– Вы качаете головой, сомневаетесь, думаете, я не сумею. Я принимаю вызов.
   – А теперь, – сказал Флэйм, хлопнув рукой по подлокотнику кресла и резво вскочив на ноги, – вы, наверное, устали. Путешествие было долгим и изнурительным. Да и волнений у вас было немало. Наверное, беспокоились о супруге. Как видите, она жива и здорова, и я уверен, что сейчас вы уже подумываете о том, как бы хорошенько выспаться. Продолжим нашу беседу завтра и, может быть, проделаем какие-нибудь легкие упражнения, чтобы мы оба были в форме. Надеюсь, вы не забыли гемомеч, кузен?
   Дайен быстро взглянул на Сагана и поймал на себе пристальный взгляд его холодных, мерцающих огнем – как будто из глубины потустороннего мрака – глаз.
   – Да, – сказал Дайен, и его левая рука машинально потянулась к правой ладони. Он вовремя спохватился, сжав правую руку в кулак. – Да, гемомеч я взял с собой, но…
   – Вот и хорошо. – Флэйм потер руки, как бы предвкушая предстоящую забаву. – Превосходно. Я рад, как ребенок, у которого появился новый дружок. Теперь наконец-то я могу потягаться не только со своей тенью. Ваше величество, – с поклоном обратился он к Астарте, вставшей с кресла с холодным достоинством во взгляде и позе, – надеюсь, вам предстоит приятная ночь. Сожалею, что у вас и вашего супруга отдельные спальни, но, по-моему, часы, проведенные в размышлениях наедине с собой, чрезвычайно продуктивны. Панта, вы не могли бы проводить нашего кузена обратно в его покои?
   Дайен надеялся, что ему представится возможность встретиться с глазу на глаз с Астартой, но, по-видимому, напрасно. Ему не оставалось ничего другого, как подчиниться обстоятельствам, иначе он просто уронил бы свое достоинство. Он подошел к Астарте, взял ее руку, поднес к губам и нежно поцеловал.
   – Не беспокойтесь, мадам, – тихо сказал он Астарте, – все будет хорошо.
   – Да, сир, – улыбаясь, сказала она ему. – Я знаю, так и будет. – Она снова улыбнулась: только бы никто не заметил, что у нее вот-вот задрожат губы.
   Дайен тоже ободряюще улыбнулся Астарте и выпустил ее руку из своей, ища глазами Камилу, но Камила уже спешила к выходу.
   Сердце Дайена оборвалось. Будто и не бывало той встречи на берегу синего озера, на такой далекой отсюда планете. И какая разница, что произойдет с ним в будущем? Он потерял Камилу.
   Теперь он действительно остался в одиночестве.

Глава девятая

   – «Глубокая ночь», – раздраженно сказал Таск себе самому, пристально глядя в темноту. – Что за дурацкое выражение? Интересно, какой умник придумал его?
   Он в нерешительности стоял на выходе в коридор, держа руку на ручке двери, и пытался заставить себя закрыть дверь и идти к себе, но в коридоре было так ослепительно темно, так оглушительно безмолвно и вообще так жутковато, что Таск медлил, стоя у двери и не отпуская ее ручки, казавшейся ему чем-то надежным и реальным.
   – А все эти разговоры о призраках. Я не верю в призраков. Никаких призраков нет. И этих – из неведомой материи – тоже нет, – вслух внушал себе Таск, но очень тихо, продолжал всматриваться с беспокойством в вязкую, липкую черноту коридора и держаться за ручку двери.
   Уставясь в этот мрак, Таск дал волю воображению. Ему мерещились в темноте призраки, креатуры, бесшумно парящие где-то рядом и вокруг него. Может быть, кто-то из них именно в этот миг пронесся сквозь него. А, может, он сам прошел сквозь кого-то из призраков. Гарт Панта говорил ему, что эти креатуры могут даже и убить. Не умышленно, заверил Панта Таска, а случайно.
   «Слабое утешение, – подумал Таск. – Потом уже будет немного поздновато извинять их за это». Холодный пот струйками стекал по его щеке. Даже майка намокла. «Но если их тут везде полным-полно, то они могут быть и у меня в спальне, насколько я понимаю, – размышлял Таск. – У меня одинаковые шансы что здесь, что в любом другом месте».
   Таск принял решение, закрыл дверь и пошел по коридору. Не очень уверенно, даже очень неуверенно. Он придумал, что скажет охранникам, если те остановят его. Немного спиртного, принятого перед экспедицией, не только придало смелости Таску, но и окрасило соответствующим запахом его дыхание.
   Хорошо еще, что идти ему было недалеко и что предстоящий путь он успел проделать при дневном свете, а то сейчас он просто пропал бы. Таск не особенно задумывался об архитектуре здания и ее связи с призраками. Алказар куда больше походил на кроличий садок, чем на крепость. Коридоры здесь напоминали ходы в норах: извилистые, изогнутые, наклонные, то ныряющие вниз, то уходящие вверх. Таск пробовал определить место назначения, считая двери, но это был не очень надежный способ: все двери здесь казались одинаковым. Он помедлил немного, прежде чем постучаться в одну из них, жаль, что не выпил пару бутылок вместо пары глотков. Но долго вот так стоять здесь он не мог, его нерешительность показалась бы странной тому, кто мог бы наблюдать за ним. Таск бухнул кулаком в дверь.
   – Цинтия! – громко крикнул он, изображая из себя пьяного. – Открывай. Это я – Таск.
   Стали слышны неторопливые тяжелые шаги по каменному полу внутри комнаты. У Таска учащенно забилось сердце. Майка намокла – хоть выжимай. Тяжело дыша, он собрался снова забарабанить в дверь, но тут она открылась.
   В дверном проеме, как в раме, стоял лорд Саган.
   – Цинтия! – По инерции снова гаркнул Таск и заморгал, пытаясь заглянуть за спину Сагана. – Цинтия, ты здесь?
   – Вы ошиблись дверью, Таск, – сказал Саган. – Чего ради вы шатаетесь по коридорам в пьяном виде. Я предупреждал вас…
   Схватив Таска за рубашку, Саган втащил его в свою комнату и захлопнул дверь.
   – Отвечайте, что это значит? – строго спросил Саган.
   – Мы можем здесь говорить? – Таск беспокойно озирался кругом. – Нас не подслушают?
   – Электронные устройства контроля в этой комнате, к сожалению, функционируют плохо, какие-то помехи, источник которых трудно установить. Да, говорить здесь можно. Но тихо и недолго. Ночной патруль видел вас. В коридорах установлены скрытые камеры. Охранники могут явиться сюда с минуты на минуту.
   Таск засунул руки в карманы, сгорбился и в упор уставился на Сагана.
   – Не нравится мне все это. Надо что-то делать.
   – Если я не ошибаюсь, мы что-то делаем, – сухо ответил Саган. – А нравится это кому-то или нет, значения не имеет и к делу не относится.
   Отвернувшись от Таска, Саган подошел к столу, на котором стоял портативный компьютер. Саган сел за стол и переключил свое внимание на информацию, появившуюся на экране компьютера.
   – Если у вас все, можете идти, – сказал он.
   – Это не все, – разозлившись, огрызнулся Таск. – У меня есть одна идея. Надо вытащить отсюда кое-кого. Сейчас. Ночью. Вы знаете, где держат Дайена и королеву…
   – Они в разных крыльях здания, максимально удаленных одно от другого, у каждой двери – охрана. Все коридоры под наблюдением. Комнаты нашпигованы жучками. И здесь всегда присутствуют креатуры. Так как же предлагаете вы «вытащить» кого-нибудь отсюда?
   – Выход из положения есть, – угрюмо стоял на своем Таск, нервно пройдясь по тесной, бесформенной комнате. – Выход всегда найдется. Вытащили же вы и миледи и парня с коразианской базы!
   Саган был, очевидно, не склонен предаваться воспоминаниям о прошлом.
   – У вас есть план действий? – сухо спросил он.
   – Нет, никакого плана у меня нет. Черт бы побрал эти планы! – Таск остановился так, чтобы смотреть Сагану в лицо. – Почему вы молчите? Не хотите говорить со мной?
   – Вы знаете, в чем заключается ваша роль. Остальное не имеет значения. Я могу в любой момент обеспечить вам возможность улететь отсюда.
   – Вы знаете, что я не соглашусь на это. Не соглашусь, потому что Дайен здесь. И потому, что доставил его сюда я.
   – Тогда нам не о чем больше говорить. Можете идти. Вам лучше было вообще не приходить сюда.
   – Лучше мне было вообще не давать втянуть себя в эту паршивую затею! Послушайте, милорд, – продолжал Таск уже не так запальчиво, – позвольте мне хотя бы сказать Дайену, что мы на его стороне…
   – Нет! – Саган встал и, подойдя к Таску, повторил: – Нет! Ничего не говорите ему. Ничего!
   Таск отступил на шаг и тут же остановился, решив до конца отстаивать свою позицию:
   – Вы видели Дайена сегодня! Он думает, что остался один…
   – Пусть думает. Так надо.
   – А что будет потом? Неужели еще один ритуал? – спросил Таск. Злость усиливала действие спиртного, которое, в свою очередь, поддерживало в нем кураж.
   Саган улыбнулся – мрачно и горько.
   – Может быть. Хотя Дайену это и не нужно.
   Таск не понял Сагана. Огорченно покачав головой, он подошел к двери.
   – Пойду и скажу ему…
   – Как вы похожи на своего отца, – сказал лорд Саган, усмехнувшись. Это замечание прозвучало отнюдь не как комплимент.
   Кровь бросилась Таску в голову. Сжав кулаки, он резко повернулся кругом:
   – Ах, ты ублюдок, как ты посмел…
   Таск замахнулся, чтобы нанести Сагану удар.
   В следующий момент Таску показалось, что его руку схватили челюсти со стальными зубами и сжали ее с такой сокрушительной силой, что Таск сразу же протрезвел.
   – Приглушите свой голос и слушайте меня. Если вы скажете Дайену, что мы с ним, об этом узнает Флэйм. Вы поняли? Вот и хорошо. Завтра Флэйм убедит Дайена использовать гемомеч…
   – Не убедит, – пробурчал Таск, вздрогнув. – Дайен лучше знает…
   – У Дайена нет выбора, – прервал Таска Саган. – А когда иглы меча вопьются в его руку, сознание Флэйма войдет в сознание Дайена. Между ними установится неразрывная связь, и Дайен выдаст нас. Ничто не поможет ему. А нам – вам и мне – придется заплатить за это своей жизнью. И тогда король действительно останется совсем один. Ну, что? Вы и теперь хотите сказать Дайену, зачем мы здесь?
   Таск не знал, что и думать. По спине у него пробежали мурашки.
   Видя, что Таск поостыл, Саган выпустил его руку из своей.
   – Вы собираетесь помочь Дайену завтра? – спросил Таск. – Сумеете предостеречь его, чтобы он не прикасался к гемомечу?
   – Я сделаю то, что должен сделать, – ответил Саган. – И надеюсь, что вы поступите так же.
   Таск угрюмо уставился на Сагана, потирая руку, испытавшую на себе хватку Командующего.
   – Ну и прожженная же вы бестия! Думаете, у меня нет выбора? Думаете, связали меня по рукам и ногам? Ну, ничего, я буду следить за каждым вашим шагом, так и знайте: за каждым шагом!
   Рывком открыв дверь, Таск носом к носу столкнулся с охранником.
   – Все в порядке, милорд Саган? – спросил охранник. – Мы получили сообщение, что какой-то человек бродит по коридорам, нарушая порядок…
   – Он пьян, только и всего. – Саган подтолкнул Таска, отчего тот угодил прямиком в объятия охранника. – Пришел сюда, чем-то недовольный. Помогите ему благополучно добраться до его комнаты.
   – Непременно, милорд, – пообещал Сагану охранник.
   За спиной у Таска закрылась дверь. Таск остался один на один с охранником, который, поддерживая его под руку, сопроводил до самой двери.
   «Да, – думал Таск, укладываясь в постель и уныло уставясь в темноту, – можете не сомневаться, милорд, я глаз с вас не спущу…»
 
***
 
   Камила зябко куталась в одеяло, поджав колени почти до самого подбородка и обхватив руками жесткую, скомканную подушку, и думала все об одном и том же.
   Если бы только она смогла хоть несколько мгновений поговорить с Дайеном наедине. Все бы тогда было иначе…
   «Я заблуждалась, ничего не понимала. Это хорошо, что Таск доставил Дайена сюда. Почему я раньше не могла понять этого? Завтра я найду, должна найти возможность сказать об этом Дайену».
   – Вы не спите? – тихо спросила Астарта.
   Камила почувствовала, что краснеет в темноте, и нахмурилась. Она так старательно притворялась спящей, неужели же сказала что-нибудь вслух – пусть даже шепотом – и выдала свои мысли?
   Все тело ее затекло от долгого пребывания в одном и том же положении. Теперь можно было сменить его, и Камила легла на спину.
   – Простите, если я разбудила вас, – сказала она Астарте. – Я не хотела.
   – Нет, вы не разбудили меня, – ответила Астарта. – Я тоже все это время не сплю.
   – Постарайтесь заснуть, – сказала Камила, – а то вы заболеете.
   – Я молюсь за Дайена.
   – И все-таки вам надо заснуть. Ради вас самой и ребенка, – настаивала Камила.
   – Не бойтесь за меня, Камила. Беременность не ослабляет женщин. Мой народ убежден, что, наоборот, женщины от этого становятся только сильнее. В конце концов, вы храните драгоценности в прочном футляре, а не в хрупком стеклянном ящике. У моей матери есть оружие, специально изготовленное для нее, чтобы она могла сражаться, будучи беременной. Когда-то давно-давно женщинам Цереса приходилось проявлять упорство и настойчивость, рискуя жизнью, – объясняла Камиле Астарта. – У них не было выбора. Они собирали урожай, строили жилища, обороняли города. Мужчин было так мало, и нельзя было рисковать потерять их. Новая жизнь – это великий дар, но жизнь не останавливается из-за того, что какая-то женщина готовиться родить ребенка.
   – Даже если это ребенок короля, – прошептала Камила. Она сознавала, что в этих словах прорывается ее горечь и мстительное чувство, но ничего не могла с собой поделать.
   – Да, и тогда тоже, – тихо сказала Астарта.
   Камила села и, нащупав спички, зажгла свечу у изголовья своей постели. Комната, которую занимали обе женщины, ничем не отличалась от прочих комнат дворца: такие же каменные стены, полы и потолки, как и везде, тяжелые дубовые двери. Тканые половички, расстеленные на полу, и развешанные на станах коврики почти не оживляли комнату и не грели ее. Выскользнув из-под одеяла, Камила подошла к камину и помешала кочергой горящие угли.
   – Будьте все-таки осторожней, – почти строго сказала Камила. – Вы хотели этого ребенка больше всего на свете. А теперь вместо того, чтобы спать, вы лежите и молитесь!
   – А что еще мне делать? – спросила Астарта, садясь. – Если есть необходимость и приходит время действовать, человек действует. А когда нет необходимости или человек не способен действовать, ему остается терпеть и… верить.
   Астарта говорила убежденно, но, умолкнув, вздохнула. Подняв свечу, Камила подошла к постели, на которой сидела Астарта.
   – Вы сами не очень уверены в этом, но хотите убедить меня в правоте своих слов. Или, может быть, себя.
   – Значит, мне не хватает сил, – сказала Астарта. – Я боюсь, Камила, боюсь за Дайена… и за моего ребенка. Мне было видение от Богини в ту ночь, когда он был зачат. Странное видение. У нас с Дайеном была любовь. Я видела лицо Дайена… в этот миг. А потом он исчез. Стало совсем темно, и я увидела другое лицо, незнакомое. И встретилась с его злобным взглядом.
   Камила осторожно присела на край постели Астарты, поставив свечу на пол.
   – Что это значит? – резко спросила она. Мысль о близости Астарты и кого-то еще, незнакомого Астарте, поразила Камилу. – Что не Дайен отец этого ребенка?
   – О нет, Дайен, – бесстрастным голосом ответила Астарта.
   – Тогда я чего-то не понимаю, – раздраженно сказала Камила.
   – Я, я тоже, – подняла Астарта на Камилу свои чудесные глаза. – Теперь я знаю, чье это было то чужое лицо – кузена Флэйма.
   Камила в замешательстве уставилась на Астарту.
   – Этого не может быть. Ведь вы же тогда еще ни разу не видели его.
   – Я не знала тогда, кто был этот человек. Теперь знаю. Из-за этого видения я оставила Дайена, – продолжала Астарта. – Я должна была расстаться с ним, должна была с открытой душой молиться Богине, чтобы избавиться от ужасных мыслей и чувств. Я надеялась, что она откроет мне смысл видения. Теперь я хотя бы знаю, чье было это чужое лицо.
   Астарту била дрожь.
   Камила хотела что-то сказать ей, но не решалась.
   Она отказывалась верить, что такая мысль могла прийти ей в голову. Если бы Астарта рассказала ей про свое видение средь бела дня, она бы посмеялась над тем, что Астарта говорит об этом серьезно. Это был всего лишь сон – и ничего больше.
   Но здесь, в этой темной, холодной и зловещей комнате, похожей на каменный мешок и освещенной лишь затухающим в камине огнем и коптящей свечкой, пойманная в ловушку и охраняемая стоящим за дверью стражем, терзаемая болью за Дайена и за себя, она вдруг поверила тому, что услышала от Астарты.
   – Вы что-то хотели сказать? – спросила ее Астарта.
   – Может быть, Богиня хочет сказать вам, что все можно спасти, что есть выход из положения. Все, что должен сделать Дайен, – это отказаться от короны, отречься. То, что вы хотели от него, у вас есть. Он дал вам ребенка. А Флэйм тогда сумеет получить то, чего он хочет, – стать королем.
   – И как вы думаете, будет ли он хорошим королем? – хмуро спросила Астарта. – Смотрите, как поступает он с нами. С моим народом. Человек, способный пойти на похищение, насилие, убийство…
   – Он делает это в силу необходимости, – возразила Камила. – Правителям приходится порой делать то, что им совсем не по нраву. Еще Маккиавели писал об этом. И Дайену приходится. Иногда правители вынуждены быть безжалостными.
   – Безжалостными? И Дайен бывает безжалостным? – почти шепотом спросила Астарта.
   – Нет, он – нет, – радостно отозвалась Камила. – Из-за этого он так и страдает. Помните, что сказал лорд Саган про ритуал? Это очень важно. Кто из них окажется сильнее, Дайен или Флэйм. Дайен на самом деле не создан быть королем. Он слишком близко к сердцу принимает чужие горести и заботы. Он печется о народе, беспокоится о своих подданных, пытается убеждать их, взывает к их здравому смыслу, когда мог бы просто действовать силой, он говорит людям правдиво и прямо, что они должны делать, а чего не должны. И слово у него не расходится с делом.
   – Мне кажется, вы обрисовали очень хорошего правителя, – сказала Астарта и вздохнула. – Только он будет несчастлив.
   – Вот, вы и сами видите, – убеждала себя Камила.
   – Дайен был хорошим королем, – продолжала Астарта. – Он добивался мира, порядка, стабильности в галактике, и в большинстве дел ему сопутствовал успех.
   – Да, успех, – с горечью сказала Камила. – И смотрите, что стало с ним.
   Она подняла с полу свечу и вернулась на свою постель, задула пламя, забралась под одеяло и съежилась под ним, как загнанный в угол зверек, готовый в ярости броситься на врага, кусаться, царапаться, только бы спастись.
   – Почему вы не испытываете ненависти ко мне, Астарта? – спросила она. – Я поняла бы вас, мне было бы легче…
   – Тогда и вы смогли бы ненавидеть меня? Нет, я не испытываю к вам ненависти, но завидую вам, если вам так хочется.
   – Завидуете мне? – повторила Камила, язвительно усмехнувшись.
   – Да, завидую. Расскажите мне, как вы любили Дайена. – Голос Астарты изменился, стал доверительным и грустным.
   Сначала Камила была изумлена, потом почувствовала себя задетой и заподозрила в вопросе Астарты какой-то подвох. В конце концов она решилась – а почему и не рассказать?
   – Хорошо. Я скажу вам. Когда я обнимаю его, все его тело, каждая клеточка этого тела бесконечно дорога мне. Я хочу впитать его в себя, всего, и навсегда сохранить его в себе. И когда он во мне, я хочу вся растечься над ним, вокруг него, просочиться в него, стать кровью, питающей его, воздухом, поддерживающим его жизнь. Вот как я люблю его. Заботиться, тревожиться о нем, беречь его – и только его! Он для меня все, и, кроме него, ничто больше не имеет для меня значения.
   – Теперь вы понимаете, почему я завидую вам? – спросила Астарта.
   Настала тишина. Обе женщины молчали. И ни Астарта, ни Камила не подозревали, что сказали слишком многое.
 
***
 
   Глубокой ночью двое мужчин сидели в ярко освещенной комнате, прислушиваясь к двум женским голосам.
   – Вот вам то, чего вы хотите, мой друг! – торжествуя, воскликнул Флэйм. Откинувшись на спинку кресла, он улыбнулся Гарту Панте. – Проблема решена. Есть наследник престола. И у него будет лицо, похожее на мое. Так сказать, изготовление по заказу. И никаких волнений и забот. Ее величество беременна. И это действительно большая удача. Глуп бы я был, если бы не воспользовался этим.
   – Каким образом, принц?
   – Немного изменив мои планы. Я вступлю с ней в брак, чего проще?
   – Да, конечно, – пожал плечами Панта. – Предполагается, что у нее уже нет мужа, я правильно вас понял?
   – Вот именно.
   – И предполагается также, что кровь не гуще, чем вода.
   – Когда кровь моего кузена будет пролита, – сказал, улыбаясь, Флэйм, я дам вам его пробу на анализ.
   Панта хмыкнул:
   – Туска приходил недавно к Сагану.
   – Знаю. Он был пьян.
   – Туска не так глуп.
   – Но и не так умен, чтобы вырваться из лап Сагана. Может быть, Туска передумал и заколебался. Если он хочет когда-нибудь снова увидеть жену и сына, ему надо бы знать, что лучше не выходить из игры. Он и сам понимает это.
   – Не знаете ли вы, устранены ли неисправности электроники в комнате Сагана?
   – Нет, мой друг, пока еще не устранены, – Флэйм положил руку на худое плечо Панты, успокаивая наставника. – Это дело рук Сагана, несомненно.
   – Он не беспокоился бы, если бы ему нечего было скрывать от нас, – запальчиво сказал Панта.
   – А что, в таком случае, скрываете вы, мой друг? – шутливым тоном спросил Флэйм. – У вас в комнате электронное оборудование тоже не функционирует.
   – Вы становитесь легкомысленны, принц, – сердито упрекнул Флэйма Панта. – Речь идет о важном деле…
   – Я отдаю себе в этом отчет, – возразил Флэйм, и таким холодом повеяло от металлического голоса принца, что старик умолк. – Завтра должен состояться ритуал. Завтра Саган докажет мне свою верность. Как только мой кузен Дайен прикоснется рукой к иглам гемомеча, все будет кончено. Саган знает об этом, и если он вздумает отговаривать Дайена… – Флэйм не договорил, лишь пожав плечами.
   Панта покачивал головой, он сомневался в том, так ли уж прав Флэйм.
   – Увидите, мой друг, увидите. Саган мой. А теперь оставим эту ночь нашему другу миледи, если, конечно, она здесь, а сами пойдем спать.
   Выходя из комнаты, Флэйм грациозно поклонился в ее теперь уже темную пустоту.

Глава десятая

   В полдень двойное солнце Валломброзы стояло прямо над дворцом. Абсолютно безоблачное небо, казалось, высушено зноем. Оба солнца – одно желтое и большое, а другое – маленькое и красное, – как два немигающих свирепых раскосых глаза, уставились на Валломброзу, готовые испепелить ее. Языки пламени, желтые и красные, проносились от одного солнца к другому, напоминая руки, держащие свободно подвешенные глазные яблоки.
   Оба светила стояли в зените, зависнув прямо над просторным двором, расположенным в самом центре дворца. Этот двор представлял собой очень приблизительный четырехугольник, окруженный высокими каменными стенами, и был открыт для обозрения и входа со всех сторон. Здесь обитатели дворца обычно проводили свой досуг.
   Черные полосы на стенах обозначали места, от которых отскакивали твердые резиновые шары. Линии, проведенные по гравию, грубо обозначали границы площадки для игры. Ряды деревянных скамеек для удобства зрителей располагались под навесом, дававшим тень.
   Однако сегодня здесь было не очень тенисто. Двойное солнце щедро изливало на арену зной и яркий свет. Жара, впрочем, не была изнурительной, потому что воздух оставался прохладным. Двойное солнце умеренно нагревало поверхность планеты.
   Выйдя с принцем из полутемного дворца, Саган, однако, надел капюшон и надвинул его на самые глаза, чтобы их не слепило солнце.
   Флэйм был великолепен. Он пригласил своих гостей на площадку для игры в крокет до времени, когда подадут чай. Особенно внимателен принц был с Астартой. Он в высшей степени почтительно вел ее под руку и предложил ей место в наиболее тенистой части площадки. Заботясь о том, чтобы Астарте было удобно, он приказал принести диванные подушки и уложить их на твердые деревянные скамейки и предложил Астарте прохладительные напитки. Астарта вежливо и холодно отклонила ухаживания принца.
   Баронесса Ди-Луна всегда открыто презирала эту свою набожную дочь-жрицу, считая ее слишком мягкой и слабой. Саган, наблюдая, как сохраняет Астарта достоинство и самообладание в этой, очевидно, безнадежной и опасной ситуации, посоветовал бы баронессе изменить свое мнение о дочери.
   Камила села возле королевы. Саган вчера толком не разглядел дочь Олефского, крестницу Мейгри. Сегодня он увидел перед собой стройную, чем-то похожую на мальчика женщину – и испытал чувство облегчения. Командующий во что бы то ни стало хотел найти и находил в ней сходство с Мейгри, если не внешнее, то уж, во всяком случае, – духовное. Он искал в Камиле хотя бы крупицу Мейгри, ее безоглядную смелость, неукротимую гордость, непоколебимую честь и тот веселый блеск в серо-синих глазах, что так глубоко запал ему в душу.
   Эта девочка (Саган думал о ней, как о девочке, хотя Камиле был уже двадцать один год или, может быть, около того) еще станет такой, как ее крестная мать, а пока что ей все-таки далеко до Мейгри. Но если в Камиле есть хотя бы задатки качеств крестной, то она проявит их в своей любви, в любви, пламя которой, вырвавшись из-под контроля, часто губит того, кто дал этому пламени вспыхнуть. Камила, казалось, не очень интересуется тем, что здесь происходит. Ее взгляд и внимание были сосредоточены на одном лишь Дайене. Саган знал, что Мейгри где-то рядом, он слышал смутную, едва уловимую музыку печали, сладостные аккорды, замиравшие в неподвижном воздухе. Что думает Мейгри о своей крестнице, хотелось бы знать Сагану.