видел ничего, кроме этого язычка, затем в поле его зрения возникли еще две горящие точки. Пламя чуть разрослось, и вот глазам магов предстала лаборатория, которая была видна настолько отчетливо, будто они находились внутри нее.
   У длинного каменного стола стояла Золотая Луна.

35. Единый Бог

   У длинного каменного стола стояла Золотая Луна, невидящими глазами глядя на разбросанные на нем книги. Услышав приближавшиеся голоса, она подняла голову. Вскоре она узнала голос той, с кем у нее назначена встреча. Той, к кому вели ее души мертвецов.
   Невольно вздрогнув, Золотая Луна скрестила руки на груди. Во всех помещениях Башни царствовал холод. Башня Тьмы, Башня Печали, Башня Борьбы Самолюбий, Башня Страданий и Смерти. Место, к которому она так стремилась. Конец ее странного путешествия.
   Даламар, уходя, оставил лампу, но тусклый свет не мог изгнать царившей здесь темноты. Но все-таки этот слабый огонек ободрял Золотую Луну, и она старалась держаться поближе к светильнику. Она не жалела, что отослала Даламара. Она никогда не любила его и не доверяла ему. И то, что он внезапно объявился в этом лесу смерти, лишь усилило ее подозрения. Это он использовал эти несчастные души мертвецов.
   — А я? — тихо произнесла Золотая Луна. — Разве я их не использовала?
   Поразительная власть… для смертного. Для простого смертного.
   Внезапно она задрожала. Однажды ей довелось предстать перед Богом, и сейчас ее душа вспомнила об этом. Но что-то отвлекало ее… Что-то было не так…
   Дверь, распахнутая нетерпеливой рукой, резко отворилась.
   — Я ничего не вижу в этих потемках, — послышался юный девичий голос. Тот, что напевал колыбельную, слышанную Золотой Луной во сне. — Нам понадобятся еще светильники.
   Свет приближался, становясь все ярче и ярче, пока не стало казаться, что стена мрачных кипарисов отступила от Башни и теперь в ее окна льется щедрый солнечный свет.
   В дверях появилась девушка. Высокого роста, с мускулистым телом. На ней были надеты кольчуга, черные доспехи, черные рейтузы, такого же цвета плащ с эмблемой белой лилии — символом Рыцарей Тьмы. Коротко подстриженные волосы покрывали голову девушки рыжеватым пушком. Золотая Луна не узнавала ее, но, когда она увидела янтарного цвета глаза и услышала голос, дрожь пронзила ее тело. Она ухватилась за край стола, чтобы не упасть.
   — Мина? — слабо произнесла Золотая Луна, не осмеливаясь верить.
   Лицо девушки внезапно осветилось, будто на него упал луч солнца. Точнее, само лицо ее было ликом солнца..
   — Мама… — тихо проговорила она, пораженная. — Мама, как ты прекрасна! Ты выглядишь точно такой, какой я тебя представляла!
   И опустившись на колени, девушка протянула к Золотой Луне руки.
   — Мама, пожалуйста, поцелуй меня, — попросила она, и слезы потекли по ее щекам. — Поцелуй меня, как ты целовала меня раньше. Ведь я Мина. Твоя Мина.
   В изумлении, с сердцем, певшим от радости, и все же в необъяснимом страхе, Золотая Луна чувствовала лишь гулкие удары своего сердца. Не отводя от Мины взгляда, она неуверенно шагнула и опустилась на колени рядом с рыдавшей девушкой.
   — Мина, — прошептала Золотая Луна, обнимая и укачивая ее, как, бывало, укачивала в детстве, когда малышке случалось заплакать, проснувшись среди ночи. — Мина. Дитя мое… Почему ты оставила нас, ушла от тех, кто так любил тебя?
   Мина подняла залитое слезами лицо. Ее янтарные глаза сияли.
   — Мама, я ушла, потому что очень любила тебя. И ушла во имя этой любви. Я отправилась искать то, о чем ты так страстно мечтала. И я нашла это, мама! Я нашла это для тебя! Все, чего я достигла, и все, что я сделала, — все это ради тебя!
   — Я не понимаю, дитя мое. — Золотая Луна воззрилась на рыцарские доспехи дочери. — Ты надела этот символ Тьмы, символ Зла… Где же ты была? К кому ты ушла от нас?
   Мина весело рассмеялась, сияя от счастья и гордости.
   — Куда я ушла и где я была, уже не важно, мама. А о том, что со мной случилось, я тебе расскажу. Ты должна это знать. Помнишь, мама, те истории, которые ты мне рассказывала? Как ты бродила в темноте в поисках Богов? И как ты их нашла и дала людям веру? Людям всего мира.
   — Помню, — промолвила Золотая Луна, не в силах унять дрожь в теле.
   — Ты говорила мне, что Боги ушли, — продолжала Мина, глаза ее сияли, как у ребенка, который готовит восхитительный сюрприз, — что люди должны теперь полагаться только на самих себя, ища свой путь в мире. Но я не поверила этому. Нет, нет, — Мина прижала ладонь к устам матери, видя, что та хотела возразить, — я не думала, что ты обманываешь меня. Я поняла, что ты просто ошибаешься, вот и все. Я знала, что в мире есть Бог, я слышала Его голос, когда наша лодка потонула и я погибала в море одна. Ты нашла меня на берегу, помнишь, мама? Я никогда не рассказывала тебе, почему другие утонули, а я осталась жива. Бог спас меня, Он давал мне силы и пел песни, когда я боялась одиночества и темноты. Ты говорила, что Богов нет, мама, но я точно знала, это не так. И тогда я, как и ты когда-то, отправилась на поиски Бога. — Лицо Мины сияло радостью и гордостью, глаза лучились счастьем. — Помнишь, мама, чудесную ночь бури? Это Единый Бог совершил чудо, вернув тебе красоту и молодость. Это сделал Единый Бог, мама.
   — Ты просила Его об этом? — вскричала Золотая Луна, поднеся руки к лицу, которое она так и не научилась считать своим. — Ведь это не я, а лишь тот образ, который рисовала себе ты.
   — Конечно, мамочка! — Мина в восторге рассмеялась. — Разве ты не рада? Я вернула чудо исцеления в мир, исцеление именем Единого Бога. С Его благословения я обрушила щит над страной Сильванести и убила дракона Циана Кровавого Губителя. И жестокая драконица Берилл погибла от руки Единого Бога. Оба эльфийские народа я погубила за их безверие и растленность. В смерти эльфы обретут искупление. Смерть приведет их к Единому Богу.
   — Ах, дитя! — выдохнула Золотая Луна и, рывком высвободившись из объятий дочери, в ужасе уставилась на нее. — Я вижу кровь на твоих руках! Кровь тысяч несчастных! Тот Бог, которого ты нашла, плохой Бог! Бог Тьмы и Зла!
   — Единый Бог предупредил меня, что ты можешь так подумать, мама, — понимающе улыбнулась Мина. — Когда другие Боги ушли и вы подумали, что остались в мире одни, вы испугались и рассердились на них. Вы чувствовали себя преданными. Вас и вправду предали. — Голос Мины зазвенел гневом. — Те Боги, которым вы так неосмотрительно отдали свою веру, в страхе бежали от вас.
   — Нет! — Золотая Луна отступила от Мины, вытянув руку, словно преграждая дочери путь. — Нет, дитя мое, я не верю! И я не стану слушать тебя.
   Мина схватила ее за руку.
   — Послушай же, мама. Ты должна выслушать меня, чтобы понять. Боги бежали в страхе перед Хаосом. Все, кроме одного. Один Бог остался верен вам, сохранив достаточно храбрости для того, чтобы противостоять Отцу Всего и Ничего. Но эта битва лишила Его последних сил и оставила слишком слабым, чтобы сражаться с великими драконами, которые нагрянули на Кринн, но он делал все, чтобы помочь вам. Он даровал вам магию, которую на Кринне называли «стихийной». Он даровал вам чудо исцеления, которое ты называла силой сердца. Все это были Его… Ее дары вам. И вот Ее знак. — С этими словами Мина показала на пять голов дракона, охранявших Врата Бездны.
   Вздрогнув, Золотая Луна обернулась. Темные и безжизненные прежде, головы неожиданно начали испускать странное свечение пяти разных цветов: красное, синее, зеленое, белое и черное.
   Золотая Луна застонала и закрыла глаза рукой.
   — Мама, — с мягким упреком продолжала Мина, — Единая Богиня не просит твоей благодарности. Она хочет вручить тем, кто был Ей верен, новые чудесные дары. Она просит вашей верности, мама. Ей нужна ваша служба. Она хочет, чтобы ты любила Ее и служила Ей так, как Она любила тебя и служила тебе. Мама, пожалуйста, преклони колени и воздай молитвы веры и благодарения Единой Истинной Богине. Той Единственной Богине, что осталась верной своим созданиям.
   — Нет! Я не верю тому, что ты говоришь. — Золотая Луна едва шевелила губами, стараясь произносить слова как можно отчетливее. — Ты глубоко заблуждаешься, дитя мое. Я поняла, о ком ты говоришь. Я давно знаю ее и насквозь вижу ее хитрости! — Золотая Луна оглянулась на пять голов, испускавших зловещее свечение. — Я не верю твоим выдумкам, Такхизис! И никогда не поверю в то, что благословенные Паладайн и Мишакаль оставили нас на твою милость! Ты та, кем была всегда, — Богиня Зла, которой нужны не верующие, а рабы. И я никогда не поклонюсь тебе. Никогда не стану тебе служить.
   Из глаз дракона полыхнуло ослепительно жаркое пламя, и Золотая Луна почувствовала, как кожа ее мгновенно сморщилась, потемнела и высохла. Целительница рухнула на пол. Руки и ноги ее свело судорогой, прекрасные волосы повисли серыми космами. Она превратилась в немощную старуху, в теле которой едва теплилась жизнь.
   — Вот видишь, мама, — произнесла Мина дрожащим голосом, — что значит не повиноваться Единой Богине? Все, что от тебя требуется, — прийти к Ней в смирении и просить Ее милости.
   Золотая Луна закрыла глаза. Губы ее не шевелились.
   Мина наклонилась к ней.
   — Мама, — попросила она со страхом в голосе. — Мама, пожалуйста, сделай это для меня, если не хочешь сделать этого для себя. Прошу тебя, сделай это ради твоей любви ко мне!
   — Оставь меня, — прошептала Золотая Луна. — Я молюсь. Я молюсь Паладайну и Мишакаль, чтобы они простили мне слабость моей веры. Я давно должна была обо всем догадаться, — тихо продолжала она. С каждым вздохом жизнь оставляла ее. — Я молюсь, чтобы Паладайн услышал меня, тогда он вернется… Ради любви к Мине… Ради любви ко всем…
   И Золотая Луна бездыханная упала на пол.
   — Мама, — прошептала Мина голосом растерявшегося ребенка. — Мама, я ведь сделала это для тебя…

Эпилог

   В ту же ночь из маленького портового городка, расположенного на северном побережье Абанасинии, отплывал парусник, держа курс в Алгонийский Пролив. На борту его находился один-единственный пассажир, пожелавший остаться неизвестным. Его лицо видел только капитан корабля. В тяжелом плаще и тщательно надвинутом на лицо капюшоне пассажир поднялся на борт поздней ночью накануне отплытия. Багажа у него не было, но он вел в поводу норовистого коня, которого поместили в специально сооруженной в трюме корабля конюшне.
   Таинственный пассажир был, очевидно, человеком со средствами, поскольку парусник «Крыло чайки» нанял для себя одного. За разрешение провести на борт коня он уплатил отдельно. Моряки, охваченные любопытством, завидовали юнге, которому было поручено отнести пассажиру ужин, с нетерпением ожидали возвращения мальчика, чтобы разузнать у него обо всем, что он видел и слышал.
   Юнга постучал в дверь каюты. Не дождавшись ответа, он стукнул еще раз, но вновь безрезультатно. Недоумевая, он толкнул дверь, и она легко отворилась.
   Высокий худощавый человек, не сняв плаща, стоял, глядя в иллюминатор на сверкающее море. Он не обернулся на звук голоса юнги, сказавшего, что ужин подан. Испуганный мальчик собирался ретироваться, когда загадочный пассажир неожиданно заговорил на Общем, произнося слова с сильным акцентом. Его голос дрожал от волнения.
   — Передай капитану, что я хочу, чтобы увеличили ход. Ты меня слышишь? Корабль должен идти еще быстрее!
 
   Далеко в горах, в своем обширном логове, тотемный зал которого украшали черепа когда-то пожранных ею драконов, дремала хозяйка, гигантская красная драконица Малистрикс. Во сне ей привиделась вода, черная, густая, как тушь, вода, медленно подползавшая к ее лапам. Вот вода уже подобралась к самому брюху, к массивному хвосту, стала заливать крылья, спину, шею. Волны захлестнули ее пасть и ноздри. Малис пыталась поднять голову над водой, но ее лапы были прикованы к полу. Она распахивала пасть, пытаясь глотнуть воздуха, в пасть хлестала вода. Драконица начала тонуть…
   В это мгновение Малистрикс проснулась и в страхе повела глазами вокруг. Какой странный и страшный сон нарушил ее покой! В этом сне она слышала чьи-то голоса, злобные, насмехавшиеся… Они доносились из тотемного зала и пели странную песню о том, что она должна спать. Уснуть навсегда…
   Малистрикс подняла тяжелую голову и уставилась на тотем из белых черепов. Черепа синих драконов покоились на черепах серебряных, а черепа красных были аккуратно уложены поверх черепов золотых. Вдруг она увидела, что из их пустых глазниц, из давно пустых глазниц мертвых драконов на нее злобно смотрят чьи-то живые глаза.
   Спи. Усни навек…
 
   В Башне Высшего Волшебства Галдар ожидал Мину, но она не возвращалась. Беспокоясь о ней и не доверяя ни этому приюту магов, ни самим магам, он отправился на поиски девушки.
   Минотавр нашел ее в заброшенной лаборатории.
   Мина сидела, съежившись, на полу, а рядом с ней лежало тело какой-то старой женщины. Осторожно приблизившись, Галдар обратился к Мине, однако она проигнорировала его слова. Наклонившись, минотавр увидел, что старая женщина мертва.
   Тогда он поднял Мину, обнял ее правой рукой, некогда возвращенной ему ею, и повел к выходу.
   Головы дракона медленно угасали.
   Заброшенная лаборатория снова погружалась в темноту.