Уэйс Маргарет. Испытание Близнецов (Трилогия легенд - 3)

   Танис поднял голову и увидел рядом с Карамоном Рейстлина. С напряженным вниманием он стал наблюдать за последней встречей близнецов...
   Танис никогда и никому не рассказывал об этой сцене даже спустя много лет. Все, что он увидел и услышал, навсегда врезалось в его память, но он ни с кем не мог об этом говорить. Ему казалось, что стоит облечь эту трагедию в слова, и событие потеряет свою высокую значимость и большую часть своей жуткой красоты. И все же, когда Танису случалось бывать в подавленном настроении или грустить, он всегда вспоминал последний дар этой навеки погрузившейся во мрак души и, закрывая глаза, благодарил богов за их великую щедрость.
   Карамон вынес Крисанию из Врат. Танис, с удивлением заметив в руках гиганта все еще сияющий ярким белым огнем магический посох, бросился к нему на помощь и взял молодую женщину на руки.
   - Побудь с ней, Танис, - сказал Карамон. - Я должен закрыть Врата.
   - Скорее! - услышал полуэльф резкий голос Даламара, который с ужасом уставился на что-то за пределами страшной границы. - Скорее замкни Врата!
   Танис заглянул в лицо молодой женщины и понял, что она умирает. Дыхание ее было неглубоким и частым, гладкая кожа посерела, а губы приобрели синеватый оттенок. Но он бессилен был что-либо сделать для Крисании, разве только уложить ее в безопасном месте. В безопасном? Он огляделся по сторонам и уперся взглядом в темный угол лаборатории, где еще недавно лежала другая умирающая женщина. И все же это была самая удаленная от Врат часть комнаты.
   "Там Крисании ничто не будет угрожать, впрочем, как и в любом другом месте", - подумал он печально. Уложив жрицу на пол, он устроил ее поудобнее и поспешно вернулся к двери, ведущей в пустоту.
   И вдруг остановился, загипнотизированный тем, что открылось его взору.
   Тень зла заволокла Врата, и обрамляющие их головы драконов издали торжествующий вой. Между тем живые головы Пятиглавой Такхизис уже терзали и грызли тело великого мага, которое Властительница Тьмы держала в своих когтях.
   - Рейстлин...Нет! - Карамон, вне себя от горя, шагнул к Вратам.
   - Стой! - в ярости крикнул ему Даламар. - Останови его, полуэльф! Убей его, если потребуется, но закрой их!
   Перед Вратами появилась огромная женская рука, которая быстро приближалась к ним. Танис, потрясенный и парализованный ужасом, лишь беспомощно смотрел, как эта рука на его глазах превращается в могучую драконью лапу с изогнутыми длинными когтями, испачканными в крови. Десница Властительницы подбиралась все ближе и ближе к Вратам, намереваясь помешать Карамону закрыть их: Темная Воительница стремилась войти в ту дверь, которая позволила бы ей снова попасть из Бездны в мир живых.
   - Карамон! - громко закричал Танис и, справившись с ужасом, прыгнул вперед, но что он мог сделать? Ему просто не хватило бы физической силы, чтобы противостоять гиганту.
   "Он пойдет туда, - в отчаянии подумал Танис. - Он не даст своему брату умереть..."
   "Нет, - раздался вдруг у него в голове странно знакомый голос. - Он не пойдет назад, и в этом - спасение мира..."
   Карамон остановился, зачарованный видом огромной руки, с которой стекала кровь Рейстлина. Громадные когти дракона были уже совсем близко от его лица, а чуть дальше сверкали во мраке торжествующие, безжалостные и бездонные глаза.
   С трудом преодолевая их гипнотическое воздействие, Карамон медленно поднял посох.
   И ничего не случилось. Только оглушительно расхохоталась Властительница, а драконьи головы вокруг Врат победно затрубили, возвещая о приходе своей повелительницы.
   И тут рядом с Карамоном возникла расплывающаяся темная тень. Рейстлин, одетый в черную мантию, по капюшону которой рассыпались его седые волосы, поднял руку, и его смугло-золотистые пальцы легли на древко магического посоха рядом с рукой брата.
   Хрустальный шар вспыхнул чистым серебристым огнем.
   Многоцветная радуга внутри Врат закружилась, завертелась, разбежалась в стороны, стараясь укрыться от сияния посоха, навершие которого горело, как Вечерняя Звезда, однако поток ослепительного света настигал ее всюду и вбирал в себя.
   Врата закрылись.
   Драконьи головы замолчали так неожиданно, что от тишины у Таниса зазвенело в ушах. Внутри Врат снова возникла пустота, в которой не было ни движения, ни покоя, ни света, ни темноты. Ничего...
   Карамон стоял перед Вратами один, с магическим посохом в руке. Хрустальный шар на его вершине еще некоторое время продолжал ярко светиться.
   Потом он замигал...
   И наконец погас...
   Лаборатория погрузилась во тьму, точнее, в мирную, благословенную темноту, столь приятную для глаз, истерзанных ослепительным светом.
   - Прощай, брат мой...- раздался в темноте тихий шепот Карамона.
   Глава 12
   Астинус Палантасский сидел за столом в своем кабинете в Большой Библиотеке и делал записи разборчивым твердым почерком, каким была записана вся история Кринна с самого первого дня, когда боги впервые обратили свое внимание на эту землю. Этой же рукой будет записана история последних дней мира - до самого конца - когда придет время поставить последнюю точку и навсегда закрыть тяжелый том. Даже сейчас Астинус продолжал работать, не обращая внимания на царивший вокруг хаос, или, если быть более точным, то природа этого человека была такова, что никакой хаос не мог коснуться его. Прошло всего два дня с того события, которое Астинус окрестил в своих "Хрониках" "Испытанием близнецов" (но все остальные называли "Битвой за Палантас"). Город лежал в руинах. Единственными уцелевшими зданиями были Башня Высшего Волшебства и Палантасская Библиотека, сохранившаяся в значительной степени неповрежденной главным образом благодаря героизму Эстетиков.
   Последние, руководимые тучным Бертремом - который, как говорят, был обязан своим неслыханным мужеством какому-то безвестному дракониду, ухитрившемуся пробраться в хранилище и наложить лапу на одну из драгоценных книг, атаковали врага с такой самоотверженностью и фанатизмом, что почти никто из драконидов, осаждавших Библиотеку, не уцелел.
   Однако, как и другие горожане, Эстетики дорого заплатили за победу. Больше половины их погибло, и теперь братья по Ордену оплакивали их, а прах героев был помещен на полки рядом с книгами, которые они защищали не щадя живота.
   Доблестный Бертрем не погиб. Он был только легко ранен, а наградой ему стало то, что он увидел свое имя, вписанное твердой рукой в одну из великих книг рядом с именами других героев Битвы за Палантас. Иной награды в этой жизни он не мог и желать. Книгу поставили на полку, но с тех пор Бертрем не мог пройти мимо, чтобы не остановиться, открыть тяжелый том на заветной странице и насладиться воспоминаниями о тех славных днях.
   Прекрасный город Палантас тоже превратился в грустное воспоминание и удостоился всего лишь нескольких слов в "Хрониках". Дворцы и дома знати превратились в груды обожженных камней. Склады и лавки с их многочисленными бочками с крепким изысканным вином и элем, запасами хлопка и тонкой шерсти, сундуками, в которых хранились чудесные вещицы со всех концов Кринна, превратились в груды углей. Выгоревшие остовы кораблей медленно дрейфовали по забитой пеплом поверхности гавани.
   Жители, как кроты, копались на пепелище в поисках уцелевшего имущества. Целые семьи, обливаясь слезами, разглядывали руины своих домов и возносили благодарственные молитвы богам, которые помогли им спастись.
   Но тех, кто погиб, было гораздо больше. Рыцари, защищавшие город, полегли почти в полном составе, пытаясь помешать Соту и его отряду бессмертных, а одним из первых пал доблестный Маркхэм. Верный своей клятве, он не стал нападать на Сота, а собрал конных рыцарей и повел их в атаку на банши и оживших мертвецов, которые ворвались в город вместе с Рыцарем Смерти. Несмотря на многочисленные раны, он снова и снова вел в бой своих изможденных, окровавленных людей и продолжал отвлекать основные силы нападающих до тех пор, пока не упал замертво под копыта своего коня. Именно мужество Маркхэма и его рыцарей спасло множество жителей Палантаса, которые иначе неминуемо погибли бы от холодных ледяных клинков армии бессмертных (а армия эта, по свидетельству очевидцев, таинственно исчезла, как только среди них появился Сот с закутанным в плащ телом на руках).
   Погибших рыцарей оплакали их оставшиеся в живых соратники, а потом перевезли тела в Башню Верховного Жреца, где их должны были замуровать в той же усыпальнице, в которой находилось тело Героя Копья - рыцаря Стурма Светлого Меча.
   Вскрыв усыпальницу, которую никто не тревожил со дня Битвы за Башню Жреца, рыцари с удивлением обнаружили, что тело Стурма не тронуло тление, хотя прошло уже больше двух лет. Это чудо легко нашло свое объяснение: на груди героя блестело какое-то украшение эльфийской работы с крупным драгоценным камнем, и каждый, кто входил в тот день в усыпальницу, чтобы попрощаться с мертвыми, глядел на бриллиант и чувствовал, как в душе его воцаряется мир, побеждающий тоску и печаль.
   Но не только рыцари оплакивали своих героев. Весь Палантас надел траур в память о своих родных и близких. Многие рядовые граждане Палантаса тоже погибли в тот трагический день: мужчины - отстаивая город и свои семьи, а женщины защищая дома и детей. В соответствии с древними традициями павших следовало предать огню, а прах развеять над морем, где он мог бы смешаться с пеплом сожженного города.
   Астинус записывал события по мере того, как они происходили, и в той же последовательности. Эстетики с благоговением передавали друг другу слухи о том, что летописец не прекратил писать даже тогда, когда в его кабинет проник какой-то ретивый драконид, которого Бертрем насмерть забил кочергой буквально в двух шагах от резного стола летописца.
   Вот и сейчас Мастер работал, не обращая внимания на возню, сопение и шаркающие шаги в коридоре, и оторвался от летописи лишь тогда, когда Бертрем, вошедший в кабинет, загородил ему свет.
   Лишь тогда Астинус поднял голову и нахмурился.
   И Бертрем, который, не дрогнув, одолел вооруженного до зубов врага практически голыми руками, побледнел и попятился, не прекращая своего отступления до тех пор, пока луч солнца снова не упал на лист пергамента.
   Астинус как ни в чем не бывало снова склонился над книгой.
   - В чем дело? - сухо осведомился он, не поднимая головы.
   - К тебе - Карамон Маджере и с ним...кендер. Они хотят повидаться с тобой, Мастер.
   В голосе Эстетика слышалось смятение. Даже если бы демон из Бездны явился в Библиотеку и потребовал свидания с Астинусом - и тот не испугал бы Бертрема так сильно, как кендер (если, конечно, это был бы не огненный демон).
   - Проводи их ко мне, - кивнул Астинус.
   - Обоих?! - потрясение спросил Бертрем. Астинус снова поднял голову, и его лоб покрылся глубокими морщинами.
   - Надеюсь, драконид не повредил тебе слух, Бертрем? - спросил он. - А может, тебя случайно стукнули по голове?
   - Н-нет, Мастер...- Бертрем покраснел и, пятясь, выскочил из кабинета, едва не запутавшись в своей длинной рясе.
   - Карамон Маджере и...и Тассельхоф Сын Соседа! - неуверенно объявил он, снова появляясь на пороге кабинета хрониста минуты полторы спустя.
   - Тассельхоф Непоседа, - представился кендер, протягивая Астинусу маленькую ладошку, которую историк серьезно пожал.
   - А ты - Астинус Палантасский, - продолжил Тас, и его хохолок затрепетал от восхищения. - Мы с тобой уже встречались, но ты, наверное, меня не помнишь, потому что этого, видишь ли, еще не произошло. А теперь, если задуматься как следует, не произойдет вовсе. Я правильно говорю, Карамон?
   - Не произойдет, - подтвердил гигант, и Астинус пристально посмотрел на него.
   - Ты совсем не похож на своего брата, - сказал летописец. - Во всяком случае, не так, как должны быть похожи близнецы. Впрочем, - спокойно прибавил он, - Рейстлину пришлось пройти через страшные испытания, которые повлияли на его облик и образ мыслей. И все же в твоих глазах есть что-то от него...
   Астинус задумчиво нахмурился. Он никак не мог понять, что происходит, а на всем Кринне не могло произойти ничего такого, что было бы недоступно его уму. Как следствие, историк не на шутку разозлился.
   Астинус выходил из себя чрезвычайно редко. Как правило, одного его раздраженного слова бывало достаточно, чтобы все Эстетики в панике забегали по коридорам Библиотеки, однако на сей раз он был рассержен по-настоящему. Седые брови встопорщились, губы плотно сжались, а в глазах появилось такое выражение, что кендер принялся озираться по сторонам в поисках неотложного дела, сославшись на которое он мог бы как можно скорее удалиться, не теряя достоинства.
   - Ну, в чем дело?! - Хронист хватил ладонью по столу с такой силой, что перья в стакане подпрыгнули, чернила расплескались, а ожидавший снаружи Бертрем ринулся прочь со всей возможной скоростью, какую позволяли ему развить сваливающиеся с ног мягкие сандалии и длинный подол рясы.
   - В тебе есть какая-то тайна, Карамон Маджере, а для меня нет и не может быть никаких тайн. Я знаю все: что, где и как происходит, мне известны мысли каждого живого существа на Кринне и все их тайные желания. Почему же я ничего не могу прочесть по твоим глазам, Карамон Маджере?
   - Тас уже сказал тебе, - невозмутимо отозвался Карамон. С этими словами он полез в дорожную сумку, которая висела у него через плечо, достал оттуда огромный переплетенный в кожу фолиант и бережно опустил его на стол перед летописцем.
   - Это моя книга! - воскликнул Астинус и нахмурился еще сильнее. Он сидел за столом мрачнее тучи, а следующую свою фразу почти прокричал: - Откуда она взялась? Ни одна из моих книг не может покинуть пределов Библиотеки без моего ведома. Бертрем...
   - Взгляни на дату.
   Астинус смерил Карамона яростным взором, затем бросил беглый взгляд на дату на переплете и открыл было рот, чтобы снова окликнуть Бертрема, однако что-то остановило его. Крик замер на губах историка, так и не родившись, а глаза удивленно расширились. Наконец он поднял голову, посмотрел на Карамона и снова принялся разглядывать дату.
   - Так вот оно что...Я вижу в твоих глазах будущее.
   - Будущее, которое записано в этой хронике, - торжественно подтвердил Карамон.
   - И мы действительно там побывали! - поддакнул Тассельхоф, подпрыгивая на месте. - Хочешь, я расскажу? Это совершенно невероятная история. Мы, видишь ли, вернулись из прошлого в Утеху, только она совсем не была похожа на прежнюю Утеху. Откровенно говоря, я думал, что нас занесло на луну, потому что, когда Карамон включал магическое устройство, я нечаянно подумал: как хорошо было бы побывать на луне. Только это была не луна, просто...
   - Тише, Тас, - ласково сказал Карамон. Положив руку кендеру на плечо, он медленно двинулся в сторону выхода. Кендер, которого неумолимая ладонь Карамона толкала в том же направлении, обернулся у самого порога и крикнул, приветливо помахивая рукой:
   - До свидания, Астинус! Буду рад встретиться с тобой после...то есть до...Ну в общем, еще раз.
   Но Астинус не слышал и не видел его. День, когда он получил от Карамона Маджере толстый том, стал единственным днем в истории Палантаса, которому был уделен лишь один коротенький абзац:
   "Сегодня, в два часа пополудни, Карамон Маджере принес мне Хронику Крита", том ММСХL. Этот том, который написан моей рукой, я никогда не писал и не напишу".
   Похороны Элистана для жителей Палантаса превратились в отпевание их прекрасного города. Церемония, согласно последней просьбе жреца, началась на восходе солнца, и на нее явились все жители - молодые и старые, богатые и нищие. Даже раненых - тех, кто не мог двигаться самостоятельно, - принесли на самодельных носилках и уложили на обожженной траве лужаек вокруг храма.
   Среди раненых был и Даламар. Когда Танис и Карамон привели темного эльфа и усадили его под опаленными осинами, никто не проронил ни звука: вот уже несколько дней в городе циркулировали упорные слухи о том, что молодой маг сражался с самой Темной Госпожой - как называли Китиару - и победил ее, после чего воинство Повелительницы Драконов разбежалось. Элистан хотел быть похороненным в своем храме, но от величественного сооружения остались одни закопченные мраморные стены. Амозус не раз заводил речь о своем фамильном склепе, но Крисания отклонила его великодушное предложение. Она помнила, что Элистан обрел свою веру в рабском труде, в подземных каменоломнях Пакс Таркаса, и потому распорядилась - а она, как Посвященная Паладайна, стала официальной главой Братства - положить Элистана в одну из глубоких пещер под основанием храма, которые раньше использовались как кладовые.
   Это решение многих повергло в шок, но никто не осмелился ни оспаривать, ни подвергать сомнению решение Праведной Дочери Светоносного бога. Пещеры были приведены в порядок, убраны и освящены, а из остатков стен храма - сооружен мраморный саркофаг. Именно с этих пор, даже когда культ Паладайна достиг наивысшего расцвета - а эти дни были не за горами, - жрецов стали хоронить именно в подземном каменном лабиринте, который вскоре стал одной из самых почитаемых святынь на Кринне.
   Пока же прихожане в молчании рассаживались вокруг руин храма. Ранние птицы, которые ничего не знали ни о смерти, ни о войне, ни о горе, а знали лишь то, что солнце встает и что они живы, наполнили воздух веселым, беззаботным щебетом. Первые лучи солнца позолотили вершины далеких гор, изгоняя отовсюду, в том числе и из людских сердец, печаль и мрак ночи.
   Прощальную речь произнес только один человек. Это была Крисания, и никто не счел это неприличным. И дело здесь вовсе не в том, что молодая женщина по воле Элистана становилась его преемницей на посту Верховного Жреца, а в том, что она, как показалось жителям Палантаса, воплотила в себе всю их боль, их потери и надежды.
   Говорили, что этим утром она впервые встала с постели, впервые с тех пор, как Танис Полуэльф на руках вынес ее из Башни Высшего Волшебства и доставил ко входу в Большую Библиотеку, где Эстетики и уцелевшие жрецы трудились не покладая рук, облегчая страдания раненых и умирающих. Довольно долгое время Крисания сама балансировала на грани жизни и смерти, однако ее вера и молитвы жрецов сохранили ей жизнь. Вот только зрение так и не вернулось к молодой жрице.
   В то утро Крисания стояла перед жителями города, и ее незрячие глаза были направлены прямо на солнце, которое она никогда больше не увидит. Яркие лучи сверкали в ее длинных черных волосах, обрамлявших прекрасное лицо, на котором ясно видны были глубокая вера и сострадание.
   - Я стою в темноте, - сказала Крисания, и ее чистый, нежный голос зазвучал над толпой вместе со звонкими песнями жаворонков, - но я чувствую на своем лице тепло и знаю, что стою лицом к солнцу. И я вижу солнце, хотя мои глаза навеки покрыл мрак. Способность видеть может утратить и тот, кто слишком долго глядит на солнце, и тот, кто слишком долго живет в темноте. Элистан учил нас, что смертные не должны жить только на ярком свету или только во тьме, они должны переходить из тьмы к свету и обратно. Если мы будем неправильно пользоваться и тем и другим - а ведь тень и свет есть великий дар богов, - то потери и смерть неизбежны, однако и день и ночь способны вознаградить любого так щедро, как это только возможно. Мы все прошли через испытания кровью, мраком, огнем...- Тут ее голос сорвался, а те, кто стоял ближе других к Крисании, заметили на ее щеках слезы, но жрица взяла себя в руки и продолжала все тем же уверенным и спокойным голосом: - Мы с честью выдержали эти испытания, как некогда выдержал их Хума, хотя наши потери неисчислимы, а утраты столь горьки, что мы еще долго будем скорбеть и оплакивать ушедших. Но жертва была не напрасной. Мы стали сильнее, мы укрепились в сознании того, что наш дух может подчас сверкать ярче и чище, чем звезды на небе.
   Кто-то, ведомый Черной луной, может выбрать себе тропу тьмы, кто-то предпочтет ходить дорогами света, но и тот и другой путь каменист и опасен, и лишь рука друга, слова ободрения помогут вам осилить нелегкую дорогу. Способность любить бесконечно, способность сострадать, заботиться о других даны каждому из нас - дарованы щедрыми богами представителям всех рас и народов Кринна...
   Крисания немного помолчала.
   - Наш город погиб в огне, - проговорила она мягко. - Мы потеряли многих из тех, кого любили, и, возможно, жизнь может показаться кому-то слишком тяжким бременем. Но помните - стоит протянуть руку, и ваших пальцев обязательно коснется чья-то теплая рука, которая протянется вам навстречу. Только вместе с кем-то близким сможете вы обрести силы и надежду, необходимые вам, чтобы идти дальше...
   После церемонии жрецы в белоснежных мантиях отнесли тело Элистана к месту его последнего упокоения, а Карамон с Тасом отправились на поиски Крисании. Они отыскали ее среди развалин храма:
   Крисания стояла, опустив руку на плечо молодой жрицы, которая стала ее поводырем.
   - Тут пришли двое, - доложил ей послушник, - и хотят видеть Посвященную.
   Крисания повернулась и протянула вперед руку.
   - Позвольте мне дотронуться до вас, - сказала она.
   - Это я, Карамон, - неловко начал гигант. - И еще...
   - Я...- подавленно пискнул кендер.
   - Вы пришли попрощаться, - улыбнулась Крисания.
   - Да, мы уезжаем сегодня, - кивнул Карамон, беря ее тонкие пальцы в свои.
   - Поедете прямо в Утеху?
   - Нет...не совсем. - Карамон слегка замялся. - Сначала мы с Танисом отправимся в Солантус. Потом, когда...когда я снова почувствую себя самим собой, мы воспользуемся магическим устройством и оно перенесет нас в Утеху.
   Крисания слегка сжала его руку и заставила Карамона приблизиться.
   - Рейстлин обрел покой, - сказала Крисания тихо. - А ты?
   - Да, госпожа, - решительно и уверенно ответил гигант. - Наконец-то я смогу жить в мире с самим собой. - Он вздохнул. - Просто мне нужно поговорить с Танисом и разобраться в своей прошлой жизни, привести в порядок события и мысли. Кроме того, - Карамон сильно покраснел, - мне нужно узнать, как строят дома. Когда я строил наш дом, я постоянно был пьян и не имел никакого представления о том, что и как делают мои руки.
   Гигант посмотрел в лицо молодой женщине, и она, почувствовав его взгляд, которого не могла видеть, улыбнулась и слегка порозовела. Увидев эту улыбку, увидев мокрое от слез лицо Крисании, Карамон прижал ее к себе.
   - Прости...- прошептал он. - Как бы мне хотелось, чтобы я мог избавить тебя от всего этого...
   - Нет, Карамон, - ответила молодая женщина. - Я вижу, и вижу ясно, как и обещал Лоралон...
   С этими словами она прижала руку Карамона к своей щеке и поцеловала ее.
   - Прощай, Карамон. Пусть Паладайн благословит тебя...
   Тассельхоф громко шмыгнул носом.
   - До свидания, Криса... то есть я хотел сказать - Посвященная, - сказал он жалобно, неожиданно ощутив недостатки своего малого роста и оттого почувствовав себя одиноким и несчастным. - Мне очень жаль, что я устроил такую кутерьму...
   Крисания не дала ему договорить. Она протянула руку и, положив ее на голову кендера, пригладила его непослушный хохолок.
   - Многие из нас, Тассельхоф, - сказала она, - ходят тропами или дорогами тьмы, и лишь немногие избранные обладают собственным светом, который разгоняет мрак и заставляет ярче сиять все краски дня.
   - Правда? Должно быть, это очень нелегко - обладать таким светом. Что же это может быть? Наверное, факел, - предположил Тас. - Свеча слишком мала, к тому же тающий воск всегда капает на ботинки тем, кто ходит со свечой в руке...Скажи, как ты думаешь, смогу ли я когда-либо встретить кого-нибудь из тех, о ком ты говоришь? - с интересом закончил он.
   Крисания улыбнулась:
   - Я говорила о тебе, Тассельхоф. Насколько я тебя узнала, ты не из тех, кто позволит каплям воска замарать твои туфли. Прощай, Тассельхоф Непоседа. Я не буду просить Паладайна благословить тебя, потому что ты и так его близкий друг...
   - Ну, - внезапно спросил Карамон, пока они пробирались сквозь толпу, решил ты наконец, что тебе делать дальше? Теперь у тебя есть Воздушная Цитадель, которую подарил тебе Амозус, и ты можешь отправиться в любое место Кринна. Возможно, даже на луну, если захочешь...
   - Ах вот ты о чем...- рассеянно отозвался кендер, который после разговора с Крисанией пребывал в некоторой благоговейной задумчивости. - У меня больше нет Цитадели. Она была слишком большая, к тому же когда я решил обследовать ее, то оказалось, что внутри нет ничего интересного. А до луны она не долетит, я уже пробовал. Кстати, - он поглядел на Карамона широко раскрытыми глазами, известно ли тебе, что если подняться высоко-высоко, то из носа начинает течь кровь? А знаешь ли ты, что там, наверху, ужасно холодно и вообще как-то неуютно? Кроме того, луны оказались намного дальше, чем я рассчитывал. Вот если бы у меня было магическое устройство...
   И он искоса поглядел на гиганта.
   - Об этом не может быть и речи, - отрезал Карамон. - Устройство вернется к Пар-Салиану.
   - А я мог бы отнести его старому магу, - тут же предложил кендер. - Заодно и объяснился бы с ним, рассказал, как я нечаянно его сломал, а Гнимш починил и оно чуть не помешало заклятию...Нет? - Он тяжело вздохнул. - Ну ладно. В общем-то, я все равно решил поехать с тобой и Танисом, если я тебе еще нужен...- И он посмотрел на Карамона с печальной, чуть заискивающей улыбкой.
   Карамон ответил тем, что обнял кендера за плечи и прижал к себе с такой силой, что раздавил несколько интересных и, несомненно, весьма ценных вещиц, которые нашли себе прибежище в кошельках Тассельхофа.
   - Кстати, - спохватился вдруг гигант, - а что ты сделал со своей Цитаделью?