Уэйс Маргарет. Испытание Близнецов (Трилогия легенд - 3)

   Именно здесь Тассельхоф нечаянно помешал Пар-Салиану осуществить заклинание, вскочив в очерченный магом волшебный круг. Ему ужасно захотелось отправиться вместе с Карамоном, однако этот его поступок изменил ход истории, так как по всем магическим законам кендерам запрещалось перемещаться во времени.
   Карамон и Тас сумели вернуться из пучины лет. Что же они найдут в этом загадочном месте, откуда начиналось их путешествие?
   Гигант смотрел на Вайретскую Башню, и в груди его с новой силой оживали страх и недобрые предчувствия. Мужество почти оставило его. Он не смел войти в ворота, по крайней мере до тех пор, пока в ушах у него звучал нечеловеческий, пронзительный крик. Уж лучше бы он вернулся в чащу, где его ждет неминуемая смерть. Кроме того, он совершенно позабыл о самих воротах. Выкованные из чистого золота и серебра, они по-прежнему преграждали вход в Башню. Ворота были тонкими, ажурными - как паутина, спускающаяся со звездных небес, и такими легкими, что, казалось, даже кендер без труда может открыть их. На самом деле все было не так-то просто: могучие заклинания делали ворота прочнее стали такими крепкими, что целая орда великанов могла бы с разбегу биться о них и не причинить им ни малейшего вреда.
   Пронзительные вопли раздавались все громче. Они звучали настолько близко, что вполне могли идти из...
   Карамон сделал еще один нерешительный шаг и нахмурился. Ворота Башни стали теперь видны ему целиком.
   Там же находился и источник звуков...
   Ворота не только не были заперты, они даже не были прикрыты. Одна створка все еще держалась, словно под действием древних чар, зато вторая была сломана и раскачивалась вперед и назад на единственной проржавевшей петле, издавая тот самый пронзительный визг, который Карамон с перепугу принял за человеческий голос.
   - Они не на замке! - разочарованно протянул Тассельхоф, чья маленькая рука уже потянулась к набору отмычек.
   - Нет, - отозвался Карамон, глядя на изувеченные ворота. - А вот и голос, который мы слышали - голос ржавого металла.
   Ему казалось, что он должен испытывать облегчение, однако вместо этого почувствовал, как растет его недоумение.
   - Если не Пар-Салиан провел нас сквозь лес, - пробормотал он, задумчиво глядя на черную громаду Башни, - тогда кто же?
   - Может быть, никто, - с надеждой сказал кендер. - Если здесь никого не окажется, Карамон, можно нам улететь отсюда?
   - Здесь наверняка кто-нибудь есть, - пробормотал Карамон упрямо. - Что-то ведь заставило эти деревья пропустить нас!
   Тас вздохнул и печально опустил голову. В лунном свете Карамон отчетливо видел его бледное, чумазое лицо. Под глазами кендера были черные круги, а нижняя губа мелко-мелко дрожала. На кончике носа повисла одинокая слеза.
   Гигант потрепал товарища по плечу.
   - Еще немного, - сказал он ласково. - Пожалуйста, потерпи еще чуть-чуть, Тас...
   Тассельхоф вскинул голову и, смахнув повисшую на носу предательскую каплю, а затем - еще одну, которая как раз затекла ему в уголок губ, ухмыльнулся как можно жизнерадостнее.
   - Конечно, Карамон, - сказал он и, не удержавшись, добавил: - Ты же меня знаешь, я всегда готов к приключениям. Там, в Башне, должно быть полным-полно интереснейших вещиц, возможно даже магических. Как ты считаешь?
   Он быстро глянул на черную Башню.
   - ...Вещиц, которых уже никто никогда не хватится. Я надеюсь, правда, что там не будет магических колец, ими я сыт по горло. Первое, как ты помнишь, зашвырнуло меня прямо в замок какого-то волшебника, где я повстречался с коварнейшим демоническим существом, а второе обратило меня в мышь. Я...
   Карамон, позволив кендеру бесконечно болтать и радуясь, что его приятель понемногу возвращается к своему нормальному состоянию, заковылял вперед. Взявшись рукой за болтающуюся створку ворот, он попытался отворить ее пошире, однако, к его удивлению, проржавевшая петля отломалась, и створка с лязгом упала на каменную мостовую внутреннего двора Башни.
   Карамон и Тассельхоф дружно поморщились. Гул от удара эхом отразился от черных, полированных стен и пошел гулять по замкнутому пространству двора.
   - Ну что же, - заметил Тас. - Теперь, по крайней мере, они знают, что мы пришли.
   Рука Карамона снова сомкнулась на рукояти меча, но не вытащила его. Эхо понемногу затихло, и вокруг снова воцарилась тишина. Ничего не произошло, никто к ним не вышел, и никто не окликнул незваных гостей.
   - Зато нам не придется больше слышать этот противный звук, - заявил Тас, перешагивая через опрокинутые ворота. - Теперь-то я могу откровенно сказать, что этот скрип начинал действовать мне на нервы. Согласись, что он был не совсем таким, какой обычно издают ржавые петли, если ты понимаешь, что я хочу сказать. Он звучал совершенно как...
   - Как это!.. - прошептал Карамон. Новый вопль расколол тишину, только на этот раз он был несколько иным. В нем был явный смысл, были какие-то слова, которые Карамон хоть и слышал, но пока что не мог понять.
   Непроизвольно обернувшись к воротам, гигант уставился на них, хотя и знал, что он там увидит. Одна створка по-прежнему держалась, вторая - безжизненная и потускневшая - валялась на камнях.
   - Карамон...- позвал Тассельхоф друга и сглотнул. - Этот крик...он доносится из башни...
   - Убей меня! - крикнул Пар-Салиан. - Прекрати эту пытку! Не заставляй меня мучиться!!!
   - А сколько лет подряд ты пытал меня, великий Магистр Ложи Белых Мантий? раздался в мозгу Пар-Салиана тихий насмешливый голос. Маг забился в судорогах, но вкрадчивый голос не отпускал его, неумолимо следуя за ним и полосуя его душу, словно острым клинком.
   - Ты привел меня в Башню и продал ему - Фистандантилусу! Ты сидел и смотрел, как этот паук высасывал из меня жизненные силы и энергию, необходимую ему для того, чтобы перебраться в наш план бытия.
   - Это ведь ты заключил с ним такую сделку, - слабо возразил Пар-Салиан, но эхо подхватило его старческий голос и, многократно усилив, понесло по гулким коридорам Башни. - Ты мог отказаться...
   - И что потом? Умереть с честью? - В мозгу у мага послышался негромкий смех. - Какой же это выбор? Я хотел жить и совершенствоваться в своем искусстве! И я выжил, Пар-Салиан. За это ты, будучи удручен и разочарован, наградил меня глазами, которые видели кругом только смерть и разложение. Посмотри же, Пар-Салиан. Что ты замечаешь вокруг себя теперь? Ничего, кроме смерти...Ничего, кроме пустоты, разрушения и гибели этого мира...Теперь мы равны.
   Маг застонал, а чужой голос, хозяйничавший в его душе, продолжал безжалостно вещать:
   - Мы равны. И я мог бы стереть тебя в порошок, я хочу это сделать, но прежде ты своими глазами увидишь мой триумф! Мое созвездие уже горит в небе, Владычица Тьмы отступает, скоро она будет низвергнута и исчезнет навсегда. Теперь у меня остался один враг - Паладайн. Я вижу, как он приближается ко мне, но он мне не ровня. Просто старый, седой, сгорбленный человечек, лицо которого исполнено сожаления и горечи. Паладайн обречен. Он слаб, а раны его неизлечимы, как неизлечимы были раны госпожи Крисании, его бедной жрицы, которая умерла на мрачных равнинах Бездны. Ты увидишь, как я уничтожу Паладайна, Пар-Салиан, а когда эта битва будет закончена, когда созвездие Платинового Дракона погаснет в небесах, когда перестанет светить серебряная Солинари, когда ты увидишь и признаешь власть черной луны, когда склонишься перед новым - и единственным богом, вот тогда ты обретешь свободу, Пар-Салиан! Смерть станет твоим избавителем!
   Астинус Палантасский записывал эти слова своим скрипучим пером - не забывая отмечать и крики Пар-Салиана - четкими, черными буквами. Он сидел в Башне Высшего Волшебства перед гигантскими Вратами, вглядываясь в клубящуюся за ними мглу. Его взгляд едва различал в ней фигуру еще более темную, чем окружавшая ее тьма. Только золотые глаза мерцали во мраке - глаза, зрачки которых имели форму песочных часов, - да светилась белая мантия верховного мага, прикованного рядом с Вратами.
   Пар-Салиан стал пленником в своей собственной Башне. От пояса и выше он выглядел как обычный живой человек: седые длинные волосы рассыпались по плечам, белая мантия укрывала узкие старческие плечи и немощную грудь, темные глаза не отрываясь смотрели в страшные глубины Врат. То, что он видел там, было настолько жутким, что рассудок верховного мага не выдерживал, лишь слабая искра разума продолжала тлеть в его мозгу. Отвести взгляд Пар-Салиан не смел.
   Да, выше пояса маг был обычным человеком, однако нижняя его часть превратилась в холодный мраморный столб. Проклятый Рейстлином, Пар-Салиан вынужден был стоять неподвижно в самой верхней комнате Башни и наблюдать, как на его глазах рушится мир.
   Рядом с ним сидел Астинус - летописец, дописывающий последние страницы своего величественного труда, посвященного печальной истории обреченного Кринна. Величественный Палантас, в котором Астинус прожил почти всю свою невообразимо долгую жизнь, прекрасный город, в котором располагалась легендарная Большая Библиотека, - все превратилось в груды мокрой золы и обугленных останков. В последние часы существования мира Астинус пришел в Вайретскую Башню - единственное строение, сохранившееся еще на обезображенном Ансалонском континенте, - чтобы своими глазами увидеть и описать бесславный конец некогда цветущей страны. Когда все будет кончено, он закроет свою книгу и возложит ее на алтарь Гилеана - бога Равновесия. Это и будет конец всего.
   Почувствовав, что золотисто-желтые глаза одетой в черное фигуры устремились из глубин Врат на него, Астинус дописал предложение и поднял голову.
   - Ты был первым, Астинус, кто ступил на землю Кринна, - сказала мрачная фигура. - И будешь последним, кто ее покинет. Ты опишешь мою окончательную победу, мой триумф и закроешь книгу. Я один стану править миром, и никто не посмеет бросить мне вызов.
   - Да. Ты будешь править единолично, и никто не решится оспаривать твою власть и посягать на твое могущество. Но ты будешь управлять и владеть мертвым миром, - тем миром, который уничтожила твоя магия. Ты будешь править один, и ты останешься один в бесформенной, бесконечной пустоте, - холодно отозвался Астинус. И снова заскрипел пером. Пар-Салиан рядом с ним протяжно застонал и изо всей силы рванул себя за тонкие седые пряди.
   Астинус видел - как видел он все, что бы ни происходило в мире, даже не поворачивая головы, - что черная фигура сжала кулаки.
   - Ты лжешь, мой старый друг! Я могу не только разрушать, но и строить. Я создам новые миры, и они будут принадлежать мне, Я населю их другими людьми новыми народами и расами, которые станут поклоняться мне!
   - Зло не может созидать, - перебил Астинус. - Оно может только разрушать. В конце концов безраздельное зло оборачивается против себя самого, словно бешеная собака, кусающая свой хвост. Ты уже чувствуешь, как оно вгрызается в твое сердце, чувствуешь, как в страхе корчится твоя душа. Взгляни в лицо Паладайна, Рейстлин! Посмотри на него повнимательнее, как ты уже смотрел однажды на равнинах Дергота, когда лежал пронзенный мечом отважного гнома. Госпожа Крисания возложила руки на твою рану и призвала своего бога - и он отвечал ей! Тогда, как и сейчас, ты тоже видел на лице бога печаль и сожаление. И тогда, и теперь Паладайн скорбел не о себе, а о твоей участи. Ты понимал это прежде, понимаешь и сейчас, только не можешь себе в этом признаться. Для каждого из нас, Рейстлин, нет ничего проще, , как погрузиться в вечный сон, сон без сновидений, но для тебя не будет ни сна, ни покоя. Тебя ждет бесконечное бдение, бесконечная мучительная явь, и ты ежесекундно будешь напряженно прислушиваться, в надежде услышать звуки и голоса, которые никогда не зазвучат. Ты будешь вечно всматриваться в пустоту, в которой не будет ни тьмы, ни света, выкрикивать слова, которых никто не услышит и на которые никто не откликнется; ты будешь строить все новые и новые планы, но они никогда не воплотятся, ибо тебе придется снова и снова возвращаться лишь к самому себе. В конце концов, в отчаянии или безумии, ты ухватишься за свое собственное существование пословно изголодавшаяся змея, пожрешь себя самого в тщетной попытке отыскать пищу для своей души и ума. Но снова ты не найдешь ничего, кроме пустоты, и в ней ты будешь существовать целую вечность - крошечная точка, зернышко пустоты в пустоте, пытающееся утолить этим вакуумом свой бесконечный голод...
   Врата замерцали, и Астинус поднял взгляд от своих записей. Ему показалось, что железная воля, светившаяся в золотых глазах, дрогнула. Пронзив взглядом их зеркальную поверхность, историк увидел в глубине глаз своего собеседника те самые муки и страдания, которые он только что описал. Он увидел испуганную, одинокую, израненную душу, запертую в плену своих собственных притязаний и отчаянно жаждущую спасения. Впервые за свою жизнь Астинус ощутил что-то похожее на сострадание. Заложив пальцем страницу, на которой он писал, старик хронист привстал и протянул руку по направлению к Вратам...
   И вдруг из темноты раздался смех...язвительный, горький, - смех человека, хохочущего над самим собой.
   Черная фигура в глубине Врат исчезла.
   Астинус вздохнул и взялся за перо. В тот же миг с той стороны Врат сверкнула яркая молния. В ответ ей вспыхнул ослепительный белый свет - отблески последней битвы Паладайна и молодого мага, который сокрушил Владычицу Тьмы и занял ее место.
   За окнами Башни тоже заплясали молнии. Гром грянул с такою силой, что волшебные черные камни Башни вздрогнули и даже самый фундамент ее заходил ходуном. Пронзительный вой ветра заглушил стоны Пар-Салиана.
   Наконец старый маг поднял измученное худое лицо и с отчаянием посмотрел за окно.
   - Это конец, - пробормотал он, слабо хватая воздух скрюченными, узловатыми пальцами. - Конец всего...
   - Да, - согласился Астинус и нахмурился, так как из-за резкого толчка едва не сделал ошибку в своих записях. Поудобнее устроив книгу на коленях, он бросил взгляд на Врата, озаренные изнутри вспышками света, и принялся записывать подробности последней битвы.
   Через несколько секунд все было кончено. Белый свет Паладайна в последний раз вспыхнул, засиял и погас. Врата вновь потемнели.
   Пар-Салиан заплакал. Его слезы капали на каменный пол, и с падением каждой слезинки Башня Высшего Волшебства вздрагивала, словно она предвидела свой жребий и страшилась его. Не обращая внимания на сотрясения пола, Астинус твердой рукой заносил в книгу последние слова своей "Хроники":
   "Четвертого дня пятого месяца 358 года мир перестал существовать".
   Затем он вздохнул и хотел уже закрыть толстый том, когда чья-то рука с силой опустилась на страницы, где еще не высохли чернила.
   - Нет, - твердо сказал чей-то голос. - Это еще не конец.
   Руки Астинуса задрожали. С пера его сорвалась крупная капля чернил и залила последние слова.
   - Карамон! Карамон Маджере! - закричал Пар-Салиан, протягивая к гиганту свои слабые руки. - Так это твой голос я слышал в лесу?
   - А ты сомневался? - проворчал Карамон, который, несмотря на плачевное положение мага и его ужасные муки, не мог найти в своем сердце ни капли сострадания. Глядя на мраморный столб, в который обратилась вся нижняя половина верховного мага, он вспомнил о пытках, которые довелось испытать в этой же самой Башне его брату-близнецу, о своих собственных мучениях, что выпали на его долю в Истаре.
   - Нет, нет! - Маг в отчаянии заломил руки. - Я просто подумал, уж не мой ли измученный разум сыграл со мной злую шутку! Ты понимаешь? Но как ты здесь оказался? Как тебе удалось уцелеть в магических сражениях, которые уничтожили мир?
   - Он и не уцелел, - строго перебил Астинус. Справившись с растерянностью, он опустил раскрытую книгу на пол у своих ног и поднялся. Мрачно поглядев на Карамона, он обвиняющим жестом вытянул в его сторону палец: - Что это за трюк? Ты же умер! Что означает твое появление?
   Не говоря ни слова, Карамон вытащил из-за спины растерянного Тассельхофа. Теперь, подавленный величием момента, кендер скромно встал рядом с гигантом, глядя умоляюще на Пар-Салиана.
   - Хочешь, я все объясню, Карамон? - спросил кендер. Его голос был едва слышен за шумом бушевавшей снаружи грозы. - Мне кажется, я должен рассказать, какая причина заставила меня вмешаться и испортить магическое заклинание уважаемого магистра, а также поведать о том, как Рейстлин дал мне неправильные инструкции и заставил сломать магическое устройство, хотя в этом, наверное, я и сам был немного виноват, так как в результате я очутился в Бездне. Зато там я встретил беднягу Гнимша...- глаза кендера наполнились слезами, - которого потом Рейстлин же и погубил...
   - Все это мне известно, - перебил его Астинус. - Значит, Карамон Маджере, ты сумел вернуться из прошлого благодаря своему маленькому другу. У нас почти не осталось времени. Что ты намерен предпринять?
   Гигант повернулся к Пар-Салиану.
   - Не могу сказать, чтобы я питал к тебе любовь и уважение, маг, - сказал он. - В этом мы с братом не расходимся. Возможно, у тебя были свои причины проделать с нами - со мной и госпожой Крисанией - то, что ты совершил, послав нас обратно в Истар. Если так...- Карамон приподнял руку, чтобы остановить Пар-Салиана, который, казалось, хотел что-то сказать. - Если так, то пусть это останется на твоей совести. Что же касается теперешнего положения дел, знай, что я в силах изменить время. Это сказал мне сам Рейстлин. Из-за того что кендер оказался в прошлом, все уже случившееся может быть изменено...Магическое устройство по-прежнему у меня. С его помощью я могу вернуться в любое время. Скажи мне, из-за чего мир пришел к катастрофе? И когда это произошло? Если я буду все это знать, я попытаюсь что-нибудь исправить.
   Взгляд Карамона переместился с Пар-Салиана на Астинуса, но хронист только покачал головой:
   - Не смотри на меня, Карамон Маджере. При любых обстоятельствах, каковы бы они ни были, я обязан придерживаться нейтральной позиции. Я ничем не могу помочь, могу только предостеречь тебя: ты в силах отправиться в прошлое, но я не знаю, в силах ли ты будешь что-либо изменить. Мелкий камень в несущейся реке времени - вот чем ты можешь оказаться.
   Карамон кивнул:
   - Если так и будет, то я, по крайней мере, умру с сознанием того, что сделал все возможное, чтобы исправить свою ошибку.
   Астинус рассматривал гиганта со вниманием и надеждой, никак не вязавшейся с его последними словами.
   - О какой ошибке ты говоришь, воин? Ты рискнул своей жизнью, отправляясь в прошлое вслед за братом. Ты сделал все, что мог, и даже попытался убедить его, что тропа зла, которую он избрал, приведет его к гибели. - Астинус указал рукой на Врата: - Слышал ли ты, что я только что сказал Рейстлину? Представляешь ли ты, что его ждет?
   Карамон молча кивнул. На его лице появилось скорбное выражение.
   - Тогда давай поговорим, - спокойно предложил летописец.
   Башня вновь содрогнулась. Упругий ветер бился в толстые стены, а молнии превратили ночь в ослепительно яркий, высвеченный синевато-голубым светом день. Крошечная комнатка, расположенная под самой крышей Башни, вздрагивала с такой силой, словно цитадель готова была вот-вот рассыпаться по камешку. Карамону даже показалось, что он слышит чей-то плач, хотя в комнате, кроме них, никого не было. Не сразу он сообразил, что это плачут камни, из которых сложены стены, а когда наконец понял, то с беспокойством огляделся по сторонам.
   - У тебя есть время, - успокоил его Астинус и, опустившись в кресло, подобрал с пола тяжелый том. - Не много, но есть. Расскажи, в чем была твоя ошибка.
   Карамон судорожно вздохнул. Затем его брови гневно сдвинулись к переносице, и он свирепо покосился на Пар-Салиана.
   - Это был ловкий ход, не так ли, мудрец? Способ заставить меня сделать то, чего не могли сделать вы, маги, - остановить Рейстлина. Но вы просчитались. Вы отправили Крисанию умирать в прошлое, потому что боялись ее. Только ее любовь и сила воли оказались сильнее, чем вы предполагали. Она выжила и, ослепленная своим чувством и своими честолюбивыми желаниями, последовала за Рейстлином в Бездну. Я не понимаю одного: почему Паладайн исполнял все, о чем она его молила, зачем он дал своей жрице силы открыть Врата и пройти сквозь них...
   - Ты и не должен понимать все, что совершают боги, Карамон Маджере, холодно прервал его Астинус. - Кто ты такой, чтобы судить об их делах? Возможно, боги тоже допускают ошибки. Или, скорее, они позволяют себе рисковать уже достигнутым в надежде на то, что им удастся создать что-то более совершенное.
   - Как бы там ни было, - продолжал Карамон сквозь стиснутые зубы, - маги отправили Крисанию в прошлое и сами дали Рейстлину в руки один из тех ключей, в которых он так нуждался, - ключ к Вратам. Маги ошиблись, боги проиграли, и я вместе с ними. - Дрожащей рукой гигант провел по волосам. - Я считал, что мне хватит одних только слов, чтобы заставить Рейстлина свернуть с избранного им гибельного пути, но мне следовало лучше знать своего брата. - Он с горечью усмехнулся. - Разве когда-нибудь мои жалкие слова могли на него повлиять? Я оставил его, когда он стоял у самых Врат, собираясь шагнуть в другой мир. Я бросил его...Это оказалось так просто - повернуться спиной и пойти своей дорогой.
   - Ба! - фыркнул Астинус. - А что еще ты мог сделать? Рейстлин слишком могуществен, он сильнее, чем мы можем себе представить! Он удерживал магическое поле при помощи одной лишь воли и мастерства. Ты не смог бы даже убить его...
   - Нет, - ответил Карамон, отвернувшись к окну. - Но я мог бы последовать за ним, во тьму, даже если бы это грозило гибелью мне самому. Карамон повернулся и посмотрел в глаза Астинусу. - Тогда он стал бы уважать меня. Тогда он, быть может, прислушался бы к моим словам. Поэтому я хочу вернуться и проникнуть в Бездну...- Гигант отмахнулся от крика ужаса, сорвавшегося с губ Тассельхофа. - Там я сделаю то, что должно быть сделано.
   - То, что должно быть сделано...- словно в бреду, повторил Пар-Салиан. Но ты не понимаешь, что это означает. Даламар...
   Через комнату с шипением и треском пронеслась горячая молния, отбросив к стенам всех, кто стоял на ногах. Ни Карамон, ни кендер Некоторое время ничего не видели и даже не слышали оглушительного громового удара. Только потом до них донесся леденящий душу крик.
   Потрясенный, Карамон открыл глаза и тут же пожалел, что они не закрылись навечно. Пар-Салиан из мраморного столба превратился в столб пламени. Пойманный в тенета заклятий Рейстлина маг был беспомощен. Он мог только кричать от ужаса и боли, пока пламя ползло вверх по его беззащитному телу.
   Тае не выдержал и закрыл лицо руками. Всхлипывая, он скрючился в углу комнаты, стараясь отгородиться от жуткого зрелища. Астинус поднялся с пола, куда его отшвырнул взрыв, и немедленно принялся записывать происшедшее в книгу, которую все таки ухитрился не выпустить из рук. Быстро нацарапав несколько строк, он уронил перо и попытался закрыть массивный фолиант...
   - Нет! - выкрикнул Карамон и, вытянув руку, просунул ее между страниц. Астинус взглянул на гиганта, и тот заколебался, смущенный выражением бессмертных глаз. Руки его затряслись, но он не убрал ладони с гладкого, выскобленного до белизны пергамента. Умирающий маг уже не кричал, а глухо стонал, сотрясаемый жуткой агонией.
   Астинус выпустил открытую книгу из рук.
   - Держи, - велел Карамон, закрывая драгоценный том и передавая его в руки Тассельхофу.
   Кендер кивнул и обхватил огромную книгу, которая размером была едва не больше его самого. Он так и остался в своем углу, со страхом озираясь по сторонам и, очевидно, не понимая, что же, собственно, происходит. Карамон прошел через комнату к телу умирающего мага.
   - Нет! - взвизгнул Пар-Салиан из последних сил. - Не приближайся!
   Его длинная борода и седые пряди волос на голове уже трещали от жара, кожа пошла пузырями, словно закипая, а вокруг распространился отвратительный запах горелого мяса.
   - Скажи мне! - выкрикнул Карамон, закрываясь руками от охватившего тело волшебника пламени. - Скажи, что я могу сделать? Как мне предотвратить то, что должно случиться?!
   Глаза Пар-Салиана вылезли из орбит, рот превратился в дымящийся черный провал, а лицо напоминало обожженную бесформенную массу. Он, однако, нашел в себе силы прошептать несколько слов, и эти его последние слова пронзили Карамона подобно разящей молнии, навсегда запечатлевшись в его мозгу: Рейстлина нельзя выпускать из Бездны!
   КНИГА ВТОРАЯ
   РЫЦАРЬ ЧЕРНОЙ РОЗЫ
   Властелин Сот сидел на покрытом черными пятнами копоти и выкрошившемся от жара троне в обезображенном пожаром парадном зале своей Даргаардской Башни. Его оранжевые мертвые глаза горели в черных глазницах, свидетельствуя о том, что жизнь проклятого рыцаря все еще томится в заключении под опаленными доспехами с гербом Соламнии. Сот был один.
   Он только что отпустил свою дружину, в прошлом - таких же, как и он, рыцарей, беззаветно преданных ему при жизни и навечно проклятых вместе с ним, обреченных хранить верность своему страшному господину даже после смерти. Он отослал также банши - призраков эльфийских женщин, сыгравших роковую роль в его падении и теперь обязанных служить тому, кого они погубили. Вот уже несколько сотен лет Сот заставлял этих несчастных снова и снова переживать свою страшную судьбу. Почти каждый вечер, садясь на свой разрушенный трон, он приказывал банши услаждать свой слух повествованием о том, как заслужил он свое проклятье, а они - свое...
   Заунывная песня духов заставляла Сота чувствовать острую боль, но он только приветствовал ее. Это было в сотню раз лучше, чем унылое ничто, преследовавшее его на протяжении вечности, что прошла со дня его смерти. Не будь банши, его существование в качестве бессмертного было бы стократ скучнее, однако сегодня он не стал принуждать их петь. Теперь он прислушивался к истории собственной жизни, которую доносил до его слуха резкий ночной ветер, проникающий в обрушенные коридоры и бойницы замка.